Текст книги "Курск– 43. Как готовилась битва «титанов». Книга 2"

«План Ватутина» в том виде, как он представлен выше, до этого момента историкам известен не был. Возможность понять замысел командующего Воронежским фронтом появилась после того, как мною были проанализированы в ЦАМО РФ лишь недавно рассекреченный массив документальных источников фронтового и армейского звеньев. С этим обстоятельством связано и ошибочное утверждение некоторых отечественных исследователей о том, что якобы наличие в 40А перед Курской битвой больших сил и средств является подтверждением неспособности руководства фронта, верно определить направления главного удара ГА «Юг». Поэтому оно «размазало» свои силы по всем вероятным танкоопасным направлениям[149]149
  Исаев А.В. 1943-й. От Харькова до Курска. М.: Вече, 2008. С. 193.


[Закрыть]. Это утверждение напрямую перекликается со спорным тезисом, который в начале 1960-х гг. выдвинул К.К. Рокоссовский. Действительно, по количеству личного состава и вооружению 40 и 6 гв. А были практически равны, но это не противоречило замыслу Ватутина. Напомню, в письме Военного совета фронта от 21 апреля 1943 г. высказывалось мнение о том, что в полосе 40А немцы могут нанести не главный, а лишь вспомогательный удар[150]150
  Гланц Д., Хауз Д. Курская битва. Решающий поворотный пункт Второй мировой войны. М.: ACT, 2007. С. 390.


[Закрыть], а учитывая, что Н.Ф. Ватутин возложил на К.С. Москаленко ещё и не простую задачу – оттянуть на себя часть вражеских сил из полосы 6 гв. А, существенное усиление его армии было вполне оправдано. Об этом писал в своих мемуарах и К.С. Москаленко: «Оценивая возможное направление главного удара противника, командование Воронежского фронта конечно же учитывало, что кратчайший и наиболее удобный путь к Курску; куда стремился враг, лежит вдоль шоссе через Обоянь. И именно данное направление было прикрыто особенно прочно. Но мог ли командующий фронтом ограничиться этим? Прав ли был бы он, сделав заключение, что немецко-фашистское командование изберет кратчайшее направление, хотя оно несомненно знает о подготовке здесь наиболее прочной обороны? Ответ на этот вопрос может быть только отрицательным. Тем более что фашистские танковые группировки, встречая упорное сопротивление, часто отказывались от лобовых атак и искали обходные пути…

Вот почему командование Воронежского фронта не ограничилось созданием весьма прочной обороны в полосе только 6 гв.

А и сосредоточением здесь мощных средств усиления, а также 1ТА – второго эшелона. Наряду с этим оно приняло необходимые, диктуемые обстановкой меры по организации отпора возможным попыткам врага прорвать оборону справа и слева от кратчайшего направления, т.е. в полосе 40 и 7 гв. А.

…Не стоит забывать, что сосредоточение наибольших сил и средств в полосе 6 гв. А как раз подтверждает правильность оценки командования фронта ожидавшего главный удар именно там, где он был и нанесен. Что же касается 40А, то сосредоточенные здесь войска и средства усиления предназначались не только для обороны на случай обходного движения врага, но и для контрудара в юго-западном направлении. Такой контрудар нами был спланирован ещё в период подготовки обороны. Предусматривалось, что он будет нанесен после перехода противника в наступление против 6 гв. А. Нацеленный на Черкасское, т.е. под основание предполагаемого прорыва, он мог сыграть важную роль при разгроме наступающей вражеской группировки. Наш план был одобрен Н.Ф. Ватутиным, и мы тщательно подготовились к его осуществлению»[151]151
  Москаленко К.С. На юго-западном направлении. М.: Воениздат, 1979. С. 62, 63.


[Закрыть].

Обоянское направление всегда рассматривалось Н.Ф. Ватутиным как самое опасное, где ГА «Юг» наиболее вероятно бросит основные силы. Причём эти оценки оставались не только на бумаге. Об этом свидетельствует и пункт «плана Ватутина» о выдвижении сюда с начала боёв всех подвижных резервов фронта – 1ТА, 5 гв.стк и 2 гв.Ттк и частично противотанкового – 14 оиптабр. По приказу начальника штаба фронта генерал-лейтенанта С.П. Иванова с конца мая их командование начнет проводить рекогносцировку маршрутов движения и ночные марши бригад именно в полосу армии Чистякова. На участке 52 гв.сд 6 гв. А будет подготовлен передовой НП для генерал-лейтенанта М.Е. Катукова, а на второй полосе в районе с. Яковлево – зарыта в землю в полном составе 1 гв.тбр в качестве передового отряда 3 мк 1ТА. В полосе же 40А ничего подобного не готовилось.

Армия Москаленко изначально имела главную задачу: наряду с обороной собственного рубежа (вероятного направления вспомогательного удара) контрударами своих войск способствовать удержанию на армейских рубежах группировки противника, наносящей удар по 6 гв. А, а также, при необходимости, выделением в её полосу частей и даже соединений на усиление обоянского направления. Как известно, в первые четверо суток командование Воронежского фронта будет проводить оборонительную операцию строго в соответствии с ранее разработанным и утвержденным Москвой планом. Импровизировать Н.Ф. Ватутин начнет лишь вечером 9 июля, когда от имени Военного совета запросит у Ставки разрешение на контрудар с использованием стратегических резервов. Поэтому, несколько опережая события, отмечу, что указанные выше задачи 40А будут подтверждены практическими шагами Н.Ф. Ватутина уже на второй день операции. С 5 по 15 июля в полосу 6 гв. А он выведет из 38А лишь 5 частей и соединений, из них только одну стрелковую дивизию и две танковые бригады, а из 40А – 16, в том числе три стрелковых и одну зенитную дивизии, восемь танковых и истребительно-противотанковых бригад[152]152
  Курская битва /под редакцией И.В. Паротькина. М.: Воениздат, 1970. С. 315.


[Закрыть]. Причем до 9 июля включительно из 40А он изымет и бросит в полосу 6 гв. А большую часть этих сил. Кроме того, даже ослабленная, 40А все же примет участие в контрударе 8 июля 1943 г., проведя не полноценные, а лишь «демонстративные» контратаки против левого крыла 4ТА по плану, который был подготовлен весной. Кстати, в отчёте её штаба о боях за 8 июля 1943 г. упоминается о ранее разработанном и утверждённом руководством фронта до начала Курской битвы плане удар во фланг обоянской группировки противника (в направлении Томаровки) с целью оттягивания сил из полосы 6 гв. А и причинах его невыполнения: «Согласованный ранее вопрос перехода ударной группировки войск левого крыла 40 армии в наступление на Томаровку, после изъятия почти всех средств усиления и одной стрелковой дивизии[153]153
  Это изъятие было произведено б и 7 июля 1943 г. для усиления 6 гв. А и 1ТА на обоянском направлении.


[Закрыть], распоряжением штаба фронта от 8.7.1943 г. был переключён на демонстративные действия в этом же направлении составом двух дивизий. Своим распоряжением командарм эту операцию поручил провести командиру 52 стрелкового корпуса генерал-майору тов. Перхоровичу… с 10.00 8.7.1943 г.»[154]154
  ЦАМО РФ. Ф. 203. 0п. 2843. Д. 520. Л. 220.


[Закрыть].

И последнее. При анализе решений Н.Ф. Ватутина (как, впрочем, и К.К. Рокоссовского) по ключевым вопросам подготовки к Курской битве, на мой взгляд, всегда следует держать в поле зрения два важных аспекта, которые помогут избежать ошибки в оценках его деятельности.

Во-первых, командующий любым фронтом оперировал теми силами и средствами, которые ему представляла Ставка ВГК, исходя из её собственного видения обстановки, а оно (это видение), к сожалению, не всегда было верным. «Разрыв» между понятиями «требуется для решения поставленных задач» и «есть в наличии у фронта» должен был заполняться талантом полководца в организации и ведении боевой работы, а также повышением напряжения войск. Но часто дефицит сил был значительно больше, чем командующий имел в своём распоряжении этой невидимой для глаза субстанции, а у личного состава был предел физических возможностей. У К.К. Рокоссовского перед Курской битвой такого «разрыва» практически не было, ему предоставили всё, что нужно для обороны, и даже больше, а у Н.Ф. Ватутина, из-за просчёта Москвы в определении главного удара противника в районе Курской дуги,[155]155
  Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т. 3. М.: Новости, 1990. С. 37.


[Закрыть] он будет «зашкаливать» все разумные пределы. И никакие способности лично генерала армии и его подчиненных покрыть дефицит были не в состоянии. Именно поэтому уже на второй день немецкого наступления Москва будет вынуждена спешно двигать на юг целые корпуса и армии, а не из-за того, что Н.Ф. Ватутин окажется недальновидным военачальником, а войска его фронта менее стойкими, чем их соседи.

Во-вторых, в планировании Курской оборонительной операции участвовало от 15 до 20 высококлассных, по меркам того времени, профессионалов высокого ранга. Документацию готовил штаб фронта, подробно согласовывал с представителями Ставки Маршалами Советского Союза А.М. Василевским и Г.К. Жуковым, которые в апреле – мае 1943 г. находились больше в войсках под Курском, чем в Москве, затем она тщательно проверялась и анализировалась в Генеральном штабе. И лишь после этого поступала на обсуждение в Кремль. Безусловно, никто не застрахован от ошибок, но в такой «технологической цепочке» ошибки могли быть только очень крупные, т.е. стратегического характера. По крайней мере тот факт, что в полосе 6 гв. А, оборонявшей вероятное направление главного удара противника, оперативная плотность войск Чистякова ниже, чем на её стыках с соседями, или что 40А имела больше танков, чем 6 гв. А, разработчики операции прекрасно знали. Ибо именно с наличия и распределения сил и средств начиналось планирование любой обороны. Если же эта проблема была решена именно таким образом, значит, следует в первую очередь искать мотив, а не просто констатировать факт, обвиняя военачальников в безграмотности, и ставить точку.

Таким образом, весь «план Ватутина» был нацелен на то, чтобы с первых дней наступления ГА «Юг», опираясь в первую очередь на сложный рельеф местности и скоординированные действия всех армий левого крыла и центра фронта, во-первых, распылить силы её ударных группировок, во-вторых, нивелировать их качественное превосходство над нашими войсками в бронетехнике. Подчеркну, ставка, сделанная командующим Воронежским фронтом на максимальное использование условий местности, оказалась верным решением не только при возведении армейских полос, но и для раскола ударных группировок Манштейна. И хотя его план, в силу допущенной Ставкой ВГК ошибки в определении главного удара, не удастся реализовать в полном объёме, дальновидность и расчёт генерала армии сыграют ключевую роль в успешном отражении наступления противника.

А теперь вернёмся на север Курской дуги, в полосу Центрального фронта, и посмотрим на то, как здесь разворачивалась работа по подготовке к летней кампании. Это стратегическое объединение начали спешно создавать на базе полевого управления Донского фронта согласно директиве Ставки ВГК № 46056 от 5 февраля 1943 г.[156]156
  Русский архив. Великая Отечественная война: Ставка Верховного Главнокомандования. Док. и матер. 1943 г. М.: ТЕРРА, 1999. С. 70.


[Закрыть] Его формирование должно было завершиться через десять суток, 15 февраля. «Войскам нового фронта предстояло развернуться между Брянским и Воронежским фронтами, которые в это время продолжали наступать на Курском и харьковском направлениях, – вспоминал К.К. Рокоссовский, – и, взаимодействуя с Брянским фронтом, нанести глубоко охватывающий удар в общем направлении на Гомель, Смоленск, во фланг и тыл орловской группировке противника. Начало этой красивой по замыслу операции намечалось на 15 февраля. Но для того, чтобы её начать, надо было прежде всего сосредоточить войска… Мои доводы о нереальности этого срока не убедили Ставку»[157]157
  Рокоссовский К.К. Солдатский долг. М.: Воениздат, 1997. С. 242.


[Закрыть].

Поэтому в упомянутой выше директиве перед Генштабом была поставлена очень сложная и масштабная задача: в кратчайший срок, между 12 и 23 февраля, собрать под Курском все войска, включённые в его состава. Объединение Рокоссовского должно было получить их из трёх источников: основу фронта должны были составить силы бывшего Донского фронта, переброшенные по железной дороге из-под Сталинграда (21А, 65А и 16 ВА), из Брянского фронта ему передавалась 2ТА, а из резерва Ставки ВГК – только сформированная 70А. Сосредоточение сил шло очень тяжело, в том числе и из-за ведомственных дрязг, свидетельствует бывший первый заместитель начальника Управления военных сообщений РККА в ту пору генерал-майор И.В. Ковалев: «Ставка решила перебросить освободившиеся соединения к Курску для продолжения наступления. Задание срочное. Для его выполнения потребуется около 900 воинских поездов. Товарищи из Наркомата путей сообщения уверили, что порожняк уже на месте, в районе погрузки северней Сталинграда, на линии Сталинград – Поворино. Однако оттуда докладывает мне начальник военных сообщений фронта генерал В. И. Дмитриев: ни один эшелон под погрузку войск не подан. Звоню А. В. Хрулеву (нарком путей сообщения СССР и начальник тыла РККА. —З.В.), он отвечает:

– У тебя такой доклад[ а у меня другой. Мне доложили, что эшелоны поданы, а войск на станциях погрузки нет.

Странно, не правда ли? Это же не фронт, где иногда не разберешься в обстановке. Это глубокий тыл. Дмитриеву я верю, безусловно, знаю его давно как пунктуального и правдивого товарища. Связываюсь с ним: «Поезжай сам, посмотри». Отвечает: «Еду по всем станциям погрузки». Пока объехал, разыскивая порожняк, все шесть станций, пока убедился, что ничего нет, прошло время. Звоню Хрулёву, и опять пустая трата времени. Я ему: «Нет порожняка». Он мне: «Есть порожняк». Пришлось разыскивать по телефону командующего фронтом К. К. Рокоссовского. Он сказал, что вместе с Дмитриевым они, поделив станции погрузки, буквально обыскали их. Порожняка нет. Стоят кое-где вагоны с военно-снабженческими грузами,, не использованными в минувшей операции. Но их мало. Кроме того, нужны платформы для погрузки артиллерии и танков.

Бесплодные разговоры и переговоры на несколько суток задержали перевозку войск Центрального фронта. Я был вынужден доложить Сталину. «Хорошо!» – сказал он и повесил трубку. Через час позвонил Берия, сказал: «Слушай, приезжай ко мне, будем разбираться». Еду на Лубянку. В кабинете Берии сидят Хрулёв, его заместитель по Наркомату путей сообщения Герман Ковалев и ещё товарищи. Берия дал слово Хрулёву. Андрей Васильевич стал упрекать нашу службу в неправдивой информации. Тогда я попросил Берию связать нас с командующим фронтом Рокоссовским. Он быстро связал, и Рокоссовский, а после него и Дмитриев с другой станции повторили, что эшелонов нет, а груженые вагоны, на которые ссылается Хрулёв, не приспособлены для перевозки войск. На дворе февраль, а печек в вагонах нет, да а вообще дыра на дыре. Поморозим солдат. Но Хрулёв уперся и ни с места. Это, говорит, неправда. Они, говорит, вполне могут сами выгрузить вагоны и погрузить в них солдат. Тогда Берия сказал: «Слушай, выйдем в ту комнату». Что они там говорили, не знаю, но Андрей Васильевич вышел оттуда бледный и молча нас покинул. Я уехал в НКПС вместе с начальником Главного управления движения Г. В. Ковалевым и не ушел от него, пока не подали порожняк для войск Рокоссовского и войска начали погрузку»[158]158
  Куманёв Г. Говорят Сталинские наркомы. Смоленск: Русич, 2005. С. 323,
  324.


[Закрыть].

Справедливости ради надо заметить, что в дальнейшем железнодорожники, особенно в районе Курской дуги, провели очень большую работу для обеспечения войск всем необходимым. Вот лишь один, но яркий показатель. Выполняя постановление ГКО № 3160 от 10 апреля 1943 г., они быстро увеличили пропускную способность ж.д. участков Елец – Касторная до 36 пар поездов, Касторная – Курск – до 24 пар, Касторная – Валуйки до 18 пар и Валуйки – Купянск – до 18 пар поездов в сутки[159]159
  РГАСПИ. Ф. 644. On. 1. Д. 102. Л. 136,137.


[Закрыть]. Если в марте 1943 г. поезда шли на участках Касторная – Щигры со скоростью 15 км/час, Щигры – Курск – 20, то в июне техническая скорость здесь возросла до 30 и 45 км в час. С апреля по июль 1943 г. работники Курского железнодорожного узла смогли обеспечить прием 2513 и отправление 2732 воинских эшелонов[160]160
  ГАПИ КО. Ф.П-1. 0п.1. Д. 3068. Л. 33.


[Закрыть].

Но вернёмся к событиям февраля. План Ставки по уничтожению орловской группировки, как известно, не сработал. Боевые действия на брянском и севском направлениях, начавшиеся в феврале – марте, существенно осложнялись неполным сосредоточением войск Рокоссовского, тяжёлыми условиями суровой (снежной и морозной) зимы, упорным сопротивлением неприятеля, а также успешным продвижением его сил в районе Харькова и Донбасса.

И при сосредоточении стратегического объединения на новом месте, как это было с Центральным фронтом, и при стабилизации боевых действий после крупных наступательных или оборонительных боёв (например, ситуация с Воронежским фронтом в марте 1943 г.), для его командования первоочередным был вопрос определения района размещения и сроки развертывания его штаба. Основными требованиями к месту его размещения были удобство для управления войсками (близость к ним) и относительно высокая степень защиты (маскировки, прикрытия) от наземных и воздушных средств врага. В ходе наступления, при большой динамике боёв, требования к маскировке, естественно, снижались. Как правило, основные управления штабов (оперативное, разведывательное и т.д.) размещались в уцелевших строениях небольших деревень (в школах, больницах, в крайнем случае больших частных домах) в 25-30 км о передовой. Но как только ситуация начинала стабилизироваться, пункты управления всех уровней, и прежде всего фронта, командование старалось выводить в новые районы и его рабочие органы обязательно размещать в не населенных пунктах, где опасность их уничтожения, а в блиндажах и землянках, оборудованных в заросших балках или лесном массиве. Сама растительность и размер залесённой территории (урочища, леса и т.д.) являлись главным средством маскировки и широко использовались для сокрытия пунктов управления. Причём, как правило, в местах нахождения основной части рабочих блиндажей не должны были находиться жилые землянки. Допускалось даже проживание старшего и высшего комсостава в ближайших селах в отдалении от района развертывания основных отелов и управлений. По существующим тогда требованиям безопасности, период между сменами районов развёртывания штаба фронта первого эшелона составлял месяц. Если переезд затягивался, то считалось, что вероятность обнаружения и уничтожения его противником возрастала в разы. В действующей армии об этом знали все, тем не менее это правило не редко нарушалось, что порой приводило к опасным последствиям. Таких примеров было много, в том числе с КП Рокоссовского и Ватутина перед Курской битвой, когда оба командующих выжили во многом лишь благодаря случайности.

Первый эшелон штаба Воронежского фронта ещё в ходе Харьковской оборонительной операции переехал из г. Новый Оскол ближе к войскам, в Бобрышово (17 км восточнее г. Обоянь). Сначала он находился в самом селе, а в апреле был перенесён в березовую рощу рядом с ним. Сюда же 25 марта 1943 г. прибыл и его новый командующий генерал армии Н.Ф. Ватутин. Как только полевые дороги стали просыхать, встал вопрос о подборе нового места для штаба фронта и переводе из Нового Оскола управления 2ВА. 9 апреля начальник инженерных войск и начальник управления связи получили распоряжение о подготовке нового КП к 5 мая 1943 г.[161]161
  ЦАМО РФ. Ф.203. Оп.2843. Д.301. Л.195.


[Закрыть] После проведённой рекогносцировки Военный совет решил оборудовать КП в лесном массиве в 10 км севернее железнодорожной станции Ржава[162]162
  Ржава – станция юго-восточной (сегодня южной) железной дороги, расположенная в 31 км восточнее г.Обоянь. Была основана в 1869 г. До 1898 г. носила название Марьино, до 1915 г. – Клеймихелево, получила название «Ржава», в честь реки протекающей в 1,5 км. В 1882 г. была сдана в эксплуатацию узкоколейка Ржава – Обоянь, которая функционировала и в годы Великой Отечественной войны.


[Закрыть], расположенной на участке Курск – Белгород (в селе Марьино[163]163
  С 1934 по 1959 г. село Марьино – районный центр Курской области, в 1959 г. переименовано в поселок Пристень, центр одноименного района Курской области.


[Закрыть], 78 км юго-восточнее Курска), а штаб 2ВА к 30 апреля перевести в с.Черновец (северо-восточнее с. Марьино). Оба населенных пункта находились между тыловой армейской полосой и первым фронтовым рубежом. Пристальное внимание руководства фронта именно к штабу 2ВА было связано не только с тем, что основные крупные узлы управления войсками, в том числе и общевойсковых армий, к этому времени уже находились на новых местах (до начала Курской битвы место расположения своего штаба 7 июня сменит лишь 5 гв.стк). Дело в том, что затрат сил и средств при подготовке её КП требовалось не меньше, чем КП фронта. Так как было необходимо осуществить строительство кабельных линий связи не только с управлениями авиакорпусов и авиадивизий, как и в общевойсковых армиях, но и с каждым полевым аэродромом, а их было много.

Первоначально КП в районе Ржавы рассматривался как запасной. Однако уже в ходе его строительства, с учётом поступавших разведданных о сосредоточении значительных сил противника в районе Харькова, было принято решение запасной подготовить за первым фронтовым оборонительным рубежом, в селе Мантурово. Поэтому с мая официально КП фронта в районе

Ржавы стал основным, в Мантурово – запасным, а в Бобрышово должен был остаться лишь резервный узел связи с Москвой, который маскировался органами «Смерш» как крупный штаб. Хотя в некоторых документах его именовали запасным. Никаких вспомогательных пунктов управления на Воронежском фронте не планировалось и не возводилось. В районах всех перечисленных КП было подготовлено большое число деревоземляных сооружений. На основном, в лесу, помимо сборно-щитовых домиков для работы и отдыха командования, основных управлений и служб, рабочих блиндажей, землянок для телеграфных станций, телефонных станций дальнего действия, в земле оборудовались помещения станций ВЧ глубокого заложения. В целях маскировки все линии связи за 2-3 км до КП закладывались в грунт. Это была крайне трудоёмкая и кропотливая работа, как правило, проводившаяся ночью.

Но, по воспоминаниям генерала В.В.Звенигородского, в ту пору первого заместителя начальник управления связи фронта, самым мощным и по размеру, и по наличию средств связи был КП в Мантурово. Его готовили два месяца, первая очередь была сдана только 30 мая, а вторая – перед Курской битвой, да и то лишь основные работы. Несколько опережая события, отмечу, что ЗКП Мантурово в ходе боёв будет востребован лишь однажды, 11 июля 1943 г., да и то частично. В это день противник вплотную подойдёт к ст. Прохоровка, находившейся в 26 км от Ржавы, и И.В. Сталин отдаст по телефону приказ Н.Ф. Ватутину переехать в Мантурово. Но командующий фронтом направит туда лишь оперативную группу связи, а сам всё же останется на прежнем месте, в районе Ржавы.

Как и планировалось, основной КП был полностью готов в начале мая. Кроме того, в 6 км от него, в с. Марьино, завершилось оборудование столовой для офицеров и генералов всего КП, помещений для работы и отдыха личного состава политуправления фронта, штабов родов войск, полевая почта и аэродром для самолетов связи. Но в первых числах месяца переезд осуществить не удалось. Ещё не была сформирована охрана и не проведено последнее крупное активное маскировочное мероприятие – отселение из Ржава и находившегося рядом совхоза всех жителей под предлогом размещения на станции госпиталя для инфекционных больных[164]164
  ЦАМО РФ. Ф. 203. 0п. 2843. Д. 301. Л. 216.


[Закрыть]. По решению Военного совета, эвакуация гражданского населения должна была завершиться к исходу 8 мая, но её удалось выполнить лишь во второй половине месяца. Да и специальная рота для обороны нового КП из 234-го запасного полка тоже прибыла с задержкой, лишь после 13 мая. Во многом из-за этой задержки в конце мая случилось происшествие, которое заставило Н.Ф. Ватутина свернуть КП и убыть по тревоге за одну ночь. «Вечером 23 мая над Бобрышово был сбит разведывательный самолет немцев, – вспоминал В.В. Звенигородский. – Пилот выбросился на парашюте, был взят в плен, доставлен на КП Борышово. На допросе лётчик показал: он вёл последнюю доразведку расположения крупного штаба советских войск в Бобрышово и что завтра, 25 мая, на рассвете, Бобрышово будет подвергнуто бомбовому удару. На проведённом после этого совещании генерал армии Н.Ф. Ватутин принял решение: в ночь с 23 на 24 мая командный пункт фронта перевести на ЗКП, т.е. в овраг, поросший лесом, непосредственно примыкавший с запада к деревне Ржава. Действительно, на рассвете 25 мая Бобрышово было подвергнуто уничтожающей бомбардировке с воздуха, но штаба фронта там уже не было» [165]165
  Личный архив автора.


[Закрыть].

След этого происшествия удалось обнаружить и в отчете 2ВА о боевой работе её войск за май 1943 г. Этом документе лишь уточняет воспоминания генерала и в нём приведены цифры, которые дают представление о масштаба удар с воздуха: «25.05 1943 г. был произведен групповой налет 30 Ю-87 под прикрытием 16 Ме-109 на Бобрышово. По показаниям пленного летчика налет был организован с целью вывода из строя крупного армейского штаба (штаб Воронежского фронта 23.5 переехал из Бобрышово на новый КП). Бомбардировка проводилась с горизонтального полета с высоты 2500 метров и отдельными самолетами с пикированием о 800 метров. Было сброшено свыше 150 бомб среднего и крупного калибра. В результате налета было разрушено и сожжено несколько домов, убито 6 и ранено 15 человек гражданского населения»[166]166
  ЦАМО РФ. Ф. 203. Оп. 2843. Д. 290. Л. 251.


[Закрыть].

В 24.00 23 мая заместитель начальника штаба генерал-майор С.И. Тетешкин направил в войска боевое распоряжение № 00102: «Командующий фронтом приказал:

25.05. 43 г. полевое управление штаба Воронежского фронта дислоцировать в районе Солнцево (так для сохранения истинного расположения КП писали в документах. – З.В.). Пункт сбора донесений на южной окраине Зуевка.

Запретить кому бы то ни было давать справки о дислокации управлений и отделов. Справки дает после соответствующей проверки документов только комендант штаба.

О порядке размещения, правил переписки с вышестоящим, подчиненными штабами и отделами, лично начальниками штабов управлений и начальниками отделов получить у заместителя начштаба фронта генерал-майора тов. Венского»[167]167
  ЦАМО РФ. Ф. 203. Оп. 2843. Д. 301. Л. 220.


[Закрыть].

С этого момента и до начала контрнаступления на Украину руководство войсками Воронежского фронта осуществлялось именно из этого неприметного оврага в нескольких километрах от затерявшейся на просторах Центрального Черноземья крохотной станции Ржава.

Ситуация с развёртыванием штаба Центрального фронта в период подготовки к Курской битве оказалась похожей на то, что происходило на Воронежском фронте, а в отдельных случаях ещё более острее. Если Н.Ф. Ватутин, во многом случайно, избежал попадания под массированный бомбовый удар, то К.К. Рокоссовскому все же довелось пережить смертельно опасное происшествие, связанное с невыполнением элементарных норм безопасности, в том числе и им лично. Из Сталинграда он прибыл с оперативной группой под Курск в начале февраля 1943 г., КП его фронта сначала был развёрнут в г. Елец. В тот момент это было оправдано и удобно, именно сюда подходила значительная часть эшелонов с войсками, офицеры штаба имели возможность оперативно встречать их и направлять в намеченные районы. «С апреля в районе Курской дуги войска обеих сторон стали усиленно готовиться к летней кампании, – вспоминал К.К. Рокоссовский. – Наш КП располагался в Ельце. Это крупный железнодорожный узел привлекал внимание противника и подвергался частым бомбардировкам. Уже поэтому место было неподходящее. В новой обстановке появилась необходимость перенести КП ближе к войскам. Поэтому мы перебрались в населенный пункт Свобода, севернее Курска. К этому времени заботами нашего штаба новый КП был полностью подготовлен и связан со всеми армиями и соединениями, а также с соседними фронтами справа и слева»[168]168
  Рокоссовский К.К. Солдатский долг. М.: Вече, 2013. С. 231.


[Закрыть].

Рукопись книги готовилась в 1960-е гг., поэтому маршал, вероятно, за давностью лет запамятовал, что в Свободу (25 км севернее Курска) его КП перебазировался 23 февраля 1943 г. и с этого момента до начала Курской битвы никуда не переезжал. В новый район переехал первый эшелон штаба фронта, в который входили основные управления, отделы и службы. Их перечень утверждался специальной директивой Генерального штаба[169]169
  Генштаб РККА также регулировал и численность первого эшелона армейских штабов. Перед Курской битвой при решении этого вопроса войска руководствовались его директивой №155920 от 29.06.1942 г. (ЦАМО РФ. Ф.326. Оп.321. Д.6. Л. 149).


[Закрыть], остальные находились во втором эшелоне. Общая численность фронтовых КП, как правило, превышали тысячу человек (колебалась в пределах 1200-1500 красноармейцев и командиров, в зависимости от наличия сил). На 21 мая 1943 г. в первом эшелоне КП Центрального фронта находилась 22 подразделения, имевшие в своём составе 611 человек, в том числе 301 офицер и генерал, 219 рядового состава и 91 вольнонаёмных[170]170
  ЦАМО РФ. Ф. 326. Оп. 321. Д. 6. Л. 362, 363.


[Закрыть] (подробнее см. Приложение № 5). Службы второго эшелона КП были разбросаны по селам в радиусе 30-40 км от Свободы. В него входили ОKP «Смерш», штаб инженерных войск, химический, топографический отделы и ряд других. Для прибывавших на фронт представителей из Москвы по лини различных ведомств (кроме Генштаба), в том числе и журналистов, а также старших офицеров резерва Военного совета было подготовлено жильё в хуторе Постоялые дворы, который тоже относился к ведению коменданта штаба фронта полковника Якимовича.

В боевых документах Свобода называлась «местечко», т.е. хуторок. В действительности же это была территория закрытого ещё до войны монастыря, расположенного на берегу р. Тускарь, где сохранилось несколько деревянных хозяйственных построек и домиков, в которых и жили, нарушая требования руководящих документов, командующий, члены Военного совета, начальник штаба фронта и ещё ряд высокопоставленных генералов. Перед началом Курской битвы эта «расслабленность» чуть не стоила К.К. Рокоссовскому жизни. «Мы заметили; что вражеские самолеты-разведчики стали часто появляться и над селом, где располагался наш КП, – вспоминал маршал. – Жили мы в крестьянских домах. Поэтому на всякий случай возле каждой избы были вырыты щели для укрытия от осколков и пуль. То, что не позаботились о блиндажах, было, конечно, нашим большим упущением. Дом, в котором я остановился, стоял против ворот, ведущих в монастырский парк. Неподалеку возвышались два больших тополя. Одним словом, был очень приметен. Но обратили мы внимание на это лишь тогда, когда зачастили немецкие самолёты. Решили сменить место КП, да всё некогда было. Обычно поздно вечером я просматривал шифровки, а затем шёл ужинать в столовую Военного совета, помещавшуюся в соседнем доме. Но однажды почему-то не стал ожидать у себя шифровальщика, а, позвонив ему, попросил, чтобы он принес шифровку в столовую. Вскоре туда же пришли Казаков, Малинин, Телегин и ещё некоторые работники штаба. Ровно в 23 часа шифровальщик принёс депеши. В это же время пролетел немецкий самолет, сбросил осветительные бомбы, а затем послышался шум ещё одного самолета и свист сброшенных им бомб. Я успел лишь подать команду «Ложись!». Все легли на пол, и тут прогремел оглушительный взрыв… Комната наполнилась пылью от осыпавшейся штукатурки. Со звоном разлетелись стекла. Вслед за этим взрывом последовал второй, но уже дальше. Из нас никто не пострадал. Однако от дома, где я жил, ничего не осталось – он был снесен второй бомбой. Спас меня просто случай, а возможно, интуиция. На войне всякое бывает.

Всё же не обошлось без жертв. Осколком бомбы был убит часовой; находившийся невдалеке от моего дома, и ранены второй часовой и младший адъютант, успевшие спрыгнуть в щель. Пришел генерал Г. Н. Орел. Растерянно разводя руками, сказал: «Ну и дела!» Оказывается, увидев повешенные фашистским летчиком «люстры», он спрятался в щель, а потом не выдержал и снова вернулся к себе в дом. Именно в это время раздался взрыв бомбы. Она угодила точнёхонько в щель, в которой только что сидел генерал. Да, на войне многое зависит от случая.

– И как вы догадались уйти из щели? – спросил кто-то.