Текст книги "С тобой"

С тобой
Валя Шопорова

© Валя Шопорова, 2019

ISBN 978-5-4496-5602-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Медленно вниз,

Голос негромко,

Тающий пульс

Из-под обломков.

Знаешь, мечта

Рвется где тонко.

Так всегда…

J-морс, Не умирай©

 
16 сентября.
 

Дориана разбудила низкая вибрация мобильного телефона, часы показывали три сорок утра. Забыв спросонья о том, что зарёкся отвечать на попытки кого бы то ни было дозвониться до него, он принял вызов и приложил телефон к уху. На экране светилось имя Леона, но из динамика послышался незнакомый, серьёзный женский голос.

– Здравствуйте, я говорю с Дорианом Ихтирам-Катель?

– Да.

– Я…

Дориан не дал незнакомке договорить, грубо перебивая её.

– Послушай, мне наплевать на то, кто ты, и что ты делаешь с моим братом. Поделись радостью от того, что затащила его в койку с кем-нибудь другим, хотя заслуги твоей в этом нет, разве что ноги подвижные.

– Я попрошу вас не разговаривать со мной в подобном тоне, – строго ответила женщина. – Меня зовут Рената Иннганаморте, я заведующая отделением реанимации сорок пятой городской больницы города Гамбург и хочу сообщить вам о том, что к нам в критическом состоянии поступил ваш брат – Леон Ихтирам-Катель.

– Что? – воздух выбило из лёгких, и Дориан резко сел, иступлённым взглядом смотря перед собой и ничего не видя.

– Леон Ихтирам-Катель поступил в нашу больницу вследствие автокатастрофы, – повторила доктор.

– Это какая-то ошибка… – прошептал Дориан. Надежда умирает последней, и отрицание реальности является мощным орудием в преодолении тех её моментов, с которыми невозможно смириться.

– Никакой ошибки быть не может, – отрезала женщина, будто вгоняя в сердце кол. – При нём были документы, удостоверяющие личность, и я звоню вам с его телефона.

Дориан отнял телефон от уха и посмотрел на экран, умоляя его показать какое-нибудь другое имя и номер. Но на нём по-прежнему горели четыре буквы самого родного на свете имени.

– Мы обязаны извещать близких родственников пациентов о том, что они поступили в наше отделение, и я посчитала нужным позвонить вам, – добавила доктор.

Дориан слышал её, словно через толщу воды.

– Я скоро приеду, – произнёс он, снова перебивая собеседницу.

– Сейчас в этом нет необходимости, ваш брат всё ещё находится в операционной.

– Я приеду! – уже крикнул Дориан и, отклонив вызов, вскочил с кровати, быстро натягивая на себя одежду, надевая её как попало, навыворот, а после выбежал из дома.

Гордость и принципиальность полетели ко всем чертям. Их просто не могло быть, когда под угрозой оказывалось самое дорогое и важное.

Небеса ещё не тронул солнечный свет, только звёзды начинали медленно гаснуть. Дориан вжимал педаль газа в пол, гоня под двести километров в час, стремительно проносясь по пустынным, кажущимся призрачными дорогам. В голове с каждым ударом сердца стучало всего два слова: «Автокатастрофа. Реанимация». И он не думал о том, что с рассеянным травой и недосыпом вниманием имеет все шансы присоединиться к близнецу, не вписавшись в очередной поворот, на такой скорости это верная смерть.

Дориан боялся только одного – того, что его остановит полиция, но не потому, что в его организме были следы лёгкого, но всё же наркотика, а это чревато неприятностями, а потому что это задержит его, даже минута промедления сейчас выделилась подобной смерти.

Но Дориану повезло, на пути ему не попался ни один полицейский патруль, только дорожные камеры зафиксировали преступное превышение скорости, чтобы потом материализовать его в штраф.

Несмотря на все старания Дориана, дорога заняла почти два часа, увы, он не умел телепортироваться, хоть сейчас так хотелось это сделать. А Берлин и Гамбург разделяли триста километров.

Выскочив из машины едва ли не на ходу, Дориан вбежал в холл больницы, там уже были Рональд, Эван и Леонард: заспанные и хмурые. Будто не видя друзей, Дориан пулей пробежал мимо них к лестнице. Шесть этажей вверх, дыхание сбилось и лёгкие начало жечь. Плевать. Он даже не чувствовал этого.

И вот перед глазами возникла заветная табличка, навевающая могильный холод: «Отделение реанимации». Сглотнув, Дориан переступил порог этого царства смерти и надежды, взгляд его наткнулся на высокую, стройную брюнетку тридцати с чем-то лет в белоснежном халате. Не раздумывая ни мгновения, Дориан кинулся к ней; на груди её был бейдж с именем: «Рената Иннганаморте».

– Я Дориан Ихтирам-Катель, мне позвонили и сказали, что мой брат здесь, – сбивчиво затараторил Дориан. – Где он? В какой палате? Мне срочно нужно к нему!

– Ещё раз здравствуйте, Дориан, – проговорила в ответ доктор. – Сожалею, но к Леону сейчас нельзя.

– Как нельзя?! Можно! Мне можно!

– Вы доктор? – хладнокровно спросила женщина, смотря Дориану в глаза.

– Нет… – младший Ихтирам несколько растерялся, но всего на мгновение, а после вновь сорвался на крик: – При чём здесь вообще это?! Зачем вы мне голову морочите?!

– Во-первых, я не морочу вам голову, а даю понять, что никто, кроме медицинского персонала не может сейчас заходить к вашему брату. Во-вторых, перестаньте орать, имейте хоть какое-то уважение к тем, кто здесь лежит.

– Что?! Не кричать?! Мой брат в реанимации, вы не пускаете меня к нему и ещё говорите, чтобы я не кричал?!

– Принести вам успокоительное?

– Нет!

– Если нет, и вы продолжите так себя вести, мне придётся распорядиться, чтобы вас вывели из больницы.

Доктор говорила спокойно и строго, как воспитательница с буйным мальчишкой. Поняв, что скандалом он ничего не добьётся, Дориан перестал орать и опустил голову.

Подождав ещё пару секунд, женщина произнесла:

– А теперь, когда вы успокоились, я готова спокойно поговорить с вами и ответить на ваши вопросы.

– Что произошло? – едва слышно спросил Дориан.

– Автокатастрофа. Машина вашего брата упала с дорожного моста.

Дориан почувствовал, как от слов доктора по изнанке кожи пробегает дрожь и холодок.

– Он в порядке? Как он?

Дориан поднял взгляд к лицу доктора, в его глазах читалось, пропитанное отчаянной надеждой: «Скажите, что он отделался ушибами».

– Присядьте, – женщина указала рукой на скамью около стены и тоже села рядом с Дорианом.

– Пожалуйста, не тяните, скажите, что с Леоном, – умоляюще произнёс младший Ихтирам. – Неужели всё плохо? Нет, всё не может быть плохо, – он нервно улыбнулся. – Он же удачливый!

Доктор вздохнула и развернулась к нему корпусом.

– Дориан, ваш брат получил многочисленные серьёзные травмы, ночью у него была остановка сердца.

Не моргающим взглядом смотря на собеседницу, Дориан коснулся груди. Ночью. У. Леона. Остановилось. Сердце. Он ведь почувствовал это. В сознании и теле вспыхнули совсем свежие воспоминания о резкой боли в груди и ощущении того, что сердце не бьётся.

– Мы делаем всё возможное, – продолжала врач, – уже проведена одна операция и через полчаса Леона ожидает ещё одна. Но мы не Боги, мы не можем давать стопроцентных гарантий. После таких происшествий вообще не выживают, но вашему брату повезло. И со своей стороны мы будем делать всё возможное, чтобы спасти его.

С каждым словом доктора Дориан чувствовал, как земля уходит из-под ног, пусть он и сидел, а кислород перестаёт проникать в лёгкие, становится ненужным.

– Но он ведь выживет? – дрожащим голосом спросил парень.

– Могу я быть с вами откровенной?

Дориан сдавленно кивнул, готовясь к худшему и всё равно надеясь на лучшее. Доктор продолжила:

– Шансов у вашего брата немного и то, что его организм ослаблен наркотиками, только уменьшает их. Каждый наркоз для него – огромный риск, но без хирургического вмешательства он точно не выживет.

Это был почти приговор. У Дориана опустились плечи, и он съехал на скамье вниз, закрыл ладонями лицо.

– Мне нужно к нему… – тихо произнёс он, голос совсем сел от ужаса, сковавшего грудь свинцовым корсетом.

– Сейчас это невозможно.

– Прошу, – Дориан убрал руки от лица и с болью посмотрел на доктора, – мне просто необходимо его увидеть.

– Повторяю, сейчас его навещать нельзя.

– Вы не понимаете! – голос вновь сорвался на крик. – Мы близнецы! Мы нужны друг другу! Я должен быть рядом с ним!

– Рядом с Леоном сейчас должны быть хирург, анестезиолог и реаниматолог, вы ничем ему не поможете. И будет лучше, если сейчас вы поедете домой.

Дориан замотал головой.

– Я не уйду. Вы меня и силой отсюда не выгоните.

– Если вы не будете нарушать порядок, никто не станет вас выгонять, но я советую вам, как сделать лучше. Ваше нахождение здесь сейчас всё равно не имеет никакого смысла.

Дориан снова помотал головой и обвёл взглядом двери в палаты, которые были поблизости.

– В какой он палате? – снова спросил он, будто не слыша всех доводов врача, они не доходили до него.

– Я не скажу вам этого. Езжайте домой, – доктор встала и поправила халат.

– Значит, сам найду, – отрезал Дориан, шумно выдохнув, и тоже встал.

Но его попытку открыть дверь в палату, напротив которой они сидели, остановила врач, одёрнув его за руку.

– Вы в своём уме? – строго спросила она, продолжая на всякий случай придерживать его за локоть.

– В своём! А что мне ещё остаётся, если вы не пускаете меня к брату?!

– Здесь лежат люди, находящиеся между жизнью и смертью, а вы имеете наглость ломиться в палаты? Как видно, вы действительно не понимаете, где находитесь, но здесь умирают люди и здесь каждую минуту борются за спасение жизней. И я лично курировала реанимационные мероприятия для вашего брата и, возможно, займусь этим вновь, а вы хамите мне в лицо и орёте на всё отделение. Имейте уважение если не ко мне, то хотя бы к моим пациентам.

Речь доктора была подобна крепчайшей оплеухе. Но лучше бы она на самом деле ударила – да хоть куда, потому что её слова осадили и обрушили на плечи такое чувство вины, что Дориану стало противно от самого себя. Он почувствовал себя мусором, который срочно нужно вынести на помойку. Но врач ведь не хотела его унизить, он так себя и вёл.

– Я понимаю, – едва слышно произнёс он, не решаясь поднять взгляд. – Просто я… Я не понимаю, что мне делать… Леон здесь, вы говорите, что не знаете, что с ним будет, и это худшее, что могло случиться. Я даже представить себе такого не смог бы. Я же… Я не смогу без него.

Дориан всё же поднял глаза, они были полны слёз, его сбивчивая исповедь вывернула душу наизнанку.

– Я понимаю вас, – несколько смягчив тон голоса, ответила доктор. – И хочу заверить вас в том, что мы делаем всё возможное. Но вам всё же будет лучше уйти.

Дориан отрицательно покачал головой.

– Я не уйду. Не уйду, пока не узнаю, что с Леоном всё будет хорошо, и не поговорю с ним, – слова его были так наивны и пропитаны отчаянным отрицанием холодящей кровь реальности.

Доктор тяжело вздохнула, опустив взгляд. Объяснять то, что с вероятностью в девяносто процентов они уже никогда не поговорят, не хотелось. Доводить Дориана до истерики ей было совершенно ни к чему.

После такого действительно не выживают. Падение с тридцатиметровой высоты. Машина штопором вонзилась в асфальт, её сплющило почти до середины, будто банку из-под газировки. Несколько переворотов; лишь каким-то чудом не произошло взрыва.

– Если вы так этого хотите, можете остаться, – произнесла врач. – Но если вы снова будете шуметь или попытаетесь вломиться в чью-нибудь палату, я распоряжусь, чтобы вас выгнали, и в моё отделение вы больше не зайдёте.

Дориан смиренно покивал, принимая условия.

– Я буду вести себя тихо.

Убедившись в том, что Дориан в состоянии вести себя адекватно, доктор удалилась, но в скором времени вернулась.

– Этому будет правильнее находиться у вас, – произнесла она и протянула Дориану мобильный телефон Леона – единственное, что уцелело в жутком дорожном происшествии, аппарат отделался трещиной через весь экран.

Телефон хранил тепло ладоней, и так хотелось верить в то, что оно принадлежало близнецу. Дориан не заметил, как доктор вновь удалилась. Он не сводил взгляда со средства связи в своих руках, провёл пальцем по жирной трещине. Будто лёд треснул. А треснула жизнь. Две сразу.

Не слушающимися пальцами он нажал на кнопку разблокировки, и на экране сразу отразился журнал вызовов, полностью состоявший из одного его, Дориана, имени. Леон звонил ему, казалось, бесконечное количество раз.

Больше не было ни обид, ни глупых принципов. Сейчас Дориан отдал бы всё за то, чтобы поговорить с Леоном. А ведь он звонил ему бесчисленное количество раз, а он, идиот, ни разу не ответил, даже не взял телефон в руки, следуя своей слепой гордыне. Правду говорят, что гордыня – смертный грех. И теперь пришло время расплачиваться за него.

Сознание было отуплено, толком не было ни мыслей, ни чувств, так бывает, когда случается что-то слишком жуткое. Прислонившись к стене и съехав по ней вниз, Дориан достал из кармана и свой мобильный, разблокировал его. На экране высветилось оповещение о ста шестидесяти восьми пропущенных вызовах от одного абонента и почти таком же количестве сообщений на голосовой почте от него же.

Уйдя в курилку, Дориан сел прямо на пол, прислонившись спиной к стене – всё равно у него не было с собой сигарет, и включил первое сообщение от Леона. Из динамики полился самый родной и нужный на свете голос, а сердце замерло в груди.

«Привет, Ди. Я понимаю, почему ты не хочешь со мной разговаривать. Но я правда исправлюсь, я уже делаю это. Прошу тебя, вернись. И ты сам всё увидишь. Или хотя бы ответь на звонок, скажи, где ты. Мне просто нужно знать, что с тобой всё в порядке».

«Ди, я скучаю по тебе. Дико. И ты был не прав, мне не хватает тебя намного больше, чем чёртового метамфетамина!».

«Ди, это совсем не смешно. Ответь хоть на одно моё сообщение. Чёрт побери, я даже не знаю, доходят ли они до тебя! Как можно быть таким бессердечным?».

«Ди, прости меня. В прошлый раз я сорвался. Я не хотел кричать на тебя, просто… Просто мне действительно сносит крышу. Мне кажется, я схожу с ума. Или умираю. Да кому я это рассказываю? Я же знаю, что ты и так это чувствуешь. Вернись, прошу тебя. Или хотя бы подними трубку. Я уверен, что ты слушаешь мои сообщения, потому что, хоть ты и гордый, ты дико любопытный».

«Мне не хватает тебя. Мне невозможно сложно справляться без тебя с этим, бороться с собой… Невыносимо».

Чем дальше шли сообщения, тем более обрывчатыми они становились, голос Леона всё больше дрожал, срываясь то на крик, то на едва различимый шёпот. Его ломало. Дико. Жутко. До искр перед глазами и воя. Дориан слышал это в его голосе. И он ведь чувствовал, когда это происходило, но закрывал на это глаза, не желая слышать боль близнеца.

«Я собираюсь выгуливать Лео. Боюсь, что упаду в обморок. Мне на самом деле очень плохо, но я не могу ему отказать, когда он такими грустными глазами смотрит на дверь. Это ведь моё святое призвание – присматривать за рыжими капризными существами, – в голосе послышалась измученная улыбка, а у Дориана задрожали губы от невыносимой горечи. – И раз я не справился со своими обязанностями с тобой, я должен исправиться хотя бы с ним».

Каждое новое сообщение вгоняло в сердце острейшую иглу. А голос близнеца – такой живой, но доносящийся из прошлого, рвал душу в клочья.

– Лео, я слышу тебя, – зачем-то прошептал Дориан в ответ на реплику брата из записи. Будто тот мог его слышать. Раньше нужно было думать.

«Мне всё время кажется, что за дверью кто-то стоит. Теперь я понимаю, что чувствовал ты… Я не могу заставить себя выйти из комнаты. А нужно выгулять Лео и купить продуктов. У нас в холодильнике совсем пусто… Когда я разговариваю с тобой, становится немного проще, можно представить, что у тебя болит горло и поэтому ты всё время молчишь… Я поговорю с тобой, пока буду ходить по магазинам? Иначе я просто не смогу выйти из дома. Итак, сейчас я открою дверь и выйду из спальни…».

Дориан громко шмыгнул носом и утёр скатившуюся по щеке горчайшую слезу. Как же Леона ломало… А его не было с ним рядом.

Пришёл черёд последнего сообщения. Это был последний звонок Леона, следующий уже был сделан заведующей реанимации. Онемевшими пальцами Дориан запустил запись.

«Да, я сорвался! Но, чёрт побери, я принял всего один грёбанный раз! Я держался шесть дней, но я не могу справиться с этим в одиночестве! Без тебя! Но теперь ты увидишь, что мои обещания не пусты! Я поговорил с Фишером, и он через своего полковника пробил твой номер! Я еду к тебе! И мне наплевать, хочешь ли ты меня видеть! Один раз я уже смог заново доказать тебе, что ты можешь мне верить, и…».

Речь резко оборвалась. Послышался оглушительный грохот, скрежет металла и треск разбивающегося стекла. Приглушённые расстоянием крики очевидцев. И через пару минут надрывный, тревожный вой сирены скорой помощи.

Запись запечатлела момент ужасающей аварии и покрыла душу колючей изморозью.

Леон ехал к нему. И именно из-за этого попал в аварию. Потому что спешил и поехал по закрытому на ремонт мосту, это был самый короткий путь. И потому что был отвлечён на «разговор» с Дорианом и не заметил вовремя преграды на пути, вынудившей резко свернуть и уйти в занос. Ограждения не выдержали удара, и машина полетела вниз.

Леон держался почти неделю, как бы ни было сложно и больно, как бы ни рвало психику и ни ломало тело. Держался и умолял близнеца вернуться, потому что в одиночестве справиться с подобным невозможно. А что делал в это время Дориан? Лелеял свою гордыню и ходил по клубам, наслаждаясь тем, что поступает назло брату.

А ведь всё могло быть иначе. Если бы он ответил на звонок и поговорил с Леоном хотя бы в последний день, тот бы не сорвался и не разбился. Чёрт побери, Дориан ведь даже не злился на него к тому моменту, не обижался, а скучал! Но принципиальность не позволила сделать шаг к примирению, хотелось проучить близнеца. Он был уверен, что у них в запасе ещё куча времени, и что этот урок пойдёт Леону на пользу. Он думал, что всегда успеет вернуться, но сперва надо вдоволь помучить близнеца (а заодно и самого себя), потому что того требовала уязвлённая гордость. А теперь, возможно, у них больше не было времени. Совсем.

И где теперь та гордость? И что в силах изменить сожаления о несделанном?

В груди было невыносимо больно, горько и колко – хоть вырви сердце с корнем, чтобы перестать чувствовать. А повсюду и впереди была холодящая кровь неизвестность. Хотелось выть зверем и рвать на себе кожу от безысходности. Дориану даже ничего толком не объяснили. Всё, что у него было, это записи голоса близнеца и слова доктора: «Шансов мало». Он даже не мог увидеть Леона, значит, всё было действительно плохо.

А в голове предательски всплыли его собственные слова, сказанные Леону во время их последнего разговора:

«…если тебя никто не спасёт, я не стану плакать».

Сжав телефоны в ладонях, Дориан уткнулся носом в колени, моля про себя:

«Господи, сделай так, чтобы он выжил. Я же врал… Не думал, что говорю. Я не смогу без него…».

Глава 2

После нас не осталось звёзд.

Эта боль, словно всё всерьёз.

После нас не сойти с ума.

На часах я рисую утро без тебя.

Все эти пять минут без тебя.

Эти пять минут…

Лена Катина, После нас©

Рональд, Эван и Леонард нашли Дориана всё там же, в комнате для курения. Они уже тоже поговорили и с заведующей отделением, и с другими докторами, которые занимались Леоном. А потом Фишер переговорил с доктором Иннганаморте лично, и теперь был единственным, кто знал полную правду о мрачных прогнозах относительно состояния старшего Ихтирам. Но, конечно же, он даже под пытками не собирался рассказывать этого Дориану, понимая, что он таких новостей просто не выдержит. Не нужно было добивать его заранее. Надежда ведь остаётся всегда, даже если её нет.

– Ты как? – осторожно спросил Эван.

Дориан неопределённо пожал плечами, хмурясь.

– Не знаю. Я… не верю, что ли? – он повернул голову к другу, в глазах его плескалась лютая боль. – Мне кажется, что всё это чья-то злая и совсем не смешная шутка. Мы же ещё совсем недавно разговаривали с Леоном… – лицо исказило от горечи от того, каким на самом деле был их последний разговор. – А теперь я даже не могу его увидеть…

– Увидишь. Рано или поздно тебя пустят к нему, а потом и нас всех, – ободряюще ответил Прежан и присел на корточки рядом с Дорианом.

– Я не понимаю, почему доктора не пускают меня к нему? Что им от меня скрывать? Или они боятся, что я сделаю что-то не то? Да пусть смирительную рубашку на меня наденут, чтобы я точно ни на что был неспособен, только пусть позволят мне его увидеть!

– Дориан, Леон перенёс одну серьёзную операцию, а сейчас идёт вторая, – вступил Фишер, – нет ничего удивительного в том, что к нему никого пока не пускают.

Дориан перевёл взгляд на продюсера. По глазам было понятно, что он не понимает его, просто всё ещё не может осознать произошедшее и принять его.

– Но я – не все, – с упрямой наивностью ответил Дориан. – И я же не прошу пустить меня в операционную, просто… мне надо знать, что с ним всё в порядке.

– Дориан, хочешь ты этого или нет, но тебе придётся ждать столько, сколько потребуется, – твёрже произнёс Рональд.

– Почему они просто не могут нормально объяснить мне, что с Леоном?! – Дориан сорвался на крик и всплеснул руками, задев Прежана. – Я – первый, кто имеет право знать правду!

– Дориан, успокойся. Я уверен…

– Да задолбали вы меня уже! Почему меня все успокаивают и никто ничего не рассказывает?! – Дориан вновь криком перебил продюсера и вскочил на ноги. – Я на неуравновешенного похож?! Боитесь, что у меня крыша поедет от правды или уже едет?! Или…

Он резко замолчал, широко распахивая глаза, лишь губы подрагивали в попытке промолвить слова, но они застревали в горле. Слишком страшным было предположение, ворвавшееся в сознание.

– Или вы что-то скрываете от меня? – всё-таки договорил Дориан, переводя напряжённый взгляд с одного товарища на другого. – Леон… умрёт? Нет, не может быть! – губы тронула истерическая улыбка. – Рональд, я же знаю, что ты наверняка всё-все знаешь, почему же ты молчишь? Почему вы все молчите?! Это розыгрыш? Прошу вас, скажите, что это розыгрыш! Почему иначе меня могут не пускать к нему? Чтобы правду раньше времени не узнал? Да скажите вы хоть что-нибудь!

Дориан в самом деле говорил, словно умалишенный, подтверждая собственное предположение. И друзья начали всерьёз опасаться за его психическое состояние. Они пересмотрелись, и вперёд вышел Фишер, максимально спокойно говоря:

– Дориан, успокойся…

– Хватит меня успокаивать! – рявкнул младший Ихтирам так, что стеклянные стенки курилки задребезжали.

Шумно выдохнув, Рональд подошёл к нему и взял за плечи, заставляя смотреть на себя.

– Дориан, истерикой ты ничего не изменишь и уж точно не поможешь Леону, только себе навредишь. Ты хочешь слечь с нервным срывом?

Дориан скинул руки продюсера со своих плеч и снова закричал:

– Даже если у меня случится нервный срыв, я не замолчу и не уйду отсюда! Вы просто не понимаете меня! Я бы на вас посмотрел, будь вы на моём месте, но вы никогда не сможете этого почувствовать!

Поджав губы, Фишер ударил ему пощёчину. Жёсткий метод успокоения, но зато действенный. Дориан поднял руку к покрасневшей щеке, часто моргая и непонимающе смотря на продюсера.

– Извини, что ударил, – проговорил Рональд, – но я просто хочу, чтобы ты пришёл в себя, и уже не знал, как этого добиться иначе.

Друзья наблюдали за их разговором, не вмешиваясь. Даже обычно не в меру болтливый Эван был на удивление молчалив.

У Дориана задрожали губы, и он болезненно скривился, не сводя взгляда с Фишера, но ничего не говоря, чем насторожил его ещё больше. Действия продюсера всколыхнули память о том, сколько раз он получал по лицу от Леона, эти воспоминания заполонили сознание, подобно наводнению. Друзья не просто так переживали за его душевное равновесие, психика его трещала по швам, слишком уж много всего произошло в последнее время.

– Дориан, ты в порядке? – тревожно спросил Эван, тронув того за плечо.

Младший Ихтирам перевёл на него взгляд и сдавленно кивнул, а после покачал головой. Отойдя обратно к стене, он снова сел на пол, пряча лицо в ладонях. Нервы так не вовремя сдавали. Сейчас Дориан просто не мог позволить себе истерики. Нужно было успокоиться.

– Я сейчас попрошу кого-нибудь принести тебе успокоительное, – услышал он голос Фишера.

– Не надо успокоительное, – Дориан отнял руки от лица. – Дайте мне сигареты.

Передав ему пачку сигарет и зажигалку, Эван сел рядом с ним.

– Держись, мы с тобой.

Дориан едва заметно улыбнулся, лишь приподнял на долю мгновения уголки губ и опустил голову.

– Это всё из-за меня… – тихо произнёс он, горбясь так, словно ему на спину взвалили мешок цемента, сжимаясь.

– Не говори ерунды. Ты в произошедшем точно не виноват.

– Виноват. Леон ехал ко мне, потому что я его бросил. Снова сбежал.

– Да, мы уже в курсе этого.

– Тогда почему ты говоришь, что я не виноват? Я бросил его. У меня… – в носу защипало от новых слёз, а горло сдавило от горечи, – вообще не хватило мозгов, чтобы хоть что-то сделать.

– От того, что ты посыпаешь голову пеплом непонятно за что, никому лучше не станет. И Леон бы тебя тоже отругал за это.

– Не надо говорить так, будто его нет! – Дориан мгновенно ощетинился. – Он жив!

– Знаю я, что жив, – Эван слегка улыбнулся. – Но сейчас же он не может тебе мозги вправить? Вот об этом я и говорю. Но я уверен, что потом он наверстает упущенное, потому что это ведь непорядок, что ты себя в чём-то обвиняешь, нарушая вашу святую веру в собственную идеальность.

Дориан благодарно посмотрел на друга, его слова о том, что совсем скоро они с Леном поговорят, и всё будет по-прежнему, были так нужны и важны, они придавали сил. Продолжая чуть улыбаться, Эван обнял его одной рукой, придвигая к себе, и уложил его голову к себе на плечо. Так всегда делал Леон, и даже эта слабенькая замена могла помочь Дориану сохранить равновесие в той пугающей ситуации, в которой они все оказались.

Докурив первую сигарету, Дориан взял вторую, а после и третью. Когда в горле уже начало жечь от раскаленного дыма, он выкинул очередной окурок и поднял взгляд к Фишеру, намереваясь вновь попытаться добиться правды. Но его отвлекла зашедшая в комнату доктор Иннганаморте, переключив всё внимание на себя.

– Дориан, я вас искала, – сообщила врач. – Скажите, вы же с Леоном монозиготные близнецы?

– Да.

– Дело в том, что Леону требуется ещё одно переливание крови, и было бы лучше, если бы кровь была идентичной его. Вы согласны на это?

– Да-да!

Дориан мгновенно встрепенулся и подскочил на ноги. Подбежав к доктору, он от эмоций схватил её за руки, спешно говоря:

– Конечно, я согласен! Разве я могу отказаться? Куда идти?

Тактично убрав от себя его руки, врач ответила:

– Пройдёмте со мной.

Дориан на автомате отвечал на вопросы эскулапов, призванные выяснить, возможна ли процедура переливания. Все его мысли были там, в палате с пока ещё неизвестным ему номером, рядом с близнецом. Теперь он точно сможет его увидеть, и ничего ему не помешает, потому что гемотрансфузия должна была проводиться прямым путём.

Но Дориана ждало глубочайшее разочарование. Зайдя в палату, он увидел, что между кроватями была установлена плотная шторка; дверь располагалась со стороны пустой кровати, потому от порога он тоже ничего не смог увидеть.

– Ложитесь, – произнесла медсестра, указав на пустую койку.

Дориан кивнул и направился к кровати, не сводя взгляда с треклятой шторки. Проведя все необходимые предварительные процедуры, медсестра ввела иглу в вену младшего Ихтирам и, закрепив её, включила аппарат.

Дориан наблюдал за тем, как по трубочке, теряющейся за шторкой, утекает из его тела алая вязкая жидкость, испытывая от этого странное, неосознаваемое удовольствие. Ему нравилось то, что именно он отдавал кровь Леону. Они всегда были единым целым, и он бы не допустил, чтобы в венах близнеца текла какая-то чужая кровь.

Леон был сейчас так близко и, казалось, так далеко, потому что белоснежная преграда не позволяла различить ни черты. Искушение было слишком велико.

Медленно, чтобы не потревожить иглу, Дориан потянулся к шторке, желая отодвинуть её и хотя бы мельком взглянуть на брата, но его остановила несколько сонная, но всё равно бдительная медсестра.

– Не двигайтесь. Вы можете нарушить процесс.

Поджав губы, Дориан покорно вернул руку на место, продолжая жечь взглядом ненавистное полотно.

– Пожалуйста, отодвиньте шторку, – попросил он.

– Извините, но я не могу этого сделать.

– Почему? Я просто хочу посмотреть на брата. Разве от этого может что-то случиться?

– Доктор распорядился установить ширму. Я не могу идти против его указаний.

– Я никому не скажу об этом.

– Извините ещё раз, но я не сделаю этого.

– Неужели вам сложно? Там лежит мой брат-близнец, и я всего лишь хочу увидеть его, а мне не позволяют этого сделать. Прошу, отодвиньте шторку…

Хоть это и было сложно, но медсестра стоически выдержала все уговоры-манипуляции младшего Ихтирам и не поддалась на них. Не привыкший к отказам Дориан даже попытался развести новый скандал, но так вовремя появившаяся заведующая быстро осадила его. Несмотря на всю свою профессиональную выправку, женщина не смогла полностью скрыть того, как сильно Дориан уже успел достать её своими выкрутасами.

И после процедуры переливания Дориану не позволили даже мельком взглянуть на близнеца. Это пугало и заставляло совсем теряться в происходящем. Что же такое могло быть с Леоном, что его даже нельзя было увидеть?

Мучась вопросами, на которые ему было некому ответить, Дориан топтался около палаты Леона, придерживая перебинтованную руку. Теперь он хотя бы знал, где лежит старший, и мог денно и нощно дежурить под дверью. Но вахту пришлось прервать в зачатке, потому что Дориан вспомнил кое-что, что заставило его в ужасе распахнуть глаза.

Ворвавшись в ординаторскую, он дрожащим голосом обратился к доктору Иннганаморте:

– Я вечером курил марихуану…

Врач отложила чью-то историю болезни и подняла к нему строгий взгляд.

– А раньше вы не могли об этом сказать? Я же спрашивала вас про употребление наркотических препаратов?

– Я забыл…

Дориан виновато, с обречённым видом опустил голову. Это была уже не рассеянность. Это клинический идиотизм.

Он особо не задумывался над вопросами врача, потому что знал, что не пил спиртного в этот день или накануне, и что у него не было никаких заболеваний, которые могли передаться при переливании крови. А про то, что накануне покурил травы, он просто забыл, за что сейчас ненавидел себя и проклинал. Если для Леона его кровь станет ядом, он себе этого не простит.

– У меня нет слов, – ответила доктор.

– Это очень опасно? Что теперь делать?

– Теперь уже ничего не сделаешь.

Дориан готов был упасть в обморок от слов врача, но она продолжила высказывание: