Текст книги "Либертион"

«Они там, в программном отделе, что, совсем обезумели? Или это и есть девятый уровень секретности? Или решили уже перестать стесняться? Наградил же своих сотрудников Вельзевул рогами, как визитной карточкой. Сразу ясно, с кем имеешь дело».

Тиберий сунул голову под воду, чувствуя, как отдельные тонкие струйки побежали по шее и груди.

– Что, милый, отходняк? – услышал он за спиной участливый понимающий голос.

Тиберий поднял залитое водой лицо и увидел в зеркале за своей спиной перекачанного верзилу из породы тех, что поглощают протеины на завтрак, обед и ужин и не могут повернуть голову, подобно волкам. Одет он был в кожаный жилет на голое тело и чрезмерно обтягивающие кожаные штаны, очевидно, с целью подчеркнуть рельеф. В тон жилета губная помада и лак на длинных, декорированных стразами ногтях.

– Перебрал? – сочувственно поинтересовался этот стероидный Геракл в модных солнцезащитных очках, таких же, как у Мупочки.– Понимаю, со мной каждый день так. Ого, – воскликнул он, окинув взглядом выпрямившегося в полный рост Тиберия, – да ты – красавчик! И такой брутал. Эй, не хочешь развлечься? Прям здесь, а?

– Нет, – процедил Тиберий сквозь стиснутые зубы, – не хочу.

– Да ладно, не ломайся, тебе понравится, – Геракл понизил голос до интимного шепота и положил руку на его плечо.

– Отвали, – выплюнул Тиберий, рывком сбрасывая руку новоявленного воздыхателя. – Повторять не буду.

Тиберий повернулся, чтобы выйти из туалета, но, очевидно, протеиновый силач никогда прежде с отказами не сталкивался и позиции сдавать не желал. Толкнув Тиберия в грудь, верзила попытался прижать его к стене. Тиберий вздохнул. У него сегодня выдался, мягко говоря, не лучший день в жизни, он страдал, и небо, сжалившись, послало ему наркомана, пытающегося порвать на нем джинсы.

Финал античной трагедии

Жизнь охранника клуба «Фотофобия» Мэтью Горинджа была такой же размеренной, скучной и предсказуемой, как и у тысяч других охранников ночных клубов. Окончив военное училище, он, как и многие другие его сокурсники, избрал профессию ночного стража увеселительного заведения и жил по расписанной до минуты схеме: подъем, завтрак, пробежка в зале, тренажеры, бассейн, обед, работа (шестичасовая смена, заключающаяся в стоянии в строгом черном костюме, очень тесных лаковых ботинках, с суровым выражением лица на входе в райские, по мнению сотен обкуренных подростков, кущи), сон. Подъем, завтрак, пробежка в зале, каратэ, бассейн, обед, шестичасовое стояние в костюме и очень тесных ботинках, пятиминутный секс дома (если Роберт будет в настроении и согласится), оргазм, такой слабенький, будто его и не было, сон. Подъем, завтрак, пробежка в зале, отработка с оружием, бассейн, обед, костюм, ботинки, заказ мальчика (если Роберт все же не согласился). Один день похож на другой, ничего не происходит, тоска такая, что он уже сам отчаянно мечтал двинуть кому-нибудь в челюсть.

Поэтому, ничего удивительно, что когда распахнулась дверь мужского туалета, на манер вращающейся двери ковбойского салуна, мимо потрясенного Мэтью просвистел двухметровый болид и с глухим стоном врезался в стену, он затрепетал от вожделения. Облизываясь, как медведь, завидевший на опушке леса русского мужика, он благоговейно уставился на дверь, ожидая продолжения. Оно последовало незамедлительно, в виде вылетевших оттуда стильных солнцезащитных очков, увенчавших поверженное тело, как вишенка торт. Нисколько не интересуясь бездыханным телом, Мэтью пританцовывал от нетерпения. Одно из двух – или невероятная, неслыханная удача – у кого-то сдали нервы или отказал рассудок, или один из этих, красного уровня. Тогда, пиши пропало, на сей счет у всех, проходивших военную подготовку жесткие директивы. В памяти услужливо всплыл выпускной экзамен.

«– Курсант Гориндж, последний вопрос!

– Да, сэр!

– Внештатная ситуация, м-м-м, вы идете и видите, как неизвестный в штатском, ну, к примеру, прибивает гвоздями к стене живого младенца. Ваши действия, Гориндж?

– Проверяю его статус, сэр!

– Хорошо. Дальше?

– Если статус черного цвета, ликвидирую на месте, коричневый и желтый – арестовываю и препровождаю в тюрьму, сэр, если белый – подхожу, деликатно отнимаю гвозди, молоток и младенца, сэр, приношу извинения, довожу до сведения, что так поступать нежелательно.

– Так, курсант! А если красный?

– Предлагаю оказать помощь в виде держания гвоздей!

– Молодец. Так держать, дружок!»

Прошла еще минута, дверь туалета открылась, и в коридор неспешной походкой вышел Тиберий, задумчиво вытирающий бумажным полотенцем только что вымытую от крови руку. Мэтью, дрожа, как леопард перед прыжком на мирно пасущуюся газель, вытянул в его сторону сканер. Монитор вспыхнул ярко-красным, похоронив все его радужные мечты.

– Вас не было двадцать минут, все хорошо? – Дон обеспокоенно взглянул на Тиберия.

Кажется, только Дон заметил его долгое отсутствие. Мелисса не сводит восхищенных глаз со смарт-вилки Джонатана (при погружении в еду анализирует количество соли, жиры, калории). Мупочка сидит, мерно помешивая кофе золотой ручкой Dupond, которой он за три года обладания не написал ни строчки, зато носит ее во всех своих сумочках и периодически выкладывает на стол, когда ужинает с новой компанией. Этот факт, а также выражение лица, как у Наполеона после Ватерлоо, не оставлял сомнений, что Супербоб не оправдал возложенных на него надежд.

– Ну, ты не огорчайся так сильно, – утешал Мупочку Джонатан, – ну, хомячок устал, может, у него стресс или что еще…

– Вот хозяина его, Тони Рока жалко, – радостно защебетала Мелисса. – Небось, тоже кучу денег поставил на своего любимца. И продул.

Мупочка понемногу утешился, особенно после принесенного в качестве комплемента бесплатного десерта. Через пять минут он уже улыбался и активно договаривался поужинать с Невиллом.

– Пол, может, завтра, в пять?

Мупочка лезет в свой смарт, посмотреть личное расписание:

– Ах, увы, у меня в пять маникюр, буду делать наращивание. Может, в три?

Теперь Невилл уставился на свой смарт:

– Ох, нет, у меня массаж лица в три.

– Так ведь массаж лица – это недолго?

– Ну а масочки же еще, пилинг. А вот, может быть, в восемь?

Мупочка глубоко задумывается:

– Я, вообще-то, с Ниной должен был пойти в «Преэклампсию», но я могу ее и перенести…

– Ой, нет! – Невилл всплескивает руками. – Совсем забыл, я же на депиляцию яичек записан! Это никак нельзя пропустить, я к Тоти хожу, к нему всегда такая очередь!

– Хороший мастер?

– Совершенная зайка.

– Пол, – Тиберий тронул Мупочку за рукав, – ты не мог бы одолжить мне одни из твоих замечательных очков?

Лицо у Мупочки стало примерно такое, какое было бы у католического священника, к которому явился лидер сатанистов с просьбой немедленно окрестить его самого и всю его компанию. Он недоверчиво уставился на Тиберия.

– Конечно, мой сла… А почему?

– А ты ничего не замечаешь? Необычного?

– Ну-у-у, у тебя великолепная маечка сегодня, от PolShark, ремень от…

– Лицо.

Мупочка прищурился.

– Ты про укладку? Очень даже. Мусс Lakeland? Чудненько. Вот, примерь эти, в черепаховой оправе, BigBen.

И, не дожидаясь согласия Тиберия, нацепил на него солнцезащитные очки. На мгновение зал утратил свою кичливую яркость, но в следующую секунду произошел эффект, подобный тому, когда настраиваешь старинный театральный бинокль. Люди, мебель, зеркальные колонны, люстры из металлической арматуры, прозрачная сцена, все детали причудливого интерьера «Фотофобии» посветлели и обрели необыкновенную яркость и четкость. Зато почти исчезли вспышки стробоскопа, померк свет софитов, позволяя беспрепятственно видеть каждую деталь с остротой зрения ночной птицы. Что ж, метаморфоза радужки глаз объяснилась, оставалось выяснить, насколько это привлекает ненужное внимание. Ну, с Мупочкой все ясно, он как пчелка видит только то, что является важным для его жизнедеятельности, поэтому Тиберий снял очки и обратился к более надежному источнику:

– Мелисса! Видишь какие-либо изменения в моем лице?

Она долго присматривалась, щурилась, и, наконец, просветлела, как буддийский монах узревший истину после десяти лет медитаций.

– Ты сделал подтяжку лица!

– Нет.

– Ах, ну тогда это из-за чудесной укладочки волос! Милый, тебе очень, очень идет! Только вот когда ты седину начнешь закрашивать?

Из ступора Тиберия вывел негромкий, обеспокоенный голос Дона:

– Неприятный звонок?

– Да, – ответил Тиберий мертвым голосом, – неприятный.

Он невидящим взглядом смотрел на сцену, где лохматый певец (или певица?) одетый в подобие подгузника, сооруженного из либертионского национального флага, страстно занимался оральным сексом с микрофоном.

Невесть откуда материализовался Мартин, волочащий под руку того самого неудачливого папарацци. Их обоих роднила застенчивая, просительная улыбка на лице.

– Донни! – вдохновенно начал журналист, а теперь по совместительству и менеджер мрачного и усталого Ларго. – Это Джастин! И главной мечтой его жизни является фото с тобой.

Очевидно, посчитав вопрос решенным, он громко зашептал на ухо Дону:

– Джастин платит за селфи тысячу триста шестьдесят четыре доллара.

– А почему сумма такая странная? – поинтересовался Тиберий, слышавший этот коммерческий разговор, поскольку шептаться в Фотофобии было делом столь же неблагодарным и бессмысленным, как пытаться воззвать к морали и нравственности рекламных агентов.

– Все, что было на счету! – радостно прокомментировал Джастин.

Дон посмотрел на него задумчивым взглядом, потом взглянул на Мартина. Еще более задумчиво.

– Джастин. Конечно, я с удовольствием с вами сфотографируюсь, – не обращая внимания на довольную физиономию журналиста, Дон встал рядом с сияющим от радости парнишкой, – и притом совершенно бесплатно.

У Мартина лицо вытянулось так, будто ему пощечину залепили. Когда счастливый обладатель звездного снимка смешался с толпой на танцполе, Дон, не меняясь в лице, обратился к новоявленному менеджеру:

– Мартин. Я ведь не ярмарочный медведь. Еще раз позволишь себе подобную выходку…

– И что? Убьешь меня? – хихикнул бессовестный гений коммерции.

– Нет. Много хуже. Уволю.

Лицо Мартина приобрело популярный и модный оттенок «Снежные лилии». Куда только подевалась его самоуверенность! Он поспешно сел за стол и принял самый деликатный и благообразный вид. Тиберий только улыбнулся.

– Странно, как сфокусировано восприятие людей, которые нас окружают, на то, что снаружи, а не на то, что внутри, – произнес он вслух свои мысли.

– Но это же нормально, – излишне громко протянул Джонатан.

Он принял третью дозу «Храброго ковбоя», и была реальная опасность узнать все, что он думал о присутствовавших. К слову, это был единственный наркотик, о котором Тиберий был хорошо и подробно информирован. Некогда используемый тайной полицией для допросов, он был впоследствии разрешен в свободную продажу и не облагался налогом.

– Мы то, что на нас надето, и это нормально. Вот что определяет личность человека – размер его счета в банке, марки, которые он носит, машина, дом. Скажи мне, на какой улице ты живешь, и я скажу тебе – кто ты.

– Да? – Тиберий посмотрел на него в упор. – То есть, если я, к примеру, лечу людей, учу детей, являюсь хорошим специалистом в своем деле, но денег не имею, вы мне руки не подадите?

– Мы стоим на разном уровне социальной лестницы, – икнул Джонатан и уронил смарт-вилку в чай. – Не дотянусь. Слишком низко наклоняться надо. Это и к тебе, Терри, относится.

– Вы обижаете моих друзей, – тихо, но жестко сказал Ларго, – и я хотел бы, чтобы вы немедленно извинились.

Глаза у него потемнели, и стало понятно, что весь свой запас человеколюбия он израсходовал на несколько лет вперед. За столом стало тихо. Мупочка с Мелиссой поспешно поднялись со своих мест и сообщили, что им срочно нужно припудрить носик. Тиберия все это нисколько не трогало. Сохраняя на лице маску вежливого безразличия, ставшую за многие годы второй кожей, он думал о другом, гораздо более серьезном и невеселом. Зато Невилл принял сторону Джонатана.

– Ну а что, – визгливым голосом осведомился он, – разве это не так? И я не понимаю, почему вам нравится общаться с нищими, Дон. Благотворительностью занимаетесь?

– Терри, Тиберий, вы окончили ужин? – мягким голосом поинтересовался Ларго у сидевших рядом с ним друзей.

И, получив утвердительный ответ, опрокинул тяжелый стол вместе с остатками блюд на безупречные джинсы Джонатана и Невилла.

Неизвестно, как дальше развивались бы события, но неожиданно Терри издал странный звук и развернул перед друзьями смарт, который до этого увлеченно листал.

«Libertion News. Prime.

Дело известного сотрудника организации по защите прав человека, Ивлин Янг, получило широкую огласку. Напоминаем, что вчера утром она была арестована в парке Свободы слова, при попытке провести митинг в защиту прав гетеросексуалов…»

Тиберий глухо застонал. Будь проклят «секрет Приапа» вместе с виски и Мупочкой. Последний судорожно застучал наманикюренным пальчиком по экранчику своего смарта. «Неужели решил ей позвонить?»

«… по решению суда она была подвергнута хирургической кастрации и отстранена от своей должности в организации по защите прав человека, которую она занимала в течение последних десяти лет».

Включился видеоролик. Тиберий едва узнал в наголо обритой, измученной женщине, одетой в медицинскую рубашку, которая не скрывала теперь плоской, как у мужчины груди, вполне симпатичную женственную Ивлин, которую он видел три дня назад.

– Пол, скажи мне номер Ивлин, я должен ей позвонить, – глухим голосом обратился Тиберий к Мупочке.

– Нет у меня ее номера! – взвизгнул тот высоким фальцетом. – И не дружу я с ней, вот, смотри!

Мупочка ткнул Тиберию в лицо свой смарт, где в новостной строке Bodybook значилось: «Пол Гейт и Ивлин Янг больше не являются друзьями».

Тиберий взглянул на профиль Ивлин и увидел, что за истекшие сутки количество ее друзей сократилось с трех тысяч до пятнадцати. Эти пятнадцать, очевидно, еще не смотрели новости. Он набрал ее номер.

– Ивлин? Это Тиберий Краун. Ив, мне очень жаль…

– Нет, это ничего, – бодро отозвалась она, хотя голос был слабый и больной. – Вы были правы. И я вам благодарна.

– Да за что!? Я втравил вас в это, о чем безумно сожалею. Могу я что-либо для вас сделать?

– Знаете, – Ивлин слабо улыбнулась, – люди сходят с ума быстро и коллективно, а приходят в себя медленно и поодиночке. Какой же я борец за свободу и права…

– Да ведь это даже не ваша война!

– Зато люди узнают, каковы у нас толерантность и свобода.

– Ивлин, времена мучеников и героев канули в лету, интернет «взрывают» ролики с забавными котами, но никому нет дела до того, за что вы собрались сражаться. Поверьте мне и на этот раз – оставьте это! Иначе вы просто исчезнете. Вас публично наказали для устрашения, но дальнейшего сопротивления не потерпят.

– А надо сдаться? – резко оборвала она Тиберия.

– Глупая вы женщина, я даже не могу вам сказать: «Ничего не изменится», – Тиберий терял терпение, и уже не мог этого скрывать. – Вы разбудили спящую собаку, и теперь она покажет зубы.

Разговаривая с Ивлин, он не отрывал взгляда от монитора, где под ее изображением вяло текла строка горячих новостей, которые он машинально читал, и вдруг, едва сдержал восклицание: «Напоминаем, что сегодня в семь часов вступила в силу поправка к Закону о хранении запрещенной литературы. Хранение любых книг, изданных до 2053 года на бумажных носителях, преследуется по закону. На входах во все общественные заведения установлены специализированные датчики, что поможет полиции в кратчайшие сроки…»

А в сумке Дона лежит Библия, которой триста лет! Тиберий молча протянул Дону смарт, тот пробежал взглядом сообщение и схватил сумку. Оба взглянули на время. Восемь часов, пятнадцать минут.

– Уходим, быстро, – одними губами шепнул Тиберий.

Дон поднялся.

«… хранение печатных книг карается четырьмя годами тюрьмы, хранение книги, под названием „Библия“…»

Но они уже не читали сообщение, потому что заметили на входе в зал фигуры двух полицейских, которых не пускал недоверчивый администратор. Тиберий рванул Ларго за плечо.

– За мной. Идем медленно, улыбаемся.

Ну, хоть какой-то плюс от возвращения на работу. Он открыл в смарте «Программу экстренной эвакуации». Краем глаза следя за полицейскими, Тиберий провел Дона между тесными столиками, к узкой лестнице, ведущей вниз.

– Бежим, – выдохнул он, когда крутой спуск завершился, – нам нужно добраться до склада реквизита, там есть потайной выход на улицу. Сделан, если верить комментариям моей программы, предыдущим директором театра.

Они пробежали через кухню, где не обнаружили ни плит, ни печей, только перепуганный персонал, который был занят распаковкой готовой еды из одноразовых пластиковых контейнеров и сервировкой ее на тарелки. По центру облицованного белой плиткой помещения стояла огромная мусоросжигательная печь, куда и бросались эти контейнеры с упаковкой.

– Дон! – крикнул Тиберий, указав на печь. – Туда, вместе с сумкой.

– Ни за что, – Ларго даже попятился, прижав сумку к груди. – Тиберий, вы не должны из-за меня подвергать себя риску. Только скажите, в каком направлении…

– Чертов вы романтик, – процедил Тиберий сквозь зубы, – за мной, не бросать же вас.

А на лестнице раздался топот ног, обутых в тяжелые форменные ботинки. Препираться было некогда, и друзья бросились бежать по темному коридору, который вел из кухни в длинные, слабо освещенные складские помещения. На ходу Тиберий вырвал из стены рычажок выключателя, и, пользуясь своим новым ночным зрением, потащил Дона за руку по лабиринту между пластиковыми ящиками.

– Стойте! Полиция! – раздался громкий, властный окрик.

Затем глухой удар, грохот от падения тяжелого тела и не менее громкая брань. Нелегко осуществлять профессиональные обязанности в кромешной темноте. Наконец, взору беглецов предстала массивная дверь с надписью «Реквизит». Тиберий дернул за ручку – заперто. Он приложил ладонь к замку и смарт уныло завел: «Запрашиваемая функция – несанкционированный взлом замка. Начинаю подбор кода. Подождите, пожалуйста».

– Не спрашивайте, – попросил он Дона.

«Процесс. Подождите, пожалуйста».

– Не буду, – легко согласился тот.

Дверь открылась и они, стараясь производить как можно меньше шума, побежали между бесконечных рядов с платьями и костюмами всевозможных цветов и фасонов, стеллажами, заполненными бутафорским оружием, восковыми фруктами, старинной разномастной мебелью. На секунду Тиберия осенило – не спрятать ли Библию среди бутафорских книг, но с этой идеей пришлось расстаться. Книг по отдельности не обнаружилось вовсе, а книжные шкафы имели на задних стенках полок фотографические изображения книжных рядов. Очевидно, полицейские справились с замком, потому что Тиберий и Дон услышали их голоса:

– Слышишь, папочка, как думаешь, они здесь?

Очевидно, стражей порядка связывали отношения куда более теплые, чем просто служебные.

– Тише, Тео, а то преступники услышат. И не называй меня папочкой при исполнении. При чужих – я сержант Локарт.

– Хорошо, папочка.

Нет, это какое-то дежавю, честное слово. Но вот, наконец, и последний поворот и обозначенный программой эвакуации тупик, где за массивным королевским троном, у подножия которого лежали бутафорские кандалы, спасительный потайной выход. Сюда, очевидно, сложили декорации средневекового тронного зала. Маленькая красная лампочка тускло освещала рыцарские доспехи, трон, заваленный расшитыми золотом плащами, стоявшие у стен алебарды. Тиберий, крадучись, пробрался мимо манекена, облаченного в королевскую мантию и увенчанного блестящей металлической короной, вполне убедительно имитировавшей золото. Внезапно их слуха достиг тихий шорох, потом шипение откуда-то снизу. Будто по полу ползла ядовитая змея. Дон позаимствовал у манекена тяжелый королевский жезл, очевидно, в качестве оружия. Тиберий с ужасным скрипом отодвинул королевский трон и… Пальцы нащупали гладкую бетонную стену.

– Замуровано, – растерянно пробормотал он.

В панике, Тиберий выхватил из сумки Дона Библию. «Бросить в угол? Но на ней отпечатки». А в конце коридора показались бегущие полицейские. Скорее инстинктивно, чем обдуманно, он прижал источник их злоключений к животу и рванул Ларго за талию, привлекая к себе. Книга, таким образом, оказалась зажата между их телами. Впрочем, романтические объятия сымитировать не удалось. Не успев понять, что происходит, ошарашенный его выходкой, Ларго дернулся, пытаясь освободиться, и развернулся к Тиберию спиной. А дергаться в закутке, битком набитом средневековым хламом не лучшая идея. В результате их борьбы, непродолжительной, поскольку Тиберий был гораздо сильнее, произошло следующее. Самозастегивающиеся кандалы, словно мертвые удавы, лежавшие у изножья трона, с хищным шипением охватили щиколотки приятелей, левое запястье Дона и поручни трона. Манекен рухнул, уронив мантию на спину Тиберия и корону на голову Ларго. В довершение плачевного зрелища дизайнерские джинсы Дона, снабженные кнопками, расстегнулись и основательно сползли вниз. Поскольку объяснять ситуацию времени не было, а при свидетелях такого рода не очень и хотелось, Тиберий просто зажал другу рот рукой. Впрочем, почувствовав поясницей острый серебряный декор Библии, Дон мгновенно успокоился и вырываться перестал. Так что когда им в лицо ударил свет фонарика, зрелище перед полицейскими предстало эпическое.

– А? Что это вы тут? – только и смог выдохнуть здоровенный, мрачного вида полицейский, глядя на скованного кандалами, полураздетого Ларго, которому Тиберий все еще зажимал рот рукой.

– Папочка, – деликатно кашлянул его напарник, удивительно напомнивший Тиберию Мупочку, – да ясно же. Ролевые игры. Это же, как мы с тобой любим. Ну, пошалить. Наручники и все такое.

Тиберий, опомнившись, убрал ладонь с губ Ларго, и тот тут же взял бразды правления в свои руки.

– А вы не видите? – холодным, язвительным голосом осведомился он у растерявшихся полицейских. – Мы с партнером уединились в тематической обстановке, чтобы выплеснуть страсть… А что вы тут делаете, офицеры?

– В ресторане зафиксирована незаконная книга, сэр. Вы вели себя подозрительно…

– Мы тут что, по-вашему, книги читаем? – очень натурально разозлился Ларго, поправив свободной рукой корону, которая сползла ему на глаза. Левая рука его была надежно скованна с запястьем Тиберия проклятыми самозастегивающимися кандалами.

– Да, но… – попытался заспорить старший офицер.

– Папочка, давай не будем мальчикам мешать? Это же ужасно, в такой момент… – подергал его за рукав младший.

– Не называй меня папочкой при исполнении!

– Джентльмены, – возмутился Ларго, – это вмешательство в частную жизнь! Мы что, не имеем права заняться сексом в общественном месте?

Говоря это, он несколько увлекся, попытался выпрямиться, и Библия опасно скользнула вниз. Тиберий, спохватившись, сильно притянул Дона за талию, серебряный шипастый рельеф врезался бедняге в поясницу, глубоко пробив кожу. От неожиданности Ларго издал короткий стон. Который, разумеется, был неверно истолкован.

– Папочка, – взмолился добросердечный Тео, – уйдем. Дадим мальчикам закончить.

– Но я обязан проверить наличие запрещенной книги, – возразил старший и потянулся за прибором.

– Парни, – внес свою лепту в этот ужас Тиберий, – если в результате ваших действий я получу психологическую травму, и у меня больше не встанет, клянусь всеми книгами мира – я вас засужу.

Этот аргумент сработал и полицейские удалились. Старший недовольно ворчал, младший украдкой бросил через плечо выразительный взгляд на Ларго и показал Тиберию большой палец.

– Ушли, – выдохнул Тиберий. – Дон, мне так неловко. Не успел придумать ничего получше.

– Да вы нас спасли, – сверкнул тот в ответ белозубой улыбкой. – Простите за медленную реакцию. Надо же, испачкалась, – он огорченно рассматривал серебряный рельеф на обложке, окрасившийся кровью. – Даже неловко перед ней. За способ, которым мы ее прятали.

– Вот об этом не беспокойтесь, – твердо сказал Тиберий, пытаясь избавиться от кандалов, которые, будучи уже расстегнуты, щелкали зажимами, как челюстями, в попытке снова поймать руки Тиберия. – Святыни прятали и худшими способами. К примеру, чтобы привезти в Венецию мощи святого Марка, предприимчивые венецианцы зашили их в свиную тушу, чтобы спасти от досмотра мусульманской таможней.

– В самом деле?

– Да. Но во второй раз нам вряд ли так повезет. Нужно ее вывезти и немедленно. В идеале одному из нас нужно будет взять сумку, для отвода глаз, а другому закрепить книгу на теле, лучше с помощью пластыря.

– Я смотрю, у вас большой опыт в этом деле.

– О, да. Но где взять хирургический пластырь? В театре аптеки нет. Разве найдется идиот, который носит в своей сумочке еще и аптечку неотложной помощи?

Оба, с внезапно просветлевшими лицами воззрились друг на друга.