Текст книги "Белые клавиши"

Иван выглянул в тёмное вечернее окно. Ничего не было видно из-за разросшихся ветвей деревьев. Только огромная белая луна освещала часть лестницы, ведущей к двери. Смутно различался силуэт какого-то мужчины.

– Не открывай! – со страхом в голосе зашептала Оля.

– Не бойтесь! Я все понимаю. Попытаюсь выяснить, кто это там.

За дверью был слышен топот шагов: тяжелый и глухой. Стучали в дверь несколько раз. Наконец стал различим голос за дверью.

– Иван, открой дверь, пожалуйста. Это Степан, мы с тобой вместе воевали. Не бойся, это я. Мне идти некуда.

Иван приложил ухо к самой двери, и наконец-то он четко расслышал слова говорящего человека. Он узнал голос Степы.

– Степа, ты? – закричал резко Иван. – Открываю!

Ольга со страхом смотрела на мужа, но тот дал знак, чтоб все успокоились.

– Свои, не бойтесь, – произнес тихо Ваня.

Иван осторожно открыл защелку на двери. В полутьме он с трудом узнал стоящего на пороге друга, с которым во время войны съел пуд соли.

– Степка, дорогой! – кинулся Иван к другу. – Живой, черт! Как я рад! – продолжал он с восторгом.

– Да вот видишь, живой! Только руку сильно «поцарапало». Степан показал на левую руку, ниже локтя был пустой рукав гимнастерки: рука была оторвана снарядом.

– Ох, какая жалость! Как же тебя угораздило? – участливо причитал Иван, обнимая и усаживая Степана на диван. Тот молча и тупо уставился в ночное окно.

– Ну, ничего, главное, голова цела и сердце стучит. Как ты нашел меня? Долго ехал? Почему идти некуда? – сыпал вопросами Ваня, с жалостью и любовью смотря на друга.

Тут в комнату вошли Ольга и дети. Степа встал, поклонился и дружелюбно познакомился с Олей и детьми. Мужчины вдвоем удалились во двор и долго о чем-то переговаривались.

Через какое-то время Иван вошел в комнату и вкрадчивым голосом, как бы извиняясь, спросил Олю:

– Оля, Степе негде жить. Его родители погибли во время блокады Ленинграда от голода. А дом их через какое-то время разбомбили. Власти обещают обеспечить жилплощадью, подыскать что-то подходящее. Но не раньше, чем через 2–3 месяца. Он очень ослаб за последнее время, слишком много горя и нервотрепки по поводу жилья пришлось пережить за это лето. К тому же он весь июнь и июль пролежал в госпитале, силы его и психика на пределе. Ему, конечно, нужен покой и какой-то уход. Я оставлял ему наш адрес на всякий случай. Он сначала даже не хотел брать его. Но вышло так, что кроме меня, ему и обратиться не к кому. Жалко его, хороший парень. Не повезло страшно. И полруки лишился, и старых родителей, и жилья в придачу. Неужели мы не поможем?

Ольга вся встрепенулась, стала обнимать Ивана, гладить по голове, по плечам. По лицу ее текли слезы, которые она не успевала вытирать.

– Да как же не помочь, Ванечка? – сквозь слезы еле шептала Оля. – Поможем, чем можем. Вижу, что Степан хороший человек, да и не в этом дело.

– Очень хороший, – отвечал Ваня. – Скромный интеллигент из Ленинграда, прежде работал в конструкторском бюро. Семья у него из потомственных питерских инженеров. Да и мы со Степой сразу же подружились, как встретились на сборах в Прибалтике.

– Он поживет у нас недельку-две, ладно? – продолжал Иван. – Пока я постараюсь ему какую-нибудь работенку временную подыскать, а может быть и жилье даже. Думаю, он сильно не стеснит нас.

– Да, да, – ответила спокойно Оля, – Вы со Степаном ложитесь в бабушкиной комнате. Не забудь только взять раскладушку. А Надю с Олегом я возьму к себе в комнату. Наговоритесь там вечерами со Степой вдоволь.

– В тесноте, да не в обиде, – тихо добавила она.

Так Степан поселился у Майских.

Через какое-то время Ване удалось пристроить друга у себя на заводе учетчиком. Хорошо, что правая рука у него была здоровая. С общежитием у Ивана пока не получилось, ночевал Степан у Майских дома. За прошедшую зиму Степан окреп, отвлёкся от ужасных потерь, подработал денег, разузнал все о новой квартире в Ленинграде, что ему обещали выделить.

Власти не подвели. Ему выделили три небольшие комнаты в хорошем доме, к счастью не забыв учесть, что старая его квартира была очень большая и хорошая. Степан поблагодарил друзей за приют, за все хорошее, что Майские сделали для него. За это время их семья стала для него словно родная. Через какое-то время Степан уехал к себе в Ленинград. Обещал часто писать, приглашал к себе, как обустроится.

Время летело быстро. Дети росли, Иван учился заочно, вечером, много читал и чертил. Проблем прибавлялось. Ивану нужно было собственное рабочее место для черчения, специальный отдельный стол. Денег в семье стало не хватать. Средства нужны были и просто для жизни, но и на отправку в Глуховское денег для лечения Анастасии Петровны.

Мама старела, чувствовала себя неважно.

В редких письмах Люся писала, что мама стала редко выходить на улицу, плохо видеть и ходить. Люсе становилось все труднее ухаживать за ней. С деньгами у них стало плоховато. Лекарств для матери доставать стало все труднее и труднее. Послевоенное время там, в Башкирии, было не легкое, не легче чем в саму войну. Мужчины многие погибли на войне, а подросшие юнцы, которых не взяли из-за возраста в армию, почти все уехали работать и учиться в Уфу, а кто и в Москву, да там и осели.

Как-то Ольга, убираясь в комнатах, под матрацем в кровати Нади увидела лежащий на панцирной сетке альбом для рисования с очень неплохими рисунками. Она была очень удивлена: почему Надежда никогда раньше не показывала ей этот альбом?

Сев поудобнее в кресло, Ольга начала перелистывать страницы с рисунками. Наброски человеческой фигуры в разных позах, натюрморты акварелью, пейзажи карандашом гор, моря, явно вымышленные, которых Надя никогда не могла видеть; смешные фигурки разных зверушек, птичек, дельфинов и других животных – поразили мать.

«Какая у меня подрастает дочь! Ведь ей нет еще и двенадцати! – подумала Ольга. – И литературу любит, и музыку обожает. Почему я не знала о рисовании? Почему эти рисунки Надя скрывает от меня?»

Рисунки Нади и правда были явно хороши. Ольга не ожидала от дочери таких талантов. Конечно, видно было, что нужен педагог, направляющий девочку, научивший бы ее азам рисования и живописи. Нужны книги по искусству, которые обожала и сама Оля. Но на все нужны лишние деньги! Но пока Оля слегка расстроилась, что у Надюшки есть от нее тайны.

Через несколько дней Ольга решилась на разговор с дочерью:

– Наденька, я случайно нашла папку с твоими рисунками, когда убиралась. Мне очень они понравились.

– Что ты, мама, – прощебетала Надя. – Это проба пера, ничего особенного в них нет. Не придавай этому значения. Я и показывать их кому-то стесняюсь. Так иногда тянет, люблю очень живопись. Стала замечать, что мне очень нравится рассматривать картины художников. Жалко, у нас мало дома литературы на эту тему. Да и в школьной библиотеке ничего вообще нет.

– Подожди, – чуть перебила Ольга. – Теперь я буду знать о твоем увлечении. Все, что смогу достать – достану. Я сама люблю альбомы с репродукциями. Будем вместе покупать их, если увидим в продаже. Это очень интересное занятие!

– Как я рада, что у меня растет такая умная, увлеченная искусством дочь, – добавила с радостью в голосе Ольга и чмокнула Наденьку в макушку.

Надя явно переняла от матери любовь к литературе и увлечение живописью. Оля обожала литературу и картины разных художников, часто ходила до войны в Третьяковскую галерею. Но, к сожалению, книг по искусству совсем не продавалось. А если и находились, то стояли они очень больших денег. Сейчас стояло на дворе не то время, чтобы наслаждаться картинами. Страна была в полной разрухе. Надо было восстанавливать разрушенное хозяйство, что уж тут говорить об искусстве.

Хорошенько подумав, Ольга решила по воскресеньям возить Надю в Третьяковскую галерею, знакомить ее с картинами. Она как раз подросла для этого занятия. И очень повезло им, что при входе в фойе был расположен киоск, где продавались открытки с репродукциями картин разных художников, в основном передвижников. Постепенно у Надюши собралась целая коллекция таких открыток.

Ольга любила и музыку. Пластинок в доме собралась уйма. Но они были все старые, заезженные, оставшиеся еще от матери. Хотелось чего-то нового и из классики, и из эстрады. Но пока на поездки за пластинками никак не хватало времени.

Время летело вперед. В 1949 году вошли в производство первые телевизоры КВН. Это было прорывом, новинкой, счастьем! Теперь людям можно было смотреть телепередачи, транслируемые с телебашен на Шаболовке! Собрав скопленные деньги, Иван с Ольгой поехали за покупкой телевизора.

Ехать было совсем близко, универмаг «Краснопресненский» находился не так далеко от их дома. Погрузив телевизор в машину, наконец-то доставили его домой! Радости не было предела!

Новенький, из полированного дерева, аппарат стоял теперь у них в комнате на тумбочке. Эта была первая серьезная, к тому же далеко не дешевая, покупка в семье. Телевизор был маленький, к нему подставлялась стеклянная пузатая линза на длинных согнутых ножках, направленных под телевизор. Линза была наполнена дистиллированной водой, но видимость была все равно мелковата. Но это не имело никакого значения! Другого еще пока люди не знали.

Все близко пододвигали стулья к телевизору и утыкались носом в экран. Мало того! Приходила и соседка Варвара со своим женихом Егором из соседнего подъезда, у них КВНа не было. Места всем хватало. Варвара с Егором правда больше обнимались и целовались во время просмотра, сидя в самом последнем ряду перед телевизором. Но это не имело никакого значения.

Время неумолимо неслось, проблем у всех прибавлялось. В 1950 году Надежда заканчивала уже 8 класс. Надя быстро взрослела, была внешне и внутренне сильно, похожа на мать. Росла правильным, послушным ребенком. Она помогла матери во всем: и убирать по дому, и готовить, и даже хорошо научилась шить. Это умение было очень важным в настоящее время. Мама Оля научила дочь перелицовывать старые вещи. Но Надежде, как любой молодой девушке, хотелось большего – уметь шить самой себе новые, модные и красивые вещи. Правда, не хватало выкроек, но в последнее время они стали иногда появляться в Краснопресненском универмаге. Хорошо, что старая бабушкина машинка их не подводила. Она была хоть и довоенная, но, к счастью, не ломалась. Ольга часто ей пользовалась и не могла нарадоваться.

Как-то раз, в марте, Ольга с Наденькой решили выбраться в город, наконец-то нашли время посетить все тот же универмаг, но уже без спешки выбрать то, что им было надо. А надо им было очень немало: и пластинки последних лет, и канцелярские товары для учебы Олега в школе. Но главное, надо было купить отрезы ткани для Ольги и для Нади, которая собиралась на выпускной вечер восьмиклассников в школе.

С вязанием у Оли и Нади было все в порядке, обе преуспели в этом деле. Оля научилась этому еще во времена их эвакуации, в Башкирии, где было много овечьей шерсти. Местные бабульки делали из нее длинные нити – пряжу и разноцветные клубки из них продавали на местном рынке. После войны Людмила часто присылала сестре эту пряжу для вязания. Так что дети и муж, все были обвязаны сверху донизу. Красивые свитера и безрукавки с узорами на груди носили все ее домочадцы, да и она сама. А вот с шитьем было сложнее.

Мать и дочка решили сесть на трамвай, идущий до универмага, идти пешком было неприятно, на улице было сыро. На улице шел дождь со снегом. День был серый и тусклый. Ольга смотрела в окно трамвая. Звук качающихся проводов от ветра напоминал ей своим скрипом какую-то старую, забытую мелодию. Хлопья мокрого снега полностью залепили окно. Видимость была плохая. Но когда они вышли с подножки трамвая на землю, погода начала внезапно меняться.

Небо чуть посветлело, кое-где на небе появились кусочки живой трепетной синевы, проглядывающей сквозь облака. Все-таки весна брала свое и спешила побороть холод и мрак.

Густая челка Ольги была вся покрыта крупными снежинками, на ресницах ее лежали крупинки снега.

– Мама, какая ты красивая сейчас! – засмеялась Надя. – Прямо как Снежная королева из сказки!

– А ты – моя принцесса! Сейчас накупим тебе самых лучших материалов для платьев. Выбирай, что хочешь! Будешь самой нарядной на празднике.

Ольга действительно в последнее время выглядела хорошо. Она успокоилась, жизнь вошла в правильное русло. После войны прошло уже целых 5 лет. К тому же ей очень шла ее новая прическа. Ольга отрезала свои длинные волосы и подстриглась под «каре», что придавало ей явное сходство с поэтессой Мариной Цветаевой, творчество которой она очень любила. Густая челка в пол-лица молодила ее и придавала внешности некий шарм.

Мать и дочь сошли с подножки трамвая прямо у входа в универмаг. Снежная крупа, посыпанная солью дворниками, скрипела у них под ногами. «Это последний снег в этом году, – подумала Оля. – Скорей бы наступила весна!»

Радостные, предвкушающие приятные подарки, женщины кинулись сразу в отдел тканей. Народу там толпилось много. В основном, конечно, женщины. На прилавках лежали огромные рулоны разных отрезов тканей. Выбор был неплохой. Плотные ткани для штор, ситец, сатин, плюш, драп, шерсть и много всего хорошего. У Оли разгорелись глаза. В голове судорожно замелькали мысли. Она сразу же представила, как сядет на свой любимый «Зингер» и застрочит на нем. Надя, ее любимая дочь, будет на праздничном вечере самая красивая!

Взглянув на Надюшу, Ольга сразу же перестала улыбаться.

– Что случилось? – обеспокоенно спросила Ольга, увидев расстроенное лицо дочери.

– Ты посмотри на цены! – застонала Надя.

– У нас не хватит денег на отрез ни на мое платье, ни на твое! – печально простонала Надежда. – А еще хотели что-то Олежке купить, не говоря уж о пластинках и книгах! Что будем делать? Поедем назад? – чуть не плача продолжала Надежда.

– Подожди, давай разберемся! Успокойся сначала, возьми себя в руки, – нежно проговорила Ольга и стала гладить Наденьку по голове. – Мы еще ни во что не вникли, не разобрались. Что раньше времени расстраиваться? – пыталась успокоить мать дочку.

Долго они еще стояли у прилавка, рассматривая ткани, приценивались. Наконец остановились на отрезе для блузки Надюше. Ольга разбиралась в современной моде. Она умудрялась с большим трудом доставать кое-какие журналы мод через своих подруг-учителей. И конечно, ее выручало то, что она умела вязать. Вязаные вещи и для мужчин, и для женщин всегда были в моде. В крое одежды конца 40-х годов – начале 50-х господствовал минимализм и отсутствие большого обилия каких-то декоративных элементов. Цветовая гамма не отличалась разнообразием. Еще многое напоминало о голодных военных годах. Чаще всего молодые девушки выбирали горох или мелкий цветочек. Очень распространенным элементом одежды стала юбка-карандаш, которая была очень узкой и чуть ниже колена. Модны стали и белые воротнички, и манжеты.

Они пришивались к платьям или цветным блузкам.

Наконец остановились на голубом отрезе из батиста в белый горошек для блузки Надюше. Дальше Ольга стала рассуждать про себя: «Белый воротничок к блузке я смогу связать на тонких спицах из белого хлопка, кружевной, легкий. Сделаю его ажурным и изящным. Или можно попробовать завязать спереди крупный белый бант из атласа. Вот будет здорово! Кофточка подойдет к широкой до колен синей юбке из тонкой шерсти на корсете». Ольга быстро обсудила этот вариант с Надей, и та осталась довольна.

– Что же купить себе? Может, обойдусь? – советовалась Ольга с дочкой. – Но та и слушать ничего не хотела и заставила маму купить себе отрез на юбку из темно-синей шерстяной ткани.

Мать и дочь остались довольны своим выбором. Ольге юбка нужна была для работы в школе. Учительница должна выглядеть строгой и опрятной, и модной одновременно. Дальше они кинулись на второй этаж универмага, где продавались канцелярские товары и книги. Для Олежки купили карандаши, акварельные краски, линейки – то, что нужно для школы. А вот насчет покупки альбомов по искусству было плохо. В наличии имелась только одна книга – альбом «Третьяковская галерея», да и та с черно-белыми блеклыми иллюстрациями. Подумав, Ольга все-таки решила взять этот альбом. Она видела, как у Наденьки разгорелись глаза. На пластинки денег не осталось. Но Оля решила, что в другой раз Надя уже одна сможет съездить за ними в универмаг. Путь теперь к магазину она знает, сможет справиться одна.

Придя домой и разложив отрезы тканей на кровать, и Оля, и Надя одновременно вскрикнули:

– Купили почти все синее и голубое! Какой у нас одинаковый вкус! Как все красиво смотрится!

Разумеется, все это получилось как-то подсознательно. Ольга часто одевала с детства Надежду в синее. Почему-то ей казалось, что этот цвет очень подходит к облику и цвету волос дочери. Но к тому же она каким-то внутренним чутьем чувствовала, что этот цвет помогает ей в жизни, может быть, даже оберегает.

Ольга, как учитель литературы, прочитавшая массу книг, знала, что в Древней Руси синий цвет считался как цвет Богоматери. В древности слово «синий» определяло не цвет как таковой, а означало «сияющий словно молния».

Для получения всех оттенков синего (от темно-синего до небесно-лазоревого) использовался редкий и очень дорогой природный пигмент – ляпис-лазурь.

Синий цвет часто использовался и в одеждах святых на иконах, им покрывали купола церквей, символизируя небо и веру. Но читать обо всем этом, разговаривать на такие темы в это время было не принято.

Некоторые интересные вещи рассказывала Оле и Анастасия Петровна, но как-то скрытно, боязливо. Каждый раз предупреждая Олю, чтоб помалкивала. Да и знала то она очень мало, так, по мелочам. Только через какие-то русские народные поверья, дошедшие с древних времен. Тогда люди были религиозные, наблюдательные. Они сохраняли традиции предков, отмечали все религиозные праздники, верили в приметы и знаки.

Обновки, сшитые Олей для себя и Нади, были великолепны. Праздничный вечер в школе прошел шумно и весело. Не все ученики захотели учиться дальше. Многие ушли в профессиональные технические училища, девочки в швейные или кулинарные, некоторые в медицинские училища. Разумеется, Надежда собралась учиться в школе еще два года, этот вопрос у них в семье даже не обсуждался.

Быстро пролетали дни, а недели превращались в месяцы. Наступил 1952 год, когда Надюша заканчивала школу. Олегу шел уже 12-й год. Впереди уже маячил выбор наряда для Надежды на выпускной бал в школе. За эти два прошедшие года в моде изменилось многое.

Теперь в моду вошли покатые плечи, округлая линия груди, осиные талии и широкие расходящиеся книзу, как чашечки цветка, юбки. В 50-е в моде царил идеал пышнотелой, статной красавицы. Тогда как худышек не очень жаловали: слишком уж они напоминали о войне. Идеалом считалась тонкая талия и стройные ноги. Юбка-карандаш также оставалась в моде. Чтобы расклешенные женские юбки были широкими, как раскрывшийся бутон цветка, под них одевались несколько жестких, накрахмаленных нижних юбок.

В эти годы по всему миру вышли новые фильмы: «Римские каникулы», «Как выйти замуж за миллионера», «Серенада солнечной долины», «Сестра его дворецкого», «Под небом Парижа». Они не сразу доходили до советских зрителей, а медленно и постепенно внедрялись в советский прокат. Отголоски о фильмах, пересказы, закрытые показы, конечно, имели место. Фасоны западной моды, разумеется, доходили и до наших модельеров. Появилась возможность сдирать фасоны с зарубежных актрис. Чуть позже голливудские фильмы появились на советских экранах.

У мужчин главенствовал жилет. Он шился и потом одевался обязательно под пиджак. Причем жилет шился из той же ткани, что и костюм. С 1952 года такой стиль распространился на всю мужскую моду, и диктат серого цвета постепенно стал сходить на нет.

На выпускной вечер для Нади был сшит портнихой с подачи Оли и Нади потрясающий наряд. Юбка была сильно расклешена, как колокольчик. На талии – тонкий ремешок голубого цвета. У платья имелся воротничок рубашечного типа и короткие рукава с отворотами. Воротник и рукава были оторочены голубой бейкой. Само же платье было белого цвета. V-образный вырез заканчивался рядом мелких перламутровых пуговок, идущих от талии.

Очень модно в то время было одевать белые короткие перчатки под цвет туфелек. Но, подумав, решили их не покупать. Надя стеснялась их одевать. «Вот и дочка выросла, – рассуждала про себя Ольга. – Красавица! Что ее ждет впереди? Надо будет послать обязательно в Башкирию маме и Люсе фото Нади с выпускного бала. Пусть тоже порадуются!»

Никто не ожидал, что никого не предупредив (кроме Ивана, конечно), внезапно к Майским нагрянет из Ленинграда Степан. Он очень соскучился и хотел повидаться с друзьями, тем более в такой знаменательный день. Степа приехал с подарком для Надюши. Он открыл бархатную коробочку перед ее глазами и торжественно преподнес ее девушке. У Нади разгорелись глаза. Что там? Медленно и осторожно, она с содроганием сердца открыла перевязанную красной лентой коробку. О, боже! Перед ней лежала нитка мелкого жемчуга! Как раз под пуговки на платье! Как дядя Степан угадал? Она, чмокнув Степу в щеку, побежала к зеркалу примерять бусы.

Все вместе пошли провожать Надежду на вечер. Степан сиял от радости, что бусы понравились и подошли. Он так и не женился до сих пор, детей, конечно, у него не было. В своей новой квартире в Ленинграде он давно уже все обустроил, сделал хороший ремонт, обзавелся хозяйством, кое-какой обстановкой. Он очень скучал по своим друзьям Майским из Москвы. Все время звал их к себе погостить, посмотреть достопримечательности города, которых там было не счесть.

Над поступлением в институт долго голову не ломали. Аттестат у Надежды был очень хороший. В школе все хвалили девушку. И решение пришло и к Наде, и к Ольге уже давно: только педагогический институт! В свое время Ольга из-за раннего рождения дочери, тяжелого времени закончила заочный областной институт. Для Надежды выбрали институт в Москве, дневное отделение.

«Пусть Надя знает литературу на высшем уровне, перечитает все книги, и по искусству тоже, – мечтала про себя Ольга. – Вон сколько библиотек открылось! Читай не хочу!»

На разведку в МГПИ им. Ленина решили поехать вместе. Здание института находилось на Малой Пироговской улице и поразило Надежду и Ольгу своей красотой.

Главный корпус института был возведен в 1913 году и выполнен в сравнительно редком для Москвы стиле неоклассицизма. В фойе главного корпуса выступали видные политические деятели, ученые, поэты, музыканты. Среди них были В. Ленин, В. Маяковский, М. Горький, С. Есенин, А. Блок, И. Бунин, актриса М. Ермолова, Ф. Шаляпин и другие. В этом необычном здании снимались художественные и документальные фильмы. Все эти подробности Надя узнала, конечно, только во время учебы.

Пока что мать и дочь были шокированы внешним и внутренним обликом здания. Надя мечтала стать, как мама, учителем русского языка и литературы. Она ежедневно видела перед собой пример матери, пример преданности школе и ее ученикам.

Экзамены Надежда сдала на отлично. Попала она в необычный студенческий коллектив, где учились интересные творческие личности. Это в дальнейшем наложило отпечаток практически на всю ее жизнь. Выбор был сделан правильно.

Оставалось две недели до начала занятий в институте. Как раз в это время Майские и собрались поехать в Ленинград в гости к Степану, познакомиться с городом. У Ольги и Ивана были как раз отпуска, Олега отправили на вторую смену в пионерский лагерь в Подмосковье. Он рос очень коммуникабельным ребенком, и ему очень нравилось в пионерлагерях. Уж он точно не стал бы проситься назад домой или плакать, как делали некоторые мальчишки, маменькины сыночки.

Все было нормально в семье Майских до тех пор, пока внезапно в дверь их коммунальной квартиры не постучал почтальон и не принес телеграмму из Башкирии. Почтальонша стояла на пороге квартиры с опущенными глазами, вся понурая и стыдливая.

– Что, Нюра? – вскрикнула резко Ольга. – Что случилось? Говори!

Нюра молча, не поднимая глаз, быстро всунула в дрожащие руки Ольги телеграмму. Ольга боязливо вгляделась в напечатанный текст.

Телеграмма была от Люси из Башкирии. В ней сообщалось о смерти любимой мамы Анастасии Петровны. Ольга медленно, теряя силы, стала оседать спиной по стенке на пол. Обморочное состояние длилось несколько секунд. Потом, придя в себя через какое-то время, она как-то вся встрепенулась и, закрыв слабыми руками свое побелевшее лицо, сильно, в голос, зарыдала.

– Зачем я оставила маму в Глуховском? – сквозь слезы кричала Оля. – Она тосковала без нас. А ей нельзя этого из-за ее гипертонии! Разве можно было лечиться только пиявками? – кричала Оля.

– Ты не виновата, – горячо произнес Иван. Подхватив жену подмышки, бережно подняв с пола, он посадил Олю на кровать. – Виновата война, время, отсутствие лекарств и старость. Успокойся, родная, возьми себя в руки. Не надо пугать Надюшу.

Майские решили ничего не говорить пока о бабушке Олежке. В Башкирию поехали все, включая Надю, но без Олега. Поручив присмотреть за Олегом уже вышедшей замуж за Егора Варваре, майские стали собираться в дорогу. Олег до самого конца августа должен быть в лагере, а на родительский день к нему съездят Варя с Егором, им это нетрудно.

Иван смог достать билеты на поезд, уходящий в этот же день. Все рассчитав, отослав телеграмму, чтоб их ждали, все отправились в путь. Всю дорогу глаза Ольги застилали слезы, в голове ее пронеслась вся ее жизнь рядом с мамой. Но последние пять лет она не видела мать, и это ее очень угнетало. Иван старался отвлекать жену разговорами и всячески опекал.

У Людмилы к похоронам все было готово. Анастасия Петровна все заранее приготовила. Она была верующим человеком и знала, что усопшего надо провожать с повышенным вниманием, следя, чтобы в мир иной покойник ушел в своих лучших нарядах. Обычно это был свадебный наряд, который хранили в доме всю жизнь. И который был самым красивым за всю жизнь человека. Но у Анастасии Петровны как такового и не было. Все было сделано так, как велела бабушка.

Сестры погоревали, посидели за поминальным столом, пригласив только близких соседей. На кладбище поставили пока только деревянный небольшой крест и крупный овальный камень-валун, которых в тех местах было много.

Вечером следующего дня Иван, Ольга и Надежда отправились домой. Жалко было смотреть на как бы сразу постаревшую Люсю. Но Алексей крепко обнимал ее за плечи, накрывая их пуховой шалью. Забрать в Москву их было невозможно. Да они и сами бы не поехали. Как же от родных могил можно уехать? У Люси и Алеши это не укладывалось в голове. Договорились через год встретиться. Поездка к Степе в Ленинград была отложена до лучших времен.