Текст книги "Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны"

Производственные площадки: строительство, расширение, объединение

Решение о пунктах назначения эвакуированных заводов принимали Совет по эвакуации, ГКО, Совнарком и наркоматы разных отраслей промышленности[309]309
  ГАРФ. Ф. 6822. Оп. 1. Д. 539. Л. 32–33.


[Закрыть]. Иногда наркоматы отправляли «в разведку» собственных уполномоченных, чтобы они нашли подходящее место. ГКО занялся вопросом о перемещении предприятий задолго до того, как эвакуация пошла полным ходом, но поскольку эвакуироваться оказалось вынуждено большинство заводов, они все чаще боролись друг с другом за свободное пространство[310]310
  Там же. Д. 550. Л. 40.


[Закрыть]. К сентябрю 1941 года с отправлением эшелонов уже возникло столько сложностей, что к выбору конечных пунктов подключился и Наркомат путей сообщения[311]311
  Там же. Л. 88.


[Закрыть]. Составляя планы размещения как людей, так и заводов, чиновники рассуждали в основном в категориях «площади», квадратных метров, а не помещений или зданий. Часто новые заводы делили помещение с одним или даже двумя эвакуированными или местными предприятиями, располагаясь в тех же цехах[312]312
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 22. Д. 10. Л. 52.


[Закрыть]. Например, ленинградский завод № 77 (Кировский завод), производивший танки КВ-1, занимал одно помещение с Челябинским тракторным заводом (ЧТЗ)[313]313
  Не следует путать завод № 77, Кировский завод, с Кировским заводом в Ленинграде, от которого в 1933 году отделилось танковое производство.


[Закрыть]. Хотя среди рабочих ЧТЗ рабочие Кировского завода составляли лишь малочисленную группу, в военные и первые послевоенные годы он был известен как Челябинский Кировский завод. Некоторые заводы, находясь в одном здании, продолжали работать в прежнем режиме, автономно; другие же объединяли свои методы производства, рабочих и штат руководителей. Иногда заводы делили, частично распределяя их оборудование между другими предприятиями. Так, значительную часть техники с фабрик легкой промышленности передали оборонному производству[314]314
  См., например: ГАРФ. Ф. 6822. Оп. 1. Д. 469. Л. 18–19.


[Закрыть]. Некоторые заводы «расселили» по разным городам. В частности, разделили Московский автомобильный завод имени Сталина и разные его подразделения направили в Ульяновск, Миасс, Челябинск, Шадринск и Молотов. Основная часть московского завода «Красный пролетарий» отправилась в Челябинск, где расположилась в одном помещении со станкостроительным заводом имени Молотова, эвакуированным из Харькова[315]315
  Dexter K., Rodionov I. The Factories, Research and Design Establishments of the Soviet Defence Industry: A Guide. Ver. 20. University of Warwick, Department of Economics. May 2018. URL: https://warwick.ac.uk/vpk/ (дата обращения: 28.04.2022).


[Закрыть]. Резкие изменения в структуре требовали от директоров, бригадиров и квалифицированных рабочих привыкать к новым станкам, методам производства и даже продукции, а разделение и перераспределение предприятий в конечном счете вылились в полную перестройку промышленности.

Местные власти принимали решения о размещении заводов под одной крышей в крайне напряженной обстановке, поэтому не всегда эти решения отвечали критериям практичности и безопасности. Наркомат боеприпасов, эвакуируя с Украины в Красноярск пороховой завод, разместил его в одном здании с бумажной фабрикой, что, учитывая летучесть пороха и воспламеняемость бумаги, явно было небезопасно. Одновременно Совет по эвакуации распорядился, чтобы Наркомат целлюлозной и бумажной промышленности отправил туда же и другие эвакуированные фабрики. Нарком боеприпасов немедленно возразил: «Дать указание Наркомату бумажной промышленности: прекратить засылку оборудования своих заводов на площадку Красноярского Бумагокомбината и засланное ранее в порядке эвакуации оборудование с площадки вывезти»[316]316
  ГАРФ. Ф. 6822. Оп. 1. Д. 101. Л. 3–2.


[Закрыть]. Он, несомненно, видел перед глазами грандиозный пожар, для которого хватило бы одной-единственной искры. Менее рискованное, но столь же неудачное решение разместить химический завод резиновых изделий на мясокомбинате в Свердловске привело в ярость А. И. Микояна, члена Совета по эвакуации, а позднее и ГКО. Естественно, из‐за ядовитых выбросов и токсичных химикатов завод резиновых изделий был нежелательным соседом для пищевого комбината[317]317
  Там же. Д. 469. Л. 4. См. Л. 36.


[Закрыть].

Члены обкома партии и Совета по эвакуации, равно как и сотрудники наркоматов, опытные бюрократы, подыскивая помещение для эвакуированных предприятий, занимались сложными перестановками. Высшие чиновники из Наркомавиапрома и Наркомата боеприпасов претендовали на одно и то же помещение небольшой мебельной фабрики в Свердловской области. Завод боеприпасов уже въехал туда и начал производство снарядов. Сотрудникам Наркомата боеприпасов обещали здание пивоваренного завода, если они освободят мебельную фабрику, но секретарь обкома партии не согласился уступить пивоваренный завод, заявив, что его можно отдать под производство хлеба, в котором остро нуждались приехавшие рабочие. Вместо этого он предложил Наркомату авиационной промышленности здание Института журналистики, которое сотрудников вуза уже попросили освободить[318]318
  Там же. Л. 4–6.


[Закрыть]. Трамвайные и железнодорожные депо, склады, школы – каждый квадратный метр незанятого пространства приспосабливали для размещения эвакуированной техники. В Тамбове оборудование эвакуированного машиностроительного завода свалили во дворе оборонного предприятия, даже ничем не накрыв. Перенести станки на оборонный завод было нельзя, поэтому рабочие приступили к производству, пока вокруг них возводили постройку, что должно было занять не менее четырех месяцев. Секретарь Тамбовского обкома партии просил Совет по эвакуации сказать ему, куда пристроить станки, лежащие под открытым небом, чтобы уберечь их от порчи[319]319
  Там же. Л. 24, 30, 34.


[Закрыть]. Неожиданное соседство создавало и другие проблемы. Каждый завод руководствовался своими требованиями в плане выбросов, безопасности, вентиляции и утилизации опасных отходов. Занимая одно помещение, предприятия выбрасывали еще больше химических отходов, порой совершенно непредсказуемых по своему составу. Риск возрастал еще больше, когда рабочие спали в цехах или когда в том же здании жили люди[320]320
  Там же. Л. 1.


[Закрыть]. Так, в крупном гараже в Ташкенте разместились два завода, из Москвы и из Харькова, причем производили они разную продукцию. Рабочие вместе с семьями жили среди станков[321]321
  Там же. Л. 37.


[Закрыть].

Споры, задержки, трудности с определением пункта назначения усложняли задачу срочного возобновления производства. Иногда, прежде чем начать монтаж завода на новом месте, его несколько раз посылали из одного пункта в другой. Например, московский завод «Калибр», производивший измерительные приборы, в октябре 1941 года отправили в Ташкент, где в начале ноября рабочие приступили к разгрузке и монтажу оборудования в новом здании. Тем временем пришло распоряжение перенаправить завод в Челябинск. К середине января до Челябинска доехало лишь три четверти эвакуированного оборудования, в основном оставшегося лежать в вагонах на станции. Из 2700 рабочих и специалистов, изначально работавших на «Калибре», 820 человек приехало в Челябинск с семьями (всего около 1500 человек). 530 из них поселили в классах начальной школы. Сам завод должен был занять помещение нового и еще не достроенного драматического театра, но не смог въехать туда сразу, так как здание уже использовалось как хранилище для вывезенного из Ленинграда архива партийных документов. Почти весь декабрь решали, как быть с архивом. Только в середине января «Калибр» наконец занял отведенное ему здание и начал установку оборудования. Здесь рабочие обнаружили, что помещение слишком маленькое и его надо расширить на две трети, – они соорудили пристройку. Несмотря на все трудности, к концу января 1942 года завод возобновил производство приборов[322]322
  Samuelson L. Tankograd. The Formation of a Soviet Company Town: Cheliabinsk, 1900s – 1950s. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2011. P. 221–222.


[Закрыть]. Другие предприятия, прибыв на место, тоже оказывались в слишком тесном для них здании[323]323
  ГАРФ. Ф. 6822. Оп. 1. Д. 439. Л. 2–1.


[Закрыть].

Осмотрев место, куда их эвакуировали, многие руководители московских предприятий бросались телеграфировать Совету по эвакуации, своим наркоматам и даже Сталину с просьбой разрешить им вернуться. Восемь начальников цехов оборонного завода № 266 вместе с заводом отправились из Москвы в Томск. Придя в ужас от условий, в которых они оказались, они даже не сочли нужным обратиться к наркому обороны и отправили телеграмму Сталину:

[С] [ф]илиалом завода 266 прибыло [в] Томск две трети некомплектного оборудования, находящегося на вокзале в несмонтированном виде, [на] мерзлом грунте неотепленного корпуса тчк Остальное оборудование частично [в] пути, частично [в] Москве запрещено отгрузкой тчк подавляющее большинство обмотчиц [и] других кадров в Москве тчк площадей ряду цехов нет, остальным строятся тчк отсутствует инструментальная ремонтная база тчк энергии двадцать процентов, необходимо строить линию пять километров, отсутствует вода, транспорт, жилплощадь тчк[324]324
  Там же. Д. 502. Л. 58. См. схожие просьбы о возвращении в Москву на л. 50–58.


[Закрыть].

За неимением линий электропередачи, грузчиков, части заводского оборудования, жилья, воды и помещения для завода они хотели вернуться в Москву, в свое прежнее здание. Сталин, получавший тонны подобных жалоб, переправил телеграмму соответствующим сотрудникам Наркомата электропромышленности, которые недвусмысленно дали удрученным начальникам цехов понять, что они останутся в Томске и что их здание уже занято другим заводом.

Разделение и перераспределение предприятий отчасти были обусловлены логикой обеспечения их работы в тылу и нуждами армии, но и само устройство советских промышленных комплексов, состоявших из нескольких заводов и подразделений с десятками тысяч рабочих, способствовало этому процессу. Число занятых на металлургических комбинатах в Магнитогорске и Кузнецке колебалось между 25 000 и 26 000 человек[325]325
  РГАЭ. Ф. 8875. Оп. 46. Д. 103. Л. 4, 10 об., 11 (данные на декабрь 1943 года).


[Закрыть]. На гигантском машиностроительном заводе «Уралмаш», производившем крупногабаритные детали для танков, работало 23 000 человек[326]326
  Соловьева В. В. Бытовые условия. С. 163.


[Закрыть]. На многих предприятиях, помимо производственных цехов, имелись вспомогательные, где зачастую работало не меньше людей. Многие заводы располагали собственными механическими и литейными цехами для изготовления запасных частей – наследие ускоренной индустриализации с ее дефицитом и неравномерным распределением ресурсов[327]327
  Filtzer D. Soviet Workers and De-Stalinization: The Consolidation of the Modern System of Soviet Production Relations, 1953–1964. Cambridge: Cambridge University Press, 1992. P. 26–28, 168–169.


[Закрыть]. Эти особенности облегчили акты разделения и слияния, которых первоначально потребовали эвакуация и отсутствие инфраструктуры на востоке. Несмотря на порой неожиданное соседство, предприятия в восточной части страны получили эвакуированное оборудование, позволившее им совершенствовать свои технологии и расширяться.

В восточной части страны пришлось не только строить новые здания, но и прокладывать водопроводы, линии электропередачи, подъездные пути, дороги. По масштабам новое строительство могло поспорить с индустриализацией 1930‐х годов, но велось оно в тяжелых военных условиях. На строительстве нередко задействовали Особые строительно-монтажные части (ОСМЧ). В 1942 году в СССР насчитывалось около семидесяти ОСМЧ, более половины – на Урале. ОСМЧ функционировали как мобильные военизированные трудовые подразделения, известные также как трудовые батальоны или рабочие колонны. Набирали в них главным образом мужчин призывного возраста, непригодных к службе в армии. Позднее их ряды пополнили рабочие и крестьяне, мобилизованные из Средней Азии, и трудармейцы, находившиеся в ведении НКВД. Из 700 000 рабочих, к концу 1941 года мобилизованных в строительные колонны, около 40 % работали под эгидой Наркомата по строительству[328]328
  Гончаров Г. А. Строительные организации уральского региона в условиях военного времени (1941–1945 года) // Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 11 (265). История. Вып. 50. С. 51–55. На Урале было тридцать шесть ОСМЧ, в том числе тринадцать в Свердловской области и двенадцать в Челябинской.


[Закрыть]. Многие промышленные предприятия использовали ОСМЧ и располагали собственными строительными частями. Например, в декабре 1942 года на строительстве для предприятий черной металлургии было занято более 63 000 человек, из них только 20 000 входили в ОСМЧ[329]329
  РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 570. Л. 11, 13.


[Закрыть].

На ОСМЧ было возложено строительство многих зданий для размещения эвакуированных заводов. В 1941 году ОСМЧ поручили построить в Свердловске новый танковый завод, будущий завод № 37, где предполагалось разместить оборудование с трех эвакуированных предприятий, части двух уже имевшихся в Свердловске заводов, ни один из которых не производил танки, и вывезенный из Киева завод «Большевик». Рабочие ОСМЧ трудились на улице в условиях суровой уральской зимы, когда температура падала до минус сорока градусов. Им не хватало элементарных строительных материалов, не было даже чертежей – их делали по мере строительства. Батальон состоял из представителей не менее сорока четырех национальностей, включая рабочих из Средней Азии, плохо или совсем не говоривших по-русски и приехавших на стройку в сандалиях. Руководство раздобыло теплую одежду и обувь, и батальон работал быстро. Вскоре оба завода наладили в новых помещениях производство оружия[330]330
  НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р. 5. Оп. 16. Д. 4. Л. 9 об., 10, 12 об., 13, 13 об.


[Закрыть].

В некоторых регионах батальоны ОСМЧ состояли преимущественно из женщин. Уральско-сибирские ОСМЧ прокладывали рельсы и дороги, оборудовали оборонные предприятия водопроводом и канализацией, построили железную дорогу к бокситовым рудникам Северного Урала. Они обслуживали и ряд крупнейших предприятий на Урале, в частности Челябинский Кировский танковый завод и автомобильный завод имени Сталина в Миассе, частично эвакуированный из Москвы. В строительных работах на Уральском алюминиевом заводе и на железной дороге к бокситовым рудникам принимало участие 2500 эвакуированных, в основном женщин из Ленинграда и Калинина, а также 400 женщин из Башкирии. Среди них были молодые девушки и матери с маленькими детьми. Только около тысячи женщин оказались пригодны для тяжелого физического труда, тем более в суровых условиях тайги. Бывшие работницы текстильных фабрик, парикмахеры, бухгалтеры, учительницы осваивали новые профессии – плотников, сварщиков, водителей грузовиков, запальщиков и токарей; другие рыли траншеи, валили деревья и корчевали пни. Поскольку они все время перемещались, особенно когда прокладывали рельсы, постоянного жилища у них не было. Вскоре после прибытия женщин осенью 1941 года дожди сменились сильными морозами. Температура упала до минус тридцати, а где-то и сорока градусов. Изнурительный труд и кошмарные условия часто доводили женщин до слез. Как и у многих мобилизованных рабочих, у них не было теплой одежды и приличной обуви. Женщины умудрялись шить теплую обувь из лоскутов брезента и войлока, продолжая прокладывать трубы и строить железные дороги[331]331
  НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р. 5. Оп. 16. Д. 2. Л. 2–3, 6–8 об.


[Закрыть].

Батальоны ОСМЧ, как и другие эвакуированные рабочие, иногда получали неожиданные задания. В апреле 1942 года ГКО отдал приказ о строительстве нескольких новых предприятий черной металлургии на Урале, поручив его строительным организациям из разных городов. ОСМЧ-63, ранее занимавшиеся возведением авиационных заводов, должны были построить доменную печь в Чусовом, городе в Молотовской области на реке Чусовой. Первое препятствие, с которым столкнулся батальон, заключалось в том, что до города оказалось почти невозможно добраться. Отправленная вперед группа из 360 рабочих быстро поняла, что попасть в город получится только по воде. Они нашли судно и доплыли на нем до Молотова, но мелкая река не позволила им двигаться дальше; в конце концов им удалось достать судно поменьше и доплыть до цели. Передовой отряд должен был найти жилье для 5500 рабочих; некоторые уже приехали и жили в палатках, а остальных в скором времени ожидали. По словам стоявшего во главе батальона А. В. Тищенко, в городе не было ни единого свободного квадратного метра жилплощади. Местная партийная организация ничем не могла помочь. В итоге рабочие разместились в примитивных бараках, которые сами же и построили. Затем возникли проблемы с продовольствием. Рабочих, уже прибывших в Чусовой, временно обеспечивали питанием металлургические предприятия. Однако как только Наркомстрой открыл собственный отдел рабочего снабжения, металлургический завод перестал пускать рабочих в свои столовые. Теперь у рабочих из ОСМЧ была еда, но хранить и готовить ее они не могли, пока не построят собственные столовые и другие хозяйственные помещения. Одновременно рабочие приступили к строительству домны, не имея ни цехов для изготовления инструментов и обработки дерева, ни конюшен для трехсот лошадей, ни гаража для стоянки и ремонта ста двадцати грузовых машин. Рабочих мобилизовали из разных мест – Казани, Кирова, Ульяновска, – и каждая группа подозревала, что к остальным в этих тяжелых условиях относятся лучше. В конце концов бригадиры, выведенные из себя их раздорами и перебранками, решительно заявили, что больше здесь не будет никаких «казанцев», «кировцев» и «ульяновцев» – только рабочие ОСМЧ-63. Несмотря на, казалось бы, непреодолимые трудности, всего через девять месяцев с момента, когда батальон получил задание, новая домна была построена[332]332
  Там же. Д. 5. Л. 1–5, 10, 10 об.


[Закрыть].

Так как более продвинутые в технологическом плане заводы занимали помещения предприятий, использовавших менее современные технологии, эвакуация стимулировала модернизацию промышленной базы в восточной части страны. Тем не менее объединение заводов, рабочих, руководящего состава и методов производства не всегда шло гладко. Слияние завода № 22, крупного авиационного предприятия, эвакуированного из Москвы, и менее крупного и технически продвинутого завода № 124, уже существовавшего в Казани, наглядно показывает, к каким сложностям нередко приводили такие союзы[333]333
  Рассказ основан на устных свидетельствах руководителей и рабочих завода № 22, собранных приблизительно в апреле 1943 года: НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р. 5. Оп. 7. Д. 3. Л. 1–4, 17–19; Д. 6. Л. 1–4, 6–9 об.; Д. 9. Л. 6–7 об.; Д. 11. Л. 5 об.


[Закрыть]. Первоначальный план эвакуации завода № 22 предполагал продуманную транспортировку предприятия в два этапа, первый из которых был намечен на август 1941 года. Из-за стремительного приближения немцев к Москве второй этап пришлось ускорить – он начался 16 октября, во время беспорядочной и поспешной эвакуации столицы. Большинство рабочих завода прибыло в Казань в начале ноября. Оборудование приехало только в январе: в Москве его погрузили на баржи, по пути замерзшие в Волге и Оке. Часть застрявшей в дороге техники до Казани так и не добралась – ее перераспределили между заводами, расположенными ближе к фронту. Остальное оборудование удалось доставить, только когда завод отправил четыреста лошадей – мера, которую сложно переоценить в условиях, когда все шло на нужды армии, – и группу рабочих, чтобы из замерзшей Волги перетащить технику к железной дороге. Поразительный контраст между современным оборудованием и сотнями лошадей и людей, волокущих его по замерзшей реке и разбитым сельским дорогам, отражает самую суть усилий, вложенных Советским Союзом в помощь фронту. Однако в Казани выяснилось, что оборудование заржавело и его остается только списать. Поэтому завод № 22 начал в Казани новую жизнь, располагая лишь частью станков, погрузка, отправка и спасение которых из замерзшей Волги отняли у рабочих столько сил.

У рабочих возникали и свои трудности. По прибытии многих временно разместили в Казанском кремле, потому что селить их было негде. Пелагии Давыдовой, двадцатидвухлетней рабочей, после изнурительной дороги до Казани пришлось бороться за получение жилья:

Приехав в Казань, мы разместились в Кремле. Я за три дня оформилась на завод. Жилплощади у меня не было. Из Кремля нас перевели в Горсовет, а в Горсовете нас не приписывали, выгоняли, пусть, говорит, вам двадцать второй завод дает площадь. На заводе с первых же дней у меня получилось несчастье, вытащили все документы, хлебные карточки, комсомольский билет, заводской пропуск, я пошла к нач. цеха т. Рехтман, заявила ему об этом. Он говорит, у вас тридцать три несчастья, идите, говорит, и получайте хлебную карточку. Потом дали мне ордер на жилплощадь в Козью слободу, я туда сходила, но меня не пустили, говорят, что у самих тесно. Я пошла обратно в завод. Работу я не бросала. Из Горсовета не уходила, пока не дали мне другой жилплощади. Потом мне дали ордер в Соцгород. Пошла смотреть жилплощадь, но она была уже занята другими. Я пошла обратно в завод, опять прошу ордер. Потом переехала в подвал в дом № 10. За вещами моими смотрели соседи, а я все время ходила на работу. Потом выписали мне опять ордер. Пошла туда, хозяева меня приняли, ничего против не имели, у них я жила год. Когда ко мне приехала сестра, нам стало тесно, мы перешли на другую квартиру. Сейчас я привыкла к своей квартире, как в Москве, как устроилась в Соцгороде и чувствую себя как дома. О Москве не думаю пока и не мечтаю[334]334
  НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р. 5. Оп. 7. Д. 13. Л. 24 об.


[Закрыть].

Давыдовой относительно повезло – несмотря на все ее беды, она в конце концов нашла пристанище. Многие молодые рабочие завода так и остались бездомными: одни жили на заводе, другие сбежали, а некоторые умоляли отправить их на фронт – но руководство отказывало, потому что рабочих рук и так не хватало. Заводская администрация размещала рабочих, где могла, но далеко не все имели доступ к водопроводу, а уборные в помещении и отопление вообще мало у кого были. Зима 1942 года выдалась необычайно суровой как в Казани, так и в других местах (температура опускалась до минус сорока пяти градусов), а рабочие завода № 22 этой зимой совсем не получали топлива.

Условия на объединенных заводах были одинаково тяжелыми. На принимающем предприятии, заводе № 124, отопительная система обладала невысокой мощностью, и температура во многих цехах едва достигала пяти – шести градусов выше нуля. Вплоть до апреля 1942 года на заводе не было ни одной отапливаемой уборной или умывальной – правда, имелась баня. Руководство завода № 22 проявило инициативу, оборудовав туалеты, душевые, медпункты, питьевые фонтанчики, резервуары для кипяченой воды, санпропускник, помещение для дезинсекции от вшей и вторую баню. Но лютая зима все равно не обошлась без последствий. Большинство рабочих жили в 8–14 километрах от завода, куда добирались пешком, потому что трамваи в городе почти не ходили. Многие отмораживали ноги, и в какие-то дни буквально тысячи рабочих приходили на завод с опозданием или не приходили вовсе. Заводское руководство решило проблему, взяв под контроль трамвайную линию. В цехах изготовили запчасти, необходимые, чтобы снова пустить трамваи, и завод поддерживал линию в рабочем состоянии. Столовая на принимающем заводе № 124 не была рассчитана на выросшее после объединения количество рабочих. На протяжении нескольких недель эвакуированные из Москвы питались холодными бутербродами, пока руководство завода № 22 не построило большую кухню, к декабрю 1941 года готовившую 100 000 горячих обедов в день. Чтобы обеспечивать кухню продуктами, заводской отдел рабочего снабжения договорился с тремя совхозами. Совхозы оказались не в лучшем состоянии: ни фуража, ни семян для следующего посева, полуразвалившиеся амбары, сломанное оборудование. Вскоре завод начал наводить в совхозах порядок, чтобы нормально кормить своих рабочих.

Проблемы продовольствия, жилья и транспорта медленно решались, зато между руководителями и рабочими двух предприятий вспыхивали новые конфликты. Оборудование на заводе № 124 и так оставляло желать лучшего, а когда им пришлось еще и делиться с несколькими тысячами новоприбывших, обе группы негодовали друг на друга из‐за создавшейся тесноты. Еще более серьезные разногласия возникали между руководителями и мастерами из‐за методов производства. Московский завод № 22 представлял собой современное, технологически развитое предприятие, где самолеты собирали на конвейере, а детали изготавливали по шаблонам. На казанском заводе № 124 конвейера не было, а для изготовления деталей использовались более трудоемкие, требующие квалифицированной работы методы. Попытка приезжих из Москвы внедрить на заводе № 124 свои методы привела казанских руководителей и мастеров в бешенство. Между начальниками цехов дошло до драки. Атмосфера так накалилась, что директора обоих заводов вынуждены были созвать экстренное собрание всех рабочих, чтобы все успокоились. В декабре 1941 года конфликт «разрешился» прямым указанием из Москвы подчинить казанский завод № 124 единому руководству московского завода № 22.

Благодаря эвакуации завода № 22 в Казань завод № 124 превратился в современное предприятие, возможно, на несколько десятилетий раньше, чем это произошло бы при ином развитии событий. Установили конвейер, собранный заводом № 22. Рабочие либо сами изготавливали нужные детали, либо искали замену. Конвейер сокращал затраты труда на каждую единицу продукции и ускорял производственный процесс, но вместе с тем лишал казанских мастеров старшего поколения возможности применять свои навыки. Рабочие, поступавшие на заводы в годы войны, как и в последующие годы, попадали на современное производство со всеми необходимыми условиями: конвейером, туалетами, душевыми, медпунктами и просторной столовой. Руководство завода № 22 содействовало тому, что многие предприятия пережили в военные годы схожий опыт модернизации. Его поставщики, например, повысили не только производительность, но и качество – достижение, долгое время сохранявшееся и после войны.

Ил. 5. Сборочный цех Кировского танкового завода в Челябинске. 1942 год. Публикуется с разрешения РГАКФД.

Хотя процесс модернизации иногда давал сбой, сторонники более быстрого и эффективного производства, как правило, одерживали верх. Иллюстрацией трудностей, сопряженных с вытеснением старых методов производства новыми, служит пример Кировского завода, после эвакуации из Ленинграда объединенного с Челябинским тракторным заводом. На ЧТЗ, построенном в 1930‐е годы, тракторы и танки собирали на конвейере. На старом, знаменитом Кировском заводе каждый трактор собирали по отдельности от начала до конца. Когда Кировский завод с 7000 рабочих прибыл в Челябинск, на объединенном предприятии танки стали производить, используя более новую систему, уже существовавшую на ЧТЗ. Однако солдаты на фронте вскоре столкнулись с проблемами: двигатели перегревались, тормоза работали неисправно, оптические приборы были сконструированы плохо. Жозеф Котин, главный конструктор Кировского завода, настоял на возвращении к старому, индивидуальному подходу, применявшемуся в Ленинграде. После долгих споров Котин добился своего, и производство тяжелых танков полностью реорганизовали. Но позднее на фронт начали поставлять прежде всего более легкие танки Т-34, своей быстротой и эффективностью прославившиеся на весь мир. Т-34, сконструированный с учетом всех требований, предъявляемых к танку на поле боя, собирали на конвейере[335]335
  Samuelson L. Tankograd. P. 198–199, 202–203.


[Закрыть].

* * *

За аккуратной статистикой Совета по эвакуации стоят беспорядочные, опасные и непредсказуемые перемещения миллионов эвакуированных и беженцев. Прибывая на новое место организованными эшелонами или самостоятельными группами, люди сталкивались с проблемами поиска жилья и работы в городах, плохо приспособленных к тому, чтобы их принять. Они лишились всех удобств и жили в условиях гораздо более тяжелых, чем на прежнем месте. Хозяева и «гости» конфликтовали из‐за площади, методов производства и скудных ресурсов. Найти жилье было непросто, и отношение к эвакуированным часто менялось на куда менее приветливое. Несмотря на колоссальные трудности, война оказалась испытанием, заставившим органы здравоохранения применять все более действенные профилактические меры, строителей – строить новые предприятия и инфраструктуру, а местные власти – устанавливать электросети и прокладывать дороги. Промышленность стремительно модернизировалась, чтобы удовлетворить нужды фронта. Ввод предприятий в эксплуатацию, обычно занимающий не один месяц, осуществлялся за несколько недель. В Саратове рабочие встали за станки, когда вокруг них еще возводили стены. Через две недели после того, как в Саратове выгрузили последний станок, был готов первый истребитель «МиГ». Рабочие Харьковского танкового завода выпустили первый танк менее чем через десять недель после демонтажа, погрузки и отъезда на восток[336]336
  Erickson J. The Road to Stalingrad: Stalin’s War with Germany. New Haven: Yale University Press, 1975. P. 235.


[Закрыть].

Эвакуация в конечном счете дала мощный стимул к модернизации: не самые продвинутые в технологическом отношении предприятия объединялись с более развитыми, складывались четко налаженные производственные процессы, велось строительство. Потребовались огромные транспортные ресурсы и возведение новых зданий, где могли бы разместиться существенно расширившиеся предприятия, объединившие ресурсы западных и восточных регионов страны. В 1944 году Советский Союз произвел почти в четыре раза больше боевых самолетов, чем в 1940 году, в десять раз больше боевых машин (в основном танков), в восемь раз – тяжелых орудий, вдвое – стрелкового оружия. Вместе с тем всем отраслям, за исключением оборонной промышленности, отчаянно не хватало ресурсов. Бо́льшая часть продукции, еще выпускаемой другими предприятиями, включая стройматериалы, текстиль, обувь, инструменты и транспорт, шла на фронт. Острый дефицит металла, оборудования, паровозов, железнодорожных составов, автомобилей, кирпичей, цемента, древесины, текстиля и обуви серьезно осложнил восстановление страны после войны[337]337
  Harrison M. Accounting for War: Soviet Production, Employment, and the Defence Burden, 1940–1945. Cambridge: Cambridge University Press, 1996. P. 68–69.


[Закрыть]. Пройдет еще много лет, прежде чем у рядовых граждан появятся нормальная одежда, обувь, жилище и еда. Однако это были долгосрочные задачи, немыслимые в условиях, когда под угрозой оказалось само существование страны. Пока задача оставалась одна – прогнать фашистов с советской земли и выиграть войну. Эвакуация и возобновление производства на востоке способствовали ее решению.