Текст книги "Богатым быть не вредно"

Глава 23

И вот Вася Кукушкин, казалось бы, целиком и полностью был в руках Хитроумова. С каким удовольствием магнат сейчас задушил бы его своими собственными руками. Но Всеволод Львович хотел хотя бы частично вернуть утраченное, поэтому начал переговоры. С позиции силы, естественно.

– Я вас могу, Василий Васильевич, просто отправить на тот свет, как вы моих друзей. Но я человек интеллигентный и рассчитываю на ваше благоразумие… – повел он осторожно и с дальним прицелом. – Вот вы меня считаете крупным вором…

– И опасным государственным преступником!

– Вы меня считаете мошенником и спекулянтом…

– И коммерческим бандитом и разбойником!

– А я считаю, что я всего-навсего деловой человек, который старается брать побольше от жизни. Ведь жизнь у каждого одна…

– Все верно, все закономерно!

– Что – закономерно?

– Вы берете от жизни, я беру у вас. Вы же, бедняга, утопали в блаженстве, а я вас спас. Спас, иначе вы бы стали утопленником! Неужели вы не чувствовали, что уже задыхались?! – Кукушкин прохаживался перед непрошеным гостем я говорил независимо, даже слегка вызывающе. Он решил, что негоже ему, хозяину квартиры и сверхчеловеку, бояться какого-то трусливого Хитроумова и его двух жалких телохранителей. – Ведь вы умный человек и о многом размышляли. Ведь о многом! Но почему, черт возьми, вы ни разу не подумали, зачем вам столько нужно? Вы что, собирались прожить несколько жизней? Я, конечно, допускаю, что у вас может быть такое хобби: превращать наличные в золото и закапывать. Одни выкапывают из-под земли, а вы возвращаете. Хотите сохранить равновесие в природе? В таком случае надо было и в жизни стремиться к равновесию! А то почему-то ваша жена – единственная женщина в городе, если не единственная в целом регионе, которая имеет четыре шубы, несколько пальто и дубленок, плащей, кожанок и прочего. Зачем ей столько одной? Ведь многие из своих вещей она даже не надевала. Или вы считаете, что она от этого изобилия стала лучше?…

Всеволод Львович был озадачен, но виду не подал, а спросил строго:

– Кто поджег дачу Шибчикова?

– Шибчикова?! – Кукушкин об этом еще не знал. – Как поджег?

– Только не делайте из меня идиота! – Хитроумов ему не поверил. – Увы, дорогой мой Василий Васильевич, за вами – преступление.

– И вы сможете это доказать?

– А вот два свидетеля, – магнат показал рукой на своего водителя и его брата, которые, как сторожевые псы, охраняли выход.

Николай и Петр все время думали о своем. На сегодня у них была намечена очередная «квартирная операция», и они с нетерпением ждали разрешения Хитроумова уйти. Только им и в голову не могло прийти, что об этом Кукушкину было известно.

– Ну и когда же, по-вашему, я осуществил этот поджог? – спросил Вася, посматривая в основном на Николая.

– Тебе лучше знать, поджигатель! – ответил гневно Николай, закуривая.

– Это случилось после нашей встречи в ресторане, в кабинете номер пять, – сказал Хитроумов наугад, хитровато прищуривая глаз и многозначительно покачивая головой.

Кукушкин некоторое время удивленно смотрел на него, затем разразился диким хохотом. Его смех был настолько заразительным, что, глядя друг на друга, захихикали Николай и Петр. Хитроумову это не понравилось.

– Как вы смеете! – заерзал он в единственном Васином кресле, из которого торчала ржавая пружина. – Это… неслыханное кощунство – сжечь человека, а потом смеяться! Живого человека – в его собственной даче… – Комбинатор, наконец, не выдержал, вскочил с места и выругался: – Тьху ты, жлоб, красть такие бабки и не купить себе нормальное кресло!

Вася внезапно прекратил смеяться. Как по команде притихли мордовороты, ожидая указаний своего хозяина. Кукушкин, прислушиваясь к темным мыслям, резко прошелся вблизи от них и остановился возле телефона. Они вопросительно посмотрели на Хитроумова и, когда тот кивнул им головой, бросились на Васю.

Кукушкин мгновенно обернулся им навстречу и скомандовал:

– Стоять! – Он направил на них указательный палец, будто пистолет, и смотрел им прямо в глаза с такой яростью, что тем стало как-то не по себе.

– Слушайте меня внимательно, Николай и Петр Скотницкие! За вами уже давно охотится милиция. Вы совершили тридцать три квартирных кражи. Каждый из вас уже заработал по «червонцу» с конфискацией. Но вы будете иметь гораздо больше за то, что вступили в преступный сговор с крупным мошенником и спекулянтом, которого ожидает эшафот. Эшафот, слышите! Может, вы тоже хотите вышку?

Телохранители отступили назад. Вася понял, что сработал принцип: своя рубашка ближе к телу. Он вдруг вспомнил представление одного гипнотизера, которое видел еще в студенческие годы. Все его выступление строилось на обыкновенном внушении, то есть на подавлении воли. Главное – чем-то их ошарашить, чтобы они поверили в его силу!..

– Ваша тридцать четвертая квартирная кража, Николай Скотницкий, войдет в историю криминалистики, и квартирного воровства, – продолжал он внушающим голосом. – Вы обворовали мертвого, а это непростительный грех. Во время войны мародерство наказуемо! Это вы подожгли дачу Шибчикова, а затем вломились в его квартиру!..

– Колька, смотри, он псих! – Петр начал отмахиваться от взгляда Кукушкина. – Коль, не смотри на него, он удав…

– Да брось ты, Петька, не будь фраером, – успокаивал брата Николай, хотя был напуган не меньше. Он, конечно, не считал, сколько за ними числится квартирных краж, но то, что он услышал от Кукушкина, его потрясло.

Хитроумов сперва посмеивался, наблюдая снисходительно за экспериментом Кукушкина, но никак не ожидал увидеть своих телохранителей в панике.

– Не бойтесь его! – потребовал магнат. – Не будьте вы трусливыми щенками. Он берет вас на пушку. Вы разве не поняли, что он понтуется?

– Я вижу вас всех насквозь! – продолжал Вася твердо и решительно, не давая братьям опомниться. – Вы для меня песчинки. Мне известна каждая ваша мысль, и вы в моей полной власти. Ваше сопротивление бесполезно. Чем больше будете сопротивляться, тем сильнее будет моя власть над вами.

– Не верьте ему, он все врет! Врет, паскуда! – магнат вынул из кармана бумажник и начал размахивать им, показывая деньги. – Вы в моей власти. Вот в чем заключается власть, а не в его трепологии.

– Деньги – это обыкновенные бумажки, – внушал им Кукушкин противоположное. – Слово, только магическое слово имеет беспредельную власть над человеком. Сейчас вы в этом убедитесь. – Он вынул из кармана платочек и бросил перед ногами Петра. – Ваши ноги крепко приклеены к полу. Они у вас будто прикованы к полу стопудовыми гирями. Попробуйте переступить через этот платочек. Пробуйте, пробуйте – бесполезно!

Петр Скотницкий попытался поднять ногу, но лишь судорожно дернулся вперед, а глаза наполнились удивлением и ужасом.

Вася решительно подошел к Николаю и наклонил его набок:

– Застыло тело, оцепенело! Вы в моей власти.

Николай, сопротивляясь, хихикнул и попытался выпрямиться. Но его тело будто охватил паралич. Глядя на испуганного брата, он свирепо застучал зубами, пытаясь укусить себя за палец.

– Тряпки вы половые! – Всеволод Львович спрятал деньги обратно и сердито долбанул ногой кресло, но, больно ударившись, со стоном отскочил к окну. – Болт с левой резьбой вы от меня получите, а не бабки. Пластмассовые солдатики, курицы недорезанные.

– Вы слышите только мой голос, никакие посторонние шумы вас не беспокоят. – Вася уже почувствовал над Скотницкими свою подавляющую силу, и у него вдруг возникла мысль использовать братьев, чтобы расквитаться с Хитроумовым. – Вы засыпаете! Сейчас вы будете спать с открытыми глазами. С каждым моим словом ваш сон будет углубляться. Спать, спать, спать…

Братья Скотницкие, будто завороженные, начали засыпать. Они уже не слышали, что выкрикивал Хитроумов, размахивая руками. На них действовал только голос Кукушкина. Твердый, но добрый и успокаивающий. Через несколько минут их сон был настолько глубоким, что их можно было резать, четвертовать и делать из них все, что было угодно внушителю. Вася это понял и решил привести в исполнение свой приговор над Хитроумовым. Но сначала он ему сказал:

– Подсудимый Хитроумов Всеволод Львович! Последний раз спрашиваю: вы признаете себя виновным в содеянии многих преступлений?

– А что я, дурак, – дрожащим голосом ответил магнат в предчувствии чего-то непоправимого. – Нет, вы меня плохо знаете! Хоть вы и телепат, хоть вы и схватили в свои клещи этих кретинов, но… но… вы тоже малоумный! Вам меня подчинить не удастся. Нет! Вы забыли, что я Хитроумов…

– Значит, не пойдете с повинной? – спросил Кукушкин голосом судьи.

– А вот это видел! Вот, на, поцелуй!.. – комбинатор начал показывать замысловатые фигуры из пальцев обеих рук. Он боялся отойти от окна, будто был огорожен со всех сторон какой-то невидимой стеной. Ему казалось, что, пока он возле окна, к нему никто не посмеет подойти.

Вася понимал его паническое состояние. Бывший подпольный миллионер выглядел сейчас жалким хорохорящимся петушком. Но Вася понимал: стоит его отпустить, как он снова станет хитрым и коварным врагом.

– Ну что ж, тогда послушайте мой приговор…

– Ой, да кто вы такой, чтобы судить меня, – храбрился магнат, незаметно поглядывая на своих спящих телохранителей. – Вы же всего-навсего какой-то жлоб Кукушкин. Да нет, кукушонок! У вас же ни кола, ни двора. Вы плебей…

– От имени всех обманутых вами, от имени всех потерявших веру в человека по вашей вине…

– Самосуд! – закричал магнат и начал стучать в окно, пытаясь открыть его. – Убивают, казнят!

– Скотницкие! – обратился Вася к братьям и поднял с пола свой носовой платок. – Заткните ему рот.

Повинуясь внушителю, братья бросились к Хитроумову. Хотя он бодался, отмахивался от них, кусал их за руки, им удалось скрутить его и заставить замолчать. Вася поднес кляп ко рту комбинатора, и тот добровольно открыл рот. Это насторожило Кукушкина, и, прежде чем воткнуть туда платок, он намотал его на свою расческу. Тем не менее магнат все же попытался цапнуть зубами обидчика за пальцы.

– Нет, это не человек, это подушка с деньгами, – сердито сказал Кукушкин. – Слушайте меня внимательно, это подушка, выбейте из нее пыль!

Скотницкие начали подбрасывать Хитроумова почти до потолка и, когда он опускался, хлопали его ладонями, будто подушку. Магнат от боли замычал, в его глазах появились слезы.

Одновременно зазвонил телефон и послышались звонки в дверь.

– Достаточно! – скомандовал Вася Скотницким и пошел открывать дверь. – Подержите его пока за ноги вниз головой. Пускай проветрится.

Открыв дверь, он увидел Лунина и Курочкина. Обрадовавшись им, оставил дверь открытой и подошел к телефону. В трубке услышал соскучившийся голос Оли:

– Как ты мог! Как ты мог оставить меня одну?… Как ты мог мне не поверить? Мне Вася Курочкин все рассказал. Мне не нужны никакие деньги. Мне нужен ты и больше никто. Василечек, если тебя посадят, я тебя буду ждать сколько потребуется, хоть всю жизнь…

Оля плакала.

– Ну что ты, ждать меня долго не надо, – ответил он нежно и тихо. – И сидеть я не собираюсь, я сам кого угодно посажу. Ты знаешь, мне кажется, что я тебя…

– Неправда! Неправда! – прервала она его. – Если б это было так, ты бы не исчезал на несколько дней. Ты сексуальный маньяк, ты разбалованный…

– Вот что, фиктивная моя жена, – с шутливым гневом сказал Вася, – встретимся вечером, и ты мне расскажешь все, что обо мне думаешь. А сейчас у меня нет времени.

– У тебя никогда для меня не будет времени… – успела она сказать, но короткие гудки прервали разговор.

Кукушкин на радостях обнял Курочкина. Поздоровался за руку с Луниным. Затем объяснил им, что произошло с ним за последние два дня.

Скотницкие продолжали держать Хитроумова вниз головой. Магнат хотя и сверкал яростно глазами, но не сопротивлялся, остерегаясь более жестоких мер. Выглядел он сейчас очень смешно.

Курочкин узнал Скотницких, которые вместе с Шибчиковым его связали, затолкали в мешок и увезли, как свиную тушу. Он до сих пор не мог понять, что же творится на этом белом свете. Перед глазами продолжал пылать пожар. Пьяное озверевшее лицо Шибчикова постоянно стояло перед ним и заставляло его время от времени вздрагивать. Кукушкин все понял из его мыслей.

– Спасибо тебе, тезка, что не предал меня, – он только сейчас понял, что могло произойти, если б Курочкин не выдержал издевательств. – Ты спас не только Олю, но и меня. Ты поступил, как настоящий мужчина. В древние времена оскорбления смывались только кровью.

Курочкин с ненавистью посмотрел на своих обидчиков.

– Хочешь, они исполнят любое твое желание? Даже выбросятся из окна!

– Я хочу домой. Я хочу на свою любимую работу; Хочу забыть весь этот кошмар, – ответил Курочкин и заплакал.

Лунин все время только слушал и молчал. Он хотел сам осмыслить создавшуюся ситуацию, но все его догадки ничего не могли ему объяснить.

– Ну вот что, – Кукушкин наконец решил сказать о главном, – этих двоих я довел до такой кондиции, что они готовы поведать о всех своих приключениях. Причем они сейчас все напишут собственноручно. А этот, – Вася показал на висящего вниз головой Хитроумова, – неперспективный клиент. Он скорее сойдет с ума… Впрочем, я думаю, лучше ему быть в психиатричке, чем на свободе.

– Я с вами согласен, но у него очень длинные руки, – высказал сомнение Лунин.

– Ничего, длина их имеет свои пределы…

– Война! Война! – закричал Хитроумов безумным голосом и, надувая живот, начал испускать непристойные звуки.

– Отнесите его в туалет и закройте там на крючок, – приказал Кукушкин Скотницким и отвернулся. – Пусть там повоюет с унитазом.

Его команда тут же была исполнена. Лунин и Курочкин были ошеломлены.

Глава 24

Всеволод Львович целую неделю не выходил из дому. Он мало ел и много пил. Ни с кем не хотел разговаривать.

Однажды, когда он был дома почти один (старая Муся не в счет), кто-то позвонил в квартиру. Хитроумов долго не открывал дверь, разглядывая неизвестного сквозь секретную смотровую щель. Наконец решился открыть.

Молча пригласив непрошеного гостя в свой райский уголок, хозяин предложил ему выпить, но тот отказался и сразу «приступил к деловому разговору:

– Короче, знакомиться не будем. Мне нужно дело, любое. Я человек не брезгливый.

У Хитроумова было только одно пламенное желание: он готов был отдать свои последние деньги, лишь бы увидеть Кукушкина мертвым. Пришедший почему-то внушал ему доверие. Допив французский коньяк, он сказал:

– Мне нужно убрать одного подонка. Сколько возьмешь?

– Для того чтобы укокошить вас, возьму кусков пятьдесят. Для того чтобы не укокошить, возьму… в два раза меньше.

Магнат вспылил:

– Пошел вон отсюда!

– Ладно, ладно, шуток не понимаешь. Говори дело, – спокойно ответил незнакомец и налил себе немного коньяка.

Хитроумов поставил свою рюмку на стол, вынул из кармана халата фотографию Кукушкина и положил перед неизвестным:

– Вот! Его, гада. Адрес домашний дам, но только не уверен, что он там сейчас живет.

– Мой адрес – не дом и не улица? – ухмыльнулся гость подозрительно.

– Захочешь заработать – найдешь.

– Найти-то я найду…

– Сколько? – рявкнул хозяин недружелюбно.

– Сто! – незамедлительно последовал ответ. – И половину – немедленно!

– Ладно, сто двадцать, – хозяин вынул из-под рубашки несколько пачек сторублевых купюр, с которыми не расставался даже в постели. – Получишь сразу, как только покажешь мне его голову. Не пепел, не портрет, а мертвую голову! В сумочке!

Неизвестный вздохнул и спокойно посмотрел на деньги. Потом быстро снял с себя парик, вытер загримированное лицо и сказал:

– Пожалуйста. Сумочка у вас найдется?

Хитроумов в ужасе узнал лицо Кукушкина. Вынести такое ему было уже не под силу. Он как стоял, так и рухнул на пол.

А Кукушкин быстро подобрал выроненные хозяином деньги и, поблагодарив его за столь высокую цену своей головы, ушел прочь.

…Где-то через недельку он все же проведал Хитроумова. Правда, уже не дома, а в психиатричке. Но, как говорится, долг вежливости исполнил.

Всеволод Львович после бесплатного обеда сидел в садике и продавал соседям по палате свои картины, на которых, как правило, фигурировали голые девицы. Оказалось, он умел рисовать. Вот уж действительно, если человек талантлив, он нигде не пропадет.

Соседи, конечно, обижались, что он драл с них втридорога, но все же покупали. Платили самой ходовой валютой: конфетами, пряниками и игрушками.

Вася подошел к ним почти неслышно. Увидев своего непримиримого врага, Хитроумов сразу прекратил торг, разогнал всех своих клиентов, а выручку спрятал в карманы халата.

– Война. Жу-у-у… – начал он жужжать, подражая шмелю. – Фердинанд Калистратович, Шибунька, пригнитесь – стреляют!

– Война-война, – с жалостью покачал головой Кукушкин. – Понимаю, у вас в голове – перестройка. Хотите конфету? – он открыл перед ним коробку «Ассорти».

– Пули?

– Да пули, пули.

– Патроны?! – обрадовался Хитроумов и, схватив коробку, начал жадно есть конфеты.

Кукушкин немного удивился его жадности.

– Да, много ли человеку надо, – сказал Вася снисходительно, как победитель побежденному, и посмотрел на небо. Он даже немного пожалел, что обошелся с Хитроумовым так жестоко.

– Каждому – свое, – ответил неожиданно Хитроумов вполне нормальным голосом и приставил что-то очень острое к спине Кукушкина.

Почувствовав укол, Вася застыл на месте… Мысли «сумасшедшего» ему подсказали, что их схватка еще не закончена…

Часть вторая

Глава 1

Вася Кукушкин в принципе не боялся смерти, но ему очень уж не хотелось умирать в расцвете сил и таланта. И вот сейчас он отчетливо слышал мысли Хитроумова, твердящие одно: еще движение – и прощайся с жизнью!

– Вы хотите мне отомстить? – спросил Вася, не отрывая глаз от неба, которое ему казалось в эти минуты необыкновенно голубым. – Так мстите, не тяните… А можно последнее желание?

– Только быстрее! – зарычал Хитроумов и еще сильнее прижал колющий предмет к Васиной спине, как бы напоминая, что рука его не дрогнет.

Кукушкин, почувствовав боль, тихо простонал:

– Да, нелепая смерть… Как расплата за бессмысленную жизнь! Но я ни о чем не жалею.

– Меня ваши переживания не интересуют. Желание!

– Зачем? Вы все равно его не исполните. – Вася закрыл глаза и приготовился.

– Как вам будет угодно, – грозным голосом сказал бывший магнат. – Теперь вы послушайте мое обвинительное заключение. Я признаю вас виновным в нарушении главного условия и всех трех заповедей вашего учителя.

– А откуда вы знаете моего учителя?

– Вы не боролись со злом…

– А что же я делал, по-вашему?

– Вы делали зло мне и таким, как я. Но вы забыли, что зло для других оборачивалось добром для вас…

– Нет уж, вы начинаете заливать.

– Не перебивайте меня, вы сами лишили себя последнего слова!

– Ну знаете, об этом, во всяком случае, не вам судить. Тоже мне – судья.

– Первое: вы искали не себя в жизни, а искали других в себе…

– А что такое, я женился! И моя жена любит меня.

– Второе: вы должны были продолжить свой род…

– Ничего подобного, с этим у меня все в порядке! – Вася на мгновение забыл о своей приближающейся смерти и улыбнулся.

– И третье – главное: вы не совершенствовали жизнь, а совершенствовали зло в жизни. За это и будете строго наказаны.

– Ну это еще бабушка надвое сказала.

Хитроумов положил кулак на голову Кукушкина и спросил:

– Последний раз спрашиваю, вы признаете себя виновным?

– Послушайте, Всеволод Львович, кончайте свое грязное дело и идите принимать лекарство! – гордо ответил Вася и мысленно обратился к своему учителю: «Простите меня, Глеб Арнольдыч, если я не оправдал ваши надежды. Наверное, вы поставили не на ту лошадку. Ну что ж, значит, так угодно было нашей судьбе. Прощайте, дорогой мой учитель!..»

Хитроумов отошел в сторону и сел на скамейку. В руках он вертел перочинный ножичек. Когда Кукушкин к нему обернулся, он громко расхохотался.

– Над кем смеетесь? Над собой смеетесь, – оскорбление сказал Кукушкин и подошел ближе. – Вы даже убить меня не смогли! Вы трус… Вы просто пигмей против меня!

– Нет, это вы никто против меня, – злорадно отвечал бывший подпольный миллионер. – Это я вас сделал таким, каким вы стали. Мой двоюродный брат подарил вам возможность прослушивать чужие мысли, и теперь вы обречены: вы всегда будете жить чужими мыслями!

– Что? Глеб Арнольдыч ваш брат?! – Вася недоверчиво усмехнулся. – Не много ли чести для вас, господин сумасшедший?

– Напрасно вы не верите, – вздохнул Хитроумов и посмотрел на часы. – Кстати, он должен уже быть… О, легок на помине!

Кукушкин глянул в ту сторону, куда посмотрел Хитроумов, и увидел приближающегося к ним Гринко. Сначала он подумал, что это был кто-то похожий на его учителя. Но Васины предположения не оправдались.

Глеб Арнольдович еще издали помахал им рукой. Он шел неторопливо, размахивая тросточкой, будто прогуливаясь. Кукушкин пребывал в полнейшем недоумении.

Встреча двух братьев была холодной, хотя они не виделись очень давно. Они настороженно, почти враждебно смотрели друг на друга и долго молчали. Наконец заговорил Всеволод Львович:

– Пришел все же. Ну что ж, спасибо и за это. Уверен, что надеялся меня увидеть действительно умалишенным. Напрасно. Напрасно ты от меня отказался… тридцать лет тому назад. Напрасно ты сменил фамилию.

– Нет, не напрасно, – мрачно ответил Гринко.

– Конечно, ты своего добился: я оказался в полной изоляции. Но это еще не смерть, я еще воскресну! И воскресну я с его помощью, – Хитроумов показал на Кукушкина. – Вот это твое творение еще послужит моим убеждениям. Слышишь, брат, моим, а не твоим!

– Ты в этом уверен? – пожал плечами Глеб Арнольдович и посмотрел на своего ученика: – Здравствуй, мой жизнелюбец! Понимаю твое удивление…

– Глеб Арнольдыч, объясните, как могло?…

– Да, Василек, наши отцы были родными братьями, – вздохнул учитель. – Были! Но я от своего брата отказался. Давно.

– А откуда он узнал о ваших заповедях?

– Об этом мне было известно еще тридцать лет тому назад! – ответил за брата Хитроумов и сплюнул. – Это, видите ли, цель его жизни. Он ведь блаженный. Посмотрите на него, он слепец, шизофреник!

– Не смейте оскорблять учителя, – заступился за Гринко ученик. – У вас нет никакого права! Вы… вы не человек, вы просто мешок, набитый деньгами.

– Бывший. Бывший мешок с деньгами, Василий Васильевич, – Хитроумов внезапно заговорил дружеским голосом. – Вы из меня вытрясли все. Но я не держу на вас зла. Не верите? Напрасно. А я вам даже благодарен. Клянусь частью, благодарен.

– Не клянитесь тем, чего у вас нет, – хмыкнул Вася.

– Ошибаетесь, честь у каждого человека есть, только каждый понимает ее по-своему. И разницы между нами, Василий Васильевич, практически нет. Да-да, уважаемый, нет! Более того, вы поступили со мной бесчестно. Вы, именно вы в ответ на мою дружбу ответили мне подлостью. А я, как видите, не ответил вам тем же.

– У вас просто не получилось задуманное.

– Возможно. Но давайте будем смотреть на вещи реально. – Хитроумов поднялся со скамейки, задумчиво прошелся, затем неожиданно подбежал к брату и обнял его. Гринко вздрогнул.

– Прости меня, Глебушка, за все, – молвил проникновенно Всеволод Львович и прослезился. – Я виноват перед тобой. Я сделал тебя несчастным, но мне этого не хотелось. Мне тогда казалось, что ты ошибаешься. Понимаешь, я всю жизнь казнил себя за это… Прости меня, мы все же братья!

За что он себя казнил, Вася так и не понял.

Глеб Арнольдович долго сдерживал себя, но наконец поверил в искренность раскаяния брата и тоже обнял его. Вася смотрел на них и не верил своим глазам: эти мужчины, прожившие большую часть своей жизни, плакали и целовались, как дети.

Кукушкин отвернулся и посмотрел на небо. Он начинал понимать, что человеческая жизнь так же бесконечно глубока, как и эта голубизна. На ладонь ему опустилась маленькая паутинка бабьего лета, и он, боясь разорвать эту нежную серебристую нить, осторожно сдул ее и медленно побрел куда глаза глядят.