Текст книги "Тайна пролива «Врата скорби». Том первый"

А девушка не оглядывалась назад – она как раз дожимала палец на курке карабина. Грохнул выстрел, и на тропе завертелась, заскребла лапами, выдирая траву клочьями, огромная пятнистая кошка.

– Наверное, та самая, – узнал командир, подходя к вытянувшемуся леопарду, – а куда же ты попала-то?

На теле кошки, которая весом, скорее всего, втрое превосходила девушку, застрелившую ее, не видно было ни одного следа от пули.

– Вообще-то в глаз целила, – пробормотала Оксана и показала на левый глаз зверя, сейчас прикрытый веком, из-под которого как раз тягуче потекла красная капля.

Командир представил себе траекторию полета пули – да, так она могла поразить цель, если только кошка низко опустила голову, явно готовясь к прыжку. Пронзив насквозь голову, маленькая смерть черного цвета (пятнадцать долларов на рынке!) застряла где-то внутри длинного туловища, так и не найдя выхода наружу.

– Молодец! – подполковник приобнял девушку за плечи.

– А худая-то какая! – воскликнул профессор, останавливаясь рядом с парой.

– Будешь тут худой, когда вокруг такие монстры бегают! – подошел и Никитин, – они, наверное, всю живность вокруг пожрали.

– А действительно, – оживился Романов, – как-то вокруг зверья совсем не видать; птички летают, поют, кто-то еще в кронах орет, а на земле кроме тех тварей никого и не спугнули. Что-то их слишком много на единицу площади, не находите?

– А олень? – спросил Анатолий, наклоняясь над поверженным зверем.

– Олень не в счет, залетный, – махнул рукой профессор и нагнулся за второй лапой кошки, добавив, – зато легче оттаскивать будет.

Так, полусклонившись, он и замер, услышав далекий первый выстрел.

Впрочем, замерли все, слушая, как со стороны российского лагеря донесся второй выстрел, третий… потом целая очередь – длинная, на весь магазин. И только тогда все завертелось – кошка тут же оказалась на обочине тропы, «Витара» заняла ее место, а командир, поменяв так и не озвученное решение по изменению экипажей машин, принял новое, более соответствующее моменту решение:

– Левин, Романов – держать оборону. Оксана, Бэйла, Никитин – в машину.

Профессор даже не успел открыть рта для возражения, как «Витара» провернула на месте задними колесами, оставляя на траве два грязных земляных пятна от пробуксовки и исчезла за поворотом. Последнее, что увидел командир в зеркало заднего вида, был открывающийся рот Романова и спина сержанта, перепрыгивающего через толстое дерево.

Кудрявцев воспользовался на все сто процентов удивительной готовностью лесной тропы к автогонкам – ни одной толстой ветки, ни одного деревца, ни одной сколько-нибудь значительной ямки или камня (последних вообще не было – ни больших, ни маленьких). Так что ровно через две минуты десять секунд, преодолев три с половиной километра – по спидометру – «Витара» остановилась там, откуда еще до обеда отряд подполковника ступил в лес.

Вокруг не было ни души. Но в наступившей тишине все явственно расслышали далекий гам; люди там, за пределами лагеря, что-то обсуждали, но никаких панических, или даже тревожных возгласов командир не услышал. Облегченно вздохнув, он пошел вперед во главе грозно ощетинившейся по сторонам оружием группы, и через пару минут остановился рядом с Ильиным. Впрочем, здесь были все обитатели лагеря, которых командир оставил под охраной Дубова. Виталик единственный не стоял сейчас у лежащего на земле мохнатого исполина – какого-то родственника слона, поверженного, судя по всему, той самой автоматной очередью.

Виталик счастливо улыбнулся подполковнику; его улыбка тут же померкла, когда командир показал ему кулак. Подполковник огляделся и, выделив изо всех девушку-снайпера, кивнул ей на Дубова: «Бэйла, замени!». На английском, естественно, языке.

О том, как русский с израильтянкой будут объясняться между собой, он не стал даже думать – не маленькие, разберутся! В конце концов, языка жестов никто не отменял. И действительно, через пару минут Виталик был на земле, рядом с командиром, а израильтянка опять – в который раз за сегодня – принялась изучать окрестности в прицел снайперской винтовки.

За эти две минуты подполковник еще раз обвел внимательным взглядом толпившихся соплеменников и удивленно уставился в три новых лица, точнее личика. Рядом с другими детьми стояли две русоволосые девчушки лет семи-восьми (вообще-то в детях Кудрявцев не разбирался, потому мог и ошибаться относительно возраста в любую сторону), и еще более светловолосый мальчишка помладше. Тут же с внимательными, вроде как ждущими команды прибывшего командира мордами сидели Белка со Стрелкой. В сопровождении овчарок девочки и подошли к Александру, не дожидаясь, пока кто-нибудь их представит. Впрочем, Ильин тут же исправился, пробормотав: «А это Маша и Даша. Нашли вот… в мусорном баке… Из детдома сбежали. А вон тот мальчишка – Вася, из подполья откопали».

Но последних слов командир не слышал; присевший перед толкающими друг друга в бока локтями девчонками он вдруг едва не упал назад, на спину, когда оказавшаяся более смелой малышка (Маша или Даша?) вдруг спросила:

– Дядя, ты наш папа?

Наверное, в глазах Александра она прочла рвущееся наружу изумление, и тут же добавила:

– Нам тетя Надя в детдоме рассказывала («Воспитательница», – подсказал за спиной голос Марии Котовой), что наш папа военный, он скоро приедет и даст и мне и Даше (ага, эта значит Маша!) по пистолету, поиграть, – девочка ткнула пальчиком в длинную кобуру ПБС и закончила, – этот мне. А он тяжелый?

Растерянный Кудрявцев сгреб девочек в охапку (наверное, в первый раз в жизни!) и повернулся, наткнувшись на Оксану, которая сквозь слезы в глазах насмешливо улыбалась.

– Ага, – с каким-то добрым злорадством подумал он: «Ты так?», – и уже вслух, совсем не помышляя о последствиях, добавил, – вот вам мама все объяснит!

Теперь уже Гольдберг готова была позорно бежать, спасая от маленьких чертовок свой «Бенелли».

– Ох, и попадет мне от нее, – запоздало спохватился Александр и повернулся к подошедшему как раз Виталику.

– Вот, – сердито ткнул он в точку головы мохнатого гиганта между полузакрытым глазом и огромным ухом – прямо в чернеющее пулевое отверстие, – один патрон и все! А ты! Сколько ты потратил, целый магазин?!

– Но, – Дубов тщетно пытался найти оправдание, и тут на помощь ему пришли девочки.

Они опять прижались с обеих сторон к командиру, присевшему у головы зверя и одна из них («Маша или Даша?» – отец называется!) спросила: «А это кто, папа?»

– А действительно, что это за зверюга?

На помощь Александру пришел, как не странно, Никитин.

– Мастодонт это, – решительно заявил он, присаживаясь на корточки рядом с командиром, – далекий-предалекий пра-прадедушка слона.

Он храбро взялся за короткий хобот, который оказался никаким не хоботом, а очень длинной верхней губой, которую обрамляли крупные бивни. В таком – полуоткрытом – состоянии рот гиганта был просто невероятных размеров, куда там слону.

– Пожалуй, человек поместится, – прикинул Кудрявцев, – впрочем, зачем ему человек, он же ведь травоядный…

А тракторист тем временем схватился за один из двух нижних клыков, не сильно уступавших по длине от верхних бивней. Он явно красовался перед зрителями своей храбростью – а почему бы не покрасоваться – он ведь сегодня и собакомедведей в пузо ботинком попинал – всех восьмерых поочередно (особенно досталось вожаку) и дикого леопарда за лапу потаскал…

– Этими зубками он корешки выкапывал.

Огромный клык, который ладонь парня не смогла обхватить, в отличие от верхних, круглых, был плоским, и идеально подходил на роль лопаты.

– А его кушать можно? – такой прагматичный подход девочки ошарашил и Кудрявцева, и Никитина, потрясенно переглянувшихся, и, наверное, всех собравшихся здесь взрослых.

– Ну, – первым опомнился все-таки командир, – если от него будет пахнуть так же вкусно, как и оттуда, – он махнул в сторону лагеря, откуда действительно накрывал окрестности густой аромат мясного бульона – со специями, лучком и чесночком…

Он вдруг нахмурился, вспомнив об экономии всего и вся – в этом бульоне единственно чего не хватало – как раз экономии ценных продуктов. Кудрявцев нашел взглядом Егорову, продолжая хмурить лоб; его ладони при этом поглаживали русоволосые макушки. Зинаида Егоровна его недовольство поняла совсем в другом контексте.

– И накормили, и накупали, и собачек вон вместо игрушек дали…

Кудрявцев коротко кивнул, решив лекцию об экономии прочитать позже, и опять повернулся к Виталику:

– Дубов!

– Я! – вытянулся в струнку парень.

– Никитин!

– Я! – пристроился рядом в короткую, из двух человек, шеренгу тракторист.

– Шустро заводим трактор, берем бензопилу и… вперед! Анатолий, задача понятна?

– Так точно, товарищ полковник!

– Уберете дерево и к Холодову. Меня можете не ждать – я позже подскачу. Охрана нужна? – он кивнул на снайпера.

– Обижаете, товарищ полковник, – парень действительно обиделся, – мне на моем тракторе ни медведи, ни собаки, ни их чертовы гибриды не страшны!

– Ну, тогда… Выполнять!

– Есть! – парни умчались в сторону разваленного сарая, где уже заждался своего хозяина «Беларусь», а командир повернулся, теперь уже к Ильину:

– А где наш комендант?

Рубцов подошел сам. Вид он имел не самый уверенный, так что Кудрявцев даже не стал спрашивать, сразу пошел к березкам – туда, где в невысоких холмиках земли торчали две лопаты. Следом пошли и Ильин, и Рубцов, и его двое подчиненных, имевших куда более самоуверенный и ершистый вид, чем их непосредственный начальник. Процессию завершала Оксана.

– М-да.., – протянул командир, останавливаясь у крайней, самой глубокой могилы.

Но и эта была в глубину не больше метра; две другие были бы Кудрявцеву едва по колено – если бы он вдруг решил померить одну из них.

К всеобщему изумлению он это и сделал. Аккуратно положив на небольшой бугорок собранный, готовый к бою арбалет, командир водрузил рядом разгрузочный жилет, полный магазинов, даже на вид очень тяжелый, и спрыгнул в прямоугольную яму, действительно оказавшуюся ему по колено. Вытащив из горки грунта лопату, он, даже не поплевав на ладони, как, может быть, ожидали все вокруг, вгрызся в податливый грунт, с удовольствием отметив, что эта лопата была не в пример удобней и производительней, чем та, израильская.

– Ну, хоть что-то умеем лучше, – совсем по-стариковски пробормотал он и кивком головы остановил Оксану, вознамерившуюся было примкнуть к командиру и оглядывавшуюся сейчас, явно выбирающую место для своего бесценного «Бенелли».

– Нет, – остановился он на мгновенье, – лучше туда, в пару Бэйле, – он махнул на крышу (или потолок) остатков кирпичного здания, расположенного как раз в противоположном от первого поста углу лагеря, – сама залезешь?

– Конечно, – девушка облегченно вздохнула, погладила темное ложе карабина и ушла, бросив напоследок на командира взгляд настолько кровожадный и многообещающий, что Александр, несмотря на жаркий день и выступивший уже пот, зябко поежился, предчувствуя неизбежные разборки.

На удивление, ему такая перспектива даже понравилась. В соседней яме уже вовсю махал лопатой коренастый широкоплечий парень.

– Родимцев Михаил Михайлович, – вспомнил Кудрявцев список Котовой, – пенсионер, бывший рабочий цементного завода.

Второго, переминавшегося сейчас с ноги на ногу над подполковником, он вспомнить так и не смог. Углубившись больше чем по пояс – так он сделал за десять минут работу, которую трое лоботрясов растянули почти на целый день, он остановился, смахнул со лба выступивший пот и одним упругим прыжком оказался возле парня, которому и вручил шанцевый инструмент. В соседней могиле, где трудился уже комендант («Бывший комендант», – поправил себя Александр) дела тоже продвигались неплохо, и он, удовлетворенно кивнув, отправился в сопровождении Валерия Ильина к тому самому зданию, где несла боевое дежурство Гольдберг.

– Во, гляди, командир, – Валерий распахнул перед ним двери – поочередно и надземного, а потом и подземного этажей.

Это действительно было самое надежное помещение в лагере и подполковник, остановившись посреди кухни, в которой оставались лишь гарнитур и пустой холодильник, похвалил: «Молодцы!», и тут же поставил новую задачу:

– Ход в подвал расширить, всю мебель убрать в подвал, все кровати сюда. Здесь будут жить дети; с родителями, естественно… с мамами, поправился он, вспомнив, что рядом стоит дедушка маленького мальчика.

– Но товарищ подполковник, – снова перешел на «вы» Ильин, – я думал детей в баню… Дерево… Экология, да и безопасность в самом центре лагеря…

– В бане – экология? – изумился командир, – нам ведь ее каждый день топить придется, чтобы не завшиветь. А еще там человек двадцать женского пола ночевать будет – знаешь, сколько раз за ночь они в туалет сбегают?

Он вскинул взгляд к потолку – надежно утепленный неизвестным хозяином потолок вряд ли пропускал слова, никак не предназначенные для Оксаны – и продолжил, на всякий случай понизив тон:

– А за безопасность можешь не беспокоиться – там, – он указал пальцем на потолок, – и днем и ночью будет часовой. А для часового самое главное что? Самое главное для часового (сам же ответил командир) увидеть врага раньше, чем тот заметит его. Так что ребята… и девчата будут службу нести тише мышки в подвале. Кстати, про мышей в подвале тоже не забывай, там наш стратегический резерв храниться будет.

– А я велел все к Зинаиде перенести, – огорчился Ильин.

– Правильно, – успокоил его Кудрявцев, – там будут текущие запасы, а тут мы настоящее хранилище оборудуем, с постоянной температурой – вот увидишь!

Валерий в словах командира ни минуты не сомневался – это ясно читалось в его взгляде. Он попытался запрыгнуть на крышу так же легко и непринужденно, как подполковник, но тот, обернувшись, махнул ему ладонью – не мучайся.

Оксана не успела открыть рот – хитрый командир сразу начал командовать:

– Я посижу тут, погляжу, а ты…, в общем оправиться, заменить Тагер, объяснить ей, где какие дела можно сделать и пусть идет сюда.

– И…

– И сделать это нужно быстро, потому что скоро подъедут остальные девчонки с профессором и сержантом, и я уеду на «Эксплорере», как только его разгрузят. До вечера нужно вернуться, а там еще баранов гнать с козами… и верблюдов. И еще я по Малышу соскучился…

– А по мне ты не соскучишься?

– А ты что, со мной не поедешь? – вроде как удивился командир.

Оксана радостно взвизгнула, чмокнула его в щеку и умчалась выполнять приказ. Что она сказала Бэйле, осталось для Александра неизвестным, но та появилась на крыше очень скоро, отпустив командира встречать караван, как раз выруливавший из леса.

Командир помчался навстречу «Эксплореру», чтобы показать ему место разгрузки; внедорожник как раз поместился рядом с кирпичным зданием, где уже усилиями Ильина и его верных помощников вовсю кипела работа – расширялся вход в подвал, куда очень быстро переместился ценный груз. За автомобилем, кстати, опять громыхали дверцы – уже не так громко, придавленные внушительным грузом – добычей Оксаны. Поверх леопарда, прикрученного, кстати сказать, за лапы к стальному листу все той же проволокой, были закреплены шикарные рога – по отдельности, поскольку от головы красавца оленя осталось совсем немного – часть черепной коробки не больше ладони, к которой и крепился один рог.

– Застряли между деревьев, – махнул на них профессор, – решили такую красоту не оставлять; это все, что от оленя осталось – вот ведь ненасытные утробы.

– Да, эти звери для нас сейчас проблема номер один; и я, кажется, знаю, как мы ее будем решать…

– Может не надо вам сейчас туда, – махнул рукой в сторону тропы Ильин, – ребят там хватает, люди бывалые – Никитин, Володин, Холодов…

– Вот-вот, особенно Холодов, – командир задал окружавшим его неожиданный вопрос, – знаете о чем думает бомж в первую очередь, проснувшись утром?

– Ну.., наверное, чего бы пожрать, – перевел дух Ежиков, как раз поднявшийся из подвала, куда они на пару с попом унесли очередной рюкзак.

– Этот оставьте, – махнул рукой командир на последний рюкзак и повернулся к Зинаиде Сергеевне, – эту картошку забирайте, да поэкономней пожалуйста; еще килограмма по три лука и чеснока возьмите, а не то вашего мастодонта никто есть не будет.

– Я им покажу, не есть, – проворчала девушка, исчезая в подвале, – пару дней на пустой картошке подержу, эту махину сожрут, еще добавки попросят…

– А первая мысль бомжа утром, уважаемый Сергей Петрович, – повернулся Кудрявцев теперь к Ежикову, – где он будет ночевать сегодня ночью? У нас больше сорока человек набирается, и всего две кровати. Где народ спать будет, на голом полу?

Ежиков предпочел не отвечать, он скрылся, побежав на разгрузку «Ауди».

– Хороший парень, – проводил его взглядом Ильин, – да и поп работал не покладая рук, отличная пара получилась.

– Надо будет отметить, – командир улыбнулся, – так вот, там, у сирийцев шатер стоит, а в нем курпачей штук пятьдесят – попробуем все в «Эксплорер» упихать.

– Курпачей?

– Это одеяла такие, азиатские, – пояснил подполковник, узкие, но длинные – метра по три-четыре каждое. Забыл напомнить ребятам, чтобы захватили.

Про то, что над этими самыми курпачами висят бесценные клинки, на которые в прежнем мире можно было купить не одну мебельную фабрику, Кудрявцев даже не сказал – одеяла сегодня были важнее.

Совсем скоро черный внедорожник с подполковником за рулем и с Оксаной с «Бенелли» в качестве телохранителя командира на соседнем сидении, исчез за поворотом тропы. Проводивший их в одиночестве (все уже разбежались по рабочим местам) профессор не знал, обижаться ли ему на отказ Кудрявцева взять его с собой:

– Лучше я десяток лишних одеял в салон запихаю…

Глава 11. Профессор Романов. Под светом земных звезд

Романов проводил взглядом внедорожник и отправился к Ильину, справедливо полагая, его пара рук лишней не будет. Его помощь посчитали совершенно естественной, и профессор совсем скоро потащил тяжело груженые ведра с кусками парного мяса (мастодонтятина?) к ванной комнате – не к одной из тех, что были усилиями Ильина превращены в столь необходимые обществу помещения, а новому, третьему, обнаруженному за время отсутствия командира и, естественно, его самого.

Впрочем, эти два участка разделяло всего пять метров – те самые, на которых расположилась часть мусоровоза, прижатая изогнутыми трубами. Здесь, как рассказал ему показавший дорогу Валерий, и нашли близняшек.

Эту ванную решили использовать (Валерий и решил) совсем по другому назначению. Большая эмалированная емкость радовала чистотой так, как наверное не сверкала даже новой – Зинаида как раз разогнулась, сгоняя последние капли воды в сливное отверстие. Оно тут же было заткнуто пластмассовой пробкой, точно такой же, как у профессора дома – там, в Питере – и в чистую ванну вылилось сразу четыре ведра воды (и где их только Ильин насобирал?). Егорова критически оценила глубину и кивнула Ежикову с Благолеповым – несите еще. Парни убежали, в прямом смысле этого слова, а главная повариха лагеря, начала сыпать в воду горстями соль, помешивая ее широкими круговыми движениями ладони.

– Не переборщишь? – озабоченно спросил Валерий, опуская рядом с ведрами профессора свои – такие же полные мяса.

– Учить меня будешь, – незлобливо проворчала Зина, – ты лучше скажи, как сразу столько закоптить хочешь?

– Ага, – понял Романов, вот почему Валера от девчонок добивался, чтобы куски были одинакового размера!

Девчонки – Нина Гурьянова и Раиса Орлова – землячки, из Коврова Владимирской области, напластали длинными ножами большие куски от филейной части мастодонта, и теперь нарезали ее кусками размером с книжный том, особенно соблюдая, как настаивал Ильин, толщину будущих копченостей.

– Чтобы равномерно закоптились, – догадался профессор. Он вдруг вспомнил, как Холодов рассказывал что-то тоже про этот городок – служил там, кажется в учебке, и подумал, – не удивлюсь если он с кем-то из девчат в молодости встречался.

Романов задумался о том, что уже никаким совпадениям удивляться не приходится и едва не пропустил объяснений Валерия. Он выскочил вслед за ним и Зинаидой из ванны как раз, чтобы увидеть, как Ильин показывает на трубы, лежащие на ярко-оранжевой мусорной машине. Трубы эти, диаметром немного меньше полуметра, соединенные какой-то перемычкой воедино (всего их было четыре) напомнили профессору хитрый мебельный ключ-шестигранник, изогнутый два раза под прямым углом, которым он совсем недавно безуспешно собрать новенький шкаф в прихожую. Так и пришлось вызывать сборщика из магазина. Вот эти трубы, сразу все, Ильин и собирался задействовать в качестве коптильни.

– Поставим их, как они и стояли раньше, укрепим понадежнее, что бы не свалились. И машину заодно освободим, пригодится… Пожалуй, даже небольшой уклон дадим, чтобы тяга обратная не мешала; внизу огонь, дым – наверху мясо на решетках…

– А где решетки возьмешь? – задала резонный вопрос повариха.

– Да сами сделаем, – Валерий махнул рекой в сторону машины Виталика – туда, где на какую-то толстую железяку, торчащую вертикально, была надета свернутая кольцами проволока толщиной миллиметров пять-шесть, – шестерка, вроде бы отожженная, решетку под размер трубы из нее соорудить – раз плюнуть, тем более что даже ножницы по металлу в машине были.

– А не прогорит? – вспомнил вдруг профессор прочитанную когда-то книжку про сельскую жизнь.

Там в печке всегда что-то прогорало. Ильин снисходительно улыбнулся – мол, куда лезешь со своими глупыми вопросами, горожанин. Но все-таки ответил:

– Пока огонь по трубам пройдет, – он прикинул, явно замеряя длину труб, – тут метров десять будет, это будет уже не огонь, а горячий дым. А мы еще для вкуса каких-нибудь веточек пахучих добавим – за сутки и прокоптится.

– Да, – согласилась теперь Егорова, – может и получится. У нас раньше в деревне – это когда я совсем маленькая была – дед так свиной окорок коптил: подвесит прямо внутри трубы в баню и целую неделю из нее не вылазит, щепочки ольховые в печку подбрасывает. Ну так у нас баня низенькая была, не то что эта…

Они все втроем повернулись к бане, которая и стояла-то в пяти-шести метрах от них; в лагере все расстояния были мизерными. Повернулись как раз, когда на крыльцо вышла распаренная, завернутая в одну простыню Ирина Ильина, первая жена Валерия. Она, как рассказал ему раньше Ильин, вместе с Ларисой сегодня поработали на совесть, и сейчас вполне заслуженно наслаждались паром – пока не вернутся остальные.

Ирина вдруг потянулась широко, так что простыня сползла с ее плеч и она предстала перед замершей троицей совсем голой, распаренная и прекрасная своим молодым телом и рвущейся наружу энергией. Причем она явно видела стоящих напротив парней и девушку, потому что подмигнула им и потянулась еще сильнее:

– Эх! Хорошо-то как! Сейчас бы еще мужичка какого-нибудь, – она снова озорно подмигнула парням, и те позорно бежали – вроде бы как за очередной порцией мяса, забыв однако при этом пустые ведра.

Романов с Ильиным остановились у длинного стола, на котором мяса сильно прибавилось, и тут же отправились назад, теперь уже гонимые Ниной с Раисой, которые, как оказалось, тоже устали: «Нужно дорезать это чертово мясо, а места на столе нет, а некоторые пропали с ведрами как…».

За дверью ванной их голосов слышно не было, и они высыпали содержимое ведер в воду; тут же пришли Ежиков и поп с ведрами, полными воды. Следом появилась Зинаида – с пакетами приправ, которыми она тут же начала посыпать успокоившееся зеркало воды; за приправами опять полилась вода, а профессор с Валерой помчались наверстывать упущенное. Только тут Ильин с каким-то напрягом в голосе и – так показалось Романову – даже какой-то гордостью сказал: «Она всегда была такой шебутной, поэтому наверное от нее и сбежал.., вот как сейчас». Парни переглянулись и расхохотались во все горло.

Совсем скоро ванна была полной, а от мастодонта, кажется, почти совсем не убыло, чему Валерий искренне огорчился. В качестве утешения он провел профессора по лагерю, похвалился проведенными работами, которых оказалось на удивление много, о чем Романов довольному парню и сообщил. Потом был ужин в очередь, потому что народу прибыло, а один стол стал разделочным; на пару с Ильиным они натаскали воды в баню, подбросили дров и от души попарились… И все это в жутком нетерпении. По крайней мере профессор места себе не находил, пока уже ближе к закату солнца из леса не появился капот «Беларуси», тащившей за собой целый поезд. Сначала, грозно уткнув дуло пушки в заходящее солнце, за трактором катила бронемашина на четырех колесах – кургузая, явно представленная здесь не по всей длине, о чем догадался наверное каждый из сбежавшихся сюда – а сбежались все, даже дети и собаки.

Прицепом к БРДМ по траве задним краем днища волочилась огромная ванна – та самая, в которой, как помнил профессор, было два пулевых отверстия. В белоснежной пластиковой емкости поместились и одеяла, которые обещал Ильину командир, и сам шатер, сложенный поверх них, и, возможно что-то еще внизу.

Следом, окруженные людьми с автоматами и двумя волкодавами, устало шагали бараны и козы; верблюдиц погонять не было нужды – они покорно вышагивали на длинных поводках за доцентом Игнатовым. Потом тарахтел мотороллер с пожарником Володиным за рулем, тяжело выкатил управляемый Холодовым «Амарок», а последним на опушке перед лагерем еле поместился командирский «Эксплорер». Романов не поленился, заглянул в раненный сзади автомобиль – а не нашлось бы местечка и для него? Но нет – салон был полон, опять продовольствием – теми самыми мешками с крупами из лавки. Венчал все казан, перевернутый вверх дном, еще хранящий запах плова – по крайней мере так показалось Романову. Он с сожалением подумал: «Все съели!», – хотя предложи ему кто сейчас щепотку, он бы отказался – настолько вкусным оказалось жаркое из мастодонта.

Первым от каравана отделился Игнатов. Он не глядя сунул поводья первому попавшемуся из встречающих – а это оказался пятилетний найденыш, и попытался ринуться вперед – к мастодонту, настоящему, живому; ну… уже не живому, но еще совсем недавно ведь он был жив!

Он почти сразу же налетел на выпрыгнувшего из кабины трактора Анатолия, попытался обогнуть его, но не смог – рука тракториста развернула его и подтолкнула назад, к мальчишке, а следом Игнатова настиг ураган хохота. Так Никитин, кажется, еще сегодня не смеялся:

– Доцент, – еле проговаривал он сквозь смех, – Василий Алибабаевич и верблюд! Вицина с Крамаровым не хватает.

Теперь смеялись уже все, и профессор громче смех; девушки-израильтянки недолго крутили головами – подскочившая Оксана что-то перевела им, и они присоединились к общему веселью. И даже сирийцы охотно поддержали смех, хотя им-то никто ничего не объяснил. Были ли так безумно смешными слова тракториста? Скорее всего нет, понимал профессор. Это был смех облегчения, победы людей, собравшихся наконец вместе на закате первого ужасного дня в этом мире…

Игнатов убежал к своему мастодонту; все добро из сирийского лагеря пошел куда-то прятать Ильин. Только оружие Кудрявцев никому не доверил. Часть его так и осталась в бронированной машине, которую общими усилиями подкатили задней, обрезанной частью кормы к стене гаража, так что внутрь, как объяснил Романову подполковник, можно было теперь попасть только через люки – верхний или нижний, механика-водителя, а там непрошенного гостя всегда ждал один из парней, оставленных командиром.

Вторая половина оружия из пикапа переместилась в гараж – там, как оказалось, тоже будут ночевать вооруженные бойцы. Потом все завертелось еще быстрее – быстрее даже, чем садилось за горизонт солнце. Голодные поужинали, грязные помылись в бане (девочки отдельно, мальчики отдельно); со столов исчезла помытая посуда, и вот уже все окружили отдельно стоящий стол с единственным стулом, у которого стоял командир.

– Ну что ж, – сказал он, когда десятки глаз уставились на него в тишине теплой ночи, которая окружала единственный здесь источник света – автомобильную фару, висевшую у стола на шесте, подключенную к автомобильному аккумулятору.

Даже доцент вернулся сюда, к людям, когда зацепленный за заднюю ногу к трактору мохнатый гигант «уехал» в компанию к махайроду и леопарду, совсем жалким без шкур; их отволокли метров за триста от лагеря по приказу командира.

– Ну что ж, – повторил командир погромче, что бы слышно было и часовым в углах лагеря, – я думаю, сегодня быстро никто не уснет, поэтому немного поговорим. Не возражаете.

Ответом ему был одобрительный гул и он продолжил.

– Наверняка каждый сейчас задает себе вопрос: «Где мы все оказались, какая неведомая сила нас сюда перебросила, и зачем она это сделала?» – толпа опять одобрительно заворчала, – можно долго дискутировать на эту тему, но поскольку мы поручили все специалисту – профессору Романову – то и говорить будем, когда он будет готов… Дня через два-три, как он обещает.

Романов, сидевший в первом ряду и видный в полукруге света всем, молча кивнул.

– Поэтому еще раз попрошу докладывать Алексею Александровичу обо всем значимом, необычном, что попадется вам на глаза; ну и естественно, предельно откровенно отвечать на его вопросы.

– Ага, предельно откровенно, – выкрикнула из темноты Нина Гурьянова, – а если он у меня, бабушки четырех внуков, спрашивает, девушка я, или нет!

– А ты ему что ответила? – насмешливо спросил – кто бы сомневался – конечно Анатолий.

– Правду я ответила, – пихнула его в бок Гурьянова, – девушка я, в пятьдесят-то шесть лет.

Теперь уже поднялся профессор:

– Прошу прощения, если кого-то обидел своими вопросами, но уверяю – ничего лишнего спрашивать не собирался и не собираюсь. Что касается порученного мне исследования…

– Потом, – замахал на него рукой командир, – не надо терять времени…

– А интересно, – вопрос шел опять из темноты, и был это, если не ошибался профессор, проштрафившийся сегодня Иванов, – вот мы перед профессором наизнанку душу выворачиваем, а что он там про товарища подполковника написал; или для начальства свои тайны раскрывать не обязательно? Кстати, начальника-то мы вроде как и не выбирали.

На последние слова Кудрявцев только улыбнулся и показал на стул (сам он так и стоял у стола): «Пожалуйста, место свободно – есть желающие занять?». Никто выйти под дрожащий круг света не пожелал, и подполковник ответил на первую половину вопросы бывшего уголовника:

– Хорошо, давайте про себя вслух. Записывай, Алексей Александрович:

Я Кудрявцев Александр Николаевич. Родился пятнадцатого июля тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года – так записано в метриках; точно не известно, потому что воспитывался в детском доме, родителей не знаю. Окончил Ташкентское военное училище, служил в Афганистане, кстати вместе со старшим сержантом Левиным, если кто не познакомился, он сейчас на посту – вон там, над моей бывшей квартирой.