Текст книги "Дома мы не нужны. последняя битва спящего бога"

Капитан Джонсон стоял дальше своих бойцов; к тому же рядом на коленях стояла девушка, скорее девочка, чья коса была туго намотана на ладонь американца.

– Вот это он зря, – успел подумать профессор, – командира злить сильнее уже невозможно, а руку одну он занял.

В следующий момент заныло в висках, и чей-то голос, которому ну никак нельзя было противиться, вдруг заполнил всю голову.

Этот голос и обещал бесконечно много, и грозил всеми мыслимыми карами, и призывал к подчинению, самым простым в котором был мысленный приказ покинуть броневик и бросить оружие к ногам повелителя. Первую часть этого приказа Алексей Александрович успел выполнить. Не заметив как, он оказался вне броневой коробки, казалось такой надежной, а на самом деле полностью проницаемой для злой воли американца. А дальше… дальше пальцы отказались подчиниться и разжаться, а память услужливо подсунула картинку первого – позорного бегства от Седой медведицы И голос командира – его совет держаться изо всех сил за то, что профессор ценил больше собственной жизни.

Да – свою жизнь профессор Романов сейчас был готов без остатка отдать этому криво ухмыляющемуся американцу, но свою любовь к Тане-Тамаре – нет! Тысячу, миллион раз нет! И он дернулся, рванулся изо всех сил из тенет, расставленных злобным пауком в лице американского капитана, и уже свободным с той же удивительной четкостью, что совсем недавно, увидел, как руку врага – ту что сжимала светлые волосы – перерубает напрочь широкое лезвие болта. Кровь еще не успела полностью закрасить сахарно-белый срез локтевой кости, а второй болт уже вонзался в правую глазницу нелюдя. Левый можно было не тревожить – первый широкий снаряд наверняка произвел в черепе американца разрушения, несовместимые с жизнь, но полковник не захотел, а может не смог остановить свои руки. Третий болт вонзился туда, куда и целил – в левый, уже полуприкрытый глаз; четвертый попал точно между вторым и третьим, и последнего удара черепная коробка не выдержала – разлетелась на куски. На землю упал уже бездыханный труп человека, вообразившего себя новым потрясателем вселенной…

Глава 3. Анатолий Никитин. Опять с высоты птичьего полета

Это было страшно – ходить меж людей, лишь внешне напоминавших разумных существ. Их было всего двенадцать – безразличных ко всему, оборванных и исхудавших. Капитан Браун, заплативший своей жизнью за бесчеловечные злодеяния, словно унес с собой в иной мир души несчастных. Они так и стояли на коленях на твердых камнях, не ощущая их, пребывая в грезах мира, навеянного злой волей колдуна.

Казалось – нажми невидимую кнопку, и они вскочат на ноги, загалдят в недоумении, оглядывая незнакомые лица. Но… нажать эту самую невидимую кнопку было некому – погрузивший пятерых парней и семерых девчат разных национальностей изувер ушел в небытие, не отдав команды на возвращение.

– Ржет наверное в аду, сволочь, – зло прошептал под нос Анатолий, глядя, как командир безуспешно пытается «разбудить» крупного парня с жесткими, рублеными чертами лица, стоящего на коленях в самом центре шеренги.

Несколько хлестких ударов ладонью по лицу желаемого результата не принесли; только едва не повалили его на камни. Анатолий бросился на помощь Кудрявцеву. Вдвоем они успели подхватить безвольное тело и бережно уложили несчастного на спину. Остальные – живые зомби – словно тоже получили удары; они начали валиться рядом – так что подскочившие бойцы не успели подхватить всех. И вот уже двенадцать вытянувшихся тел уставились в синеву небес, в яркое солнце не мигающими глазами.

– Черт, – первым сообразил профессор Романов, – они же себе глаза сожгут. Приведем домой сразу двенадцать инвалидов.

Он бросился закрывать им веки, и Никитина опять передернуло – так в кинофильмах закрывают глаза погибшим товарищам. А командир, подвигав зло желваками скул, вдруг оживился, опять сжал ладонью амулет дальней связи и прикрыл глаза. Никитин затаил дыхание; он вдруг вспомнил Свету Кузьмину. Вот она бы живо подняла на ноги несчастные жертвы колдуна. А может, маленькая мордовская девочка – тезка погибшей от руки маньяка Кузьминой – сможет заменить ее? Но ведь она далеко – пока доедет, поднимется на плато, доберется досюда… Придется посылать за ней бронеавтомобиль. Или… Он оглянулся, уловив краем глаза резкое движение справа.

– «Навигатор»! Мой «Навигатор»! – это сержант-татарин бежал к недалеким отсюда развалинам американского лагеря.

Через пару минут довольно рычащий, словно ручной зверь, вернувшийся к хозяину, автомобиль подъехал к командиру, едва не переехав левым передним колесом труп капитана.

– Молодец, – похвалил Акимбетова командир, – едешь сейчас к лестнице, к трапу – ждешь девчат – Оксану с Ириной; с ними еще пара сербских ребят в охранении – вот всех четверых сюда и вези.

Сержант оглянулся на товарища – Салима – но полковник счел, что для выполнения такой простой задачи хватит и одного бойца – тем более такого бравого, как командир татарского партизанского отряда. А здесь дел было невпроворот.

– Только.., – замялся Ринат, – это ведь не броневая машина – какую-то защиту от этих тварей летающих сообразить надо. А я свою балясину сержанту Дубову оставил.

Командир думал недолго. Четверо бойцов остались на месте недавнего боя (а точнее бойни, которой американские бандиты во главе со своим главарем вполне заслужили) – перенести недвижные тела покомпактней, устроить над ними тень, наконец, попробовать напоить их. Ну и, конечно, обеспечить защиту от пернатых хищников, уже нарезавших круги не так уж и высоко. Впрочем к вооруженным людям они приближаться не рисковали – видимо усвоили урок, преподанный когда-то снайпером.

Усаживаясь в кожаный салон «Навигатора», Никитин услышал, как внизу тоже взвыл двигатель – это отправилась в путь команда Оксаны Кудрявцевой.

– И чем она сможет помочь? – проворчал тракторист негромко – так, чтобы командир услышал.

Кудрявцев усмехнулся, поняв немудреный трюк Анатолия; и ответил:

– Устроим этим ребятам шок – вроде того, как электрическим током запускают остановившееся сердце.

– А у этих несчастных остановилось.., – начал догадываться Никитин.

– Сознание, – подхватил профессор Романов, – вот Оксана его и пробудит. Только не слишком большая встряска получится?

– А мы ее попросим нежно разбудить, ласково, – усмехнулся опять командир.

«Навигатор» остановился, не доехав до крайней стены лагеря. А дальше ехать не было смысла, по крайней мере сейчас. Ведь то, за чем бойцы со своим командиром прибыли в рассадник американской «демократии» в этом мире, буквально валялось у ног, за пределами лагеря. В искореженной стальной конструкции, покрытой медными листами, трудно было опознать что-то внятное – настолько она была изуродована. И это был не столько результат падения на бетонные стены, и за их пределы, сколько безжалостные удары твердыми предметами, которые позволили содрать с этой гигантской руки большую часть обшивки.

– Рука! – ахнул Анатолий, первым догадавшийся о символе американского народа, – рука Статуи Свободы с факелом. Что же они с ней сделали! Хоть бы как-то поаккуратней, что ли – это же для них святое…

– Не было для них ничего святого, – хмуро ответил ему Акимбетов, примеряясь к куску обшивки, который не успели содрать хозяева.

С некоторым содроганием в душе Никитин присоединился к нему, вспоминая, что он знал об этой реликвии. Размеры современного колосса поражали; на участке пять на пять метров только рука с факелом и могла поместиться – ведь толщина ее, даже смятой сейчас от удара, была много больше человеческого роста. Вооруженные кусочками американской защиты (пусть хоть она на благо людям послужит), бойцы вернулись к броневичку, к лежащим недвижно жертвам и своим товарищам. «Навигатор», фыркнув на прощание бензиновым выхлопом, уехал к форту, а командир кивнул Салиму на «Страйкер»: «Заводи!»

Двое бойцов остались охранять новых членов русской общины, которые пока не подозревали об этом. Они были вооружены не только автоматами, но и кусками медной обшивки, которые для гигантских орлов были пожалуй страшнее любого огнестрела. А последним было не до русских – они дожидались, когда уедут от жертв маньяка у подножия скалы на воняющей повозке опасные двуногие создания с длинными стреляющими палками. Вот первый из хищников нырнул на самое дно воздушного океана – к месту гетакомбы, где по воле безумного капитана Джонсона нашли свой последний приют в этом мире десятки людей. Полковник Кудрявцев дернулся было туда, к краю обрыва, но тут же расслабил тело, но не лицо, которое сейчас было словно высечено из того же гранита, что и скала.

– Поехали, – скомандовал он татарину, и команда разведчиков по воле командира, не желающего зря терять время, отправилась в первый разведывательный рейд на плато.

Теперь «Страйкер» не гнал по бездорожью по самому краю – ведь самое интересное сейчас было на плато, а не на равнине, которую разведчики уже успели хорошо изучить. Совсем скоро автомобиль достиг угла пропасти и повернул налево, двигаясь сейчас над гигантским серпентарием. Вот впереди показались развалины; значит пять километров отделяли их от равнины.

Никакой надежды найти здесь живых людей, конечно, не было. Лагерь этот оказался очередным кусочком юго-восточных джунглей вперемежку с останками современных зданий – стандартных настолько, что понять сразу, что за страну представляли попавшие сюда люди, было невозможно. Лагерь был пуст.

– Мы сюда еще вернемся, – глухо пообещал Кудрявцев; лицо его было до сих пор суровым, – не зря же такой широкий трап сделали.

– Ну уж не такой широкий, – попытался поднять настроение командиру Анатолий, – вот увидите товарищ полковник, этот татарин – я сержанта имею в виду – будет просить нас спустить вниз «Навигатор».

– Ну разве такому герою можно отказывать? – все таки рассмеялся Кудрявцев, – вот тебе и новое задание, Анатолий – как это половчее сообразить. Желательно без больших трудозатрат. О! – а что это?

Полковник подобрал с бетонной крошки, усеявшей в этом месте небольшой открытый участок, какой-то музыкальный инструмент – свирель, дудку, или еще что-то; в подобном никто из разведчиков, а их здесь кроме водителя было четыре человека – командир с Анатолием, да Романов с Марио – не разбирался. Так, с этой длинной трубой, по одной стороне которой был просверлен ряд многочисленных дырочек разного диаметра, он и зашагал к краю пропасти. Тройка подчиненных бросилась за ним.

– Да, – мысленно протянул тракторист, заглянув за край – не дай бог навернуться отсюда. Здесь орла нет, спланировать не получится. А если и останешься живым каким-то фантастическим образом, пожалуй пожалеешь об этом.

Сказать, что чахлые заросли внизу кишели гигантскими змеями, было нельзя. Но их было много, очень много. А сколько сейчас пряталось – и от жаркого солнца, и от взглядов людей? Впрочем, на такую мелочь, какой наверняка казалась гигантским гадам группа людей на почти трехсотметровой высоте, змеи никакого внимания не обращали. И это словно рассердило командира. Он поднес к губам неведомый музыкальный инструмент и дунул в него во всю мощь легких.

Учитывая, что опыт в духовой музыке он имел, звук из длинной дудки получился чистым и громким. Пальцы командира забегали по дырочкам; он снова напрягся и теперь в пустоту перед ним полетела какофония звуков. Показалось это Анатолию или нет, но в какой-то момент внизу словно пронесся ветер; и это дуновение заставило змей дернуться вверх головами, выстроить частокол голов на длинных шеях. Вот теперь можно было сказать, что их внизу видимо-невидимо. Но ветерок, не достигший вершины скалы, улетел по своим делам, и снова серые тела, не такие длинные и толстые на расстоянии недвижно прятались меж кустов.

Полковник Кудрявцев довольно улыбнулся, и Никитин даже непроизвольно пожалел гадов, виновных лишь в том, что чей-то злой разум выбрал их в качестве палачей человеческого мира. По выражению лица командира Никитин понял, что дни, максимум недели, змеиного царства сочтены.

– А это что? – громкий возглас Марио нарушил такое приятное течение мыслей тракториста; все повернулись к итальянцу, а затем опять в сторону обрыва – туда тянул руку Марио.

Действительно, где-то в стороне от того места, где люди опасливо (по крайней мере Анатолий) стояли на краю обрыва, посреди унылого обиталища гадов буйствовало царство красок. Царство настолько яркое и впечатляющее, что не хотелось даже верить, что в этом природном великолепии тоже прячутся змеи.

– А ведь это примерно в центре участка, – определил командир, – точно! Там как раз должно быть одно из чудес света.

– Оно и есть, – первым догадался тракторист, – это те самые сады Семирамиды, которые мы обещали девчатам на рассаду раздобыть. Помните, товарищ полковник, разговор с Ларисой Ильиной.

Он тут же смущенно потупился, сообразив, что за нелепый вопрос задал – командир, как и все вокруг, память сейчас имел абсолютную. Но на оговорку товарища Кудрявцев если и обратил внимание, никак этого не выдал. Он сейчас был погружен в собственные мысли настолько глубоко, что все вокруг замолчали; даже затаили дыхание – на Александра Николаевича явно снизошло видение будущего, которому он вдруг заразительно улыбнулся.

Анатолий не выдержал, тоже негромко рассмеялся, когда командир поделился своей задумкой:

– Пока, парни, молчок – никому ни слова. Сделаем девчатам сюрприз – на Восьмое марта. Я думаю, они тоже нас чем-то порадовать хотят.

– На двадцать третье февраля, – догадался Анатолий, – на день защитника Отечества.

У нас тоже будет такой праздник?

– Не пойму я тебя, Анатолий, – рассмеялся полковник, – сам же требовал побольше праздников – а это такой, что…

– Что его с первого класса отмечали, – подхватил тракторист, вспомнив вдруг детство, – девчонки подарки дарили, концерт нам организовывали…

К американскому лагерю бойцы на броневой машине подъехали чуть раньше «Навигатора». Девчат на сиденьях второго ряда было трое – Бэйла тоже присоединилась к подругам, чему Анатолий был искренне рад. Радость встречи (а она была бурной, несмотря на непродолжительность разлуки) отравлял только вид безмолвно и недвижно лежащих тел.

Командир пошептал что-то на ухо Оксане, и та молча кивнула, оглянувшись с подозрительно хитрым выражением лица. Под ложечкой у тракториста что-то противно заныло, и он непроизвольно притянул к себе Бэйлу; рядом также заключил в объятья Ирину Марио. Профессор оглянулся, словно пытаясь отыскать Таню-Тамару, но той рядом не было.

Может поэтому Алексей Александрович первым подпрыгнул от неожиданности и мистического ужаса, который навеял негромкий крик Кудрявцевой. Анатолий сам едва сдержался от дрожи; лишь прижавшаяся к нему всем телом любимая не давала сейчас трактористу закрыть ладонями уши и сжаться в позе эмбриона в ожидании еще более ужасных звуков. Но Оксана не стала долго испытывать нервы друзей; она вдруг рявкнула настолько повелительно, что Анатолий невольно вытянулся по стойке «Смирно», сам не поняв, как ему удалось сделать это, не отпустив от себя Бэйлу.

Про такой приказ, понятный любому существу, поскольку назвать его просто человеческим было нельзя; он был над человеческим, над всем сущим; так вот – про такое повеление говорят, что оно мертвого может поднять. Мертвых (кстати, их рядом уже не было – команда Холодова поработала на славу) поднимать нужды не было, а вот тех, что не желали внимать нормальной человеческой речи, проняло. Недвижимые тела буквально подкинуло на земле; парочка парней даже сразу оказались на ногах; остальные сейчас стояли на четвереньках, мотая головами так усердно, что Никитин испугался за целостность их шейных позвонков.

Девушки тут же бросились к очнувшимся людям; вода – вот что нужно было в первую очередь несчастным. А дальше – технология возвращения к жизни была отработана до мелочей. И еда, и нагрузки, и информация – все выдавалось крошечными дозированными порциями. Наконец все двенадцать новых товарищей (а среди них были и трое американцев – не пожелавших влиться в банду капитана Джонсона) были готовы отправиться к форту, и дальше – на новую родину. Лишь один из них нерешительно подошел к группе бойцов, а точнее к полковнику Кудрявцеву, в котором сразу можно было угадать командира.

– Спасибо вам, – английский этого скуластого парня был не очень чистым, и профессор Романов, сразу распознавший акцент, вдруг горячо залопотал на каком-то наречии, явно не на британском.

Впрочем Анатолию было все равно – он и английский-то знал через пень колоду, немногим лучше португальского, который был родным для Васко да Ноя.

– Как?! – не выдержал и расхохотался тракторист, – Васко, да еще Ной! Тот самый, что на ковчеге каждой твари по паре? Или тот Васко, что первым вокруг света?…

– Не вокруг света, – не сдержал улыбки и профессор, – а по бережку, вдоль стран Средиземного моря. Васко – капитан каботажного судна. Все порты средиземноморья знает… ну те, что когда-то будут построены.. если будут.

– Будут, – решительно развеял его сомнения командир, – а насчет Ковчега и тварей… будет ему ковчег, и твари будут – и очень скоро!

Никитин догадался, что в голове полковника Кудрявцева созрел очередной план. А планы командира может быть не всегда были гениальными, зато всегда воплощались в жизнь.

Солнце едва перевалило за полдень; припасов, которые прихватили с собой девушки, хватило и на разведгруппу, и командир, усмехнувшись, кивнул головой нетерпеливо перебиравшему ногами трактористу:

– Хочешь угадаю, что ты сейчас нам предложишь.

Анатолий не удивился – настолько явным было сейчас стремление не только его, но и остальных разведчиков открыть еще одну тайну, что он не выдержал; на предложение полковника выпалил сам:

– Четвертое чудо света! – и чуть не проглотил язык, увидев в глазах командира безграничное удивление и упрек.

Чему удивился полковник Кудрявцев? В чем хотел упрекнуть его? Конечно в несдержанности, в длинном болтливом языке. Ведь третьего чуда – садов Семирамиды – они по умолчанию не видели. Хорошо, что девушки не обратили внимания на оговорку. А этого мимолетного безмолвного разговора на уровне взглядов не мог заметить никто – ведь командир с Анатолием стояли чуть ли не лицом к лицу.

«Страйкер», в котором мест было намного больше, чем в комфортабельном внедорожнике, увез бывших пленников к форту; сержант Акимбетов вырулил на едва заметную тропу, которая вела вглубь плато. Анатолий представил перед собой схему, которую недавно рисовал сержант; до центрального участка было не меньше…

– Товарищ полковник, – нерешительный голос Рината прервал нехитрые математические расчеты тракториста, и тот внутренне напрягся, готовый услышать что-то необычное, – может как-то получится этот автомобиль (рука водителя ласково погладила руль с накладками ценных древесных пород) опустить вниз? Он нам ведь еще очень пригодится.

Анатолий не выдержал, захохотал первым; к нему присоединились Марио с профессором. Только командир сначала объяснил недоумевающим девушкам, и Ринату, что вызвало такое веселье мужской части разведгруппы, и только потом присоединился к общему веселью. Вот в таком приподнятом настроении они и въехали в густую чащу хвойного леса. Этот хвойник ничем не напоминал родной (!) миоцен с его светлыми прогалинами и толстыми редкими стволами гигантских секвой. Здесь стволы деревьев, быть может, были не меньше диаметром, но их практически не было видно из за мохнатых лап, спускающихся до самой земли. Пробиться через эту хвойную броню, окружающую деревья неведомой породы – а ботаников-дендрологов среди разведчиков, к сожалению, не было – ни у кого желания не возникло. Впрочем, Анатолий, протянув руку в открытое окно внедорожника, сорвал липкую неколючую ветку, которая тотчас заполнила сало автомобиля густым знакомым запахом.

– Пихта! – воскликнул первым сам тракторист, – мы ее в баньке, в парилку для аромата добавляли. Пихтовый бальзам вот точно так же пахнет.

– Он, говорят, еще и целебный, – неуверенно добавила Оксана.

Неуверенно, наверное потому, что очень уж неприветливо встречал гостей этот мрачный лес. Хорошо – тропинка все вилась по лесу, позволяя «Навигатору» ехать так, что Ринат ни разу не поморщился, опасаясь поцарапать полированные бока автомобиля. В приоткрытые окна доносился только мерный рокот двигателя. Лес безмолвствовал; он словно тоже прислушивался к незнакомым звукам, издаваемым непрошенными гостями. Сколько дней, недель, или лет – а может тысячелетий – никто не отваживался нарушить эту унылую, почти могильную тишину? И что такого ужасного мог скрывать такой неприветливый страж?

Вот впереди мелькнуло светлое пятно; тропа стала ровной и пятно переросло в широкий прогал, а потом и в поляну, окруженную невысоким валом, заросшим травой. Вал этот был сплошным, кольцевым, и окружал он ровную, покрытую все тем же зеленым травяным ковром площадь. А венчало все высокое здание, имевшее в основании квадратное сечение; внушительные колонны и многочисленные скульптуры поддерживали несколько верхних ярусов. Здание венчал высокий шатер, в котором просматривались оконца – такие небольшие снизу, но на самом деле наверное вполне позволяющие рассмотреть окрестности лучше, чем где-нибудь еще.

– Эта штука, наверное, самая высокая точка изо всех, что сюда перенесло из нашего мира, – воскликнул Анатолий, давая понять, что не прочь броситься внутрь по широкой лестнице, чтобы насладиться видом окрестностей.

– Эта штука, – поправил его профессор Романов, который уже перестал барабанить по клавишам ноутбука, – называется мавзолеем. Мавзолеем в Галикарнасе. И построен он был на территории Турции в триста пятьдесят первом году до нашей эры женой карийского владыки Мавсола Артемисией.

– А сам он что, не в состоянии был построить? – мрачно задал вопрос Ринат.

Сержант стоял позади всех и явно не горел желанием войти внутрь здания.

– Так она для него и строила, – охотно пояснил профессор, – это ведь усыпальница, могила, если уж совсем по-простому. Для одного человека – этого самого царя. В тысяча четыреста девяносто четвертом году землетрясение разрушило эту красоту, а обломки люди растащили – на другие постройки. Ну что идем?

– Я тут, в охранении останусь, – Акимбетов передвинул автомат на грудь и повел его вкруговую, защищая отряд разведчиков от потенциальных врагов.

– Хорошо, – кивнул полковник, и первым шагнул в полуоткрытые двери.

– Что это он? – догнал командира тракторист, – вроде храбрый парень, бандитов американских мочил без всяких сомнений, а тут… даже в рощу не хотел ехать, не говорю уж про мавзолей.

– Что-то чувствует, – пожал плечами командир, – у тебя разве не было никогда такого чувства, что нельзя идти вперед, что следующий шаг может стать последним, или что за поворотом ждет что-то ужасное?

– Было, – признался Анатолий, – так может ну ее, эту обзорную экскурсию, действительно ведь в могилу сунулись.

– А мы вниз не пойдем, не будем нарушать покой мертвых, – полковник показал на тяжелую резную дверь, ведущую в подвальное помещение, – у меня ведь тоже иногда чуйка просыпается (позади кашлянул возмущенно профессор: «Что значит иногда?!»); вот она сейчас и зовет вперед и вверх.

Широкая лестница между тем вела по спирали вверх, и с каждым ярусом в удивительно прозрачные стекла все дальше расступалась картина окружающего мира. Вот взоры разведчиков достигли вершин деревьев, усыпанных раскрывшимися шишками; вот уже и край плато виден – в бинокль можно было, наверное, разглядеть и форт, и людское мельтешение вокруг него. Но командир спешил наверх, и за ним не отставали товарищи, уже уверенные в том, что впереди их ждет что-то необычное.

Под самую крышу высокого шатра хода не было, так что люди столпились на небольшой площадке, которой закончилась лестница. Окон здесь было восемь – по два на каждую сторону света; разведчики и расположились попарно, по семейному. Только профессор задумался, не зная, какое из двух окон, доставшихся ему одному, занять.

– Какая разница, – весело подумал тракторист, наблюдая за его метаньями, – все равно самое интересное будет за тем окном, что занял командир.

Соседнее оккупировала Оксана с «Бенелли», ствол которого удобно расположился на подоконнике. Да – створки окон очень легко, без скрипа, отворились, и площадку заполнил свежий воздух. Кудрявцева первой и вскрикнула: «Смотрите!», и Никитин первый подскочил к ней, чуть не столкнувшись с Бэйлой. Так, обнявшись, они и уставились в окно, через которое наружу грозно торчали уже два винтовочных ствола. Анатолий напряг зрение, потом все таки достал свой бинокль, навел резкость, и… опять, как обычно, стал лихорадочно подбирать аналогию той удивительной картине, что разворачивалась на горизонте.

Далеко-далеко, на краю видимого пространства, за территорией громадных змей, да пожалуй, и за обиталищем саблезубых кошек, раскручивалась спираль темного вихря. Это было похоже на американский торнадо, а точнее… – да, на ту самую смертоносную воронку, что грозила снести с лица земли Москву в фильме «Темный дозор». По крайней мере даже до Анатолия, не обладающего значительными экстрасенсорными способностями, донесло эманации смерти от этого темного спирального сгустка.

– Ожидание смерти, – словно поправила его Оксана, простонав эти слова, – они сейчас собираются вместе, чтобы умереть.

– Кто они? – нетерпеливо выкрикнул за спиной Анатолия Марио.

– Осы, – так же громко ответили ему Оксана с Бэйлой, и непонятно было, кто из них добавил в этот выкрик больше боли, а кто – торжества.

А маховик смерти раскручивался все шире и выше, и непонятно было, на сколько хватит особей-убийц – только на свой ареал, или на соседние территории тоже; и что будет с теми существами, кого затронет край этого живого вихря. Но вот зоркий глаз тракториста отметил, что верхний, самый широкий край воронки дрогнул, словно коснувшись чего-то запретного. В тот же миг неслышимый ухом, но раздирающий внутренний мир людей крик мириадов насекомых взорвался последним, самым оглушительным воплем – так что люди отшатнулись от окон и пропустили тот самый момент, когда темная воронка замерла на лету и начала осыпаться. Осыпаться не прямо вниз – это Никитин уже видел – а словно втягиваясь подобно злому джинну (еще одна аналогия) в горлышко огромной бутылки.

– И эту бутылку, – понял тракторист, – надо будет запечатать как можно скорее, вместе со всем содержимым…

– А лучше, – продолжила его мысль Оксана так непринужденно, словно Анатолий говорил вслух, – все там сжечь. Больше никакого биологического оружия. Мы лучше старым дедовским способом.

Кудрявцева ласково похлопала ладонью по теплому прикладу «Бенелли» и рассмеялась…