Текст книги "Тайна пролива «Врата скорби». Том первый"

А Валере работы не было жалко. Он еще раз переспросил Гурьянову с Орловой, действительно ли они окончили медицинское училище, получил от обеих по утвердительному кивку, и повел всю компанию к мертвому махайроду.

– Вот, – показал он на тушу зверя нарочито грустно, – пропадет ведь шкура. А он может быть последний на земле.

– Прогнуться хочешь перед подполковником? – подколола его бывшая.

– А че нет-то? Хороший мужик, спас нас всех, а мы ему даже спасибо не сказали. Пусть вот трофей на стенку повесит. Вот вы, девчата, шкуру и снимите, вместе с головой, а уж как обработать, вместе подумаем.

– А инструмент?

– У Зины найдете.

У туши остались две девушки, а остальные направились к стене, над которой скучал в одиночестве Дубов. Валерий обогнал всех, метнувшись к гаражу с инструментами. Штыковых лопат там больше не оказалось, и он вернулся с двумя совковыми марки БСЛ – 2015, или какой сейчас у них год? Лопаты тоже были добротно насажены на гладкие, без единой занозы черенки и Валерий тут же вручил одну Благолепову, отобрав штыковую.

– Вот здесь, – показал он на металлический прут, который сам же и воткнул сегодня, – граница между комнатами. Здесь можно одним подкопом попасть сразу в два подпола. Задача понятна? Впрочем, если надоели друг другу, могу вас разделить. Мальчик и девочка, как вам?

Но оба Сергея решительно замотали головами, а бывшие супружницы даже замахнулись на него – одна правой, другая левой рукой; какой каждой было сподручнее достать до его затылка.

Он ловко увернулся от обеих и повел небольшой отряд из трех женщин туда, где так внезапно прервалась его с Марией инвентаризация.

Ирина со Светой тоже были здесь; они не начинали разграбление этой вершины кухонного дизайна, пока Ильин сам не вручил им по два пластмассовых ведра, нагруженных свертками. Он с усмешкой наблюдал за передвижениями своих обеих жен – до тех пор, пока они не повернулись к нему с горящими глазами. Он понял, что ему придется или погибнуть на месте, или сейчас же приступить к электрификации всей их маленькой страны, и благоразумно перевел всеобщее внимание на другую тему.

– Там, – глубокомысленно ткнул он в пол, – еще одна такая же, а может еще шикарней. Дом ведь был не из простых!

Женщины уткнулись взглядами вниз следом за пальцем, а затем заозирались, наверное, пытаясь отыскать лопаты, которые Ильин оставил за дверью. Опыта управления этим сельхозинструментом у обеих – и у деревенской жительницы Ирины, и у городской Ларисы, все выходные пропадавшей на даче в Истринском районе – было более чем достаточно. На предложение мужа помочь они азартно отмахнулись.

– Впрочем, – старшая, Ира, озорно взглянула на Машу.

Та с готовностью протянула ей папку с бумагами и ручку – мол и я готова помахать лопатой, а ты иди-ка попиши. Ирина замахала руками, отшатнулась и быстренько схватилась за большую совковую лопату.

А Ильин продолжил обход, ненадолго уставившись в ясное небо, залитое солнечными лучами:

– Что же это за гад там сидит, который нас сюда перебросил? Ну ладно мы, свое пожили, даже в плюсе оказались – вторая молодость это реально круто. А Васю за что – без родителей, без бабушки?.. А у них за что сына и внука отобрал?..

Он погрозил бы небу кулаком, но постеснялся, что Котова поймет его жест совсем неправильно, отнесет его к проблеме двух жен.

Следующий по часовой стрелке квадрат номер двадцать четыре он обошел со стороны кромки леса, поскольку раньше облазил его вдоль и поперек. Это был гараж Ежикова.

– Запишите, – велел он, впрочем, Марии, – машину выгнать, гараж проветрить, совершенно целое помещение с отличной крышей, а внутри не продохнуть, что он там, угарным газом отравиться собирался?..

– А может и собирался, – тихо заметила Котова, строча авторучкой

– Может, – задумался он, – тогда ему крупно повезло. И нам тоже вместе с ним.

Он еще раз с любовью оглядел стеллажи, аккуратно заставленные инструментом и зашагал через площадку – небольшую, размером пять на пять метров, – украшенную всеми атрибутами городского сквера – скошенным газоном, асфальтовой дорожкой шириной полтора метра, старинной садовой скамьей – монументальной и явно тяжеленной, как и весь антиквариат почти всегда – и фонарем под стать скамье. Они даже посидели вдвоем на скамье – совсем недолго, другие же работают!

Соседний участок, двадцать второй, был тоже хорошо изучен раньше. Посреди развалин сарая гордо возвышался трактор. В кабину Валерий не полез, только попинал ботинком странный, никогда раньше не виданный культиватор. Тот был собран из двух секций по четыре больших диска. За счет чего должны были они работать, было непонятно – диски на коротких валах никаким приводом от вала отбора мощности снабжены не были. Да вон же он – ВОМ – торчит из корпуса двигателя, ничем не соединенный с культиватором.

Он повернулся к Марии, чтобы поделиться своим удивлением, но девушки рядом не было – она стояла на соседнем, угловом участке, у цистерны красного цвета, завалившейся назад ровным срезом. Эта была та самая часть пожарной машины, из которой уже были пущены в дело пара ранцевых огнетушителей, по стольку же лопат и топоров. Валерий поморщился, вспомнив этот инструмент – ни в какое сравнение с ухоженными орудиями неизвестного соседа Ежикова они не шли. Он двинулся вдоль корпуса машины с открытым длинным ящиком, в котором еще оставались туго свернутые пожарные рукава; повернул за угол и уставился внутрь цистерны – блестящей серебристым цветом, давно высохшей на солнце.

– А может, они на пожар без воды приехали? – обычное у нас дело.

Ильин тут задержался, чтобы с удивлением поковырять ногтем толстый (миллиметра четыре) срез металла. Это была не сталь; скорее алюминий, потому он и сверкал на солнце, не подверженный коррозии. Обычно такие цистерны применялись в молоковозах, а здесь – обыкновенная пожарка.

– Ну, точно бардак, – подумал он, не мешая Марии разобраться в каких-то мыслях, – но какой приятный для нас бардак. Эту бы цистерну бы повыше – да хотя бы вон между тех сосен, да закачать воды, да трубы провести – вон в туалет, да и на кухню не помешало бы, и в баню: не топить же ее круглые сутки. Ага, а потом девчата потребуют горячую воду провести, а потом…

Валера вдруг развеселился; даже задумчивое выражение Машиного лица не помешало ему рассмеяться. Она тут же встрепенулась и печально сообщила:

– Вот тут я и стояла, когда попала…, – она не договорила, куда попала, уверенная, что Ильин поймет ее и махнула рукой за спину, – там стоял мой дом, в котором я почти тридцать лет жила… Доживала…

– А теперь тут поживем, – чересчур бодро воскликнул парень, желая подбодрить Котову, но та и сама уже справилась – перед Валерием стояла девушка лет двадцати, собранная, деловая до невозможности, с выражением лица человека не угодливого, но готового сию минуту выполнить распоряжение начальника.

– Ага, сами пришли, – встретила их с поварешкой в руках Зинаида Сергеевна.

Она стояла у очагов, сложенных из красного кирпича (и где только нашла?), на котором исходили ароматным паром мясного варева две фляги. «Кухня» эта примостилась в углу соседнего участка (под номером шестнадцать), а посреди уже стояли столы – шесть штук, включая длинный из бани. Столы, окруженные разнокалиберными стульями и скамьями, стояли в противоположном от очагов углу площадки, представлявшей собой ровную асфальтированный пятачок все тех же размеров пять на пять. Раньше он не имел никакой хозяйственной, как понимал ее Ильин, ценности.

Он принюхался: пахло безумно вкусно, не хуже бабушкиных пирожков; после перекуса всухомятку желудок успел отдохнуть и требовал сейчас новой порции пищи. А тут мясо, которое ни при каких условиях не должно было соединиться в котле ни со специями, ни с луком, ни с чесноком, ни с чем иным, чего не пожалела Зина из своих запасов для первой в этом мире трапезы.

– Да вроде бы, доцент велел часа четыре варить, – попробовал он слабо возразить, сам не желая прислушиваться к такому хлипкому доводу.

– А, – махнула рукой Зинаида, – пусть у себя на кафедре командует. Что я, дикого мяса никогда не видела. Покипело два с половиной часа и хватит. И так пенки почти полведра сняла – вон, собакам выбросила. Теперь-то бульончик прозрачный, янтарный.

Собаки действительно были здесь – вмести со всеми детьми и Любой Широковой, их воспитательницей. Они (собаки) опять умильно улыбались, явно напрашиваясь на добавку.

– Кыш проклятые, – замахнулась на них все той же поварешкой Егорова совсем как на воробьев; овчарки никак не отреагировали, привыкли наверное, – а вы зовите всех обедать.

Последнее было сказано настолько властно, что Ильин чуть не сорвался с места выполнять приказ. Но тут его плеча коснулась рука Котовой, и она негромко сказала:

– Я схожу.

Последними, даже после копателей могил, явились его бывшие жены, злющие, как ведьмы, тут же подступившие к мужу с разборками.

– Ты, – чуть не ткнула ему кулаком в грудь Лариса, – не мог подумать своей дырявой башкой, что в нормальных домах таких кухонь не бывает. Это был коттедж, коттедж!

– И вы…

– И мы докопались до фундамента, а потом еще – пока не нашли дверь – совсем не там, где ты показал.

– И?..

– И попали в подвал, – вдруг успокоилась девушка, – а там мастерская хозяина… Куда?! А кто нас кормить будет.

Валерий послушно полил на руки девушкам, внешне совсем неторопливо съел мясную похлебку и умчался к своим любимым железкам, которых – увы – оказалось в подвале совсем немного. Подвал тоже был достаточно высоким, так что на песчаном полу по периметру комнаты стояли лишь верхние полки с инструментом и расходными материалами, да внизу, на песке, валялась верхняя часть сверлильного станка.

Он пробежался вдоль стен, открывая и закрывая дверцы из натурального дерева, слишком шикарные для той роли, которую они выполняли. Он с удовольствием любовался видом дорогих импортных кейсов с инструментом.

Последний ящик он так и не успел открыть – в проеме опять показались вестницы, Света с Ирой.

– Валерий Николаевич, – прокричали они хором, – вас Виталик зовет, говорит срочно!

Валерий так же быстро, как мчался в подвал, пронесся в обратном направлении – туда, где возбужденный часовой вглядывался куда-то меж деревьев, растущих здесь не так густо.

Для удобства подъема на потолок комнаты командира к стене был прислонен ящик с метр высотой, с которого он одним движением запрыгнул наверх, восхитившись обретенной ловкостью и силой.

– Что тут у тебя? – спросил он у Виталия, останавливаясь рядом с парнем, замершим у самого края с автоматом, взятым на изготовку.

– Вот, – кивнул тот вперед.

Но Валерий и сам видел, как к лагерю медленно и неотвратимо подступала волна каких-то зверей, показавшихся ему поначалу слонами; потом его версия поменялась на мамонтов; увы – на них эти звери тоже не походили (если судить по учебнику истории за какой-то начальный класс). Однако гадать времени совсем не оставалось – до стада было не больше пятидесяти метров – где животные остановились, пробуя на вкус хвою низких здесь деревьев.

– Девки! – зашипел он, перегнувшись через край потолка, – бегом всем прятаться. Пусть Зинаида командует. Прятаться, куда только можно! Детей.., – он на мгновенье запнулся, размышляя, – в тот подвал, где вы меня нашли, быстро! И тех, что в березках копают, предупредить.

Последнее он почти выкрикнул вслед убегавшим девчатам, и это видимо не понравилось древним слонам – так он решил пока называть зверей. А может, им не понравился вкус хвойных веток? Во всяком случае, их трапеза оказалась совсем короткой. Стадо снова двинулось вперед, к развалинам.

И тут на арене событий появились новые участники. С громким лаем на стадо наскочили овчарки. Белка и Стрелка, еще совсем недавно полусонно обгладывающие вареные кости, яростно метались перед строем гигантов, словно показывая незримую черту, за которую тем соваться совсем не стоило. И стадо остановилось!

– Стрельни вверх, – зашептал возбужденно Ильин, желая еще больше если не напугать, то озадачить зверей.

Сухо, совсем не громко на слух парня, прозвучал выстрел… и этого гигантам хватило.

Они повернулись все разом и зашагали прочь, помахивая на прощание вместо рук длинными мохнатыми хвостами – мол: «А ну вас!». Зашагали все, кроме одного – самого кучерявого на вид, со свалявшейся шерстью на боках и обломанным бивнем.

– Драчун! – обреченно вздохнул Валерий, – этот не отступит.

Он скомандовал: «Вали его!» – и впился взглядом в зверя, надеясь разглядеть, как рыжеватая шерсть будет взрываться мелкими фонтанчиками крови. Выстрелы теперь прогремели почему-то совсем громко – первый, второй, третий. Но ни фонтанчиков, ни какой-то реакции зверя на выстрелы Ильин не заметил. Напротив, тот прибавил в скорости, и парень почти в панике закричал: «Бей!»

Автомат в руках Дубова задергался – до тех пор, пока весь магазин не опустел, и оружие замолчало само собой. Виталик недоуменно посмотрел на оружие и, выругавшись чуть слышно сквозь зубы, нервно ткнул большим пальцем на рычажок, фиксирующий магазин. Через мгновенье сдвоенная при помощи синей изоленты пара описала полукруг в воздухе; новый магазин щелкнул и Дубов снова был готов к бою.

Но стрелять больше не пришлось. Пока оба парня наблюдали за движением магазина в руке Дубова, гигант словно наткнулся на невидимую стену. Валера с Виталиком лишь успели увидеть, как он упал, протянув вперед уродливую голову, словно пытаясь и в смерти достать до стены. Увы (или к счастью – с чьей стороны посмотреть), до развалин он не дотянул совсем немного – метров десять. На него тут же наскочили обе овчарки, опасаясь, однако, подходить совсем близко.

– Ладно, хоть их не подстрелили, – усмехнулся Валерий Николаевич, отходя от ужаса – и за себя, и за других, особенно за детей, которых стало за последние часы больше ровно вдвое.

– Вот командир удивится! – развеселился он окончательно и полез вниз, хотя еще мгновение назад никакая сила не стащила бы его с крыши.

Он медленно, совсем не так, как залезал вверх, спустился на землю; дождался, когда к нему присоединятся Зинаида, обе жены и два Сергея, которые, как оказались, так впятером и пережидали опасность в подвале Зининой кухни, и пошел во главе небольшой группы к поверженному гиганту. Виталику, вознамерившемуся спрыгнуть вслед за ним, он показал кулак – куда с поста, тебе и так сверху видно все.

Животное действительно было гигантским. Валерий вспомнил о рулетке, которую он так и таскал в кармане, и скоро с помощью Сергеев установил – в длину животное, считая от бугристого лба до основания хвоста, было почти шести метров; высота в холке («Вот что я знаю!», – похвалил он сам себя) – четыре метра.

– Это что же мы с ним делать будем – куда такую прорву мяса девать? – вдруг ахнула Зинаида Сергеевна, – да и можно ли есть этого… Этого переростка?

– Можно, – вдруг весело ответил голос, который Валерий так желал слышать с самого начала их битвы с гигантом, – любое мясо можно есть… хотя бы один раз!

В круг перед поверженным исполином вступил подполковник с трактористом Никитиным, израильтянкой Оксаной и еще одной девушкой – явно ее соотечественницей – с цепким взглядом. Все четверо держали в руках оружие, и Ильин счастливо вздохнул – теперь все будет хорошо!

Глава 10. Подполковник Кудрявцев. День первый – окончание

– Старший сержант Левин! Что ты, черт побери, тут делаешь?!

Это был действительно Борька Левин – «замок один», заместитель командира первого взвода, и по совместительству (какое-то время) старшина роты капитана Кудрявцева в далеком восемьдесят четвертом году. «Лучший замкомвзвода армии, хотя и еврей», – это не Кудрявцев, это командарм сороковой армии сказал, вручая очередную боевую награду Борису.

– Я теперь не Борька, а Барух, – попытался сохранить серьезное лицо парень, но не выдержал, счастливо засмеялся и шагнул в объятия командира.

Чьи кости при этом хрустнули громче, не разобрал никто из окруживших их. Оксана что-то быстро переводила подругам, а профессор подступил ближе, все так же вооруженный кроме автомата ежедневником и авторучкой.

– Так не бывает, – бормотал он, открывая блокнот на чистом листе, – чтобы из семи миллиардов людей выбрали именно его…

– Именно так и бывает, – оборвал его командир; на сердце у него стало необычайно легко – ведь вокруг собирались такие замечательные люди – профессор, Анатолий, Оксана, Бейла, и еще много-много других…

Вот и Борька Левин! Теперь Кудрявцев знал, кому поручить безопасность лагеря – никому кроме старшего сержанта, умевшего как никто другой устроить оборону – хоть в лесу, хоть в горном ущелье. Это при минимуме сил и средств. А если ему еще средства слежения, да мины любого действия вручить? Даже не современные, а те, из восьмидесятых. Муха, как говорится, мимо не пролетит! Командиру даже не пришла в голову мысль, что Борис может отказаться последовать за ним.

– Так что ты тут делаешь и как попал сюда? – в третий раз повторил подполковник, и Левин, пожимая изрядно помятыми плечами, наконец ответил.

– Сам не понимаю. В Хайфе живу… Жил уже почти двадцать лет.

– Банкир? – почему-то поинтересовался Анатолий.

– Почему банкир? – удивился Борис, – электрик.

– Простой электрик? – опять удивленно воскликнул тракторист; впрочем в возгласе была изрядная доля совсем необидной иронии – знаем, мол какие из евреев электрики, или, к примеру, трактористы.

– Не простой, – воздел кверху палец Левин, – лучший электрик в городских электросетях. Ударник капиталистического труда! Я так и сказал, когда целый микрорайон без электричества остался и меня в два часа ночи из дома вытащили: «Пока в Хайфе есть свет, Барух Левин никому не нужен!..»

– Так и сказал?! – воскликнул Романов, быстро черкая что-то в ежедневнике и, не дожидаясь ответного кивка, прошептал, – боже мой! Вырвать несколько слов из контекста и так сломать человеку жизнь!

– Что значит сломать? – остановил его Кудрявцев, – жизнь только начинается!

Он сделал руками широкий жест, словно обнимая то ли развалины, то ли темный лес вокруг них, а может и весь этот негостеприимный пока к землянам мир. Только теперь подполковник уверился, что назад ходу нет, что жить им придется, начиная с нуля.

– Впрочем, почему с нуля, – усмехнулся он, продолжая размышлять, – очень даже не с нуля! В «Сирии» вооружились, и тут, в «Израиле», не может не быть ничего полезного.

Он оглядел развалины еще раз, уже под совсем другим углом зрения, в то время как Левин продолжал свой рассказ:

– Поменял я, значит, сгоревшие контакты в ящике, сказал про то, что никому не нужен, пока все работает, хотел добавить: «Да будет свет!» и рубильник врубить… А свет сам появился, вот этот, – он ткнул пальцем в солнце, уже перевалившее верхнюю точку небосклона, – повернулся, а там!.. Звери – вот эти (он пнул ногой ближайшую медведесобаку) носятся, людей на части рвут; пацан рядом пробегал – я его в охапку и в ящик. Подумать еще успел – хорошо, что рубильник не повернул, хотя какой уж теперь рубильник…

Он махнул рукой и снова замер в объятиях – теперь уже Дина тискала парня, что-то говоря негромко на иврите. И командиру – наверняка и другим русским – было понятно, что светловолосая еврейка благодарит парня за спасенного внука. А мальчик тем временем стоял рядом и во все глаза рассматривал бабушку; в таком виде он, конечно, никогда ее не видел. Но, видимо, общих черт у двух Дин – старой и молодой – сохранилось достаточно много и Михаэль опять прильнул к ней, лишь только Борис освободился от крепких объятий.

– Оксана, Бэйла, держать периметр, – приказал командир по-английски, и девушки синхронно кивнули, как-то не сговариваясь поделив этот самый периметр.

Через полминуты обе стояли у противоположных сторон Стены, внимательно оглядывая окрестности. Тагер успела и винтовку поднять к плечу, и повести ее широкой дугой, оценивая угрозы в оптический прицел, прежде чем прозвучала следующая команда:

– Никитин, – посмотри что там с ногами у девчат?

Последние, пролив свою толику слез у Стены Плача, сидели сейчас, удобно откинувшись в креслах салона самолета – да-да, Кудрявцеву не мерещилось – прямо на траве расположился самолет, точнее небольшой кусок от него: часть обшивки, полукругом накрывавшей два ряда, каждый из трех кресел. На двух передних и сидели Мария с Сарой, блаженно откинувшиеся на опущенные глубоко назад мягкие спинки. Какой это был самолет, какими судьбами он оказался на поляне посреди реликтового леса, командиру было непонятно, а Никитину было совершенно наплевать. Ему поступил приказ и он готов был его выполнять – с явным удовольствием, написанным на лице.

В рюкзаке у него – знал подполковник – среди магазинов для снайперской винтовки и еще трех точно таких же рюкзаков, туго скатанных, и потому свободно уместившихся в первом – находилась баночка с мазью и пара упаковок бинтов, оторванных от сердца медсестрой Людой. Она так и выразилась, делясь с трактористом своими скудными запасами.

А тот присел уже перед креслами и воскликнул весело:

– Ну, разгоношайтесь, девки!

Вообще-то команда была не совсем корректной, речь могла идти только о ботинках. Так – правильно – наверное, девушки и поняли; Оксане, занятой осмотром окрестностей, было не до перевода. Сара первая выполнила приказ – подняла правую ногу в тяжелом ботинке настолько грациозно, будто сидела в салоне красоты и подавала свою изящную ножку мастеру педикюра.

Кудрявцев дождался, когда Никитин необычайно бережно для его широких ладоней снимет черный ботинок, осторожно опустит его на землю и медленно разбинтует ступню. Бинт, видимо не присох еще к ноге, обильно смазанную еще Николаевой, потому Сара Фаерман даже не поморщилась. Она открыла глаза и вздрогнула, лишь когда Никитин, снявший последний слой окровавленного бинта, протяжно засвистел. Командир, стоявший за спиной Анатолия, еле сдержался от возгласа, а подошедший Левин что-то забормотал на иврите.

Тут и Маша Закс открыла глаза, разгоняя расслабленную негу и испуганно вскрикивая. Пугаться было чего – ступня Сары представляла собой разбитый окровавленный синяк таких размеров, что непонятно было, как она помещалась раньше в ботинке совсем не женских размеров. Никитин начал осторожными круговыми движениями покрывать сплошную рану мазью. Командир легонько коснулся рукой плеча тракториста, словно говоря ему – продолжай также, а мы пошли; и действительно пошел, вместе с Борисом и Романовым. Пошел совсем не потому, что не в силах был вынести вида разбитой женской ножки – видал картинку и помрачнее, намного мрачнее – просто потому, что все сегодня словно твердило ему: «Скорее!». Скорее организуй людей, скорее спаси девушек, Михаэля, теперь вот что-то тянет домой, в «Россию». А еще как там дела у Холодова с ребятами и Николаевой? Да и оружие бы поскорее пристроить в надежном месте.

Потому он и пошел, пока проводились медицинские процедуры, оглядеть израильский лагерь на предмет наличия законных трофеев. Кудрявцев понимал, что этим двум девушкам до русского лагеря никак не дойти, и уже прикидывал, кого оставить с ними и как обеспечить безопасность остающихся до утра.

– Стоп! – он резко затормозил, так что Левин, шагавший следом, чуть не врезался ему в спину, – какие трофеи? А захотят ли они (они – это израильтяне) пойти с нами. Ну, Борька наверняка, Оксана – точно с нами, а остальные? Вдруг им Стена Плача милее безопасности и каких-то перспектив на будущее. Хотя бы для ребенка?

Он оглянулся на мальчика – тот тоже сидел в кресле, во втором ряду, за Сарой. Его молодая бабушка чем-то помогала Анатолию, присев рядом – за их спинами не было видно.

– А вот у них прямо здесь и спросим. Не захотят – их дело. Колхоз – дело добровольное. Будем общаться, меняться. Богатств у них по сравнению с нашими – не сравнить. Зачем им, например, для нескольких человек столько сетки-рабицы? Этот лагерь можно раз пятьдесят огородить…

Подполковник с сержантом и профессором остановились у фуры, отрезанной неведомой силой с двух сторон так удачно, что обе оси колес остались целыми. А вот для шин отрезка в пять метров не хватило – прицеп придавил их остатки собственным весом и грузом, так что металл широких дисков глубоко вдавил резину в асфальтовое покрытие этого участка лагеря.

Командир заглянул сначала в один торец фуры, затем во второй. Определить, где тут была передняя часть, а где задняя, можно было только по надписи на иврите на широком металлическом полотне белого цвета. Иврита (иероглифы красного цвета) он не знал, да и пишутся они, вроде бы, не как у людей – не слева направо, а наоборот.

Но перевести Левина не попросил: где перед, где зад – было не главным. Главным было содержимое фуры – она почти доверху была набита металлической сеткой с пластиковым покрытием песчаного цвета. Такой командир раньше не видел; у них в России рабица обычно была зеленой.

– Границу наверное везли перекрывать, а может посевы какие огораживать. Вот и нам тоже какие-никакие посевы завести придется; поделятся девчонки сеточкой, никуда не денутся! А вот и про посевы, кстати…

Командир с Левиным перешли к следующему участку, оставив задумавшегося о чем-то Романова у фуры. Кудрявцев едва не наступил на картошку, может быть ту самую, что едва не стоила жизни Оксане Гольдберг. От этой мысли он чуть не топнул ногой, чтобы раздавить несчастный корнеплод (кажется так картошка называется?) в лепешку. Но нет – командир бережно поднял ее и аккуратно приложил к куче других на прилавке, к красным. Соседняя горка отмытого дочиста картофеля радовала глаз желтой кожицей. Картофелины были плоскими, крупными, одна к одной. Здесь вообще все овощи были отборными – и лук, и болгарский перец, и чеснок, и баклажаны, и помидоры с огурцами. Подполковник невольно позавидовал израильтянам – сентябрь месяц на дворе, а тут свеженькие огурчики!

– А может быть у них совсем не сентябрь был, а, к примеру май, или июнь? – этим вопросом он ломать голову не стал – пусть профессор ломает – а перешел, хрустя огурцом, к соседнему прилавку; не такому длинному, как овощной, но не менее объемному, поскольку он был угловым. Старший сержант не отставал, тоже пробуя на вкус зеленый пупырчатый овощ.

Здесь было царство фруктов: яблоки четырех сортов (и четырех же цветов и, наверное, вкусов), два сорта груш; виноград. «Дамский пальчик», – узнал один сорт подполковник, два других были ему неизвестны. А еще персики аккуратными горками, черешня и клубника в пластиковых коробочках литра на два каждая и целое море фиников – тоже, кстати, нескольких сортов.

Сержант взял теперь персик.

– Косточку не выкидывать, – предупредил его командир, – сад разводить будем.

– Какой сад? – Левин от удивления даже положил краснобокий фрукт обратно, на самую верхушку пирамиды.

– Большой сад – персиковый, яблоневый; виноградники разобьем… Чтобы на всех хватило.

– А много это, всех, – Бориса уже видимо просветили о ничтожно малых остатках его народа.

– Ну, нас – русских – десятка три будет.., а может и больше, – Кудрявцев вдруг вспомнил о подвалах в русском анклаве, еще не открывших свои «сокровища». Главным же богатством здесь он считал людей, так чудовищно обидно погибших и в «Сирии» и в «Израиле».

– А ты, Борис, куда сейчас? – он глянул прямо в глаза сержанту, – с нами?

– Конечно, товарищ капитан… Полковник! – поправился он горячо, соглашаясь, – а девушек… Куда они денутся, заставим, если нужно!

– Борис, ты не прав! – возразил подполковник крылатой фразой, – только по доброй воле, с радостью, так сказать, и вприпрыжку!

– Так я их уговорю, – жарко зашептал он, приблизив свое лицо к командирскому, – я им все расскажу, и про вас, и…

– Ну, всего рассказывать не надо, – засмеялся Кудрявцев, – а если уговоришь, всем лучше будет – и нашим и вашим. Иди уж, переговорщик… Стоп!

Старший сержант, ринувшийся было к Бэйле, замер на месте.

– Сначала оббеги вон те развалины, покричи там, постучи по стенам, да по полу – вдруг внутри еще кто сидит, стесняется наружу выглянуть? – подполковник указал рукой на останки зданий, почему-то группировавшихся здесь в одном углу.

– Есть, – козырнул фирменным дембельским жестом Борис, и наконец убежал.

Сзади было видно – его буйную шевелюру украшала каким-то образом держащаяся еврейская шапочка черного цвета («Кипа, – откуда-то вспомнил Кудрявцев, – действительно с памятью стало намного лучше!»). Поэтому старый солдат руку прикладывал не совсем к пустой голове.

А подполковник продолжил обход.

– Так, это кафе, – командир даже присел на минутку в плетеное креслице, – что-то слишком длинное, метров десять будет. Ага – тут сразу две кафешки, вторая со стульчиками на металлических ножках. Не хило товарищи евреи время проводили. В кафе на авто подъезжали.

Прямо во второе помещение израильского общепита упиралась гнутым хромированным бампером «Гранд Витара» – небольшой внедорожник серого цвета, который впрочем, по бездорожью вряд ли бы далеко уехал. Рядом уткнулась в стену машина посолидней, но и постарше, судя по внешнему виду. У огромного черного «Форда-Эксплорер» совсем не было задней части. Подполковнику в это отверстие был виден огромный (из-за сложенных, кроме переднего ряда, сидений) салон. Чуть сместившись, он увидел, что в гнезде торчит ключ с каким-то брелоком; перевел взгляд вниз – идеально ровный срез едва не задевал задних колес внедорожника. Но не задевал же! А стоп-сигнал здесь никого не волнует – никто обгонять его не будет, да и гаишников вроде бы нет (тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!).

Он вдруг вспомнил свою самую нелюбимую телерекламу про сиалекс: «А что! А вдруг?», – и решительно направился к кабине. Чуть потертая нагретая кожа бежевого цвета ласково приняла его тело, и двигатель так же ласково заурчал, готовый помчать огромный автомобиль вперед. Только впереди была стена, которую, впрочем, можно было объехать, чуть подав назад, но как объедешь деревья, отсюда казавшиеся живой стеной? А как было бы хорошо – еще и «Витару» завести, и вон ту красненькую малолитражку, что ждет его через два участка. И девчат бы с ветерком домой доставили (он так и подумал – домой), и фруктов детишкам захватили…

Подполковник вошел в табачную лавку – то, что от нее осталось – совсем не для того, чтобы захватить сигарет. Он и сам не курил, и предполагал, что в его команде (большой русско-израильско-арабской команде) тоже никто курить не будет. А его предположения обычно сбывались. Просто если уж смотреть, то уж смотреть все и основательно.

Зашел, как оказалось, не зря. На многоцветные ряды сигаретных пачек и сигарных коробок взглянул мельком (конечно не оставим – на крайний случай сменяем на что-нибудь!), а шагнул сразу к маленькому прилавку – за коробкой с газовыми зажигалками. Он, конечно, умел добывать огонь при помощи подручных средств (приходилось и не раз) но зачем, если в кармане есть такая маленькая и удобная вещь? Помедлив, он уполовинил коробку. Часть зажигалок осталась на прилавке, остальные исчезли в рюкзаке.