Текст книги "Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны"

Размещение новоприбывших

Эвакопункты создавались для помощи тем, кто отправлялся в дорогу. Во всех местах назначения они должны были организовать медосмотр и санобработку, предоставить временное жилье и еду. Если приезжали трудоспособные люди, не примыкавшие к заводским эшелонам, сотрудники эвакопунктов также обязаны были найти для них работу, как правило, в сельской местности. Многие горожане, не хотевшие работать в колхозах, пытались устроиться самостоятельно, обращаясь в местные советы, на заводы или в другие учреждения. Сначала эвакопункты справлялись с потоком постоянно прибывавших людей. Например, за один только день в июле 1941 года в Марийскую АССР прибыло 15 500 эвакуированных, в том числе 349 детей без родителей, из Эстонии, Латвии, Литвы, Москвы и других мест. Секретарь обкома партии позднее представил пространный и не лишенный самодовольства отчет о приеме и размещении прибывших. Эвакуированных направили на эвакопункт в Йошкар-Оле с десятью общежитиями, банями, столовыми и буфетами. Были сформированы специальные бригады, встречавшие эвакуированных на станции, отвозившие их багаж в общежитие, присматривавшие за их детьми и работавшие в открытых к их прибытию столовых и банях. К общежитиям были приставлены политинструкторы, отвечавшие на вопросы эвакуированных и сообщавшие им последние новости с фронта. После бани и дезинфекции семьи отправляли в колхозы, а холостых мужчин – на лесозаготовки[282]282
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 10. Л. 37.


[Закрыть].

Однако эта история про горячие ванны и чистые постели вскоре начала больше походить на сказку, сочиненную от тоски по теплу и достатку. Даже крупнейшие города едва справлялись с массовым притоком населения, а в небольших городах и селах попросту не хватало места. Городские и деревенские жители, поначалу охотно принимавшие беженцев, по мере ухудшения условий стали относиться к ним с неприязнью. Один беженец-еврей позднее вспоминал:

На этой станции нас высадили, было такое указание, весь эшелон, и машинами везли в Покровку. Это районный центр, но он такой, сельского типа. Нас уже встречали с цветами. И каждый, их подготовили к этому делу, просил: «Идите к нам жить». Там у одного старика был не домик, а мазанка. Одна комната, сарайчик, а больше ничего там не было. «Вот я вам это отдаю». Он живет в большом доме, так он нам этот отдал. Потом стало эвакуированных много, нас уже стали не просто не любить, а ненавидеть. Вот там я услышал слово «жид»… В 41‐м еще терпели. Вот когда уже много приехали из других областей, жизнь становилась тяжелая, дороговизна. Буханка хлеба – сто рублей. Как мы жили – я не знаю абсолютно. Денег у нас совсем не было[283]283
  Интервью с Семеном Фалком. Оригинальная запись на русском языке (публикуется с разрешения Centropa.org).


[Закрыть].

Понять причины такого рода конфликтов нетрудно. Некоторые эвакуированные требовали невозможного, заявляя, что не в состоянии жить без сахара или электричества[284]284
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 10. Л. 36–38.


[Закрыть]. Городские жители зачастую ничего не знали о сельскохозяйственном труде или считали его ниже своего достоинства. Крестьяне, в свою очередь, наблюдали людей, от которых было мало толку. Местные советы были подавлены уже самим количеством прибывших. Как будто заботливые хозяева накрыли стол для десяти гостей, но обнаружили за дверью десятки тысяч истощенных, больных, оборванных людей.

Иногда местные советы пытались переложить ответственность за эвакуированных на другие города. Один батальонный комиссар сопровождал 2000 членов семей военного командования из Ростова в Минеральные Воды, город, расположенный на магистральной железной дороге между Ростовом и Баку. Как только они прибыли на место, секретарь горкома партии отправил семьи в другой город, затем в следующий, еще один, пока, наконец, 2000 человек не приехали туда, где им все равно пришлось еще дожидаться жилья. Военные и гражданские власти яростно спорили, куда направить эшелон, а тем временем сотни людей, в том числе женщины с детьми и старики, три дня томились в товарном вагоне, ожидая, пока им скажут, где и когда закончится их путь[285]285
  Там же. Л. 68–70.


[Закрыть]. Они были не единственными незваными «гостями». В августе, до начала блокады Ленинграда, Совет по эвакуации распорядился вывезти 2000 пациентов и работников ленинградских психиатрических клиник в Пензу. Секретарь Пензенского областного совета быстро и недвусмысленно ответил, что разместить их в городе не получится[286]286
  ГАРФ. Ф. 6822. Оп. 1. Д. 339. Л. 105.


[Закрыть]. И подобные случаи не редкость.

Масштаб массовых миграций хорошо виден, если сопоставить численность населения крупнейших городов в 1939 году, январе 1942‐го и январе 1944-го, когда уже полным ходом шла реэвакуация на запад (см. Таблицу 1). Всего за полтора года население Куйбышева, Чкалова (Оренбурга), Челябинска, Молотова и Новосибирска выросло на 40 % и более. Численность населения Омска и Уфы возросла на треть, Казани, Свердовска и Нижнего Тагила – более чем на четверть. В промышленные города хлынули и мобилизованные рабочие, продолжая заменять тех, кто уезжал даже после начала реэвакуации. Поэтому население многих городов Урала и Западной Сибири в годы войны неуклонно росло. В то же время Москва, которой грозила оккупация, и блокадный Ленинград потеряли почти 40 % населения. Массовое перемещение населения с запада на восток потребовало многочисленных организационных мер от местной администрации.

К тому же население прибывало в краткий промежуток времени. К началу августа 1941 года, когда с момента нападения Германии прошло всего шесть недель, Челябинская область уже приняла 92 500 эвакуированных, что составляло менее четверти от общего числа людей, которых области предстояло принять к концу 1941 года. Ее главный эвакопункт изначально был рассчитан на размещение тысячи человек, располагал карантинным отделением и двумя опытными врачами, но под напором потока эвакуированных эта система быстро перестала работать. Совет по эвакуации был лишен возможности предупредить эвакопункт о прибытии эшелонов, часто задерживавшихся, а работники медицинских учреждений не могли встречать поезда, осматривать пассажиров и проводить санобработку. Один состав, направлявшийся в маленький областной город, проследовал через Челябинск, несмотря на то что среди пассажиров были случаи кори, детского поноса, вызванного инфекционными заболеваниями, и колита, хотя всех больных следовало выявить и снять с поезда[287]287
  ГАРФ. Ф. A-482. Оп. 47. Д. 685. Л. 1, 1 об., 3 об.


[Закрыть]. В Молотовской области аналогичные планы тоже потерпели крах из‐за огромного количества приехавших. Многие, включая беженцев, рабочих, отправленных вместе с заводами, и людей, сошедших с поезда вне черты города, вообще не проходили через эвакопункты, поэтому их прибытие никто не регистрировал[288]288
  Там же. Л. 8, 8 об.


[Закрыть].

Таблица 1. Население Москвы, Ленинграда и крупнейших промышленных центров в тылу, принимавших беженцев, в 1939 году, в апреле 1942 года и в январе 1944 года

Источники: Данные переписи 1939 года и данные на 1 января 1944 года – подсчеты ЦСУ: РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 20. Д. 484. Л. 32–35, 37–38. Данные на 1 апреля 1942 года – очень приблизительные подсчеты Наркомздрава: Здравоохранение РСФСР в 1939 году: Статистический сборник. М., 1943 // ГАРФ. Ф. 8009. Оп. 6. Д. 1906. С. 167–173 (нумерация листов отсутствует).

С еще большими трудностями сталкивались города средних размеров с не столь развитой инфраструктурой. В начале войны Каменск-Уральский, расположенный в 150 километрах к северу от Челябинска, представлял собой город с населением 50 000 человек, специализировавшийся в одной отрасли промышленности: здесь находился трубопроводный завод, а главное – единственный в стране алюминиевый завод, необходимый для авиационной промышленности. В 1942 году город принял металлургические предприятия, эвакуированные из Москвы и Ростова. За несколько недель с начала войны его население увеличилось вдвое – до 100 000 человек. Вновь прибывшие эвакуировались в основном из Днепропетровска и Москвы: матери, дети младшего возраста, беременные женщины, а также рабочие, из которых незадолго до того сформировали строительные батальоны. Ни жилплощадь, ни инфраструктура Каменска-Уральского не выдержали такого натиска. Людей размещали в палатках или в зданиях с наспех сколоченными трехэтажными нарами вдоль стен каждой комнаты. В городе отсутствовала канализация, а нечистот приходилось убирать теперь вдвое больше, чем до притока эвакуированных. В баню каждый житель мог сходить один раз в тридцать семь дней, но никак не три раза в месяц, необходимые для предотвращения эпидемий. Более того, город так разросся, что эвакуированному с инфекционным заболеванием трудно было попасть в госпиталь. Санитарно-эпидемиологическая станция, ответственная за прием эвакуированных, располагала только одной лошадью, а ее единственный грузовик простаивал за неимением горючего. Как-то медицинский персонал повез больного дифтерией в госпиталь в переполненном автобусе[289]289
  ГАРФ. Ф. A-482. Оп. 47. Д. 685. Л. 1 об., 2.


[Закрыть].

Хотя эвакуированным разрешали взять с собой несколько килограммов багажа, нехватка одежды оставалась острой и широко распространенной проблемой. Людям часто говорили, что они уезжают из дома всего на несколько недель[290]290
  URL: https://www.centropa.org/biography/evgenia-gendler (неработающая ссылка); URL: https://www.centropa.org/biography/rakhil-givand-tikhaya (неработающая ссылка).


[Закрыть]. Кроме того, часто они по пути обменивали свою одежду на продукты – крестьяне брали ее охотнее, чем деньги. Поэтому многие, несмотря на приближение зимы, прибывали на место, имея при себе только несколько летних вещей. В конце сентября 1942 года по всей стране ведомства, занимавшиеся эвакуацией и размещением, сообщали о критической ситуации с одеждой и обувью. Текстильная и обувная промышленность, равно как и производство одежды, были отданы под нужды армии, а для гражданского населения одежды выпускалось мало. У рабочих часто не было запасной смены белья. Особенно остро ощущалась нехватка пальто, ботинок и валенок, из‐за которой взрослые не могли ходить на работу, а дети – в школу. Причем отсутствие обуви и верхней одежды официально считалось уважительной причиной для неявки[291]291
  ГАРФ. Ф. A-327. Оп. 2. Д. 18. Л. 112, 112 об.; Д. 26. Л. 4 об.; Д. 3. Л. 1; Д. 37. Л. 143.


[Закрыть].

Резкий рост населения объяснялся не только притоком эвакуированных и беженцев. Местные и эвакуированные заводы существенно увеличивали производственные мощности, а в таких отраслях, как добыча угля или торфа, деревообрабатывающая промышленность и строительство, часто были заняты рабочие, мобилизованные издалека. Новоприбывшие заполняли города, где жилплощади и до войны не хватало, а если говорить о новых рабочих поселках в сельских районах, там ее попросту не существовало. До войны в большинстве городов в центральной и восточной части страны люди жили в отдельных маленьких домиках без водоснабжения, канализации и отопления. В городах, заметно разросшихся в 1930‐е годы, в период индустриализации новых рабочих обычно размещали в бараках и общежитиях, в которых, как и в частных домах, отсутствовали коммунальные удобства и многие из которых были так плохо построены, что уже к концу десятилетия требовали серьезного ремонта. В Нижнем Тагиле, втором по величине городе Свердловской области, на частные дома приходилось чуть более четверти всей жилплощади, а на бараки – чуть менее трети. Около 40 % жилья составляли кирпичные многоквартирные дома, но лишь в немногих из них имелись водоснабжение (как правило, водоразборные колонки рядом с домом), канализация или отопление[292]292
  Гонцова М. В. Повседневная жизнь населения индустриального центра в годы Великой Отечественной войны (на материалах города Нижний Тагил): дис. … канд. ист. наук. Нижний Тагил, 2011. С. 121–123, 127–128.


[Закрыть]. В Молотове появились жилища в рабочих поселках, хаотически разбросанных вокруг заводов, что впоследствии послужило препятствием для налаживания централизованной системы коммунальных услуг: примерно у 60 % населения города не было ни канализации, ни водопровода[293]293
  ГАРФ. Ф. A-482. Оп. 47. Д. 2322. Л. 7; Д. 3431. Л. 8–11.


[Закрыть]. Короче говоря, ни один из крупных промышленных городов в центральной и восточной части страны не был готов к столь радикальным переменам на раннем этапе войны.

Нижний Тагил можно назвать типичным для восточных регионов промышленным центром. Если в 1939 году его население насчитывало чуть менее 160 000 человек, к концу 1943 года эта цифра подскочила до 243 000. Большинство жителей работали на крупных местных предприятиях: Уралвагонзаводе, в годы войны переформатированном в Уральский танковый завод, химических комбинатах, Станкостроительном заводе имени Серго Орджоникидзе, Ново-Тагильском металлургическом заводе, заводе имени В. В. Куйбышева и в строительном тресте «Тагилстрой». В городе появилось сорок новых предприятий, эвакуированных из Ленинграда, Московской области и Украины, а также исправительно-трудовой лагерь – Тагиллаг. За второе полугодие 1941 года Нижний Тагил принял более 60 000 эвакуированных, большей частью прибывших вместе со своими заводами. Чтобы освободить место для вновь прибывших и по возможности поселить семьи вместе, городские власти издали предписание, согласно которому каждый владелец четырехкомнатного дома или квартиры обязан был уступить две комнаты эвакуированным семьям, а владелец трех комнат – одну. Люди, живущие в отдельных домах, вынуждены были пустить к себе по меньшей мере одну семью. Одиноких размещали в общежитиях. Эвакуированных с маленькими детьми и тех, кому возраст уже не позволял работать на производстве или строительстве, решили отправлять в сельскую местность. Однако даже такая стратегия, вынудившая местное население поделиться жилплощадью с одной или даже двумя семьями, не обеспечила прибывших жильем в требуемом объеме[294]294
  Гонцова М. В. Повседневная жизнь. С. 114–116, 122–123.


[Закрыть].

Советское руководство быстро осознало, что существующая жилищная инфраструктура не выдерживает массового притока населения. 13 сентября 1941 года Совет народных комиссаров принял постановление, обязывающее наркоматы, руководство республик и областные власти в кратчайшие сроки построить для эвакуированных простейшие типы жилья – общежития, бараки, землянки, – используя местные производственные ресурсы и материалы. Строительные предприятия должны были обеспечить жильем тех, кто приехал вместе с заводами, а администрации поручалось мобилизовать вновь прибывших и местных жителей на строительство жилищ для приезжавших помимо организованных заводских эшелонов[295]295
  Постановление СНК СССР от 13 сентября 1941 г. «О строительстве жилых помещений для эвакуированного населения». URL: http://maxpark.com/community/5167/content/1794985 (дата обращения: 28.04.2022).


[Закрыть]. Постройки планировались самые простые: бараки – деревянные, до двадцати пяти кроватей на комнату, так что на каждого человека приходилось по три квадратных метра. Полы – настил из веток, обмазанных глиной, или из досок[296]296
  Соловьева В. В. Бытовые условия персонала промышленных предприятий Урала в 1941–1945 гг. Государственная политика и стратегии адаптации: дис. … канд. ист. наук. Екатеринбург, 2011. С. 114–115, со ссылкой на: Сборник руководящих материалов по коммунальному хозяйству (на военное время). М.; Л., 1942. С. 178–179.


[Закрыть]. Еще примитивнее выглядело устройство землянок: траншею около трех метров в глубину делили на четыре – шесть «комнат», каждая площадью шесть – восемь квадратных метров, их накрывали досками, а для изоляции покрывали крышу землей. В каждой комнате устанавливали печку, трубу выводили через земляной потолок[297]297
  Гонцова М. В. Повседневная жизнь. С. 117.


[Закрыть]. Значительную часть строительства возложили на заключенных ГУЛАГа.

Однако вскоре стало ясно, что и новых построек недостаточно. В 1942 году Уральскому танковому заводу (заводу № 183) в Нижнем Тагиле дали задание построить поселок для 40 000 эвакуированных рабочих, но удалось соорудить лишь 173 землянки на 11 000 человек. Качество строительства как до, так и во время войны оставалось столь низким, что к 1945 году количество брошенного за полной непригодностью жилья в Нижнем Тагиле превышало общее количество недавно возведенных жилых построек[298]298
  Гонцова М. В. Повседневная жизнь. С. 122–123.


[Закрыть]. К 1944 году почти половина рабочих танкового завода жила в наспех сколоченных деревянных бараках без отопления, водопровода и уборных в помещении. Другие жили в землянках или шатких постройках, сооруженных из подручных материалов. Ни одно из этих жилищ не отапливалось нормально, потому что завод, отвечавший за обеспечение рабочих топливом, получал лишь малую долю значившегося в плане объема древесины. Ни в одном общежитии не было помещений для умывания. В двух поселках 15 000 человек пользовались шестью водоразборными колонками, еще в одном на 8000 рабочих приходилось пять чайников. На заводе имелись общие ванные комнаты, несколько прачечных, мастерские по ремонту обуви, но всего этого недоставало, чтобы удовлетворить потребности рабочих завода и других предприятий, живущих в поселках[299]299
  ГАРФ. Ф. 5451. Оп. 30. Д. 9. Л. 68–72.


[Закрыть]. Как отмечали руководители профсоюзов, главная трудность заключалась не в средствах – государство их выделяло, – а в нехватке строительных материалов, транспорта и рабочих рук. В Свердловске, например, невозможно было раздобыть двери, оконные рамы, петли и даже гвозди. Автомашины реквизировали военные власти, но даже телег и лошадей оказалось мало[300]300
  Там же. Д. 1. Л. 15–17.


[Закрыть]. Директора заводов и наркоматы поспешно возводили бараки, представлявшие собой просто деревянные каркасы, но в этих сооружениях, сложенных нередко из сырой древесины, вскоре образовывались огромные трещины между досками, начинали протекать крыша и окна. Бараки и землянки, как правило, не обогревались: даже при наличии печей топить было нечем[301]301
  Соловьев В. В. Бытовые условия. С. 118; Гонцова М. В. Повседневная жизнь. С. 128.


[Закрыть].

Государство надеялось хотя бы отчасти компенсировать жилищный кризис, призывая рабочих самостоятельно строить себе жилища. Совнарком предоставлял желающим строить значительные средства, но не материалы. Предполагалось, что директора заводов и местные советы попросят местные предприятия обеспечить рабочих стройматериалами, выделят транспорт и снабдят каждого всем необходимым[302]302
  ГАРФ. Ф. 5451. Оп. 30. Д. 1. Л. 15–17.


[Закрыть]. Государство поощряло таких строителей в финансовом плане, в частности давая им ссуды под низкий процент. Рабочие должны были вести строительство своими силами. Руководство Уральского алюминиевого завода быстро заметило, что это невозможно: рабочие трудились на заводе допоздна, а летом многие в свободное время занимались огородами[303]303
  Соловьев В. В. Бытовые условия. С. 120–121; Гонцова М. В. Повседневная жизнь. С. 118–119; ГАРФ. Ф. 5451. Оп. 43. Д. 210. Л. 445, 446 об. (документ с обратной нумерацией).


[Закрыть]. Долгие смены, сверхурочная работа, дорога из барака на завод и обратно не оставляли им времени даже на то, чтобы уплатить за жилье. В мае 1942 года 70 % из 20 000 рабочих, размещенных в общежитиях авиационных предприятий в Куйбышеве, просрочили плату за жилье. Деньги у них были, а вот времени не было, поэтому они неоднократно просили профсоюз разрешить заводской бухгалтерии вычитать из их зарплаты помесячную плату за жилплощадь[304]304
  ГАРФ. Ф. 5451. Оп. 43. Д. 199. Л. 43.


[Закрыть]. Что касается строительства, то и здесь дело оказалось не в деньгах: ни государство, ни заводы не могли обеспечить рабочих ни материалами, ни транспортом для их перевозки. Неудивительно, что ни в одном из промышленных городов меры по поощрению индивидуального строительства не принесли ощутимых результатов[305]305
  Соловьева В. В. Бытовые условия. С. 120–121; Гонцова М. В. Повседневная жизнь. С. 118–119; ГАРФ. Ф. 5451. Оп. 43. Д. 210. Л. 445, 446 об. Строительство отдельных домов началось уже после войны и существенно увеличило объем нового жилого фонда. См.: Smith M. B. Property of Communists: The Urban Housing Program from Stalin to Khrushchev. De Kalb: Northern Illinois University Press, 2010.


[Закрыть].

Руководители профсоюзов, секретари местных советов, органы здравоохранения сообщали властям о жилищной проблеме, но никто не предлагал удовлетворительного решения. Ответственный работник из Свердловской области писал:

Наиболее тяжелое положение у рабочих-одиночек, расселенных во вновь выстроенных бараках и землянках (сданы с большими дефектами и недоделами). Кровля, полы, потолки не уплотнены, кругом щели, печи сложены плохо, нет выгребных ям, канав для стока воды[306]306
  Соловьева В. В. Бытовые условия. С. 115.


[Закрыть].

В 1942 году профсоюз рабочих промышленности вооружения жаловался, что более 85 % рабочих завода № 525 живут в палатках или землянках, в грязи и сырости. В палатках не было постелей, рабочие спали на голых досках, мыться им тоже было негде. В январе 1943 года корреспондент журнала «Медицинский работник» в письме редактору рассказывал о рабочем того же завода: тот отработал двойную смену, сутки без перерыва, проведя все это время на ногах. Придя домой, он стоял у холодной печи, его трясло, но он не хотел ложиться на холодную и грязную кровать[307]307
  ГАРФ. Ф. 5451. Оп. 43. Д. 210. Л. 446; ГАРФ. Ф. A-482. Оп. 47. Д. 1345. Л. 133, 151.


[Закрыть].

Схожие условия преобладали и в других регионах, особенно когда речь шла о молодых рабочих, эвакуированных и беженцах, а также о других людях, мобилизованных издалека для работы на местных предприятиях. В августе 1942 года в ВЛКСМ поступил отчет о размещении 1200 выпускников школ фабрично-заводского обучения (ФЗО) на Златоустовском металлургическом заводе имени Сталина, одном из главных предприятий Челябинской области. Их поселили в неотапливаемых бараках с разбитыми окнами, умывальные находились во дворе и были к тому же неисправны. Когда погода позволяла, рабочие стирали одежду в ручье неподалеку. Баков с кипяченой водой не было – опять же из‐за отсутствия топлива, чтобы ее вскипятить. Инспектор писал:

Отсутствие мыла, умывальников, воды, нерегулярно организуемые посещения бани способствуют тому, что рабочие ходят грязные и зачастую по несколько дней не умываются. Нижнее белье рабочие не имеют возможности менять своевременно, в связи с тем, что большинство из них не имеют смены белья. Нормальная стирка и замена постельного белья не организована. Имеющегося постельного белья далеко не достаточно. Кроме того, из‐за отсутствия смены одежды, большинство рабочих ложатся на постель в рабочем платье. Все это приводит к тому, что постельное белье находится в исключительно запущенном состоянии, особенно в общих бараках. Простыни и наволочки стали буквально черными от грязи, имеется завшивленность (барак № 2)[308]308
  РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 8. Д. 64. Л. 113–114.


[Закрыть].

Ил. 4. Рабочие на авиационном заводе. Алтайский край. Публикуется с разрешения РГАКФД.

Печальная правда состояла в том, что страна вкладывала все ресурсы в тяжелую и оборонную промышленность, поэтому самые красноречивые жалобы и просьбы бессильны были выманить стройматериалы, гвозди, топливо и постельное белье.