Текст книги "Взрослый снаружи, взрослый внутри. Как исцелить внутреннего ребенка, психологически повзрослеть и стать счастливым"

Чудовище расколотости

Другой порок незрелости – расколотость, она же лживость.

«Поистине, друзья мои, хожу я среди людей, словно среди обломков и разрозненных частей человека! Всего ужаснее для взора моего – видеть человека растерзанным и расчлененным, словно на бойне или на поле брани. И когда убегает взор мой от настоящего к минувшему – всюду находит он одно и то же: обломки и разрозненные части, и роковые случайности – но ни одного человека!» — писал Ницше. И его слова великолепно иллюстрируют внутреннюю расколотость Недоросля.

Первый пример расколотости – «качели побуждения – сопротивления».

Недоросль фрустрирован недостижимостью целей, мечтать о которых соблазняет его рынок, но в то же время стремится к покою и полному отказу от ответственности. Поэтому живет, раскачиваясь на «качелях» от побуждения к сопротивлению и обратно. Самый яркий пример таких «качелей»: намерение сесть на диету с понедельника, которое заканчивается уже во вторник ночью у открытой дверцы холодильника («Как будто это был не я», – говорит мой типичный клиент).

«Качели побуждения – сопротивления» мы встретим в каждой сфере жизни Недоросля:

– сегодня решил начать новую жизнь – завтра понял, что хочу оставить все как есть;

– сегодня сажусь за учебу – завтра бросаю;

– сегодня ЗОЖ – завтра фастфуд;

– сегодня спорт – завтра диван.

В такие моменты в бессознательном нашего незрелого современника враждуют два лагеря: лагерь сил побуждения, призывающий к действиям, изменениям, росту, развитию, и лагерь сил сопротивления, стремящийся оставить все как есть, ведь «все и так нормально». Один лагерь принимает решения, другой отменяет, и Недоросль чувствует, что не хозяин сам себе. Один лагерь хочет потратить энергию на прорыв к светлому будущему, а другой – сохранить ее «на черный день», отчего будни Недоросля серые, а сам он – «не холоден и не горяч».

«Качели побуждения – сопротивления» – это всегда конфликт социально одобряемого «надо» и социально порицаемого «не хочу». Способность добровольно исполнять свой долг – взрослая добродетель, которой Недоросль лишен. Поэтому любое «надо», «должен» и «обязан» (даже если это «надо» – его собственное решение) оказывается для Недоросля тем внешним давлением, принуждением и насилием, против которого неизбежно будет подниматься внутреннее сопротивление «не хочу». Отсюда все его «и надо бы, но так не хочется».

В бессознательном конфликт сил побуждения и сил сопротивления всегда выглядит как противостояние некой родительствующей фигуры и либо саботирующей детской фигуры, либо, что реже, бунтующей подростковой фигуры. Реже – потому что бунт гораздо более энергозатратен, чем саботаж, а задача Недоросля – экономить энергию, ведь он живет в убежденности «я маленький и слабый».

В результате жизнь в такой расколотости – это «шаг вперед и два назад»: кратковременные рывки энтузиазма, чередующиеся с долговременными откатами в фазу пассивности.

Другой пример расколотости – это «конфликт частей», когда две силы в бессознательном тянут Недоросля в равно хорошие, но принципиально разные стороны. Например: одна уговаривает заняться семьей, а другая – карьерой; одна зовет идти в науку, а другая – в искусство; одна склоняет к делу ради денег, а другая – к делу для души; вплоть до – одна советует идти замуж за Петю, а другая – выходить за Васю. В итоге человек с таким «Тяни-Толкаем» в бессознательном стоит на месте буридановым ослом между двумя стогами, не способным выбрать из двух равно хороших вариантов.

Ко мне на сессию приходит ученица консерватории, балерина и певица. Проблема: всякий раз, когда нужно сдавать экзамены по вокалу, у нее начинает болеть горло, и результаты хуже, чем могли бы быть.

Когда мы проявляем фигуру «хозяина проблемы», выходит идентичность, которая стремится посвятить себя только балету и при помощи больного горла пытается заставить героиню бросить оперный вокал. Но одновременно есть и другая идентичность, которая, напротив, хочет посвятить себя только вокалу, потому что он перспективнее с точки зрения карьеры. В результате героиня много лет совмещает оперу и балет и не может предпочесть что-то одно.

Любая ситуация, где человек не способен сделать выбор, говорит о том, что в бессознательном прошиты негативные убеждения о каждом из вариантов выбора. Буриданов осел плохо думает о каждом из стогов, просто не всегда ему это очевидно. И пока сознательно человек уверен, что не может выбрать между хорошим и хорошим, его бессознательное не может выбрать между плохим и плохим (что и неудивительно).

Также выбор могут затруднять:

– страх ошибки (выводит на базовый страх «я не в порядке»);

– понимание, что, выбирая одно, мы отказываемся от другого, страх потери, лишения (тоже выводит на один или несколько базовых страхов).

Когда мы убираем у клиента его негативные убеждения о себе самом и о каждом варианте выбора, он становится способен либо организовать свою жизнь так, чтобы сочетать в ней оба варианта, не отказываясь ни от одного, либо быть честным с собой и признать, к чему в действительности у него лежит душа.

Так и в описанном случае: когда мы вычистили все негативные убеждения и об опере, и о балете, и о самой героине сессии, она смогла честно заглянуть в себя и сделать выбор.

Еще один пример расколотости Недоросля – эмоциональные «качели»:

– сегодня наорал (а) на детей, а завтра мучаюсь чувством вины;

– сегодня мужа (жену) люблю, а завтра ненавижу;

– сегодня хочу помогать родителям, а завтра глаза б мои их не видели;

– сегодня я хочу обнять весь мир, а завтра – пусть весь мир горит в аду.

При эмоциональных «качелях» эпизоды социально порицаемых эмоций сменяются эмоциями социально одобряемыми. Вспышку гнева преследует чувство вины – ровно до следующей вспышки гнева. Хандра сменяется веселостью, но ненадолго. Любовь превращается в ненависть. Агрессия переходит в депрессию и пр.

Здесь в бессознательном мы также обнаружим два противоборствующих лагеря. Задача первого – благо для окружающих, то есть «быть для всех хорошим». Цель второго – собственное благо, часто конфликтующее с интересами других людей. А причина раскола – установка, что невозможно гармонично сочетать два этих блага. «По крайней мере, такой маленький и слабый индивид, как я, на это точно не способен», – рассуждает Недоросль. Хотя сознательно мы понимаем, что это всего лишь вопрос менеджмента собственной жизни, было бы желание.

Пример. Ко мне на сессию приходит женщина с жалобами на злость, агрессию, гнев.

Когда мы смотрим на ее фигуру в бессознательном, та говорит: я не отдам эти эмоции, иначе не смогу отстаивать свою ценность перед близкими. Речь о муже и о детях, которые совершенно не ценят ее домашний труд.

Но рядом есть более сознательная часть, которая не хочет агрессироватъ на близких и чувствует вину за негативные эмоции в их адрес.

Налицо берновская психологическая игра «Загнанная домохозяйка», в которой пресловутая домохозяйка бессознательно сама создает условия для героического перенапряжения и сверхусилий, чтобы потом обвинять близких в неблагодарности. Что дает возможность чувствовать свою значимость и утилизировать агрессию.

Эмоциональные «качели» здесь: смена любви (забота о семье) и ненависти (злость) в чередовании действий на благо другим и (запоздало) на благо себе.

Причина проблемы – недостаточная внутренняя убежденность в своей ценности. Отсюда и слишком болезненная реакция на поведение близких, которое героиня трактовала как неуважение к себе.

Как только мы убрали ее убеждения о собственной недооценности, открылись ранее неочевидные решения проблемы: расслабиться и относиться к чистоте спокойнее, замотивироватъ детей иначе, нанять уборщицу и др. – то есть задача наводить порядок из-под грифа священной войны за самоценность перешла в ранг чисто менеджерских, бытовых задач.

Для любых форм расколотости в бессознательном правомерно, во-первых, то, что ни один из враждующих лагерей никогда не одержит победу над другим. И хотя человек сознательно поддерживает социально одобряемые лагери (побуждение, благо других, положительные эмоции), враждующие стороны равносильны, равноценны и потому обречены вечно сменять друг друга. Так маятник никогда не остановится в каком-либо из крайних положений – он непременно совершит возвратное движение и продолжит качаться.

Не понимая этого, Недоросль стремится силой воли задержать себя в фазе активности, принесения блага или положительных эмоций, поскольку эти фазы социально одобряемы. Но силы воли у него, как слабого, хватает ненадолго, и Недоросля неизбежно отбрасывает в компенсаторную, социально порицаемую, но необходимую для выживания фазу пассивности, которая спасает Недоросля от перенапряжения и выгорания.

Социальное одобрение заставляет нас считать нормой для себя фазу активности, однако в действительности – это гиперактивность, способная без достаточного отдыха загнать человека до смерти. Каждый лагерь – то самое крайнее положение маятника – это экстремальный перегиб, неэкологичное состояние для человека, поэтому противофазы вынуждены уравновешивать друг друга. И до тех пор, покуда они существуют, их чередование неизбежно.

Недорослю кажется, что адаптироваться к боли проще, чем исцелиться от нее, и бессознательно он изобретает самые изощренные способы жить с болью, не избавляясь от нее, но и не сходя от нее с ума.

Подлинная норма – это золотая середина между крайностями – та самая ось, которую маятник пролетает на максимальной скорости, ни секунды не задерживаясь в этом положении. Так и с нашим Недорослем: пока он остается психологически незрелым, он обречен находиться либо в гиперактивности, либо в гиперпассивности. Быть либо героем, либо жертвой. Хотя и герой его, увы, – геройствующая жертва.

Я связываю состояние расколотости с лживостью, поскольку, пребывая в нем, наш Недоросль вынужден врать самому себе. Он не хозяин себе и своим обещаниям, он не отвечает за последствия своих действий, лишен воли, не способен делать выбор и оставаться ему верным, ведь завтра он будет руководим какой-то другой силой, а значит, и его выбор изменится.

Такая жизнь подобна лицемерию: ведь никогда не знаешь, которая из личин выйдет на авансцену в следующий раз. Подобный человек воистину двулик и даже многолик, пусть бессознательно, без явного намерения быть лживым.

Пока все хорошо, наш Недоросль – лицемер без злого умысла. Но причините ему боль – и лживость станет преднамеренной.

Чудовище боли

Боль – это еще один порок незрелости.

«…укоры собственной совести учат уязвлять других», – справедливо пишет Ницше.

Боль мы найдем за любой эмоцией Недоросля:

– обида – как реакция на боль от нелюбви;

– гнев – как реакция на боль несправедливости;

– печаль – как следствие боли от одиночества,

– и даже радость Недоросля – всегда с печатью тоски о несбывшемся.

Любое столкновение с неподатливой реальностью, в которой «не получилось, не сложилось и не повезло» с первой попытки, рождает у Недоросля боль разочарования – в себе, в жизни, в людях, в судьбе, в Боге, – с которой он не в силах справиться. Боль эта уходит вглубь, становится хронической и заставляет Недоросля страдать от фрустрации.

Низкая самооценка, недостижимость целей, недосягаемость идеала, неспособность соответствовать предъявляемым требованиям, незавидное положение в иерархии, тщетность попыток повысить свой статус в жизни или в обществе, неутолимость желаний, нехватка внешнего одобрения – кажется, больное эго Недоросля на каждом шагу находит, обо что пораниться. В итоге он живет, не замечая, что боль стала его привычным состоянием («привычка» значит «выгода»).

Культура утилизации душевной боли практически отсутствует (классическая психология, как и многие модальности психотерапии, предлагает малоэффективные инструменты), и Недоросль живет в уверенности, что избавиться от боли либо невозможно, либо слишком тяжело, чтобы за это браться, будучи «маленьким и слабым».

Недорослю кажется, что адаптироваться к боли проще, чем исцелиться от нее, и бессознательно он изобретает самые изощренные способы жить с болью, не избавляясь от нее, но и не сходя от нее с ума.

В том, насколько наша жизнь регулируется бессознательными автоматизмами, несложно убедиться, если хотя бы день понаблюдать за собой отрешенно. Мы передвигаемся на автомате по знакомым помещениям, ходим натоптанными тропами, выполняем давно заученные действия. Большинство бессознательных привычек нам полезны и выполняют чисто прикладные функции. Но колоссальное количество их служит только для того, чтобы адаптировать нас к боли бытия, и расходует на это психическую энергию в фоновом режиме.

В результате человек недополучает огромное количество ресурса, а боль становится хронической, растянутой во времени и принимает самые разнообразные, но равно уродливые формы: от депрессии до страхов и прокрастинации.

История, религия, культура, философия вносят свою лепту, романтизируя боль и страдания как душеспасительные, духовозвышающие и обладающие красотой, наделяя переживания боли катарсическими свойствами, а иногда и ореолом мученической святости. И вот уже доверчивое бессознательное Недоросля переводит боль из разряда проблем в ранг высших ценностей. «Я не могу избавиться от боли – значит, сделаю ее своим достоянием и отличием», – рассуждает он.

Но если у Взрослого страданиями действительно душа совершенствуется, то у Недоросля от них только портится характер. Боль для незрелого – причина не катарсичности, а токсичности. Боль Недоросля подобна радиации и отравляет его с накопительным эффектом. Токсичный индивид становится источником «вторичной радиации» и начинает сам «причинять боль всему, что способно испытывать страдания», так как не может более держать ее в себе.

Порою боль психологически-детей находит поддержку в больших социальных процессах. Многие «диванные активисты» – это люди, движимые личной болью, которым вовремя не попался хороший психотерапевт.

Пример. Однажды мне довелось опубликовать в соцсетях видео, где вскользь упоминался феминизм во фразе: «Феминизм хотел дать права женщинам, а вышло – мужское бесправие». Это видео привлекло рекордное количество хейта: комментаторы-женщины с личной болью набрасывались на комментаторов-мужчин, воинственно отстаивали честь феминизма и, хотя тот давно победил, по-прежнему жаждали крови, ибо никакие социальные преобразования, увы, сколь бы ни были позитивными, не избавляют от той личной боли, что исцеляется только психотерапией.

Любая озабоченность несправедливостью, которую мы часто встретим у «диванных активистов», – это явный признак Недоросля. Своим клиентам, раненным идеей о несправедливости, я всегда предлагаю вначале утилизировать их собственную боль, а уже затем судить: захочется ли им без боли становиться активистом каких-либо движений и «лезть на баррикады». Ответ всегда один – конечно нет. Поскольку психологически Взрослый меняет мир созиданием, а не разрушением и конфронтацией.

Взрослый мыслит иначе, он знает, что мир в порядке, потому что не имеет собственной воли быть несправедливым или справедливым в отношении кого-то. Взрослый знает: мы имеем дело с разными событиями. Только наша собственная трактовка их как негативных создает страдание. Он знает: зло – это событие, которое нам не по вкусу до тех пор, пока мы не постигли его смысл. Там, где смысл понят, нет страдания. Это не говорит о том, что Взрослый отрицает преобразования, как думают о нем психологически-незрелые. Но преобразованиями Взрослого движет мотивация не боли, а любви. Не «отнять и поделить», а «создать», не «уравнять в правах», а «установить порядок» и т. п.

В противовес Взрослому у психологически-детей чувств и эмоций крайне много! Отсюда современная озабоченность чувствами. Попробуйте чьи-нибудь чувства задеть или кого-то в лучших чувствах оскорбить – и вас линчуют. Чувства становятся объектом охраны закона. А толерантность – средством принуждения. Благодаря диктатуре невзрослых в наше время чувства стали почитаться больше добродетелей. Ведь чувствовать проще, чем делать.

Недоросль носится с чувствами – своими и чужими, – как курица с яйцом: как бы никто их не задел и как бы не задеть чужие. Но какие же чувства мы в принципе способны задеть и ранить? Честь? Нет, у нас давно утрачена культура чести и понимание этого сентимента. Достоинство? Нет, оно неотторжимо от человека, если тот не потеряет его сам. Любовь? Нет, согласно апостолу Павлу, любовь долго терпит и все переносит.

Единственное, что мы можем ранить, – это уязвимое эго.

Опека чувств отнимает у Недоросля уйму энергии. Часто он занят тем, чтобы домысливать и дочувствовать за другими людьми. Его беспокоят метачувства и метамысли – то есть чувства по поводу чувств, чувства по поводу мыслей, мысли по поводу мыслей и мысли по поводу чувств. Что превращает его внутреннюю жизнь в жевание мыслительной и эмоциональной жвачки, которую он не способен ни проглотить, ни выплюнуть.

Однажды у меня был яркий случай столкновения с лишними чувствами.

Клиентка попросила отменить назначенную сессию по той причине, что я много рассказывала в блоге о паранормальном, и это ее пугало. Вдохновившись таким поводом, я записала прямой эфир на тему «Чего мы боимся, когда мы боимся демонов», где разобрала страхи паранормальных явлений и механику их образования в бессознательном.

На следующий день я получила от клиентки неожиданно огромное письмо, где та признавалась, что чувствует себя очень виноватой, что не хотела меня обидеть и задеть мои чувства и теперь ей очень стыдно. Но беда в том, что я не обижалась, мои чувства клиентка додумала сама и начала переживать из-за них, что принесло ей много напрасных страданий.

Чтобы качественно утилизировать душевную боль (источник всех лишних чувств), необходимо переосмысление боли и породившего ее опыта (изменение системы убеждений в бессознательном), необходим навык прощать (прощение возможно только после полного понимания и переосмысления), а главное – необходим навык замены боли на любовь, что даст возможность без потерь отречься от тех многочисленных вторичных выгод, которыми, как песчинка в моллюске – жемчугом, обрастает боль в бессознательном Недоросля.

Но это – труд. А труд вытеснен из ранга ценностей Недоросля стратегией «как проще». И оттого незрелый индивид – это ходячая раневая поверхность.

Одна большая и незаживающая рана. Общение с ним подобно прогулке по минному полю: не угадаешь, когда и как заденешь человека за живое, – и он рванет.

Расстаться с болью Недорослю не дает все то же убеждение: «я маленький и слабый». Без боли у него не будет оправдания бездействию, придется жить в полную силу наравне со взрослыми. А он уверен, что не справится. Поэтому лелеет боль, несмотря на дискомфорт, лишь бы не оказаться в ситуации, где он лицом к лицу столкнется с собственной ничтожностью, беспомощностью и несовершенством. И необходимостью жить самому.

Мы работали с молодой женщиной. Проблема: синдром самозванца, неуверенность в себе и неуспех в собственном деле. Мы быстро вышли на подлинную причину проблем – убеждение «я ничтожество», образ которого проявился как черная субстанция в районе солнечного сплетения героини. Я предложила утилизировать эту субстанцию и заменить ее на образ убеждения «я в порядке», но героиня замешкалась, а потом призналась, что не хочет расставаться с этой чернотой.

– Если выброшу ее, я лишусь связи с мамой, – сказала она.

Проявив фигуру матери героини, мы увидели у нее точно такую же черную субстанцию ничтожности в солнечном сплетении, при помощи которой были связаны обе фигуры. И мы воочию узрели механизм передачи убеждений по наследству.

Когда-то в детстве бессознательное моей клиентки согласилось разделить с мамой идею «я ничтожество», чтобы чувствовать с ней общность. А так как на идее «я ничтожество» успешную жизнь не построишь, успешность пришлось принести в жертву ради возможности оставаться на связи с мамой до седых волос.

Чудовище эскапизма

Еще один порок незрелости – привычка к бегству от реальности.

«Есть проповедники смерти, и полна земля людьми, которым нужна проповедь отвращения к жизни», – писал Ницше.

Сбегая от боли бытия, Недоросль всегда живет «там и тогда». И вот лишь некоторые из его способов ухода от реальности.

Вина и страх – отличные средства не жить здесь и сейчас. Вина – всегда о прошлом, страх – всегда о будущем. Недоросль может сохранять чувство вины десятилетиями, чтобы жить в прошлом и держать с ним связь. В то время как страх заставляет его постоянно беспокоиться о будущем и генерировать самые разнообразные катастрофические ожидания и, соответственно, переноситься мыслями туда на ПМЖ.

В фильме «Амели» есть дивный диалог героев:

– А ваша книга, она о любви?

– Она о человеке, ведущем дневник. Но он не записывает то, что с ним происходит, а воображает катастрофы, которые могли бы случиться. И так переживает это, что ничего делать не может.

– В общем, это книга про бездельника.

Мысли и чувства Недоросля кочуют между будущим и прошлым. Его ностальгическая тоска о детстве, молодости или, наоборот, кошмарные воспоминания, его фантазии о будущем или, напротив, тревоги – никогда не переходят в действие, они служат способом не действовать, не жить.

Еще один великолепный пример бегства от реальности – пресловутая «зона комфорта». Существование в привычном минимуме благ.

Ко мне на сессию приходит молодой человек с запросом больше зарабатывать, привлечь больше клиентов. Проявив его фигуру в бессознательном, мы сразу видим идентичность саботажника, который искренне не понимает: а зачем?

Между героем и его фигурой происходит диалог:

– Зачем больше клиентов?

– Чтобы было больше денег.

– Зачем тебе деньги?

– Снять новую квартиру.

– У тебя уже есть квартира – вот она.

– Увеличить уровень комфорта.

– Тебе и так достаточно комфортно.

– Путешествовать.

– И что ты будешь делать в путешествии?

– Лежать под пальмами на пляже на шезлонге.

– Вот твой диван. Лежи уже сейчас. Да, он скрипит. Зато не надо напрягаться, чтобы променять одно «лежать» на другое «лежать».

Увы, цель увеличить уровень комфорта не является для бессознательного аргументом, чтобы прикладывать усилия (например, работать, зарабатывать). Ведь напряжение и труд – это дискомфорт. И ваши детские идентичности не понимают, почему они должны страдать ради потенциального, чуть большего, комфорта где-то в будущем. Достигли минимума благ для выживания – и хватит.

Преобладание комфорта и безопасности над другими ценностями – яркий признак Недоросля.

Если монах способен жертвовать не только бытовым комфортом, но и первостепенными потребностями в пище и крове ради возвышения духа, а человек искусства может пренебрегать социальными благами ради свободы творчества, то для Недоросля комфорт и безопасность чрезвычайно важны. Малейший дискомфорт или небезопасность для него невыносимы.

Сегодня мы живем в обществе тех, кому внушили, что безопасность – жизненно важная потребность для психики, а значит – чем угодно можно пожертвовать ради безопасности, а значит – что угодно может быть отнято у вас в пользу безопасности: не только ваше оружие при проходе через рамку металлоискателя, но и неприкосновенность вашей личной жизни – под камерами. Как мы понимаем, окно Овертона легко позволит этому процессу, начавшись вполне здравыми мерами, завершиться изъятием прав у психологически-незрелых в любом объеме, вплоть до антиутопического.

Если мы понаблюдаем за масс-маркетовой культурой, мы легко обнаружим скрытую пропаганду, призывающую нас не подниматься в своих дерзновениях выше первых ступеней пирамиды Маслоу – биовыживание, безопасность, принадлежность – в ущерб другим ее ступеням – признание, успех, творчество, познание, эстетика, духовность, саморазвитие. Об этом красноречиво говорит обилие сюжетов о романтической любви по сравнению с сюжетами о, например, успешных предпринимателях, людях искусства и науки и духовных лицах.

Своей аудитории я обыкновенно привожу как пример такой скрытой пропаганды очень трогательный рождественский фильм «Семьянин» 2004 года, в котором устами главной героини авторы призывают нас: «Паситесь, мирные народы» и не мечтайте ни о чем более амбициозном, чем тихо состариться и работать в саду. Проблема фильма «Семьянин» не в том, что он предлагает нам сделать малоэффективный выбор, предпочтя семью карьере, а в том, что он противопоставляет одни ценности другим как взаимоисключающие.

Впрочем, для Недоросля так оно и есть. Психологически-ребенок постоянно мыслит через рамку «или – или». Цель построить успешную карьеру и создать счастливую семью кажется Недорослю дважды неподъемной. Ведь и одна-то сфера жизни для него тяжела, а уж задача быть и там и там успешным, да еще и гармонично совмещать две сферы жизни без ущерба для какой-либо из них, видится совершенно невыполнимой.

Чтобы пожертвовать комфортом и начать прикладывать усилия, необходим весомый смысл. Но создание смыслов – это взрослый навык, недоступный для Недоросля. Он пытается смысл найти, а не создать. Однако найденные и подсмотренные смыслы его не мотивируют – они чужие.

Еще одним способом бегства от реальности для Недоросля служит еда.

Еда – это первая метафора любви. Младенец у материнской груди напитывается не только молоком, но и состоянием любви и безопасности. Психологически не взрослея, наш современник по-прежнему ищет любви и безопасности в еде. Еда становится быстрым и простым решением для огромного спектра его насущных проблем и задач. Например, для задачи спрятаться от мира и людей, нарастив себе жировой скафандр. Или – задачи «ампутировать» тело («плохое» и «грязное»), разрушив связь с ним пищевым насилием, перестав таким образом «слышать» его потребности. Или – задачи вводить себя в анестезирующий транс при помощи жевания. Такая – ампутационная – еда позволяет человеку сбегать не только из собственной жизни, но и от собственного тела.

Более прямолинейный способ бегства от реальности предоставляют Недорослю химические агенты – от легальных (алкоголь, табак) до нелегальных. Принцип тот же – быстрое и простое выгодополучение.

Мои клиенты, имевшие в прошлом опыт употребления наркотиков, а впоследствии – психотерапии, сходились во мнении, что наркотическое опьянение – это своего рода «турпоездка» в состояние безусловной любви, в которое затем ты должен «переехать на ПМЖ» уже без помощи химических агентов. Это, разумеется, труд, но он того стоит.

Не опасны для здоровья, но губительны для жизни в долгосрочной перспективе такие способы бегства от реальности, как праздность, лень, саботаж, прокрастинация, гаджетомания, зависимость от компьютерных игр и т. п.

Примечательно, что при полном собрании гипертрофированных детских слабостей у нашего Недоросля отсутствуют положительные детские качества: счастливость, радость, легкость, креативность, любознательность, интерес к миру, открытость новому и др. Герой нашего времени чаще подавлен, чем окрылен, ведь на него давит фрустрация и груз взрослой ответственности.

Боль отравила его, сделав токсичным. Слабость растлила его, сделав капризным и изнеженным. Расколотость придала ему непостоянство флюгера. Страсть к эскапизму сделала его тем человеком, что пишет жизнь всегда в черновике.

Недоросль чувствует, что он несчастен, и создает рыночный спрос на «счастье в легкости» – в знакомой нам стратегии «как проще». На помощь ему приходит популярная (простая) инфобиз-психология с исходно дельными, но многократно редуцированными концептами. И предлагает принимать их в гомеопатической концентрации – упрощенными до уровня «волшебной таблетки» против боли бытия:

– призыв «Балуйте своего внутреннего ребенка!» дает незрелым легитимный повод сделать из себя-ребенка культ;

– призыв «Отстаивайте личные границы!» дает обиженным возможность легитимно агрессировать вовне, вместо того чтобы утилизировать собственную боль;

– идеология «Живи здесь и сейчас» растит капризный класс;

– лозунг «Главное – найти себя» вдохновляет потреблять готовые решения вместо создания своих;

– смежные лозунги «Прими себя», «Будь собой» подталкивают Недоросля к попустительству своим порокам;

– призывы к равноправию полов лишают сильный пол возможности тренировать чисто мужские добродетели (галантность, мужественность, доблесть, рыцарство), все больше усредняя оба пола, плодя психологических недомужчин и недоженщин;

– призывы к толерантности уже веют будущей «тепловой смертью» морали, нравственным релятивизмом, размытостью категорий добра и зла;

– даже гражданский брак, хоть он и мастодонт, дает двум Недорослям легитимную возможность жить, так и не взяв ответственность за свой союз; и в наше время справедливо, что гражданский брак – это признание: «Я просто жду, когда встречу кого-нибудь лучше тебя».

Популярная инфобиз-психология – слуга незрелых – мостит дорогу в ад, множа подобные вирусные концепты. В основе каждого – хорошая и взрослая идея. Но Недоросль упрощает их до состояния опасной чуши, когда идея, низводимая от уровня элит до уровня масс-маркета, становится в конечном счете антиподом самой себя.

С одной стороны – свет правды только так и можно привнести во тьму невежества, убавив яркость лампы маяка до призрачного сияния светлячка или болотного огонька, преломив, отразив и ослабив, чтобы не опалил он глаза тем, кто привык жить во мраке. С другой стороны, чтобы по тонкому лучу подняться к солнцу правды, миновав все искажения, чтобы в один прекрасный день воскликнуть: «Эврика, так вот что все это на самом деле значило!», необходимо повзрослеть, по-взрослому трудиться.