Текст книги "С тобой"

Глава 15

Я не хочу мешать тебе

И не хочу оставаться здесь надолго.

Я здесь просто для того, чтобы сказать тебе…

Я буду рядом, когда ты только захочешь.

Оглядись – и ты увидишь меня.

Неважно, где ты находишься,

Держись за меня,

Я удержу.

Tokio Hotel, An Deiner Seite

(Ich bin da) ©

Минули три недели. Леону сняли гипс и с ноги, только лишь правая рука никак не желала до конца срастаться, на слишком уж большое количество обломков раскололась кость, и корсет врачи посчитали нужным поносить ещё какое-то время в целях перестраховки.

За это время Леону провели и второй этап детоксикации, остался третий, заключительный, но его необходимо было проводить не раньше, чем через месяц. И когда дело дошло до очищения, Дориана очень удивило то, что старший даже не спросил, что за процедуры с ним собираются проводить и для чего.

На протяжении всего этого времени Леон вообще вёл себя странно: если сначала он был общительным и любознательным, проявлял ко всему живой интерес и хотел познать свою жизнь заново, то в один момент всё изменилось, он замкнулся в себе. И пусть со временем он вновь начал нормально разговаривать со всеми, но что-то в нём всё равно безвозвратно изменилось, это было видно невооруженным глазом.

Дориана такая перемена в состоянии близнеца сводила с ума, он и пытался всеми возможными и невозможными способами растормошить его, увлечь, и покорно молчал, чтобы не надоедать. Кидался из крайности в крайность, едва не за грудки тряс докторов, пытаясь выбить у них ответ на вопрос о том, что же происходило с Леоном. Только ко второй неделе такого поведения старшего, когда контакт между ними более иле менее наладился, пусть и продолжил оставаться каким-то натянутым, Дориан более или менее успокоился. А на самом деле просто сделал вид, что спокоен, чтобы не раздражать своими паническими и истерическими настроениями брата.

А доктора только разводили руками. Аппараты не находили в мозгу Леона никаких негативных изменений, их не могла выявить и тестовая и словесная диагностика. С точки зрения медицины с его головой всё было в порядке, только если проблема скрывалась не в мозгу, а в психике, ведь проверить её не в силах ни одна, пусть даже самая мощная машина, потому что она нематериальна. По некоторым аспектам его состояние походило на депрессию, но для постановки данного диагноза не хватало некоторых очень важных симптомов.

Поскольку здоровье Леона больше не требовало нахождения в стационаре, только если он сам изъявит желание остаться, его выписали. Наконец-то, спустя два месяца они могли вернуться домой. Дориана безмерно радовал этот факт, но и пугал одновременно. Потому что дома не будет вспомогательных элементов в виде медперсонала и докторов, которые точно знают, что делать в той или иной ситуации. Будут только они. Вдвоём. Двадцать четыре часа в сутки. И вся ответственность за выздоровление Леона теперь в полной мере ляжет на плечи Дориана, перед лицом такого грех не испугаться. Но младший Ихтирам придумал чёткий план – десятки планов, составление их успокаивало, и тысячи доводов в пользу того, что всё непременно будет хорошо, что они справятся.

Несмотря на то, что это Леон попал в жуткую автокатастрофу, необъяснимый страх перед тем, чтобы сесть за руль, появился у Дориана. Он вызвал Самюэля, чтобы тот отвёз их домой.

И снова его удивило поведение Леона, увидев охранника, старший не поинтересовался, кем он был, просто посмотрел на него секунды две и молча сел на заднее сиденье.

И вот он – дом. Когда близнецы зашли в квартиру, к ним с радостным лаем выбежал Лео, прыгая вокруг них, скребя передними лапками по ногам, виляя хвостом, как пропеллером. Он тоже был безмерно счастлив наконец-то увидеть обоих хозяев.

– Это Лео, наш пёс, – поспешил объяснить Дориан. – Ты подарил мне его ещё совсем маленьким щенком на наш двадцать второй день рождения.

Леон кивнул, опустив взгляд к питомцу, и тот, попрыгав вокруг него ещё немного, раздосадовано тявкнул, потому что так и не дождался ласки.

– А здесь мы живём, – добавил Дориан, обведя руками пространство. – Это гостиная, там кухня, – он указал рукой на дверь слева от них, – ванная комната… Леон, ты, наверное, есть хочешь? Приготовить что-нибудь?

– Нет, я пока не хочу есть.

Леон несколько неловко, без помощи рук стянул кроссовки и, оставив их валяться около двери, пошёл к лестнице, но остановился в двух шагах от неё. Дориан удивлённо поднял брови, и вновь в душе затеплилась надежда. Да, несложно догадаться, что если в доме есть лестница, то она куда-то ведёт и туда можно подняться, но всё же…

Подумав пару секунд, старший обернулся к близнецу и спросил:

– Моя спальня наверху?

– Да, наши комнаты на втором этаже, – кивнул Дориан и подошёл к нему. – Ты хочешь прилечь? Показать тебе твою спальню?

Старший кивнул. Проведя его к двери в его комнату, Дориан открыл её.

– Это твоя спальня, – известил он. – А за стенкой моя. Может быть, тебе что-нибудь нужно? Помочь тебе переодеться?

Дориан задавал вопрос за вопросом, вкрадчиво смотрел на близнеца, и снова быть спокойным не выходило, получалась какая-то волнительная наседка. Но Леон продолжал смотреть вперёд и отрицательно покачал головой.

– Ничего не нужно, – ответил он. – Мне так удобно.

– Как хочешь, – кивнул Дориан, глотая непонятно откуда взявшуюся боль.

Постояв ещё пару секунд, Леон сел на кровать, на мгновение его взгляд задержался на лице близнеца, но он поспешил его отвести и сказал:

– Я хочу отдохнуть немного, вздремнуть, хорошо? Я сегодня плохо спал…

– Да, конечно.

Дориан огляделся в поисках сумки, в которой в числе всего прочего были и обезболивающие таблетки Леона и прочие лекарства реабилитационной и поддерживающей терапии, и, вспомнив, что бросил её на тумбочке около входной двери, добавил:

– Чёрт… Сейчас я быстренько сумку принесу, и можешь отдыхать.

Сбегав за сумкой, он вернулся к Леону. Тот молча наблюдал за тем, как младший выставляет на прикроватную тумбочку шеренгу разнообразных флакончиков.

Поставив на место последнюю упаковку, Дориан развернулся к старшему и как-то растерянно произнёс:

– Всё… Может, хоть кофту тебе помочь снять? В квартире тепло.

– Нет, не надо. Отрой лучше окно.

Открыв окно на режим проветривания, Дориан вновь обернулся к Леону.

– Спасибо, – произнёс старший и лёг на бок, спиной к Дориану, морщась от боли, которую приносила данная поза.

Посмотрев на него какое-то время, младший сказал:

– Отдыхай. Добрых снов, – и вышел из комнаты, только за дверью позволяя себе тяжело вздохнуть.

На душе было горько и тоскливо. Он и так и этак прыгал вокруг Леона, а тому ничего не нужно было от него. Совсем ничего. И Дориан подготовил целую лекцию про их квартиру с занимательными историями про каждую комнату, полночи не спал, придумывая её. Но и она оказалась никому не нужной. Нет, Дориану было ни капли не жалко приложенных усилий, просто грустно было от того, что они были не особо-то востребованы, и это заставляло задумываться над тем, что, возможно, он просто делает что-то неправильно.

На этой нерадостной ноте Дориан вернулся на первый этаж, покормил Лео и объяснил ему, что с выгулом придётся подождать, потому что он не хотел оставлять спящего близнеца одного в пустой квартире.

Переодеться. Приготовить что-то среднее между обедом и ужином, потому что время первого уже прошло, а час второго ещё не наступил. Вот и все дела. Больше заняться было нечем.

Дориан расположился в гостиной на диване, забравшись на него с ногами, включил телевизор и сделал звук потише, чтобы не дай Бог не прослушать, если его будет звать Леон. Рядом с ним лёг Лео.

Так прошли больше трёх часов, и на протяжении последнего часа Дориан всё чаще оглядывался в сторону второго этажа, пока совсем не забыл про телевизор. Наверху было тихо, значит, Леон всё ещё отдыхал. Но, чёрт побери, это было просто невыносимо – знать, что близнец так близко, что он там один и понимать, что не следует навязываться ему.

Быть сдержанным Дориан никогда не умел и, пообещав себе, что только заглянёт к Леону, удостоверится, что всё хорошо и уйдёт, пошёл на второй этаж. Подойдя к двери в спальню старшего, он ощутил запах табачного дыма, и, зайдя в комнату, увидел, что тот курит.

Леон держал сигарету указательным и большим пальцем, сильно сжимая, чтобы не выронить, отчего фильтр был безбожно измят, и дым еле цедился. При каждой затяжке он вытягивал губы трубочкой и натужно хмурился.

И снова на лице Дориана отразилось удивление. Подойдя к близнецу и встав сбоку от него, он спросил:

– Леон, ты куришь? Зачем? Почему?

Какие-то глупые вопросы, неправильные. Мотнув головой, младший спросил о более важном:

– Леон, ты вспомнил о том, что куришь?

– Нет, – ответил старший вместе с резким выдохом. – Просто я увидел сигареты и захотел покурить.

Он помолчал пару секунд, обдумывая что-то, и добавил:

– Ты же сам говорил, что я делал это раньше.

Дориан чувствовал в словах близнеца что-то не то, как-то напряжённо он говорил и упрямо смотрел в окно. Но придраться было не к чему, да и не стоило этого делать.

– Тебе не стоит этого делать, – ответил младший, обняв себя за плечи, потому что из открытого окна тянуло холодом. – Курить вредно.

– Я не хочу бросать.

Леон открыл рот, чтобы ещё что-то сказать, но осёкся, помолчал немного, хмурясь, и всё-таки произнёс:

– Потом брошу, если нужно будет.

Дориан кивнул и взял из пачки сигарету, тоже закурил; и сигареты, и зажигалку оставил на подоконнике Леон в тот день, когда сорвался сначала с наркотиками, а потом с моста. Дым был крепким и горьким, особенно после ультралёгких сигарет, на которые в последнее время перешёл Дориан, чтобы вконец не посадить лёгкие, потому что от нервов он скуривал за сутки по две пачки.

Сделав очередную затяжку и с трудом удержавшись от того, чтобы закашляться, Дориан выдохнул дым в сторону и сказал:

– Никогда не думал, что я буду рассказывать тебе о вреде курения и убеждать отказаться от него, ведь по жизни именно меня заставляли бросить, потому что я пою и, как говорит Фишер, для меня сигареты особенно вредны. Да и лёгкие у меня всю жизнь были слабые…

– А почему тогда не бросаешь, если знаешь, что тебе так вредно курить?

Младший пожал плечами.

– Не знаю, – он выдохнул дым в стекло, оно тут же запотело. – Наверное, у меня просто не хватает для этого силы воли.

Ответной реплики не последовало и воцарилось молчание. Докурив, Леон снова сел на кровать, окинул близнеца взглядом.

– Дориан, ты что-то говорил про ужин, может быть, сейчас поедим? – спросил он.

– Да, конечно, у меня всё уже давно готово, – с готовностью и затаённой радостью отозвался младший и, сделав напоследок отрывистую затяжку, отправил недокуренную сигарету в пепельницу. – Пошли, – он поманил Леона рукой. – А… или ты хочешь поесть здесь?

Выждав всего мгновение, он сам же с энтузиазмом ответил на свой вопрос:

– Давай лучше здесь поужинаем. В мягкой кровати и под телевизор это делать приятнее. Хочешь чая или кофе? А нет… кофе тебе нельзя. Я заварю тебе зелёный чай, хорошо?

– Хорошо.

Глава 16

Дориан готовил завтрак, сейчас так кстати пришлось то, что когда Леон пропадал с Кайсей, он нередко коротал время за кулинарией, потому что наградить близнеца пищевым отравлением не хотелось. А Аннис, которая подчас выполняла у них и роль повара, он попросил временно не приезжать, не хотелось, чтобы в доме были посторонние люди.

Молочная каша с ягодами. Едва ли Леон обрадуется такому меню, наверняка ему опостылела подобная еда за время, проведённое в больнице, но ему нужно было соблюдать диету. И Дориан решил следовать ей вместе с братом, чтобы у того точно не было соблазнов.

Леон спустился на кухню как раз тогда, когда всё уже было готово.

– Ты вовремя! – обернувшись к старшему, с улыбкой известил Дориан. – Садись, будем завтракать.

Быстро поставив тарелки на стол, он тоже сел за него.

– Приятного аппетита, Леон.

– И тебе приятного.

Сердце сжалось от того, как Леон не мог с первого раза взять ложку, уже прошло достаточно времени, но должная подвижность к пальцам так и не вернулась.

– Почему ты на меня так смотришь? – спросил старший, заметив пристальный взгляд близнеца.

– Тебе помочь?

– Не надо, сам справлюсь, – Леон всё-таки справился с задачей и взял ложку сначала в кулак, а потом уже нормально.

В словах его слышалась уязвлённость, и это заставило Дориана потупить взгляд.

– Я не хотел сказать, что ты сам не в состоянии сделать это, – произнёс он. – Просто некоторые вещи для тебя сейчас сложны и в этом нет ничего постыдного. Я с радостью помогу тебе во всём, в чём нужно.

– Мне приятна твоя забота, но не нужно так носиться со мной, – ответил Леон, тоже опустив взгляд в тарелку, лениво мешая её содержимое.

– Иначе я не могу, – Дориан подпёр голову рукой, с улыбкой смотря на близнеца. – И ты тоже не можешь. Просто пока ты этого не помнишь. Или… помнишь?

Надежда умирает последней, надежда, вообще, бессмертна, и она заставляет задавать глупые, наивнейшие вопросы, даже если уже не раз слышал ответы на них.

– Не помню. Но я поверю тебе на слово.

– Это хорошо, – младший вновь улыбнулся. – Было бы куда сложнее, если бы ты мне не верил.

– Да, наверное… – Леон вновь отвёл взгляд в сторону.

Он делал так постоянно: смотрел на близнеца лишь мельком, избегал прямого контакта глазами, и это очень волновало Дориана.

«Почему ты на меня не смотришь?» – Дориан проглотил этот вопрос.

Не надо спрашивать. Сам ведь когда-то с отбитым видом мог часами смотреть в стену. Только Леон выглядел не отбитым, а вполне себе здоровым, если не считать загипсованной руки и лёгкой хромоты. И амнезии, конечно же. Про неё всё время хотелось забыть.

Отбросив прочь тяжёлые мысли, Дориан вновь, как в кокон, обернулся в непринуждённость и спросил:

– Лео, как тебе спалось?

– Нормально спалось.

– Это хорошо, а то я переживал, ты же сказал, что вчера плохо спал, вот я и подумал, мало ли… Но дома всегда спится хорошо.

– Если бы я ещё помнил, что это наш дом… Но кровать у меня действительно удобная, – старший слегка улыбнулся.

А Дориан ещё до этого расплылся в широчайшей улыбке, потому что Леон сказал: «Наш дом». Даже при отсутствии памяти в нём срабатывало то, что у них всё было общим, что всё не моё или твоё, а НАШЕ, потому что иначе не хочется, иначе не может быть.

На какое-то время воцарилось молчание, но на этот раз его нарушил старший.

– Дориан, а где наши родители?

– Они у себя дома.

– Разве они не должны быть сейчас с нами?

Дориан вздохнул и отложил ложку, сцепил руки в замок.

– Да, наверное, должны, – ответил он. – И они, конечно же, не оставили бы нас в этой ситуации одних, но я не сказал им о том, что случилось.

Леон удивлённо поднял брови, а после нахмурился.

– Разве они не звонят нам?

– Звонят, – Дориан тяжело вздохнул. – И мама с папой очень переживали из-за того, что ты не отвечаешь на звонки, хотели приехать, но я соврал, что мы сейчас очень заняты работой. И… начал разговаривать с ними за тебя. Пусть у нас немного отличаются голоса из-за того, что я с детства занимаюсь вокалом, но мне не составило труда изобразить тебя. Так и получалось, что я разыгрывал для родителей маленькие спектакли, чтобы они не волновались, – он грустно улыбнулся.

Это ведь было дико сложно: врать родителям о том, что всё у них отлично, и что они попросту заняты, отвечать от лица близнеца, рассказывать о том, что произошло и происходит, вкладывать в голос улыбку. А настоящий Леон лежал в коме.

– А почему ты не рассказал им о том, что я разбился?

Дориан пожал плечами.

– Я не хотел, чтобы они переживали и боялись за тебя. Они ведь не врачи и всё равно ничем не помогли бы тебе, а себе бы сердца порвали.

– Но и ты не врач.

– Наконец-то ты это признал, – посмеялся младший и, сразу же став серьёзным, добавил: – И я – это другое.

Леон не ответил и вернулся к завтраку. Это было бичом их общения, каждый раз в какой-то момент слова Дориана натыкались на молчание старшего, и диалог сворачивался, по крайней мере, по текущей теме. Оставалось только старательно придумывать новую, чтобы снова вовлечь близнеца в разговор. Но не всегда это было просто сделать, далеко не всегда.

Вопреки пониманию того, что ситуация сейчас особая, Дориан бессознательно стремился разговаривать с Леоном так, будто ничего не произошло, будто тот всё помнил, как и всегда с полуслова мог понять и поддержать любую тему. Потом он вспоминал, что нужно не просто разговаривать со старшим, а рассказывать ему об их жизни, пытаться пробудить воспоминания, но всё равно он неизменно возвращался к обычной беседе. Складывалось такое чувство, что младший просто не может принять того, что близнец ничего не помнит, а главное – не помнит его, и потому упрямо пытается действовать в привычной системе координат.

И снова стало грустно, но Дориан заставил себя улыбнуться и вновь заговорил:

– Когда мы были совсем маленькие и ничем не отличались, мы часто прикалывались так с родителями – говорили, что я это ты, ты это я, а потом наоборот, чтобы вконец их запутать. В такие моменты мама всегда так мило хмурилась, она переживала из-за того, что не различает нас, а папа старательно делал вид, что всё под контролем, и что он всё понимает, в шуточной форме пытался выведать правду, но мы всегда поддерживали игру до последнего и не велись на его ухищрения. И помню, как однажды в самый неподходящий момент я закашлялся, благодаря чему родители сразу поняли, кто из нас кто, потому что кашель всегда был моей прерогативой, а ты даже простужался крайне редко. Я тогда жутко расстроился от того, что испортил всё, а ты меня успокаивал и сказал, что у нас впереди ещё много-много таких моментов, поэтому не нужно грустить.

Леон слегка улыбнулся, не поднимая взгляда от тарелки.

– Наверное, мама расстроится, если узнает, что мы их с папой снова обманули, – произнёс он.

– Наверное. Но кто им расскажет об этом? А если и расскажу, то всей правды говорить точно не буду, скажу, что у меня детство в одном месте заиграло, вот и решил так приколоться. Но ругаться в таком случае мама всё равно будет, хотя обычно не делает этого.

Остаток завтрака прошёл в той же манере: периодически повисало напряженное молчание, а Дориан всеми силами пытался поддерживать разговор.

– Спасибо, – произнёс Леон, отставив пустую тарелку, и встал из-за стола.

– Ты куда?

– В свою комнату.

Дориан понимающе покивал, и Леон ушёл. Быстро отправив грязную посуду в посудомоечную машинку, Дориан тоже пошёл на второй этаж, зашёл к близнецу. Постояв пару секунд около порога, он сел на кровать на некотором расстоянии от старшего.

– Леон, я посижу с тобой?

– Сиди.

Совершенно безразличный ответ с примесью чего-то ещё, от которого хотелось схватить брата за плечи, встряхнуть и до надорванного горла кричать: «Это я – Дориан! Твой близнец! Вспомни меня! Не делай вид, что тебе на меня наплевать!». Но нельзя. Ничего такого делать было нельзя: нельзя показывать отрицательные эмоции, нельзя делать ничего, что не направлено на поддержку Леона. Нельзя.

Глава 17

Я буду рядом, когда ты только захочешь.

Оглядись – и ты увидишь меня.

Неважно, где ты находишься,

Держись за меня,

Я удержу.

Tokio Hotel, An Deiner Seite (Ich Bin Da) ©

Зайдя в ванную комнату, Дориан обнаружил там Леона, он чистил зубы. Бесшумно закрыв за собой дверь, младший сделал пару шагов вперёд и остановился, рассматривая близнеца со спины.

– Тебе тоже нужна ванная? – не сразу поинтересовался Леон, обернувшись через плечо.

– Нет, я уже принял душ

Кивнув, старший отвернулся обратно к зеркалу, а Дориан сделал ещё два несмелых шага вперёд, продолжая внимательно смотреть на близнеца. Он был уверен, что Леон не может не чувствовать его взгляд, но почему-то он больше не оглядывался и ни о чём не спрашивал, словно в самом деле ничего не ощущал.

Только через пару минут, покончив с чисткой зубов, Леон снова обратил внимание на младшего.

– Ты собираешься всё время здесь стоять? – поинтересовался он.

Стоило спросить, не против ли Леон такого расклада, но вместо этого Дориан не колеблясь ответил:

– Да.

Старший слегка кивнул и, подумав несколько секунд, попросил:

– Раз так, помоги мне снять корсет.

– Конечно.

Подойдя к близнецу, Дориан взялся за верхнюю застёжку – руки предательски задрожали, он слишком сильно боялся сделать что-то не так, хотя, по сути, дело и было плёвым. Леон стоял, не шевелясь, пока младший орудовал у него за спиной, и продолжал смотреть в зеркало.

Кромка тугого корсета оставила борозду на коже, Дориан провёл по ней указательным пальцем. Так хотелось её стереть, ведь и она – неудобство, пусть даже далеко не самое страшное.

От этого прикосновения Леон инстинктивно выпрямил спину. Его напрягали подобные физические контакты, он попросту не помнил, что они необходимы им, как воздух, но хотя бы не отталкивал.

Сердце сжалось от умиления и от той тихой боли, которой был пропитан каждый их день. Дориану захотелось сделать что-то ещё, как-то продлить это мимолётное прикосновение. Захотелось обнять близнеца. Дико захотелось. И пусть он пока не помнит, что так и должно быть.

Дориан не стал противиться своему желанию и обнял Леона со спины, утыкаясь носом ему в плечо. Леон напрягся ещё сильнее, младший не мог этого не почувствовать, но он настолько не хотел отпускать его, что пришлось закрыть на это глаза.

Подняв голову, Дориан столкнулся в зеркале с взглядом Леона: пристальным, изучающим, с затаённым немым, но, видимо, очень важным вопросом. Но старший тотчас поспешил отвести глаза в сторону; тяжело вздохнув, Дориан нехотя расцепил объятия и отступил чуть назад.

– Я уже думал, что ты меня не отпустишь, – произнёс Леон и наконец-то полностью развернулся к близнецу.

– А я и не отпущу, – в этой простой фразе было столько чувств, что старшему стало неловко и он снова отвернулся, старательно ища, куда деть глаза.

– Леон, в чём дело? – серьёзно спросил Дориан и, шагнув к брату, коснулся его плеча. – Тебе неприятно то, что я рядом? Тебя напрягает моё присутствие?

Он и сам не понимал, как сумел произнести это всё без заминки. И больше всего на свете он боялся услышать утвердительный ответ.

– Нет, ты меня совсем не напрягаешь, даже наоборот. Сложно представить, что бы я делал всё это время в одиночестве.

Младший облегчённо улыбнулся.

– Я пойду в душ, – произнёс Леон после некоторого молчания и зачем-то указал рукой в сторону душевой кабины.

И снова нужно было уйти, чтобы не смущать близнеца, или хотя бы спросить, не против ли он его присутствия, но Дориан ничего этого не сделал. Встал поодаль от душевой кабинки и, скрестив руки на груди, с интересом наблюдал за старшим.

Леон помешкал совсем немного и, стянув тёмные спортивные штаны вместе с трусами, зашёл в кабинку, прикрыл за собой дверь, но не стал закрывать её до конца.

«Чёрт, – подумал Дориан, во все глаза смотря на спину брата. – Мы же всегда так делали, когда были в ванной комнате вдвоём, чтобы удобнее было разговаривать».

Это было не первым, что Леон делал так, как привык. И каждый раз Дориан хватался за такую «привычку», как за спасительный канат. Потому что это не просто надежда – это почти выздоровление.

Почти.

– А мы всегда ходили в душ на пару? – спросил Леон, неспешно намыливаясь одной рукой и стараясь не намочить гипс.

– После определённого момента мы стали делать так довольно часто. Да и до этого могли бы, мы же никогда друг друга не стеснялись, просто… не знаю, почему не делали.

– И что заставило нас начать?

– То, что ты не хотел оставлять меня одного после… ну… избиения. Так получилось случайно. Однажды ты мыл мне голову, потому что я сам не доходил до того, что это нужно делать, я даже не принимал душ тогда, а потом как-то так сложилось, что ты стал часто оставаться со мной в ванной, мы даже принимали вместе душ. И тебе так было спокойнее, и мне не так страшно, а потом мы просто привыкли к этому. И даже когда всё уже было хорошо, мы нередко мылись вместе или просто болтали, пока ты, например, принимаешь душ, а я чищу зубы или бреюсь.

– И мы совсем не стеснялись?

– Что-то я не заметил, чтобы ты сейчас стеснялся, – Дориан рассмеялся, а после уже серьёзно добавил: – И чего нам стесняться? Стыд людям навязывает общество, а нам наготы стыдиться смысла нет, потому что мы совсем одинаковые, это же как смотреться в зеркало. Но, честно признаться, до того, как всё это произошло, я не раздевался перед тобой догола, мне было как-то неловко это делать.

Леон покивал и потянулся за шампунем, он упал. Зная, что старшему больно нагибаться, Дориан открыл дверцу и поднял бутыль, не обращая внимания на тёплые струи, вмиг промочившие бок.

– Спасибо, – произнёс Леон, забрав бутылку.

– Ты собираешься мыть голову?

– Да.

Старший кое-как открыл шампунь, но тут же столкнулся с новой проблемой – как выдавить его в руку, если рука всего одна? Пронаблюдав несколько секунд за его хмурыми размышлениями, Дориан мягко забрал бутыль обратно себе и предложил:

– Давай я помогу?

– Ты предлагаешь помыть мне голову?

– А почему нет? Что, я не справлюсь с этим? И так будет даже лучше, потому что не надо тебе руки задирать, если и так рёбра болят.

– Дориан, не надо стремиться всё делать за меня, – в голосе Леона была ожидаема обида, но звучала в нём грусть, она же скользнула в глазах.

– Леон, я не пытаюсь всё делать за тебя, я просто хочу тебе помочь, – смотря близнецу в глаза, младший неосознанно коснулся его руки. Эту привычку было не в силах усмирить даже понимание того, что сейчас она может быть неуместна.

Леон подумал какое-то время, но всё-таки согласился.

– Хорошо, помоги мне. Мне действительно будет сложно сделать это самому.

– Так бы сразу! – воодушевившись и улыбнувшись во все тридцать два зуба, воскликнул Дориан. – Тогда закрывай глаза и расслабься!

Глупо и как-то слишком радостно. Дориан чувствовал себя массовиком-затейником, но, наверное, так и надо. Нужно быть радостным и улыбаться, нужно показывать брату, что всё хорошо, чтобы он забыл про боль и про то, что с ним что-то не так. Надо излучать позитив, которого хватит на двоих.

– И повернись лучше спиной и голову запрокинь, чтобы пена на лицо не текла, – добавил младший.

Получше намочив Леону волосы, он вспенил в ладонях шампунь и максимально осторожно приступил к мытью.

– Ты говори, если я вдруг дёрну или ещё что-то не то сделаю, – снова обратился Дориан к близнецу.

– Пока всё хорошо.

Помывка прошла нормально, хоть и затянулась. Но Дориан сделал это почти осознанно, потому что мытьё головы было поводом касаться Леона, а ему так хотелось потрогать его подольше. Смешно звучит. Но Дориан так соскучился по тому контакту, когда не нужно бояться, что тебя оттолкнут и у тебя разобьётся сердце.

Смыв пену и с головы, и с тела Леона, Дориан закрыл кран и первым выскочил из душевой кабины. Быстро отжав сползающие под собственной тяжестью штаны прямо на пол, он взял большое полотенце и с улыбкой протянул его близнецу.

Во взгляде Леона вновь мелькнуло хмурое непонимание, но он ничего не сказал и обернул полотенце вокруг бёдер. Близнецы переместились в спальню старшего.

– Сейчас окно закрою, а то продует тебя ещё, – произнёс Дориан и сразу же претворил свои слова в действия.

– Сомневаюсь, что от лёгкого холодка со мной может что-то случиться.

– А вдруг? – младший скрестил руки на груди. – Я не хочу, чтобы ты снова в больницу попал. Лучше перестраховаться.

– Да уж, – усмехнулся Леон, – всю жизнь не болел, а тут слегка подует на меня, и сразу слягу с пневмонией.

– Не смешно.

Подойдя к близнецу, Дориан накинул ему на голову так кстати прихваченное второе полотенце и растёр волосы.

– Д… Дориан, тебе не кажется, что это уже перебор? – спросил Леон, сдвинув полотенце назад.

– Нет, – невозмутимо ответил младший и закинул полотенце себе на плечо. – Сейчас фен принесу, нужно тебе волосы нормально высушить.

Когда он вернулся с феном, Леон потянулся к аппарату, но Дориан отвёл руку в сторону и сказал:

– Я сам.

– Дориан, ты думаешь, я совсем ничего не могу? – в вопросе старшего не звучало претензии, только желание узнать ответ, и это радовало. – Не нужно из кожи вон лезть и всё делать за меня.

– Я просто хочу позаботиться о тебе и мне это совсем несложно. Вон, ты целых восемь месяцев так жил.

– И ты хочешь вернуть мне долг?

Дориан склонился к близнецу, смотря в глаза, в кой-то веки Леон не отвёл взгляд.

– Я просто хочу позаботиться о тебе, – повторил младший. – И какие-то долги здесь совсем ни при чём.

«И я надеюсь, что не пройдёт столько времени, чтобы я мог в полной мере вернуть тебе долг», – мысленно добавил он.

– Хорошо, если ты так настаиваешь, я тебе уступлю, – согласился Леон.

– А ты всегда мне уступаешь! – задорно воскликнул Дориан. – Видишь, ты уже вспоминаешь, как было.

– Может быть…

Сняв мокрые штаны, чтобы не намочить постель брата, Дориан забрался на неё и, включив фен и настроев его на небольшую температуру, приступил к сушке. Перебирал волосы старшего, прочёсывал их пальцами и всё время что-то приговаривал.

Совсем расслабившись от такого ненавязчивого массажа и мурлыканья над ухом, Леон запрокинул голову и закрыл глаза.

– Вот видишь, получилось, что я тебе ещё и приятно делаю, – улыбнувшись, произнёс Дориан. – А ты упрямился.

Леон угукнул в ответ. Поползав вокруг него на коленях, младший сел перед ним, провёл рукой по волосам, проверяя, сухие ли они, запустил в них пальцы, чуть оттягивая вверх. Скользнул кончиками пальцев по линии роста волос и ощутил под ними рубец; Леон открыл глаза, и снова в его взгляде отражалось то затаённое, изучающее.

– У меня тоже есть шрам на виске, – улыбнувшись, произнёс Дориан, улыбка получилась грустной. – Только у тебя он на левом виске, а у меня на правом, – он коснулся шрама близнеца, а после своего. – Теперь мы и в самом деле как отражения друг друга.

Посидев так ещё немного, смотря близнецу в глаза, Дориан вздохнул и положил фен на тумбочку, чуть отсел.

– Нужно одеться, – произнёс Леон, снова старательно смотря в сторону, и встал.

Предвидя инициативу Дориана, он добавил:

– Но позволь хотя бы это мне сделать самому.

Младший, привставший до этого и готовый вновь броситься на помощь, покорно сел обратно. Наблюдая за тем, как Леон неторопливо одевается, он словил себя на мысли о том, что, наверное, не стоит так бесстыдно разглядывать обнаженного брата. Всё-таки то, что они не стесняются друг друга – это одно, а подобный интерес – это уже совершенно другое. Он может быть истолкован неправильно, в том числе и самим собой.

Одевшись, Леон вернулся на кровать. Дориан произнёс:

– Давай я помогу тебе надеть корсет.

Старший скривился от такой перспективы и ответил: