Текст книги "Казачество: путь воинов Христовых"

Пугачев и Перфильев были приговорены к четвертованию (императрица тайно повелела сократить мучения и сперва рубить головы, а уж у мертвых руки и ноги), Зарубин к отсечению головы, Шигаев, Падуров и Торнов к виселице, 18 человек к кнуту и каторге. 10 января 1775 г. приговор был приведен в исполнение. Еще в ходе мятежа по распоряжению Екатерины даже дом Пугачева, который брошенная им обнищавшая семья уже продала, был выкуплен и сожжен рукой палача, а само место, где он стоял, распахали и объявили проклятым. Станица Зимовейская была переименована в Потемкинскую. А в конце 1775 г. Екатерина обнародовала общее прощение уцелевшим участникам бунта и распорядилась предать его вечному забвению. Для чего река Яик переименовывалась в Урал, Яицкий городок – в Уральск, а Яицкое Войско в Уральское. При этом управление Войска реформировалось по образцу Донского, общие круги отменялись, войсковые атаманы стали назначаемыми.

35. Судьба малороссийских казаков

Новая Сечь во многом отличалась от старой. Она стала не только военным, но и сложным хозяйственным и политическим организмом. И отношения ее с государством получились неоднозначными. Обязательства, взятые при возвращении запорожцев, правительство нарушило почти сразу. При Анне Иоанновне с деньгами всегда были проблемы, и уже с 1738 г. вместо положенных 20 тыс. руб. жалованья стали выдавать 4–7 тыс. Остальное предписывалось выплачивать за счет армейской казны, но она тоже была пуста. Власти пытались выйти из положения, приказав ответственным офицерам выдавать «публично» 4 тыс., а остальное тайно старшине и куренным атаманам, чтобы они «удерживали себя во всякой верности» – и казаков тоже. Но правительство не учло запорожских обычаев. В 1739 г., узнав про тайные раздачи, сирома скинула с атаманства кошевого Тукала и старшин, разграбила их имущество и жестоко избила. Кошевой, «лежавши несколько дней больным, помер» [296].

Однако казакам были даны обещанные земли для поселения и полное самоуправление – и именно они, а не жалованье, стали главным источником доходов Коша. Появились новые структуры – «паланки». Как бы «провинции» Сечи на Самаре, Миусе, Буге, Ингульце и т. д. Каждая управлялась полковником, есаулом и судьей, подчинявшимися Кошу. На этих землях позволяли селиться всем желающим, и сюда со всех сторон устремлялись крестьяне: никакой розыск на запорожских территориях не допускался. Раньше, в окрестностях Старой Сечи, тоже селились на хуторах «зимовчаки», женатые казаки. Теперь под «зимовчаками» стали понимать крестьян. Они были не казаками, а только подданными Сечи, поставляли ей продовольствие и платили по 1 руб. в год [57].

Запорожцы на своих землях были хозяевами пастбищ, рыбных ловов, речных перевозов, установив высокие пошлины: по 1,5 руб. с пустого воза и 2,5 руб. с полного. Пошлины в пользу старшины шли со всех товаров, ввозимых в Сечь, со множества угнездившихся там торговцев. Отдельные курени также владели лавками, мастерскими, угодьями, используя их или сдавая в аренду. Зарабатывали и контрабандой, ведь охрану границы несли сами запорожцы. Жили сугубо по собственным законам, по мелким делам судились в паланках, высшая инстанция – у кошевого. Преступника могли выдать российским властям, но чаще карали по своим обычаям вплоть до смертной казни. Кош богател. В короткое время паланки покрылись деревнями, хуторами, возделанными нивами. В Сечи была построена красивая церковь Покрова Пресвятой Богородицы, куда приглашали служить иеромонахов Киевского Межигорского монастыря. Возникла школа певчих из мальчиков, тоже пользовавшихся самоуправлением и выбиравших своего атамана.

Но стали накапливаться и противоречия. Богателато старшина. Так, кошевой Калнышевский однажды продал 14 тыс. лошадей из собственных табунов, у полковника Ковпака татары как-то угнали 7 тыс. голов скота. А рядовая сирома оставалась голытьба голытьбой. Старшина разве что поила все Войско по праздникам да на выборах. И казаки трудились на ту же старшину, ради пропитания рыбачили. Развилось и «гайдамацтво» – то есть просто разбой, его стали называть «козацким хлибом». В низовьях Буга сходились российские, турецкие и польские границы, что открывало отличные перспективы: пограбил в одном государстве – удрал в другое. В 1750—1760-х гг. гайдамачество стало сущим бедствием, через Побужье люди боялись ездить. Сыпались жалобы от турок и поляков, что гайдамаки нападают и грабят их селения, поместья. В 1757 г. Польша прислала в российский сенат список выловленных гайдамаков, из них 474 значились запорожцами с указанием, кто из какого куреня.

Приказы Кошу принять меры против разбойников спускались на тормозах. Потому что многие старшины и власти паланок тоже были в доле или сами же посылали подчиненных на грабеж, имея с этого огромную прибыль. В 1760 г. под давлением властей запорожцы во главе с кошевым Белецким все же предприняли рейд, но поймали лишь 40 человек. Кошевой хотел выдать их правительству, однако куренные атаманы воспротивились, разобрали их по куреням и после покаяния отпустили [250]. Бывало и иначе – когда поднялся сильный шум об угоне у татар 3 тыс. лошадей, старшина спрятала концы в воду, повесив 13 непосредственных исполнителей, а лошадей разобрала по своим табунам [257]. Российское командование установило патрулирование границы регулярной кавалерией и слободскими казаками – но это приводило к стычкам, были убитые и раненые с обеих второн.

Возникла и другая причина конфликтов. На момент возвращения под власть России Сечь была выдвинута далеко на юг. И осваивала соседние пустующие земли. Но когда там стали возникать российские селения, начались трения. Тогда-то и родилась фальшивка, «копия с грамоты Стефана Батория», где король якобы даровал запорожцам огромные владения – г. Чигирин (являвшийся столицей не запорожского, а реестрового казачества), земли по Самаре и Бугу (принадлежавшие в XVI в. не Баторию, а крымскому хану), Левобережье до Северского Донца (которое сам Баторий в письмах называл «московскими владениями» [238, 239]). А поскольку русские цари, начиная с Алексея Михайловича, подтверждали «прежние запорожские вольности», то и слово «вольности» стало трактоваться территориально. Мол, эти земли и есть «Запорожские Вольности» (данную версию на полном серьезе приняли современные украинские историки).

Отстаивая свои «законные» земли, запорожцы перед силой не останавливались. В 1762 г. выжгли две слободы в Елисаветпольской губернии, разогнав селян. На требование императрицы расследовать и наказать виновных Кош ответил, что «искать не на ком», поскольку это «сделал весь Кош». В другой раз кошевой приказал полковнику Деркачу «вымести незваную погань» – и он «вымел» поселян с Самары [57]. Был разорен еще ряд селений – крестьянам предлагали быть подданными Сечи, а при отказе грабили и выгоняли. А делегации запорожцев, наезжая в Петербург урегулировать конфликты, ставили вопрос: «Нужны мы вам или нет?» Дескать, мы-то, старшина, вам верны, а вот сирома в случае чего уйдет к татарам. В общем запорожцы попросту наглели. При Елизавете и гетмане Разумовском это сходило с рук, правительство шло на уступки.

Но Екатерина всерьез занялась делами разболтавшейся Украины. В 1763 г. гетман Разумовский закинул было удочки, чтобы сделать свой пост наследственным. Но вместо этого ему «намекнули» – и он подал в отставку «по собственному желанию». Была восстановлена Малороссийская коллегия. Назначенный ее президентом генерал П.А. Румянцев застал на Украине катастрофическую картину. Здесь засилье старшины дошло до беспредела. Войсковая верхушка, правившая от имени Разумовского, превратилась во всемогущих вельмож. Не только полковники, но и сотники жили «князьками» в своих владениях, даже воевали между собой – вооружив казаков и крестьян, отбивали у соседей спорные угодья. Нещадно эксплуатировали подчиненных, впрягали в работы, обирали.

Казаки разорялись, нищали, не могли купить снаряжение, коней и нести службу. Впрочем, о службе давно забыли. Справные казаки занимались личным хозяйством, бедные превращались в батраков. За некоторыми сотнями числились обязанности по несению караулов в городах, за это платилось жалованье. Его прикарманивала старшина, но и казаков на службу не посылала. Крайне пагубные последствия имел указ Петра от 1721 г., поощрявший казачье винокурение. На это переключались целенаправленно, на дрова сводились украинские леса, люди спивались. Бывало, что казаки по дешевке продавали свой участок земли или отдавали за кружку водки – потому что тогда они переставали быть казаками и освобождались от всех обязанностей. По сути, Малороссийское Войско развалилось, его силами Румянцев не сумел организовать даже почту – бедные казаки служить не могли, богатые не хотели [139].

И в 1764 г. началось переформирование казачьих частей в регулярные. Из украинских казаков было создано 5 гусарских полков – Черный, Желтый, Голубой, Сербский и Угорский. На базе Новослободского, Бахмутского, части Миргородского и Полтавского полков формировались четыре пикинерских: Елисаветградский, Днепровский, Донецкий и Луганский. В 1765 г. переформировали в гусарские Сумской, Ахтырский, Острогожский, Харьковский и Изюмский казачьи полки. Вскоре и ландмилицию переформировали в пехотные части.

Было обращено внимание и на запорожске «государства в государстве». Такое положение, конечно, являлось недопустимым. Оно вредило и самим казакам. Например, в 1762 г. во время эпидемии чумы они не позволили установить в своих владениях карантины, не пустили лекарей, и в Сечи вымерло 9 тыс. человек. Не было больше и «лыцарского братства», его иллюзию удерживала лишь инерция традиций. И старшина, с одной стороны, не прочь была закрепить за собой достигнутое положение. Но, с другой, была обязана этим положением только особому статусу Запорожья и оказывалась заложницей сиромы. Еще в 1754 г. войсковой писарь Чернявский послал в Военную коллегию предложения отменить раду и сделать старшину назначаемой. Но просил не упоминать его имени в документах, опасаясь расправы рядовых казаков. В 1764 г. эта мера осуществилась. Кош был подчинен Малороссийской коллегии, предписывалось выборов больше не проводить, а старшине во главе с кошевым Григорием Федоровым оставаться на своих постах «до указу».

Запорожцы возмутились, наперекор указу тут же провели выборы, и новый кошевой Калнышевский самовольно отправился с делегацией в Петербург – требовать переподчинить Сечь Иностранной коллегии и снова отстаивать земли. Румянцев обращался к императрице, что за столь демонстративный вызов делегатов надо арестовать. Начальник Украинской линии генерал Штофельн представил и проект «реформирования» Сечи: убрать нынешнее руководство, военной силой заставить переменить порядки [254]. Екатерина этих мер не исполнила, поскольку надвигалась война с Турцией. Изобразила «милость». И делегаты, вернувшись в Сечь, громогласно хвастались, как, мол, они пуганули правительство. Императрице об этом донесли.

А в январе 1767 г. последовал донос Румянцеву полкового старшины Савицкого. Он писал, что прошлой осенью, вернувшись из очередной поездки в Петербург, Калнышевский говорил писарю Ивану Глобе: «как видно, нечего надеяться на них», на правительство. Тайно совещались, что если власти не выполнят требований, надо направить делегатов для переговоров с султаном. Войсковой есаул две недели объезжал паланки, обсуждая это со старшиной, вез секретный приказ готовиться воевать с русскими, а туркам и татарам чтобы обид «под смертною казнию не чинили» [226]. Екатерина оставила донос без последствий. Пока. Участь Коша была, в общем-то, предрешена. Императрица лишь отложила дело до конца войны. Впрочем, судьба Сечи определилась не только поведением запорожцев и их прегрешениями, добавился еще один важный фактор. Планируя провести реформы в докатившейся до упадка Украине, императрица решила упразднить ее особый статус и уравнять с российскими провинциями. В том числе ввести крепостное право. Чему Сечь наверняка стала бы крупной помехой. Кроме того, при Елизавете и Екатерине выдвинулось много талантливых деятелей, но они и щедро награждались. Землями, деревнями, крестьянами. А где их взять? На еще «бесхозных», осваиваемых окраинах. А этому Сечь со своими территориальными претензиями также мешала. Ну а в личном плане Екатерину, даму весьма любвеобильную, раздражало и безбрачие запорожцев.

А руководство Коша само усугубило свое положение. В Турции знали о трениях между запорожцами и правительством. И с приближением войны к казакам пошли письма из Стамбула и Крыма, соблазняли перейти к ним на службу, обещали жалованье втрое больше российского. Сечь посетил французский эмиссар Тотлебен – от имени султана. А Калнышевский вел себя двойственно.

Туркам отказал, но и переписку с ними не прервал. Тотлебена выслушал, позволил выступить перед казаками и отказался выдать его представителям Румянцева, отправив «гостя» обратно в Крым. Действительно ли кошевой замышлял измену? Все говорит о том, что если у него и были колебания, то он их преодолел. Трезво оценил, что войну выиграет Россия. А сношениями с противником, видимо, хотел взять Петербург на пушку, вынудить к уступкам. И в этом отношении Калнышевский просчитался.

Зато в казачьей массе пошел разброд. Родилась легенда о прежнем прекрасном житье под властью хана. Тем более что и состав запорожцев за 30 лет мирной жизни разбавился гультяями всех сортов, гайдамаками, разорившимися казаками с «гетманской» Украины, беглыми крепостными с польского Правобережья. В декабре 1768 г., когда пришло повеление о войне с Турцией, сирома вместо этого потребовала поддержать восстание Железняка и Гонты. Старшина воспротивилась, тогда беднота взбунтовалась против старшины. Калнышевскому пришлось подавлять мятеж не только верными казаками, но и призвать русских солдат из соседнего Новосеченского ретраншемента. Тем не менее волнения продолжались несколько месяцев, казаки бросили кордоны в степи. И не подали своевременного сигнала, татары в январе 1769 г. прорвались на Украину. Это также приплюсовалось в вину Кошу.

В войне 1768–1774 гг. запорожцы выставили 10 тыс. казаков, около 4 тыс. оставалось на территории Сечи и неизвестное количество «зимовчаков» продолжали трудиться по паланкам. Екатерина, кстати, для участников боевых действий установила высокое жалованье, 1 руб. в месяц. И в сражениях, как уже отмечалось, запорожцы проявили себя отлично. Многие были награждены, Калнышевский удостоился золотой медали «с диамантами».

Но после заключения мира, в мае 1775 г., корпус генерала Текели был двинут в Запорожье. Узнав о приближении войск, сечевики сперва намеревались драться.

Однако старшина поняла, что это бессмысленно, вместе со священниками утихомирили сирому. Начались переговоры. Руководство Коша было вызвано в Петербург и арестовано. И Екатерина обнародовала указ, согласно коему Сечь, «как богопротивная и противоестественная община, не пригодная для продления рода человеческого», упразднялась. Но на рядовых казаков никаких репрессий не было. В указе говорилось: «Всем приватным членам бывших запорожских казаков всемилостивейше велено, не желающих оставаться на постоянном проживании в своих местах, отпустить их на родину, а желающих тут поселиться – дать землю для вечного проживания».

Не было и разгрома Сечи. Войска Текели встали поблизости лагерем. Казаки, оставшись без предводителей, не знали, что делать. Потом собралась партия, обратилась к генералу с просьбой отпустить на рыбную ловлю. Он разрешил. Узнав об этом, стали уходить другие. Что и требовалось правительству – ликвидировать общину без крови и столкновений. Единовременного ухода за рубеж не было. Группы казаков бродили в низовьях Днепра и Буга. Кто возвращался на Украину, кто перетекал за кордон. Что опять же соответствовало планам Екатерины, оставить лучших, а бродяги пусть идут куда хотят. Позже эмигрировала часть «зимовчаков», когда земли Сечи получили новых хозяев и пошло закрепощение крестьян. Однако многие остались на Украине, осели по селам и городам. Из запорожцев составились речники и перевозчики на Днепре. Запорожские командиры, хорошо зарекомендовавшие себя, получили российские офицерские чины: войсковые старшины Сидор Белый, Логвин Мощенский, полковники Иван Белый, Иван Высочин, Апанас Ковпак, Захарий Чепига, полковые старшины Павел Тимковский, Антон Головатый и др.

Но троим – Калнышевскому, войсковому судье Павлу Головатому и писарю Глобе, Екатерина не простила прежних выходок. Они были осуждены по обвинению в измене и разосланы в заточение по монастырям. Головатый – в Тобольский, Глоба – то ли в Туруханский, то ли в Белозерский, Калнышевский – в Соловецкий. Сохранились предания, что его содержали строго, в цепях, не позволяя ни с кем общаться. Павел I ослабил режим заключения, а Александр I амнистировал узника. Но Калнышевский отказался покинуть Соловки, постригся в монахи и умер в 1803 г. в возрасте 112 лет [57].

36. Астраханское Войско и Азово-Моздокская линия

Как ранее отмечалось, русские войска в 1735 г. оставили Закавказье и правый берег Терека. Предполагалось, что эти меры сделают границу мирной. Не тут-то было. Отступление русских горцы восприняли как признак слабости. И нападения шли беспрерывно. Причем регулярных войск на Кавказе почти не осталось. А три терских Казачьих Войска, по данным переписи 1740-х гг., насчитывали 6 тыс. человек. Отбивались с большим трудом, с потерями. В 1741 г. кизлярские казаки обращались к астраханскому епископу: «В прошлом, государь, 1740 году, напали на нас, холопей и сирот великого государя, бусурмане татары, сожли святую церковь, увели у нас, холопей и сирот великого государя, попа Лавра, и великое разорение причинили. Великий господин, преосвященный Илларион астраханский и терский, пожалуй нас… вели церковь новую во имя Николая Чудотворца построить и пришли нам, холопям и сиротам великого государя, другого попа за Лавра…» [23]

Возникали и более серьезные угрозы. В 1742 г. кровавый владыка Ирана Надир-шах вторгся в Закавказье. Учинил резню армян и грузин, они во множестве эмигрировали к русским. Астраханский губернатор В.Н. Татищев направил на Терек все свои наличные силы, 3 тыс. солдат и казаков под командой генерала Тараканова. Ждали, что шах нападет на русские владения и остановить его на терском рубеже в общем-то не надеялись. Но он на север не пошел, опасаясь турецких ударов в тыл. Зато его подданные, горские племена, под могущественным покровительством еще больше обнаглели.

Непрестанная война шла и в Западном Предкавказье. Мирный договор с Турцией, заключенный в 1739 г., содержал пункт, сыгравший роковую роль для Крыма – о возврате России всех пленных. А ведь угон «ясыря» давно уже был специальностью татар. С этого времени крымская конница стала хиреть, татары переключались на мирное хозяйствование, знать искала иные источники дохода, усилив эксплуатацию крымских христиан: греков, армян. Но подскочили и цены на рабов. Этим стали промышлять кубанские татары, черкесы. Но на их пути стояло Войско Донское. И если на Тереке, дабы не раздражать персов, борьба шла сугубо оборонительная, то донцы повели более эффективную, наступательную. Выдвигали на левый берег Дона форпосты, отряды, отгоняли неприятелей от своих границ. Как раз в ходе этих столкновений казаки заняли Сальские степи, земли до Маныча и Еи.

Оборона на Кавказе стала усиливаться при Екатерине. В 1762 г. кабардинцам князя Андрея Кончонкина разрешили поселиться в урочище Мездогу. И была заложена крепость Моздок. Первоначально ее население составили грузины, армяне, греки, кабардинцы, осетины. И из крещеных осетин и кабардинцев была сформирована казачья сотня во главе с тем же Кончонкиным. В 1770 г. 100 казачьих семей, переселенных с Дона, образовали станицу Луковскую на окраине Моздока (эта станица стала особой, ее казаки обслуживали терскую артиллерию). А в 1770–1771 гг. на Кавказ переселили 517 семей волжских казаков, они построили станицы Галюгаевскую, Ищерскую, Наурскую, Мекенскую, Калиновскую. Эти казаки составили Моздокский полк.

Выборного атаманства в нем не было, командовать назначили бывшего волжского атамана И.Д. Савельева, получившего чин полковника. Переселенцам довелось несладко. На Волге степняки наведывались уже редко, а тут казаки сразу попали под удары горцев, сжегших первые постройки селений, похищавших жен, детей, имущество. Но правительство наращивало оборону, направило в каждую из 6 станиц Моздокского полка еще по 50 семей донцов. А для проповеднической деятельности на Кавказе была создана Осетинская духовная комиссия. И из тех, кого она окрестила, сформировалась осетинская казачья сотня. А все вместе станицы от Моздока до устья Терека составили Моздокскую линию.

На Кубани нападения татар и черкесов в период войны усилились. Причем турки привлекли на свою сторону и часть кабардинцев. Тут русские части и донские казаки тоже стали строить укрепленные посты. А поскольку в подданство России перешли ногайцы, прежде кочевавшие в Северной Таврии, было решено поселить их на Кубани, чтобы они прикрыли границу. В здешних сражениях стяжал громкую славу герой Дона Матвей Иванович Платов. Сын войскового старшины, он выделялся не только доблестью, но и умением руководить, в 19 лет стал команлиром сотни. В звании есаула отличился при штурме Перекопа и получил под команду полк. В 1773 г. на Кубань пошел огромный обоз и партия ногайцев-переселенцев. Конвой возглавлял подполковник Бухвостов, в авангарде шли полки Платова и Ларионова, тысяча казаков при 2 пушках. Но в это же время брат крымского хана Девлет-Гирей решил бросить в набег на Россию всю кубанскую орду и горцев, собрав 20 тыс. всадников.

2 апреля при ночевке на р. Калалах старые казаки по крику птиц определили, что близко вражеское скопище. Разведка подтвердила это. Ларионов был старше, но растерялся, и Платов принял на себя общее командование, приказал окружить лагерь возами и окопаться. Послал двух гонцов к Бухвостову. И утром на казаков обрушилась вся орда. Донцы дрались героически, отразили восемь атак. Но силы были на исходе, и Ларионов предлагал сдаться. Платов ответил: «Никогда! Лучше умрем, нежели покроем стыдом и позором честь нашей земли!» Между тем один из гонцов был убит татарами, но второй доскакал до своих. У Бухвостова сил было тоже немного, казачий и гусарский полки, но он, не раздумывая, ринулся на выручку. Первым подоспел казачий полк Уварова. А Платов вывел казаков из укрепления и контратаковал. Не выдержав удара с двух сторон, враг побежал, подошедшие гусары Бухвостова довершили разгром. Имя Платова стало известно всей армии и при дворе [105].

В 1774–1776 гг. в связи с пугачевским бунтом и окончанием турецкой войны в Казачьих Войсках произошли серьезные реформы. Надо сказать, Екатерина, несмотря на разгон Сечи, противницей казачества отнюдь не была. Наоборот, будучи человеком практичным, она высоко оценила боевую силу казаков. Но, разумеется, считала необходимым, чтобы эта сила была подконтрольной и более эффективно служила государству. Проводником реформ стал фаворит императрицы Григорий Александрович Потемкин. Он был назначен Новороссийским, Азовским и Астраханским генерал-губернатором и главнокомандующим всеми иррегулярными войсками Юга. В 1775 г. Екатерина утвердила представленное им положение об управлении Войска Донского. Учреждалось гражданское правительство Дона из 4 выборных и 2 назначаемых членов. И впервые казачьи звания соотносились с армейскими. Указывалось: тем, кто командовал полками в походах «объявить штаб-офицерский чин», но считать их «младшими перед армейскими секундмайорами». «Есаулов же и сотников признавать и обращаться с ними, как с обер-офицерами» [35].

Войсковым атаманом был назначен Алексей Иванович Иловайский. После «пугачевщины» и ареста Ефремова Екатерина решила показать, что отнюдь не гневается на казачество в целом и доверяет ему. И повелела прислать 65 донцов для своей личной охраны – они составили лейбгвардии казачий эскадрон. Это, кстати, была первая казачья часть, получившая единую форму. Кроме того, при вторжении Пугачева на Дон выявилось слабое место Войска – войсковой атаман не имел под рукой частей для быстрого реагирования и не сразу смог собрать их. Поэтому из тысячи отборных казаков разных станиц был создан полк постоянной службы – Атаманский.

Реформы коснулись и других Войск. Для прикрытия земель, отошедших к России по Кучук-Кайнарджийскому миру, стала строиться Днепровская (Новая Украинская) линия. По рекам Берда и Конские Воды от Азовского моря до Днепра через каждые 30 верст возводились укрепленные селения Алексеевское, Григорьевское, Никитинское и др. В них поселили украинских казаков. Но прежняя Украинская линия, потерявшая значение, упразднялась. И утратившее былую боеспособность Малороссийское Войско было окончательно упразднено. На его базе во второй половине 1770-х гг. Потемкин создал еще 9 гусарских и 6 пикинерских полков. Но Чугуевский казачий полк, хорошо проявивший себя в войне, был сохранен.

На Кавказе же было решено создать единую Азово-Моздокскую линию, от моря до моря. А мелкие казачьи структуры в Восточном Предкавказье Потемкин задумал объединить. В 1776 г. было создано Астраханское Войско, которое вобрало в себя Волжское, Терско-Кизлярское, Терско-Семейное, Гребенское Войска и Моздокский полк. Кстати, тут мы опять сталкиваемся с условностью исчисления старшинства. Астраханские казаки известны со времени взятия Астрахани в 1556 г., и, как уже отмечалось, в 1737 г. из них сформировали команду. Но для старшинства Астраханского Войска был принят 1750 г., когда эту команду преобразовали в полк. По планам Потемкина, этот полк оставлялся для прикрытия Нижнего Поволжья и обслуживания Войскового правления. А из прочих казаков Волжского Войска, оставшихся после переселения в Моздок, был создан Волгский полк и также перебазирован на Кавказ. В 1776 г. и Хоперскую казачью команду преобразовали в Хоперский полк. Его тоже включили в Астраханское Войско и в 1777 г. переселили на Азово-Моздокскую линию. Разместили его так, чтобы сомкнуть цепочки терских поселений и тех постов, которые строились на Кубани, и впоследствии он вошел не в Терское, а в Кубанское Войско [219].

В ходе этих реформ на Тереке были выявлены значительные злоупотребления. Но если в других местах они были связаны с засильем старшин, то в небольших терских Войсках этого не наблюдалось, тут старшины делили с рядовыми казаками постоянные опасности и лишения. Зато в «глухом углу» вовсю разошлась царская администрация. На казаков возлагали всевозможные работы, не связанные со службой. Вопреки указу Елизаветы от 1759 г., подтверждавшей право казаков свободно ловить рыбу по Тереку и Каспию, местные власти передавали рыбные ловы откупщикам, выставляли кордоны, чтобы казаки не нарушали монополию этих откупщиков. Важной статьей дохода терцев было и виноделие, но администрация ввела правила, запрещавшие свободную продажу чихиря, его требовалось сдавать в Астрахань по принудительным низким ценам. Да и казачьи земли местные власти стали сдавать откупщикам «с платежом в год незначащей суммы». В результате в короткое время земли вокруг станиц оказались в руках кизлярских армян и грузин. Все это привело многих казаков на грань разорения, вызывало волнения. Екатерина и Потемкин принялись наводить порядок. Терским казакам, живущим на переднем крае, были установлены высокие оклады (12 руб. на рядового казака). В 1777 г. императрица издала указ, чтобы казаки и члены их семей «ни в какие работы отнюдь употребляемы не были». Восстанавливались права рыболовства и виноделия, было проведено отмежевание земли (хотя для того, чтобы терцы смогли вернуть свои земли, занятые «гостями из солнечного Закавказья», впоследствии понадобилось еще и вмешательство Павла I) [23].

А международное положение на юге оставалось очень сложным. Крымского хана Сагиб-Гирея, согласившегося на покровительство России, при поддержке турок сверг его брат Девлет-Гирей. В марте 1777 г. русские войска изгнали его и возвели на престол еще одного брата, Шагин-Гирея. Но он, во-первых, проявил крайнюю жестокость, истребляя оппозицию, во-вторых начал «европейские» реформы – в том числе формирование регулярной армии, что в Петербурге вызвало справедливые опасения. Правда, создание армии и европейская роскошь требовала денег, и хан взвинтил налоги. Уже в октябре вспыхнуло восстание во главе с четвертым братом, Селим-Гиреем. Шагин бежал к русским, мятежники разграбили его дворец, перенасиловали гарем, учинили по Крыму резню христиан. И снова пришлось вводить войска, в решающем сражении воинство Селима разгромили.

В 1778 г. командующим Кубанским и Крымским корпусами был назначен А.В. Суворов. Как раз ему была поставлена задача строительства Кубанской укрепленной линии. Работу он провел в кратчайшие сроки и писал в канцелярию Потемкина: «Я рыл Кубань от Черного моря в смежность Каспийского, под небесною кровлею, преуспел в один великий пост утвердить сеть множественных крепостей, подобных моздокским, не с худшим вкусом». А 19 марта докладывал: «Крепости и фельдшанцы на Кубани построились… с неожиданным успехом. Они столько неодолимы черкесским поколениям по их вооружению, что становятся им совершенною уздою». На Кубани Суворов опять близко контактировал с донскими казаками, обобщал и закреплял их опыт в военной науке. В приказе по корпусу писал: «Казаков обучать сильному употреблению дротика, по донскому его размеру, в атаке, сшибке и погоне… Казакам непременно быть всегда дротиком вооруженным, яко наисильнейшим их оружием для поражения всякого противника» [123].

Александр Васильевич вступил в контакты и с некрасовцами. Основная их часть переселилась на Дунай, но «мужеска полу не менее 3 тысяч» оставалось на Кубани, при продвижении русских бросило жилища и скрывалось в горах. Суворов докладывал: «Они между протчим оказали желание к спокойствию и возвращению на нашу сторону». Были проведены переговоры, и часть некрасовцев вернулась в Россию. А летом 1778 г. по приказу Потемкина была проведена операция по переселению крымских греков и армян в Азовскую губернию. Таким образом их ограждали от возможных рецидивов резни, а хан лишался главного источника доходов на формирование своей армии и попадал в еще большую зависимость от России. Переселилась 31 тыс. человек, греков разместили между реками Берда и Миус, где возникли Мариуполь и Мелитополь, армяне осели у крепости Св. Дмитрия Ростовского в Нахичевани.