Текст книги "Котел"

41

Февральская погода в Киеве кардинально изменилась по сравнению с январем. Это создавало более благоприятные условия для майдановцев. В хорошо оборудованных палатках было тепло, светло и уютно. Бандиты заняли несколько многоэтажных зданий, где были уютные кабинеты, душевые, а кровати, матрасы и одеяла быстро скупили в близлежащих магазинах. Появилась возможность создавать логова для проституток, и для тех, кто просто приехал подзаработать. Двести гривен в день, где такое найдешь? Теперь майдан как бы разделился на несколько частей. Стрелки, уборщицы, грузчики, каменщики жили в палатках, командиры отделений, взводов, отрядов, полков – в занятых зданиях киевской мэрии, в здании центральной почты и нескольких министерских зданиях.

Медицинское обслуживание было великолепным. На содержание революционеров уходил один миллион гривен, где-то сто двадцать тысяч долларов в день. Но это так по отчетам. На деле гораздо больше. Клубничка оплачивалась отдельно. Была сыграна одна или две свадьбы. Революционеры, большинство у которых были в Галичине жены и дети, посылали по две-три тысячи домой ежемесячно.

Никто из революционеров не был заинтересован в заключении мира между властью и протестующими, а так называемый Правый сектор вообще заявил:

– Мы здесь надолго и никто из нас расходиться не собирается. По договоренности с нашими заокеанскими друзьями мы будем в Киеве и в других городах вечно, пока не победит наша бандеровская идея. Дядя Сэм сделал на нас ставку, поскольку у нас своя идеология. Мы должны завоевать Москву, восстановить древнюю Русь со столицей Киев, а москалей…стереть с лица земли.

Видно было, что Яруш и Музычко становятся королями Майдана, но пока открыто об этом не заявляют. Они проявляют только самостийность. Они не воспринимают Яйценюха, Клочка, а к Тягнивяму относятся снисходительно.

Вскоре майданутые заметили, что Правый сектор дерется лучше, имеет на вооружение новую технику, у них у первых появились скорострельные винтовки, эффективнее коктейлей Молотова. У них своя кухня. У каждого бойца пачка американских долларов, более дорогие палатки, они не так загружены, сюда прямо в палатку поступают проститутки, а в той палатке, где ночует Музычко, дамы так орут от удовольствия, словно им туда суют нож с двусторонним лезвием. Значит Музычко гигант не только внешне, но и в половом вопросе ему нет равных.

Яруш ведет себя более скромно, он все сидит у железного ящика, периодически открывает его и снова закрывает, оглядывая одним глазом пачки стодолларовых бумажек. Иногда он выпускает пар из штанов. Это он называет канонадой. В это время любой боец может заглянуть за перегородку и сделать глубокий вдох, чтоб насладиться ароматом.

Бойцы других подразделений, даже и тех, кто занял роскошную гостиницу и почивает в роскошных кроватях, все хотят сделать так, как у главнокомандующего Яруша: шоб остаться тут не только на весну, но и на все лето.

Где еще найдешь такую жизнь? Эх, молодцы американцы, не пожалели денег. Пять мульярдов, это тебе не хрен собачий. На эти мульярды можно устроить житуху в таких масштабах, как на Майдане.

Словом, и те и другие блаженствовали. Никто, правда, не знал и не мог знать, что проявляют торопливость только заокеанские хозяева. Ведь тратится миллион ежедневно на содержание тех, кто в шлемах. Пять миллиардов это большая сумма, но ведь кроме Майдана надо содержать и Наливай-Разливайченко и ему подобных, платить за транспорт, медицинское обслуживание по американским меркам. Не зря же майданутых лечат, кормят, а бойцов «Беркута» никто не лечит, никто не кормит, а Янукович бесконечно ведет переговоры в кабинете и дальше носа ничего не видит.

За ускорение смены власти в Киеве отвечает Нудельман, а у нее что-то не все гладко. А может российская разведка? Не зря же ее телефонный разговор с этим худосочным Пайеттом не только прослушали и записали, но и обратили в видео, чтоб никто не посмел сказать, что это не она, Виктория Нудельман и Пейта.

Чтобы хоть на время избавиться от нервозного состояния, она схватила за руку это страшилище Пайетта и потащила в баню, где они оба в костюме Адама и Евы принимали то горячий, то холодный душ. Но и тут…Пейта не проснулся, как мужчина, и опять же она, бедная, потерпела фиаско.

Тогда пришла единственная спасительная надежда обратиться к польскому агенту Квасневскому. Квасневский не спал трое суток: ждал звонка Нудельман.

– Ты, пшек, старый-молодой козел, звони Муркель и во Францию, забыла уж, как зовут этого осла, но все равно скажи им, пусть отправляют своих министров иностранных дел в Киев. А сам отправь своего Сикорского. Мне они во как нужны. Я передаю тебе приказ Барака. Понял? То-то же! Американцы всегда ясно говорят.

– Дзянкуе бардзо, бардзо дзянкуе, – лепетал Квасневский, целуя заплеванный микрофон.

Звонки трезвонили сначала в Берлине, потом в Париже. Президенты этих стран без каких-либо вопросов вызвали своих министров и велели им собирать чемоданы, чтобы незамедлительно отправиться в бурлящий, такой знакомый и так надоевший Киев. Министру иностранных дел Польши Сикорскому пришлось добираться до Берлина на перекладных, чтобы в качестве нежеланного гостя сесть на самолет Штанмайера, белоголового, высокого человека с маленькими злыми глазами, потому что Польша не могла пойти на такие расходы. Она не могла выделить специальный самолет для одного человека в Киев по команде Нудельман. Сикорский все рылся в словаре, подыскивал слова, все хотел произнести краткую речь на немецком языке, но связать слова в предложение никак не получалось.

Два самолета с тремя дипломатами прилетели в Киев уже в восемь вечера. Два часа ушло на встречу с почетной дамой Викторией Нудельман. Была четкая инструкция, что и как надо делать, но вести запись речи Нудельман категорически воспрещалось. Министра иностранных дел Польши Сикорского подвел зевок. Он тут же решил себя наказать, пытался укусить себя за локоть. Не выходило. И попросить кого-то тоже не получалось, он не знал ни одного языка, кроме польского и немного русского. Француз подошел и дал ему в солнечное сплетение.

– Дзянкуе бардзо, – произнес поляк и окончательно проснулся.

У двух министров иностранных дел Франции и Германии были свои переводчики, а у Сикорского никого не было, кроме энтузиазма. Когда Нудельман спросила:

– Пан Синькорский, как у вас с английским?

Пан Синькорский встал и намеревался выйти, он понял, что его удаляют.

– Садитесь, садитесь. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Окей, зер гут и пошла ты на задница, – ответил посол сразу на трех языках.

– Тогда садитесь и слушайте. Как вы знаете, мы вложили, мы, то есть Америка, крупную сумму в Украинскую революцию и видим, что повстанцам жизнь на Майдане нравится. Украина голодная, работы нет, а на Майдане платят от двадцати до пятидесяти долларов в день. Казна у такой великой и богатой страны, как Америка, тоже не бездонна. Нам нужно кончать с революцией в Киеве, а это значит, надо убрать Януковича, лишить его поста президента и водрузить на престол Яйценюха. Для этого завтра или послезавтра с десяти утра вы – три министра европейских государств и три руководителя оппозиционных партий – Яйценюх, Клочка, Тянивяму, вместе с президентом должны добиться и подписать соглашение о перемирии. Президент соглашается на досрочные выборы, на возврат к старой конституции, когда у него будет мало полномочий и все полномочия перейдут к Верховной Раде, а значит, вся власть будет сосредоточена в руках Яйценюха, простите, премьера. Это с одной стороны. С другой стороны. Президент Януковтч выводит все войска, распускает «Беркут», разоружает «Беркут», а оппозиция в лице Яйценюха, Клочка и Тянивяму обязуется разоружить своих последователей и зачистить Майдан. Есть ли вопросы?

Яйценюх поднял обе руки.

– А если мы подпишем и не выполним свои обязательства?

– Это дело вашей совести, – сказала Нудельман и моргнула Яйценюху.

– У революции нет совести.

– В какой-то степени так думает и Барак.

– Тогда мы подписываем, – сказал Тянивяму.

– Это как-то нехорошо, – произнес Клочка на немецком. – Я хотел бы узнать мнение Штанмайера по этому вопросу. Штанмайер ответил уклончиво и неохотно.

– Я думаю и поступаю так, как думает мой босс Ангелина Муркель.

– А как она думает, хотелось бы знать.

– Как думает Барак.

– Как думает посол Франции?

– Как думает президент, – сказал посол.

– А как думает президент Франции?

– Как Барак…

– Странно, – произнес Клочка. – Мне кажется, я на партийном собрании в Москве.

– Америка думает, Барак думает: Януковитч распускает войска, распускает «Беркут», разоружает «Беркут», а оппозиция, как подсказывает революционная совесть. Благодарю вас, господа, – торжественно произнесла Нудельман. – Я доложу президенту США, что две великие страны вместе с нами и против Москвы.

Оскорбленный таким поведением Нудельман, она ни разу не вспомнила Польшу, Сикорский встал, топнул ногой и громко произнес: – Варшава и Москва – нет. Варшава Москва – плохо. Прошу занести мои слова в протокол.

– Ладно, Синькорский. США не забудет твоей преданности. До того, как ты стал послом, квартал, в котором я живу, всегда был чист. Ты работал дворником и очень старался. Сколько ты зарабатывал, ну-ка вспомни.

– Восемнадцать тысяч в году.

– А сейчас в качестве посла, сколько тебе Туск платит?

– Один тысяч доллар в месяц.

– Вот видишь, Синькорский! А, может, вернешься в Америку. Лучший участок – твой, я об этом позабочусь.

– Я должен думать.

– Думай, но только головой, потому что поляки всегда думают задницей. А теперь, господа, у нас меняется график работы. Послы Польши, Франции и Германии отправятся в нашу гостиницу, Пайетт вас всех троих ждет. Хорошо отоспитесь. Завтра в десять утра расширенное заседание комиссии по урегулированию конфликта в Киеве.

– А куда нам? – спросил Яйценюх, сверкая красными глазами.

– Вы – сидеть, – приказала Нудельман и нажала на потайную кнопку в телефоне.

Как только послы ушли почивать, в совещательной комнате появились Вальцманенко, американский шпион Наливай – Разливайченко, комендант Майдана Паруубий и великий человек Коломойша – родственник Яйценюха и Вальцманенко.

Все били поклоны даме Нудельман, а Вальцманенко хотел поцеловать колено Нудельман, но она выставила башмак. После десятиминутной работы башмаки сверкали.

– Господа, – сказала Нудельман, – завтра вы должны активизироваться. Собрать всех боевиков, весь народ из Галичины и идти войной на Януковича. Завтра он должен подписать важную бумагу, по которой власть будет в наших руках.

– Поздно уже, – взмолился Яйценюх, – у меня глаза закрываются.

– Революция глаза не должна закрывать. Ты, Яйценюх, не брыкайся, иначе не быть тебе главой.

– Госпожа Нудельман, не буду, не буду, клянусь. Это так, романтика. Хотите, я тут всех вырежу во имя украинской революции.

– Резать не будем, это ваши соратники. А организовать, организовать массы, это есть задача номер один. Есть проблемы?

– Янукович приказал не пускать транспорт в Киев со стороны запада, – как быть? – спросил Вальцманенко.

– С запада в Киев всех пропускать. Организовать Народное вече. Янукович увидит – задрожит, а мы, подав бумагу, скажем: подписывай, эта бумага спасет тебе жизнь. Вот так надо говорить и не сметь стесняться, или паниковать, как говорят в России. Ты, бандер, Тянияма! Иди на Майдан. Готовь коктейли Молотова. Вы тройка бандер! Пошлите бандеровцев в каждый город, особенно на юг, восток, в Крым. Организуйте демонстрации, выступайте, если надо, бейте по головам арматурой, жгите дома, занимайте госучреждения. Не жалейте сил, не будте трусами…

– Нам всю ночь работать? – спросил Тянивяму. – Э, так не годится.

– Революционер не должен задавать такие вопросы. Хочешь пирожок кушать, умей себя организовать. Оружие раздать всем. Представителей власти бить, членить, жечь.

– Янукович может вызвать войска.

– Он больше ничего не сможет, особенно после подписания меморандума. Слава Украина!

– Слава Украине!

– Ура!

– Ура!

42

Простого обывателя поражала мобильность, собранность националистических групп трех западных областей под общим наименованием Галичина. Оказалось, что три области вот-вот поставят на колени весь многомиллионный народ. Что-то было у них от фашистов. Однако тот, кто погружен в глубины фашистской идеологии, хорошо знает, что она не умерла вместе со своим отцом фюрером. Янки присмотрелись к ней и положили ее на полки истории до поры до времени. Ведь то, что буквально на следующий день к вечеру бойцы Степана Бандеры были в Одессе, Николаеве, Днепропетровске, Запорожье, на Донбассе просто поражало воображение. Самолетами что ли? Или у них выросли крылья? Или они уже там сидели? И подняли дубинки, арматуру, достали коктейли Молотова, запели песни, устраивали марши в сатанинском обличье. И народ дрогнул. Люди начали бояться их. Остерегались выйти на улицу. А те, что все же решились выйти, дрожа, поднимали руки вверх. Бандеровцы могли дать по голове битами, стальной арматурой, бросить коктейль Молотова.

А Барак потирал руки от удовольствия, сценарий сработал, операция была заранее спланирована, похоже, пять миллиардов долларов не пропадут даром. Рейтинг поднимется до недосягаемой высоты. И русские дрогнут. Это им за Сноудена.

Особенно буйствовали молодчики шестнадцати– семнадцати лет. Дать одному ремнем по попке и все разбегутся, рассеются, как мухи, когда в навоз бросишь соломинку. Но мужи Николаева, особенно Днепропетровска, попрятались по подвалам, да по туалетам, затаив дыхание и иногда умоляя своих жен приоткрыть занавес, заглянуть в окно, что там творится на улице. Не льются ли потоки крови?

Можно только диву даваться, как это 20–30 мальчишек покорили город с миллионным населением на Днепре. И вообще Днепропетровск, что Киев: моя хата с краю, я ничего не знаю. Вот, где бандеровцам раздолье. Чтоб никогда больше не возвращаться к прекрасному городу, где живут убогие души, следует сказать, что Днепропетровск полностью покорился Коломойше, продал свою гордость, свое мужское достоинство за копейки, стал половой тряпкой, о которую вытирают грязные башмаки бандеровцы.

Все, что западнее Киева, находилось в руках бандеровцев – жалкие души, безвольные мужи, израненные сердца, неосуществимая мечта жить в раю Евросоюза, тут можно было поставить одного бандеровца на село, на город, поселок, двоих на область, а остальных направить на восток громить русскоязычное население. И это преподносилось пропагандой как великое благо, как избавление от маскальского геноцида, хотя ни одного москаля там не было. Бандеровская Украина все еще жила на российские деньги, не платила за газ, взимала плату за пребывание Черноморского флота в Крыму, выпускала дурной запах в сторону старших братьев и веселила Запад. А Запад торжествовал. Получалась эдакая фантастическая искаженная идиллия попрания чести и совести, правды и благородства.

Возможно, мир был уже накануне гибели, а белая раса накануне вымирания, но белая раса, возможно в последний раз устроила шабаш ведьм. Могут ли историки в будущем отразить эти события в их реальном смысле, если все, что снималось для экранов телевидения – ложь, если все статьи западной прессы – бесстыдная ложь, если ораторы, начиная от американского президента, бесстыдно кривили душой, освещая происходящие события?

Как отнестись к той информации, когда парня, служившего в подразделении «Беркут» и попавшего в больницу с оторванной рукой или ногой, отказываются лечить и кормить, а бандита с таким же диагнозом врачи холят и лелеют, дежурят возле него круглые сутки и достают ему новейшие лекарства? Госпожа Нудельман, хуже самой поганой суки на земле, – что вы на это скажете? А вы уже говорили по этому поводу:

– Это есть все нормально.

– А ты, Барак? Совести у тебя нет, конечно, и никогда не было. Это ты затеял резню на свою потеху…, как ты относишься к тому, что врачи, дававшие клятву Гиппократа, стали продажными иудами?

Люди, которые близко столкнулись с этим новым Холокостом, уже стали другими. Всеобщая ложь в мировом масштабе так просто не проходит. Одно из двух. Либо те, кто считает себя сообразительными, ориентирующимися в сложном мире, сошли сума, либо неофашисты уже родились помешанными.

В этот роковой день до президента Януковича тоже доходили слухи о погромах на его родине в Донецке и в других районах Юго-востока. И это было запланировано Нудельман совместно с предателем Наливай – Разливайченко, американским шпионом, и послом Пайеттом.

Что-то дрогнуло у него внутри. А черт с ними, решил он. Пусть урезают мои полномочия. Дожить бы до выборов, а там народ скажет свое слово. И звонок, который раздался недавно, тоже был от Нудельман. Она объявила, что завтра в десять утра у него большое совещание.

– Я завтра занят, – осмелился произнести президент.

– Все планы отменить! Это приказ Вашингтона, а Вашингтон это не Москва или Бруссель, ты понял?

– Должен прийти представитель Китая, где я недавно гостил, – сказал президент независимой страны.

– Это Пекин? О, Пекин – большой село. Если я смогу договориться с министрами иностранных дел трех государств, то совещание будет послезавтра. Но не опаздывай!

Разговор закончился. Никакого представителя Китая у него сегодня не было. Просто он хотел в этот день как можно дольше побыть с собой наедине. В такие моменты человек вспоминает свою жизнь от начала до конца, она, его прошлая жизнь стелется перед ним широкой полосой и бежит с космической скоростью. И человек редко сожалеет, когда в этой полосе образуются ямы, ошибки прошлого, потому что ценны не падения и взлеты, а ценна сама полоса жизни. Она была, она не кончается, ее конец все еще не виден и…может быть конец этой полосы будет светлым и радостным, как воображаемый рай.

Он достал платок и вытер влажные глаза – результат того, что все так быстро пробежало. Ему уже за пятьдесят. Он хоть и достиг многого, стал президентом, сидит в золотом кресле, но это кресло у него хотят отобрать ничтожные людишки, с непредсказуемым поведением, дурным нравом. Они будут унижаться перед янки, следовательно, унижать страну, пытаться лизать сапоги и заглядывать в отверстие седалища и все ради власти. Но пусть берут, насыщаются. Люди все равно проклянут их, выкажут им свое презрение в будущем.

И янки…уйдут в небытие. И пусть уходят. Украина попала в плен к дяде Сэму и вместе с дядей Сэмом уйдет в небытие.

Раздавались звонки, но он не снимал трубку, он думал долго и напряженно, а потом устал, и ему захотелось прилечь, вытянуть ноги. Но тут прорвался Клюев и уселся напротив.

43

Украина долго наполнялась ненавистью к старшему брату, может с конца Второй мировой войны. Сначала это была горстка людей под названием бандеровцы. Слово бандеровец было ругательным словом. Если вы хотели оскорбить представителя Западной Украины, вам достаточно было назвать его бандеровцем.

После распада Советского Союза Украина обрела независимость, и бандеровцы стали расти как грибы. Галичина, бывшая польская территория, сплотилась в одном: в ненависти к русским. Первый президент Украины Кравчук быстро перекрасился: из бывшего партийного руководителя, секретаря ЦК Украины стал бандеровцем. Он расширил проблему украинского национализма, придал ей некий научный постулат, способствовал созданию политической организации под названием Рух, что значит «движение». Руховцы превратили ругательное выражение бандеровец в престижное слово, в некий национальный героизм. Теперь галичане открыто стали называть себя бандеровцами, и давали кулаком в зубы тому, кто говорил на денежную единицу рубль, а не карбованец.

Чувство ненависти не мешало украинским нацистам доить старшего брата, как дойную корову и даже когда молоко текло в морщинистую пасть, дояры продолжали посылать проклятия в адрес старшего брата москаля. Наивные политики России полагались на авось, называли украинцев братским народом, даже тогда, когда приходилось вытирать лицо от плевков младшего брата. Мало того, все ошибочно считали, что враждебно, в нацистском духе, смотрит на россиян лишь часть украинцев. Большая же часть – кровные братья. Дядя Сэм уловил это безошибочно и не пожалел бросить на путч пять миллиардов долларов.

Февраль выдался не таким морозным, Майдан был в разгаре. После ряда ошибок, допущенных президентом, представитель Госдепартамента Нудельман решила, что неплохо было бы форсировать события. Если раньше в кабинете президента гостей было меньше, то в феврале частота посещаемости и количество гостей, которые постепенно стали чувствовать себя хозяевами президентского кабинета, значительно увеличилось.

Теперь уже Нудельман приглашала занять кресла президентского кабинета, она требовала от Виктора Федоровича, чтобы в девять утра кабинет уже был открыт, а то что он приходит на работу к десяти, не так важно.

Вот и сейчас широкая дверь распахнута: и янки и швабы, и оппозиция, довольная и улыбающаяся, как американка Нудельман, заходили свободно, рассаживались в мягкие кресла с высокими спинками. Виктор Федорович несколько задержался. Он появился в 10 часов 05 минут, обошел стол и пожал всем руки. Все при этом приподнимались, за исключением Яйценюха и Тянивяму. Это было демонстративное неуважение к главе государства.

Виктория Нудельман сразу приступила к делу. Она представила нескольких министров иностранных дел – Польши, Германии, Франции и сказала, что они хотели бы выработать соглашение совместно, чтобы в будущем поставить свои подписи под это соглашение, следовательно, они смогут гарантировать все его пункты, чтобы выполнялись сторонами неукоснительно. А эти две стороны это вся Украина в лице президента и оппозиция в составе трех человек – Яйценюха, Тянивяму и боксера Клочка. Майдан, финансируемый дядей Сэмом, и замахнувшийся на власть под видом мирного протеста, во внимание не принимался. А Виктор Федорович, как бы проявил безразличие, хотя следовало включить в третью сторону – дядю Сэма, поскольку этот самый дядя был основной фигурой в этом вопросе. Кто, кроме дяди Сэма мог бросить пять миллиардов долларов на «мирный» протест? Сам Господь бог не решился бы на такую авантюру.

Виктория Нудельман тоже была как бы не при чем. На бумаге это была трехсторонняя встреча – президента Украины, Яйценюха и его подручных и третья сторона это гаранты в лице министров иностранных дел трех стран. Правда, эти гаранты оказались просто мухами (они даже не кусались): дядя Сэм подул вовремя и гаранты разлетелись, растворились как грязный снег в горячей воде.

Да и Нудельман была здесь ни при чем. Она просто командовала парадом, как бы приехала вовсе не из-за океана, а из Бердичева.

Рядом с Виктором Федоровичем для поднятия морального духа сидели справа Андрей Клюев, а слева Елена Лукаш, министр юстиции. Она все время кусала губы, а то и щипала колено. Но, ни она, ни Клюев не имели права вмешиваться, да и Нудельман как будто вела совещание беспристрастно. Рядом с ней сидела квалифицированная переводчица Кити Шоти, переводившая с американского диалекта на чистый русский язык.

– Господа, – сказала Нудельман, – я знаю, что у оппозиции есть план, в котором содержатся претензии к власти и требование уступок, и полагаю, что такой план есть и у президента и его команды. Давайте будем согласовывать. Начнем с оппозиции. Кто первый?

Бенедикт Тянивяму поднял руку.

– Наши требования такие – запретить русский язык на всей территории Украины, лишить права телевещания на чужом нам языке, запретить все газеты, ликвидировать русскоязычные школы на востоке страны. Убрать все памятники русским полководцам и заменить их памятниками любимому нашему вождю Степану Бандере. Переименовать Киев в город Шухевич. Запретить русский язык даже на кухне в таких городах, как Донецк, Харьков, Ялта, Симферополь, Луганск, Запорожье, Николаев, Одесса…короче во всех городах нашей вильной неньки Украины. Слава Украине! Слава Украине! Слава Украине! Это еще далеко не все! Гению Украины Степке Бандере надо поставить памятники во всех городах, во всех поселках, в каждой деревне, в каждом хуторе, а портреты иметь в кожном доме.

– Хотелось бы знать, есть ли у руководителя нацисткой партии Тянивяму медальон на груди с изображением его кумира, фашистского прихвостня, карателя, с изображением его кумира Бандеры?

Тянивяму тут же расстегнул воротник рубахи, извлек золотую цепь, на которой болтался немного засаленный портрет кумира.

– Вот он, можете полюбоваться.

Виктория Нудельман просто растерялась. Она не знала, как поступить.

– Ваше выступление, вернее ваши требования к власти проблемные и сложные. Мы не можем их принять в таком составе, поэтому я предлагаю познакомить нашего президента Барака с этими предложениями, а потом прикрепить к договору в качестве приложения. Как смотрит на мое предложение президент?

– Это фашистская пропаганда. Я не думаю, что Тянивяму – Гитлер, а мы его генералы, – произнес президент.

– Что скажет Яйценюх?

– Большинство пунктов неприемлемо для нашей партии. Я бы запретил только русский язык и в школах вместо русского ввел бы еврейский.

– Что скажет Клочка?

– Это фашизм чистой воды. А что касается языка, я ввел бы вместо русского, как иностранного языка, еврейский. Евреи – умные люди. И язык у них мелодичный. А песни так вообще класс.

– Вы, Тяни всех на яма, выдвинули очень однобокие требования и ничего не сказали, что бы вы хотели от президента? – сказала Нудельман.

– Я хочу, чтобы наш президент покинул свой пост и чтоб я занял его кресло.

– То есть вы хотите сказать, чтобы он добровольно ушел в отставку, – произнесла Нудельман. – Как Виктор Федорович, вы относитесь к такому предложению?

– Потерпите все один год. Там выборы президента. Пусть скажет народ, кого он хочет видеть на моем месте.

– Что требует Клочка? – спросила Нудельман.

– Наша партия требует развитие спорта. Наш президент тормозит этот процесс.

Нудельман сделала кислую рожу. Она окончательно убедилась в том, что Клочка никакой не государственный руководитель и никогда им не станет: мозги не те, однако чтобы не разводить бесполезную словесную перепалку по этому вопросу, просто сказала:

– Пусть новая власть решает этот вопрос. Если не сейчас, то после выборов.

Последним оказался Яйценюх. Он все время копался в бумагах. Некоторый опыт работы в госучреждениях в прошлом, помог ему сейчас составить более-менее логический перечень вопросов к президенту.

Президенту предлагалось вернуться к прошлому, старому варианту конституции страны в так называемое парламентско-президентское правление, а не наоборот, как в данное время. Президент лишался основных полномочий, а Верховная Рада становилась запевалой во всех вопросах. Далее. Президент согласен на немедленные досрочные выборы, на вывод войск из Киева, на роспуск подразделений «Беркут» и на свою охрану. Эти вопросы обговаривались, согласовывались бесконечно долго. Потом президента вынуждали вывести все силовые структуры из Киева в обмен на роспуск Майдана.

Здесь президент согласился после того, как послы стали кивать головами, что они гарантируют выполнение этих пунктов и не уедут из Киева до тех пор, пока на Майдане остается хотя бы один человек. Это был важный пункт. На нем настаивали министры, сама Нудельман, посол США в Киеве Джеффри Пайетт, все представители оппозиции.

Наиболее важным требованием для президента было требование о досрочных президентских выборах и урезание его полномочий, а последний вопрос о выводе силовых структур из Киева как бы затерялся в дебрях первых двух вопросов. Поэтому Яукович с легкой душой взял перо в руку, чтобы поставить свою подпись, не понимая, что добровольно выносит сам себе смертный политический приговор. Первыми поставили свои подписи послы трех стран – Польши, Франции и Германии, затем тройка заговорщиков. Виктор Федорович тоже подмахнул и улыбнулся, довольный. Едва он положил ручку на стол, как почувствовал, как его кольнуло в сердце, да так, что поморщился. Только он собрался дать указание, чтобы внесли шампанское, как Тянивяму громко произнес расхожий бандеровский лозунг: слава Украине! Его примеру последовали Клочка и Яйценюх. Нудельман молчала, хитро улыбаясь. Послы трех стран засуетились, заторопились.

– Наша взяла, – произнес Яйценюх и расхохотался. – Идем! Власть в наших руках.

– Шнель, шнель, бистро, бистро, – запричитал министр иностранных дел Германии Штанмайер.

Он поднялся и практически выбежал из кабинета президента только что подписавшего себе смертный приговор и даже не подал ему руки на прощание. Посольская машина с заведенным мотором уже стояла во дворе.

Французский министр Лоран Фабиус уперся своими глазами в глаза Нудельман, и только когда та моргнула, тоже выскочил из кабинета и направился в аэропорт.

– А как же я? – спросил поляк Синькорский. – Мне, что, пешком до Варшавы?

– Догонять, догонять, – рассмеялась Нудельман. – Бистро, бистро! – и сама поднялась с кресла, уже не глядя на бывшего президента Януковича: он ее больше не интересовал.

Соратники Януковича, а их было жалкое меньшинство в кабинете, тоже решили оставить бывшего президента в одиночестве. Первой поднялась Елена Лукаш. У нее было бледное лицо, и слегка дрожали губы. Она даже забыла сумочку и вернулась, чтобы ее взять. Клюев попытался ее успокоить, но она никак не реагировала на его слова. Похоже было, что Лена лишилась слуха.

Виктор Федорович обхватил голову руками, точнее заключил ее в раскрытые богатырские ладони и на что не реагировал. Он никак не мог понять, почему так нагло стали вести себя члены оппозиции. Ведь раньше, до того, как он поставил свою подпись под таким важным документом, как трехстороннее соглашение, каждый ждал, что президент пожмет ему руку. А теперь он стоял с протянутой рукой, но эти наглецы демонстративно покинули его кабинет, и никто из них не протянул свою грязную руку для пожатия президенту. То же самое сделали и послы. Чтобы это могло быть?