Текст книги "Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны"

«Нас оставляют без хлеба!»

Беспрецедентные усилия Совета по эвакуации не принесли бы результата без поддержки рабочих. Пока ответственные работники и сотрудники предприятий эвакуировали Москву, директора фабрик и партработники в Иванове, центре текстильной промышленности к северо-востоку от Москвы и городе с богатым революционным прошлым, попытались эвакуировать оборудование, не посоветовавшись с рабочими, чем спровоцировали протесты и стихийные забастовки. Конфликт разгорелся в середине октября, когда немцы, следуя своему плану захвата Москвы, подошли к Ивановской области. Город, расположенный в прифронтовой зоне, окружало несколько линий обороны: блиндажи, бункеры, противотанковые рвы и ежи, насыпи из бревен и строительного мусора. Все напоминало о близости фронта. Прямо с поля боя на станцию Иваново приносили тысячи раненых, а школы, гостиницы и другие здания были отданы под госпитали. Женщин и подростков мобилизовали строить бомбоубежища, рыть землянки и сооружать укрепления. Один из очевидцев вспоминал:

Поезд пришел в Иваново ранним утром. И первое впечатление, не скрою, было тягостным. Война наложила на город, на людей тяжелый отпечаток. На станции разгружали эшелон с ранеными, вокзал был забит худыми, измученными женщинами с малыми детьми на руках, сидевшими между узлов и чемоданов. Проталкиваясь между ними, проносили на носилках полумертвых от голода эвакуированных ленинградцев. Сам город тоже показался мне унылым. По затемненным улицам изредка пробегали переполненные трамвайные вагоны с висящими на подножках людьми, у хлебных магазинов длинные очереди[207]207
  URL: http://ivgoradm.ru/pobeda70/history.htm (дата обращения: 06.02.2022). Из книги: Балдин К. Е. Иваново-Вознесенск. Из прошлого в будущее: к 140-летию со дня образования города Иваново. Иваново: Епишева О. В., 2011.


[Закрыть].

Когда немцы подошли к окраине города, Наркомат легкой промышленности сообщил Частукину, директору меланжевого комбината, что эвакуация неизбежна. Частукин сразу же провел собрание руководителей комбината, цеховых начальников и членов парткома, чтобы разработать план. Но все присутствовавшие, боявшиеся возможной паники, дали подписку о неразглашении этого плана. 16 октября Частукин получил приказ демонтировать и паковать машины. 17 октября, когда у рабочих был выходной день, участники группы пришли на фабрики и тайно приступили к демонтажу станков. Когда наутро вышла на работу первая смена, работницы увидели, что их станки разобраны и сложены в ящики. На прядильной фабрике поднялся крик: «Оборудование забрали, а нас оставили без работы». Не прошло и 15 минут, как директор и секретарь парткома поспешили дать разъяснения: рабочих эвакуируют вместе с оборудованием, никого не оставят, а время, проведенное в пути, оплатят. Но работниц сказанное не убедило. Люди начали кричать, что все руководство бежит из города, бросая их на произвол судьбы, что начальство во главе с Частукиным эвакуировало свои семьи, но не их, что их хотят оставить без работы. Собравшиеся шумели все громче, возмущаясь, что решение приняли без них. Разбредаясь, они кричали друг другу: «Не давайте им разбирать и увозить станки». Тем временем некоторые чиновники уже отправили из города свои семьи, а другие торопливо раздавали жителям товары широкого потребления, что в глазах многих подтверждало слух о неминуемой оккупации[208]208
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 88. Д. 45. Л. 12–14.


[Закрыть].

В первой половине дня местные парторги попытались сдержать возрастающую панику – провели собрание и рассказали о готовящейся эвакуации. Казалось, люди свыклись с этой мыслью. Они задавали вопросы о зарплате, об эвакуации детей и родственников. Но некоторые по-прежнему боялись. Одна женщина выкрикнула: «Все равно не дадим им разбирать машины!» Даже партийный работник заявил: «Если вы так переживаете за станки, вывезите сначала семьи». После собрания группа рабочих побежала на отделочную фабрику, где топорами и молотками начала вскрывать ящики. Когда им вдогонку бросились секретарь парткома и заместитель директора, они разбежались, но три ткачихи поспешили на ткацкую фабрику и начали взламывать ящики там. Некоторые цеха спокойно продолжали работу. В других же дошло до драки, потому что одни пытались вскрыть ящики, а другие – помешать им[209]209
  Там же. Л. 14–15.


[Закрыть].

На следующее утро беспорядки усилились. Группы работниц ходили с одной фабрики на другую, призывая своих товарищей прекратить демонтаж оборудования. Руководители, начальники цехов и даже сам Частукин не могли их остановить. Взбешенный Частукин только подлил масла в огонь, напомнив о тактике «выжженной земли». «Если вы не дадите вывезти оборудование, мы все равно взорвем завод. Станки не достанутся врагу», – закричал он. Некоторые работницы побежали по цехам с воплем: «Они хотят взорвать фабрику вместе с рабочими, мины уже заложили, это распоряжение Частукина». По фабрикам понеслись слухи: «Нас оставляют без хлеба. Хлеб вывезут из Иванова через сортировочный склад». «Сберкасса уже уехала, нам не выдадут больше денег». Многие, до кого долетели подобные известия, в панике покинули фабрику. В кабинет директора прядильной фабрики вломилась толпа женщин, потребовавших, чтобы им немедленно выдали расчет. В испуге он убежал от них и спрятался под брезентом. Начальники цехов разбежались, а начальник ткацкого цеха помчался домой, после того как работницы пригрозили его убить[210]210
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 88. Д. 45. Л. 15–16.


[Закрыть].

Обстановка накалялась, и областные партийные руководители организовали на фабрике собрание, созвав более тысячи ткачих, начальника местного отделения НКВД, секретарей городских и районных парткомов. По толпе гуляли дикие слухи: Гитлер за 5 километров от Иванова, рабочие лишатся станков, норму хлеба снизят до 100 граммов. Люди кричали: «Мы построили этот комбинат и никому не дадим его разрушить или увезти». Когда Пальцев, секретарь областного парткома, взошел на трибуну, он попробовал успокоить работниц. Он пообещал прекратить демонтаж станков и вновь собрать те, что уже упаковали в ящики. Раздались аплодисменты и одобрительные возгласы. Многие только начали возвращаться к работе, как послышались новые крики: «Вы хотите нас взорвать! Куда вы дели хлеб? Куда отправили сберкассу?» Частукин хотел взять слово, но его появление лишь вызвало новую волну негодования: «Пусть Частукин скажет, куда заложил мины! Смотрите, это он хочет нас взорвать. Бейте его!» Некоторые ткачихи попытались стащить Частукина с трибуны, которую в ходе потасовки опрокинули, и группа работниц схватила его. Почти вся толпа хлынула из фабричных ворот на улицу. Часа два толпы людей бродили по городу. В то же время к рабочим начали подходить партийные активисты, спокойно пытаясь их урезонить. Постепенно толпа рассеялась. Некоторые разошлись по домам. Один партработник повел 300 работниц на станцию, чтобы они сами проверили, действительно ли из города вывезли запасы хлеба. Убедившись, что это ложные слухи, они вернулись на фабрику. К следующему дню волнения улеглись[211]211
  Там же. Л. 2–4, 16–18; см. также л. 18–19.


[Закрыть].

17–19 октября аналогичные демонстрации, короткие стачки и беспорядки происходили по всей области, хотя все они быстро выдохлись[212]212
  Там же. Л. 18–19.


[Закрыть]. Пальцев отправил ЦК пространный отчет о беспорядках. Он обвинял недавно поступивших на фабрику работниц, «агентов германского фашизма», «шпионов», а также паникеров, провокаторов и крикунов. Нескольких человек, в основном женщин, арестовали за то, что они якобы действовали как прямые пособники фашистов и проявили враждебный настрой. Некоторые из них либо ранее подвергались аресту, либо были уволены с других предприятий, либо состояли в родстве с людьми, у которых за плечами были аресты. По крайней мере одна женщина вообще не работала на фабрике. Однако неясно, действительно ли арестовали самых активных подстрекателей или просто выбрали козлов отпущения с неблагонадежным прошлым. Предъявленные им обвинения, обоснованность которых было почти или вовсе невозможно доказать, напоминали те, что часто служили поводом для ареста в ходе массовых репрессий конца 1930‐х годов[213]213
  Там же. Л. 22–23.


[Закрыть]. Но, как отметил сам Пальцев, вина во многом лежала также на руководителях и партийных работниках. Он повели себя неправильно, прибегнув к «голой административной власти». Одна работница впоследствии заметила: «Если бы нам раньше всё объяснили, не было бы никакого беспорядка». Многие рабочие в замешательстве говорили, что не ожидали и не хотели того, что случилось. Подавляющее большинство участников беспорядков наказывать не стали. Сам факт, что волнения легко удалось усмирить, указывал на то, что начальство могло избежать бури, если бы дало себе труд заручиться поддержкой рабочих. Правда, местные руководители изрядно поплатились за свои промахи. Партия объявила Частукину выговор, после чего его уволили за провокационные заявления о намерении взорвать фабрику и отделение от рабочих. Секретарей парткомов комбината и города, как и других местных ответработников, тоже сместили[214]214
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 88. Д. 45. Л. 2, 23–34, 4, 22–23.


[Закрыть]. Немцы так и не вошли в Иваново. Город сыграл важнейшую роль в помощи фронту благодаря текстильному производству и уходу за ранеными и, кроме того, дал пристанище беженцам и эвакуированным, в том числе полумертвым от голода ленинградцам.

Железнодорожные вагоны: непреодолимое препятствие

Главное препятствие, с которым столкнулся Совет по эвакуации, заключалось в нехватке товарных вагонов. Помимо регулярного транспортного сообщения, обеспечивавшего функционирование единой системы промышленных предприятий, поезда требовались для отправки людей, оружия и продовольствия на фронт. Из документов Совета по эвакуации видно, что недостаток вагонов быстро стал наиболее серьезной помехой для эвакуации. Рассматривая запросы тысяч организаций и предприятий, Совет по эвакуации пытался заставить Наркомат путей сообщения придерживаться четкого плана, чтобы предприятия смогли вывезти всё, что было намечено. В период с июля по декабрь 1941 года Совет организовал и зарегистрировал отправку не менее 1,5 миллиона вагонов, объединенных в 30 000 составов, заполненных эвакуируемой техникой, продовольствием и людьми[215]215
  Лихоманов М. И., Позина Л. Т., Финогенов Е. И. Партийное руководство эвакуацией. С. 81.


[Закрыть]. Однако бросается в глаза и заметная разница между числом вагонов, выделенных Советом по эвакуации почти всем предприятиям, и числом вагонов, которое те в действительности получили, погрузили и отправили.

Первоначальный план эвакуации любого предприятия был основан на подсчетах его директора, оценивавшего количество вагонов, необходимое ему для эвакуации людей и техники. Директор направлял эти данные в соответствующий наркомат, тот передавал их в Совет по эвакуации, а Совет, в свою очередь, в Наркомат путей сообщения. 1930‐е годы приучили директоров завышать цифры, когда они просили о выдаче тех или иных материалов, в надежде получить как раз нужное количество. Такая тактика, которой придерживались служащие на всех уровнях системы, составляла часть процесса планирования в условиях дефицита. Однако значительный разрыв между запрашиваемым количеством вагонов и количеством, фактически выделенным Наркоматом путей сообщения, показывает, что их нехватка была не просто следствием «игры», предусмотренной подобным принципом планирования. Более того, разрыв оказался настолько существенным, что многие станки, уже разобранные и упакованные, так и не добрались до железной дороги. Нередко предприятия не получали даже половины запрошенных вагонов. В случае авиационных заводов и производителей боеприпасов, входивших в число приоритетных для эвакуации предприятий, разница между запрошенным и полученным особенно велика: некоторым выделили менее 20 % требуемого количества[216]216
  ГАРФ. Ф. 6822. Оп. 1. Д. 409. Л. 144.


[Закрыть]. Ленинградскому орудийному заводу № 232, например, требовалось 2950 вагонов для погрузки оборудования; отправлено в результате было только 503 вагона[217]217
  Там же. Д. 511. Л. 145–132.


[Закрыть]. Зазор между запросами и реально имеющимися ресурсами сделал полную эвакуацию намеченных предприятий невозможной[218]218
  Там же. Д. 409. Л. 144.


[Закрыть].

Когда началась спешная эвакуация Украины, Наркомат путей сообщения не смог вовремя предоставить нужное количество вагонов. В Полтаве, к северо-западу от Днепропетровска, ожидали погрузки тонны продовольствия и техники, но, несмотря на отчаянные телеграммы местных партийных работников Совету по эвакуации, все это досталось немцам[219]219
  ГАРФ. Ф. 6822. Оп. 1. Д. 438. Л. 7–6, 8, 5–2.


[Закрыть]. Повсюду ответработники и руководители сталкивались с одинаковыми трудностями[220]220
  О проблемах в Сумской области на северо-востоке Украины см.: ГАРФ. Ф. 6822. Оп. 1. Д. 511. Л. 39, а также в Днепропетровске: Д. 469. Л. 29.


[Закрыть]. К концу сентября со всех территорий вдоль Южного и Западного фронтов поступали тревожные обращения с просьбой выделить вагоны[221]221
  ГАРФ. Ф. 6822. Оп. 1. Д. 511. Л. 45–44.


[Закрыть]. На станциях по всему Орловско-Курскому направлению собирались толпы людей и лежали горы вещей[222]222
  Там же. Д. 438. Л. 86.


[Закрыть]. 8 октября председатель областного совета в Курске отправил Совету по эвакуации умоляющую телеграмму, где сообщал, что из‐за решения эвакуировать детский дом и ремесленные училища толпы детей и подростков стоят на платформах под немецкими бомбами. Среди детей, писал он, есть жертвы. Он просил Совет по эвакуации немедленно вмешаться и добиться того, чтобы к станции Белгород подогнали состав[223]223
  Там же. Л. 77–76.


[Закрыть].

Серьезная нагрузка ложилась и на речной транспорт. Были задействованы все баржи и пароходы, любые суда, способные передвигаться по воде. В конце августа Совет по эвакуации отдал Наркомату речного флота распоряжение эвакуировать более 17 000 людей и текстильные фабрики из Калинина, одного из крупнейших портов на Волге, в 160 километрах к северо-западу от Москвы. Однако у Наркомата речного флота не оказалось достаточного количества лодок, уровень воды опустился слишком низко для крупных судов, а шлюзы ограничивали загруженность транспорта[224]224
  Там же. Л. 142.


[Закрыть]. К середине октября, когда немцы подошли к окраине города, людей и предприятия удалось эвакуировать лишь частично. Более 20 000 солдат и тысячи мирных жителей погибли в боях за Калинин, и Красной армии пришлось отступить. Немцы оставались в городе до 16 декабря, когда советские войска, перешедшие в наступление в ходе обороны Москвы, отбили Калинин. Но большинство текстильных предприятий города было разрушено. Последствия этих потерь, как и многих других, сказывались на протяжении всей войны – в недостатке белья, теплой верхней одежды и постельных принадлежностей в госпиталях, детских домах и общежитиях.

По словам Погребного, его коллеги из Совета по эвакуации жаловались на организационные промахи Наркомата путей сообщения. Тем не менее он признавал, что наркомат сталкивался с объективным и непреодолимым препятствием – нехваткой подвижного состава, а железнодорожники работали в крайне напряженных условиях, когда с транспортом было очень нелегко[225]225
  Погребной Л. И. О деятельности. С. 206.


[Закрыть]. В августе потребность в вагонах в прифронтовой зоне обострилась настолько, что Совет по эвакуации временно разгрузил эшелоны, еще не прибывшие в пункт назначения, и сразу же отправил порожние составы обратно на линию фронта[226]226
  ГАРФ. Ф. 6822. Оп. 1. Д. 550. Л. 68.


[Закрыть]. У временной разгрузки были свои издержки: откладывалось возобновление производства на новом месте, возрастал риск потерь, тысячи людей бездействовали в вынужденном ожидании[227]227
  Там же. Д. 438. Л. 140–120.


[Закрыть]. Хозяйственный отдел НКВД периодически давил на Наркомат путей сообщения, чтобы вынудить его выполнять определенные требования[228]228
  Там же. Д. 511. Л. 162.


[Закрыть]. Однако количество вагонов было ограничено, и если какая-либо отрасль получала больше, то только в ущерб другим[229]229
  См. случай с химическими заводами в октябре 1941 года: ГАРФ. Ф. 6822. Оп. 1. Д. 438. Л. 120–110; с консервными заводами: Д. 511. Л. 62.


[Закрыть]. Наркомату путей сообщения не хватало подвижного состава на 1600 километров линии фронта, где шло отступление. Через 2 недели после «большого драпа» из Москвы начальник местного отделения НКВД сообщил о миллионах гильз, мин, снарядов и тысячах тонн пуль, свинца, технических алмазов и разных видов стали, по-прежнему лежащих у вокзала и ожидающих погрузки[230]230
  ГАРФ. Ф. 6822. Оп. 1. Д. 468. Л. 7–5 (документ с обратной нумерацией).


[Закрыть].

К декабрю бешеная спешка предшествующих месяцев пошла на спад. Погрузка значительно замедлилась, число эшелонов в пути сократилось: если в июле по железным дорогам двигалось 300 000 вагонов, заполненных эвакуируемыми грузами и людьми, то в декабре – всего 71 000. Пик загруженности железных дорог и эвакуации пришелся на июль и октябрь. После октября число эшелонов уменьшилось более чем вдвое. В основном задача была решена[231]231
  Лихоманов М. И., Позина Л. Т., Финогенов Е. И. Партийное руководство эвакуацией. С. 81, 82. Дубровин Н. Ф. Эшелон за эшелоном. С. 206–207.


[Закрыть]. 25 декабря ГКО расформировал Совет по эвакуации и передал его организационный аппарат Комитету по разгрузке транзитных грузов, функционировавшему еще 4 месяца. Его обязанности сводились к уборке: расчистке складов, а также сортировке и отправке потерянных грузов.

Второй исход

Весной 1942 года линия фронта вокруг Москвы стабилизировалась, а немцы предприняли масштабный бросок через Кавказ, рассчитывая завоевать Сталинград, установить контроль над Волгой и отрезать север России от источника нефти на юге. Наступление вермахта спровоцировало на угрожаемых территориях вторую, уже не столь масштабную волну эвакуации, проходившей с мая по октябрь 1942 года. По образцу Совета по эвакуации была сформирована новая Комиссия по эвакуации, куда вошла значительная часть руководителей Совета, в том числе Шверник, Микоян и Косыгин[232]232
  Лихоманов М. И., Позина Л. Т., Финогенов Е. И. Партийное руководство эвакуацией. С. 84.


[Закрыть]. В июле немцы дошли до Волги, что подтолкнуло к массовой эвакуации западных районов Сталинградской области. Мостов не было, и на берегу в ожидании переправы скопились тысячи людей, стада численностью более миллиона голов, груды техники. 13 июля Сталинградский городской комитет обороны и областной партком организовали строительство 23 переправ, и небольшие речные суда под градом немецких бомб перевозили людей, животных и тонны техники[233]233
  Там же. С. 129.


[Закрыть].

Тем же летом, но несколько позже ГКО назначил Дубровина уполномоченным руководить эвакуацией на Северном Кавказе. Бои и оккупация преградили путь через Ростовскую область и Краснодарский край на север, так что тысячи людей и тонны оборудования пришлось перенаправить в порты Махачкалы, Баку и Красноводска. Комиссии по эвакуации требовалось перевезти огромные цистерны с нефтепродуктами из Грозного и Баку на заводы Среднего Поволжья, Урала и Сибири, но путь через Сталинград был уже закрыт – там шли ожесточенные бои. Железнодорожники снова придумали смелый и находчивый способ: проверив, будут ли цистерны держаться на плаву, они закупорили их, соединили друг с другом, как вагоны, и на буксире отправили по Каспийскому морю из Махачкалы в Красноводск[234]234
  Дубровин Н. Ф. Эшелон за эшелоном. С. 216–218.


[Закрыть]. Им удалось также спасти зерно с Кубани, региона между донской степью и Кавказом, где не хватало крытых вагонов. Партийные активисты на Северо-Кавказской железной дороге мобилизовали все виды транспорта, поэтому железнодорожники грузили зерно в цистерны, паровозные тендеры и полувагоны для перевозки угля. Без зерна не уходил ни один поезд. Многие из этих импровизированных емкостей привели в недоумение работников на другом конце маршрута. Когда через несколько месяцев Дубровина командировали на Куйбышевскую железную дорогу выяснить, в чем причина медленной разгрузки, оказалось, что зерно в огромных цистернах 2 месяца пролежало рядом с элеватором, потому что рабочие не знали, как пересыпать его в хранилище. Дубровин распорядился немедленно выгрузить зерно, и тогда рабочие стали залезать внутрь цистерн, лопатами наполнять зерном маленькие кадки и выбираться с ними наружу. На разгрузку каждой цистерны ушло 2–3 дня, но в конце концов и эта задача была решена. К началу ноября 1942 года рабочие успешно эвакуировали около 30 000 вагонов, заполненных людьми, промышленным и сельскохозяйственным оборудованием, зерном из Краснодарского и Орджоникидзевского (с 1943 года Ставропольского) края и миллионным поголовьем скота. Зерно, которое вывезти не удавалось, залили керосином и подожгли. В одном городе Дубровин вместе с заместителем наркома земледелия В. А. Ершовым руководил взрывом элеватора, спасаясь от огромного пожара буквально перед приближением немцев[235]235
  Дубровин Н. Ф. Эшелон за эшелоном. С. 218–219.


[Закрыть].

* * *

В первые же месяцы войны Совет по эвакуации выработал четкую и эффективную схему эвакуации. Однако, как впоследствии писал Погребной, трудно без волнения вспоминать те тягостные дни, наполненные тревогой и беспокойством[236]236
  Погребной Л. И. О деятельности. С. 205.


[Закрыть]. Постановления о тактике «выжженной земли» и отступление Красной армии вызвали панику в прифронтовой зоне, вынудив местное руководство решать трудные вопросы в отсутствие достоверной информации. Вместе с тем Совет по эвакуации показал, что коллективными усилиями можно противостоять панике, успешно мобилизуя ответственных и партийных работников, руководителей и рабочих для спасения миллионов людей, а также промышленной и сельскохозяйственной базы. К концу 1942 года Совет по эвакуации справился с задачей, которой не мог предвидеть. Как показали беспорядки в Иванове, нельзя было рассчитывать на успех без участия рабочих. Заводские и железнодорожные рабочие трудились сутки напролет – без перерывов, а часто и под обстрелом. Это был неслыханный подвиг, до сих пор остающийся единственным в своем роде.

Поначалу Совет по эвакуации действовал, реагируя на угрозу воздушных налетов или оккупации. Однако вскоре он начал заранее принимать меры и планировать эвакуацию. Чиновники, ведавшие хозяйством и промышленностью, члены местных советов и партийные активисты, равно как и рабочие, во многом опирались на опыт плановой индустриализации, изменившей страну в 1930‐е годы. Как бы промышленность ни страдала от дефицита и низкокачественной продукции, опыт планирования оказался бесценным на железных дорогах и при перемещении индустриальной базы на восток. Военный историк Джон Эриксон назвал это перемещение «без малого второй промышленной революцией»[237]237
  Erickson J. The Road to Stalingrad. P. 235.


[Закрыть].

Исключительно важную роль в победе Советского Союза сыграла, пожалуй, именно эвакуация промышленных предприятий. Но не меньшее внимание Совет по эвакуации уделял вывозу детей и продовольствия. Дети составляли подавляющее большинство – более миллиона – среди эвакуированных в июле из Москвы и Ленинграда. К декабрю 1942 года 1,8 миллиона детей было вывезено в более безопасные регионы России, Казахстана, Узбекистана и других республик[238]238
  ГАРФ. Ф. 6822. Оп. 1. Д. 510. Л. 20, 18, 16; ГАРФ. Ф. A-482. Оп. 47. Д. 539. Л. 112–113; АПРК (Архив президента Республики Казахстан). Ф. 725. Оп. 4. Д. 339. Л. 29 (благодарим Натали Бельски, предоставившую нам копию последнего документа).


[Закрыть]. В середине лета зерно и запасы продовольствия вышли на первый план, оттеснив даже грузы оборонных предприятий. В Совете по эвакуации понимали, что войну не выиграть, если в тылу работникам будет нечего есть. Лишь в начале октября, когда немцы двинулись к крупным промышленным центрам Украины, Совет обозначил приоритет металлургических заводов и горнодобывающих комбинатов перед продовольствием.

Эвакуация, происходившая одновременно с отступлением, отражала своеобразную диалектику победы. Каждый акт эвакуации – вызванный поражением на фронте и отступлением – помогал выстроить на востоке новую базу оборонной промышленности, обеспечивавшей Красную армию техникой, необходимой, чтобы вернуть утраченные земли. В феврале 1942 года партийный инструктор в Челябинской области, крупном промышленном центре, с гордостью докладывал, что, несмотря на потерянную в ходе эвакуации продукцию, многим демонтированным и заново отстроенным заводам удалось выполнить план на 1941 год. Рабочие, по его словам, самоотверженно выходили на 2–3 смены[239]239
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 22. Д. 18. Л. 52–53.


[Закрыть]. Эвакуация представляла собой противоречивую смесь планирования и импровизации, своевременных отправок и лихорадочных погрузок в последний момент. Модель, построенная на централизованном руководстве, сложных внутренних связях, мужестве и инициативе рабочих и местных активистов, была далека от совершенства – но работала.