Текст книги "АМИН"

Здоровый образ жизни был идеологией социализма, даже в школе пионервожатый настойчиво требовал, чтобы они записались в спортивные кружки. Несмотря на всё это, после пары тренировок у Мардана не хватило терпения и он перестал туда ходить.

Иногда на стадионе «Спартак» проходили футбольные матчи, от шума и криков болельщиков в окнах стёкла звенели. «Нефтчи» здесь не выступала, так как играла на чемпионате СССР в лиге сильнейших. (Её «родным» был большой стадион имени Ленина на улице Молодёжи. Наверное, его переименовали: кому теперь интересно название «Ленин».) А здесь проводила домашние матчи команда «Автомобилист» второго дивизиона. Целью команды был не выход в лигу сильнейших, а подготовка игроков для «Нефтчи», и в итоге результаты её игры были слабыми. И правда, когда четверо друзей ходили на стадион, они не наблюдали такого феноменального футболиста, которого могли бы запомнить. Только дядя Бабур, отец Азера, рассказывал, что когда-то, в 1976-1978-е годы, известный Искендер Джавадов из «Автомобилиста» показал фантастическую игру, и народ приходил болеть только за него…

Мардан прошёл через проспект и дошёл до того места, где был стадион. На месте парковки, которая была возле стадиона, находился какой-то обнесённый высоким забором и охраняемый военными объект, принадлежащий Министерству обороны. Может, и стадион снесли?

Да, жизнь берёт своё… Долго не мог определить, куда идти, чем заняться. Родители были похоронены на кладбище Ясамал. Об этом ещё тогда ему сообщил дядя, отругал его на чём свет стоит. Где находятся могилы, дядя ему подробно объяснил, а Мардан обещал, что до сорокового дня обязательно приедет. После сорокового дня дядя его ещё больше стыдил, а сам он себя тоже обзывал словами «неблагодарный сын», «негодяй» и утешал мыслями: «В этот раз не получилось, на годовщину смерти обязательно поеду». После этого дядя ему больше не звонил…

Могилы родителей находились в третьем ряду от входа, возле растущих парами ёлок. Дядя таким образом отметил их места, чтобы легче найти было. А могилы друзей находились на Аллее Славы. Ещё тогда Арзу сообщила, что их могилы рядом и найти будет не трудно.

Арзу вышла замуж за Алиша. Алиш учился на два класса старше. В 1995 году, когда Арзу сообщила Мардану о том, что вышла замуж, он хотел себе вены порезать, обвинял Арзу в неверности из-за того, что она смогла только два года подождать его, и это примиряло его с расставанием. Написал: «Будьте счастливы» – и этим официально признал расставание. Тогда Алиш жил в том дворе, который ещё не снесли. Каким он был счастливчиком, ему всегда везло! Вот и теперь их дом целый. Если не переехали, – значит, Арзу там невестка. Наверное, и детям теперь лет пятнадцать-шестнадцать.

С чего начать?

Естественно, с кладбища Ясамал. А затем на Аллею Славы. Потом зайдёт к Алишу. Мать Алиша как будто выполняла роль коменданта во дворе, все новости узнавала раньше всех: кто куда поехал, кто откуда вернулся, кто с кем поругался, кто с кем подрался, кто новую мебель купил, кто когда сходил на рынок, кто на работу устроился, кто уволился, кто в кого влюбился, кто на кого обиделся, кто заболел, кто выздоровел – все новости всем она сообщала. Лишь бы она была жива! О родителях, друзьях можно у неё узнать подробнее. Ещё и с Арзу свидятся.

Интересно, куда делись камни снесённых домов? Используют в новых строениях как материал или отправили на полигон для мусора? Наверное, их дом разобрали как бесхозный. А почему бесхозный? Вдруг как будто очнулся от спячки. Разве он не законный наследник? Если он официально не лишён наследства, то, хотя он и покинул своих родителей, а они были в обиде на него, всё равно это не могло повлиять на его права на наследство. Ведь закон не мыльный пузырёк. Закон верховенствует. Наверное, когда сносили эти дома, жителям предлагали квартиры в других местах города. Значит, и у него есть право на новое жильё. Знать бы, куда и к кому обратиться. В Москве есть Федеральный комитет по имуществу, а здесь, интересно, в какие организации обращаются? Надо обязательно этим заняться, нельзя давать слабину. Дополнительные деньги и ему не помешают. Эти деньги он может потратить на благоустройство могил своих родителей. Наверное, за каждый квадратный метр платят хорошую сумму. Он вспомнил слух о том, что и массив «Советский» будут сносить, его жителям предлагают полторы тысячи манатов за каждый квадратный метр. Значит, и здесь цены приблизительно такие же.

Их дом занимал около тридцати квадратов. Если умножить тридцать на тысячу пятьсот, получится сорок пять тысяч манатов. А это приблизительно пятьдесят восемь тысяч долларов. Немалые деньги.

Интересно, а куда делись домашние вещи? Снесли бульдозером? А человечность? А совесть? А может, идти жаловаться, перевернуть весь мир с ног на голову? А кому и как? Разве не скажут: почему до сих пор спал, только теперь проснулся?

Когда ехал, был уверен, что увидит домашнюю утварь, по ней вспомнит родителей, а увиденное нестерпимой болью обжигало изнутри. Возможно, он эту боль изначально не так сильно почувствовал, но со временем она усилилась. Им ещё сильнее овладела грусть, ноги отяжелели, шагать стало труднее.

Их дом был двухкомнатным. Комната побольше служила гостиной, а поменьше – спальней. В спальной комнате была установлена кровать, а рядом с кроватью – его раскладушка. Когда он был ребёнком, до шести лет рядом с кроватью родителей была его люлька.

Потом его кровать переместилась в гостиную. Мать по вечерам раскладывала его кровать, а поутру собирала и убирала, чтобы не портить вид комнаты. В гостиной был кофейного цвета шифоньер сталинского периода – подарок родителей отца. В нём мать хранила одежду. А напротив был буфет. Он был приобретён на рынке старых вещей. Буфет был тёмного цвета и никак не подходил к шифоньеру. Мать заставила буфет столовыми сервизами. А рядом с буфетом находился маленький чёрно-белый телевизор «Радий». Уже сколько времени отец, как ни старался, не мог купить цветной телевизор с большим экраном.

У Мардана в квартире не было отдельного уголка. Он готовил уроки на обеденном столе, а книги и тетради хранил в тумбочке под телевизором. А металлическая подставка под тумбочку служила ему тайником. Он там прятал письма от Арзу. При малейшей возможности он их доставал, тайком читал, и трогательные чувства, участившееся сердцебиение увлекали его в мир любви…

У него были свои любимые вещи, тогда ещё модные: костюм «Рейнджер» из плащёвки, сувенирный комплект кинжалов, купленный младшим дядей в Москве и подаренный на день рождения, книга «Всадник без головы», подаренная Арзу на 23 февраля 1988 года, вручённая по окончании восьмого класса похвальная грамота за хорошую успеваемость и поведение. Значит, всё это было раздавлено бульдозером. Простыни, пододеяльники, так тщательно отстиранные, накрахмаленные, отутюженные матерью, оказались под землёй, в грязи. Как больно, как печально было всё это осознавать! Всё остальное в сторону, лишь бы тумбочка с письмами Арзу уцелела… Он прочёл бы эти письма снова… Мардан осмотрелся вокруг будто в поисках тумбочки. Они как убийцы: убили не только предметы, но и его надежды на воспоминания, связанные с этими вещами… Ему казалось, что он стал маленьким и жалким…

Значит, от прошлого ему достался только клочок бумаги, список покупок с пометками, кому что из Москвы должен был привезти. Что теперь могло быть ценнее этого клочка бумаги в клетку, исписанного корявым почерком?

Вмиг подумал: а если бы Коля не нашёл эту бумагу? Несмотря на то что дома более ста томов, он же не мог просмотреть все книги, именно эта почему-то привлекла его внимание. Коля начал перелистывать её и нашёл в ней листок. Иначе они и эту книгу погрузили бы вместе с остальными в машину и увезли бы на новую квартиру. Тогда бумага осталась бы в книге, а он до конца жизни прожил бы без боли переживаний. Оказалось, что свидетель обвинения во всех его грехах находился всего в двух шагах от него…

Из нагрудного кармана достал бумагу, посмотрел на неё ласковым взглядом и начал тихонько плакать.

Глава 6

Видимо, и воспоминания не одинаково греют. Одни веселят, а другие заставляют плакать. А слово одно – воспоминания. Море, океан самых разных воспоминаний! Их можно перечислять без конца. В детстве воспоминаний мало, и они связаны с какими-то счастливыми моментами. А с возрастом вспоминаешь и детство, и молодость, трепетно относишься к прошедшим временам.

Его мать была настолько милой и дружелюбной, что её доброту никакой мерой нельзя было измерить. Как она его любила, как не хотела выпускать из поля зрения! Она никогда его по имени не звала, всегда каскадами слов «жизнь моя», «сердце моё», «единственный мой», «свет моих очей» ласкала его, а отец к нему только «сынок» обращался. Мардан понимал, что неудачный первый брак и отца, и мать угнетал, оставил неизлечимые душевные раны.

Мать в первый раз вышла замуж по любви, а горечь от разлуки с первой любовью никогда не забывается. Через девять дней после свадьбы они со свекровью готовили долму из виноградных листьев. В это время пришла весть о том, что её супруг, работавший в профсоюзе, возвращаясь из командировки в Ленкорань, в районе Локбатана попал в автокатастрофу и погиб. Эта новость мать как молнией ударила, с того времени сахарный диабет стал спутником её жизни. Иногда она тайком от всех плакала в укромном месте. А когда Мардан застал её плачущей, она вытерла слёзы, скрывая их, улыбнулась, спрятала как память о прошлой жизни чёрно-белую фотографию, на которой молодые были в наряде жениха и невесты.

А у отца горе было совсем иное. Его женили на дальней родственнице родителей. Мало того что у них не было ребёнка, ещё она была острая на язык и пакостная. Никак не могли ужиться, из-за каждой мелочи возникали скандалы, неприятности. У отца хватило терпения, чтобы десять лет прожить вот такую совместную жизнь. Он был сердоболен. После развода, несмотря на то что она его всегда проклинала (вначале даже часто звонила и оскорбляла новую жену; когда отец узнал об этом, то поменял номер телефона, только после этого она перестала их беспокоить), он её жалел, помогал деньгами, продуктами. Он думал, что создал семью, имеет ребёнка, а она, несчастная, до конца жизни останется одинокой, хотел хоть чем-нибудь помочь ей чисто по-человечески.

А может, причина того, что они бедно жили, крылась не только в маленькой зарплате отца, расходах на лекарства, но и в том, что бывшая жена стала нахлебницей их семьи. Отец по простоте душевной оплатил расходы на похороны её родителей; кроме покупки продуктов, ещё и перед другими требованиями («на лечение зубов», «дом ремонтируем», «племянница задолжала денег, я ей должна помочь», «брат уезжает в Россию, ему на дорогу деньги нужны») не устоял. Отец поднял белый флаг, сдался, отрывал от семьи и помогал этой неблагодарной женщине. Отец был человеком старой закалки, всегда выполнял свои обещания, помогал нуждающимся, был правдивым и справедливым…

На кладбище Ясамал Мардан без труда нашёл могилу родителей.

У входа в киоске купил двадцать гвоздик; сначала хотел купить розы или хризантемы. Когда он уезжал из Баку, обычая возлагать на могилу гвоздики ещё не было. Правда, после трагедии 20 января (вторжение советских войск в Баку 20 января 1990 года. – Редд), когда на могилы погибших принесли миллионы гвоздик и могилы утопали в море этих цветов, он узнал о новом значении гвоздики, но о том, что она стала символом трагедии, не знал. Только теперь от продавца цветов об этом узнал.

За десять лет могилы покрылись пылью, чёрные мраморные плиты стали серыми, могильные камни заросли травой и были не видны. Положив цветы на низкую каменную ограду, начал искать тряпку и воду. Когда ничего не нашёл, вернулся к входу и попросил помощи у работников кладбища. Когда старик взял лопату, воду и тряпку, Мардан отправился с ним и, пользуясь моментом, попросил одного из присутствующих мулл прочитать молитву над могилами родителей.

Работник кладбища убрал траву, очистил ограду от улиток, памятники помыл, отполировал до блеска. За это время и мулла прочитал молитву. (Когда он спросил: «А ты кем им приходишься? Эти могилы годами оставались без присмотра, никто за ними не ухаживает», – Мардану стыдно было ответить: «Я их сын», сказал: «Я родственник».) Потом они оба ушли, оставив Мардана одного с родными.

Интересно, был человек – и нет человека. Ничто не вечно под луной. Это закон жизни. Только справедлив ли этот закон? Живи, радуйся, наслаждайся, пробуй всякую вкуснятину, люби, и тебя любят – и вдруг со всем этим прощайся и уходи. Уходи по принуждению, а не добровольно, что, мол, закон такой, надо его выполнять. Особенно тем, кто жил хорошо, в удовольствии, прощаться с этим миром бывает ещё труднее, оторваться от всего хорошего просто нестерпимо. Может, лучше, если на свет вовсе не родиться? Есть разница между тем, чтобы иметь, а потом потерять, и тем, чтобы никогда не иметь, а значит, и не терять ничего?

Цветы по десять штук разложил на могилах, потом, о чём-то подумав, взял два цветка с отцовской могилы и переложил их на могилу матери. Теперь на одной могиле было восемь, а на другой двенадцать гвоздик: он подумал, что женщины цветы любят больше, чем мужчины.

Только теперь он понял свои прошлые ошибки. Ему стало стыдно и обидно за то, что он никогда матери цветов не дарил по праздникам, даже в день рождения и Международный женский день не поздравлял её. Только один раз, когда был маленьким, седьмого марта в садике воспитательница, чтобы поздравить матерей, научила детей сделать открытки из картона и цветной бумаги, наклеить цветы и внизу написать: «Дорогая мама, с праздником Восьмое марта!» Когда он поздравил маму, она очень растрогалась, прослезилась, скрывая слёзы радости, сказала: «Спасибо! Большое спасибо!» Бедная женщина эту открытку сохранила до конца своих дней как самый любимый предмет. Она стояла на серванте до тех пор, пока Мардан не уехал в Москву…

Быть первым и последним подарком для матери выпало на долю чашке, привезённой из Москвы. К сожалению, мать так и не узнала о её существовании. А с собой в иной мир унесла только грусть и печаль.

Из целлофанового пакета достал чашку и карамельки, купленные для матери, и шапку, купленную для отца, и положил на могилы. Сказал:

– Мама, ты просила чашку для ненасытных – такую достал; ты не могла найти хорошие карамельки – я лучшие купил, ешь, почувствуй самый приятный вкус. Отец, больше зимой у тебя уши не будут мёрзнуть: я привёз твою шапку-ушанку.

Вдруг ему показалось, что родные его на самом деле слушают. Наверное, у обоих сейчас душа радуется: через десять лет после их смерти единственный ненаглядный сын приехал навестить их. Есть такое поверье: если могилы неухоженные, заросли травой, камни разрушаются, если никто их не навещает, над ними молитвы не читает, усопшим становится тесно в могиле, бетон, земля, камень на них сильно давят, беспокоят их. Таким образом, эти могилы разрушаются, надгробные камни и памятники дают трещины. Он в этом ещё раз убедился. У родителей надгробные камни растрескались. На могиле матери трещины были более глубокими, трещина на надгробной плите доходила до места соединения с памятником, где была надпись: «На память от супруга». А на могиле отца памятник треснул до фотографии с левой стороны. (На могиле отца была надпись: имя, фамилия и дата рождения и смерти. Кем памятник был установлен, не было указано, да и не могло, потому что он сам себе памятник заказал ещё при жизни.)

Мардан сам себя укорял за то, что поверил старым догмам, и пришёл к выводу, что могильные плиты трескались из-за низкого качества мрамора. Даже испытывал обиду на тех, кто установил эти камни, за то, что они не оправдали доверия его отца.

Так как чёрный мрамор стоил дороже белого, отец памятники заказал не из белого мрамора или ещё более дешёвого резного камня, а из чёрного мрамора – видимо, в надежде, что если не в этой, то хотя бы в той жизни они с матерью будут удовлетворены.

Когда отец похоронил мать, он организовал все подобающие этому траурному событию поминальные дни – третий, седьмой, сороковой – по традициям и обрядам и даже памятник из чёрного мрамора не пожалел поставить. Место для похорон выбрал для двоих, зная, что скоро и сам отправится за ней в мир иной. А после того как убедился, что сын оказался неблагодарным, даже не приехал на похороны матери, которая его родила, отец понял, что и на его похороны сын не приедет, и часть своих сэкономленных пенсионных накоплений отдал брату, чтобы тот организовал его похороны. Этих денег хватило бы на похороны, на поминальные обряды и на надгробный памятник из чёрного мрамора. И ещё попросил позвонить сыну, передать слова «что было, то прошло» и сообщить о смерти отца.

Отец и мать покинули этот мир, не попрощавшись с ним. Родственники и знакомые его проклинали, друзья погибли, считая его предателем, а может быть, и родители друзей на него в обиде. Теперь он через девятнадцать лет здесь, на кладбище Ясамал, подумал о Судном дне.

Как-то вечером одиннадцатого или двенадцатого февраля, где-то около восьми или девяти часов, они втроём (Азер был на тренировке) пили чай в чайхане Яшара около моста. Курили, баловались, выпуская дым, несмотря на то что уже повзрослели. Через некоторое время и Азер пришёл. Были голодные, съели по два ливерных чебурека, все пропахли растительным маслом (масло было не подсолнечное, а хлопковое, некачественное) и дымом сигарет, так как в чайной почти все за столом курили. Когда вернулись домой, родители догадались, что они были в чайхане Яшара. Именно тогда, когда с фронта поступали неутешительные новости, Мардан предложил уйти на фронт и выбить глаз «этим армянам». Мардану с Инамом так и так надо было уходить в армию. Они получили повестку и даже прошли медкомиссию. У Азера и Наума была отсрочка из-за учёбы в институте. Правда, в тот день никто не обратил внимания на его предложение, но через два дня, когда Азер привёл с собой во двор лейтенанта и сказал: «Он наш родственник, поможет нам отправиться на фронт», Мардан понял, что его слова, сказанные два дня назад, повлияли на ход событий.

В чайхане от шума и крика ничего не было слышно. Мужик в военном бушлате, сидящий спиной к нему, рассказывал, как обострилась обстановка на фронте. У Мардана появилось желание идти на фронт и наказать «этих армян». Хотя эти мысли нельзя было назвать желанием, а были просто идеи, предположения.

Теперь он точно помнит, что он эти мысли высказал негромко, так что, может, Азер его вовсе не услышал…

Эти воспоминания увеличили его муки стократ. Он присел около оградки могилы, начал массажировать голову. Тупые боли в голове мучили его. «Я сказал тихим голосом, никто не услышал. А если бы они услышали, возникли бы вопросы по этому поводу. Такие разговоры требуют какого-то объяснения, подробностей. Уйти на фронт Азер предлагал, а не я». Нет, все эти мысли не могли его утешить. Его положение напоминало утопающего, хватающегося за соломинку.

Он оказался ненадёжным другом, предателем, изменником. Вместе с друзьями не отправился на фронт. А может, вчетвером в какой-то критический момент могли бы справиться, он смог бы что-нибудь придумать? А может, он первым увидел бы врага, предупредил друзей? А может, указав безопасный путь, он мог бы спасти друзей от неминуемой смерти?

Сколько времени его мучили мысли о том, что он предал друзей! Мысли о том, что друзья по его настоянию отправились на фронт, его ещё больше мучили, беспокоили. Эти предположения, сомнения больше походили на правду. И вот эта правда была смертельна, со всей очевидностью доказывала его вину, приносила невыносимую боль.

Это он предложил друзьям отправиться на фронт. В стране была объявлена мобилизация. У них ещё было время до отправки в армию. А Наум и Азер вовсе были освобождены от призыва. Только по его предложению друзья отправились на фронт, героически воевали и погибли. А он спрятался за спиной родственников, как трус.

Даже такие упрёки в свой адрес его не могли успокоить, он выбрал более жёсткие: спрятался за юбкой Анастасии Сергеевны…

Он планировал за день сходить и на кладбище Ясамал на могилы родителей, и на Аллею Славы, чтобы почтить память друзей. Так как он здесь надолго задержался (уже начало темнеть) и голова болела, сильно переутомился, пришлось поездку на Аллею Славы отложить на завтрашний день. Он прекрасно понимал, что там угрызения совести ещё больше будут его беспокоить.

Теперь, как бы ни оправдывался, какие бы роли ни играл, какие бы утешения ни придумывал, всё это не могло ему помочь. Он был виновен, он чувствовал себя убийцей родителей и друзей, он предал и родителей, и друзей. Убийца не только тот, кто убивает ножом, оружием, но и тот, кто убивает своим равнодушием, ненадёжностью, предательством. Все эти качества характера действуют иной раз хуже любого ножа, любого оружия.

Сейчас с ума сойдёт. Ему показалось, что наступающая темнота, шорох ветра, движение гвоздик на могиле, чирикание воробьёв, далёкие тени работников кладбища, муллы – все бросят ему в лицо слова «ты убийца», и он сойдёт с ума…

Голова болела ещё сильнее. Начал массажировать голову – безрезультатно. Начал бить по голове кулаками…

«Угрызения совести»! Он никогда не вникал в суть этого выражения. А когда от кого-то услышал, не придал никакого значения. Он с детства был таким. Ко всему, что случалось вокруг него, относился с равнодушием. Никогда за других не переживал. А друзья были не такими. Азер радовался чужому счастью и близко к сердцу принимал чужую боль. Инам всегда делился со всеми последним куском. Несмотря на то что Наум был не таким, как они, он тоже не был чужд жалости и сочувствия.

В те времена в Баку было много христиан. Когда хоронили христианина, на улице играл оркестр, а дети сопровождали процессию. Друзей интересовало, кто умер, в каком возрасте, какая у него была семья, что чувствуют близкие усопшего. А его больше всего увлекала игра оркестра: как звучал барабан, сияющий в лучах солнца, или как трубач трубил, надувая щёки.

Как-то раз к тёте Фатьме привели напуганную девочку лет двенадцати-тринадцати. У неё глаза были расширены от страха. Наум спросил: «Интересно, чего испугалась несчастная?» А Мардана больше всего интересовали её ноги и коротенькая юбочка. Он сказал: «Посмотрите на её ноги, как будто из мрамора слеплены». В то время они были одного возраста с девчонкой или чуть постарше. Азер, соблюдающий ментальные ценности, ударил его, и началась драка, потом неделю не общались.

А однажды, когда грузовик на улице раздавил кошку, друзья с сожалением сказали: «Бедная кошка», – а он сказал: «Какая противная!» – и этим обидел Наума. Наум упрекнул его в том, что гибель живого существа его не беспокоит, а только вызывает отвращение. Наум ему тогда рассказал притчу о царе Соломоне. Однажды люди, увидев дохлую собаку, сказали: «Тьфу, до чего противно!» А царь Соломон, проходящий в это время мимо, сказал: «Какие у неё зубы, как жемчуг». Этим он указал на величие существующего. Его надо беречь и облагораживать.

А почему всё это теперь всплывает в его памяти? А что, он не любил родителей и друзей? Он же их любил больше, чем самого себя. Любил. Только его поступки доказали обратное. Суть всего этого не в том, что внутри, не в том, что подразумевается, а в том, что снаружи, в том, что на виду у всех. И все эти понятия наставляют человека на путь истины, справедливости. А когда ты пассивен, не обращая внимания, пройдут мимо тебя, и когда-нибудь муки совести проснутся и будут тебя терзать. Коротко и ясно!..

– Чем могу помочь, брат?

Отреагировал на голос, посмотрел на стоящего рядом мужчину (видимо, он был работником кладбища) в изношенной одежде. Ничего не ответив, молча встал, медленными шагами пошёл в сторону выхода.

Наступили сумерки. Ветер усиливался.