Текст книги "Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага (сборник)"

По приглашению одной из школ Пятигорска я выступил со своими стихами перед старшеклассниками. Учителя русской литературы мне подарили на память об этой встрече прекрасно изданную книгу местных краеведов Евгении Польской и Бориса Розенфельда «И звезда с звездою говорит…» о знаменитых людях, которые родились, жили или отдыхали на Кавказе. И опять знатоки литературного краеведения обошли Солженицына, о нем в книге ни слова. Вполне понятно, под обложку одного, хоть и внушительного издания, всех талантливых людей при всем желании не вместить. Но для звезды первой величины мировой литературы А.И. Солженицына можно было найти хоть несколько страниц…

Изучая жизнь и творчество Александра Исаевича, я обратил внимание на одну деталь. Родился он на улице Пушкина в Кисловодске, жил в Ростове-на-Дону на Пушкинской, считаю, самой красивой улице в этом городе. Часто Александр Исаевич любил цитировать стихи Пушкина на своих уроках в школах. Он первым в СССР открыл нам лагерную тему, показав в книгах всю мощь русского языка, заметно обогатив его. И, думаю, он мог бы сказать о себе подобно Пушкину:

 
Нет, весь я не умру – душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит —
И славен буду я, доколь в подлунном, мире
Жив будет хоть один пиит.
 

Так ведь оно уже сейчас и происходит. Голос Солженицына переплетается с голосами крупных русских писателей разных поколений, которые утверждали в своих книгах правду жизни. Речь его глубоко народна, слово от Иисуса Христа, принесшего себя в жертву людям.

Как-то я написал стихи «Русская речь», которые посвятил А.И. Солженицыну.

 
Будет беречь нас Бог, беречь.
Помните только русскую речь.
Мамина память, прадедов степь
Ей не дадут умереть.
Подвиги, славу, большие дела
Русская, речь, как могла, сберегла.
С нею спаять навсегда нам дано
Битву Полтавскую, Бородино,
Крестное имя Москва, Сталинград —
Проповедь высшая, рай через ад.
Плавная, бойкая, гордая речь
Будет врага неразумного сечь.
Жизнь ее вечная, вся – впереди,
Всех она сдружит, словом, сроднит.
Книги российские, Пушкина речь
Даже кострам, инквизиций не сжечь.
Помыслы чистые, будто родник,
Людям несет наш великий язык!
 

Чистые помыслы, правду жизни несет людям Александр Исаевич Солженицын. Его звезда никогда не погаснет.

Глава тридцать пятая
Черные розы маршала

Какие только страсти не разгорались вокруг имени кинозвезды Татьяны Кирилловны Окуневской! Она, мол, была любовницей Иосипа Броз Тито, Абакумова, Берии, Сталина, Симонова. Якобы из-за любви знаменитой артистки к сексуальным похождениям рано скончался ее муж – известный в свое время писатель Борис Горбатов, лауреат Сталинской премии.

Что касается лагерной «эпопеи» Окуневской, то здесь тоже хватает неясностей. Журналисты то отправляют ее в Дальлаг, то высылают в Магадан. Будто бы за шпионские связи с иностранцами.

Так где же правда? Недавно по моей просьбе в спецархиве управления Комитета правовой статистики и спецучетов по Карагандинской области при Генеральной прокуратуре РК рассекретили личное досье на заключенную, киноактрису Татьяну Кирилловну Окуневскую. И получается, мне выпала большая честь довести до сведения всех ее поклонников из достоверного источника, что великолепная советская артистка была осуждена Особым совещанием при МГБ СССР 10 декабря 1949 года по статье Уголовного кодекса 58 пункт 10, то есть за антисоветскую агитацию и пропаганду, а не за шпионаж, на срок десять лет. Да, ей вначале хотели припаять «шпионаж» за контакты с маршалом Иосипом Броз Тито, послом Югославии в СССР Владо Поповичем и другими иностранцами, но ничего не получилось у ретивых чекистов, фактов не хватало. Даже Берия, полистав дело Окуневской, сказал Абакумову:

– Ну какая из Татьяны шпионка? Иностранцы любили ее как женщину, как киноактрису, домогались ее сердца. Вот и вся шпионская связь. Судить ее надо за злой колючий язык – не думает, что говорит, Сталина тупорылым называет…

Именно тогда ее пустили по 58 статье, как и певицу Лидию Андреевну Русланову.

Тринадцать месяцев актрису Окуневскую промучили в московских тюрьмах МГБ (арестовали 13 декабря 1948 года), а затем направили в Степлаг МВД. В Караганду она прибыла 17 января 1950 года из Бутырской тюрьмы. В тот же день она попала в третье лагерное отделение Степлага, которое находилось на территории нынешнего Джезказгана.

Каково же ей пришлось в этих не столь отдаленных местах? Сама Окуневская в своей книге мемуаров свидетельствовала:

«Здесь край света, нет никого, ничего, кроме нас [9]9
  заключенных – В.М.


[Закрыть] и нашей охраны, пустыня, медные рудники. Это „спецлаг“, ходить можно только с номерами на шапке, на спине и на колене, и у меня уже такой номер есть – СШ 768. „С“ – это спецлаг, а вторая буква… исчисление нас в тысячах – кончается тысяча, и появляется новая буква алфавита.

У нас нет забора, мы огорожены колючей проволокой. Наш лагерь – отделение, а основной лагерь, эти самые рудники, километров за двадцать, там находится и высокое начальство, которое иногда у нас появляется. Наша зона работает на строительстве канала, на кирпичном заводе, на строительстве железнодорожной станции и поселка при станции. Климат резко континентальный, сейчас зимой такие вьюги, что от барака к туалету протягивают канат, чтобы не унесло… Бараки саманные, это кирпичи из соломы и глины, нары двухэтажные, и самое тяжелое – опять как в тюрьме: бараки после отбоя закрываются на замок».

Так ли было, как пишет Окуневская? Да, так, сомневаться в ее рассказе не приходится. Почетный гражданин Караганды, восьмидесятидвухлетний Камали Жуматаевич Дюсембеков в 1950 году работал штатным пропагандистом Джезказганского райкома партии. Было ему тогда 26 лет, он неоднократно выступал с лекциями и перед заключенными Степлага как на рудниках, так и непосредственно в зоне. Выступал он под охраной, за трибуной, офицеры Степлага боялись, как бы чего не случилось. Но ничего необычного, сверхъестественного не происходило. Вот разве порой каверзные вопросы задавали лекторам. Был среди них и такой:

– За что посадили киноактрису Окуневскую? Ее к нам по этапу из Москвы пригнали, она у нас в инструменталке работает…

Но ничего не ответил на этот вопрос Камали. Да и не мог он ответить – это не входило в его компетенцию. Поднялся сидевший в президиуме курносый белокурый лейтенант, начальник КВЧ (культурно-воспитательной части) и неожиданно как рявкнет:

– Кто задал лектору провокационный вопрос?

И в зале сразу гробовая тишина установилась: муха пролетит – слышно. Но самое удивительное – после лекции в Красном уголке лагеря передвижка показала фильм «Это было в Донбассе», в котором Окуневская играла одну из главных ролей. И когда офицеры выходили из Красного уголка, то заключенные хором прокричали:

– Свободу Окуневской!

Киноактриса, действительно, работала в Степлаге «придурком» в инструменталке. Она выдавала кирки и лопаты бригадам, работающим на строительстве Кенгирского водохранилища. И ей, считала сама Татьяна Кирилловна, крепко повезло, ибо в инструменталке было одно «спасающее обстоятельство» – это прохладная землянка, где она пряталась от изнуряющей жары, суховеев и песчаных бурь. Здесь она просиживала все дни, сочиняя письма на свободу. Позже на основе этих писем она напишет свою замечательную книгу «Татьянин день», которая выйдет в Москве в издательстве «Вагриус» в 2001 году.

Как раз в этой книге Татьяна Кирилловна сама объяснит, что она была осуждена по статье 58–10 всего-навсего за свои «колючие» высказывания. Осведомитель МГБ, некий Жорж Рублев донес, что Окуневская, встречая Новый год под Веной в особняке маршала Конева, произнесла тост за тех, кто погиб в сталинских лагерях. А в Киеве в перерыве между съемками картины «Сказка о царе Салтане» в кафе на Прорезной она заявила, что «все коммунисты лживые и нечестные люди, как Сталин».

Советская охранка стала следить за ней после того, как она влепила пощечину министру госбезопасности СССР Виктору Абакумову. Во время одной из вечеринок для иностранцев в гостинице «Москва» Абакумов, изрядно подвыпивший, полез к актрисе целоваться. Поскольку он был одет во все штатское и присутствовал на приеме инкогнито, Окуневская, не зная, что перед ней шеф МГБ, со всей силы шлепнула его по щеке. И услышала гневное шипение обиженного:

– Ну, тварь, ты меня скоро вспомнишь! Дорого тебе обойдется твоя выходка. Запомни, кто я: Абакумов, министр госбезопасности.

Вот так Окуневская познакомилась со своим палачом. Вскоре он прислал ей записку, в ней всего четыре слова:

«Вы подлежите аресту.

Абакумов».

Молодчики в черных кожаных пальто, передав записку шефа, сразу скрутили ей руки. Мать Окуневской бросилась к двери, закрыла ее:

– Не пушу, окаянные! Разве можно творить беззаконие? Отпустите Танечку…

Но старуху толкнули так, что она упала, больно ударившись о пианино. Когда чекист хотел взять у нее ключи, она плюнула ему в лицо:

– Это вам от всех матерей России!

Обезумевшая Татьяна не знала, что делать. Слезы текли по ее лицу. И она крикнула:

– Свиньи! Тупорылые, безмозглые, как и ваш министр… Наступит время, и Бог вас накажет!

Они в ответ засмеялись:

– Бога нет!

И тут неожиданно снова заговорила мать:

– Есть Бог! Есть высшая правда, она придет…

В домашнем халате Окуневскую бросили на Лубянку, ей даже переодеться не разрешили. Больше года ее держали в одиночных камерах, избивали, морили голодом, довели до такого психического состояния, что она стала разговаривать с воробьями, которые садились на решетки окна.

В конце концов ее привели в кабинет Абакумова. Он сидел за столом, который ломился от различных яств. Запахи сочных алых яблок, груш, спелого голубого винограда ударили в ноздри так, что у Окуневской закружилась голова.

– Ну что? Договоримся или будем худеть? – цинично спросил Абакумов.

С лицом победителя он подошел к ней, и Окуневская ощутила прикосновение его липких рук. Он стал раздевать ее с жадностью голодного зверя.

И когда Абакумов дыхнул ей в лицо отвратительным перегаром, зловонием, она не выдержала и снова со всей силы ударила его по щеке. При этом она толкнула его на стол так, что его громоздкое тело разбросало яства по всему кабинету. И, собирая их, ползая на коленях, он опять зашипел как змея:

– Сдохнешь, и мать родная не узнает, где! В самое пекло ада отправлю…

Самое пекло ада – это и был лагерь в Джезказгане. На кирпичном заводе она упала от солнечного удара, еле пришла в себя в медсанчасти. На строительстве железнодорожного вокзала ей защемило руку в дверях так, что она опять потеряла сознание.

И быть бы ей мертвой красавицей, если бы не помощь и любовь к ней заключенных. Им и в голову никак не могло прийти сначала, что рядом с ними в серой оборванной телогрейке, ватных брюках надрывается на тяжелых физических работах знаменитая актриса. А она к моменту приезда в Джезказган и была таковой. Она снялась в фильмах «Пышка», «Горячие денечки», «Майская ночь», «Александр Пархоменко», «Последняя ночь», «Ночь над Белградом». Ее знали и высоко ценили за рубежом, ее встречали на «бис» в Белграде, Софии, Бухаресте… И когда люди узнали историю ее ареста, то их возмущению не было предела. Ей сочувствовали все, даже многие чекисты. Разве можно насиловать талантливых людей, принуждать их к близости, мстить им? Григорий Распутин был не менее похотлив, чем Абакумов, но он не преследовал женщин, которые отказывали ему в соитии. Неужели в советском, запутанном идеями марксизма-ленинизма-сталинизма обществе, женщины должны быть «общими», подчиняться любой прихоти любого мужчины? И правильно сделала Окуневская, бросив вызов Абакумову.

Ее понимали, ее поддерживали, как могли.

Лагерный врач Георгий Маркович Кауфман успокаивал ее:

– Терпи, дочка, и в аду люди живут…

Заключенные делились с ней посылками, лекарствами, едой. По ночам они собирались у нар Окуневской и расспрашивали ее о жизни. Им казалось, что судьба актрисы всегда полна удивительных приключений, неги, пылкой любви, ненависти, всяких неожиданностей. Затаив дыхание, молодая женщина, девятнадцатилетняя крестьянка из Западной Украины Валентина Пупуля, краснея, спрашивала Окуневскую:

– Это правда, что вы были любовницей Иосипа Броз Тито?

О милое, наивное создание! Конечно же, это все сплошные сплетни, выдумки невежественных людей!

А как было на самом деле? В 1946 году Окуневская совершала заграничное турне по Югославии. В то время там с большим успехом проходила премьера кинофильма с ее участием «Ночь над Белградом». В этой картине Татьяна Кирилловна талантливо исполнила гимн югославских партизан под звуки польского джазового оркестра Генриха Ворса (друга Эдди Рознера). Эту песню, впервые исполненную ею на Ташкентской киностудии, она затем будет повторять на «бис» несчетное количество раз в госпиталях и даже на фронте на военных грузовиках. Песня так полюбится людям, что имя Окуневской будет бессмысленным без нее. Особенно ошеломляла зрителей концовка гимна: на словах «в бой, славяне, заря впереди» актриса выхватывала спрятанный в рукав большой алый газовый шарф и взмахивала им над головой! Зрители были в неописуемом восторге – они требовали, просили, умоляли актрису исполнить эту песню еще и еще…

Побывав на концерте Окуневской, маршал Иосип Броз Тито буквально влюбился в нее и в ее честь дал ужин в своем особняке. В книге «Татьянин день» актриса подробно описывает этот ужин, рисуя нам маршала Югославии как искреннего, веселого, гостеприимного человека. Мимо нее не проходит незамеченным даже кольцо с черным бриллиантом на его правой руке, оно приносит ему счастье, замечает она.

На лице маршала – никакой похоти. Он улыбается приветливо, как подобает интеллигентному человеку. Да, это антипод Берии, который накануне поездки артистки за рубеж заманил ее в свой особняк, напоил, изнасиловал. Ей всегда было потом плохо до безумия, до потери памяти, когда она вспоминала о вечере с жестоким, грубым, похотливым Берией.

Иное дело Тито. Нет, она не была его любовницей, но могла стать. И не только любовницей, но и законной супругой. Когда маршал прилетел в Москву, то он дал банкет в ресторане гостиницы «Метрополь». Кто бывал там, тот на всю жизнь запомнил солнечный паркет, сияющий стеклянный потолок, семицветный фонтан, высокую эстраду.

Когда заиграл оркестр, Тито через весь зал пошел к Окуневской, пригласил ее на танец. И, танцуя с ней вальс, он предложил ей переехать в Хорватию, на свою родину, обещал построить для нее в Загребе студию…

– Наконец-то я держу Вас в своих объятиях! Я думал, что никогда не дождусь Вас…

По сути, это было объяснение в любви. И жаль, что в ответ на это признание маршала последовал совковый ответ Окуневской:

– Я не могу уехать из своей родной страны.

Тогда же Тито предпринял еще одну попытку увезти обаятельную актрису в Югославию, предложив всему коллективу театра, в котором она работала, выехать на гастроли в его страну. Однако Берия, узнав об этом, запретил Окуневской выезд из СССР, хотя театру дал такое разрешение. Можете себе представить, какой провал получил театр, приехавший на родину маршала без Окуневской.

Иосип Броз Тито – этот восхитительный принц – никогда больше не появится в жизни актрисы. Но она до последних своих дней будет вспоминать маршала, его нежные слова, умение ухаживать, корзину цветов от Тито – двести черных роз. Их принесли в театральный зал для нее одной, поставили у ее ног после спектакля, когда упал занавес и она вышла к рампе. В изумительной красоты цветах она нашла записку Иосипа Броз Тито:

«Я беспрерывно думаю о Вас, и не сможете Вы совсем выбросить меня из сердца»…

Да, она не смогла выбросить его из сердца. Платоническая любовь порой запоминается сильнее, чем любовь физическая. Тем более, когда любит такой большой красивый мужчина, как Иосип Броз Тито.

Блистательного маршала ей заменил посол СФРЮ в СССР Владо Попович. Вот с ним, действительно, у нее была физическая близость. Это как наваждение! Они встречались тайком, в маленьком особняке, огороженном березами, – она прямо-таки потеряла голову, бежала каждый день к нему, чтобы только видеть, целовать его красивые руки. Он мог держать ее в экстазе часами, это было незабываемое блаженство любви. Возвращаясь домой, она как бы парила, не замечая осуждающих ее взглядов мужа, резких замечаний матери, что дочь стала забывать о хозяйственных делах…

И вдруг неожиданно все исчезло, как туман над рекой. Иосип Броз Тито стал проводить самостоятельный путь развития Югославии и вышел из подчинения Сталину. Он отозвал всех своих чиновников из Москвы, и Владо Попович тоже сгинул где-то за железным занавесом. Последняя встреча с ним была тяжелой невыносимо, оба предчувствовали, что больше никогда не встретятся. И подушки все были в слезах, мокрыми и солеными…

Она пришла домой опустошенная и тут же узнала, что арестована Лидия Андреевна Русланова, великолепная исполнительница русских народных песен, певица Победы, как называли ее в народе. В своей записной книжке Окуневская напишет:

«И то, что я узнала от мужа, меня потрясло: оказывается, кто-то посмел поднять руку на маршала Жукова, человека, спасшего Родину, Россию, наплевали на его заслуги, на любовь к нему народа – его перевели командующим каким-то военным округом, а с его личного друга детства, прошедшего с ним всю войну, – генерала Крюкова – сорвали погоны и арестовали… Шабаш входит в свой апогей. Не захлебнутся ли они кровью, начиная все сначала?»

И дома начались скандалы. Окуневская упрекает своего мужа Бориса Горбатова в подхалимстве, трусости, в том, что он пишет неправду, как и его друг Константин Симонов. Она называет его лакировщиком советской действительности, лакеем Фадеева и Сталина. Некрасивый, кривоногий, полулысый, с подслеповатым глазом, он ущербен и душой, вечно лжет! И все это делает ради карьеры, ради Сталинской премии! Окуневская пишет о муже:

«Он умный и не может не видеть того, что творится. Он варится во всем этом! Никто не смог увидеть письма, оставленного застрелившимся Фадеевым, оно тут же было изъято органами, но та самая совесть, которая не дает спать по ночам, заставила Фадеева взвести курок: из-под его пера сыпались, как из рога изобилия, подписи на аресты писателей…»

Что же Борис Горбатов? Как и Симонов, виновный и причастный к травле Михаила Зощенко, Анны Ахматовой, Бориса Пастернака и других писателей, он молчит, как будто в стране ничего не происходит. Дремлет его совесть. Окуневская, осуждая мужа, сама готова убить его из собственного пистолета, который ей подарили летчики за концерт в Австрии в летном полку. Говорили, что этот браунинг принадлежал самой Еве Браун. Он настолько нравился Окуневской, что она часто любовалась им, его холодным стальным блеском, разукрашенной жемчугом рукояткой. С каким наслаждением она всадила бы пули из этого браунинга в лоб Горбатову, Симонову, да и самому Сталину за все злодеяния, что они делают против демократии, свободы слова, против русского народа, его интеллигенции.

Она была на грани помешательства. И, боясь ее гнева, необдуманных поступков, Борис Горбатов выкрал ее браунинг из шкафчика в спальне и выбросил в реку за Кишиневом прямо из окна вагона, в котором они возвращались из Молдавии в Москву после концертов Татьяны.

Когда Окуневская узнала об этом, она прямо-таки онемела. Как можно распоряжаться собственностью другого человека, не заручившись его разрешением?

– Я спасаю тебя от необдуманных выстрелов, – оправдывался Горбатов. – Я спасаю тебя от ареста за хранение огнестрельного оружия без паспорта.

Но спасти Окуневскую от ареста, как мы знаем, уже не удалось. Как только они приехали в Москву, ее бросили в тюрьму на Лубянке. И сразу лауреат Сталинской премии Борис Горбатов отказался от нее как от прокаженной. И пока она находилась в джезказганском лагере, он не выслал ей ни одного письма, ни одного сухаря. А вскоре нашел себе новую, более лояльную к Советам и коммунистам жену – актрису Н. Архипову. Однако прожил с ней недолго: в 1954 году он последовал в мир Божий, скончавшись от инсульта. А было ему всего 42 года! Мир праху его.

Окуневская находилась в Степлаге около двух лет. Она оставила о себе в этом лагере самые лучшие воспоминания, с ее именем бывшие заключенные связывают проведение в зоне праздников 1 Мая, Дня Победы. У нее был особый нюх на талантливых людей, в КВЧ она создала хор, балетную группу, драматический кружок. Во время концертов, которые она готовила и вела, зрители ликовали, восторженно кричали, плакали. Саму Окуневскую встречали ревом – она изумительно исполняла песни фронтовых лет: «Катюшу», «Синий платочек», «Землянку»… Вальс из фильма, взятом в качестве трофея в Германии, «Мост Ватерлоо» в ее исполнении многим напомнил о том, что любовь должна быть вечной, что у нее нет границ, что благодаря любви, поселившейся в сердце человека, рождается жизнь на земле.

В учетной карточке Т.К. Окуневской указывается, что 21 августа 1951 года она убыла из Джезказгана в Москву в тюрьму МГБ СССР. Чем вызван был ее перевод? Татьяна Кирилловна написала письмо Сталину о злодеяниях Абакумова и тайно отправила его в Кремль через доверенную подругу. Однако письмо не дошло до Сталина, оно попало в руки того самого человека, на кого артистка жаловалась, – Абакумова.

И вот снова встреча с этим страшным убийцей. Его издевательствам нет предела, она опять в одиночке, ее не выводят даже на воздух. Далекий Джезказган, его пыльные горячие бури и ледяные метели, грязные бараки со вшами и скудная похлебка кажутся ей теперь чуть ли не санаторием. Краем уха она слышит о «деле врачей», видит, как ведут по коридору в арестантском костюме печальную и гордую Полину Жемчужину – жену Молотова – на очередной допрос… О, когда же падут врата этого ада сталинизма, эта кромешная тьма загубленных душ? Когда же, наконец, Бог накажет, бросит в реку огненную всех тех, кто создает этот ад на земле?

И, кажется, Бог услышал ее зов. Она видит в щель приоткрытой двери: повели с наручниками на руках Абакумова, мерзкого выродка рода человеческого. Неужели наступает рассвет?

Рассвет для нее наступит не скоро. После Карлага, московских тюрем будут еще лагеря на Севере, в Латвии… Но однажды она снова увидит себя на сцене театра имени Ленинского комсомола, в новых фильмах «Ночной патруль», «Звезда балета». Но никто никогда не подарит ей уже сказочный букет – двести черных роз, как это сделал маршал Иосип Броз Тито. Ее время уйдет вместе с распадом могучей державы – СССР, смертью «верных ленинцев-сталинцев».

Окуневская переживет многих властителей СССР. Отпразднует свое 80-летие. И на нем опять произнесет тост за всех тех, кто погиб и страдал в лагерях смерти Сталина ради новой жизни на земле, ради торжества любви, разума, справедливости. Она, как всегда, будет «в ударе нежных чувств». И никто уже не сможет осудить ее за антисоветскую пропаганду и агитацию и сослать в Степлаг.