Текст книги "Избранное. Том 3. Вехи творческого пути."

Обещание новых ветвей

Моя поэзия, в том виде, как я даю ее людям, есть результат моего доброго поведения в отношении памяти моей матери и других хороших русских людей.

М. М. Пришвин

Одна из лучших поэм В. Макеева начинается такими запевными строчками:

 
Как на малой речке на Панèке,
На ее пологом берегу,
Где воды серебряные нити
Окаймляют красную кугу…
 

Поэтическое творчество нашего земляка, как и все живое, растущее, поднялось, начало плодоносить, далеко ушло от своих истоков, но не утратило первородной связи с ними. И в нынешнем лирическом «половодье чувств» его поэзии жизнестойки и определяющи серебряные нити родниковых истоков. А открытие Василия Макеева как поэта состоялось более трех десятков лет назад на семинаре молодых литераторов области. Тогда он был еще учеником 11-го класса Новоаннинской средней школы. Родился и рос он в хуторе Клейменовском Новоаннинского района. Отчая земля, казачий край, песни, частушки, сказы, сочный язык и народный говор, жизнь и сельский труд земляков определили грани его поэтического таланта, главенствующее содержание творчества. Потянулся к нему хуторской паренек в раннем возрасте. Из сердца, из души, как птенцы в теплых гнездах, начали проклевываться жаждущие жизни, песенной ладности строки. «Какие открылись слова!» – выдохнет Макеев в одном из стихотворений о детстве, отрочестве.

Уклад сельской жизни, крестьянской основы душа, ее лирическая сила определила и поэтических учителей В. Макеева. Не он их выбирал, они вошли в его жизнь в раннем детстве, естественно, со светом новизны, как вплывает в весеннее тепло земля, усыпанная первоцветами. Любимые сызмальства поэты – Н. Некрасов, А. Кольцов, И. Никитин. По-особому легла на душу паренька из сельской глубинки «золотая словесная груда» С. Есенина. Иначе и быть не могло, потому что В. Макеев шел к ясности, образности и певучести поэтического слова есенинским путем – в родстве с природой, с народным видением ее, с языком, песнями сельчан.

Еще в школьные годы прошел у В. Макеева период начального поэтического ученичества. Сколько переплавилось в его тигле литературных манер, особенностей, «поэтических глыб»! Сколько было и прочтено, и творчески осмыслено! И это все не растворило его поэтическое начало, не подвергло губительному подражательству, а способствовало становлению собственного голоса. В. Макеев интуитивно следовал принципу, выраженному А. Т. Твардовским: «Найти в самом себе себя и не терять из виду…».

Когда Василий Макеев был еще школьником, отдельные его стихотворения публиковались в газете «Молодой ленинец». А потом, накануне семинара молодых литераторов, была опубликована в этой газете целая страница его стихов с добрым напутствием поэта Ю. Окунева. Помню, как мы, студенты пединститута, рвали друг у друга из рук тот номер «Молодого ленинца» и взахлеб декламировали удивительно образные, певучие стихи В. Макеева. Многие стихотворения с тех пор помню наизусть.

 
…С клубничным, березовым, пасечным
Родниться навеки хочу.
На мир рабочий и праздничный
Гляжу через солнечный чуб.
И снится в отчаянных всполохах
Которую ночь мне уже,
Что я лопоухим подсолнухом
За солнцем иду по меже.
 

Тогда же, в 1966 году, и вышла первая поэтическая книга В. Макеева «Небо на плечах». И открывалась она поклонным словом своему главному учителю стихотворением «Песня Есенину». И, учась у С. Есенина образному выражению чувств, мыслей, лирической дерзости, В. Макеев в силу таланта и поэтической работы души не остался под размашистым крылом великого учителя. Отыскивая свой поэтический образ Отчизны и выражая движение души, сроднившейся со временем, он обрел самостоятельность, нашел свою тропинку к людским сердцам. Вспоминается Василий, читающий стихи своей первой книжки приглушенным, неторопливым голосом. Но как были звонки искренние, западающие в сердце строки:

 
…А придется с жизнью распроститься,
Пусть тогда в полуночную грусть
Не звездой падучей, а зарницей
Я вполнеба людям улыбнусь…
 
 
…В природе я люблю везучесть,
Когда на жесткую жару
Выдаивает небо тучу
И дождик бьет, как по ведру!..
 
 
…Витать мечтой возвышенно, далеко,
Идти за ней сквозь голубой содом.
А можно просто – взять ее за локоть
И сердце положить ей на ладонь!
 

В самом начале творческого пути В. Макеев услышал ободряющие слова от поэтов Ф. Сухова, Ю. Окунева, А. Корнеева, М. Агашиной. Добрые напутствия высказали и другие поэты. Многие, слушавшие и читавшие стихи В. Макеева, были единодушны в одном, что предельно точно выразил М. Луконин: «Василий Макеев принадлежит поэзии, а поэзия принадлежит ему». Известный поэт добавил еще: «Природное чувство слова, эмоциональность, душевная щедрость, чуткость, красочность, острое поэтическое зрение – его сила… Не буду пророчествовать – предрекать, но если у Василия Макеева настоящий характер, если он не засуетится от первых испытаний успехом, то в недалеком будущем мы будем хорошо слышать его в нашей поэзии и узнавать по голосу». И время подтвердило верность луконинского слова о творческом пути нашего земляка. По первому сборнику его успели запомнить читатели и ждали новых встреч. И их надежды оправдались: выходили книги «Околица», «Поклон», «Сенозорник», «Пора медосбора», «Под казачьим солнышком…». И, что радовало читателей, муза В. Макеева, становясь зрелее, не утрачивала первоначальной свежести восприятия природы, жизни, любви «ко всему живому на земле». Пейзажные зарисовки у него событийно-психологичны, в них передаются искренние чувства человека, неразлучимого с землей, с отчиной, глубинные силы которых питают вдохновение поэта. Колыбель и обитель его поэтического дара – природа.

 
…Знать, зима бока не отлежала,
Коль поют плетни звончей металла.
От мороза, от ночного жара
У колодца губы обметало…
 
 
…Сады по-вдовьему озяблые,
В канавах мокнет лебеда.
На облетевшей черной яблоне
Картуз сорочьего гнезда…
 
 
…Гулящая осень обила пороги
И красной листвой наследила вокруг.
Еще на болоте ей белые ноги
Глубоко порезал отпетый лещуг…
 

Органично, проникновенно звучит в его поэзии тема нелегкого, но всегда жизненно необходимого сельского труда.

 
…За сеном!
За сеном!
Полянным и сочным.
Там землю не взрыл
                 торопливый распах.
 
 
За солнцем,
За криком,
За смехом сорочьим,
За бисером пота
                     на красных плечах…
 

И в стихах о любви природа не статична, не бесстрастна:

 
…Плакучий лист —
Мой брат по крови,
Что вербой ронится в тиши…
Обил я осенью пороги
Одной придирчивой души.
 

Стих В. Макеева, мягкий, напевный, с годами обогатился умело используемой разговорной речью, интонационным и ритмическим разнообразием. В связи с этим вспоминаются слова А. М. Горького: «Существует вершина – чистый и гибкий русский язык. Обогащение его за счет местных слов требует строгого отбора и большого вкуса». Именно эти качества свойственны творчеству В. Макеева. Его поэтическое мастерство естественно, как бы разлито и в форме, и в содержании стихов. Формальные изыски чужды поэтике нашего земляка так же, как и риторика, декларативность.

Лучшие традиции русской поэзии приводят его к выражению народной памяти, углубляют творческие задачи поэта. Это ярко проявилось в поэме «Поклон», в которой есть элементы поэтического исследования процесса социальной ломки жизни в казачьем краю. Народная историческая память о военном лихолетье светится и в других произведениях поэта, в частности, в одном из лучших стихотворений сборника «Хлеб да соль» – в «Балладе о яблоке». Память (по Далю) – это «способность помнить, не забывать прошлого: свойство души хранить сознание о былом, разумное понимание узнанного, усвоение себе навсегда духовных и нравственных истин». Эта память прорастает сквозь время, поколения, проходит через сердце поэта. Поэтому постоянна приверженность В. Макеева к селу. Деревня с ее вечными заботами о земле, с ее тружениками живет в его поэзии.

 
…Все же не только для виду
И не за модную блажь,
Может, кому-то в обиду
Сельщину эту не дашь.
 

Хороший подарок любителям поэзии подготовила областная писательская организация и Комитет по печати и информации администрации области: издан замечательный сборник стихов В. Макеева «Чистые четверги». Это самое полное издание его стихотворений и поэм. В него вошли и новые стихи В. Макеева. В каждую его новую книгу входишь, как в добротно, ладно, венец к венцу сложенную избу. С радостью узнаешь знакомое, родное, с особым интересом вглядываешься в то, что отмечено светящейся новизной. Здесь пахнет травами донской стороны, веют полынные ветры, поют ступени отчего крыльца…

Пятидесятилетие – строгий, требовательный возраст для обычного человека, а тем более – для поэта. Сельчане не зря говорят: «Предосенняя зябь – самая урожайная». В творческой жизни поэта – пора глубокой, плодоносной пахоты. Жизнетворна и крепка корневая система поэзии В. Макеева. Древо ее естественно цельностью, нет на нем пересортицы, привитых чужеродных и несуразных веток, и это обещает новые радующие встречи с его «красным да песенным словом». И в заключение хочется сказать стихотворными строчками, посвященными В. Макееву:

 
Душу – настежь!
              Прислушайся малость:
Молодильная сила земли
В новой песне его разгулялась,
Разбудила в степи ковыли.
Распахни-ка страницы, как ставни:
Плес Фетисов тебя опахнет.
Летник-лес не спеша облетает
Иль чабрец духовито цветет…
За окном цвет садов, белоночье.
Песня светится, видишь ясней:
Что ни строчка – набухшая почка,
Обещание новых ветвей!
 

Виктор ПАРШИН

Знамя (г. Ленинск) 19 марта 1998

«Не обнищало песенное братство…»

Одна моя знакомая, впервые увидевшая Макеева, пришла в полный восторг. «Он как солнышко!» – воскликнула она и показала взглядом на его голову.

Я рассмеялся, а потом подумал, что знакомая права: он и впрямь как солнышко. И дело не в «голом черепе», которым так приятно иногда пускать зайчики, в чем сам Макеев шутливо признается в одном из своих стихотворений, дело в другом. В том, что он действительно излучает свет.

Светятся его стихи, светится он сам – добродушно лукавый и с непременной улыбкой на устах – то горькой, то радостной, но улыбкой.

Этот свет и притягивает к нему людей – всех без исключения: и старых, и малых, и плохих, и хороших.

С точки зрения энергетики, поэт – всегда донор. Для Василия Макеева это особенно свойственно. Сам был свидетелем того, как на поэтических вечерах мгновенно теплел зал, когда он начинал читать стихи.

Сам видел, как при одном только появлении его утихомиривались готовые было поругаться братья-писатели и как улыбались ему на улице идущие навстречу прохожие.

Бывает, конечно, что и на солнышко находят тучи, но тучи быстро рассеиваются, и Макеев опять становится прежним – улыбчивым, щедрым и благосклонным к судьбе.

А судьба к нему тоже благоволила. Уже в семнадцать лет он издал первую свою книжку «Небо на плечах», которая стала откровением для многих именитых поэтов. Тетрадку с его стихами из Новоаннинского района (Макеев родился и вырос в хуторе Клейменовском) привез, кажется, Федор Сухов. Маргарита Агашина и Юрий Окунев зачитывались ею чуть ли не всю ночь – читали, восторгались и радовались.

Радовался и Михаил Луконин, написавший в предисловии к «Небу на плечах» следующее: «…Макеев принадлежит поэзии, а поэзия принадлежит ему. Природное чувство слова, эмоциональность, душевная щедрость, чуткость, красочность, острое поэтическое зрение – его сила.

Поэзия его совсем молода, она застенчива и первозданна, мудра и глубока, в ее юном сердце клокочет большая любовь к родной земле и к родным людям. Это поэзия с широко открытыми глазами».

Потом был Литературный институт, публикации во всех толстых журналах, новые книги («Околица», «Поклон», «Пора медосбора», «Сенозорник», «Под казачьим солнышком», «Хлеб да соль», «Чистые четверги»), были и огонь, и вода, и медные трубы, но все же качества, которые перечислил в предисловии к его первой книге Луконин, остались. И мудрость осталась, и застенчивость осталась, и широко раскрытые глаза не стали смотреть вприщур.

И даже отношение к поэзии, которая, по мнению Василия Макеева, должна нести доброту и радость, и вообще взаимоотношения между поэзией и жизнью тоже остались прежними. Такими, как он сформулировал их в стихотворении «Ода песне»:

 
Нет, я не слаб, унынье – святотатство,
Не обнищало песенное братство,
А песня есть веселое богатство,
И, если можно песнею остаться,
Я не умру, пока не рассвело.
Чтоб ржавых лжей рассыпалась полова,
Чтоб не гнушались нашего былого,
Чтоб встала совесть свято и сурово,
Чтоб хоть одно единственное слово
Мое в народной памяти жило.
 

А что касается земли родной, то за излишнюю любовь к ней Василию Макееву не раз доставалось от критиков. Один из них как-то легкомысленно сравнил его с привязанным к колышку теленком: ходит, дескать, по веревке вокруг этого колышка по кругу, щиплет травку, а что за пределами этого круга – и видеть не хочет.

Макеев не обиделся, а наоборот, воспринял это как комплимент. И впрямь: что увидишь-то за пределами? То же самое, только уже не свое, родное, а чужое, заемное.

Опять же, один всю вселенную истопчет, чтобы хоть одну звездочку отыскать, да так и не отыщет, а для другого эта вселенная со всеми своими звездами в речке Панèке отражается. А то и просто мерцает на пуховом платке. Как вот в этом, например, стихотворении:

 
Не верю ни в чох, ни в жох,
А что-то в душе скулит.
Венчальный такой снежок
Кому-то любовь сулит.
 
 
Он сеется – невесом,
Похрустывая едва,
Сиреневый, словно сон,
На темные дерева.
 
 
Крещенское волшебство —
Щекочущий снег в руке.
Я скоро пришлю его
Мерцать на твоем платке.
 
 
А ты в толчее деньской,
Печали сведя со рта,
Вдали повторяй со мной:
Великая лепота!
 

Да и круг свой Макеев еще далеко не весь обошел. Несколько лет молчавший, он прошлым летом написал целую книгу стихов (надеюсь, читатели скоро ее увидят) – стихов удивительных, горьковато мудрых и безоглядно восторженных, стихов с широко открытыми глазами. Стихов, подтверждающих, что песенное братство не обнищало и что поэт по-прежнему способен держать небо на плечах. Мне кажется, лучшего подарка к своему пятидесятилетию Макеев и сам не мог себе пожелать.

А что до одного-единственного слова в памяти народной – останется. И далеко не одно.

Готовя эти юбилейные заметки, я полюбопытствовал у хорошо знающих Василия Макеева людей, как они к нему относятся. Маргарита Константиновна Агашина сказала, что, не будь Макеева, ей наверняка жилось бы чуточку тяжелее. Валентин Васильевич Леднев отметил, что Макеев крепко стоит на земле и именно поэтому его поэзия ясная, глубокая и жизнелюбивая. А Владислав Коваль со свойственной ему непосредственностью воскликнул: «Да люблю я Макеева, и все тут!».

Что касается меня…

Когда мне особенно плохо, я иду к Макееву. Когда мне особенно хорошо, я тоже иду к Макееву. Или, если нет возможности встретиться, читаю его стихи.

Этим, кажется, все сказано.

Сергей ВАСИЛЬЕВ

Вечерний Волгоград 27 марта 1998

Солнцем полна голова

Не мой заголовок – позаимствовал у Ива Монтана, знаменитого французского киноартиста и шансонье, – помните, в шестидесятые годы, когда он приезжал в СССР, вышла на русском его книга под таким названием?!. Но кто обвинит меня в плагиате? Дело-то не в оригинальности, а в сути! Просто лучше не придумаешь. Да и сам юбиляр, Василий Макеев, признается в стихотворении, посвященном Есенину, – «солнышко ношу на голове»…

Откуда и как я в своем далеке-предалеке, за многие тысячи километров (впрочем, нынче расстояния определяются совсем не верстами: от Волгограда, скажем, до Новосибирска или тем более Владивостока куда дальше, чем до Израиля, в котором живу; отдаленность и далекость в том, что мир совсем другой, привычки, поступки – все-все!) – так откуда я знаю и помню, что 29 марта нынешнего года Василию Макееву исполняется пятьдесят лет?!. Знать, правда, немудрено: достаточно заглянуть в предисловие макеев-ских книг или прочитать литературно-критические статьи, а вот помнить… Для этого надо, наверное, любить и автора, и его стихи.

Я не рискну писать о поэзии Макеева, все равно не скажу лучше Михаила Луконина: «Макеев принадлежит поэзии, а поэзия принадлежит ему…». И не сумею проникновенней, чем Маргарита Агашина: «Пусть – талант! Но откуда столько души, доброты, печали и этой благородной любви?..». Потому еще не стану писать, что всякий критический разбор стихов только убивает поэзию – по моему глубокому убеждению и при всем уважении к авторам подобных «разбирательных» статей,– и тут уж никто не виноват и ничего не поделаешь: так устроено поэтическое слово, что всякая проза претит ему и сушит его; получается нечто вроде «…не претендует на роль сусально-безгрешного «маяка», являющегося поучительным жизненным примером уже по самой своей безгрешности…» – уф! – без бутылки не разберешься… Попытаюсь лучше рассказать о Макееве-человеке, Макееве-товарище.

У нас большая разница в возрасте – ему пятьдесят, мне семьдесят шестой (тоже «уф!», а?!). Но тем не менее мы часто встречались, много и обо всем говорили. В нашем уютном помещении Союза писателей… за преферансовым столиком в подвале писательского дома, где Вася любил смотреть игру и со знанием оценивать… за биллиардом… в соседней «стекляшке» часами или «по-быстрому» – в зависимости от наличности… в книжном издательстве… по дороге в редакцию… в писательских поездках в Кабардино-Балкарию, в Саратов.

О чем только ни говорили! Нет, не специально, а неожиданно, по ходу дела… И всегда меня удивляли его глубокие, широкие познания. Ну ладно поэзия: сам Бог велел, иначе какой же ты поэт! Но ведь и вообще литературу, писателей разных времен, историю хорошо знал… Деревенский же мальчишка!.. Ну, учился в Москве – это много дает и многого стоит!.. Но сколько их, проскочивших столицу и ничего не отложивших ни в голове, ни в душе!.. Но, пожалуй, больше всего меня поражала его открытость, доброта, расположенность к людям – одним словом, то, что называется СОЛНЕЧНОСТЬ. Не припомню Макеева хмурым, раздраженным, злым, недовольным. Видел всего лишь несколько раз огорченным – он тогда не смотрел в глаза, выталкивал слова, отвернув лицо, словно ему очень стыдно за поступок другого – или без всякого «словно»?.. так и было?..

У казака Макеева есть удивительный дар – одинаково хорошо, доброжелательно относиться к любому человеку, какой бы он ни был национальности,– вот и говори после этого плохо о казаках, вали кулем,– так же, кстати, как о евреях, «лицах кавказской национальности», других. Если бы в этом смысле нужен был пример человека будущего, того самого светлого коммунизма, который закопали и глубоко закопали, то я бы непременно и в первую очередь назвал Василия Макеева – вот уж кто может ужиться со всеми – лишь бы Человек с большой буквы! – любой крови!.. Я часто думаю об этом, перелистывая книги Василия Макеева, которые он надписал мне: «Иосифу Гуммеру! От главного любителя и любимца сынов Израиля, с казачьим обниманием. Твой В. Макеев»; «Иосифу Гуммеру большой привет и поклон из нашего далеко не прекрасного далека, где его помнят»…

Как я жалею, что не получилась наша встреча на древней-предревней земле Израиля, когда он, его Таня Брыксина и Володя Овчинцев приехали сюда в составе какой-то делегации! Так хотелось показать страну, где теперь живу! И вообще гостеприимно принять дорогих товарищей! Подарки заготовленные вручить! А Васе Макееву – пишущую машинку… Теперь вот никак не могу ее переправить, не с кем. А хорошо бы к такому юбилею! Иль пока выберусь, вообще не нужна будет? – компьютеры, компьютеры…

Побольше бы таких Макеевых – смотришь, и мир бы стал другим – чище, лучше, добрее!

Так что тебе пожелать, друг, в твои полвека? Талант? – он у тебя есть и – верю! – не иссякнет… Хороших стихов? – они есть и будут… Здоровья? – пожалуй, оно никому не помешает, но я верю в твои крестьянские корни, твою широкую крестьянскую кость… Такой же неиссякаемой доброты, любви к людям, сердечности и открытости? – пожалуй…

А лучше всего скажу тебе здешними словами – ДО СТА ДВАДЦАТИ!

И строчками из стихотворения, которое ты мне посвятил в мой недавний приезд в Волгоград:

 
Люблю встречать гостей, нежданных – особливо,
И разом попадать в водоворот страстей,
Потворствовать сплеча, сочувствовать красиво,
Руками разводить от странных новостей…
Люблю встречать гостей с конца и края света,
Чем глубже за полночь, тем лучше и простей.
Потом они уйдут с приветом без ответа
И снова пропадут в спиралях скоростей.
Люблю встречать гостей!
 

Я прошу у тебя прощения за большой пропуск в стихах, но речь ведь сейчас не обо мне, а о тебе. О вас, друзья!

Вот и приезжайте! Жду!

Иосиф ГУММЕР

(Израиль, г. Ашкелон) Вечерний Волгоград 27 марта 1998