Текст книги "Негативистская конфликтология. Учебное пособие"

Андрей Иванов, Василий Воронов
Негативистская конфликтология. Учебное пособие

© Иванов А. А., Воронов, 2014

© Издательство «ФЛИНТА», 2014

* * *

От авторов

В современном мире, когда гуманитарные технологии привлекают все больше внимания экспертов и широкой общественности, а образование становится объектом масштабного реформирования для соответствия веяниям времени и ожиданиям граждан, развитие новых отраслей знания и появление новых наук предстает вполне закономерным и логичным.

В связи с этим в последние годы в России ходит все больше разговоров о конфликтологии – дисциплине далеко не новой, но появившейся в учебных планах российских университетов и институтов сравнительно недавно. На эту науку была возложена ответственность воспитывать профессионалов, задача которых состоит не в поиске виновного в конфликте или наложении какого-либо наказания, а в помощи противоборствующим сторонам в нахождении наиболее оптимального, взаимовыгодного решения в сложившейся ситуации.

О перспективности такого подхода неоднократно писали и зарубежные, и отечественные специалисты. Например, по словам президента Центра «Судебно-правовая реформа» Р. Р. Максудова, «в обычных условиях большинство людей в состоянии сами наладить конструктивный диалог, преодолевающий разобщение, злобу и желание отомстить. Но криминальная или конфликтная и поэтому стрессовая ситуация, в которую попадают люди, часто “съедает” ресурс для построения диалога», вдобавок «эту способность нивелируют и современные урбанизированные формы жизни, когда жизнь в определенных ролях не требует и часто запрещает личностное общение друг с другом».

Иными словами, конфликтология призвана вырабатывать навыки конструктивного решения спорных ситуаций, что, без сомнения, является благородной задачей. Вместе с тем нужно учесть, что становление этой научной дисциплины в России проходило бессистемно, при отсутствии общепринятых норм и правил проведения исследований и формулировки выводов.

В результате, практически каждый специалист (особенно в научно-педагогической среде) подчас убежден в правильности собственного подхода, в то время как иные трактовки конфликтности признаются неверным, а то и антинаучными. Многие современные педагоги и исследователи часто исходят из позиций близких солипсизму[1]1
  Солипсизм – радикальное учение, признающее собственное индивидуальное сознание единственной несомненной реальностью и отрицающее объективную реальность окружающего мира.


[Закрыть], поэтому полагают собственную картину развития науки о конфликтах, подчас основанную на обрывочных представлениях, единственно верной и не подлежащей сомнению. В учебных планах российских вузов регулярно появляются все новые и новые «отраслевые» конфликтологические курсы: «Политическая конфликтология», «Экономическая конфликтология», «юридическая конфликтология», «Организационно-управленческая конфликтология», «Педагогическая конфликтология», «Этноконфликтология», «Наркоконфликтология» и т. д.

Это привело к тому, что от профессиональных философов, социологов, политологов, историков можно услышать мнение, что науки конфликтологии попросту не существует – это мифическая (в лучшем случае – синтетическая) дисциплина, созданная на стыке разных гуманитарных областей, и она не несет в себе никакой пользы ни для общества, ни для фундаментальной науки. Дипломаты считают, что конфликтологи покушаются на их монополию в разработке методов урегулирования международных столкновений; политологи рассуждают так же о конфликтах внутриполитических; социологов не устраивает использование их методологического аппарата современными конфликтологами; историки, в свою очередь, считают их дилетантами в вопросах изучения динамики конфликтных ситуаций.

Дошло до того, что в некоторых исследовательских работах и даже словарях стало тиражироваться мнение, будто между терминами «конфликтология» и «социология конфликта» необходимо поставить знак равенства, так как именно эта составная часть науки о конфликтах «претендовала на глобальный подход в изучении социальных процессов». С этой точки зрения, основная идея конфликтологии – «не в устранении конфликтов, а в уменьшении или устранении их разрушительного влияния и в использовании их позитивных возможностей». Конечно, нельзя не признать частичную правоту этих слов, однако это отражает лишь часть проблемного поля конфликтологии и является попыткой ее редукции. Для других авторов «конфликтология» – это просто синоним политологии или психологии. Наряду с этим некоторые исследователи вообще стремятся представить конфликтологию лишь описательной наукой, но никак не практико-ориентированной или прогностической: к примеру, профессор Киево-Могилянской академии А. Гирнык в одном из интервью 2014 г. сказал, что «конфликтолог, как и сова Минервы, уже в основном анализирует то, что произошло».

При этом в самом общем смысле изучение конфликтологии в высшем учебном заведении – это не столько ознакомление с идеями и фактами, которые необходимо механистически выучить, а более выработка навыка видения причинно-следственных связей между этапами конфликта и составляющими их событиями. Познание подобных связей в привязке к различным конфликтологическим концепциям обеспечивает усвоение и овладение студентами как базовыми мыслительными операциями, так и специальными методами урегулирования разногласий.

Как следствие, содержание образовательной программы по конфликтологии должно базироваться не только на точности приводимых примеров и достоверности сюжетов, но и на их проблемном, развивающем характере. Преподавателю конфликтологии в вузе требуется осознание того принципиального факта, что итогом его работы должно стать не ознакомление студентов с палитрой фактов и идей (о которых они могут самостоятельно узнать из учебной и научной литературы), а формирование и развитие у них креативности[2]2
  Креативность – способность порождать не обычные идеи, отклоняться от традиционных схем мышления, быстро решать проблемные ситуации.


[Закрыть], неординарности мышления, воспитание творческого подхода к трудовой деятельности. Чем более необычным, непривычным для обучающихся будет подход преподавателя, тем больший интерес вызовут у аудитории его занятия и тем большее стремление к изучению курса будет проявлено студентами в попытке подтвердить или опровергнуть его слова. Ведь удивление студентов может вызвать появление оригинальных решений поставленных задач: учащегося необходимо ставить в ситуацию интеллектуального затруднения, из которого ему нужно самостоятельно найти выход.

На данный момент приходится констатировать, что из сознания многих научно-педагогических работников пропало понимание связи между знаниями, которые получает от них студент, и личностной позицией, формируемой в числе прочего на основании этих знаний. Бытует мнение, что информация сама по себе гарантирует определенный формат усвоения, и достаточно знать, скажем, об истории репрессивной политики в России в XIX–XX веках, чтобы стать идеологическим противником применения таких методов. Однако наличие знаний как таковых отнюдь не является единственным условием формирования общественно полезных качеств – эти качества нужно развивать на базе знаний, а для этого требуется создание определенной научной «оболочки» конфликтологических курсов.

Вдобавок, достижения студентов в вузе определяются не только суммой конкретных знаний, умений и навыков, но и совокупностью выработанных в ходе обучении личностных качеств, в том числе обеспечивающих психологическую готовность к профессиональной деятельности. В самом понятии личности оттеняются прежде всего интегративные социально-психологические особенности человека: мировоззрение, самооценка, характер, чувство собственного достоинства, ценностные ориентиры, принципы образа жизни, нравственные и эстетические идеалы, социально-политические позиции и убеждения, стиль мышления, эмоциональная среда, сила воли. Вот к их формированию и развитию и следует приложить свои усилия преподавателю конфликтологии. В древней «Книге Екклезиаста» сказано: «…во многой мудрости много печали», однако эти слова в нынешних условиях не вполне верны – в настоящее время в мудрости одних людей бывают скрыты печаль и бедствия других. Соответственно, быть полноценным конфликтологом без того, чтобы быть личностью (в полном смысле этого слова), невозможно – полученные навыки по управлению конфликтными ситуациями нельзя использовать в личных, корыстных целях.

В общем, нужно констатировать, что конфликтология – это наука, которая и существует, и не существует одновременно. С одной стороны, она есть на страницах научных изданий, а с другой – представления о ней преподавательского сообщества слишком сильно различаются, чтобы ее развитие в России было стабильным и поступательным. Хотя любой обществовед, наверное, согласится с мнением автора учебника «Психология конфликта» Н. В. Гришиной, что конфликт – это «важнейшая сторона взаимодействия людей, своего рода клеточка бытия», в реальности сейчас у каждого специалиста какая-то «своя» конфликтология.

Конфликтология – это наука-призрак, которой еще предстоит завоевать право находиться в ряду других гуманитарных наук, а для этого необходимо понять, каковы ее корни. Надеюсь, что настоящее издание поможет читателю разобраться в данном вопросе.

Иванов Андрей Александрович,

г. Санкт-Петербург,

24 февраля 2014 г.

Введение

Конфликты на протяжении долгого времени привлекали внимание политиков, ученых, религиозных деятелей, стремившихся найти способ мирного сосуществования различных социальных групп, цивилизованного урегулирования возникающих между ними споров, а также эффективные методы предотвращения войн и избегания насилия в отношениях между людьми. Веками мыслители выдвигали различные теории, призванные решить эти задачи, а государственные деятели воплощали в жизнь проекты, направленные на снижение уровня агрессии на различных уровнях социума. Своеобразным итогом этой деятельности стало создание целой системы мер по предупреждению и урегулированию конфликтных ситуаций в сфере политических, имущественных, семейных и иных отношений.

Ведущее место в этой системе до сих пор занимает судебна я власть, благодаря которой спорные ситуации решаются на базе письменных законов. Однако этот порядок урегулирования далеко не является идеальным и достаточно часто критикуется, поскольку граждане нередко не доверяют судам, процесс принятия решения в них является достаточно длительным, а законы подчас несовершенны. Судебным органам в разных странах мира могут быть присущи милитаризованность или излишняя политизированность. Законы в такой системе становятся средством организационного и административного контроля, построенного на выполнении количественных показателей.

В этой связи органичным ответом на запросы общества стало появление параллельно с судебными альтернативных методов разрешения конфликтных ситуаций. К примеру, в США еще в 1898 г. принимается «закон Эрдмана», согласно которому споры между железнодорожными компаниями и их сотрудниками по вопросам трудовых отношений (размера заработной платы, продолжительности рабочего времени и т. д.) могут быть разрешены без обращения в судебные органы.

Истоки подобных процедур могут быть легко найдены в исторических источниках, начиная с античных времен. Еще в IV веке до н. э. оратор Демосфен в известной речи «Против Афоба» (своего опекуна) прямо указывал на желательность внесудебного решения межличностных конфликтов:

«Если бы Афоб хотел… действовать по справедливости или предоставить наши спорные вопросы на третейское решение близким, не было бы никакой надобности ни в судах, ни в хлопотах».

Процитированный отрывок свидетельствует о том, что досудебный порядок урегулирования конфликтов представляется Демосфену более справедливым и соответствующим морально-этическим нормам общества, т. е. обладает целым рядом преимуществ перед судебным процессом.

В эпоху Средневековья примирительные процедуры, по данным правоведа А. Ф. Волкова, также активно поощрялись франкскими королями, а в кодекс английского короля Этельреда III (составлен на рубеже X–X I веков) даже было включено следующее положение: «если у человека есть выбор между примирением и правом, и он выберет мировое соглашение, то оно будет иметь ту же обязательную силу, что и судебное решение». В данном случае судебный и досудебный порядок разрешения спорных ситуаций признавались имеющими равную силу.

В конечном итоге западная политико-правовая мысль способствовала появлению к XX веку в странах англо-саксонской правовой модели (США, Великобритании, Австралии и др.) специальной процедуры урегулирования конфликтов, получившей название медиация – это форма внесудебного разрешения споров с помощью нейтральной, беспристрастной стороны[3]3
  В Российской Федерации с 2010 г. используется несколько другое определение: медиация – это способ урегулирования споров при содействии медиатора на основе добровольного согласия сторон в целях достижения ими взаимоприемлемого решения.


[Закрыть]. Данная процедура приобрела на Западе столь большую популярность и масштабы, что, по словам современных авторов, в названных странах «свыше 95 % конфликтов между работниками и работодателями не доходят до судов, снимаются с помощью независимых и авторитетных профессионалов экстра-класса, осуществляющих посредническую деятельность и приводящих конфликтующие стороны к компромиссу».

Согласно данным американского Министерства юстиции, к 1998 г. в США функционировало 293 программы медиации (для сравнения: в Германии – 348, в Финляндии – 130, во Франции – 73, в Италии – 4), большая часть которых реализовывалась не государственными или муниципальными органами, а частными фирмами и религиозными учреждениями (в сумме – 65 %).

В этой связи нельзя не сказать об отечественном опыте использования досудебных механизмов урегулирования споров.

По мнению российских правоведов, к древним формам досудебного примирения следует отнести «мировой ряд» – особый способ урегулирования споров с участием посредников в средневековом Великом Новгороде. Согласно имеющимся в распоряжении историков данным, указанная процедура осуществлялась следующим образом:

«Спорящие стороны выбирали себе двух человек. Их называли рассказчиками. Они выступали в роли примирителей. Рассказчики вникали в суть спора и предлагали способы, какими его можно уладить. Когда тяжущиеся (спорящие) на это соглашались, тяжба (разбирательство) прекращалась сама собою».

В дальнейшем в нашей стране на разных этапах ее развития имели место попытки государственных и общественных деятелей внедрить примирительные процедуры в практику конфликторазрешения и популяризировать подобный формат решения проблем среди населения страны. Применительно к событиям новейшей истории, многие авторы (например, петербургские ученые О. В. Аллахвердова и А. Д. Карпенко) считают, что интеграция западных образцов медиации в отечественную правовую систему активно начинается с конца 1980-х гг., когда по инициативе «Комитета защиты мира» в СССР приезжают американские медиаторы для чтения лекций. Например, в ноябре 1989 г. по приглашению Верховного Совета Советского Союза цикл лекций по теории медиации прочитали американские специалисты Дж. Маркс, Дж. МакДональд и др.

Однако распад СССР поставил перед новой властью несколько иные проблемы, и развитие института медиации на длительное время отошло на дальний план. Возврат к этому проекту произошел лишь в 2010 г., когда Государственной Думой Российской Федерации был принят Федеральный закон № 193 «Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника». С этого момента начинается внедрение медиации в практику работы различных государственных и общественных учреждений, интенсивность которого в последнее время имеет тенденцию к усилению, хотя процесс идет далеко не без сложностей.

С принятием этого закона медиативные технологии начинают использоваться в самых разных сферах жизнедеятельности общества. Например, в регионах России при образовательных учреждениях создаются «Школьные службы примирения», в задачу которых входит конструктивное решение конфликтных ситуаций с участием несовершеннолетних учеников. Так, только за 2011 г. и только в Москве, благодаря работе 14 медиаторов, работающих в восьми примирительных службах, удалось урегулировать конфликты с участием 72 взрослых и 354 подростков.

Авторы аналитической справки «Медиаци я в России. Современное состояние», составленной по запросу Европейского Парламента в апреле 2011 г., небезосновательно указывали:

«для успешной интеграции медиации, обеспечения высокого качества медиативных услуг» в нашей стране России необходима «совместная работа государства, общественных институтов и юридического сообщества по формированию информированного спроса на медиацию и компетентного ее предложения. Ведется работа с предпринимательским сообществом, с другими профессиональными и социальными группами. Наряду с этим активные действия предпринимаются по интеграции медиации в образовательно-воспитательную систему в целях воспитания культуры конструктивного поведения в конфликте уже со школьной скамьи».

Тот факт, что проблемы с реализацией положений закона № 193-ФЗ все-таки есть, свидетельствует опрос, проведенный Пермской торгово-промышленной палатой среди нескольких десятков предпринимателей региона. Опрос показал, что около 50 % опрошенных не стали бы обращаться к процедуре медиации для разрешения трудовых конфликтов, лишь 10 % готовы обратиться к посреднику (медиатору) при возникновении подобной ситуации, а примерно 15 % работодателей вообще ничего не знают о возможностях разрешения спора таким путем. Следовательно, для развития медиации в России необходима, с одной стороны, ее популяризация, а с другой – создание инструктивных документов для медиаторов, этических норм деятельности и правил поведения, без которых внедрение этой процедура в практику реальной жизни будет хаотичным и бессистемным.

Особая роль в данном процессе, без сомнения, принадлежит ученым, так как именно их общетеоретические и методические разработки должны лечь в основу совершенствования правил проведения медиации, повышения ее эффективности.

Поскольку в нашей стране на протяжении нескольких веков использование внесудебных примирительных процедур носило в большей степени дискретный характер, ни научное сообщество, ни представители государственной власти не были заинтересованы в формировании отдельной науки, посвященной исследованию конфликтов за рамками исключительно правового поля. На современном этапе развития России эту функцию взяла на себя конфликтология[4]4
  Конфликтология – это междисциплинарная наука о закономерностях зарождения, возникновения, развития, разрешения и завершения конфликтов любого вида и уровня.


[Закрыть].

Как верно заметил петербургский философ ю. Е. Смагин, само название этой науки «уже содержит в себе определенное противоречие, то есть античный “логос” и средневековый “конфликт” образуют единое словосочетание». Впрочем, этот парадокс является далеко не самым главным в развитии российской науки о конфликтах.

В настоящее время конфликтология как отдельная научная и учебная дисциплина в России переживает этап становления. Интерес к ней у отечественных исследователей зародился практически сразу после распада СССР и снятия с исследователей значительной части идеологических и методологических ограничений. Так, еще в 1991 г. в структуре Российской Академии наук был образован Центр конфликтологии, в Москве и Санкт-Петербурге под эгидой Международной ассоциации конфликтологов (председатель – доктор философских наук, профессор Е. И. Степанов), начинает издаваться специализированный журнал «Конфликтология», в Казани регулярно проводятся конгрессы ученых, занимающихся анализом различных видов конфликтов.

В 2003 г. в структуре Санкт-Петербургского философского общества даже появляется Фонд развития конфликтологии (директор – доктор политических наук, профессор А. И. Стребков), а несколькими годами позже – в 2010 г. – при поддержке Правительства России в СПбГУП[5]5
  Санкт-Петербургский гуманитарный университет профсоюзов.


[Закрыть] даже открывается факультет конфликтологии, призванный стать базовой площадкой для подготовки квалифицированных специалистов в области разрешения общественно значимых проблем.

Хотя для формулировки каких-либо выводов прошло еще недостаточно времени, однако можно утверждать, что первые шаги отечественных специалистов в направлении накопления и развития конфликтологических знаний, несмотря на поддержку государства и большой интерес исследователей, носят в целом разнонаправленный характер. Отдельные ученые, занимающиеся изучением конфликтов в различных областях общественной жизни, по-прежнему видят лишь одну из сторон данного явления и походят к нему с точки зрения лишь одной научной дисциплины: психологии, социологии, юриспруденции, экономики и т. д. В этой связи не удивительно, что отечественными специалистами еще не решены многие терминологические неточности и в проблемном поле конфликтологических исследований остаются своеобразные белые пятна. Ученые часто не могут сойтись в определении даже таких фундаментальных для этой науки категорий, как «конфликт», «эскалация», «урегулирование» и др. Вновь обратимся к мнению Ю. Е. Смагина в данном вопросе: «…необходимо рассматривать понятие “конфликт” не в какой-либо узкой области сугубо прикладных наук (позитивизм, социология, структурализм и др.), а в контексте становления и развития мысли вообще».

Нередким является отрицание зарубежного опыта изучения социально-политических, экономических и иных противоречий, ввиду необходимости формирования особой, отличной от западной конфликтологии. Как показывает практика, некоторые представители научного сообщества даже не всегда знакомы с достижениями и идеями их недавних предшественников из-за рубежа, не говоря уже об истоках конфликтологии как особой отрасли знания. Любопытно, что с аналогичными проблемами в свое время столкнулись и зарубежные конфликтологи. По меткому замечанию сотрудника Свободного Брюссельского университета Р. Зайдельмана, «родившись в тени признанной политической науки» американские теоретики конфликтологии «претендовали на то, что они составляют нечто совершенно новое и неизвестное, и поэтому нередко игнорировали уже существующую концептуализацию или пренебрегали ею». Следовательно, эта черта является общей для конфликтологов разных стран, даже если они исходят из разных теоретических положений для построения своих концепций.

Это не может не накладывать отпечаток на образовательный процесс в высших учебных заведениях. Практика показывает, что студентам-конфликтологам из разных российских вузов часто не удается совместить полученные в ходе обучения общетеоретические представления о сущности конфликтов, выработанные в рамках вышеуказанных наук независимо друг от друга, с реальными задачами и функциями, возлагаемыми на них работодателями. Отчасти именно это обстоятельство и создает препятствия для трудоустройства конфликтологов, с чем вынуждены были столкнуться выпускник и российских университетов в недавнем прошлом. В результате специалисты по урегулированию конфликтных ситуаций пока остаются невостребованными на рынке труда, хотя спектр их возможного использования чрезвычайно широк: от проведения психологических тренингов и семейных консультаций до решения трудовых споров и противоречий на этнической почве.

Более того, по мнению главного научного сотрудника Института социологии РАН Л. И. Никовской, профессиональные конфликтологи должны быть востребованы в большинстве регионов Российской Федерации:

«Все пограничные районы являются высококонфликтными. Высококонфликтным является Юг России, не только республики – весь Юг. Район Приморья – тоже достаточно конфликтный регион. Но он конфликтен по-другому. Если Юг – в силу близости цивилизационных, геополитических “разломов”, то Дальний Восток конфликтен в силу отдаленности, оторванности этого региона от Центра, от единого гражданско-правового пространства страны».

По сути, данная экспертная оценка свидетельствует об актуальности развития конфликтологической теории и практики на отечественной почве в целях передачи этих знаний студентам, овладевающим сейчас искусством урегулирования спорных ситуаций. Поэтому российской науке необходимо выработать относительно унифицированный терминологический аппарат конфликтологии, так как без этого невозможно не только полноценное научное сотрудничество между группами исследователей, но и обучение студентов эффективным методам управления конфликтными ситуациями. Также необходимо детально познакомить научно-педагогическое сообщество с достижениями российской и зарубежной конфликтологической мысли, поскольку без этого невозможно не только двигаться дальше по пути эволюции научного знания, но и понять эффективность ранее созданных методов конфликторазрешения на фоне исторических событий.

Как правило, наиболее распространенным является определение конфликта, данное московскими психологами А. Я. Анцуповым и А. И. Шипиловым, по мнению которых конфликт – это «наиболее острый способ разрешения значимых противоречий, возникающих в процессе взаимодействия, заключающийся в противодействии субъектов конфликта и обычно сопровождающийся негативными эмоциями».

Это определение строится на негативном понимании сущности, природы и последствий конфликта как события, связанного с отрицательными переживаниями его участников, с чем вряд ли можно полностью согласиться. При определенных условиях (о чем будет подробно сказано в дальнейшем) конфликты могут иметь и положительное воздействие как на их непосредственных участников, так и на систему, в которой они зародились и протекали. Кроме того, например, в ходе вооруженных столкновений (которые признаются формой конфликта практически всеми учеными) военнослужащие противостоящих армий могут сражаться, не испытывая негативных эмоций по отношению к противнику, а просто исполняя приказы командования. В подобных неточностях наглядно видны вышеупомянутые недостатки современной конфликтологии, когда термины, составленные на основе психологического понимания конфликта, с трудом применимы к конфликтам в области политики или экономики.

Как следствие, наиболее рациональным представляется следующее определение: конфликт — это разновидность взаимодействия между лицами и группами лиц, вызванная наличием между ними противоречий и имеющая своей целью их разрешение посредством участия в процессе активного и/или пассивного противодействия.

В данном случае главной сущностной характеристикой конфликта является не его эмоциональное восприятие (что весьма субъективно и неточно), а наличие противоречия по каким-либо вопросам между участниками столкновения и противодействия на пути достижения поставленных противоборствующими сторонами целей и задач. Тем самым именно отсутствие противодействия равнозначно отсутствию конфликта. С такой трактовкой допустимо спорить, так как, основываясь на ней, конфликтом можно признать не только войны, забастовки, бытовые ссоры, но даже спортивные состязания. Однако именно указанное определение в наибольшей степени раскрывает междисциплинарный подход к пониманию термина «конфликт».

Заметим, что подобная трактовка в определенном смысле была близка еще К. Шмитту, который в труде «Понятие политического» как раз и писал о том, что конфликт возникает на основе дифференциации «своего» и «чужого» и последний вовсе не обязательно наделен исключительно набором негативных качеств.

По словам немецкого мыслителя, «смысл различения друга и врага состоит в том, чтобы обозначить высшую степень интенсивности соединения или разделения», «не нужно, чтобы политический враг был морально зол, не нужно, чтобы он был эстетически безобразен, не должен он непременно оказаться хозяйственным конкурентом, а может быть, даже окажется и выгодно вести с ним дела. Он есть именно иной, чужой, и для существа его довольно и того, что он в особенно интенсивном смысле есть нечто иное и чуждое», так что «врага в политическом смысле не требуется лично ненавидеть».

Задаваясь вопросом об истории конфликтологии в России и мире, большинство авторов, основываясь на собственных определениях конфликта и понимании задач данной науки, пыта лись соотнест и эволюцию представлений о природе исследуемого явления с общим развитием человеческого общества.

В частности, такой подход был ярко реализован в учебном пособии тюменских ученых Д. Ю. Трушникова и В. И. Трушниковой «История конфликтологии». В этой книге читателю предлагается поэтапный процесс развития конфликтологических и протоконфликтологических идей, в котором ста ди я ми выступают Древний ми р, Античность, Средневековье, Возрождение, Новое и Новейшее время. Схожую картину развития предлагает и создатель учебно-практического пособия «Конфликтология» М. В. Цыбульская.

По-видимому, на авторов данных изданий определенное влияние оказала концепция смены научных парадигм[6]6
  Парадигма – дисциплинарная матрица, характеризующая совокупность убеждений, ценностей, технических средств, которые объединяют специалистов в научное сообщество.


[Закрыть] американского историка Т. Куна, согласно которой наука развивается за счет регулярного переосмысления учеными фундаментальных принципов мироустройства, когда они сталкиваются с различными аномалиями, не объяснимыми в рамках общепринятой картины мира. Применительно к конфликтологии, это означает, что каждая новая эпоха развития человеческого общества заставляла мыслителей по-новому взглянуть на существующие конфликты, реструктурировать ранее накопленные знания о них в соответствии с ранее незамеченными и неактуальными аспектами.

Однако такое понимание развития конфликтологии вряд ли может полностью устроить современных исследователей, поскольку при таком подходе междисциплинарный характер эволюции знаний и представлений о конфликте несколько упускается из виду. Без сомнения, фундаментальные принципы развития психологии, социологии, политологии, экономики неоднократно пересматривались учеными, когда прежние идеи устаревали, но соотнести этапы эволюции мнений о конфликтах, по отдельности сформулированных этими науками, в рамках единой хронологии не представляется возможным – ведь смены циклов, скажем, в экономике и психологии проходила в разное время.

Более того, анализ конфликтологической мысли позволяет с уверенностью утверждать, что на протяжении долгих веков развития человечества практически на каждом из этапов, в разных странах и на разных континентах в кругах философов, историков, социологов и т. д. циркулировали практически одни и те же идеи, которые переживали минимальную трансформацию под воздействием среды, в которой они формулировались. Так, идеи, возникшие в Древнем Египте, совершенно независимо появлялись на страницах работ английских философов эпохи Просвещения; многие средневековые представления о политических конфликтах были активно развиты в XX в.; а античная конфликтологическая мысль по-прежнему в неявной форме занимает умы многих ученых и государственных деятелей.

В этой связи следует говорить не столько о поэтапной смене парадигм, сколько о параллельном развитии нескольких концепций конфликта на протяжении всей истории этой науки.

Проведенный анализ показывает, что для отнесения тех или иных ученых к конкурирующим концепциям, доктринам и научным школам необходимо посмотреть на их труды через призму двух основных вопросов: «Является ли конфликт позитивным или негативным процессом?» и «Каковы главные причины, порождающие конфликты?».