Текст книги "Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны"

Глава 3
Хлеб насущный: накормить людей

Хватит ли у нас хлеба в связи с потерей территории, не будет ли голода?

Вопрос, заданный на собраниях в колхозе-«передовике» Нерльского района, в колхозах Фировского района и на других собраниях[338]338
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 88. Д. 122. Л. 13.


[Закрыть]

Эвакуация миллионов людей и утрата сельскохозяйственных угодий на оккупированных территориях нанесли Советскому Союзу двойной удар. Земли, где выращивали бо́льшую часть хлеба, оказались в руках у немцев, поэтому система распределения продовольствия, включавшая в себя колхозы и совхозы, магазины розничной торговли, пищевые комбинаты и транспорт, серьезно пострадала. На территории, оккупированные к ноябрю 1941 года, до войны приходилось 38 % производства зерна, 84 % сахара и 38 % скота. Производство обработанных пищевых продуктов в период между 1940 и 1942 годами сократилось на 58 %[339]339
  Куманев Г. А. Советский тыл в первый период Великой Отечественной войны. М.: Наука, 1988. С. 311.


[Закрыть]. В то же время, несмотря на огромную нагрузку на транспортную систему, надо было кормить миллионы эвакуированных и беженцев[340]340
  Любимов А. В. Торговля и снабжение в годы Великой Отечественной войны. М.: Экономика, 1968. С. 56.


[Закрыть]. У людей в бараках и землянках не было отдельной кухни. Другие, по-прежнему жившие в своих квартирах или домах, все реже могли достать топливо для приготовления пищи. На смену домашним трапезам повсеместно пришли обеды в общих столовых: только там подавляющее большинство рабочих, учащихся, детей и остального населения могло получить горячую еду.

В течение трех недель с начала войны государство установило продовольственные нормы для городских жителей и наемных рабочих. Постепенно иерархия распределения продовольствия между разными группами населения все более усложнялась. Государство в значительной мере финансировало выдачу продуктов по карточкам, и они стоили недорого. В отличие от других участвовавших в войне стран, где ввели карточную систему, в СССР продовольствия не хватало до такой степени, что государство было вынуждено почти полностью приостановить продажу продуктов питания в розничных магазинах. Однако того, что выдавали по карточкам, было недостаточно, чтобы прокормить армию и гражданское население. Пятнадцатилетняя Раиса Ройтман с семьей бежала из Молдавии в Узбекистан, где устроилась на фабрику по производству хлопкового масла. Она вспоминала одну из привилегий своей работы:

Я во время войны работала грузчиком, где делают хлопковое масло, мне было совсем хорошо… Перед тем, что я уходила оттуда, мне разрешали все, во что я была одета, окунуть в хлопковое масло. Я выходила, меня все обсасывали… действительно обсасывали, жира же не хватало[341]341
  Интервью с Раисой Ройтман. Оригинальная запись на русском языке (с разрешения Centropa.org).


[Закрыть].

В самые страшные годы войны многие рабочие кормились хлебом и жидкой кашей. Голод и смерть от истощения, хорошо известные по блокадному Ленинграду, унесли много жизней и в советском тылу[342]342
  О смертности от голода в промышленных регионах тыла см.: Filtzer D. Starvation Mortality in Soviet Home Front Industrial Regions during World War II // Goldman W. Z., Filtzer D. (eds.). Hunger and War: Food Provisioning in the Soviet Union during World War II. Bloomington: Indiana University Press, 2015. P. 265–335. В этой главе мы не рассматриваем Ленинград, занимающий особое место между фронтом и тылом. В городе, находившемся в блокаде 900 дней, умерло около миллиона людей. См.: Ломагин Н. А. Ленинград в блокаде. М.: Эксмо, 2007; Glantz D. M. The Siege of Leningrad: 900 Days of Terror. London: Cassell Military Paperbacks, 2001; Salisbury H. The 900 Days: The Siege of Leningrad. Cambridge, Mass.: Da Capo Press, 2003; Peri A. The War Within: Diaries from the Siege of Leningrad. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 2017; Яров С. Блокадная этика: представления о морали в Ленинграде в 1941–1942 гг. СПб.: Изд-во ЕУСПб, 2021; Reid A. Leningrad: The Epic Siege of World War II. New York: Walker Books, 2011.


[Закрыть]. Однако мера лишений, памятная всем, кто пережил войну, была не видна Западу, а позднее изгладилась и из героических нарративов в самой России.

История знает не один случай, когда голод среди мирного населения в тылу приводил к свержению правительства, расходующего средства на ведение войны[343]343
  Hagemann K., Schuler-Springorum S. (eds.). Home/Front: The Military, War and Gender in Twentieth-Century Germany. Oxford: Berg, 2002. P. 8.


[Закрыть]. Во Франции многолетняя война спровоцировала финансовый кризис, послуживший причиной революции 1789 года. Во время Первой мировой войны в России протесты женщин, требовавших хлеба, способствовали свержению царя в феврале 1917 года, а в октябре – приходу к власти Советов. Между тем в Германии женские протесты, вызванные голодом, в сочетании с мятежами рабочих, матросов и других групп привели к отречению кайзера в 1918 году. На примере каждой из этих революций мы видим, что голодающие люди потеряли веру не только в своих правителей, но и в систему, которую те олицетворяли[344]344
  О войне и революции см.: Applewhite H., Levy D. (eds.). Women and Politics in the Age of Democratic Revolution. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1993; Davis B. Home Fires Burning: Food, Politics, and Everyday Life in World War I Berlin. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 2000; Lih L. Bread and Authority in Russia, 1914–1921. Berkeley: University of California Press, 1990; Collingham L. The Taste of War: World War Two and the Battle for Food. New York: Penguin Press, 2012.


[Закрыть]. Но, несмотря на то что голод в Советском Союзе был страшнее и масштабнее, чем в 1917 году, он не привел ни к массовым протестам, ни к голодным бунтам, ни к мятежам. Наоборот, большинство населения поддерживало продовольственную политику государства, направленную на максимально эффективное распределение скудных ресурсов.

Продовольственная система, сложившаяся в годы войны, отличалась от продразверстки периода военного коммунизма, рыночной экономики НЭПа или развития системы розничной торговли в 1930‐е годы. Основную часть калорий, потребляемых гражданским населением, государство поставляло из своих запасов, а параллельно существовала нецентрализованная система подсобных хозяйств, локального снабжения, огородов и колхозных рынков, дополнявших рацион[345]345
  В отношении роли государства между историками существуют серьезные разногласия. Уильям Москофф утверждает, что государство пренебрегало снабжением тыла: Moskoff W. The Bread of Affliction: The Food Supply in the USSR during World War II. Cambridge: Cambridge University Press, 1990. P. 111. Другие историки придерживаются противоположного мнения. Ю. Г. Чернявский, изучив подробные количественные данные, хранящиеся в архивах, пришел к выводу, что именно государство оставалось основным поставщиком продовольствия для городского населения: Чернявский Ю. Г. Война и продовольствие. Снабжение городского населения в Великую Отечественную войну. (1941–1945 гг.). М.: Наука, 1964. См. также: Barber J., Harrison M. The Soviet Home Front, 1941–1945: A Social and Economic History of the USSR in World War II. London: Longman, 1991. P. 77–93; Соколов А. К. Социально-трудовые отношения на советских предприятиях в годы войны // Народ и война, 1941–1945 гг. / Под ред. А. Н. Сахарова, А. С. Сенявского. М.: ИРИ РАН, 2010. Из перечисленных авторов с советскими архивами работал только Чернявский.


[Закрыть]. Государственные, партийные и профсоюзные организации играли в обеспечении населения продовольствием ключевую роль, стараясь удостовериться, что плановые поставки достигали тех групп, для которых предназначались, и разворачивая коллективные инициативы, дававшие людям возможность дополнить свой рацион и другими продуктами. Ученые, специалисты по питанию, работники столовых экспериментировали с различными заменителями, чтобы избежать худших последствий недоедания. Сочетание карточной системы, коллективных инициатив, продвигаемых государством, и личных усилий каждого позволило стране отчасти компенсировать и пережить страшный недостаток продовольствия в годы войны.

Продовольственные нормы военных лет

Советское руководство смогло так быстро отреагировать на продовольственный кризис, в частности, потому, что у страны уже был опыт карточной системы. В годы Гражданской войны большевики, столкнувшись с огромными трудностями, ввели не только продразверстку, но и продовольственные нормы, чтобы обеспечить продуктами городское население и Красную армию. В начале 1930‐х годов, на волне коллективизации и индустриализации, государство снова вернулось к карточной системе, стремясь избавиться от частных перекупщиков и создать сеть государственных магазинов розничной торговли[346]346
  Osokina E. Our Daily Bread: Socialist Distribution and the Art of Survival in Stalin’s Russia, 1927–1941. Armonk, N. Y.: M. E. Sharpe, 2001; Hessler J. A Social History of Soviet Trade: Trade Policy, Retail Practices, and Consumption, 1917–1953. Princeton: Princeton University Press, 2004; Randall A. The Soviet Dream World of Retail Trade and Consumption in the 1930s. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2008.


[Закрыть]. Однако советское руководство никогда не рассматривало карточную систему как неотъемлемую или желательную черту социализма. Ее применение было обусловлено необходимостью обеспечить стабильные поставки доступных продуктов в города в условиях крайнего дефицита[347]347
  Чернявский Ю. Г. Война и продовольствие. С. 67.


[Закрыть]. Как только положение налаживалось, государство отказывалось от нормирования в пользу системы, построенной на заработной плате и розничной торговле[348]348
  Khlevnyuk O., Davies R. W. The End of Rationing in the Soviet Union, 1934–1935 // Europe – Asia Studies. 1999. Vol. 5. № 4. P. 557–609. В октябре 1935 года отменили выдачу по карточкам мяса и рыбы, в январе 1936 года – промтоваров. См.: Osokina E. Our Daily Bread. P. 140–144.


[Закрыть]. В 1939 году страна стала вкладывать больше ресурсов в оборону, дефицит продовольствия усугубился, и государство вновь ввело ограниченную форму нормирования в виде закрытых магазинов для военнослужащих и рабочих, занятых в ведущих отраслях промышленности[349]349
  Соловьева В. В. Бытовые условия. С. 70–71.


[Закрыть]. В 1940 году дефицит еще более обострился. Хотя Политбюро отказалось от введения карточной системы во всей стране, местные власти нередко по своей воле устанавливали продовольственные нормы, чтобы обеспечить все население хотя бы минимальным количеством хлеба[350]350
  Osokina E. Our Daily Bread. P. 172–177.


[Закрыть].

Вскоре после начала войны советское руководство, принимая во внимание растущие потребности армии и потери на оккупированных территориях, сократило объем государственных запасов продовольствия, чтобы распределить их между магазинами розничной торговли. Новый «Мобилизационный народнохозяйственный план» переводил страну на военное положение, отменяя цифры, предусмотренные третьим пятилетним планом: государственные запасы муки снизились до 70 % и без того небольших объемов 1940 года, зерна – до 67 %, а сахара – даже до 34 %[351]351
  Третья пятилетка должна была продлиться с января 1938 года по декабрь 1942-го, но из‐за войны от нее пришлось отказаться: Чернявский Ю. Г. Война и продовольствие. С. 67; Voznesensky N. A. Soviet Economy during the Second World War. New York: International Publishers, 1949. P. 77, 35.


[Закрыть]. В середине июля государство ввело нормирование продовольствия, осуществлять которое было поручено Наркомату торговли и которое вскоре распространилось на всех городских жителей и наемных рабочих. Раньше всего – 18 июля – продовольственные нормы были введены в Москве, Ленинграде и прилегающих к ним областях; по карточкам выдавали хлеб, макароны, мясо и рыбу, сахар, конфеты и жиры. Более ограниченный вариант карточной системы, предполагавший нормирование только хлеба, ввели 15 августа во всех городах и рабочих поселках промышленных областей: Свердловской, Челябинской, Молотовской, Горьковской, Ярославской, Тульской и Ивановской, а также в Башкирской и Татарской АССР. Через неделю карточки на хлеб, а кроме того, сахар и конфеты были введены в еще некоторых городах и поселках. 1 ноября продовольственные нормы охватили еще более обширный набор продуктов: теперь они распространялись на мясо и рыбу, жиры, крупы и макароны, действуя в общей сложности в сорока трех городах и рабочих поселках, равно как и на многих предприятиях в областях, где по карточкам выдавали только хлеб и сахар, и для представителей отдельных профессий, включая учителей и медицинский персонал. 10 ноября вышло постановление, объявлявшее выдачу по карточкам хлеба и сахара обязательной для всех городов и рабочих поселков[352]352
  Директивы КПСС и советского правительства по хозяйственным вопросам, 1929–1945 годы. М.: Госполитиздат, 1957. Т. 2. С. 705–706; РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 1. Д. 895. Л. 39–94; Чернявский Ю. Г. Война и продовольствие. С. 70–72.


[Закрыть]. К концу 1941 года каждому городскому жителю были гарантированы как минимум хлеб и сахар.

А. В. Любимов, нарком торговли, вспоминал, как сотрудники Наркомторга рассчитывали объемы продовольственных норм, сидя ночью в бомбоубежище в Москве:

В этот первый период войны, когда было много неясного в положении дел в прифронтовой полосе, в состоянии запасов, в их переброске и т. п., необходимая информация поступала, как правило, по окончании нормального рабочего дня – вечером и ночью. Откладывать решение тех или иных вопросов было нельзя. <…> По сигналу воздушной тревоги люди с папками, со счетными линейками и арифмометрами спускались в подвальное помещение, оборудованное для работы, – там стояли пишущие машинки, действовала прямая телефонная связь. Наверху рвались беспорядочно сброшенные бомбы, стреляли зенитки. А здесь, под землей, продолжалась работа. Времени терять нельзя было…[353]353
  Любимов А. В. Торговля и снабжение в годы Великой Отечественной войны. М.: Экономика, 1968. С. 51.


[Закрыть].

Нормирование ограничивало потребление, но главное – обеспечивало каждому фиксированный минимум. По мере того как запасы продовольствия иссякали, а торговля прекращалась, люди, имевшие карточки на рыбу, мясо, макароны, жиры и крупы, оказывались в более выгодном положении, чем те, кто мог получить только хлеб и сахар. Работникам совхозов и тем, кто устраивался на работу в сельской местности, карточки выдавали, а крестьянам нет – предполагалось, что они, состоя в колхозах и имея собственные наделы, в состоянии обеспечивать себя пищей самостоятельно. Основой карточной системы был хлеб. Государство обязалось бесперебойно каждый день поставлять во все города положенное количество свежего хлеба. В отличие от мяса, жиров и других продуктов, хлеб редко чем-либо заменяли. Остановку в работе хлебозаводов государство воспринимало как проблему, требующую немедленного решения. Городские жители приветствовали введение карточной системы. Она положила конец панической скупке продуктов, длинным очередям и спекуляциям – некоторые скупали побольше, чтобы потом перепродать. К тому же крестьяне перестали кормить скот получаемым от государства хлебом, стоившим дешевле фуража[354]354
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 88. Д. 31. Л. 29–30.


[Закрыть].

Наркомторг, учрежденный изначально для контроля над розничной торговлей, должен был теперь ведать карточной системой и распределять запасы продовольствия на разных уровнях своей организационной структуры: всесоюзном, республиканском, областном и городском. Именно облторготделы и горторготделы в первую очередь занимались поставкой продовольствия на промышленные предприятия, в учреждения и магазины. Государство также направляло запасы продовольствия непосредственно в некоторые учреждения, облисполкомы и райисполкомы, на предприятия. В зависимости от численности каждой группы населения Наркомторг рассчитывал продовольственные нормы. Поначалу республиканские советы народных комиссаров или областные советы печатали карточки, которые затем раздавали на заводах, в школах, учреждениях, среди домохозяев и председателей домкомов. В 1943 году при Наркомате торговли было создано Управление нормированного снабжения, локальные органы которого теперь должны были взять на себя печать и раздачу карточек[355]355
  РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 1. Д. 895. Л. 63; Чернявский Ю. Г. Война и продовольствие. С. 82, 95–97; Любимов А. В. Торговля и снабжение. С. 33.


[Закрыть]. С развитием карточной системы постепенно разрастался и аппарат Наркомторга. К январю 1946 года насчитывалось 3100 карточных бюро, где работало более 14 000 человек, причем еще 400 000 человек помогало в распределении карточек[356]356
  Любимов А. В. Торговля и снабжение. С. 47.


[Закрыть].

Каждый месяц люди получали продуктовые карточки и талоны, дававшие право купить фиксированное количество хлеба, продуктов и товаров широкого потребления. Однако хлебные карточки печатали разных категорий: суточная норма колебалась от ста до шестисот граммов[357]357
  Чернявский Ю. Г. Война и продовольствие. С. 178.


[Закрыть]. Многие также получали в заводских столовых по меньшей мере одну порцию горячей еды в день по талонам, определявшим положенное им количество жиров, мяса, хлеба и т. д. Государство выпускало талоны и на товары широкого потребления, отпускаемые только по норме. На каждый предмет печаталось определенное число талонов: на шерстяное платье – 60, на кожаные ботинки – 50, на детские сандалии – 20[358]358
  Каждая группа получала разное количество талонов: рабочие и ИТР, например, получали 125 талонов в месяц, служащие – 100, иждивенцы и дети – 80. См.: Любимов А. В. Торговля и снабжение. С. 41–42.


[Закрыть]. Впрочем, талоны не гарантировали наличия товаров. Так, к началу 1942 года Наркомат резиновой промышленности прекратил производство для гражданского населения, и купить галоши стало невозможно[359]359
  РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 1. Д. 981. Л. 4.


[Закрыть]. Очень трудно было достать одежду, обувь, иголки, нитки и многие другие вещи.

В 1942 году немцы захватили новые территории, на фронт отправляли многочисленные пополнения, и запросы армии возросли. Несмотря на героические усилия обеспечить эвакуацию, картина в целом складывалась мрачная. Утрата пищевых комбинатов привела к резкому сокращению запасов повидла, растительного и сливочного масла, маргарина, мясных и рыбных продуктов, консервированных овощей[360]360
  Moskoff W. The Bread of Affliction. P. 71, 72; Вещиков П. И. Роль тыла в бесперебойном обеспечении действующего фронта продовольствием // Единство фронта и тыла в Великой Отечественной войне 1941–1945 / Под ред. Т. М. Булавкиной, М. В. Стеганцева. М.: Академия, 2007. С. 83; ГАРФ. Ф. 6822. Оп. 1. Д. 64. Л. 1; Д. 438. Л. 13; Д. 469. Л. 24.


[Закрыть]. Плановому отделу опять пришлось сократить объем государственных запасов, предназначенных для тыла: количество муки уменьшилось до половины по сравнению с показателями 1940 года, зерна – до трети, сахара – до 15 %[361]361
  Чернявский Ю. Г. Война и продовольствие. С. 67. Резкие сокращения значительно опережали убыль населения в тылу.


[Закрыть]. К весне правительство осознало, что государственных запасов не хватит, чтобы удовлетворить потребность в пище всего городского населения. Тогда оно стало поощрять местные торговые организации и предприятия развивать четыре нецентрализованных источника продовольствия. Во-первых, местным советам поручено было раздать неиспользуемые участки земли всем предприятиям и учреждениям для подсобных хозяйств, чтобы их работники пополняли запасы продуктов для своих столовых. Нередко заводское начальство организовывало разведение свиней, которых кормили помоями из столовой. Кроме того, государство «прикрепило» уже существующие совхозы и колхозы к конкретным предприятиям и промышленным наркоматам, которым они должны были сдавать часть урожая. Во-вторых, государство призывало заводы и горторготделы скупать продукты у тех, кто их производил и перерабатывал. Например, руководство завода могло договориться с местным рыболовным хозяйством, чтобы рабочим разрешили ловить рыбу на его территории и приносить улов в столовую. Заводы оборудовали цеха для производства товаров широкого потребления из ненужных материалов, чтобы торговать с крестьянами. А уполномоченные от профсоюзов оптом покупали продукты на колхозных рынках для заводских столовых. В-третьих, государство поощряло работу на огородах по всей стране, выделяя рабочим небольшие участки земли, инвентарь и семена. Наконец, Наркомторг активно способствовал развитию колхозных рынков, где крестьяне могли продавать продукты, выращенные на собственных участках. Из всех этих ресурсов только на колхозных рынках ценообразование было свободным[362]362
  Чернявский Ю. Г. Война и продовольствие. С. 173.


[Закрыть].

Несмотря на поиск альтернативных источников продовольствия, государство на протяжении всей войны продолжало обеспечивать городское население большей частью необходимых калорий (см. Таблицу 2). Именно на централизованные государственные фонды, безусловно, приходилась наибольшая доля получаемого продовольствия: в 1942 году почти 80 % потребляемых калорий, в 1944-м – более двух третей. Подсобные хозяйства поставляли лишь малую часть калорий, потребляемых населением в целом, но играли более важную роль в снабжении заводов, детских домов и других учреждений. На нецентрализованное снабжение приходился лишь 1 % потребляемых продуктов питания, хотя и этот источник существенно облегчал жизнь рабочим отдельных предприятий. В годы войны роль частных огородов и колхозных рынков в обеспечении населения продовольствием постепенно росла. На огородах выращивали картофель – спасительный источник энергии и белка. На колхозных рынках продавались дефицитные продукты, такие как молоко, яйца и мясо, зачастую недоступные по карточкам. Общими усилиями разные государственные организации поставляли как минимум три четверти всех потребляемых калорий.

Таблица 2. Источники продовольствия городского населения СССР – процент потребляемых калорий. 1942–1944 годы

Источник: Чернявский Ю. Г. Война и продовольствие. С. 186.

Таблица 3. Производство важнейших продуктов питания в процентном отношении к показателям 1940 года. 1940–1945 годы

Источники: Соловьева В. В. Бытовые условия. С. 76; Чернявский Ю. Г. Война и продовольствие. С. 58–59.

Разнообразные стратегии, применяемые государством, не могли компенсировать утраты наиболее плодородных земель, сельскохозяйственной техники и скота, в том числе тяглового, оставшихся на оккупированных территориях (см. Таблицу 3). В 1944 году суммарный урожай зерна (47,2 миллиона тонн) составил лишь 49 % от урожая 1940 года, пшеницы – 42 %, а сахарной свеклы – всего 30 %. Даже картофеля, урожай которого регулярно собирали с огородов, оказалось только 77 % от количества, собранного в 1940 году. Снизилась также численность крупного скота, свиней, овец и коз, лошадей. Это сокращение сказалось на доступности продуктов. Количество мяса, поступившего на рынок в 1944 году, составляло 55 % от показателей 1940 года, молока – 79 %, яиц – 40 %. Еще серьезнее пострадала пищевая промышленность; объемы многих продуктов, в том числе муки, упали до минимума в 1943 и 1944 годах. В 1945 году, после освобождения оккупированных территорий, сельское хозяйство не вернулось к довоенному уровню ни по одному показателю. Индивидуальное потребление продуктов питания и других товаров снизилось на 40 % по сравнению с довоенными годами, а они уже были трудными[363]363
  Митрофанова А. В. Рабочий класс СССР накануне и в годы Великой Отечественной войны, 1938–1945. М.: Наука, 1984. Т. 3. С. 409.


[Закрыть]. Уже тогда в связи с перенаправлением всех ресурсов на оборонную промышленность, советско-финской войной и экспортом продовольствия в нацистскую Германию из магазинов начали исчезать хлеб и основные продукты питания, а смертность, особенно в городах, выросла[364]364
  Osokina E. Our Daily Bread. P. 166–177; о смертности в 1940 году см.: РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 33. Д. 2638. Л. 82–82 об.; Горьков Ю. А. Государственный комитет обороны постановляет, 1941–1945: цифры и документы. М.: Олма-Пресс, 2002. С. 172–175. Страна вернулась к довоенным уровням производства продуктов между 1947 (картофель и другие овощи) и 1956 (говядина) годами.


[Закрыть].

По подсчетам советского экономиста Ю. Г. Чернявского, потребление продуктов питания среди работающего городского населения достигло минимума в 1942 году, но, согласно большей части количественных данных, на протяжении 1943 года условия продолжали ухудшаться[365]365
  Как отмечает Марк Харрисон, потребление в домохозяйствах достигло нижнего порога в 1943 году. См.: Harrison M. Accounting for War: Soviet Production, Employment, and the Defense Burden, 1940–1945. Cambridge: Cambridge University Press, 1996. P. 104–107. На это указывает и Любимов: Любимов А. В. Торговля и снабжение. С. 54.


[Закрыть]. В любом случае разница между этими двумя годами незначительна. Люди голодали, многие страдали от хронического недоедания, а некоторые – от истощения. Широко распространилась цинга и другие заболевания, обусловленные недостатком витаминов. Заметное улучшение рациона произошло только к концу 1944 года, но и тогда потребление оставалось на уровне гораздо ниже довоенного и не могло удовлетворить биологические потребности человека (см. Таблицу 4)[366]366
  Подсчитать реальный уровень потребления и калорийность рациона трудно. Есть два основных метода. В основе первого метода – изучение бюджетов индивидуальных или семейных домохозяйств, где указаны продукты, потребляемые еженедельно или ежемесячно, для подсчета калорийности рациона тех или иных групп в определенные моменты или периоды. До войны Центральное статистическое управление провело серию сложно устроенных исследований, опросив сотни семей в каждом из крупных городов. В 1942 и 1943 годах ЦСУ провело несколько предварительных исследований, но систематический сбор данных по бюджету во время войны ему пришлось отложить. Второй метод, примененный Чернявским, Горьковым и Митрофановой, предполагает подсчет количества продуктов, получаемых из центральных государственных запасов и других источников (подсобных хозяйств, огородов и т. д.), и деление этого объема на количество людей, которым полагалась выдача продуктов. Однако этот метод подсчета от высшего уровня к низшим ничего не говорит об иерархии распределения, коррупции, воровстве и т. д. Кроме того, он не отражает разрыва между поставками, запланированными Наркомторгом, и количеством продуктов, на самом деле получаемым местными торготделами. Простои хлебозаводов, мошенничество, мелкие кражи, порча продуктов и другие хронические проблемы только усилили разрыв между плановыми и реальными поставками. Подсчеты Чернявского можно воспринять как верхнюю границу потребления, но даже она показывает значительный спад по сравнению с довоенными показателями.


[Закрыть].

Таблица 4. Среднестатистическая энергетическая ценность суточного рациона взрослого человека. 1939–1944 годы

Примечание: Указаны абсолютное количество и доля по отношению к 1939 и 1942 годам.

Источник: Чернявский Ю. Г. Война и продовольствие. С. 179. Чернявский учитывает продукты из центральных государственных запасов, с колхозных рынков и из нерегулируемых источников.

Питание стало и менее разнообразным. Люди заменяли многие основные продукты картофелем, но содержащийся в картофеле белок не мог полностью компенсировать отсутствие в рационе молочных продуктов, мяса и рыбы, не говоря уже о более низком содержании белка в хлебе, в который в годы войны добавляли различные примеси. Как обнаружили врачи в Ленинграде и Варшавском гетто, истощение было связано не только с голоданием, но и с острой нехваткой белка, а на более поздней стадии – с тем, что организм «поедает» собственные мышцы[367]367
  Sinnreich H. Hunger in the Ghettos // Goldman W. Z., Trotter J. W., Jr. (eds.). The Ghetto in Global History: 1500 to the Present. London: Routledge, 2018. P. 110–126; Manley R. Nutritional Dystrophy: The Science and Semantics of Starvation in World War II // Goldman W. Z., Filtzer D. (eds.). Hunger and War. P. 206–264.


[Закрыть]. Несмотря на улучшение снабжения на протяжении 1943‐го и в начале 1944 года, общий дефицит продуктов не мог не отразиться на населении. Увеличилось количество рабочих, потерявших способность работать из‐за недоедания и истощения, и выросло число умерших от голода взрослых людей трудоспособного возраста, прежде всего мужчин. Лишь со второй половины 1944 года запасы продовольствия удалось пополнить достаточно, чтобы перевести рабочих и другие группы населения на усиленное питание – рацион, разработанный специалистами-пищевиками для восстановления ослабленного голодом организма[368]368
  Filtzer D. Starvation Mortality. P. 321–323.


[Закрыть].

Иерархия продовольственных норм

Карточная система предполагала не равные для всех, а дифференцированные продовольственные нормы: с одной стороны, по условиям труда (больше питания получали те, кто тратил больше калорий), с другой – по социальному принципу (направленному на защиту наиболее уязвимых групп вне зависимости от того, какую работу они выполняли). Солдат кормили лучше, чем гражданское население. Как в армии, так и среди мирного населения при этом существовала своя иерархия продовольственных норм[369]369
  О снабжении армии см.: Schechter B. The State’s Pot and the Soldier’s Spoon: Rations (Paëk) in the Red Army // Goldman W. Z., Filtzer D. (eds.). Hunger and War. P. 98–157.


[Закрыть]. В тылу карточки делились на четыре категории: самые большие нормы выдавали рабочим, далее шли служащие, иждивенцы и дети до двенадцати лет. Здоровые взрослые трудоспособного возраста, на которых не лежала забота о маленьких детях, как и подростки, должны были работать, посещать школу или ремесленное училище. В соответствии с принципом дифференциации по трудовому признаку, самые высокие нормы установили для рабочих, занятых в наиболее важных для обороны отраслях, и тех, кто расходовал наибольшее количество энергии. К иждивенцам причисляли неработающих домохозяек, больных, инвалидов, пожилых, сирот и тех, кто находился на попечении государства. Дифференциация по социальному принципу обеспечивала маленьким детям, кормящим матерям, рабочим, занятым на опасном производстве, людям, страдающим от туберкулеза, недоедания и истощения, дополнительные калории или доступ к дефицитным питательным продуктам, например молоку[370]370
  Чернявский Ю. Г. Война и продовольствие. С. 74–75; РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 1. Д. 895. Л. 62.


[Закрыть]. Власти направляли молоко и особое питание в детские дома и для выдачи маленьким детям[371]371
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 19. Л. 121 об. См., например, Иркутск.


[Закрыть].

В обманчиво простой карточной системе с четырьмя категориями вскоре появились более тонкие градации привилегий. Например, рабочих и служащих вскоре поделили на группы в зависимости от того, в какой отрасли они работали. Самые высокие («повышенные» или «особо повышенные») нормы государство установило для первой категории, к которой относились оборонная, угольная, торфяная, химическая, резиновая, цементная, машиностроительная и металлургическая промышленность; электростанции и электроэнергетика; железнодорожный и морской транспорт; строительство оборонных, металлургических, машиностроительных и железнодорожных сооружений и конструкций; сезонные работы, связанные с лесным хозяйством, рыболовством и добычей торфа. Вторая категория включала остальные отрасли промышленности и транспорта, коммунальное обслуживание и всех оставшихся городских жителей, не входивших в первую категорию. К концу 1944 года большинство занятых в промышленности принадлежало к первой категории, и более 60 % рабочих получали повышенный паек[372]372
  Чернявский Ю. Г. Война и продовольствие. С. 74–75; РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 1. Д. 895. Л. 62.


[Закрыть].

Каждая категория получала разное количество продуктов из той или иной группы. Однако основу рациона составлял хлеб – источник 75 % калорий для рабочих из первой категории и 80 % для взрослых иждивенцев. Если разницу между рабочими и инженерно-техническими работниками, получавшими первую и вторую категорию, можно считать относительно небольшой, то разница между рабочими, иждивенцами и детьми была гораздо заметнее: рабочие получали вдвое больше хлеба, чем служащие, питавшиеся по второй категории, взрослые иждивенцы и дети. Эти отличия, несущественные для человека, не испытывающего недостатка в пище и питающегося разнообразно, играли куда большую роль в условиях лишений, когда хлеб оставался основным источником энергии, а порой и залогом выживания. Наименьшей была разница в распределении сахара и кондитерских изделий, наибольшей – в нормах мяса и рыбы (белка). Группы с самыми высокими нормами (рабочие из первой категории и ИТР) получали в пять раз больше белка, чем группа с наименьшей нормой (дети). Жиры, необходимые для усвоения витаминов, тоже распределяли неравномерно: рабочим, питавшимся лучше всех, их выдавали втрое больше, чем иждивенцам, получавшим наименьшее их количество. Что самое важное, суточная норма потребления калорий составляла от 2015 калорий для рабочих с самыми высокими нормами до 944 калорий для детей. Но на протяжении длительного времени получая 2000 калорий в день, а тем более вдвое меньше, человек неизбежно терял вес и страдал от недоедания. Коротко говоря, ни одна группа не могла выжить, питаясь только продуктами, полученными по карточкам (см. Таблицу 5).

Таблица 5. Суточное потребление хлеба и основных продуктов питания в граммах в день и в калориях в день. Октябрь 1941 года

Источники: РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 1. Д. 895. Л. 62 (хлеб), Л. 76 (другие продукты).

Примечания: Нормы хлеба указывались в граммах в день, нормы остальных продуктов – в граммах в месяц; мы рассчитали на их основе суточные нормы. Энергетическая ценность продуктов соответствует норме, установленной в 1925 году Центральным статистическим управлением: Труды ЦСУ. 1925. Т. 12. Вып. 1: Нормальный состав и пищевое значение продовольственных продуктов. В 100 граммах ржаного хлеба – 189 калорий; в 100 граммах разных доступных видов мяса и рыбы (включая консервированные продукты) – в среднем 150 калорий; в 100 граммах жиров – 800 калорий; в 100 граммах круп и макаронных изделий – 344 калории; в 100 граммах сахара и кондитерских изделий – 389 калорий.

Со временем внутри системы продовольственных норм стало еще больше градаций. На карточках рабочих оборонных предприятий стоял штамп – заветная буква «О», дававшая им право на получение большего количества продуктов и более разнообразный рацион. Профсоюзы всячески старались обеспечить своим рабочим эту категорию. Например, когда в Казань эвакуировали ленинградские судостроительные заводы, их не включили в число оборонных предприятий, хотя они строили и ремонтировали корабли для Балтийского флота. Поэтому в столовых рабочим выдавали скудную еду, а по карточками им не полагалось ни мяса, ни сахара, ни круп, ни жиров. Профсоюз работников судостроительной промышленности резко потребовал, чтобы заводам присвоили другую категорию, а рабочие получили желанный штамп «О» на карточке[373]373
  ГАРФ. Ф. 5451. Оп. 43. Д. 199. Л. 47.


[Закрыть]. Но даже среди тех, в чьих карточках значилась буква «О», существовали свои подгруппы. Так, и авиационный завод № 47 (завод имени Максима Горького), и текстильная фабрика имени Сталина в Чкалове считались оборонными предприятиями. Рабочие завода № 47, эвакуированные из Ленинграда в июле 1941 года, производили ракетные установки и были относительно обеспечены мясом, сливочным маслом и крупами[374]374
  Там же. Л. 82.


[Закрыть]. Работники текстильной фабрики имени Сталина, почти сплошь женщины, изготавливали военную форму и получали суп, кашу без жиров и сто граммов хлеба. «Суп» был таким жидким, что многие оставались в цехах и запивали свой хлеб водой. Нередко можно было услышать, что в столовой не еда, а пустая трата денег[375]375
  Там же. Л. 87–86 (документ с обратной нумерацией). Существовала разница и в зарплате. В 1943 году среднестатистическая месячная зарплата в авиационной отрасли составляла 616 рублей, а в легкой промышленности – 338 рублей: РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 960. Л. 57–59.


[Закрыть]. Существовали и другие различия. Крестьяне, которых временно мобилизовали на долгосрочную работу на торфяных болотах и в лесах, получали меньше, чем рабочие, постоянно занятые в этих отраслях. Квалифицированных работников кормили лучше, чем неквалифицированных. Стахановцы питались лучше рядовых рабочих. Например, на авиационном заводе № 19 стахановец мог выбирать между стаканом молока и парой яиц на ужин[376]376
  ГАРФ. Ф. 5451. Оп. 43. Д. 199. Л. 68.


[Закрыть]. Мог ли он на практике воспользоваться этими привилегиями, сказать трудно: по оценкам Центрального статистического управления, в 1943 году человек из рабочей семьи в среднем съедал одно яйцо раз в пятьдесят дней[377]377
  РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 15. Д. 1562. Л. 52–53.


[Закрыть].

Систему усложняли и нормы для ответственных работников. Ответработники должны были питаться так же, как и служащие, но некоторые злоупотребляли своими полномочиями и получали значительно больше того, что предполагали даже самые высокие нормы. К тому же многим в дополнение к продовольственным карточкам выдавали еще и пайки. Вплоть до июля 1943 года, когда Совнарком выпустил постановление, где были четко прописаны нормы для разных уровней работников партийных организаций, профсоюзов, советов и комсомола, государство не устанавливало жесткого контроля над их продовольственными нормами и категориями[378]378
  17 июля 1943 года Наркомат торговли издал распоряжение, ставившее в привилегированную в плане снабжения позицию работников политической, торговой и экономической сфер: О снабжении руководящих работников партийных, комсомольских, советских, хозяйственных и профсоюзных организаций // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 49. Л. 26–28; РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 1. Д. 199. Л. 15–3; ГАРФ. Ф. 7678. Оп. 8. Д. 243. Л. 6, 6 об.; Данилова И. А. Реорганизация работы государственной торговой сети в годы Великой Отечественной войны // Вестник архивиста. URL: http://www.vestarchive.ru/component/content/article/56/1773-reorganizaciia-raboty-gosudarstvennoi-torgovoi-seti-v-gody-velikoi-otechestvennoi-voiny-na-ujnom-yr.html (дата обращения: 28.04.2022).


[Закрыть].

На нижней ступени продовольственной иерархии находились группы, временно исключенные из системы нормирования или слабо защищенные ею. Как только эвакуированные обустраивались на новом месте и приступали к работе, им полагались карточки[379]379
  ГАРФ. Ф. 5451. Оп. 43. Д. 116. Л. 87–86 (документ с обратной нумерацией).


[Закрыть]. Однако многие новоприбывшие, особенно беженцы, не отправленные организованно, с эшелоном, испытывали затруднения с поиском работы и получением карточек. Цены на свободном рынке были непомерно высоки, и люди вскоре потратили все свои скудные сбережения и личные вещи на покупку товаров на колхозных рынках[380]380
  Manley R. To the Tashkent Station: Evacuation and Survival in the Soviet Union at War. Ithaca: Cornell University Press, 2009; о тяжелом положении интеллигенции см. с. 148–195.


[Закрыть]. Те, кто жил в бараках или землянках, в том числе подростки – рабочие и подмастерья, люди, мобилизованные на работу из отдаленных регионов, и заключенные, полностью зависели от столовых. Когда дефицит продуктов ощущался особенно остро, многие жили практически на одной жидкой похлебке. Трудармейцев кормили из запасов, распределяемых НКВД, а не Наркоматом торговли, и в иерархии продовольственных норм они занимали последнюю ступень. Нередко директора заводов отдавали часть предназначенных для рабочих продуктов работающим на предприятии заключенным. Однако изможденные заключенные все равно ходили по столовым, стояли за спиной у обедавших рабочих и жадными глазами пожирали еду, ожидая мгновения, когда смогут вылизать отставленные в сторону тарелки[381]381
  ГАРФ. Ф. 5451. Оп. 43. Д. 325a. Л. 115, 114.


[Закрыть].

Продовольственные нормы не зависели от пола, хотя некоторые специалисты по питанию отмечали, что женщинам требуется меньше калорий, чем мужчинам[382]382
  Советские статистики использовали модифицированную версию системы Этуотера, где потребности взрослого мужчины в калориях принимаются за 1,0, а взрослой женщины – за 0,8: Wheatcroft S. G. Soviet Statistics of Nutrition and Mortality during Times of Famine, 1917–1922 and 1931–1933 // Cahiers du Monde Russe. 1997. Vol. 38. № 4. P. 539.


[Закрыть]. В условиях военного времени многие женщины выполняли такую же тяжелую работу, как и мужчины, и равные нормы давали им слабое преимущество. В семьях обычно делились едой, что отчасти сглаживало все иерархии[383]383
  О семье как единице перераспределения см.: Peri A. The War Within. P. 94–95.


[Закрыть]. Несмотря на тяжелый труд, необходимость заботиться о детях и иждивенцах и суровые условия, в тылу от голода умерло сравнительно немного женщин[384]384
  Filtzer D. Starvation Mortality. P. 286, 302–305.


[Закрыть]. Один российский демограф объясняет более низкую смертность среди женщин их большей природной выносливостью. А если женщины в целом выносливее мужчин, то они точно были гораздо выносливее мужчин в тылу, где часто оставались непригодные к военной службе из‐за физических недостатков и хронических заболеваний[385]385
  Араловец Н. А. Смертность городского населения тыловых районов России, 1941–1945 гг. // Людские потери СССР в период Второй мировой войны: Сборник статей. СПб.: Рус. – балт. информ. центр «Блиц», 1995. С. 157.


[Закрыть].

Карточная система позволяла государству направлять продукты группам, выполняющим задачи чрезвычайной важности или нуждающимся в дополнительном питании. Так, в начале 1942 года правительство сверх нормы выделило продукты работникам железнодорожного, речного и морского транспорта, круглые сутки обеспечивавшим эвакуацию населения[386]386
  Любимов А. В. Торговля и снабжение. С. 35.


[Закрыть]. В мае 1942 года ввели «второе горячее» для работников оборонной промышленности, выполнявших или перевыполнявших норму, для тех, кто занимался тяжелым трудом или подолгу работал сверхурочно. В мае 1943 года «второе горячее» стали давать и заключенным, работающим на промышленных предприятиях и стройках. Между декабрем 1943 года и январем 1945‐го число получающих его людей выросло с примерно одного миллиона до шести миллионов. Особого внимания требовали и шахтеры. Во второй половине 1943 года, когда немцы все еще удерживали угольные шахты на юге, а металлургические заводы отчаянно нуждались в угле, государство повысило продовольственные нормы для рабочих в Кузбассе, обеспечив им не только «особо повышенные нормы», но и «холодный завтрак», состоявший из хлеба, сала и сахара. Вскоре холодный завтрак стали получить и работники других шахт, рудников, где добывали цветные металлы, и металлургических заводов. Тем, чья профессия связана с повышенным риском – работникам химической, оборонной и металлургической промышленности, – добавочно выдавали молоко, белый хлеб, сливки, мясо, рыбу и другие продукты. Страдающие от недоедания рабочие, равно как и раненые фронтовики, доноры крови и грудного молока, беременные женщины, младенцы и дети, должны были получать высокобелковую и высококалорийную пищу. Младенцам и детям в возрасте от года до трех лет, помимо выдаваемого по карточкам продовольствия, полагались молоко, жиры, рис и другие продукты. В 1943 году выполнить эти обещания оказалось невозможно из‐за острой нехватки молока по всей стране, но к концу 1945 года специальные молочные кухни обслуживали около 960 000 детей. Почти 2,6 миллиона детей в детских учреждениях тоже получали дополнительное питание, а всем школьникам в городах и рабочих поселках должны были давать завтрак, состоящий из хлеба, сахара и чая[387]387
  Любимов А. В. Торговля и снабжение. С. 34–40. О нехватке молока см. Главу 8 наст. изд. Уступки работникам-заключенным касались только тех, кого отправляли на гражданские предприятия органы НКВД, а не к узникам ГУЛАГа. Из жалобы, направленной ВЦСПС Любимову в апреле 1943 года, следует, что руководство Горьковского автомобильного завода (ГАЗа) нелегально отдавало продукты, предназначенные для штатных рабочих, заключенным: ГАРФ. Ф. 5451. Оп. 43. Д. 236. Л. 16–17; Д. 522. Л. 270.


[Закрыть]. Однако слишком часто эти прибавки к нормам, столь желанные и необходимые, получить было невозможно.