Текст книги "С тобой"

Глава 12

Мы близнецы, мы все делим пополам. То что его – мое, а то что мое – тоже мое.

Двадцатый век©

«Кома прошла в лёгкую и не отразилась на психических функциях» – примерно так звучали слова врачей, если переводить их на нормальный человеческий язык.

Леону действительно повезло, после достаточно продолжительной глубокой комы он даже не обзавёлся проблемами с речью, которые характерны для данной ситуации, его сознание было ясным, а снижения уровня мышления не отмечалось.

Вкупе с остальными повреждениями черепно-мозговая травма Леона настораживала эскулапов, но если рассматривать её отдельно, то она была не столь тяжёлой и опасной, какая была у Дориана. Основной удар во время катастрофы у Леона приняла не голова, а грудная клетка, что с немалой долей вероятности спасло ему жизнь. Потому что если бы такая же сила удара воздействовала не на грудь и туловище, а на черепную коробку, её бы потом пришлось уже посмертно по мельчайшим кусочкам извлекать из мозга и собирать, как пазл.

Потому и амнезия у Леона была не столь глубокой и разрушительной для личности, как была у младшего. Он осознавал себя, в нём были живы ассоциации и прижизненно приобретённые навыки. Просто он не помнил ничего, что составляет память любого человека: близких и любых других людей, которые встречались ему в жизни, собственных достижений и промахов и так далее. И амнезия стёрла и того, кто прочно вплёлся в сознание ещё до того, как в нём появилось самое первое воспоминание.

Наконец-то и Эвану с Леонардом позволили навестить Леона. Они были счастливы вновь увидеть друга после столь долгого перерыва, рассказывали о всяком, спрашивали. И Леон отвечал на их энтузиазм улыбками, по возможности отвечал на вопросы и спрашивал о том, что его интересовало и волновало.

Дориан стоял позади друзей, слушая их беседу с Леоном, и чернел с каждой прошедшей минутой. Он понимал, что это в корне неправильно, но видеть искренний интерес в отношении друзей в глазах близнеца было просто невыносимо. Всё внимание Леона было сосредоточено на товарищах, а в сторону него, Дориана, он даже не смотрел. Особый интерес у старшего вызывал Эван, потому что он был шумлив и болтлив, благодаря чему с лёгкостью увлекал его. А Дориану было нечем крыть, он потратил весь потенциал за тридцать два дня безответных бесед с близнецом, а теперь просто потух, потому что ему было неоткуда черпать силы. Его сила его не помнила.

Всё, что ему оставалось, это сверлить тяжёлым взглядом затылки друзей, кипя изнутри от жгучей, какой-то ребяческой ревности. Так только малые дети злятся, когда мама уделяет повышенное внимание кому-то другому или когда кто-то пытается взять любимую игрушку, мол, моё, никому не отдам! А потом надо разрыдаться и начать в истерике кататься по полу, пока мама не скажет, что любит только тебя, и пока игрушку не вернут. Но Дориан понимал, что из того возраста, когда подобное поведение уместно, давно уже вышел, а сейчас этим он только перепугает и Леона, и друзей и заработает укол успокоительного. Потому просто глотал нелепую злость и обиду от того, что у него бессовестно уводили самое дорогое.

Продолжая что-то рассказывать, Эван сел на стул около кровати Леона и, увидев взгляд Дориана, невольно осёкся на полуслове. Взгляд у младшего Ихтирам был настолько потемневшим, прожигающим, что стало неловко. Если то, что отражалось в его глазах, не было высшим проявлением ревности, то Прежан просто не знал, как ещё она может выглядеть.

Казалось, Дориан готов был растерзать друзей просто за то, что они разговаривали с Леоном. Это было невозможно не заметить и не понять.

– Леонард, я покурить хочу, сходи со мной, – произнёс Эван, повернувшись к Норвату.

Леонард вопросительно выгнул бровь. Обычно никто из друзей не звал его с собой в курилку, потому что они знали, что он не курит и лишний раз дышать дымом не хочет. Но что-то ему подсказало, что не просто так Эван попросил его об этом.

– Хорошо, пошли, – кивнул Леонард.

– А потом к доктору Вальтеру зайдём, переговорим с ним, – с готовностью добавил Прежан и подошёл к другу.

– А я тоже курю? – с интересом спросил Леон, приподнявшись, и поморщился. Рёбра болели, слишком много нервных окончаний было в их области, а тугой, жёсткий корсет не добавлял удобства.

– Уже нет, – усмехнулся Эван, – тебе после ранения лёгкого только курить. Так что если снова надумаешь взять в рот сигарету, Фишер надаёт тебе по губам, – он перевёл взгляд на Дориана. – Кстати, для тебя это тоже должно быть стимулом бросить.

– Я подумаю об этом, – кивнул младший Ихтирам.

Когда друзья ушли, Дориан присел на край кровати. Взгляд его упал на левую руку Леона, кости уже срослись, и с неё сняли гипс, осталось только разработать её. Дориану так хотелось взять старшего за руку, полноценно почувствовать его плоть, его тепло, но он не решался этого сделать, потому что не знал, как близнец отреагирует на прикосновение. Вдруг оттолкнет, как отталкивал сам Дориан? Этого бы он не пережил.

Теперь Дориан вообще не понимал, как вести себя с Леоном, и постоянно вспоминал, как тот обходился с ним, когда его настигла беда. Дориан думал, что надо поступать так же, но каждый раз натыкался на барьер того, что так же у него попросту не получалось. Да и обстоятельства были другими, Леон был в совершенно другом состоянии, потому и действовать надо было иначе. А как это – иначе Дориан пока попросту не знал.

– А почему ты тоже не пошёл с Эваном и Леонардом? – спросил Леон. – Насколько я понял, ты тоже куришь?

– Я не курю в больнице, лучше я проведу эти пять минут с тобой. А накуриться я и дома могу.

– Ты не обязан всё время сидеть со мной.

– Не обязан, – согласился младший. – Но я хочу этого.

Леон поднял взгляд к лицу близнеца, к глазам. Он смотрел долго, пристально, с немым вопросом, будто пытался понять что-то для себя. Слова Дориана действительно значили очень многое, даже если не помнить их глубочайшего смысла.

Не нарушая молчания, Дориан пересел повыше и, решившись, взял Леона за руку, чуть сжал его ладонь, как бы говоря этим: «Я рядом. Я с тобой». Максимально осторожно, чтобы не потревожить всё ещё загипсованный палец, Дориан переплёл их пальцы, улыбнулся старшему одними губами.

Несколько минут они так и сидели: молчали и смотрели друг на друга, затем Леон произнёс:

– Это так странно. Я не помню тебя, но чувствую, будто помню… – он задумчиво скользнул взглядом по лицу младшего, а тот даже затаил дыхание, настолько важными для него были эти слова. – Разве так бывает?

– Бывает. На самом деле ты помнишь, – Дориан поднял палец к голове, – где-то там память жива, просто пока она спит, но это ненадолго. Ты проснулся, и она тоже проснётся. У меня было то же самое, но… – он замялся на мгновение и с уверенностью договорил: – но ты поправишься быстрее.

– Ты тоже терял память?

– Да.

– А что с тобой произошло?

– Да не важно, – младший отвёл взгляд. – Гулял по ночам и заговаривал не с теми людьми.

Леон покивал в знак того, что понимает, чуть прикрыл глаза. Он быстро уставал, но это было совершенно нормально.

– А что со мной случилось? – спросил он.

Этот вопрос был ожидаем, но он поставил Дориана в тупик. Перед глазами вновь ожили картины того, что предшествовало трагедии, вспомнился голос близнеца из десятков сообщений, которые он послушал, когда было уже слишком поздно.

– Ты попал в автокатастрофу, – ответил он, отведя глаза, неосознанно прикусил губу от того, что внутри вновь всколыхнулись боль и вина.

– Я так плохо вожу машину?

– Нет, ты водишь очень хорошо. Хоть у меня тоже есть права, когда нам куда-то надо ехать, за руль всегда садишься ты. Просто… в тот раз ты не справился с управлением.

Леон вновь ответил кивком, мимолётно поморщился. На самом деле делать это хотелось практически всегда, потому что повреждённые участки тела болели, особенно остро это ощущалось в области грудной клетки – врачи называют это посттравматическим болевым синдромом. И обезболивающие препараты с успехом справлялись с мучительными ощущениями, но когда действие их иссякало, боль возвращалась вновь.

– Леон, что случилось? – волнительно спросил младший, заметив выражение лица близнеца.

– Нога чешется, – это тоже было частью правды.

Несложно было догадаться, про какую ногу говорил Леон. Пересев в изножье кровати, Дориан откинул в сторону одеяло. Взгляд его зацепился за босые ступни старшего, и его посетила шальная мысль о том, чтобы пощекотать его, они ведь никогда не упускали возможности помучить друг друга таким образом. Но Дориану хватило ума, чтобы подумать о последствиях своей шалости, потому что, пусть бедренная кость у Леона уже почти срослась, но он имел все шансы вновь повредить её, рефлекторно дёрнув ногой в ответ на щекотку.

Откинув эту мысль прочь, Дориан стал сосредоточено думать над тем, как же ему залезть под гипс. Если постараться, под него можно было просунуть палец, и он даже сделал это, чем вызвал смешок Леона и заставил его вздрогнуть.

– Щекотно, – сказал старший.

– Это хорошо, что щекотно, значит, с чувствительностью всё в порядке.

Леон вновь усмехнулся с того, с каким серьёзным видом говорил Дориан.

– По-моему, ты всё-таки немного врач, – продолжая улыбаться, произнёс он.

– С медициной я связан только в том смысле, что немало времени провёл в больнице и знаю, куда нужно засовывать ингалятор. Но если бы я этого не знал, мне было бы куда сложнее жить.

– Ингалятор? – переспросил Леон. – А зачем тебе он?

– У меня бронхиальная астма.

– И у меня тоже?

– Нет. Из нас двоих больным и хилым всегда был только я.

Леон снова усмехнулся, но уже с долей горечи и ответил:

– Но теперь прикован к больничной постели именно я.

– Это ненадолго, – Дориан пересел обратно на уровень бёдер близнеца, а после лёг на бок, подперев голову рукой и внимательно смотря на старшего. – Очень скоро ты встанешь на ноги. На обе, – он интонационно выделил количество нижних конечностей. – Поедем в Марракеш, ты ведь давно хотел, будем гулять по старому городу и базарам, объедаться всяческими вкусностями и смеяться над всем этим.

От собственных слов на душе становилось светло, и так хотелось верить, что на самом деле будет именно так, и чтобы Леон тоже поверил в это.

Глава 13

Я вместе с тобой хочу

До первой звезды достать.

Я вместе с тобой могу

В Бермудах потом пропасть.

Сейчас мы с тобой живем,

Просто вдыхаем свет.

И может быть нас вдвоем

Сегодня счастливей нет.

Сегодня… счастливей нет!

Юля Савичева, Не бойся©

Дориан зашёл к Леону как раз тогда, когда тот собирался завтракать. С учётом того, что он уже мог свободно пользоваться одной рукой, конечно же, старший решил поесть самостоятельно. Но даже одного мимолётного взгляда на то, как неловко он пытался взять ложку, хватило, чтобы понять, что ничего у него не получается. Пальцы попросту не слушались его, что уж там, не слушалась вся рука.

Закрыв за собой дверь, Дориан подошёл к постели близнеца и сел на её край.

– Давай, я помогу? – предложил он и протянул ладонь.

Леон опустил взгляд к его руке и нахмурился, только сейчас он заметил маленькую особенность младшего, заключающуюся в отсутствие двух пальцев.

– Почему у тебя не хватает пальцев? – спросил он, продолжая смотреть на пустующий промежуток меж указательным пальцем и мизинцем близнеца.

Дориан тоже мельком взглянул на свою правую руку.

– Мне их отрезали.

– Как отрезали? – в глазах Леона отразился сперва шок, а после непонимание.

– Ножом, – Дориан вздохнул, положил ладони на колени. – Нам тогда был двадцать один год.

– А что тогда произошло? – вновь нахмурившись, спросил старший. – Как так получилось?

– Помнишь, я рассказывал тебе, что у меня тоже была амнезия? – Леон кивнул. – В ту ночь меня очень сильно избили, отбили голову и отрезали два пальца.

Во взгляде Леона сначала появился ужас, а после сменился искренней жалостью. А Дориан сам удивлялся тому, что с таким спокойствием рассказывал о том кошмаре, лишь глубоко-глубоко в груди что-то продолжало сжиматься. И впервые у него не возникло ни малейшего желания упомянуть о том, почему же он оказался тогда на улице. И дело было не в том, что он оберегал от той некрасивой правды близнеца, просто теперь это было неважно. После того, как Дориан понял, что может навсегда потерять Леона, после того, как ждал его пробуждения долгие тридцать два дня и не знал, откроет ли он когда-нибудь в глаза, в его душе не осталось ни капли злости и обиды на брата за прошлое. Эти чувства заменили другие, куда более сильные – желание всегда быть рядом и безусловная любовь, которую не дано познать и понять другим. Любовь несмотря ни на что и вопреки всему.

– За что же тебя так? – снова задал вопрос старший.

Дориан пожал плечами.

– Они были пьяны, им было скучно, а я попался на их пути. И одного из них очень разозлило то, что я имею какое-то отношение к исламу. У него с исламистскими террористами были личные счёты, но разницы между ними и обычными верующими мусульманами он не понимал.

– А мы мусульмане?

– Наш отец мусульманин, мать католичка, а мы пока не определились. Но у меня был кулон с надписью на арабском языке: «Аллах велик. Аллах с тобой». А я сдуру взял и перевёл тем мужчинам, что на нём написано, за что едва с жизнью не попрощался.

Помолчав немного, Дориан поднял взгляд к лицу близнеца и добавил:

– Ладно, не будем больше об этом. Тебе надо поесть, а то всё остынет.

Леон кивнул и вновь попытался взять ложку, но она выскользнула из пальцев и упала обратно на поднос.

– Я помогу тебе, – теперь уже утвердительно произнёс Дориан и, развернувшись так, чтобы было удобно кормить брата левой рукой, взял ложку.

Ему вспомнилось то, как когда-то Леон помогал ему научиться обращаться с ножом и вилкой с его новой особенностью-ограниченностью. Как старался готовить только то, что не требует нарезки или резал всё за него, потому что и сейчас-то Дориан не мог нормально есть правой рукой, а про тогда было лучше вообще молчать. И от этого в груди защемило от грусти и нежности. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь им придётся поменяться местами.

– Оказывается, так здорово быть тобой.

Дориану невольно вспомнились собственные слова, которые он в конце августа сказал Леону, пытаясь спрятать за холодностью и язвительностью свою боль. Он опустил голову и прикусил губу, а после облизнул губы. Да, в самом деле, нельзя бросаться словами, они имеют свойство становиться правдой, когда меньше всего ждёшь этого.

– Ты меня с ложечки кормить собрался? – поинтересовался Леон, пристально смотря младшему в лицо, пытаясь понять ту гамму эмоций, которая на нём отражалась.

– Да, а что? – Дориан мгновенно встрепенулся, возвращаясь в реальность. – Есть возражения?

– Это странно. Что, я не смогу поесть сам?

– Что в этом странного? – стоял на своём младший. – Разве я не могу покормить своего близнеца?

Леон слегка улыбнулся, но улыбка быстро исчезла с его лица, и он вновь стал серьёзным.

– Пожалуйста, отдай ложку. Я хочу сделать это сам, – попросил он и, не дожидаясь ответа, забрал у Дориана ложку. И вновь она упала на поднос, приземлившись точно на салфетку.

Леон стиснул зубы, Дориан заметил, как на его челюстях дрогнули желваки. Он понимал, что старшему важно самостоятельно справиться с завтраком, потому что есть с ложечки было попросту унизительно. Но в то же время он видел, что близнец не может сам справиться с этим, слишком деревянными у него ещё были пальцы.

Решение нашлось быстро, даже не пришлось задумываться над ним. Взяв пресловутую ложку, Дориан протянул её брату.

– Бери. Лучше в кулак, чтобы точно не выпала.

Дождавшись того, когда столовый прибор прочно обоснуется в руке близнеца, Дориан накрыл её своей ладонью.

– Я буду помогать тебе, хорошо? – спросил он, заглянув старшему в глаза. – Так будет проще.

Леон кивнул. Тоже слегка кивнув, Дориан мягко опустил его руку к тарелке, зачерпнул ложкой немного каши. Поднимал руку Леон уже сам, младший только придерживал её и направлял, чтобы она не ушла в сторону.

Так и был съеден весь завтрак: общими усилиями, с парой шуток, но по большей части в молчании, с маленькой неприятностью в виде поставленного на одеяле пятна.

– Ну вот, теперь ты накормлен, – с лёгкой улыбкой произнёс Дориан и отставил поднос на тумбочку.

Леон кивнул, ответив такой же улыбкой, и потянулся к чашке с чаем, через две секунды она с треском разбилась об пол, и улыбка растаяла на его лице.

– Чёрт, – негромко выругался он. – Что у меня с руками? Или я всегда был таким криворуким?

– Руки и пальцы у тебя всегда были очень ловкими, иначе бы ты не смог так виртуозно играть на гитаре. Просто пока у тебя мышцы не разработаны, вот и роняешь всё, тебе же только два дня назад сняли гипс.

– Хочется верить, что это ненадолго, – Леон снова полностью лёг, потирая пальцем висок.

От движения меж рёбрами с новой силой заискрила боль, заставив выгнуться, отчего стало только хуже.

– Я сейчас попрошу дать тебе обезболивающее, – сказал Дориан, заметив мученическое выражение лица близнеца, и тронул его за руку. – А заодно позову кого-нибудь, чтобы убрали здесь.

– И было бы хорошо организовать новую порцию чая, я пить хочу.

Дориан сбегал за уборщицей, та быстро устранила беспорядок и удалилась; он гордо сам принёс новую кружку чая, большую по объёму по сравнению с предыдущей.

Когда Леон потянулся к чашке, младший строго, но совершенно беззлобно прикрикнул на него:

– Куда руку тянешь?! Горячий же!

Леон посмеялся с этого и покорно опустил руку на одеяло.

– Так-то лучше, – произнёс Дориан и взял кружку, обнимая её ладонями.

– Вообще-то, пить хочу я. Или ты решил сделать это за меня?

– За тебя я чай только остужать буду. Ты же не хочешь ошпариться?

– Ты так со мной носишься, будто мне не двадцать шесть лет, а пять.

– Не тебе, а нам, – подчеркнул младший. – И если говорить о возрасте, то Фишер так и говорит – что мы ведём себя, как дети малые.

– Мне он ничего подобного не говорил.

– Он просто ждёт, пока ты поправишься, так что не радуйся раньше времени.

Старший улыбнулся, а затем нахмурился, когда Дориан начал с усердием дуть на чай, чтобы тот быстрее остыл.

– Ты мне только в чашку не наплюй, – произнёс он.

– Ой, можно подумать, тебе мои слюни не родные?

– Сомневаюсь, что мы обменивались слюной, потому что мне кажется, что это происходит только во время поцелуев, – скептически ответил Леон, повернув голову немного вбок, чтобы удобнее было смотреть на близнеца.

Дориан потупил взгляд. Ну да, не целовались. По крайней мере, пока Леону лучше думать именно так, а правду Дориан ему расскажет когда-нибудь потом, или он сам вспомнит.

Подув на чай ещё немного, младший пригубил его и сказал:

– Всё, можно пить. Давай, я подушку подниму, чтобы ты не полностью лежал.

– Дориан, я в состоянии и просто сесть, – ответил Леон и принял сидячее положение, подтверждая собственные слова.

– Сам попьёшь или тебе помочь? – участливо поинтересовался Дориан.

Старший несколько секунд задумчиво смотрел на кружку, затем перевёл взгляд на близнеца.

– Давай лучше ты, – ответил он. – Пить я сейчас хочу сильнее, чем доказывать свою самостоятельность.

Кивнув, младший пересел повыше и поднёс чашку к губам Леона. До половины кружки распитие проходило нормально, но в конце концов приятно горячий напиток всё же потёк по подбородку и шее старшего, теряясь за воротом больничного платья.

– Вот видишь, ты что-то про свои руки говорил, а я их не ломал, а всё равно криворукий, – усмехнувшись, проговорил Дориан и, взяв с тумбочки салфетки, помог старшему вытереться.

Остаток чаепития прошёл без происшествий: тепло и по-семейному, как и должно быть, пусть некоторые переменные были не на месте и вокруг были не домашние, а больничные стены.

Глава 14

Всё шло своим чередом, состояние Леона радовало и врачей, и близких, но в один момент всё вдруг изменилось. Дориан, как и обычно, пришёл к близнецу и с порога заметил, а скорее почувствовал, что с ним что-то было не так, что-то переменилось в нём. Старший был хмур и молчалив, всё время отводил взгляд, а на вопросы или просто реплики отвечал односложно, нехотя.

Дориана такая перемена в настроении брата насторожила, но он запретил себе паниковать раньше времени. Но все его попытки развеселить или даже просто разговорить Леона терпели фиаско. Между ними будто выросла стеклянная стена, об которую вдребезги разбивались все слова и не находящие отклика взгляды. В воздухе звенело напряжение, и Дориан прилагал все силы, чтобы не позволить повиснуть в нём ещё и молчанию.

– Леон, ты плохо себя чувствуешь? – спросил младший, когда после очередного его безответного высказывания прошли несколько минут.

– Нет.

– Это хорошо. Просто… ты ведёшь себя как-то странно. Будто что-то не так.

Младший выдержал паузу, внимательно смотря на близнеца, и, убедившись, что тот не хочет ничего сказать, добавил:

– В чём дело, Леон? Скажи мне это, я пойму и помогу, поверь. Ты не помнишь этого, но мы можем рассказать друг другу абсолютно обо всём, даже о самом стыдном или нелепом.

Леон непонятно поморщился, на его лице отразилась тень раздумий. И это заставило Дориана запутаться в происходящем ещё больше.

– О чём ты сейчас подумал? – участливо спросил он, подсев ближе к брату и коснувшись его бедра своим, надеясь на искренность.

– Разве мы озвучиваем друг другу мысли?

Это было первым, о чём Леон сам спросил сегодня, и наконец-то он поднял взгляд к лицу близнеца. В его глазах отражалось что-то настолько сложное, что даже Дориана не мог этого понять. Этот взгляд и гипнотизировал, и в то же время от него хотелось отвернуться, слишком тяжеловесным он был.

– Обычно я и так знаю, о чём думаешь ты, и у тебя то же самое. Но и озвучиваем тоже, – стараясь не растеряться и говорить уверенно, ответил младший.

И снова он помолчал немного и добавил:

– А сейчас я вижу, что тебя что-то тревожит, но не могу понять причину этого, потому и спрашиваю.

– Меня ничего не тревожит, – угрюмо ответил старший.

– Леон… – умоляюще протянул Дориан. – Не ври мне.

– Я не вру, – Леон снова отвёл взгляд и передёрнул плечами, скривился от боли.

– Леон, не дёргайся, тебе же будет больно, – заботливо проговорил младший, мягко придержав близнеца за плечо.

Леон снова посмотрел ему в глаза, взгляд у него был хмурый, непонимающий.

– Всё в порядке? – вкрадчиво спросил Дориан.

Старший едва заметно кивнул, а Дориану захотелось взвыть.

– Леон, прошу тебя, не молчи. Я уже наслушался твоего молчания, оно мне теперь в кошмарах снится.

И снова слова младшего остались без ответа, он всё больше терялся. Он вновь начал что-то рассказывать, но достаточно быстро замолк, потому что видел, что его болтовня Леона не увлекает, а даже напрягает.

Тяжело вздохнув, Дориан опустил голову и взял близнеца за руку. Ведь именно посредством прикосновений они всегда мирились, показывали, что, несмотря на все обиды, продолжают любить друг друга. Но Леон убрал руку, разрывая и этот контакт. Для Дориана это ощущалось больнее любого удара.

– Леон, в чём дело? – спросил он. Голос предательски дрогнул.

– Не надо… – старший снова нахмурился и отвернулся.

– Леон, тебе неприятны мои прикосновения?

– Ди, тебе неприятно от того, что я близко?

Дориан прикусил губу и шумно вдохнул, пытаясь сдержать накатившие слёзы. В груди стало больно и горько от воспоминания о том, как когда-то Леон задавал ему этот же самый вопрос.

– Леон? – напомнил о себе младший, подсаживаясь ещё ближе, упрямо не желая верить в то, что близнец может не желать его присутствия.

– Я хочу побыть один. Ты же сам говорил, что сделаешь для меня всё, о чём я попрошу. Просто оставь меня в одиночестве, – говоря, Леон мельком посмотрел на близнеца и вновь отвернулся.

Разговор окончен.

Для Дориана просьба старшего стала полнейшим шоком; губы младшего едва заметно шевелились в попытке что-то сказать, но слова оставались беззвучными. Самым страшным его кошмаром было то, что ему придётся оказаться на месте Леона: не просто помогать близнецу восстановиться, а заново выстраивать отношения с ним, натыкаясь на холодность, равнодушие и даже открытую неприязнь. И вот теперь этот кошмар сбывался.

Гулко сглотнув вставший в горле ком, Дориан заставил себя ответить:

– Хорошо, как скажешь.

Встать с кровати было сложно, ещё тяжелее было подойти к двери, зная, что придётся уйти, оставить самого родного и важного на свете человека, потому что тот сам желал этого.

Выйдя из палаты, Дориан пошёл вперёд по коридору и вскоре наткнулся на Эвана и Леонарда.

– Эй, ты чего с видом призрака ходишь? – спросил Прежан, заметив полную растерянность в глазах друга.

– Дай сигареты, – проигнорировав вопрос товарища, попросил Дориан.

Получив в руки пачку, он быстрым шагом направился в курилку, друзья пошли за ним.

– Дориан, да что стряслось? – непонимающе спросил Эван, нагнав младшего Ихтирам, тот уже нервно курил. – С Леоном что-то? Ему стало хуже? Да не может быть, он же ещё вчера был в полном порядке!

– С Леоном всё в порядке. Просто он меня прогнал.

– В смысле, прогнал?

– В том самом, – Дориан тяжело вздохнул, слегка кривя губы от одних лишь ему понятных эмоций. – Он сегодня, вообще, очень странно себя вёл, я это сразу заметил, но причины этого понять так и не смог. Я битый час пытался его разговорить, как-то растормошить, но он не шёл на контакт. А потом я взял его за руку, а он сказал, что не надо этого и попросил меня уйти.

Он осел вдоль стены и обнял себя свободной от сигареты рукой.

– Ещё вчера мы весь день проболтали, вместе смеялись, а сегодня он ведёт себя так, словно ему неприятно меня видеть, – снова заговорил Дориан. – Что могло случиться, чтобы он вдруг так переменился?

Эван вздохнул и сел на корточки рядом с ним.

– Может быть, это просто реакция на травмы? Извини, что напоминаю, но ты и сам от людей шарахался, в том числе и от Леона.

– Но мы прошли через совершенно разные ситуации, сомневаюсь, что авария могла так отразиться на Леоне, – Дориан нахмурился. – К тому же, если бы это было реакцией на произошедшее, то он бы вёл себя так с самого начала, а не начал только сейчас. Только если… – он запнулся и испуганно распахнул глаза, смотря то на одного друга, то на другого. – А что, если у него что-то с головой?

– Если бы у него были проблемы с головой, они бы проявились сразу, – с уверенностью ответил Леонард.

– Да, – подхватил Эван, – врачи же сказали, что с головой у Леона всё в порядке, так что не волнуйся. Может быть, у него просто плохое настроение сегодня? И его можно понять: всё болит, не может встать с кровати и, как ты сам когда-то выразился, вокруг бегают незнакомые люди, утверждающие, что они твои друзья и родня.

Разговор с друзьям несколько успокоил. Они просидели в курилке ещё полчаса, и Дориан встал и сказал:

– Пойду к Леону.

– Дориан, подожди, – Эван тоже встал и придержал его за руку. – Пусть Леон отдохнёт хотя бы пару часов, раз он так хочет.

Дориан стиснул зубы и впился в друга испепеляющим взглядом. В его словах он услышал, что Леону нужно было отдохнуть от него, что ему без него было лучше. А это задевало так, как не задело бы ни одно оскорбление.

– Давай пока пообедаем, – продолжил Прежан. – Тут в пятнадцати минутах езды есть весьма неплохой ресторан.

– Я не хочу есть, – отрезал младший Ихтирам и высвободил руку.

– Опять началось? То, что ты доведёшь себя до голодных обмороков, уж точно не поможет Леону воспрянуть духом. И тебе было бы неплохо хоть немного развеяться. Ты хоть сам помнишь, когда в последний раз выбирался куда-то, кроме больницы?

– Когда Леон сможет куда-то пойти, тогда вместе мы и развеемся, а до тех пор я буду сидеть рядом с ним.

Дориан говорил жёстко, с долей злости на друзей, которой они точно не заслуживали. Но они уже привыкли к тому, что близнецы «вставали на дыбы», если их пытались отлучить друг от друга.

Вздохнув, Эван посмотрел на Леонарда, взглядом прося его о помощи.

– Если ты не хочешь никуда ехать, – произнёс Норват, – мы можем съездить сами и взять еду на вынос, потому что поесть тебе всё-таки надо, да и нам тоже. Но тебе лучше повременить с посещением Леона, дай ему время.

Дориан потупил взгляд. Да, друзья были полностью правы, не нужно было наседать на Леона, он же не заставлял Дориана сразу принимать его, он ждал столько, сколько требовалось младшему, чтобы тот смог заново узнать его и подпустить к себе. Но невозможно сложно было убедить себя в необходимости ждать, причём неизвестно сколько.

– Хорошо, езжайте, – кивнул младший Ихтирам. – А я вас тогда здесь подожду.

Когда Эван и Леонард ушли, пообещав вернуться как можно быстрее, Дориан снова сел на пол и обхватил голову руками, иступлённым взглядом смотря в стену напротив.

«Теперь мы будем квиты, Лео, – подумал он. – Кто бы знал…».