Текст книги "Исповедь победителей"

На фронт

В первый день октября 1943 года трубач проиграл «Большой сбор». Мы собрали свои солдатские пожитки, погрузили возимое имущество в машины и ускоренным маршем пошли на станцию Белореченскую. Туда уже были поданы эшелоны под погрузку. В эту же ночь застучали колёса – на фронт! На этот раз долго размышлять не пришлось, проехали Армавир, повернули на Краснодар. Ясно, следуем на Таманский полуостров и будем форсировать Керченский пролив в Крым. А там горы по всему южному побережью, и не зря наш генерал Колдубов устраивал марш-броски по горам и перевалам.

Днём подолгу стояли на станциях, а паровоз цепляли к хвосту эшелона, чтобы немецкая воздушная разведка считала – поезд идёт на восток. Днём из вагонов солдатам выходить запрещалось. Готовилась большая операция. Применялась максимальная маскировка, скрытность, а с наступления темноты эшелонам давалась «зелёная улица». Проехали Краснодар, Крымскую, и на станции Варениковской мы выгрузились. Дальше железная дорога ещё не была восстановлена. Рассредоточились, в целях маскировки, по кустам и камышовым зарослям в пойме реки Кубань. С наступлением вечера совершили марш-бросок на Темрюк. Миновав его, оказались в открытой, солончаковой степи, поросшей бурьяном, и перекати поле. До рассвета нас накормили горячей кашей и приказали весь день лежать, без перемещений.

На западном горизонте хорошо просматривались очертания Керченского полуострова. В голове тревожные мысли, – какая встреча ждёт нас там при десантировании? Всё началось в ночь на 4 ноября 1943 года. Шло освобождение оккупированной территории и стало актуально к великим датам и праздникам доложить Родине, партии, и её вождю об успехах на фронте. За это стремление «доложить», к наступающей дате, за такую поспешность партийного аппарата, часто расплачивались солдатскими жизнями. Несколькими днями раньше было доложено об освобождении Киева. Теперь предстоит форсировать Керченский пролив и высадить десант в Крым. В канун 26 годовщины Октября, это событие было очень значимое.

С наступлением темноты наши подразделения подтянули к основанию косы Чушка, глубоко вклинившейся узкой полосой в Керченский пролив. Несколько левее располагался мыс Тузла. Эти два пункта были наиболее близки к Крымскому берегу. На них была сосредоточена артиллерия, сооружены временные причалы, с которых мелким судам предстояло взять на борт десантников. Более крупные суда загружались в Новороссийске, Анапе, Тамани. Кроме частей нашей дивизии прибыли и другие войска. Командир роты собрал командиров взводов и всех сержантов и сообщил, что наша дивизия будет форсировать пролив вторым рейсом. Что будет, примерно, на исходе ночи.

И тут всё вокруг загремело и загрохотало. Начались громовые раскаты артподготовки, залпы многих сотен орудий и миномётов. Сплошные блики разрывов на Крымском берегу вселяли надежду, что десант будет удачным. Через час артподготовка прекратилась – значит, наш десант достиг берега. В наступившей тишине стали слышны пулемётные и автоматные очереди. Десантники вступили в бой на том берегу пролива. Артиллерия опять заговорила, но уже реже, по целям, передаваемым корректировщиками огня. Пройдёт час, полтора и наступит наш черёд. Стали проверять снаряжение и экипировку. На душе было тревожно от того, что нас ожидало, но в большей степени от состояния моря. Ещё вечером стал усиливаться ветер, а за полночь разыгрался и всё усиливался шторм. Командование Отдельной Приморской армии (командарм И. Е. Петров) приняли решение десантирование прекратить. Суда за нами не пришли, они укрылись от шторма в лиманах у Тамани. Мы на рассвете ушли с причалов на исходные позиции.

Освобождение Крыма

Только через двое суток в ночь с 5 на 6 ноября, море успокоилось, и пришел наш черёд переброски на Керченский полуостров. Посадка на суда осуществлялась в центре косы Чушка. До Крымского берега было рукой подать. Суда были не военные, а всё что могло держаться на воде и как то плыть. Нашей роте достался небольшой деревянный катер (мотобот) пропахший нефтью и рыбой. Была на нём каюта и подсобные помещения, в которые мы натолкались «под завязку».

Меня, с отделением, разместили на палубе. Солдаты были с винтовками Мосина, а я с автоматом ППШ. Кроме боекомплекта каждому молодому солдату я вручил по две цинковые коробки с патронами, а пожилым солдатам, в заплечные мешки – по чурбаку сухого дерева. На вопрос: «Зачем?». Ответил – чтобы Ларионову (повару батальона), было на чём сварить кашу. А на самом деле, если мотобот затонет от попадания снаряда, подорвётся на плавающей мине, или мы не сможем подойти близко к берегу, тогда эти чурбаки сыграют роль поплавков. Помогут спасти жизнь. Солдаты, которые не видели раньше море, а некоторые не умели плавать, и так испытывали нервное напряжение, и я не хотел добавлять им страха.

Однако высадка прошла очень благополучно. Ночь была тёмная, небо закрывали облака, и немцы не обнаружили приближение наших плавательных средств. Да и берег, местами до километра, был уже занят нашим десантом. А с горы Митридат ночью они ничего видеть не могли. При подходе к берегу один моряк из команды катера длинным шестом со ступенек носового трапа измерял глубину. И в нужный момент подал команду: «Стоп!». Началась высадка по взводам и отделениям. Сначала из внутренних помещений, затем солдат прикрытия с палубы, готовых, если понадобиться, открыть огонь. Пришла очередь и моего отделения. Я первым спустился по трапу, спрыгнул с него и оказался по грудь в воде. Дно было прочное и каменистое. Поддерживал каждого из своих пожилых солдат, пропустил всё своё отделение и вышел через 25–30 метров на берег. Прошли вперёд и вправо метров на 300 вдоль берега. Прозвучала команда: «Раздеться и выжать намокшую одежду и портянки. Потом, мы вышли по оврагу на открытое место, и там нам приказали окопаться. С этого момента и началось моё участие в освобождение Крыма. На его освобождение потребовалось полгода ожесточённых, кровопролитных боёв.

В первые дни нашей высадки немцы нас не очень активно атаковали. Это было связано с тем, что был высажен и второй десант морской пехоты Таманской гвардейской дивизии. Западнее Керчи, в районе морского порта, они захватили плацдарм, но успеха в его расширении не достигли. Однако создавали большую опасность и немцы направляли все силы, чтобы сбросить этот десант в море. Это благоприятствовало успеху нашего десанта в расширении захваченного плацдарма. Мы овладели большой территорией Керченского металлургического комбината имени Войкова. Так наш десант стал основным. Из второго десанта, с боем, прорвалась к нам, только меньшая часть бойцов.

По мере расширения Керченского плацдарма, работы нам, сапёрам, всё прибавлялось. Необходимо обезопасить стрелковые части и специальные подразделения от множества мин, различных минно-взрывных заграждений, собрать и уничтожить разбросанные и неразорвавшиеся авиабомбы и снаряды, извлечь фугасы и мины вдоль всего Керченского плацдарма (а это 41 км.). Кроме того, подготовить командные и наблюдательные пункты (основные и запасные) для командира дивизии, а для его штаба – блиндажи и землянки. А материалов то нет, плацдарм безлесный. Выручали сохранившиеся к этому времени жалкие остатки конструкций завода имени Войкова: покорёженный металл различных профилей и кровельное железо. Это была уже третья битва за оборону и освобождения Крыма: 1941, 1942, и теперь 1943 гг. Все работы производились ночью, днём нам не давала работать вражеская авиация и артиллерия. Были у нас сапёров и потери личного состава, убитые и раненые.

Однажды нашему взводу, в составе двух отделений, было приказано тщательно обследовать, обнаружить, извлечь и уничтожить мины и фугасы на площади 300 на 100 метров вдоль берега. Значительная часть этой полосы, на толщину примерно 30 сантиметров, была покрыта камнем, голышами-окатышами, уплотнёнными набегавшими волнами. Было понятно: мы готовили удобную площадку для выгрузки на плацдарм тяжёлой техники

Вооружение сапёра для разминирования – миноискатель и щуп. Первый подаёт в наушники звуковой сигнал на металлические предметы. По сигналам миноискателя откапываем: куски ржавого металла, осколки снарядов и авиабомб, прострелянные каски, детали оружия, и всё это не глубже 50 сантиметров от поверхности. Им хорошо работать, когда нет грохота артиллерии, разрывов снарядов, мин и ружейно-пулемётной трескотни. А щуп был плохим помощником, так как не прокалывал голыши-окатыши. Всё обследовали, ничего взрывоопасного на обследуемой площадке не обнаружили. Так и доложили командованию – приказ выполнен!

Ранним утром, когда рота уже завтракала, появился взволнованный командир роты Песочинский, приказал нашему взводу через пять минут построиться и прибыть на разминированную площадку. Вскоре мы оказались там и увидели жуткую, и очень обидную для сапёров, картину. В десяти метрах от берега в самом центре площадки стояла, накренившись на правый борт, любимая всеми, Катюша, израненная и искалеченная. Ночью она подорвалась на мощном фугасе, наехав на него правым передним колесом. Никого из её боевого расчёта рядом с ней не было, ни живых, ни мёртвых. Отсутствовал и боекомплект.

Нам поставили задачу: провести тщательную проверку места происшествия и найти причину подрыва. К решению этой задачи были подключены опытные офицеры батальона, инженерная служба дивизии и более высокие инстанции. Было решено снять весь слой голышей-окатышей на всей длине площадки по линии подрыва фугаса. А грунт под ним прослушать миноискателем и прощупать щупом. Сапёрный щуп – длиной полтора метра, имел бамбуковую или деревянную рукоять. Он, как и малая сапёрная лопатка, очень хорош был и в рукопашном бою.

Вскоре последовал результат – щупом был обнаружен твёрдый деревянный предмет, диаметром около двадцати сантиметров. Откопали песок глубже, одели, затянули петлю и вытащили деревянный чурбак. Очистили воронку на всю глубину и обнаружили крупнокалиберный артиллерийский снаряд и ещё две противотанковые мины. На взрыватель одной из них, служившей детонатором, и опирался деревянный чурбак. Ну а дальше было уже проще, действуя тем же методом, мы извлекли десять таких фугасов.

Никого из сапёров не привлекли к ответственности за происшествие, а мы этого ожидали. Наверное, учли, что немцы применили новый и хитрый способ минирования: наш миноискатель не обнаруживал заряды на такой глубине, а щуп не проходил через слой камней.

Что касается Катюш (Б – 13), то на Керченский плацдарм они так и не поступили, и такое решение было правильным. Реактивный миномёт (Катюша), оружие не только эффективное, а и очень маневренное. Таких условий на плацдарме не было.

Я был комсоргом роты и кандидатом в члены ВКП(б). Оживил и организовал комсомольскую работу в роте, что и было замечено. Замполит батальона Родников и парторг Поштарук побеседовали со мной и сделали предложение занять штатную должность комсорга батальона. Пообещали перспективу присвоения офицерского звания младший лейтенант. Второй уже раз мне светил такой «карьерный» рост. В итоге я согласился. Начальник вещевого склада выдал мне офицерскую полевую сумку из кирзового материала и пообещал вскоре выдать сапоги. А пока я, в истоптанных английских ботинках и выцветших от морской соли белых обмотках, стал заниматься комсомольской работой в батальоне. Оформлял приём в комсомол, рекомендации в партию, всё время проводил в массе сапёров, вёл партийно-политическую работу.

Всё шло нормально и успешно, но не долго, менее двух месяцев. Не получил не только звания младший лейтенант, но и обещанных сапог. Всё тот же Родников сообщил мне, что моя должность в батальоне сокращается. А я рекомендован помощником командира взвода инженерной разведки. В роте Песочинского создается такой взвод. Ответил по Уставу: Спасибо за доверие. Разрешите идти».

Доложил командиру роты Песочинскому о своем прибытии. Он был доволен моим возвращением, знал меня как надёжного сержанта. Я был назначен пом. ком. взвода и одновременно командиром первого отделения.

ОТДЕЛЕНИЕ САПЁРОВ – РАЗВЕДЧИКОВ. Сейчас я построю и представлю Вам своё отделение сапёров-разведчиков. Февраль 1944 года, в моей памяти, все они стоят перед глазами, и ещё живы, здоровы, и полны надежды, дойти до Великой Победы. Вот они, сапёры-гвардейцы:

– Ефрейтор Колесников Иван, мой заместитель, 1925 г.р., уроженец Ростовской области. Подорвался на трёхъярусной противотанковой мине-фугасе 12 декабря 1944 года, в Чехословакии у города Кошице, когда в слякотную, тёмную ночь разминировал проходы на минном поле.

– Ефрейтор Тарасов Тихон, 1917 г.р., надёжный и безупречный воин. Дошел до Победы.

– Рядовой Убогий Михаил, 1925 г.р., из Ставрополья. Боевой путь: Кавказ, Кубань, Крым, Карпаты, Закарпатье, Чехословакия. «Родился в рубашке» – не имел ни единого ранения. Стал полным кавалером всех трёх степеней ордена Славы, участник парада Победы в Москве 24 июня 1945 года.

– Рядовой Турсунбаев, 1924 г.р. Казах, честный и исполнительный воин, подорвался в апреле 1944 года на противопехотной осколочной мине в одном из скверов города Ялта, где и похоронен.

– Рядовой Диденко Владимир, 1925 г.р., уроженец г. Прохладный на Ставрополье. Сапёром стал после ранения кисти в стрелковом полку, что ограничивало владение стрелковым оружием. Погиб 11 мая 1944 года на мысе Херсонес.

– Рядовой Филатов Юрий, 1925 г.р., бывший стрелок, хорошо овладел сапёрным делом, смел и решителен. Погиб 11 мая 1944 года на мысе Херсонес.

– Рядовой Киреев Михаил, 1921 г.р., родился в Киргизии, прекрасный сапёр. Погиб 11 мая 1944 года на мысе Херсонес.

– Рядовой Пономарев Николай, 1926 г.р., из Казахстана. Добросовестный, смелый и решительный воин. Дошел до Победы.

– Рядовой Бондарь Иван Иванович, 1925 г.р., способен выполнять любые задачи, верный воин. Убыл из отделения по ранению в октябре 1944 года, дальнейшая его судьба неизвестна.

– Рядовой Березин Дмитрий, 1925 г.р., хороший сапёр, способный выполнять любые задачи, верный воин. Убыл по ранению в октябре 1944 года, дальнейшая его судьба неизвестна.

Вот таков был первый состав моего отделения во взводе инженерной разведки. Все они были награждены медалями «За отвагу» и орденами Красная Звезда. Меня и рядового Диденко (посмертно), наградили орденом Отечественной войны.

В феврале бои на Керченском полуострове приняли ожесточённый характер. Наши войска затрачивали много сил, чтобы прорвать оборону немцев и выйти вглубь Крыма, но этого сделать не удавалось. Несмотря на большие потери, немцы цепко держались за Крым.

В эти дни прошла молва, что к нам на фронт прибыл представитель Ставки маршал Ворошилов. В его свите был генерал Ерёменко, которого он своим приказом назначил командовать Отдельной Приморской Армией вместо генерала Петрова.

НА НАБЛЮДАТЕЛЬНОМ ПУНКТЕ. В марте 1944 года мне пришлось выполнять несвойственную для сапёра задачу. Командир роты Песочинский направил меня на две недели в распоряжение начальника разведки дивизии. Меня принял его заместитель в звании капитана. Он проверил, как я могу читать и пользоваться топографическими картами. Владел я этими навыками хорошо, о чём знал мой командир роты, который меня и порекомендовал. Капитан развернул передо мной карту, и я рассказал по ней, где, в каком квадрате расположены возвышенности и впадины, ручьи и тропы, строения, посадки и т. д. Капитан остался доволен, дал мне стереотрубу и показал как ею пользоваться. Объявил своё решение, приказ: «Будешь сержант дежурить в светлое время суток, на запасном наблюдательном пункте командира дивизии. И всё, что заметишь у немцев, особенно перемещение людей и транспортных средств, будешь записывать в этот журнал». Протянул мне журнал и добавил, что бы приходил к нему с наступлением темноты и докладывал свои наблюдения. «Слушаюсь, товарищ капитан!» ответил я и отправился выполнять приказ.

Управление боем командир дивизии осуществляет из командного пункта. Их должно быть не менее двух-основной и запасной. Кроме КП, важную роль в бою выполняют и НП – наблюдательные пункты. В полосе боевых действий дивизии их может быть несколько. Золотое правило командира любого ранга в бою знать, где противник и что он делает. Вот один из таких наблюдательных пунктов и был определён мне. Это был окоп размером 1,5 на 1 метр на возвышенности обрыва, с перекрытием сверху брёвнами и амбразурой для наблюдения. Он был хорошо замаскирован от взоров противника и соединён с ходом сообщения.

Интересно было наблюдать за фрицами в стереотрубу через амбразуру. Было хорошо видно на два километра, занятой врагом территории: дорога, повозки, машины, немецкие солдаты. Вечером я сжурналом шёл в штаб. Капитан просматривал журнал, задавал вопросы, давал советы и записывал те данные, которые его интересовали.

Из штаба, я шел в свой батальон и ужинал. На фронте было двухразовое питание: на рассвете и вечером в сумерки. Затем встречался и беседовал с ефрейтором Колесниковым, который командовал моим отделением, пока я отсутствовал. На ночь я отправлялся в катакомбы, о которых надо сказать особо.

Северо-Восточнее Керчи на значительной площади образовался веками спрессованный, 5–6 метровый слой ракушечника, который легко выпиливался блоками и использовался как строительный материал. От разработки его образовались многокилометровые туннели в различных направлениях. Эти туннели представляли собой целый подземный город.

Ночью там кипела солдатская жизнь тыловых и резервных подразделений, свободных от службы солдат из близлежащих окопов. Выступали артисты, демонстрировались кинофильмы. Мне довелось слушать в катакомбах академический хор Армении, ансамбли фронтовых бригад. Однако кухни завозить туда не разрешали из-за опасности задымления.

Там в 1941–1942 годах погибли тысячи наших воинов от голода и газов, которыми немцы «выкуривали» их из подземелья.

Время моего нахождения на наблюдательном пункте пробежало незаметно. Настал день, когда мне сказали: «Спасибо за службу! Возвращайтесь в свой батальон».

НА НЕЙТРАЛЬНОЙ ПОЛОСЕ. На плацдарме март, весна, стало тепло, и ожила, зеленела исковерканная снарядами природа. Она пробуждалась и мы чувствовали, что скоро пойдём вперёд освобождать от врагов нашу землю. Усилилась работа сапёров по разминированию известных минных полей и разведка новых.

Я приступил к исполнению своих прямых обязанностей командира отделения во взводе инженерной разведки. Командир роты Песочинский показал на карте, и дал мне задачу взять под наблюдение один из участков обороны горно-стрелкового полка. Приказал тщательно его изучить, наметить ориентиры, подготовить моё отделение и через сутки произвести разведку этого участка. Добавил, что в этой вылазке он лично примет участие. Есть сведения, что у немцев на противотанковых минах появился новый взрыватель. Необходимо добыть для изучения взрыватель новой конструкции.

Осмотрев указанный мне участок, я убедился, что для немцев он находится на танкоопасном направлении. Здесь не было препятствий для наших танков: рвов и оврагов, заболоченных мест, крупных камней и т. д. Минное поле так и просится на это место, наверняка, немцы установят там противотанковые мины. Наметил несколько ориентиров и место, где разместится группа прикрытия, а с ней и командир роты.

Когда в назначенное время мы вылезли из окопов пехотинцев и поползли от нашего переднего края вглубь нейтральной полосы, то заметили, что немцы уже несколько минут не освещают свой передний край. Обычно их часовые-наблюдатели методично освещают ракетами нейтральную полосу перед своими окопами, а тут полнейшая темнота. Мы проползли ещё несколько метров вперёд. Я в центре группы, Пономарев и Бондарь слева, Колесников и Диденко справа. Турсунбаев, Филатов, Убогий вместе с Песочинским остановились сзади, в качестве группы прикрытия.

В темноте нам удалось заметить немецких сапёров, которые устанавливали мины перед своими окопами. Автоматы в наших руках в положении «на изготовку», но огня открывать нельзя, только в крайнем случае, если обнаружат. У нас была совсем другая задача.

Ждём. Тишина. Ночь тёмная, но силуэты немцев просматриваются. Когда они закончили минирование и удалились, мы быстро поползли вперёд к их минному полю. Хотя немецкие минёры замаскировали и утрамбовали сапёрными лопатками места установок мин, мы их легко обнаружили с помощью щупов. Ещё и свежевскопанная земля выдавала места минирования. Каждый выкрутил один, два взрывателя, а Колесников ещё прихватил с собой и противотанковую мину. Мы быстро вернулись в наши окопы и почти сразу стали взлетать немецкие осветительные ракеты. Поиск, разминирование и добыча образцов новых взрывателей прошли успешно. Когда изучили эти новые взрыватели, поняли, что они были значительно совершенней тех, которые применялись раньше.

Прежний взрыватель приводился в действие от нажатия на него гусеницы танка, колеса автомобиля или копыта лошади. Новый, более совершенный взрыватель, срабатывал ещё от вибраций моторов, выхлопных газов и пр. Полученные сведения о них, нам сапёрам, очень пригодились, так как при минировании мы часто использовали не свои, а трофейные мины.

Наступило 11 апреля. Обстановка на передовой была обычная. Когда наступил вечер противник начал массированный артиллерийский и миномётный обстрел всего нашего плацдарма. Примерно в полночь всё стихло и установилась абсолютная тишина. Наступило самое благоприятное время поспать. Часовые заметили необычное поведение немцев: ими не выпущено ни одной осветительной ракеты, и не было ни единого выстрела с их стороны. Добудились до командиров, те обратились к старшим по чину, и родилось «мудрое» решение – послать разведку. Пока «раскачались», уже к рассвету, разведчики обнаружили, что вражеские окопы пустые. В военном искусстве, так оторваться от противника без боя означает – сохранить свои войска от больших потерь. Умело оторвались и успешно «сбежали» наши враги.

Сов. информбюро дало такое сообщение по этому поводу. Отдельная Приморская армия после многодневных ожесточённых боёв (это правда), прорвала глубоко эшелонированную оборону немцев (немцы сами сбежали), и успешно продвигается вперёд (истинная правда). Суть отступления врагов была в том, что 4-й Украинский фронт прорвал оборону немцев на Перекопе и Сиваше и занял Джанкой. Если бы немцы не убежали с Керченского полуострова то, где то в Алуште им был бы «котёл» и полный «капут».

Так, 12 апреля 1944 года начался стремительный бросок нашей Отдельной Приморской армии вдоль Черноморского побережья, с преодолением незначительных заслонов врага. Механизированных подвижных частей у нас не было, только стрелковые части. Танков в армии были единицы. Наши войска шли денно и нощно до изнеможения, а спали на ходу. До Ялты, трое суток не было ни одного ночного привала.

Навстречу нам в наш тыл шли сопровождаемые конвоем небольшие колонны пленных фрицев. Многочисленные колонны пленных румын шли без конвоя, управляемые своими командирами.

В первый день марша мы стали свидетелями необычного происшествия. Навстречу нам следовала колонна пленных немцев, примерно сто человек. Идущий впереди офицер конвоя распорядился, чтобы мы отклонились вправо. Мы не только отклонились, но и остановились, желая посмотреть своим врагам в глаза. Солдаты нашей дивизии из стрелкового полка, находясь на привале по другую сторону дороги, тоже смотрели на пленных.

Вдруг один из этих солдат бросился бегом на колонну пленных, схватил одного из них, вытащил из строя и стал его избивать. Конвойных, солдат внутренних войск, было мало и они не сразу успели среагировать. Командир конвоя остановил колонну. Нападавший объяснил, что среди пленных он опознал своего станичника, служившего у немцев полицаем во время оккупации Кубани. Выслуживался перед оккупантами, проявлял насилие и жестокость к семьям фронтовиков Красной Армии и партизан. Избитого предателя с тёмно-бурой физиономией конвойные затолкнули в строй и движение продолжилось.

На второй день мы достигли Акмонайских позиций, линии от Феодосии к Азовскому морю, где в 1941–1942 годах наши войска полгода держали оборону. Но не устояли тогда и уступили Крым врагу. Предполагали, что немцы остановятся на этом рубеже, но им было не до того, – наши войска с Перекопа были уже в Симферополе.

На марше сапёрных дел провели не так много, значительным было только разминирование полевого аэродрома западнее Керчи. По всему его полю были разбросаны и заминированы авиабомбы и склад с ними. Ввиду срочности работ по разминированию нам подбросили на автомашине вторую роту батальона и уже во второй половине дня на аэродром сели наши ИЛ-2, «летающие танки»

При очистке аэродрома во второй роте не обошлось без курьёза, который чуть не закончился трагедией – расстрелом солдата. В кухонной кладовке были обнаружены мясные консервы, галеты, пачки чая и канистра с какой-то спиртовой жидкостью. «Знатоки-дегустаторы» предположили, что это ром, выпили его и продолжили выполнять боевую задачу.

Наша первая рота приблизилась ко второй и мы увидели, что четверо солдат несут на плащ-накидке бойца. Когда его опустили на землю, он пошевелился. Солдат не стонал, крови на нём не было. Узнал в нём своего сверстника с хорошо запоминающейся фамилией – Дудкин. Познакомился я с ним в январе этого года. Призвали его в Красную Армию в 1942 году. Воевал на Южном и Северо-Кавказском фронтах. В боях был ранен и тяжело контужен. Как последствие от контузии у него исказилась речь, стал сильно заикаться, с большим напряжением произносил слова. Его кровеносные сосуды и вены сильно напрягались, лицо багровело. Оказывается, он принял участие в дегустации рома, как и другие солдаты, выпил в пределах 150 грамм. Все были чуть навеселе, а он потерял сознание – сказались последствия контузии.

Вдруг, в этот момент подъехала легковая машина штаба дивизии, а в ней и наш комбат майор Семенченко. Увидев в непристойном состоянии лежащего Дудкина и выслушав невнятный доклад командира роты, приказал: «Расстрелять разгильдяя!» Сел в машину и уехал. Дудкин лежит без сознания – что делать?

Последовала команда: «Приготовиться к построению и маршу!» Тут подъехал и остановился наш грузовик ЗИС-5, который доставил утром сюда вторую роту. На нём следовали штабные со своим имуществом, старшины-кладовщики, ротные писаря и повар с котлами и черпаками. Потеснили их и втащили туда в кузов нашего солдата Дудкина. Удивительно – после двух суток без сознания, он очнулся в полном здравии, и что поразило всех, с отменно произносимой речью!

Рано утром 16 апреля было воскресенье Пасха, мы вошли в Ялту. Поразило множество расстрелянных немцами своих лошадей в пароконной упряжке. Их трупами и повозками были завалены вся набережная и прилегающие к ней улицы. Добровольно сдавшиеся румыны распрягали повозки, грузили на эти же телеги убитых лошадей и вывозили их за город.

Пока был привал с завтраком, подошли танки из Симферополя. По два-три солдата из моего отделения сели на первые в колонне танки, чтобы разминировать при необходимости дорогу. Кроме нас на броне танков уже были группы автоматчиков, бойцов танковой армии. Наши ноги отдохнули, и мы получили неожиданную передышку. Прокатились с ветерком три часа по маршруту Ялта – Сапун Гора. Двигались мы по верхней трассе, была ещё дорога нижняя вдоль берега моря. Находясь на броне наших мощных танков Т-34, мы испытывали душевный подъём, гордость и уверенность в нашей скорой Победе!

По нашей колонне огонь противник не вёл, а наш головной танк иногда производил выстрелы из танковой пушки по удиравшим машинам и разбегавшимся вражеским солдатам. При угрозе быть раздавленными, водители автомашин и ездовые конных упряжек в панике, со страха сворачивали влево и летели в обрыв.

Мин на дороге не было, их трудно было установить в бетон дороги. Но в одном узком проходе немцы успели сделать подкоп под полотно дороги и взорвать мощный фугас. Эту большую воронку от взрыва, мы сапёры, с помощью автоматчиков быстро заполнили камнями и грунтом и продолжили наш путь. На выходе из гор колонна остановилась, танки с автоматчиками отправились на своё место сосредоточения. Я со своим отделением ушли в укрытие и стали ожидать подхода своего инженерно-сапёрного батальона. Позже, за успешное сопровождение танковой колонны по разведанному маршруту, меня и рядового Филатова наградили орденом Красная Звезда.

Впереди слева была Балаклава, от неё вправо гряда голых гор, с Сапун Горой в центре, прикрывающих Севастополь. На этих удобных позициях немцы закрепились, что бы дать возможность эвакуировать свои войска через причалы Севастополя, а будет возможность и удержать этот плацдарм. Требовалось ещё немало усилий для окончательного разгрома немецкой группировки и полного освобождения Крыма. Отдельная Приморская Армия перестала быть отдельной, она вошла в состав 4-го Украинского фронта. Нашу дивизию отвели в Ялту на доукомплектование и подготовку к завершающему сражению за Крым.

Расположились лагерем в горно-лесистом массиве у подножия Ай-Петри. Наш отдых продолжался больше двух недель. Заключался он в том, что был спокойный, полноценный сон и трёхразовое питание. Всё светлое время суток мы занимались разминированием скверов, парков, отдельных служебных и санаторных зданий, различных складов. Кроме того собирали и уничтожали разные боеприпасы, которые оставили немцы на своих позициях по всему побережью. Не обошлось и без потерь, погиб боец моего отделения Торсунбаев – не заметил растяжку противопехотной мины в траве одного из скверов. Был ранен мой друг, командир второго отделения, младший сержант Хурсевич Иван.

Ялта. Галушко, Гринёв, Мальцев, Киреев (сидит). 7 мая 1944 г. Через 4 дня Киреев погиб.

На снимке мы в чужих фуражках (для красоты) и без оружия – нам запрещалось фотографироваться с ним. Глупый приказ.

Накануне штурма (7 мая) группа офицеров нашего батальона во главе с командиром выехала к Сапун-Горе на рекогносцировку местности, Надо было определить для каждой части исходные рубежи предстоящих боевых действий. В этой группе оказались замполит майор Родников и парторг капитан Поштарук, которые всегда держались в тылу подальше от передовой. Я подумал, что это они вдруг решились наконец-то «понюхать пороху». Но вскоре стала известна позорная причина, оказалось, что дело гораздо серьёзней и им грозит трибунал. Суть дела.

Во многих воинских частях в период войны содержались и воспитывались дети от 8 до 15 лет в статусе «сын полка». В нашем сапёрном батальоне в таком статусе была девчонка Валя, которой шел 13-й год. Она исполняла обязанности почтальона, а её обучение и воспитание взяли на себя замполит Родников и парторг Поштарук. Чтобы учебно-воспитательный процесс шёл непрерывно и успешно, они жили все вместе, втроём. В летний период в палатке или шалаше, зимой в землянке с буржуйкой и лампой. Стали заметны изменения в форме фигуры Валентины, её походка, цвет лица и пр. Получилось, что «учителя-воспитатели», руководящие коммунисты батальона, как-то своеобразно преподавали воспитаннице нормы и принципы «коммунистической морали». Итогом стало увольнение Валентины по форме – 40 (ф – 40 беременность), не путайте с ф – 20 (вшивость).