Текст книги "Несломленная"

– Господин! Господин! Проснитесь!

Филипп открыл глаза и увидел перед собой незнакомца в грязной одежде. Это был Франсуа Жано, рыбак, которого спасли от преследователей Беатрис и тетушка Полин. Все это время он жил в опустевшем замке, это он предал земле тело гувернантки и повара, и теперь с нетерпением ждал возвращения герцога, чтобы рассказать всю историю, связанную с исчезновением молодой наследницы и убийством тетушки.

Герцог вскочил на ноги и подбежал к дрожащему от волнения Франсуа.

– Ты видел, ты видел, кто это сделал? Отвечай немедленно!

– Да, мсье! Я видел, кто силой увез мадемуазель Беатрис и убил несчастную тетушку. Простите меня, господин, что я не смог помешать осуществить двум злодеям коварный план.

– Говори же, кто это был?

– Первый называл себя Венсаном Морэ, а имя второго, мсье, я с трудом помню, оттого что у меня зуб на зуб не попадал от страха, я пытался уговорить мадемуазель Беатрис бежать, но эта смелая девушка сопротивлялась до последнего. В какую-то секунду я успел спрятаться здесь, в этой комнате.

– Барон Венсан Морэ? Барон? Не может быть! Как этот милейший человек мог так поступить? Нет, ты ошибаешься!

– К сожалению, сударь, в моем ответе нет никакой ошибки. Эти двое господ служат графу де Легра́ну, они несколько раз упоминали его имя, хвастаясь, что каждый получит щедрое вознаграждение за хитрый план, который незамедлительно воплотят в жизнь. И еще они радовались, что так легко заставили вас ехать в Париж, это тоже была часть хорошо поставленного спектакля.

Франсуа замолчал. Он как будто вновь окунулся в события того рокового дня, когда ничем не смог помочь беззащитным дамам.

Герцогу не верилось в только что услышанную историю. Он почти рухнул на небольшую скамеечку, которая стояла перед кроватью Беатрис.

– Не может быть, не может быть! – еле слышно шептал Филипп.– Граф был для меня почти братом, он всегда выручал, всегда приходил на помощь.… Как? Как такое возможно?

Несчастный отец глубоко вздохнул и задумался: нужно было что-то делать, искать дочь, но как? С чего начать? Где она сейчас? Жива или… нет, нет! С ней все должно быть хорошо!

Герцог вскочил на ноги и почти пулей спустился в большую залу.

– Дидье, Дидье! Нам нужно ехать к графу! Ты слышишь? Собирайся, да живее! Время не ждет!

Теперь герцог понимал, что люди, все это задумавшие, совсем не хотят его просто пугать, они рушат его жизнь, преследуя свои цели. Филипп вышел на балкончик и устремил свой потухший взгляд в небо. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким одиноким и несчастным.

«О, Пресвятые мученики! За какие грехи я расплачиваюсь?» – размышлял герцог, снова и снова перебирая в своей памяти все моменты собственной жизни, за которые сейчас судьба мстила ему, однако, в жилах Филиппа текла дворянская кровь и честь была превыше материальных ценностей, ради которых другие знатные французы шагали по головам.

Герцог чувствовал, что его дочь жива. Он верил, что совсем скоро этот страшный сон закончится и все будет по-прежнему хорошо. Однако судьба, которая часто испытывает человеческий дух на прочность, была в этот раз неблагосклонной к несчастному отцу: впереди его ждала неизвестность и поиски пропавшей дочери, вместо спокойных и добрых дней.

Часть вторая

«Маски»

1.

– Смотри, Паскаль, что у меня есть! – восхищенный своей находкой маленький наследник фамилии де Легра́н со всех ног бежал к своему приятелю.– Я нашел ее недалеко от конюшни!

Темноволосый мальчишка, лет девяти, в голубом изысканном камзоле, берете с большим пером и атласном плаще, который практически сполз на землю, нес в руках темно-зеленую жабу. Жаба громко урчала и пыталась ускользнуть из цепких пальцев этого маленького охотника. Паскаль, другой мальчик, стоявший недалеко, с нескрываемым любопытством пытался разглядеть добычу своего друга, и каждую секунду поднимался на небольшой камень, расположившийся по левую его ногу. Паскаль был ровесником Робе́ра де Легра́на, но он не мог похвастаться своим благородным происхождением. Одетый в потрепанный жилет, цвет которого уже с трудом угадывался, рубашку, наверняка снятую с чужого плеча, Паскаль довольствовался тем, что работал помощником местного конюха, однако, это не помешало ему найти друга в лице юного графа.

Наконец жаба оказалась в берете Робе́ра и оба проказника, смеясь, стали рассматривать жителя здешнего болотца. Они тыкали в жабу прутиком, пальцами, пытались перевернуть, но добыча не сдавалась, и в считанные секунды выпрыгнула из своей ловушки.

– Держи ее! Уйдет! – вскрикнул Паскаль.– Черт возьми, мы не сможем ее больше поймать!

Мальчики кинулись было на поиски беглянки, но их потревожил шум, доносившийся со стороны замка. Шум нарастал, и через мгновение стало ясно, что к юным любителям приключений приближается группа придворных дам, которые навлекли на свои головы гнев графа, упустив Робе́ра из вида. Дамы спешили исправить допущенную ими оплошность и, увидев мальчика, бежали к нему со всех ног, подобрав подолы своих тяжелых платьев. Паскаль исчез в ту же секунду, не дожидаясь возможности получить хорошую трепку, ибо пару дней назад, в силу своей нерасторопности, он схлопотал пару ударов плеткой.

Робе́р тяжело вздохнул и направился навстречу гувернанткам.

Впитавший в себя весь характер своей матери, доброй и покладистой женщины, без любви, отданной в мужья жестокому графу, юнец уже мог отличать истинные взаимоотношения людей, которых ему доводилось видеть в замке, от лживых и лицемерных. В Паскале он видел широкую душу, спрятанную за лохмотьями, жажду приключений и, наконец, преданность. Не единожды мальчики выручали друг друга, Робе́р учил маленького конюха писать, а тот, в свою очередь, брал на себя всю вину за очередную шалость, навлекая гнев графа-отца только на свою голову.

– Юному графу не следует убегать из сада! – писклявым голосом сказала Клотильда – самая старшая гувернантка.– Смею заметить, мальчик мой, что сейчас уже время обеда, и никто из достопочтенных гостей не будет ждать вас целую вечность!

Женщина дернула Робе́ра за руку и потащила к замку.

В зале было много народа, разодетые по тогдашней моде мужчины громко разговаривали и, по-видимому, о чем-то спорили.

– Как, как они могли ее упустить? – хозяин замка был в бешенстве.– Неужели я не могу ни на кого положиться? Что было сложного в нашем деле? Привезти эту девчонку! Только и всего!

Граф ударил кулаком по столу, отчего стоявший рядом кубок с добротным вином пошатнулся, и в секунду оказался опрокинутым на пол.

В зале воцарилась мертвая тишина. Дворяне, избегая повторной волны гнева Астора, не решались произнести и звука, они сидели за столом, опустив головы, как провинившиеся дети.

– Вы доверили это дело своим лучшим помощникам, любезный граф, – первым тишину нарушил молодой мужчина, сидевший по правую сторону от хозяина дома. Он ухмыльнулся, провел рукой по аккуратно стриженой бородке и добавил:– Но они не справились. Полагаю, сударь, я был прав, настаивая на собственном участии в этом дельце. Теперь нам будет сложнее найти девчонку, а это обстоятельство, в свою очередь, рушит все наши планы.

Астор де Легра́н направил свой недобрый взгляд на человека, только что высказавшегося и, немного успокоившись, произнес:

– Дорогой мой Жоффруа́, полагаю, нам нужно искать новый план для действий. От остальных болванов нет ни капли толку! Думаю, мне надо отправиться в Париж, дабы заручиться поддержкой одного священника… Глупец де Рувруа́ наверняка будет здесь день, через два! Более я не намерен водить фальшивую дружбу с ним. Жоффруа́, вы останетесь здесь и будете ждать обезумевшего отца, мы придумаем милую историю, чтобы на время сбить его с толку и выиграть немного времени для поисков беглянки.

Граф встал из-за стола, кивнул головой, сообщая таким образом, что сегодняшний обед -собрание подошло к концу, и направился к двери.

Маленький Робе́р сидел в большом кожаном кресле и с унылым видом наблюдал за людьми, спешно покидающими залу. Он скучал, отец не оказывал мальчику должного внимания; единственным мужчиной, который интересовался жизнью мальчика, был граф Жоффруа́ де Комме́нж. Не имея собственных пока отпрысков, граф с большим желанием брал Робе́ра с собой на охоту, учил азам фехтования и всячески подбадривал, когда наследник де Легра́н неуверенно держался в седле.

– Эй, Робе́р! – громко крикнул Жоффруа́.

Мальчик вздрогнул от неожиданности и поднял глаза на только что подошедшего к нему мужчину.

– Слушаю вас, милостивый государь! – с жаром ответил Робе́р, полагая, что сейчас граф предложит что-то интересное.

– У меня есть к тебе небольшое поручение.… Справишься? Это будет наша с тобой тайна, о которой никто не должен знать. Могу ли я на тебя рассчитывать?

Жоффруа́ замолчал на мгновение.

– «Дьявольщина! – подумал он.– Как я могу переложить такую ношу на плечи мальчика? Однако ж, он – единственный, кому я могу доверять. А если у него возникнут вопросы? Хм, я лишусь головы, если он проболтается кому-либо!»

– Конечно, сударь! – с жаром ответил Робе́р. – Я сделаю для вас все, что угодно, но только, кроме того, что нужно будет слушаться мадам Клотильду! В этой мадам нет ничего нежного от природы, наверное, ей следовало бы родиться мужчиной и служить во благо Франции в армии! – Робе́р поморщил нос и представил гувернантку.

Жоффруа́ рассмеялся и присел на одно колено перед своим маленьким заговорщиком.

– Слушаться мадам Клотильду, Робе́р, непременно нужно, ведь ты у нас – наследник фамилии де Легра́н и нам, дворянам, нужно хорошее воспитание! А просьба у меня будет следующая: в замок через день-два прибудет человек, герцог де Грэ́ де Рувруа́, мне нужно, чтобы ты передал ему это письмо. Только очень аккуратно, чтобы ни одна живая душа не посмела видеть этого! Ну как, справишься?

Робе́р молча кивнул. Он немного разочаровался в такой ничтожной просьбе: передать какое-то письмо.

Жоффруа́, хорошо знающий мальчика, заметил на его лице тень грусти. Он положил руку ему на плечо и тихонько прошептал: – «Это очень важное письмо, мой мальчик! От него и от тебя зависят несколько жизней! Мне очень нужна твоя помощь, один я не справлюсь!»

Маленький де Легра́н, почувствовав важность собственной персоны в делах взрослого мира, тут же засиял. Он взял письмо дрожащей ручкой и проворно убрал его в незаметный карман камзола.

Граф поцеловал своего помощника в макушку и удалился, скользя глазами по комнате, чтобы убедиться в отсутствии посторонних глаз и ушей, которые могли бы помешать его замыслу.

Робе́р дотронулся до бархатной ткани, ощутил пальцами жесткую бумагу и, улыбнувшись, поспешил к матери, окликнувшей его со своих покоев.

2.

Беатрис аккуратно слезла с лошади. Она не чувствовала своих ног, тело болело от долгих скачек, волосы спутались от ветра. Ей хотелось смыть с себя дорожную пыль и все события, произошедшие за последние дни.

Сердце юной герцогини бешено стучалось, когда она подошла к массивной двери родного гнезда. Беатрис с силой потянула на себя железное кольцо и вошла в темную залу; признаков того, что отец находится здесь, не было.

Девушка быстрыми шагами пересекла огромную комнату, заглянула в опочивальни, кухню и вышла в сад, расположенный за каменными стенами. Она глотала соленые слезы, которые текли по ее грязному лицу, кусала обветренные губы, вглядываясь в небо.

– «Дева Мария! – прошептала герцогиня.– Храни моего отца, где бы он ни был!»

Беатрис провела рукой по игловидным листьям молодого кипариса, обогнула небольшой фонтан в центре сада, от которого пахло тиной, и, присев на изящную скамеечку, закрыла глаза. Девушка вдыхала запахи родного дома, счастливого детства, и казалось, что ее жизнь будет размеренной, полной любви и нежных моментов, однако, все перевернулось в один миг, запуталось в тугой клубок. Новые люди, о существовании которых Беатрис не знала еще недавно, теперь играют первые роли в ее судьбе.

– Мадемуазель, мадемуазель! Где вы? С вами все в порядке?

– Я здесь, сударь!

Девушка встала со скамейки, поправила грязное платье, и вышла из сада навстречу Бермо́ну де Флюри́, который искал ее по всему замку.

– Мадемуазель Беатрис, вам нужно привести себя в порядок! Маленькая Мадлен уже приготовила для вас теплую воду.

Граф немного смутился, увидев герцогиню в ненадлежащем виде, поклонился и пропустил ее вперед, открыв небольшую полукруглую дверцу.

Когда теплая вода коснулась бархатистой кожи, Беатрис испытала неземное удовольствие, от приятных ароматов кружилась голова, тело стало таким легким и почти невесомым, что герцогиня медленно погружалась в сон.

– Беатрис! – Мадлен тихонько дотронулась до плеча девушки.– Давайте я вам помогу!

Беатрис кивнула, улыбнулась и погладила Мадлен по щеке:

– Ты очень хорошая, моя девочка! Я тебе очень благодарна!

Белокурая помощница засияла от похвалы, подала руку своей спасительнице и облачила ее в ночную рубашку, раздобытую в сундуке с вещами.

Тем временем граф со своими спутниками, удобно расположившись в большой зале, обсуждал ближайшие планы. Он достал небольшую, потертую карту, взял со стола свечу и стал рассматривать еле видные черточки и надписи.

– Бертран, сударь, потрудитесь напомнить мне, где нас будет ждать ваш вооруженный отряд?

– Близ города Реймс, милейший граф! Нас будут встречать человек пятнадцать, не меньше! Все они готовы отдать жизнь за честь дворянского имени!

– Отлично! Через несколько дней мне должны доставить очень ценную бумагу, которая спасет нас при неудачном стечении обстоятельств, хотя молюсь Небесам, чтобы мы воспользовались ею в самом крайнем случае!

Присутствующие живо обсуждали предстоящую кампанию, каждый рассчитывал на удачный ее исход, тем самым мечтая пополнить свои сбережения.

Де Флюри́ беспокоился об одном: время неумолимо уходит, отца юной герцогини не застали у себя, следовательно, он может спутать все планы, даже не подозревая об этом. Но где его искать? В Париже? В Реймсе? Куда отправился убитый горем отец и дворянин, жаждущий найти справедливость и живущий по законам чести и совести? Граф нервно выстукивал дробь пальцами по столу и обдумывал свои дальнейшие действия. Он боялся за жизнь прехорошенькой Беатрис, о которой думал днем и ночью, которая покорила его сердце своей красотой, нежностью, бархатной кожей, томным взглядом, пронизывающим до костей, своим нравом и, наконец, непреодолимым желанием жить и помогать нуждающимся в этом людям. Граф, уже повстречавший на своем жизненном пути немало женщин и кое-что в них смыслящий, никак не мог раскрыть тайну сущности юной мадемуазель, у которой не было наигранного выражения лица, жеманства и излишнего кокетства, присущего девушкам французской элиты.

«Надо признаться мадемуазель Беатрис в своих чувствах, как и подобает дворянину, и служить ей до конца своих дней, даже если она меня отвергнет!» – вдруг решился Бермо́н.

Он резко встал из-за стола и направился к коридору, чтобы добраться до небольшой, узкой лестницы, ведущей к спальне Беатрис. В коридоре пахло горевшими свечами, которых было недостаточно для освещения, и граф аккуратно поднимался наверх, не желая беспокоить будущую хозяйку замка громкими шагами.

Де Флюри́ подошел к двери и прислушался: из комнаты доносилось тихое и нежное пение, голос Мадлен он узнал сразу, да и песню, которую напевала девочка не раз в дороге, успела всем понравиться. Мужчина негромко постучал. Зашуршали юбки платья, послышались шаги, и следом открылась дверь.

– Мадемуазель Беатрис спит, – прошептала Мадлен, обернувшись назад. Она беспокоилась о том, что своим присутствием граф нарушит сон герцогини, чуткий и такой необходимый.

– Ей обязательно нужно выспаться, ведь только Господь ведает о том, что еще придется пережить моей спасительнице!

– Спасительнице? – удивился граф.– О чем ты говоришь?

Мадлен вышла в коридор и тихонько закрыла дверь. Она присела в неглубоком реверансе, подняла голову и, заглянув в глаза Бермо́ну, прошептала:

– Милостивый государь, боюсь, я не могу поведать тайны, которая теперь нас связывает, я поклялась хранить ее до конца своих дней!

– Милая Мадлен, ни в коем случае не хочу компрометировать мадемуазель Беатрис и тебя, выпрашивая поведать мне секрет! Я – дворянин, и всегда честь дамы будет для меня превыше всего!

Он подмигнул девочке и почти неслышно спустился вниз.

Бермо́н де Флюри́ рос счастливым ребенком. Он был обласкан своей матерью – удивительно красивой голубоглазой мадам Маритт де Вержи, которая обвенчалась с Раулем де Флюри́ де Бриенн, выходцем из графской семьи, в семнадцать лет. Маленький наследник родительского титула, Бермо́н, стал плодом очень нежной любви, которую питали друг к другу Маритт и Рауль. Смелый, решительный и волевой де Бриенн, не отличавшийся высоким ростом, но невероятно жилистый, с мужскими чертами лица, острым подбородком и умными глазами, много времени уделял своему сыну: сам учил искусству владения шпагой, увлекал мальчика охотой, рассказывал интересные истории о военных подвигах великих полководцев, и на своем примере демонстрировал то трепетное чувство, которое каждый дворянин должен испытывать к любимой женщине. Слово «честь» не было пустым звуком для Бермо́на, в жилах которого текла графская кровь.

Мать, в свою очередь, воспитала в своем «сокровище», как она его называла, внимательного к окружающим, молодого мужчину, способного принимать мнение и решения других людей достойно, не ища в них изъянов и подвохов, но при этом умеющего мыслить самостоятельно и трезво, полагаясь на собственные взгляды и чувства.

«Помни, мое сокровище, что ты всегда должен следовать зову своего сердца и разума! Помимо Господа, своей судьбой вправе распоряжаться и мы: по воле живущего совершаются благородные поступки и коварные, ведутся кровопролитные войны, плетутся интриги, рождается настоящая любовь!» – часто, еле слышно шептала Маритт своему сыну, укладывая спать. Затем она читала молитву перед распятием, висящим на стене, медленно вставала с маленькой скамеечки, нежно касалась руки мальчика и тихонько выходила из спальни, убедившись, что он уже в плену крепкого сна.

Рауль де Бриенн имел возможность познакомиться с графом де Легра́н на королевской охоте, когда последний отличился меткостью в стрельбе и восхитил присутствующих господ и дам, их сопровождавших. Оба дворянина нашли друг в друге единомышленников и хороших собеседников, знающих военное дело, толк в хороших книгах и вине.

Когда Астор впервые был представлен Раулем своей жене в их семейном гнездышке, как и всякая проницательная женщина, Маритт смогла разглядеть в его натуре и внешности лицемерные нотки. Она с опаской и настороженностью наблюдала за тем, что ее супруг очень уж увлекся дружбой с графом, слепо ему доверял и посвящал во все свои планы и мысли. Маритт не одобрила и того, что Рауль преподнес де Легра́ну чересчур щедрый подарок – свой массивный перстень, украшенный большим темно-бордовым рубином. Но, Боже мой, мужчины, которые считают женщин, начитавшихся романтических новелл и поэм, слишком мнительными и воображающими невесть что, не принимают во внимание их природную чуткость и умение заметить все, что может ускользнуть от взглядов сильного пола, и это стоило жизни не одному достойному дворянину!

Был прекрасный, солнечный день, когда в дом, где царила идиллия и умиротворение, где все шло своим чередом, ворвались вооруженные гвардейцы. Они искали хозяина замка, громко ругались, сеяли панику и ужас в сердцах гувернанток и слуг, которые как всегда были заняты своими обычными делами.

Маленький Бермо́н и его отец играли в саду, они увлеклись салками, весело смеялись и поочередно подбегали к Маритт, которая была сосредоточена на вышивании сложного узора. Их семейный досуг прервал громкий крик, и можно было расслышать, что искали графа де Флюри́. Маритт тихонько вскрикнула, она вскочила со скамьи и дрожащими пальцами притянула к себе сына. Граф де Бриенн ловко поднял с плетеного кресла шпагу, предусмотрительно оставленную перед играми с сыном, и встал в стойку, ожидая, когда незваный гость покажет свое лицо.

– Рауль де Флюри́ де Бриенн! Именем короля…

Еще секунда, и в саду оказалось много незнакомых мужчин. К хозяину дома вышел толстоватый человек, с ловко подкрученными усами, горбатым носом и густыми бровями, которые придавали суровости его внешнему виду. Темный пурпурный костюм придавал немного величия хозяину этого непропорционального тела. Незнакомец развернул желтую бумагу, на которой виднелись гербовые печати, и громко, четко произнося каждое слово, медленно прочел:

«Именем короля! Граф де Флюри́ де Бриенн обвиняется в жестоком и подлом убийстве графа Жана де Шатильон, уничтожении его имущества, и по сему – подлежит немедленному аресту и передачи в тюрьму, для дальнейшего расследования и дачи признательных показаний!».

Человек замолчал. Он протянул руку, желая забрать шпагу у графа, совершенно ошарашенного только что услышанным приказом.

– Это ложь! Клянусь честью, сударь, что это – нелепая ошибка и требую немедленно извиниться за компрометирующую меня и мою семью ситуацию! Я не имел возможности водить знакомство с вышеназванным господином и, следовательно, никак не смел бы желать, а тем более быть причастным к смерти этого графа!

– Милостивый государь, прошу вас сохранять честь дворянина и повиноваться, не навлекая на, и без того грешную голову, мой гнев. На месте страшного преступления был найден перстень, который опознали многие, и все как один заявили, сударь, что он принадлежит именно вам!

Гвардеец нащупал в кармане камзола небольшой сверток и, развернув его, достал рубиновый перстень, который был совсем недавно подарен Астору де Легра́н.

Маритт побледнела. Она жадно хватала воздух, голова шла кругом, тело охватила ледяная дрожь. Она кусала в кровь посиневшие губы и с большим усилием сдерживала набегавшие слезы.

Рауль дрожащей рукой дотронулся до своего перстня. Граф медленно поднял глаза, полные щемящей тоски и боли, на любовь всей его жизни и на маленького наследника. Вся жизнь за минуту пронеслась в его голове, он понимал, что свою семью видит в самый последний раз.

Маленький Бермо́н плакал, в столь юном возрасте он уже понимал, что их дальнейшая судьба не будет щедра на счастливые мгновения, именно тогда он поклялся, устремив свое залитое слезами маленькое личико в небо, что обязательно отомстит обидчику отца и вернет ему честное имя дворянина.

3.

Филипп де Грэ́ де Рувруа́, а так же сопровождавшие его Дидье и Франсуа, были в дороге несколько дней, они затравили трех лошадей, прежде чем добрались до небольшой возвышенности, с которой был отличный обзор на серый замок Астора де Легра́на, построенный из вулканического камня и окруженный глубоким рвом.

Герцог боролся со своими безрадостными, серыми мыслями, не позволяя страху перед неизвестностью полностью им овладеть.

Франсуа, испуганный всем происходящим, все время убеждал себя, что это не сон. Непривыкший к таким крутым поворотам судьбы, он корил себя за то, что оказался свидетелем чужой драмы, причитал, что расплачивается за совершенные ранее грехи, поэтому, волею Небес оказался здесь, в незнакомом городе. Но жажда вознаграждения, которое пообещал несчастный отец за помощь в поисках пропавшей дочери, придавала ему сил.

– Послушайте, – негромко сказал Филипп.– Нам ни в коем случае нельзя выдавать свое волнение. Пусть этот мерзавец, Астор, удивляется моему хладнокровию и выдержке. Смею заметить, что это собьет его с толку и вызовет сомнения в том, что я о чем-либо догадываюсь: как и прежде я приду просить у него помощи. Признаться честно, я и сам в растерянности и в моей голове нет ни одной здравой мысли по поводу наших дальнейших действий.

Герцог грустно вздохнул и рассеянно покачал головой. Лошади тяжело дышали и били копытом. Они, как и люди, остались почти без сил после бешеных скачек. Всем хотелось отведать чего-нибудь съестного, осушить стаканчик, другой успокающего добротного вина, отдохнуть и тем самым восстановить потерянные, но такие необходимые силы.

– Милостивый государь! – Дидье осмелился вступить в диалог с покинутым надеждой на удачные поиски дочери отцом. -Позвольте мне сказать несколько слов…

– Говори, Дидье, я внимательно слушаю тебя.

– Сударь, нам следовало бы вернуться в город, найти ночлег, выспаться, привести себя в порядок, накормить лошадей и дать им отдохнуть. Полагаю, что граф де Легра́н не поверит в то, что какое-то рядовое дело привело нас в его дом, потому что вид наш, мягко говоря, столь скверный! Очень заметно, что мы спешили, не желая терять ни секунды драгоценного времени!

Филипп задумался. Он окинул взглядом своих компаньонов, провел рукой по пыльному плащу и согласился, что их вид оставляет желать лучшего. Его верный Дидье был прав и, как оказалось, мог видеть наперед и давать дельные советы.

– Да, ты прав, мой смелый Дидье! Остановимся на ночлег в ближайшей таверне и аккуратно, не привлекая к себе излишнего внимания, расспросим о делах графа, вдруг нам посчастливится что-нибудь разузнать!

Всадники пришпорили коней и направились обратно к городским воротам.

Реймс, крупнейший город винодельческого региона, встретил путников великолепными постройками в готическом стиле, величественными статуями, широкими мощеными камнем улицами, лавками с ароматной выпечкой, маслом, тканями и разнообразными диковинными штуками, до которых не было дела уставшим путникам. Они пересекли широкую городскую площадь и свернули в небольшой проулок, надеясь отыскать место для ночлега, и не прогадали: прямо над их головами была потрескавшаяся от времени деревянная вывеска, оповещавшая о том, что путники попали на постоялый двор мсье Жан-Жака Порте.

После того, как лошади были отправлены в стойла, мужчины вошли в трактир, надеясь прилично отобедать и выпить хорошего вина, которым так славилась провинция Шампань.

Внутри было грязно и шумно, столы и табуреты из грубо обработанного дерева покрывали жирные пятна, видимо, хозяин трактира не считал важным держать их в чистоте, ибо лишний расход воды для него был невыгоден. На столах стояли глиняные чашки со свечками, тарелки, кувшины и пустые бутылки, которые не так давно осушили здешние любители вина, в камине потрескивали поленья, и языки пламени лихо поднимались вверх, горячим дыханием облизывая почерневшие от сажи камни.

В середине зала под звуки дудок и кларнетов отплясывали контрданс55
  Французский народный танец (прим. автора)


[Закрыть] веселые постояльцы.

Филипп обвел взглядом унылую трапезную и поспешил занять место за столом, стоявшим в углу, под лестницей, чтобы остаться в тени, но при этом иметь возможность наблюдать за местными представителями города.

Герцогу никогда не доводилось бывать в таких заведениях. Как и подобает дворянину, он имел удовольствие посещать дома знатных особ, которые устраивали званые обеды, состоявшие из трех перемен, включающие в себя по три блюда, которые ставили на стол одновременно. Там гостей угощали супами, рыбными блюдами, пирогами, закусками и мясными изысками, к которым обязательно подавались густые, пряные соусы. Здесь же путникам предложили отведать индейку и омлет, который готовился за считанные минуты и не требовал особых кулинарных навыков.

– Я голоден, как волк! – Франсуа не скрывал своих чувств, которые обострились после выпитого вина, и с охотой принялся за еду.– Полагаю, что мы подкрепимся хорошенько и наберемся сил, которые нужны нам для завтрашнего штурма! Ну и не посчастливится же графу де Легра́ну, если он встретит нас на пути!

– Мсье Жано, – пробурчал Дидье, недовольный тем, что рыбак из Жуанвиля может разрушить эффект инкогнито и выдать их тайну.– Будьте любезны, говорите тише! Вы привлекаете к нам слишком много любопытных глаз и ушей! Милостивый государь, думаю, будет лучше, если вы отужинаете прямо в комнате, дабы оградить себя и нашу кампанию от случайных свидетелей!

Филипп кивнул и, встав из-за стола, направился к лестнице, ведущей к комнатам, которые сдавались по баснословной цене.

– Пожалуй, я останусь здесь! – парировал Франсуа, упорно желающий присоединиться к танцующей толпе.– Если меня убьют, то я больше не смогу потанцевать вон с той прехорошенькой девицей!

Дидье наклонился к уже изрядно охмелевшему мужчине и резко произнес:

– Если хоть одна душа узнают про нашу тайну, клянусь, мсье, что убью вас собственноручно!

Молодой оруженосец собрал остатки ужина и направился к Филиппу, который в полной тишине молился о спасении дочери, его молитву прервал стук в дверь: это пожаловал Дидье с тарелками и бутылкой вина.

Он открыл дверь и аккуратно вошел, проследив, чтобы с тарелок ничего не упало.

В комнате пахло сыростью и мышами, в камине догорали поленья, на углах, почти под потолком висели пучки с сухой травой, которая отпугивала моль, середину комнаты облюбовал круглый стол и пару стульев, поодаль стоял небольшой шкаф с покосившейся дверцей, а противоположные стороны комнаты заняли диванчик и высокая кровать.

Филиппа удручала эта обстановка. Гнетущее чувство пустоты усиливалось столь скверным пейзажем, отец корил себя за свою слепоту, излишнюю веру в то, что каждый дворянин живет в ладу с честью и совестью.

«Сир, – негромко произнес Дидье.– Мы сделаем все, что от нас зависит, чтобы найти и спасти мадемуазель Беатрис! Клянусь жизнью, сударь, что я отдам все силы на ее поиски!»

Филипп вздрогнул, услышав имя своей единственной наследницы: вот уже неделю с небольшим он не слышал ее нежного голоса, не мог коснуться теплой руки с тонкими и изящными пальчиками, вдохнуть ее аромат, который легким облаком рассеивался по комнате, когда Беатрис быстрыми шагами передвигалась от скамеечки, где вышивала, до кожаного кресла, в котором любила сидеть, погрузившись в чтение какого-нибудь романа.

– Конечно, Дидье, я молюсь Небесам, чтобы моя девочка оказалось жива! Господь милосерден, он не может лишить меня единственной радости, моей Беатрис!

– Прошу вас, милостивый государь, закончите с ужином и отправляйтесь спать, чтобы завтра мы смогли продолжить поиски. Полагаю, что мадемуазель Беатрис будет расстроена, если увидит своего отца похудевшим и осунувшимся!

Герцог слегка улыбнулся, тепло посмотрел на своего верного Дидье и принялся доедать уже немного остывший ужин.

Тем временем жуанвильский рыбак, не чувствуя прежней усталости, отплясывал танец за танцем с девицей Манон, пышногрудой, широкоплечей дочерью местного лавочника. Ее раскрасневшиеся щеки пылали, она тяжело дышала и фальшиво хихикала над шуточками Франсуа, который совсем опьянел от вина и пряного аромата, исходившего от тела Манон.

Ее здесь недолюбливали: скандальная, громкоголосая, она не отличалась высокими нравственными качествами, и по этому случаю, имела привычку наслаждаться обществом разных мужчин, которые потом получали трепку от своих жен, когда последние обнаруживали следы страстной ночи на своих благоверных.