Текст книги "Пепел крестьянской Души"

После ужина, он вышел на улицу и направился к застоявшемуся без дела в стойле Воронко. Почуяв хозяина, тот радостно зафыркал, замотал головой и мощным движением туловища, стряхнул с себя слой налипшего снега. «Ну, чо, друг, скучно тебе в этом безмолвном местечке находиться? В бой рвёшься? Ничего, потерпи ещё немного и мы оба с тобой порезвимся, покуражимся. Вот приедет Григорий, расскажет о делах, которые творятся в волости, и буду я думать, как нам жить дальше», – пообещал он четвероногому товарищу и прижал его большую голову к себе. Словно поняв слова хозяина, Воронко закрыл глаза и тихо-тихо проржал. Василий добавил в кормушку сена и направился в сторону избушки. Но не доходя до дверей, с непонятной ему тревогой, стал всматриваться в ночное звёздное небо. «Пурга к утру нагрянет», – сделал он вывод и стряхнул с пимов снег.

Сон в эту ночь у Василия не заладился с самого вечера. Мысли роем поселились в его голове и держали в напряжении до полуночи. За это время он успел вспомнить почти все события, происходившие в жизни вплоть до этой зимней ночи. В воспоминаниях было больше хорошего и дорогого сердцу, чем отвратительного и унижающего. И особое место в них занимал образ Полины, который незримо присутствовал в его мыслях, делах и мечтаниях. Василий разумом понимал, что теперь их воссоединение вряд ли когда-нибудь может произойти, но в душе надеялся на чудо, которое подскажет ему путь к сердцу девушки. «Ты будешь моей, чего бы мне это ни стоило», – произнёс тихо он и отключившись от раздумий, прислушался. «Завывает! К утру занесёт так, что из избушки не вылезти. Придётся ждать Григория, чтобы откопал дверь». Но в это время громко заржал Воронко и рядом с избушкой раздался мужской голос. Василий мгновенно вскочил с нар, схватил топор и прижался к стене, возле двери.

«Братуха, ты жив ещё здесь? Волки не разорвали на части? Может, в избу пустишь ночного гостя?» – послышался весёлый голос Чикирева Петра. Василий снял дверь с крючка и с силой толкнул её наружу. Но та чуть отошла от косяка и застопорилась. «Погоди, не толкай больше. Я сейчас отгребу снег от неё», – предупредил Пётр. «Когда уж вьюга успела сугроб нанести? Вроде и началась недавно», – подумал Василий, явно обрадовавшись появлению сродного брата.

Глава четвёртая

«Да ты хорошо здесь устроился! Тепло, светло и мухи не кусают. Собрался видно до весны на болоте скрываться?» – подтрунивал Петр, обнимая брата. «А тебя ко мне в такую пургу, да ещё ночью, чо привело? Гришка, наверное, рассказал, где я отлёживаюсь?» – спросил Василий. «Он самый. Случайно встретились. Я ведь, брат, после вооружённой стычки с комиссарами, тоже был вынужден в бега податься. Вот и рванул в сторону Знаменщиков через Сергино, а там в это время у своей родни Гришка оказался», – ответил Пётр и продолжил: «Аккурат на следующий день, после того, как тебя отправил через Петровку домой, в Большое Пинигино вновь нагрянул продкомиссар Коротков со своими подельниками и отрядом красноармейцев. Цель у них была одна – зачистить до последнего зёрнышка амбары всех без разбора жителей. Но не тут-то было. Врасплох они нас не застали. Все жители деревни встали на защиту своего добра. Схватив в руки топоры, вилы и колы, мы ещё вначале деревни перегородили дорогу этим разбойникам. Сначала кричал и грозился револьвером Коротков, а затем не выдержал напряжения Зубринский и дал команду красноармейцам стрелять по людям. Но несмотря на то, что они ранили больше пятнадцати человек, из которых трое скончались, по дворам этим хищным зверюгам пройтись не удалось. Однако и с пустыми руками они из Большого Пинигино не ухали. Дождавшись подкрепление, комиссары и милиционер Зайчиков стали выявлять и вылавливать зачинщиков сопротивления. Как понимаешь, я в стороне не стоял от этих событий, поэтому не стал ждать ареста и рванул в бега. Тем более, что батя до сих пор у них находится. Мы собирались отбить наших деревенских во время этапирования их в Ишим, но события того дня помешали нам это сделать. И вот теперь я здесь, у тебя. Но не один, а с нашими деревенскими – Субботиным Степаном и Беловацким Иваном. Они на улице, недалёко от избушки меня поджидают», – сообщил новость Петр. «Так чо же мы с тобой здесь лясы точим? Иди, зови парней. А я пока картошку с мясом разогрею, да воды накипячу. Устали, поди, по лесу, да сугробам всю ночь мотаться? Вот я вас зараз и подкреплю», – пообещал Василий.

Появление в избушке ещё трёх человек заметно поубавило её габариты. Но, как говорится – хоть в тесноте, да не в обиде. Рассадив молодых мужчин вокруг деревянного стола, Василий поставил перед ними большой чугунок, из которого исходил приятный запах варёного мяса, нарезал крупными ломтями хлеб и налил в кружку кипяток, бросив туда щепотку заварки. «Не обессудьте меня за скромный приём и откушайте, чо есть», – пошутил Губин. «Спасибо, брательник, мы и на это-то не рассчитывали», – ответил за всех Пётр и добавил: «Но и наши поклажи не пусты. Даже четверть с самогоном есть». «С тем, чо вы с собой привезли, завтра разберёмся, а вот самогонку, брат, давай выставляй на стол. Надо обмыть нашу встречу, хотя и не совсем радостную», – предложил Василий. «Было бы сказано. Один момент – и сей напиток появится перед вами», – с готовностью ответил Пётр и направился в угол избы, где стояли их вещмешки.

Выпивать пришлось из одной кружки и по очереди, так как кроме её и той, что была с чайной заваркой, другой посуды не было. Но на общем настроении это не сказалось. Наоборот, после сытной еды и употреблённых пары кружек самогона, лица молодых мужчин раскраснелись, тела расслабились, а словоохотливость и красноречие появились. Пинигинцы подробно и во всех красках расписали Василию события последних дней и как бы между прочим, поделились своими мыслями на будущее. «Куманьков вместе с продотрядами, надо вылавливать в глухих местах, отбирать имущество, которое они изымают у крестьян, а самих забивать до смерти и в снег закапывать. Если волки и лисы их за зиму не разорвут на куски, то весной комиссарские тела уже узнать невозможно будет», – высказался Беловацкий Иван, и на его скуластом лице заиграли желваки. «Это не так просто будет сделать. Продотряды сопровождают вооружённые красноармейцы, а у нас, кроме топора, другого оружия нет. Думаю, что первым делом мы должны раздобыть хотя бы пару берданок и с десяток патронов к ним, а уж потом планировать и дальнейшие действия», – охладил пыл товарищей Василий. «Один ствол и два обреза у нас есть. Правда, патронов к ним всего только пять, но на первый раз хватит. А опосля куманьков будем заставлять делиться с нами боевым оружием», – хитро прищурив один глаз, произнёс Пётр. «Ну, это уже другое дело. Но нападать на продотряды первое время придётся в других волостях. Иначе о нас быстро узнают комиссары и всю свою злость выместят на нашей родне», – предупредил Губин. «Слушайте, други, так как нас уже четверо, и мы решили мстить комиссарам и коммунистам, необходимо избрать и командира себе. Поэтому я предлагаю на эту должность Василия. И не потому, что он мой брат, а потому, что грамотный, и службу армейскую закончил фельдфебелем», – высказался Пётр и улыбаясь, добавил: «Будем хорошо воевать с краснопёрыми – до генерала дорастёт». «Не возражаю. Губин парень смелый, да и башка у него неплохо варит», – поддержал Субботин Степан, здоровенный детина, и посмотрел на Беловацкого. «Я тоже согласен», – живо ответил тот. «Ну, вот и хорошо, что единогласно избрали себе командира. Тогда, по этому случаю давайте разопьем ещё одну кружку самогонки», – предложил Пётр.

В период всего этого разговора Василий молчал. Он понимал, что командирские обязанности никому из находящихся в избушке не по плечу. Петр очень горяч и порой безрассуден, а остальные двое в царской армии не служили. Было, правда, у них короткое военное прошлое, когда их насильно мобилизовали в армию Колчака, но прослужив около месяца в тыловом обозе, они сбежали из него. Поэтому, дождавшись окончания процедуры признания его командиром, Губин коротко поблагодарил товарищей за оказанное доверие и поддержал Петра в части обмывки его назначения. Василий отчётливо понимал, что с этого момента он взваливает на себя ответственность не только за свои поступки, но и за действия подчинённых.

Сразу после завершения предутренней застолицы, он предложил товарищам немного поспать, а сам оделся и вышел на улицу. С трудом добравшись по наметённым сугробам до стоила, где стояли запорошённые снегом лошади, Василий раскидал ногами утромбовавшийся снежный перемёт, достал из под него пару охапок сена и кинул в ясли. Словно в знак благодарности, Воронко и пегая кобыла Петра – Стрелка – одновременно заржали. «Ешьте, набирайтесь сил. Скоро вам, вместе с нами предстоит испытать такие трудности, которые до селе и не снились. И во многом от вашей резвости будут зависеть наши победы и даже наша жизнь», – вслух произнёс Губин и задрав назад голову, посмотрел на небо. Рваные и тяжёлые облака, вихрем пролетая в южную сторону, обильно посыпали землю хлопьями снега, а перед возникшими препятствиями набивали высокие сугробы. Иногда, между облаками выглядывал кусок ночного холодного неба, на котором висело, пугающее размером и бледностью, колесо безжизненной луны. «Даже звери лесные испугались бури и попрятались в своих укрытиях. Но закончится вьюга, появится солнце, и они в поисках корма вновь разбредутся по лесам, полям и болотам. И наша крестьянская жизнь похожа на их. В стужу и непогоду мы тоже отсиживаемся в своих домах, но настаёт благоприятная пора, и все как один – начинаем заниматься земными делами. Уж так мир устроен. Так было всегда, пока в нашу размеренную жизнь не вмешались эти злые люди. Теперь приходится ни от природных катаклизмов укрываться, а от дьявольских посланников, которые хуже врага иноземного. Удастся ли нам избавиться от этой красной чумы, сказать сложно. Но свой путь борьбы с ними я выбрал и ни при каких обстоятельствах не сверну с него. Даже если ценой ему станет моя жизнь. Отомстить этим тварям за позор и унижения, которые терпит мой народ, я просто обязан», – в очередной раз высказал вслух Василий слова проклятья в адрес новой власти.

Григорий появился на следующий день, ближе к обеду. Преодолев невероятными усилиями снежные заносы, мерин дотянул гружёные сеном сани до стойла и в изнеможении остановился. Его голова, спина, ноги и даже хвост были в пене от пота, а из ноздрей валил густой пар. Соскочив с саней, Знаменщиков быстро развязал чрезседельник, опустил оглобли и разнуздал коня. После чего повернулся к окружившим его товарищам и поздоровался. «Рад вас видеть живыми и невредимыми», – улыбнулся он. «Здравствуй, Григорий. С нетерпением поджидал тебя. Выкладывай скорей все новости, с которыми прибыл к нам, если, конечно, удалось побывать в Большом Сорокине и поговорить со знающими людьми», – напал на товарища Василий. «В волостной центр мы с Марьей ездили на второй день, после того, как я тебя здесь оставил. Домой к твоим родителям не заезжал, но все новости о них узнал. В общем, здорово Ивана Васильевича и Евдокию Матвеевну пообрабатывали куманьки, чтобы узнать, где ты прячешься. Но больше всего досталось твоим сёстрам-двойняшкам. Их, Варвару Аверину, Колмакову Анну и ещё несколько человек-сельчан, красноармейцы под командованием Зубринского и в присутствии Зайчикова, поставили у стены хлебоприёмного пункта и дали поверх голов три оружейных залпа. Девчонки, конечно, со страха попадали на землю, и лишь Колмакова Анна, говорят, даже не моргнула. Так её разъярённый Зайчиков до сих пор держит в каталажке как заклятого врага советской власти. Ну, а девчонок и других односельчан понять можно. Их же никто не предупредил, что красноармейцы поверх голов стрелять будут», – сообщил страшную новость Григорий. Василий за всё время, пока тот говорил, не перебил его и не проронил ни слова. И лишь красивое молодое лицо с каждым произнесённым словом друга становилось всё мрачнее, а глаза наливались кровью ненависти и желанием жестокого мщения. Не выдержав напряжения, он с такой силой ударил кулаком по столу, что крайняя доска переломилась пополам, и вся посуда разлетелась по углам избы. «Убью, сволочей! Всех убью, кто моих родных пытал и унижал! Не будет покоя в моей душе, пока я этим краснопёрым не отомщу!» – прорычал, как раненый волк, Василий и вновь притих. «Ну, а другие новости есть?» – спросил Субботин. «Полно. Но какие из них – правда, а какие выдумка, сказать сложно. В общем, во всём Ишимском уезде неспокойно стало. Стычки крестьян с продотрядами происходят повсеместно. Комиссары в последнее время каке цепи сорвались. Выгребают в крестьянских хозяйствах всё подряд. Даже семенное зерно заставляют на ссыпные пункты вывозить. Скоро ни в одной семье не останется ни лошадей, ни коров, ни мелкого скота. Дошли до того, что в счёт выполнения продразвёрстки по шерсти, забирают полушубки, пимы и мохнатки, а овец в лютый холод стричь заставляют. Гиблое время для нашего брата-крестьянина настало. Если даже и выдюжим зимой, то весной пахать не на ком и сеять нечего будет. Многодетных баб, жён красноармейцев, и тех не жалеют. На них тоже продразвёрстки наложили. Комиссары предупредили, что если к шестому января продразвёрстки по зерну и шерсти выполнены не будут, то у всех жителей села и волости конфискуют нажитое имущество полностью. А деревни, не выполнившие продразвёрстки или саботирующие их выполнение, грозятся сжигать дотла. Вот такие, други, невесёлые новости я вам привёз», – закончил рассказ Григорий. «А про пинигинскую бойню, что говорят в волостном центре?» – поинтересовался Беловацкий. «Говорят, что, после того, как расправились с бунтарями и многих из них арестовали, комиссары всё их имущество конфисковали в пользу советской власти. Так что вы правильно сделали, что вовремя ноги из деревни унесли, а то бы в первую очередь в каталажку загремели», – ответил Григорий. «Да, дорогой товарищ, и на самом деле плохие новости ты нам принёс. Руки от них чешутся так, что хоть по дереву кулаками со всей мочи стучи», – высказался Пётр. «Не будем мы, братка, о берёзы свои кулаки разбивать. Мы ими морды комиссарские уродовать будем», – зло сказал Василий и обратился к Григорию: «Из Знаменщиков и ближайших деревень, продотряды куда увозят зерно?». «Из нашей деревни на ссыпной пункт в Большое Сорокине, а из Нововяткино, Пестово и Яузяка – в Балаганы. А чо тебя это так интересует?» – спросил Григорий. «Собираемся встретить их на узенькой тропинке. Не можем же мы здесь сидеть без дела и ждать, когда нас обнаружат и уничтожат комиссары» – ответил Василий. «Но они же ездят в сопровождении вооружённого отряда красноармейцев», – предупредил Григорий. «Знаем. Но и мы не с голыми руками на них пойдём», – успокоил Василий и продолжил: «Нам бы только узнать, когда и где их можно подкараулить». «Думаю, что я смогу вам в этом помочь, но только на опасное дело вы решаетесь», – предупредил Григорий. «Если шибко боишься, то не связывайся с нами. Ты человек семейный и рисковать жизнью ради задуманного нами не имеешь права», – высказался Василий. «Ты неправильно меня понял. Я хотел сказать, что для вас это дело опасное. Мне-то чо. Узнаю в какой деревне продотряды чистят амбары и сообщу вам. И место подскажу, где их лучше поджидать. Я все леса и болота вокруг хорошо знаю», – обрадовал Знаменщиков. «Ну, вот и договорились. Ты только вовремя сигнал нам дай, а там уж как карта ляжет», – одобрил слова Григория Пётр.

После совместного скромного обеда, Григорий засобирался в обратный путь. «Мне ещё надо заехать на свой покос и погрузить копну сена, чтобы любопытства не вызвать у деревенских», – пояснил он и попрощался с товарищами. «Когда теперь тебя ждать?» – спросил Василий. «Как только чо о продотрядах узнаю, сразу к вам прибуду. Так что, думаю, не долго ждать придётся», – ответил Знаменщиков, уселся поудобней в сани и дёрнул вожжи.

Глава пятая

Григорий появился у беглецов уже вечером следующего дня. На этот раз он прибыл верхом на чалом мерине, и спрыгнув с коня на утоптанный возле избушки снег, недовольно пробурчал: «Партизаны, тоже мне. Совсем страх потеряли. Могли бы на тёмное время и часового на улице поставить. А то неровен час, могут комиссары нагрянуть и тёпленькими повязать». «Знаменщиков, ты чо это стал сам с собой разговаривать? Ты, паря, того, не тронулся умом?» – послышался рядом весёлый голос Петра. От неожиданности Григорий даже вздрогнул. «Фу, лешак! Напугал меня. Как это я тебя не заметил?». «А я в невидимку умею превращаться. Бабка Агафья меня этому колдовству научила», – пошутил Чикирев. «Ладно, бабка Агафья, пойдём в избу, новость хочу вам сообщить полезную», – предложил Георгий и направился к двери. «Иди, а я немного погодя зайду», – ответил Пётр и растворился в темноте.

«Не ожидали, чо ты уже сегодня к нам прискачешь. Ну, а раз так быстро обернулся, то видно причина есть», – поздоровавшись с Григорием, сказал Василий. «Угадал товарищ дорогой. В общем, продотряды, словно сорвавшиеся с цепей злые псы, по деревням рыщут, и всё, что осталось в семьях из имущества, забирают. Не жалеют ни бедных, ни богатых, ни инвалидов, и даже баб одиноких, у которых на руках дети малые. Говорят, что из уезда на имя Викуловского райпродкомиссара приказ строгий поступил, обязывающий выполнить все продразвёрстки до шестого января. А если он не выполнит этот приказ, то его самого большевистский трибунал судить будет. Может, даже свои же и расстреляют. А до шестого-то числа всего сутки да одна ночь осталась. Он, бедный, даже бдительность стал терять, и отправляет сопровождать обозы до сыпных пунктов слабо вооружённых красноармейцев. Особенно это касается тех деревень, где проживает мало крестьянских семей. Сегодня я случайно узнал, что в Нововяткино на трёх подводах прибыл отряд из четырёх красноармейцев, вооружённых двумя винтовками и приступил к изъятию у населения семенного зерна. По всей вероятности из деревни в сторону Балаган он выедет завтра рано утром. Поэтому, есть возможность перехватить этот отряд в одном глухом местечке. Если, вы, конечно, не передумали мстить куманькам», – высказался Григорий и посмотрел в глаза Губина. «Добрую весть ты нам принёс, однополчанин. Сколько вёрст до того местечка будет? И сколько времени придётся добираться?» – спросил Василий. «Отсюда не меньше пятнадцати. Так что часа два на дорогу кидать надо. Я вас на неё выведу, а дальше самим до места засады придётся добираться». «Доберёмся, если ты подробно расскажешь, как его искать». «Я не только расскажу, но и дам нарисованный план этой местности», – ответил Григорий и протянул Василию закрученный в трубочку лист бересты, на котором углём была намалёвана схема, без названий и чётких обозначений. «Да, Гриша, карта твоя только для разбойников с большой дороги. Но, ничего, мы и от её не откажемся», – улыбнулся Губин и посерьёзнев, попросил: «Давай, рассказывай о той местности поподробней».

Пока Григорий с Василием разрабатывали план первой в их жизни вылазки против представителей советской власти, Беловацкий и Субботин готовили ужин. Завершив обсуждение, Василий посмотрел на Григория и спросил: «Тебя не заподозрят в связи с нами? Марья не проговорится кому-нибудь о твоих поездках к нам?». «Не волнуйся по этому случаю. Она у меня кремень», – успокоил Знаменщиков. «Тогда давай поужинаем, а часа через три и выдвигаться будем. Нам нужно не только вовремя добраться до места засады, но ещё и подготовиться к встрече хорошо», – предложил Василий и обратился к Субботину: «Мечи, Степан, всё на стол, подкрепляться будем. Впереди нас ждёт трудная ночь. А если всё сложится, как запланировали, то по возвращению и по сто грамм самогонки выпьем».

Своё прибежище отряд покинул уже за полночь. Первое время застоявшиеся в стойле кони, с лёгкостью и желанием на рысях преодолевали сугробы, но уже через две версты норов их поиссяк, и они дружно перешли на шаг. Ночная темень и позёмка заметно сдерживали продвижение вперёд, и только благодаря хорошему знанию местности Григорием, они вскоре выбрались на санный путь, ведущий из Знаменщиков в Балаганы. «Ну, вот, братцы, мы и добрались до той дороги, которая нужна. Вам по ней до конечной цели верст десять ехать», – сообщил Знаменщиков. «А откуда собачий лай раздаётся?» – спросил Пётр. «Из деревни Нововяткино. Мы её стороной объехали, и теперь она сзади нас за версту осталась», – пояснил Григорий и предложил: «Давайте будем разъезжаться. Мне необходимо домой затемно вернуться, пока народ ещё спит, а к вам загляну дня через два. Не раньше». «Если сможешь, захвати с собой жернова, а то мука заканчивается у нас», – попросил Субботин. «Чо-нибудь придумаю», – пообещал Знаменщиков и уже через минуту его силуэт скрылся из вида.

Только после отъезда Григория Василий почувствовал во всём теле морозящую душу дрожь. «Чо это со мной? Неужели испугался предстоящих событий? Не может такого быть. Чо мне бояться каких-то краснопузых, если я давно собирался с ними встретиться в открытом бою. Нет, здесь чо-то другое. Скорее всего неизвестность, которая нас поджидает в чужом лесу. Ладно, доберёмся до места, там во всём и разберусь», – решил Василий и приглушённым голосом скомандовал: «Друг за другом рысью – марш!».

Место, о котором рассказывал Григорий, Губин узнал сразу, как только отряд оказался в глухом лесном массиве, состоящем из тальника, осины и высоких берёз. «Где-то здесь, недалеко должен быть резкий поворот дороги, а сразу за ним – неглубокая ложбина», – проверил Василий свою память. И буквально саженей через тридцать его предположение получило подтверждение. Поворот санного пути был настолько крут, что Воронко по инерции даже проскочил его и влетел в мелкий кустарник. А за ним и остальные последовали. «Тпру, Воронко! Приехали!» – произнёс Василий и натянул поводья.

Спешившись с коней, бойцы отряда обступили Василия и стали слушать его план по проведению операции. «Сразу за ложбиной, на дорогу необходимо завалить какое ни будь подгнившее дерево, чтобы оно не вызвало подозрения у продотрядовцев. Затем отвести подальше в лес коней, а на обратном пути замести свои следы снегом и разделиться на две группы. Одна должна находиться ближе к первой подводе обоза, а вторая – к последней. После того, как красноармейцы упрутся в поваленное дерево, они объезжать его по глубоким сугробам не будут, а направятся убирать со своего пути эту преграду. Оставят ли они оружие на это время на санях или возьмут с собой, сказать трудно. Но в любом случае, напасть на них первая группа должна именно в тот момент, когда они окажутся у преграды. В это же время вторая группа обязана обезвредить остальных сопровождающих обоз. Стрелять в красноармейцев только в том случае, если кому-либо из нас будет грозить опасность. Кровь заблудших баранов нам ни к чему. Если нет вопросов, то давайте начнём готовиться к встрече куманьков», – закончил своё командирское наставление Губин.

Все дальнейшие действия боевые товарищи совершали в полной темноте, но дружно и чётко, словно это было не боевое крещение, а давно привычная работа. Почти на ощупь, они быстро отыскали сухую, подгнившую у корня осину, привязали на высоте двух сажен к ней вожжи и перейдя на другую сторону дороги, принялись дружно тянуть на себя. Засохшее дерево немного посопротивлялось человеческому насилию, но затем глухо прошумело отваливающимися у корня гнилушками, и верхушка стала быстро приближаться к земле. Взметнув вверх клубы снежного вихря, ствол погибшей осины при ударе об землю лопнул в трёх местах, но окончательно не развалился. Замаскировав свои следы вокруг заваленного дерева, бойцы направились выполнять вторую часть задания, которая, как оказалось, была посложнее первой. Дело в том, что как только лошади почувствовали, что хозяева, решили их оставить в тёмном лесу одних, на них напало нешуточное ржание. Поэтому, Василий вынужден был дать указание своим товарищам, чтобы те крепко обмотали нижнею часть их морд сыромятными ремнями. Вернувшись к дороге, и проверив ещё раз маскировку всех следов, Губин распределил отряд на группы. «Пётр и Степан займутся первой подводой, а мы с Иваном – второй и третьей. Берданку и один обрез возьмёт первая группа, а мы обойдёмся топором и вторым обрезом. Ещё раз предупреждаю, что стрелять в людей только в крайнем случае. Нужно провести операцию так, чтобы не было жертв ни среди краснопёрых ни среди нас. Хорошо бы, если бы обоз оказался рядом с нами ещё затемно. Тогда легче бы было к нему подобраться. Но, думаю, что при благоприятном раскладе и свет нам помехой не станет. Так что, давайте расставляться по позициям, маскироваться и ждать», – закончил инструктаж Василий.

Губин притаился в саженях трёх от дороги за толстой и высокой берёзой и разгреб в сугробе глубокую яму, в которую собирался лечь, если обоз не подойдёт до рассвета. «Как себя поведут Иван со Степаном? Не испугаются ли в самый ответственный момент? За Петра, конечно, переживать нечего. Этот лишь бы по горячности своей раньше времени не сорвался и кровь не пустил из краснопузых», – подумал Василий и по его телу вновь пробежался озноб. «Скорее бы уж всё это началось. А то хуже нет, как ждать и догонять», – проворчал он, но немного подумав, изменил своё мнение: «Хочешь победить своих врагов – научись ждать и терпеть. Иначе никогда удача не будет на твоей стороне». Наверное, такие же мысли навещали и других членов отряда, решившихся встать на путь вооружённого противостояния власти.

Над верхушками высоких берёз и осин небо стало постепенно освобождаться от ночной тьмы и, сквозь стволов деревьев, белёсыми ликами ложиться на белоснежную перину сугробов. Вдруг, недалеко от засады, со стороны деревни Нововяткино раздался лай собаки, а за ним последовал мужской громкий голос: «Вот псина проклятая. Всю дорогу мешает кобыле бежать. А ну пошла вон с дороги!». Потом фыркнула лошадь, послышался скрип полозьев и ещё через минуту из-за поворота стал выкатываться весь обоз. Подложив под себя полушубок и оставшись в одной безрукавке, Василий лежал на дне снежной ямы и крепко сжимал в руке обрез. «Только бы собака нас не учуяла», – пронеслось у него в голове и это было последнее, о чём он подумал. На другие размышления и сомнения время уже не оставалось. Как и предполагал Василий, на первой подводе ехали два красноармейца, рядом с которыми на мешках с зерном лежала одна винтовка. На второй подводе никого не было, но загружена она была сильнее, чем остальные. На третьих дровнях ехали ещё два красноармейца, за плечами которых виднелись винтовки с приставленными штыками. Заметив впереди преграду, первая подвода остановилась и с неё соскочили оба красноармейца, не захватив с собой даже оружие. Как по команде, встали и следующие за ней. «Пора!» – приказал себе Губин и, вскочив на ноги, прыжками кинулся в сторону последних саней. Не успели красноармейцы даже скинуть с плеч винтовку, как над их головами раздался оружейный выстрел. «Не балуйте, парни, а то убью», – угрожающе произнёс Василий и левой рукой схватил за ствол трёхлинейку у одного из молоденьких красноармейцев. У второго оружие уже отбирал Беловацкий, занеся над тем топор и с лютой ненавистью вглядываясь в его лицо. Прошло ещё несколько минут и вся операция, по обезоруживанию красноармейцев и захвату обоза, была благополучно закончена. Петр даже пожалел, что так обыденно она прошла. «Думал, что краснопёрые сопротивление нам окажут, а они, как ягнята – даже не дёрнулись», – съязвил он. «Вот и хорошо, что прошло всё без крови. Теперь нам необходимо быстро срываться отсюда, пока кто-нибудь ещё не поехал по этой дороге» – высказался Василий и приказал: «Иван, вы со Степаном идите за нашими лошадями, а мы с Петром пока с добычей разберёмся». «А с этими вояками чо делать?» – спросил Петр. «Свяжем им хорошенько ремнями руки и отпустим на все четыре стороны», – ответил Василий. «Я, братуха, по-другому с ними поступлю», – хитро улыбнулся Пётр. «Делай, чо хочешь, но только, чтобы они живыми остались. Жалко мне этих молодых баранов», – согласился Василий. «Зря. Они бы тебя не пожалели, если бы ты в их руки попал», – не согласился Петр и приступил к исполнению задуманного. Первым делом он заставил красноармейцев перенести с задних дровней на передние все мешки с зерном, затем выпряг из них лошадь, развернул дровни в сторону деревни, поставил пленников друг за другом между оглоблей, крепко привязал к ним их руки сыромятными ремнями, и взмахнув кнутом, скомандовал: «А ну, пошли рысью, краснопузые!». Те безропотно напряглись и бегом сорвались с места. «Если поторопитесь, то через час в деревне будете. Там вас мужики с нетерпением поджидают», – выкрикнул Петр и громко рассмеялся. Не сдержал улыбки и Василий. Но немного погодя, он произнёс: «Пошутили и хватит. Теперь необходимо запрятать захваченное зерно и срочно сматываться на свою базу».

Вернувшимся с лошадями товарищам, о своей весёлой выходке Петр рассказал уже в пути. Те вначале даже не поверили, но когда это подтвердил Василий, они громко смелись до тех пор, пока и их не одёрнул Губин. Сурово посмотрев на своих бойцов, он твёрдым голосом сказал: «Насмеёся тогда, когда закончим все дела».

Сани, гружённые мешками с зерном, отряд закопал в огромном сугробе на опушке берёзового колка, в версте от места нападения на продотряд и в саженях тридцати от санного пути. Надёжно замаскировав место съезда с дороги, бойцы сели на своих коней, подхватили поводья трёх трофейных лошадей и стали ходко удаляться на запад. Вскоре дорога раздвоилась, и отряд свернул в сторону деревни Пестово. Преодолев не менее сорока вёрст пути и в основном по бездорожью, поздно вечером он вернулся на Знаменщиковское озеро в свою избушку. Но даже усталость и чувство голода не смогли погасить в этих людях чувство гордости за свой маленький успех, который положил начало дальнейшей их борьбе за святое дело – спасения от унижения и голода всех родных и близких.

Через три дня, как и обещал, сразу после обеда прибыл Григорий. Он рассказал о реакции викуловского райпродкомисара на их нападение на продотряд, и о том, как издевались мужики и женщины в Нововяткино над красноармейцами, которые пришли в деревню запряжённые в дровни. «Это, наверняка, Пётр, ты с ними такую шутку сотворил? Смотри, если они тебя поймают, то один будешь тащить дровни за собой», – пошутил Знаменщиков. «Сначала пусть поймают, а потом уж и в сани запрягают», – ответил скромно Чикирев и продолжил слушать прибывшего. «В общем, кровавые дела по всему уезду разворачиваются. Где-то на юге бабы разоружили комиссаров и красногвардейцев и свою власть в волости установили. В Абатской волости тоже не спокойно. А в деревне Челнокове даже боевые стычки произошли. Говорят, убитых и раненых с обоих сторон много», – сообщил Григорий. «До Челноков от нас рукой подать. Напрямую не более пятнадцати вёрст будет. Может, и нам на подмогу жителям этой деревни податься? Мы уже неплохо вооружены, да и опыт появился. Правда, винтовочных патронов всего двадцать штук, но на первое время и их хватит. Остальные добудем в бою», – загорелся Пётр. «Охлынь немного. После нападения на продотряд, вы тоже под подозрение попали. Говорят, Зайчиков в Ишиме с балаганским милиционером встречался и тот ему всё в подробностях рассказал. Ну, вот, у Зайчикова и закралось подозрение в отношении вас. Как бы с поисками не нагрянул в нашу деревню», – предупредил Григорий. «Опять этот Зайчиков нос суёт куда не следует. Пора ему оборвать его по самые глазницы», – не выдержал Василий. И немного успокоившись, сказал: «Надо как-то сообщить жителям Нововяткино местонахождение их зерна. Пусть ночкой тёмной съездят туда и заберут». «Давай, рассказывай, как найти захоронку, а я сообщу об ней своему куму. А то ведь вся деревня без единого зёрнышка осталась», – пообещал Григорий.