Текст книги "Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага (сборник)"

Глава тридцать вторая
«И ветер гонит тьму тысячелетий…»

В этой главе я хочу рассказать о великом русском поэте Николае Алексеевиче Заболоцком, известном своим великолепным переводом «Слова о полку Игореве» с древнерусского языка на современный литературный. В 1985 году весь мир отмечал 800-летие этой народной поэмы. В резолюции генеральной конференции ЮНЕСКО особо подчеркивались идеи мира и гуманизма, заложенные в бессмертной поэме. Одобрительные отзывы о работе Заболоцкого над «Словом о полку Игореве» в печати в свое время опубликовали писатели В. Каверин, С. Маршак, Н. Тихонов, Ю. Тынянов, Б. Эйхенбаум, К. Чуковский…

Как-то мне позвонила из Долинки организатор Музея памяти жертв политических репрессий Марина Клышникова и сказала, что в адрес музея поступило письмо из Новосибирска от литературоведа Игоря Лощилова с просьбой рассказать о времени пребывания Николая Заболоцкого на поселении в Караганде, о тех людях, с которыми он встречался и которые помнят его, а также что сделано по увековечиванию памяти поэта в Казахстане.

Марина вспомнила, что я писал о Заболоцком в своей книге «Черные розы маршала» и в этом очерке предложил назвать одну из улиц в Караганде его именем, а на доме по улице Ленина, 9, где он жил со своей семьей, установить мемориальную доску. Сделано ли это?

Милая, наивная Марина! Разве сейчас чиновники прислушиваются к голосу писателей? О том, чтобы увековечить память о пребывании Заболоцкого в Караганде, я писал еще в 1993 году в своей первой книге о жертвах сталинизма «Созвездие талантов». Но это был глас вопиющего в пустыне… За 20 лет ничего, абсолютно ничего не сделано для утверждения памяти о Заболоцком в Караганде.

И сегодня, наверное, стоит снова напомнить о том, какой замечательный поэт жил в Караганде, какие прекрасные стихи он сочинял о шахтерской столице и Казахстане. Несмотря на то, что Николай Заболоцкий находился в Караганде на подневольном положении, не был еще реабилитирован, он воспевал жизнь во всех ее грустных, печальных и победных реалиях.

Помню, я разыскал в информационном центре при прокуратуре области документы о лагерной и ссыльной жизни поэта, карточку политзаключенного, его личное дело. Сухие протокольные данные, к тому же написанные малограмотными учетчиками НКВД, мало что говорили моему уму и сердцу. Да, он был невинно осужден Особым совещанием при НКВД 2 сентября 1938 года сроком на пять лет за антисоветскую деятельность. В качестве обвинительного материала в его деле фигурировали злопыхательские критические статьи и анонимки, обзорная «рецензия», тенденциозно искажавшая существо и идейную направленность его творчества. По 1944 год он отбывал незаслуженное заключение в исправительно-трудовых лагерях на Дальнем Востоке и в Алтайском крае. С весны и до конца 1945 года уже вместе с семьей жил на поселении, без права выезда, в Караганде.

Но что стояло за этими жуткими фактами из жизни поэта? И вот я решил применить давно испытанный способ литературных краеведов – разыскать людей, которые бы хорошо помнили его по Караганде. К этому меня подтолкнула и появившаяся тогда статья Аллы Марченко в газете «Правда» под заголовком «В похвалу трудам его и ранам». В ней она смело утверждала, что Заболоцкий в Караганде работал в проектном бюро строительного управления. Так ли оно называлось? Не ошибка ли?

– Нет, не так, – неожиданно подсказала мне заведующая протокольной частью Карагандинской городской администрации, местная поэтесса Нина Акимовна Бондаренко. – Как точно называлось, не знаю, но не так… Правильно может ответить только пенсионерка Александра Константиновна Белавина.

– А вы знаете, где живет Белавина?

– А как же! Рядом с Дворцом культуры горняков.

Был тихий, на редкость безветренный вечер. На розовый небосклон еще не поднимались звезды. Мы шли по малолюдным улицам города, и Нина Акимовна рассказывала в пути о том, какой замечательный человек Александра Константиновна Белавина. В Караганде она с 1945 года. Как окончила архитектурное отделение строительного факультета Ташкентского индустриального института, так и определилась сразу в горняцком городе. Начала свою архитектурную деятельность в управлении «Сараньстрой», где и увидела впервые Заболоцкого. Оно находилось в 1945 году на улице Ленина.

Мне захотелось побыстрее познакомиться с Александрой Константиновной, и мы ускорили шаг. В старом трехэтажном доме, расположенном неподалеку от Дворца культуры горняков, нас приветливо встретила седоволосая женщина.

– Я сейчас чайник поставлю, вареньем из яблок со своей дачи угощу…

Пока хозяйка хлопотала у газовой плиты, я осматривал ее комнату. Она огромная, и всюду – книги, книги… На столе – сборник стихов Николая Заболоцкого. Перехватив мой взгляд, Александра Константиновна пояснила:

– Недавно с местного телевидения приходили, расспрашивали меня о Николае Алексеевиче. А затем режиссер предложила мне прочитать его стихи. Так, мол, будет лучше восприниматься телепередача о Заболоцком… – и, посерьезнев, добавила: – А вообще-то, я поэзией Заболоцкого очень сильно увлекаюсь. Я часто беру в руки томик его стихов, читаю-перечитываю дорогие мне строки… О Заболоцком нередко вспоминают только в связи с его переводом на современный русский язык знаменитого «Слова о полку Игореве». Перевод, действительно, блестящий. Но не менее ведь великолепны и его лирические стихи, поэмы… А как хорошо его стихотворение о нашем городе!

И за составом движется состав,

И льется уголь из подземной клети,

И ветер гонит тьму тысячелетий,

Над Казахстаном крылья распластав…

Александра Константиновна немного помолчала и сказала:

– Всякий раз, когда я перечитываю эти стихи Заболоцкого, передо мной встает Караганда 1945 года, тлеющие терриконы и первые бараки, копры шахты города Сарани, на которую мы тогда работали…

…Закипел чайник, и мы уселись вокруг стола. За доброй пиалой казахского чая Александра Константиновна продолжила свой рассказ. И тут мы узнали, что Николай Заболоцкий прожил в Караганде всего около года. 26 января 1945 года было принято постановление Государственного Комитета обороны об освоении Сараньского участка Карагандинского угольного бассейна, возведении шахт и города Сарани. И уже в феврале-марте на станцию Михайловка начали прибывать первые эшелоны с зэками Алтайлага. В одном из них приехал в Караганду и Заболоцкий с семьей – женой Екатериной Васильевной и двумя детьми – Никитой и Наташей.

Действительно, позже я нашел в воспоминаниях сына Заболоцкого Никиты, опубликованных в журнале «Даугава» № 3 за 1988 год под заголовком «Об отце», строки о том, что в марте 1945 года Николай Алексеевич с семьей был переведен в Караганду. «К тому времени он, – как говорится в справке № 2078/53400, хранящейся в Карагандинском государственном областном архиве, – отбыл наказание и по директиве НКВД и Прокуратуры СССР из Алтайского ИТЛ НКВД освобожден 18 августа 1944 года и оставлен на работе в лагере по вольному найму».

Выходит, что многие литераторы, журналисты недостоверно пишут, что Заболоцкий в Караганде «отбывал срок в Карлаге». Ему ежовско-бериевские органы НКВД дали к тому времени «послабление», определив вольнонаемным на поселение в Караганду. Жил поэт совсем немного времени в общежитии бывших зэков по улице Первомайской в поселке Михайловка, а затем, как подсказала Александра Константиновна, ему выделили небольшую комнату в квартире № 30 по улице Ленина, 9.

Некоторые литературоведы допускают ошибку в своих публикациях, утверждая, что в Михайловке Заболоцкий завершил большую работу над стихотворным переложением «Слова о полку Игореве», начатом еще в 1938 году в Ленинграде. Не завершил он эту работу и в комнате по улице Ленина, где жила семья Заболоцкого, настолько тесной, что в ней едва могли уместиться четыре человека. Писать плодотворно в этих условиях было, видимо, просто невозможно.

Но где же, кем работал Заболоцкий в Караганде? Александра Константиновна Белавина пояснила, что в «Сараньстрое» Николай Алексеевич был назначен вначале старшим техником-чертежником. Работал он в проектном отделе, а не в бюро, как иногда пишут. С 20 июня 1945 года Заболоцкий был переведен исполняющим обязанности инженера отделения гражданских сооружений этого же отдела.

Именно в этом отделе начала свой трудовой путь и архитектор А.К. Белавина. Было ей тогда 28 лет. Еще она писала стихи, хотя и не признавалась в этом никому, даже Заболоцкому.

– Работали мы с Николаем Алексеевичем в одной комнате, – рассказывала она. – Из сослуживцев хорошо помню Яна Александровича Ливенштейна (он тоже, как Заболоцкий, был в тридцатые годы невинно осужден, кажется, за карикатуры, которые публиковал в «Известиях»). Ян Александрович считался архитектором, с его участием был разработан проект Дворца культуры горняков. Начальником же проектного отдела был Петр Михайлович Тишевский, добрейшей души человек, он тоже работал с нами в одной комнате. Здесь же стояли столы Гаврилы Михайловича Зотова, Ивана Семеновича Сусанина, Александра Павловича Шуся, геодезиста. Возглавлял отделение гражданских сооружений К.А. Баранов, который очень ценил и уважал Заболоцкого и как работника, и как поэта.

Каким был в то время Николай Алексеевич?

– Я запомнила его за рабочим столом. Он был очень усидчивым, всегда погружен в свою работу, говорил мало. Видимо, ему не хотелось вспоминать то, что он пережил в сталинских тюрьмах и лагерях. А еще он был очень вежливым, сердечным.

Мы знали, что Николай Алексеевич поэт, но просить его почитать стихи стеснялись… А он, видимо, тоже не хотел нарушать размеренной нашей рабочей жизни, которая проходила в вечном корпений над чертежами. Строители торопили нас – требовали быстрее выдавать им проекты на временные сооружения для поселка Сарань: бараки, столовую, овощехранилище, пекарню… Наше управление прокладывало железнодорожную ветку от станции Большая Михайловка в Пришахтинск длиной около 15 километров. В проектировании ее принимал участие и Заболоцкий.

Он ничем, казалось, особо не выделялся среди нас. Ходил на работу в обычной простой куртке и хлопчатобумажных брюках. Но всегда при галстуке, всегда в свежей рубашке. Как-то я похвалила его за это. Он смущенно заметил: «За это надо благодарить Катюшу».

К жене своей, Екатерине Васильевне, он относился с большой любовью, всегда хорошо отзывался о ней. Действительно, она ухаживала за ним как за ребенком. Он был тогда уже очень болен. Моя подруга – Евгения Федоровна Зиновьева (она и сейчас здравствует, живет в Караганде, на улице Нуркена Абдирова) в то время занимала на улице Ленина, 9 квартиру № 28, расположенную на одной площадке с квартирой Заболоцкого. Она дружила с Екатериной Васильевной, помогала ей, чем могла.

Так вот, Екатерина Васильевна рассказывала ей, что Николай Алексеевич крепко подорвал свое здоровье в лагерях. На Дальнем Востоке он работал в Востлаге в карьерах, на лесосплаве и даже на строительстве БАМа, в Комсомольске-на-Амуре разнорабочим.

С мая 1943 года его забросили в Кулундинские степи в Алтайлаг. Здесь на тяжелой работе в карьерах по добыче соды на одном из содовых озер он окончательно подорвал свое здоровье, заработав ишемическую болезнь сердца.

Николай Алексеевич тогда написал стихотворение «Жена», в котором воспел свое «сокровище жизни» – милую, обаятельную и заботливую Екатерину Васильевну. Позже оно было опубликовано в «Избранном» Н. Заболоцкого, вышедшем только в 1970 году. Помечено оно 1947 годом, видимо, в Москве Николай Алексеевич доработал это стихотворение, отсюда и другая дата его появления.

Я давно как бесценную книгу храню в своей библиотеке «Избранное» Н. Заболоцкого из «Поэтической библиотечки школьника» (для среднего и старшего возраста), выпущенное издательством «Детская литература» в 1970 году. Подарил мне его в Жезказгане журналист, поэт Марат Ратнер, ныне скончавшийся. И мне не стоило особого труда отыскать в книге стихотворение «Жена».

Привожу его полностью, чтобы читатели поняли, с каким уважением и любовью относился Заболоцкий к своей супруге Катюше.

Вот текст этого стихотворения:

Жена

 
Откинув со лба шевелюру,
Он хмуро сидит у окна.
В зеленую рюмку микстуру
Ему наливает жена.
Как робко, как пристально-нежно
Болезненный светится взгляд.
Как эти кудряшки потешно
На тощей головке висят!
С утра он все пишет да пишет,
В неведомый труд погружен.
Она еле ходит, чуть дышит,
Лишь только бы здравствовал он.
А скрипнет под ней половица,
Он брови взметнет, – и тотчас
Готова она провалиться.
От взгляда пронзительных глаз.
Так кто же ты, гений вселенной?
Подумай: ни Гёте, ни Дант
Не знали любви столь смиренной,
Столь трепетной веры в талант.
О чем ты скребешь на бумаге?
Зачем, ты так вечно сердит?
Что ищешь, копаясь во мраке
Своих неудач и обид?
Но коль ты хлопочешь на деле
О благе, о счастье людей,
Как мог ты не видеть доселе
Сокровище жизни своей?
 

Что касается «Слова о полку Игореве», то первый полный вариант его был завершен не в Караганде, а на станции Аккуль Целиноградской области. Как попал туда Николай Алексеевич? Александра Константиновна вспомнила один из вечеров, когда Заболоцкий неожиданно для всех попросил товарищей по работе остаться после трудового дня на своих местах.

– Если хотите, – смущенно сказал он, – я почитаю вам отрывки из своего стихотворного изложения «Слова о полку Игореве».

– Николай Алексеевич читал великолепно, так, что все мы слушали его «Слово…», затаив дыхание, – говорила Александра Константиновна. – Когда Заболоцкий ушел домой, поблагодарив нас за внимание, наш начальник Баранов восхищенно сказал: «Вот это поэт! – и спросил: – Место ли ему здесь, за чертежными столами? – и сам же ответил: – Он должен быть в Москве, рядом со своими коллегами-писателями».

Именно тогда Баранов предложил отправить Николая Алексеевича в Аккуль, в дом отдыха Карагандинской железной дороги, мол, там, в тиши, он быстрее завершит свою работу над «Словом…». А еще он предложил написать письмо от имени коллектива управления «Сараньстрой» тогдашнему председателю правления Союза писателей СССР Н.С. Тихонову о том, чтобы Заболоцкого использовали в Москве по его основной профессии – писателя, а «Слово о полку Игореве» опубликовали в одном из столичных изданий. Все сослуживцы Заболоцкого горячо поддержали это предложение.

В октябре 1945 года коллектив управления «Сараньстрой» направил официальное письмо в Москву Н. Тихонову с просьбой оказать поэту Заболоцкому всемерную поддержку и помощь. Этот документ сыграл важную поворотную роль в жизни поэта. Под самый Новый год, 31 декабря 1945 года, в управление Сараньского строительства поступила телефонограмма Тихонова о вызове Николая Алексеевича в Москву. Седьмого января 1946 года Заболоцкий тепло попрощался с сослуживцами перед отъездом в Москву, куда он был командирован управлением сроком на два месяца. Никто не догадывался тогда, что Николай Алексеевич больше не вернется в Караганду, а будет жить в поселке московских писателей Переделкино…

Осенью 1946 года в журнале «Октябрь» (№№ 10, 11) впервые был напечатан полный перевод Н. Заболоцкого «Слова о полку Игореве». Слава снова пришла к канувшему в забвение сталинских лагерей замечательному поэту, человеку больших страданий и мук, которые принес ему тогдашний «железный порядок».

Но полностью Николай Алексеевич был реабилитирован только в 1963 году по заявлению и настоянию верной подруги-жены Екатерины Васильевны, которую по праву можно сравнить с женами декабристов.

Я сейчас читаю в печати, сколько бракоразводных процессов происходит у нас в Караганде, в Казахстане, и мне становится не по себе. Мало, очень мало мы говорим о возвышенном чувстве верности, идеалах, семейной жизни. Многое, очень многое зависит от женщин. У меня, например, отношение к Екатерине Васильевне однозначное: она была до конца жизни верной женой Заболоцкого, любящей матерью, и строго берегла честь своего мужа и своей семьи. И в ссылку за мужем она выехала сразу, бросив тепло и уют своей квартиры в Ленинграде, навсегда распрощавшись с градом Петра Великого.

Екатерина Васильевна была добрейшим человеком с мягким характером, она любила литературу самозабвенно, слыла признанной мастерицей вязания кружев, обладала глубокими педагогическими знаниями.

Когда она овдовела, оставшись с двумя детьми, то могла бы сразу выйти замуж, ведь, кроме всего прочего, она была красивой женщиной.

Заболоцкий завещал ей хранить память о нем всего один год, а затем выйти замуж за порядочного человека, не обязательно поэта. Но Екатерина Васильевна этого не сделала, до конца своих дней жила одна, воспитывая своих детей с любовью и нежностью. До конца дней своих хранила память о Заболоцком, очень многое сделала для увековечивания его славы. И зря сегодня поэты не пишут о ней стихи, а композиторы не сочиняют о ней музыку. Она заслужила самых высоких восторженных слов о себе. Есть ли сейчас такие женщины? Верю, что есть!

Но я, кажется, немного отвлекся от своего строгого документального повествования. Жизнь Заболоцкого в Караганде была невыносимо тяжела. Ведь он, этапированный в ссылку на поселение в шахтерский город, не снятый с надзора, должен был ходить ежемесячно в МВД и отмечаться: что никуда не сбежал, что работает в «Сараньстрое» и о выезде в Москву не помышляет.

Как это унижало ранимое сердце поэта! Но что поделаешь – МВД есть МВД. И все же поэт тоже есть поэт, особенно если он настоящий. Несмотря на стрессовое состояние, Заболоцкий создает в Караганде такие шедевры поэзии, как стихотворения «Бетховен», «Гроза» и другие.

Думается, о внутреннем состоянии поэта хорошо говорит его стихотворение «Бетховен». Судите сами:

 
И яростным охвачен вдохновеньем,
В оркестрах гроз и трепете громов
Поднялся, ты по облачным ступеням
И прикоснулся к музыке миров.
Дубравой труб и озером мелодии
Ты превозмог нестройный ураган,
И крикнул ты в лицо самой природе,
Свой львиный лик просунув сквозь орган.
И пред лицом пространства мирового
Такую мысль вложил ты в этот крик,
Что слово с воплем вырвалось из слова
И стало музыкой, венчая львиный лик.
В рогах быка опять запела лира.
Пастушьей флейтой стала кость орла.
И понял ты живую прелесть мира
И отделил добро его от зла.
И сквозь покой пространства мирового
До самых звезд прошел девятый вал…
Откройся, мысль! Стань музыкою, слово,
Ударь в сердца, чтоб мир торжествовал!
 

Конечно, пресса в то время молчала, что в Караганде находился в ссылке, жил, наконец, известный всему миру поэт Заболоцкий. Да ведь так оно и бывает: живет рядом гений, и его вроде бы никто не замечает, больше того – насмехаются: вот живет поэт, ну и что? Мы-то живем лучше, у нас хлеб, вино, мясо, а у него что? Стихи… ха-ха!

И только когда великий, талантливый человек умирает, мы спохватываемся: как же так, жил, работал рядом, а мы-то не заметили! Во все времена отношение к талантам в нашем государстве-царстве было пренебрежительное. А сейчас? Изменилось ли что?

Сколько ни искал официальных печатных свидетельств о пребывании Заболоцкого в те времена в Караганде, в Казахстане – не обнаружил. Кроме одного. Это информация, опубликованная в областной газете «Социалистическая Караганда» 7 октября 1945 года. В ней сообщается:

«Карагандинским городским Домом партийного просвещения для интеллигенции города было организовано слушание нового перевода на современный русский язык знаменитого памятника древней русской литературы „Слово о полку Игореве“, написанного в стихах Заболоцким».

В газете дается оценка этому труду: «Перевод, безусловно, удачен. Поэт точно воспроизводит содержание подлинника, тонко передает его эмоциональную насыщенность и одновременно создает свое, новое произведение, которое с одинаковым живым интересом прочитает читатель, не знакомый ранее со „Словом о полку Игореве“, и читатель, с детства знающий, любящий это бессмертное произведение. Перевод отличается богатством словаря и разнообразием изобразительных средств». Эту заметку в газете написала преподаватель Карагандинского учительского института Нона Меделец – спасибо ей за это!

А.К. Белавина, к ее огорчению, не была на том слушании в Доме партийного просвещения, но знает, что газетная заметка очень обрадовала Николая Алексеевича. Сослуживцы поздравляли его с успехом, а он, как всегда, смущенно говорил: «Да полноте вам…»

Но по-настоящему карагандинское творчество поэта оценили позже. В том же «Избранном» Н. Заболоцкого опубликована статья поэта Евгения Винокурова, которого я люблю с юношеских лет. Так вот он, мне думается, достойно оценил творчество Заболоцкого после многих лет его мук и скитаний в лагерях смерти. В статье Евгений Винокуров пишет:

«В своих ранних стихах (книга „Столбцы“) мастер гротеска, иронического примитива в духе художника Анри Руссо, экспрессивной метафоры („Худые, лысые мужья сидят, как выстрел из ружья“), Заболоцкий смело шагнул в область глубокой серьезности. В стихах позднего периода он демонстрирует образцы фигурной метафорической лепки, образцы зримой, выпуклой предметности:

 
И вот, ступив на солончак,
Стоит верблюд, Ассаргодон пустыни.
Дитя, печали, гнева и гордыни,
С тысячелетней тяжестью в очах.
Косматый лебедь каменного века,
Он плачет так, что слушать нету сил,
Как будто он, скиталец и калека,
Вкусив пространства, счастья не вкусил.
 

Заболоцкий ценит предметность, он любит такое емкое слово, как „кусок“, он даже пишет „кусок влаги“.

Поэт внутри мира. Он чувствует себя частью мира: „Я жизнь мою прожил, я не видал покоя: покоя в мире нет. Повсюду жизнь и я“».

Так что Караганда утвердила Заболоцкого как талантливого самобытного писателя. Это признали и его московские коллеги, решившие вернуть опального поэта в столицу. Заболоцкий навсегда покинул Сарыарку, где он нашел «приют и вдохновенье». Но в своих стихах он еще не раз вернется к Казахстану, Сарыарке, ее желтым, выжженным солнцем степям…

И не раз будет потом с сожалением вспоминать, что утратил карагандинских друзей.

Вскоре из Караганды следом за поэтом выехала и его семья – жена, дочь и сын. Произошло это в июне 1946 года, когда начались каникулы в школах. Собственно говоря, Екатерина Васильевна потому и задержалась в Караганде с детьми, что не хотела прервать учебу Никиты (Наташа еще не ходила в школу).

Провожали ее с детьми на вокзале соседи, уже упомянутая нами Евгения Федоровна Зиновьева с мужем своим Григорием Игнатьевичем Титаренко, который работал в «Сараньстрое» главным механиком и дружил с Николаем Алексеевичем.

«Спасибо вам, карагандинцы, за то, что постояли за мужа моего, помогли нам», – эти слова Екатерины Васильевны были прощальными на карагандинской земле. Во всяком случае, так мне сказала во время нашего телефонного разговора Евгения Федоровна Зиновьева.

Тут надо заметить, что дружба Заболоцких с карагандинцами продолжалась и после их отъезда в Москву. На даче Николая Алексеевича в Переделкино одно время жил карагандинец Гаврила Михайлович Зотов. Ему Заболоцкий подарил свою книгу «Избранное». Гаврила Михайлович точно так же, как Белавина, всегда восторженно отзывался о Заболоцком. Он знал Николая Алексеевича с Комсомольска-на-Амуре, вместе они отбывали свои сроки в лагерях Алтая, вместе попали на поселение в Караганду.

Гаврила Михайлович поражался мужеству Заболоцкого никогда не расставаться с поэзией, даже на лесоповале, на прокладке железнодорожных шпал в тайге и казахстанской степи тот продолжал придумывать новые стихи, вечно бормоча себе под нос пришедшие на ум строки. Г.М. Зотов говорил своим сотоварищам по «Сараньстрою»:

– Поэт милостью божьей, Николай Алексеевич добивался успехов в литературе своим письменным трудолюбием и упорством своим. Я не знаю в России более бесстрашного поэта. Это какое мужество надо иметь, чтобы после великих поэтов Жуковского и Бальмонта взяться за поэтическое переложение «Слова…»! И сделать это не хуже, а может быть, даже лучше их!

Уже после кончины Н.А. Заболоцкого Гаврила Михайлович со своей супругой Анной Ивановной побывали в Москве на квартире поэта. Их любезно встретила жена Заболоцкого Екатерина Васильевна. Вместе они посетили могилу поэта. По совету Екатерины Васильевны Зотовы сходили в Большой театр на оперу А.П. Бородина «Князь Игорь». Перед отъездом карагандинцев Екатерина Васильевна подарила им только что вышедшую книгу «Воспоминания о Заболоцком». Они попросили ее дать им автограф. И Екатерина Васильевна оставила такую надпись:

«Гавриле Михайловичу Зотову и его семье от семьи Заболоцких с наилучшими пожеланиями.

Е.Заболоцкая».

Вскоре близкий лагерный друг Н.А. Заболоцкого Гаврила Михайлович Зотов скончался. Но их жены продолжали переписываться, Анна Ивановна с сыном Володей несколько раз навещали Екатерину Васильевну.

Вспоминали, как вместе сажали картофель на огородах под Саранью, как по осени собирали богатый урожай клубней… Именно тогда Николай Алексеевич, поднимая очередной мешок, наполненный картофелем, сказал: «Человек никогда не пропадет. Это самое выносливое существо на свете. И чего только он ни придумает, чтобы выжить».

Действительно, если бы не картофель, то многие карагандинцы погибли бы тогда с голода. За хлебом стояли огромные очереди в магазинах, мясо было баснословно дорогим на рынках, а в торговой госсети его вообще не было. В тяжелые послевоенные годы жили по карточкам.

В своей книге «Их помнит Сарыарка» писатель-краевед Юрий Григорьевич Попов тепло написал о дружбе семей Заболоцкого и Зотова. Работая над сбором материалов о жизни поэта, он обратился к его супруге Екатерине Васильевне с просьбой написать несколько слов о днях, прожитых в Караганде. Вскоре вдова писателя ему ответила:

«В Караганде мы, семья Заболоцких, дружили с семьей Зотовых, доброй и отзывчивой. Глава семьи Гаврила Михайлович был чрезвычайно доброжелателен и вообще очень хороший человек. Дружил муж: и с И. С. Сусаниным, который несколько позднее Николая Алексеевича уехал из Караганды. Со многими сослуживцами у Заболоцкого были хорошие отношения…»

Встречался Юрий Григорьевич Попов и с писателем В.А. Кавериным в Москве, в Лаврушинском переулке. Вениамин Александрович считал, что главная заслуга Заболоцкого в том, что он воспринял памятник древнерусской литературы «Слово о полку Игореве» как интересное чтение и сумел передать это ощущение читателю. «Это были годы, – говорил В.А. Каверин, – когда, работая землекопом, дорожным рабочим, чертежником, он совершил подвиг – не могу иначе назвать – перевод „Слова о полку Игореве“, который является, как мне кажется, одной из вершин его мастерства. Можно смело сказать, что каков бы ни был суд потомков над нашей поэзией, его перевод „Слова о полку Игореве“ займет в ней высокое место».

…В один из вечеров я вместе со своей женой Катюшей побывал в доме № 9 по улице Ленина в квартире, где жил Н.А. Заболоцкий с семьей. После их отъезда в этой квартире долго жила знакомая нам поклонница таланта Заболоцкого Александра Константиновна Белавина. Сейчас здесь живет семья Исабековых. Камал Бейсенович был старшим научным сотрудником угольного института КНИУИ, его жена Гульнар Валихановна – тоже научный работник. У них двое детей. Но если Заболоцкие занимали одну тесную комнату, то Исабековы – две (вторая большая комната во времена Заболоцких отводилась под общежитие).

Мы с любезного разрешения хозяев вошли в комнату, где жил Заболоцкий со своей семьей.

– Знаете что, – неожиданно сказал Камал Бейсенович, – к нам сюда приходит масса людей, все интересуются комнатой, где жил Заболоцкий, вещами, которые остались после него. А осталась только одна настенная лампа-бра. Мы ее бережно храним. Кто знает, может, со временем будет организован музей Заболоцкого. Ведь в нашем городе свято берегут память о нем. Но нет ни музея, ни даже улицы, носящей его имя. А не мешало бы. Как вы думаете?

А я думаю так же: не мешало бы. Но больше всего меня волнует, что те общечеловеческие ценности, которые выработал Заболоцкий, пока не коснулись душ многих людей. Конечно, жить стало труднее, дороже. Но разве мы не люди, разве только пища телесная нас тревожит? Нет, конечно. Меня угнетает, что все меньше людей идут в писатели, все больше – в коммерсанты, предприниматели.

В 2003 году исполнилось столетие со дня рождения Николая Заболоцкого. И никто, никто ни в Караганде, ни в Казахстане, ни даже в России как следует не отметил эту дату. Обидно, горько, больно до слез. В своем стихотворении «Завещание», созданном в 1947 году, почти сразу после отъезда из Караганды в Москву, Заболоцкий писал:

 
О, я недаром в этом мире жил!
И сладко мне стремиться из потемок,
Чтоб, взяв меня в ладонь, ты, дальний
мой потомок,
Доделал то, что я не довершил.
 

Довершим ли? Навряд ли…