Текст книги "К величайшим вершинам. Как я столкнулась с опасностью на К2, обрела смирение и поднялась на гору истины"

Глава 9

Если ты не хочешь сказать мне «намасте»3030
  Намасте – традиционное непальское приветствие, переводится как «я приветствую божественное в тебе».


[Закрыть], убирайся к черту с моей дороги.

Тереза Джудичи «Настоящие домохозяйки Нью-Джерси»

Передовой базовый лагерь Чо-Ойю располагался у подножия перевала Нангпа Ла, через который проложен традиционный торговый путь между Тибетом и Непалом. Он проходит в нескольких километрах к западу от Чо-Ойю и в 30 км к северо-западу от Эвереста на высоте 5700 м. В 2006 году группа безоружных тибетских паломников попыталась воспользоваться перевалом, чтобы уйти из Тибета, и китайские пограничники расстреляли их, когда те пробирались по грудь в снегу.

Кажди Шерпу, повара нашего лагеря, я знала еще по своей предыдущей экспедиции Чо-Ойю. Увидев меня, он приветственно замахал, а я подбежала, чтобы обнять его. Приятно было видеть знакомое лицо.

– Как же я рада, что ты с нами, – сказала я. – Спасибо, что вы дали нам шанс пойти к вершине.

Предыдущая команда, благослови их сердца и души, оставила нам три палатки, а также нечто вроде душа – ведро с ковшиком в отдельной палатке, где можно было встать в полный рост и поливать голову водой, что было роскошью. Нам не нужно было акклиматизироваться, потому что мы недавно уже совершили восхождение, поэтому план был довольно прост: воспользоваться любым возможным «окном» в погоде и отправляться. Идти вверх, и все. Первый лагерь, второй лагерь, вершина. До сих пор мне удавалось держаться поближе к Дэниелу и Ками Шерпе, успешно избегая любого контакта с Норманом, но теперь Ками Шерпы тут не было, и, когда мы разбирали снаряжение в передовом базовом лагере Чо-Ойю, Норман обратился к Дэниелу:

– Я надеюсь, ты не станешь проводить все свое время с Ванессой, как это было на Шишабангме.

– О чем ты? – Дэниел поднял глаза с изумленной полуулыбкой.

– Нам с тобой следует поселиться в одной палатке, – заявил Норман Дэниелу. – А Ванесса может разделить палатку с шерпой.

– Что ты несешь? Он руководит нашей экспедицией, – сказала я. – Мы все были…

– Чушь собачья! – Норман неуклюже поднялся во весь рост, и я подалась назад.

– Эй! Эй! – вмешался Дэниел. – Ну-ка, успокоились, вы, оба, – он посмотрел на Нормана, потом перевел взгляд на меня, ощущая напряжение. – Что между вами происходит?

Я сунула руки поглубже в карманы брюк и ничего не ответила. Норман пробормотал что-то о том, как следует распределять групповое снаряжение.

– Завтра нам предстоит долгий путь. Давайте немного поспим, – вздохнул Дэниел.

После дня отдыха, когда мы заново укладывали снаряжение для восхождения, мы взяли рюкзаки и направились в первый лагерь на высоте 6400 м, но по пути я допустила типичную для новичка ошибку. В первом лагере я неосмотрительно поставила на камень свою бутылку с водой Nalgene, и не прошло и доли секунды, как она опрокинулась и, красиво перевернувшись в воздухе, улетела с утеса в долину.

– Да чтоб тебя, – простонала я, наблюдая, как бутылка отскакивает от валунов и исчезает в кустах. – Как так получилось?

Дэниел связался по рации с базовым лагерем, и примерно через час, словно по волшебству, Каджи прислал мне с шерпой одну из своих бутылок воды. Она была ярко-розовой и немного грязной, но мне было так приятно, что я рассмеялась.

– Это так мило с его стороны!

– Заткнись, тупая, – бормоча, протиснулся мимо меня Норман.

Когда мы прибыли в первый лагерь, Дэниел сказал:

– Ванесса, иди вперед и устраивайся с Дануру Шерпой. Норман, ты со мной.

Я приказала себе не искать в его словах второе значение и лишний раз повторила про себя, что надо сосредоточить усилия на том, что я могу сделать. Надо пить воду. Надо съесть порцию острой лапши. Надо получше выспаться ночью. Мне понадобится спокойный настрой и непоколебимая концентрация, чтобы двигаться вдоль покрытого снегом и льдом хребта, а затем забраться на невысокий, но технически сложный ледяной выступ, чтобы добраться до второго лагеря на высоте 7040 м. На следующий день мы дошли до второго лагеря и решили попытаться подняться на вершину прямо оттуда, так как чувствовали себя сильными, здоровыми и должным образом акклиматизированными. Я надеялась немного поспать перед выходом, который был назначен на полночь, но поняла, что никак не могу успокоиться.

Никому никогда не удается погрузиться в полноценный глубокий сон в ночь перед восхождением. Слишком много беспокойства и предвкушения. Не помогало и то, что мне было слышно, как Дэниел с Норманом болтают и смеются так непринужденно, что захотелось выйти и швырнуть камнем в их палатку. Я лежала в спальнике и читала книгу Фатимы Бхутто «Песни крови и меча: Мемуары дочери», трогательный портрет политической жизни Пакистана. В конце концов я задремала, прокручивая в голове насыщенную событиями жизнь Бхутто.

Мой утренний ритуал начался в 11 часов вечера: горячая вода для овсянки, набор для восхождения, стельки с подогревом Hotronics, кошки, рукавицы, кислород. Выйдя из палатки, я увидела впереди свет налобников Нормана и Дэниела, они походили на двух светлячков и отошли уже довольно далеко, и я подумала: «Вот ведь черт! А не взять бы им свое мужское братство со всем хохотом и тестостероном и не засунуть бы его себе куда поглубже?»

Мне нравится немецкое выражение Sturm und Drang. Дословно это переводится как «буря и натиск» – идеальное выражение для описания развития конфликта на уровне работы химических веществ в крови: буйство неистового кортизола и резкий, как вспышка, выброс адреналина. Реакция «бей или беги». Детская площадка, зал совета директоров, спальня, поле боя – для вашего кровообращения все едино. И у вас появляется выбор: отвлечься на конфликт или заставить его стать вашим сверхмощным двигателем. Я выбрала второе.

Мы с Дануру показали очень хорошее время, взбираясь на печально известную Желтую полосу3131
  Желтая Полоса / The Yellow Band – осадочные породы из песчаника, протянувшиеся широкой горизонтальной лентой в районе Гималаев, верхняя отметка 7620 м на Эвересте.


[Закрыть] – короткий участок обнаженного известняка, ведущий туда, где должен был находиться третий лагерь. По мере того, как маршрут становился все круче, я использовала «шаг с разгрузкой», технику, при которой во время подъема вес тела переносишь на заднюю ногу, чтобы дать немного отдыха другой ноге. Начинался рассвет, и видимость улучшилась. Дэниел и Норман увеличили разрыв между нами. Питавшая меня энергией вспышка гнева догорела, сменившись отвратительной головной болью. Я устала и стала двигаться менее аккуратно, а это было опасно.

– Что скажешь, может, сделаем привал? – предложил Дануру Шерпа.

– Нет, я в порядке, – настаивала я, но потом споткнулась, зацепилась кошкой и выронила ледоруб.

Дануру попытался поймать его, но рукоятка выскользнула у него из пальцев, и ледоруб проворно, как угорь, заскользил по тропи вниз, и вдруг (Слава тебе, Господи!) зацепился за камни. Дануру рванулся вниз, схватил его и протянул мне. Я прижала ледоруб к груди и сказала:

– Черт возьми! Чуть не потеряла.

– Верно, диди. Надо сделать привал.

– Ну ладно. Но только на минутку.

Я потрясла головой и похлопала себя по лицу, стараясь избавиться от ощущения налипшей паутины. Да что со мной происходит? В голове была полная каша. Я посидела несколько минут, положив голову на руки. Восход уже заигрывал с горизонтом, и в лучах дневного света все стало казаться чуть проще. Я выпила воды, проглотила гель-энергетик, и мы продолжили подъем на гребень. Вскоре мы вышли на обширное плато на высоте около 7925 м. Дануру, должно быть, увидел, какой восторг отразился на моем лице, потому что он поднял руку и сказал:

– Нет-нет, еще нет. Ложная вершина.

– Терпеть не могу, когда горы такое вытворяют, – сказала я, – а они, похоже, только этим и заняты.

– Почти дошли. Видишь?

Он указал на склон холма, поднимающийся к истинной вершине. Как раз там шли Дэниел с Норманом: они только что бодро начали подъем. Я согнулась, опираясь о ноющие бедра и изо всех сил стараясь дышать ровно, пока мы ждали другого шерпу, который нес нам новый баллон кислорода. Я так измотана, что не была уверена, смогу ли сделать еще хоть шаг.

– Конечно, сможешь.

Я повернулась к человеку, который всего мгновение назад был Дануру, но теперь он стал красавицей-пакистанкой вроде тех, кого я представляла себе, читая книгу воспоминаний накануне. Я заметила, что и Карми Рита Шерпа тоже преобразился, приближаясь ко мне, и эти две девушки приветствовали друг друга мелодичным смехом. Кислородная маска Дануру превратилась теперь в чадру, полупрозрачная ткань, задрапированная мягкими складками, скрывала большую часть лица, только ярко светились большие карие глаза. Она моргнула длинными, пышными ресницами и обратилась ко мне. сказала:

– Пойдем. Иди за нами.

– По-моему… Мой баллон кислорода… – я в недоумении уставилась на них.

– Пойдем, диди, – женщины протянули ко мне изящные руки. Их голоса звенели, как колокольчики на ветру. – Иди за нами. Мы отведем тебя на вершину.

Я позволила им взять меня за руки, чувствуя в этот момент лишь любовь. Свою любовь к ним. Их любовь ко мне. Облака внизу. Небеса наверху. Любовь, доверие, бесконечная синяя вечность… ну, или нечто вроде того… Я шагала я ними в ногу, один ботинок на камень тут, другой ботинок на камень чуть впереди, один, другой… И вдруг я оказалась высоко-высоко и увидела потрясающе красивый вид, сиявший в лучах солнца так ярко, что краски переливались от морозно-серебристых тонов до голубовато-серых оттенков. Ослепительная красота. Невероятная. Сияние, подобное лунным камням. Словно роскошная палетка теней для век. Мы поднялись к самой вершине горы и прошли по узенькой тропинке туда, где были привязаны молитвенные флаги: они трепетали на ветру, словно огромная стая разноцветных птиц, вспугнутых чистейшим бризом. Трепетали и будто щебетали «вершина, вершина, вершина».

Я неподвижно стояла на вершине Чо-Ойю. Страна гор складками лежала вокруг меня, распахнув свои колоссальные объятия. Я видела тех, с кем еще была незнакома, – Лхоцзе, Нупцзе, Макалу – Шишабангму, с которой только недавно познакомилась. И из всех гор, поднимавшихся передо мной, одна прочно приковала к себе взгляд. Эверест. Джомолунгма. Объект моих стремлений. Вот мой момент истины. Гора высилась передо мной, она не прогоняла меня и не отстранялась. Ей было не занимать терпения, ведь спешить ей некуда, ей подвластно все время на свете. И я дала ей обещание, которое могу сформулировать лишь на клеточном уровне.

Французский поэт и сюрреалист Рене Домаль оставил свой роман «Гора Аналог» незаконченным, так как в 36 лет умер от туберкулеза, но в своей книге он написал: «Тому, что наверху, известно то, что находится внизу, однако то, что внизу, не ведает о том, что наверху. Человек поднимается и познает это. Потом он спускается, и больше ему ничего не видно. Но он видел». В этом и состоял так тяжело давшийся мне урок Чо-Ойю: к лучшему это или к худшему, однако перспектива позволяет увидеть общую картину.

Дэниел подошел и поднял руку, чтобы отбить мою ладонь. Я ударила его по перчатке и ощутила резкую отдачу во всей руке до самого плеча. Он произнес какую-то ерунду о двойном восхождении и поднял бутылку с водой к восходящему солнцу. Минуту мы сидели, быстро перекусывая и глотая воду. Мне по-прежнему казалось, что череп отделился от шеи и висит над плечами, как пузырь, но восполнение потери жидкости помогло. Дэниел и Норман направились вниз, я смотрела им вслед, чувст-вуя себя отстраненной, блаженно равнодушной. Чуть позже я начала спуск в компании моих подруг-пакистанок, они снова стали шерпами, когда воздух стал гуще, и галлюцинации исчезли. Мне было немного грустно видеть, как они пропадают.

Когда мы добрались до второго лагеря, Дануру и Карма Рита принялись складывать палатки и снаряжение, а я вместо того, чтобы ждать их, решила двинуться вниз самостоятельно. Мне всегда хорошо давались спуски, поэтому совсем скоро я догнала Дэниела с Норманом, которые собирались спускаться дюльфером вниз по главной стене до первого лагеря.

– Эй, Дэниел! – крикнула я, и он помахал мне.

– Ванесса! Спускайся с нами.

Я рада тому, что он был рядом и мог контролировать мой дюльфер. Я все еще чувствовала себя немного неуверенно после галлюцинаций. Голова, как в легком опьянении, чуть плыла от мысли о том, что мы удачно побывали на двух вершинах.

– Я пойду первым, – сказал Дэниел, – потом Ванесса, и мы встретимся с тобой на карнизе, Норман.

Спуск был длинный, а места на карнизе хватало лишь для того, чтобы стоять. Оказавшись там, надо было расположиться на скале боком, прижавшись спиной к отвесному склону. Дэниел спустился вниз и через мгновение окликнул меня, приглашая начать движение. Проверив веревку, я крикнула Дэниелу:

– Иду!

Я на мгновение приподняла страховочную веревку, пропуская ее через свое спусковое устройство, и спиной вперед начала двигаться от края обрыва вниз, так чтобы благодаря своему весу плотнее осесть в беседку. Чтобы сделать самый первый шаг, всегда нужна огромная вера – в Бога, в жизнь, в то, что еще не пришло твое время, и это в самом лучшем случае, когда ты безгранично веришь окружающим, а они верят в тебя. Но теперь надо мной стоял Норман, а моя веревка, моя жизнь, была у него под ногами.

Смотри, как бы с тобой ничего не случилось, чертова стерва.

Его слова снова эхом отозвались у меня в голове. Я знала, что у него в кармане нож. Нож есть у каждого альпиниста. Я ухватилась за веревку и натянула ее, стараясь не смотреть ему в глаза. Наклонила голову, проверяя, нет ли внизу препятствий, чтобы обойти их, если будет надо, при спуске. Я переступала ногами по склону, спускаясь медленно, осознанно, аккуратно и легко отталкиваясь от склона, все ниже, ниже, но затем, посмотрев вниз, поняла, что двигалась неверно. Я слишком забрала влево. Внизу, правее меня, на крохотном карнизе сидел Дэниел. Высоко надо мной веревка терлась о край скалы. Я не видела Нормана и знала, что мне остается оттолкнуться от склона всего несколько раз, а затем у меня или кончится веревка, или я промахнусь (или и то и другое вместе). Я не была уверена, что справлюсь, оказавшись так далеко.

– Ванесса! – заорал Дэниел. – Ванесса, забирай правее!

– Я знаю! И пытаюсь!

– Ладно, держись правее и не спеши. Вот так. У тебя получится, Ванесса. Еще один толчок, и ты на месте.

Я много раз раньше спускалась дюльфером. В нормальных условиях я умею оценивать расстояние и рассчитывать движения, однако на такой высоте в крови кипело понимание того, что я поднялась на две вершины, сознание было все еще не вполне ясно, веревка практически закончилась, а наверху стоял психопат… Я запаниковала. И ощутила теплую струйку на ноге, видимо, это была автоматическая реакция тела, не подвластная моему контролю.

Черт. Нет, только не сейчас. Пожалуйста, Господи, не дай мне описаться.

В моей голове тут же завертелись мысли. Одно дело, если я намочу штаны, и этого никто не заметит: это наименьшее из унижений. И другая крайность, самое страшное, если я сейчас помочусь на голову Дэниелу. И то и другое было где-то посередине между верной смертью и дискомфортом от мокрой ткани, натирающей внутреннюю сторону бедер. Тем временем я изо всех сил старалась упираться стопами в склон, чтобы оттолкнуться от него в последний раз, о чем мне только что сказал Дэниел, и качнуться в сторону карниза. Наконец, словно Джейн, летящая навстречу Тарзану, я приземлилась на карниз, перепуганная, измотанная, трясущаяся. И изо всех сил постаралась прийти в себя и сделать вид, что все в порядке. Нечего тут смотреть, ребята. Все под контролем, включая и мой мочевой пузырь.

– Молодчина! Сумела все-таки! – Дэниел по-братски пожал мне руку выше локтя и крикнул: – Норман! Теперь ты.

Мы ждали его, прижавшись спинами к каменной стене. Я сосредоточилась на дыхании и пыталась представить, что все со мной нормально, и вообще, я нахожусь в каком-нибудь счастливом месте. Ноги я держала широко разведенными, надеясь, что минимальная влажность воздуха, от которой губы уже напоминали чипсы Pringles, сделает мне сейчас одолжение, и ветер не разочаровал. Могло быть и хуже. Я наслушалась немало ужасных баек о HAFE (спонтанном метеоризме в условиях экстремальных высот, и, поверьте мне, это очень неприятное явление), о кишечных расстройствах, о проб-лемах с пищеварением и об альпинистах, которые обделались от страха. Очевидно, симпатическая нервная система берет верх в моменты сильного напряжения… А остальное уже история.

К тому времени, как Норман приземлился на карниз, мои штаны почти просохли, а сама я чувствовал себя спокойной и сильной. Мы продолжили спуск до первого лагеря, там остановились, чтобы напиться воды и съесть лапшу на обед и, пока мы сидели там, пришли Дануру и Карма Рита, которые были заняты сворачиванием лагерей наверху. Они действовали быстро и слаженно, не теряя времени. Проведя на горе уже две экспедиции, они стремились поскорее вернуться к своим семьям.

– Думаешь, у нас получится добраться до передового базового? – спросил Дануру.

– Как думаешь, ты справишься, Ванесса? – сказал Дэниел, пожав плечами.

Меня немного взбесило, что он спросил именно меня. По пути до первого лагеря я двигалась наравне с ним, а Норман испытывал трудности и все время отставал. Ну да ладно.

– Ты меня знаешь, – ответила я. – Вниз я всегда иду в хорошем темпе. Что такое двойное восхождение, если не сумеешь спуститься с вершины прямиком в базовый лагерь?

– Ты ж моя умница, – Дэниел хлопнул меня по колену и встал, чтобы уложить оставшееся снаряжение.

Норман хлебал лапшу и ничего не сказал. Он сидел, упираясь локтями в колени, плечи его обвисли, словно он совсем сдулся. Шерпы были очень рады, и, когда мы до-брались до передового базового лагеря, Каджи Шерпа испек шоколадный торт с надписью «Поздравляем с подъемом на Чо-Ойю». Когда на следующее утро мы пошли дальше вниз, шерпы сказали мне, что Норман еще не заплатил никому из них чаевые. Я порылась в своем снаряжении, достала все наличные и раздала деньги, следя за тем, чтобы никого не обойти. Я была безмерно благодарна шерпам за то, что они остались на горе, благодаря чему мы смогли совершить восхождение.

Мы поднялись на Шишабангму 4 октября 2011 года, а на Чо-Ойю 12 октября 2011 года, двойное восхождение с разницей в 8 дней.

Я позвонила мужу, как только сотовая связь стала доступна. Он рассмеялся, когда я поведала ему о явившихся мне прекрасных пакистанках и пожалел меня, когда я рассказала ему, как чуть не описалась при спуске. А затем я сжато рассказала ему о конфликте с Норманом.

– Это было черт знает что, – призналась я. – Я по настоящему боялась.

– Судя по тому, что ты говоришь, он тоже боялся.

– Боялся? Чего?

– Того, что ты его обгонишь.

– Обгоню? – вскипела я. – Я переживу, если кто-то обзовет меня стервой, но это его «Смотри, как бы с тобой ничего не случилось» – это угроза, и она подразумевает нечто большее, чем просто смущение от того, что кто-то кого-то обогнал. Если у него проблемы, он обязан относиться к их решению с несколько иным энтузиазмом. Неужели ты не можешь хоть на минуту принять мою сторону? Черт бы все побрал!

– Я всегда на твоей стороне, – твердо произнес Джонатан, и наступило неловкое молчание.

Я посмотрела на свой телефон и увидела, что сигнал пропадает, осталась только одна полоска.

– Джонатан? Ты меня слышишь?

– Да, но я чувствую, что мне нечего сказать, поэтому просто слушаю.

– Я не хочу об этом говорить. Все к черту запуталось. Вот и все. Мне казалось, я там совсем одна. Никогда в жизни мне не было так страшно.

Мы оба знали, что это неправда. Я определенно бывала напугана и сильнее. И не раз. Ужас был основной составляющей моей эмоциональной диеты в детстве. Меня регулярно пичкали им, пока рассудок не привык. Вот почему Норману удалось так быстро пробить меня, а ведь он для этого, можно сказать, и пальцем не пошевелил. Как по мне, так он обладал всеми талантами опытного эмоционального насильника, и он предпочитал прекращать принципиальные разногласия так, как это делают подобные ему.

Кто-то поднимается, а кто-то видит. Эмоциональные шрамы, посттравматическое стрессовое расстройство, или ПТСР, называй как хочешь, но мне не забыть тех часов, что я провела, скорчившись, на полу под кроватью вместе с братом. Когда мы выросли настолько, что уже не помещались под кровать, мы так привыкли к страху, что могли играть в настольные игры, пока родители, напившись, дрались рядом с нами. Бен был моим единственным союзником в том окопе. Когда я увидела синие мигалки полицейских машин перед нашим домом, я, естественно, подумала, что что-то случилось с мамой. Решила, что, видимо, отец все-таки убил ее, и его посадят в тюрьму. Или, может быть, это она убила его, и теперь ее оправдают, если она докажет, что это была самооборона. Мне и в голову не пришло, что что-то могло случиться с Беном. Наверное, в 16 лет я никак не могла осознать, что потеряла его.

– Как насчет ужина в Dwarika’s вечером? – спросила я Дэниела в автобусе, который вез нас в Катманду. – Или… Если у вас с Норманом свои планы, то никаких проблем. Поужинаем в другой раз.

– Нет, все в порядке, давай поужинаем, – ответил он.

В тот вечер, сидя за столом напротив меня, он спросил:

– Так что там у вас в Норманом произошло?

Пока я рассказывала, он слушал, удрученный, и его вилка замерла на полпути между тарелкой и обросшим щетиной подбородком.

– Я понятия не имел. Ванесса, ты должна была сказать мне.

– Ни в коем случае. Ты бы отменил и первое восхождение, и Чо-Ойю.

– Да, наверное.

– И я осталась бы виноватой, – ответила я и отмахнулась, когда он начал брызгать слюной. – Дело не в том, что я должна была сделать. Дело в том, что он не должен был делать. И до тех пор, пока каждый не вобьет себе в башку условия этой простой задачи, ничего не изменится. Ладно, забудем об этом, как-никак, мы сегодня празднуем. Мы сделали то, что удалось очень немногим.

– Выпьем за это, – Дэниел поднял свой бокал, и я чокнулась с ним.

– А теперь, – начала я, – давай поговорим об Эвересте.