Текст книги "Грибники-2. Станция забытых людей"

Глава 5. Кубик и её грибы

Солнце спускалось за холмы, наступали сумерки, стрекотали вечерние насекомые – то ли кузнечики, то ли цикады, а может, те и другие – глухо кричали птицы в лесу, и – слава небесам! – шмели и жуки улетели спать.

Кристина с Эйзеном, все ещё пребывая в пляжном, ждали Джафара возле калитки и обсуждали отношения. Это рождало некоторую неловкость, так как тема Джафара между ними давно уже толком не затрагивалась. Однако же сам разговор Кристину вдохновлял. Она любила, когда один человек защищает другого. Пусть бы даже и от неё. Она согласилась бы и дальше придираться к Джафару, чтобы это продолжалось – доброта и принципиальность герцога рождала у Кристины приятное чувство гармонии с окружающим миром. Гений Эйзена, думала она, заключался именно в умении быть идейным и эмоциональным центром маленького пограничного поселения и уметь балансировать на той грани, которая делала его притягательным, несмотря на небезопасные мистические явления, его окружавшие. Гениальность его светлости выражалась неуловимо, ее проявления нельзя было вызвать по заказу или разложить на части и собрать заново – нет, она являлась внезапно, как любой творческий момент, и очаровывала причастностью к возвышенному. Эйзен чем дальше, тем более казался ей озорным вселенским разумом, милостиво принявшим облик обычного смертного.

– Мне кажется, Джафар такой человек, к которому стоит хотя бы попытаться привыкнуть, – сказал герцог.

Кристина поёжилась и вздохнула. В купальнике и тунике становилось прохладно.

– А ты сам-то к нему привык за шесть лет? – уточнила она.

– Отчасти.

Кристина помолчала и призналась:

– Знаешь, он для меня слишком… героичен. Я своего будущего мужа представляла совсем не так.

Эйзен тоже ощутил озноб от наступающих со стороны леса языков вечернего сквозняка и запахнул халат.

– А как ты его представляла? – живо спросил он.

– Ну, такой… тихий клерк, читает Тургенева, по пьяни обсуждает судьбы человечества, сокрушается о несовершенстве мира… ругает начальство и мировую закапусту. Скорбит о том, чего не достиг. Как мой батя.

Эйзену не понадобилось напрягать фантазию, чтобы представить себе гипотетического мужа, похожего на неизвестного ему, но вполне узнаваемого отца.

– И чем бы этот муж тебе нравился? – спросил он грустно, давая понять, что сам бы такого мужа не хотел.

– Ну, я бы вспоминала, как он в молодости мечтал спасти мир и дарил мне… цветы какие-нибудь, – обреченно рассуждала Кристина, тоже представив себя рядом с означенным спутником и явно нуждаясь в самоутешении. – Я знала, что все так живут, и была морально готова терпеть.

– И долго? – совсем приуныл Эйзен, все ещё представляя себя на ее месте. Мысленно он даже сменил хромосомный набор, оделся в длинное шелковое платье цвета насущного халата и понял, что на его личность это не повлияло никак. Клерку же, которого он вообразил неподалёку от себя за столом, впрочем, не сильно понравилось, что на его глазах мужик превратился в женщину, а поскольку это была его жена, он счёл нужным отругать ее и обвинить в аморальности.

– Да, – упрямо согласилась Кристина. – А тут какой-то чекнутый ниндзя и всякая героика. Этакая киношная мечта с обременением.

– Союзом красавицы и героя заканчиваются все правильные фильмы, – весело напомнил Эйзен. Мысленно он выставил клерка из-за стола за дверь. Оттуда тут же высунулся Альберт и спросил, куда определить поступившее тело согласно приходному ордеру.

– В том-то и дело, что заканчиваются! – возмутилась Кристина. – А у меня он продолжается, и я не знаю, насколько применим герой в быту. Кроме того, он… сложный.

– А ты думаешь, герои после всех своих подвигов и испытаний остаются простыми?

Эйзен говорил о Джафаре, но в его воображаемой сцене героем стал он сам, повелевший Альберту отправить изгнанного клерка на склад грибов и ягод.

– Вот я и говорю, – не сдавалась Кристина, – тупой клерк был бы удобнее.

Раскаявшиеся «шмели» на складе сделали из ворчливого мужа полезный многоярусный стеллаж на колёсиках.

– И где ты намерена скрываться от придирок этого клерка в старости? – веселился Эйзен. Воображаемый стеллаж продолжал ругаться и обвинять во всем невидимых врагов, пока его колесики не превратились в белые таблетки с бороздкой посередине. Эйзен решил, что это успокоительное. – Не став героем, он начнёт искать виноватых и найдёт тебя. Все нереализованные мужики так делают. Мой отец, царство ему небесное, тоже весьма в этом преуспел.

– И ты?

– А я вот такого желания не испытываю. Мне кажется, я в довольно большой степени реализован. У меня есть научные открытия и вот этот посёлок. И впереди – тайна, которую я хочу разгадать.

– Но ты ещё сравнительно молодой, – рассудила Кристина. – Во всяком случае, мне так кажется. И по образу мыслей тоже. Потому что обычно всякие родственники, писатели и актеры, которые нравились мне в их молодости за креатив и вольнодумство, становятся в старости такими же косными ретроградами, как те, с кем они не соглашались. Более того – они начинают выдавать зло за добро, чтобы защитить свой старческий воображаемый мир-паразит. Просто чтобы ничего не менять. Даже если это грозит им гибелью. Они добровольно ослепляют себя.

Эйзен кивнул и задумался.

– А знаешь, почему? – продолжил он мысль Кристины. – Потому что заражённые мнением-паразитом, должны превращаться бентос. Их судьба – остаться в доме, сползающем в реку.

Поместив воображаемый стеллаж в сползающий по склону дом, Эйзен ощутил жалость к идиотам и подпер дом двумя бетонными сваями.

– Ну а если я вольнодумный старик? – улыбнулась Кристина.

– Тогда ты уходишь из сползающего в реку дома..

– И возглавляю поход через пустыню? – улыбнулась Кристина.

– Тобой тоже будет, кому восхищаться. Потому что ты предрасположена к героизму… ну, как его поймут те, кого ты спасёшь.

– Боюсь, я тоже стану ретроградом и начну жужжать вместе со всеми, кто сползает. Я буду отрицать реку.

Эйзен помолчал, потом вздохнул и признался:

– Я сам этого боюсь. Что я таким стану… А где Джафар? Что-то он долго.

Эйзен обхватил себя руками и огляделся.

– Я здесь, – Джафар, как всегда появившись бесшумно, сидел на скамейке, абсолютно незаметный в сумерках.

– Ой, – сказала Кристина. – И давно ты нас подслушиваешь?

– Начало, к сожалению, пропустил, – признался механик. – Понял, что Эйзен наелся мистики и обещал не обвинять Полину и нас в том, что отдал нам свои лучшие годы, а мог бы вместо этого свернуть вот ту гору… Иди, Леша, переоденься. Сумка с вещами, которую ты перекинул через мой забор, если и пострадала, то единственно от того, что я об неё споткнулся. А я пока отведу домой красавицу, а то она тоже замёрзла.

– И я замерз, – капризно сказал Эйзен.

– Это поправимо, – поднявшись с лавки, Джафар обнял их обоих и прижал к себе так, что Кристина пискнула. Джафар действительно излучал тепло, как ядерный реактор.

– Меня как-то Полина спросила, – прохрипел симметрично стиснутый Эйзен, – не продемонстрируем ли мы ей секс втроём…

– Это был бы интересный опыт, – промурлыкал Джафар, прикрывая глаза и компонуя пленников поближе друг к другу.

– От тебя вдвоем-то не допросишься, – проворчала Кристина, прикинув, что уже третья неделя пошла, как Джафар на неё обижается и даже не намекает на свидания. А тут вдруг такое.

Джафар с сожалением отпустил развеселившегося Эйзена, с видом собственника приобнял Кристину и сказал:

– Придётся его светлости подождать нас чуть дольше. Может быть до утра, потому что мне предъявлены серьёзные обвинения, которые требуют длительного опровержения.

– Тогда если я тут засну, не будите, – со смехом сказал Эйзен и удалился в калитку. Откуда-то из темноты он выругался, тоже споткнувшись о свою сумку.

Собравшиеся к ночи облака замерли над долиной, закрыв звёзды, и стало совсем темно.

*

Несмотря на все обещания, Эйзену не спалось. Перечитав – в который уж раз! – раз пару глав в загадочной тетрадке из-за Барьера, он растянулся на кровати Джафара и размышлял над всеми совпадениями, крутил их так и эдак, рисовал себе причинно-следственные связи, выстраивал логические цепочки, но не мог разумом объять главное.

Ближе к часу ночи он утомил себя до глубокого отвращения к мыслительным процессам, решил выйти прогуляться, и был неприятно поражён темнотой. Свет фонарей рассеивался в тумане и не доходил до земли, звёзд не было видно, и только один прожектор, над входом, исправно освещал свою часть территории тускло-золотистым овалом.

Настроившись на ночную неподвижность, Эйзен вздрогнул, уловив внезапное движение за гранью освещенной зоны и всмотрелся.

Человек, заключил он.

Девушка. Одетая в блестящую блузку и розовые джинсы. Волосы длинные и вьющиеся.

Набрав код, красотка выскользнула вовне.

Рейдер? По одежде не скажешь. Да и двигается как-то странно – неловко и слишком быстро. Даже спотыкается иногда.

Эйзен вышел следом за ней в калитку и увидел, как девушка почти бежит к лесу.

Может, свидание у неё там?

Светлые волнистые волосы, очень длинные, почти до талии… А вот сама роста небольшого.

Где-то он ее видел… но где?

На всякий случай Эйзен продолжал преследовать беглянку, все ещё надеясь, что она идёт на свидание в ближнем лесу и не намерена пересекать мост.

А у моста он ее окликнул.

– Сударыня! Дальше опасно.

Она остановилась, почти не различимая в темноте.

– А вам что за дело? – ответил мутный силуэт, не поворачиваясь. – Я, может, рейдерствую.

Услышав голос, Эйзен ее вспомнил. Это была Аня Кубик, начальник рыбного хозяйства, приезд которой он сам же и инициировал.

– Но вы же не рейдер, Аня. Что вы надеетесь отыскать в этой кромешной тьме?

Некоторое время они смотрели друг на друга, почти не видя собеседника – различались только мутные белёсые силуэты.

– Рейдером может быть всякий, – всхлипнула Аня, явно чём-то огорчённая. – Вот я и пойду. Тем более по контракту вы за мою жизнь не отвечаете.

Она развернулась и ступила на поблескивающий в темноте стальной мост.

– Слушайте, – Эйзен тоже взошёл на мост, – мы в этом году уже похоронили четверых, и если несчастных случаев будет больше, нами заинтересуется пресса. А оно нам не нужно. Поэтому я, как ваш работодатель, приказываю вам вернуться.

– Не буду.

– Отказываетесь выполнять требования начальства? Будете оштрафованы,

– Мне все равно, – ещё раз всхлипнула Аня.

Ступив с моста на землю, она секунду размышляла, какую тропинку предпочесть, а потом резко рванула вправо. Припомнив все нецензурные слова, которые знал, Эйзен смотрел ей вслед.

Выбранная ей дорога поднималась вверх и заканчивалась, как говорили, на вершине утеса, являвшего собой противоположный берег ущелья, в которое обрывалась пустошь.

Ладно, думал Эйзен, сейчас июль, для сторнов ещё суховато, но если барышня навернется с утеса в тот же чертов каньон, куда уже попадала куча народу? И эта машина… кто знает, вдруг она до сих пор там, вместе со своей непонятной логикой убийств?

Оглядевшись, Эйзен всё-таки подхватил одну из трёх проволочных клеток, запасенных отважными рейдерами возле моста, и отправился за беглянкой.

Идти с клеткой или же внутри неё по лесу – дело трудное. Проволочные прутики цеплялись абсолютно за все – далекое ли, близкое. Сами клетки делались с целью защитить рейдеров, которые нашли тридерисы днём и знают, в какое место идти за ними ночью. Некоторые за день специально расчищали себе дорогу, чтобы после одиннадцати вечера вернуться и забрать более качественные грибы – ночные.

Эйзен тоже знал, куда шёл, но дорога на утёс не расчищалась довольно давно. И в этом месте он никогда прежде не был, да и никто сильно не любил до него добираться ползком вверх по склону, поэтому светило ему догнать Аню лишь в самом конце пути.

Но бросить эту дурочку в лесу он не мог.

*

Аня, как правильно заметил герцог, была одета совсем не для похода в лес. Она вообще собиралась на свидание: Дима, в очередной раз не понятый Инессой, пригласил ее на вечер в «Грибницу», и минут двадцать даже галантно ухаживал. А потом пришли Оксана, Катя и Данка с Мариной и двумя их парнями. И Дима вдруг решил достичь недостижимого – подсел к Оксане. Оксана подмигнула Ане и покрутила пальцем у виска: мол, смотри, этот придурок опять за своё, но Аню это не утешило. Один и тот же сценарий повторялся в ее жизни слишком навязчиво. Инициировав светский разговор с Мариной – сугубо для приличия – она попросила у Вацлава коктейль из мяты и свежей клубники, выпила его в одиночестве и собралась уходить. Поскольку было уже темно, правильный Юрик проводил ее до домика, после чего вернулся к Марине в «Грибницу», а на Аню вдруг накатило. Она так надеялась, что хоть Дима, выбранный ею человек, будет вести себя не как дебил! Но нет конечно – этот милый парень, так непохожий на Олега, оказался того же тухлого замеса!

Потихоньку плача и куря одну сигарету за другой, Аня двигалась к лесу. У общественной калитки сигареты закончились, хорошо, что там стояла урна – в виде большого фиолетового мухомора, у которого открывалась шляпка – Аня бросила в неё пустую пачку и, спотыкаясь от огорчения, двинулась дальше, погружённая в себя и забывшая о внешнем мире. Некоторое время она намеревалась после калитки свернуть влево, повторив неизвестный ей прошлогодний маршрут Кристины, но потом передумала и направилась в дальний лес. Ну и ладно, если ее там съедят, Оксана подтвердит, что виноват этот паскудный Дима.

А возле моста выяснилось, что ее преследует кто-то из начальства и хочет, чтобы она вернулась.

Про сторнов в «Грибнице» говорили много, да и инструктаж, проведённый Региной, ещё не выветрился из памяти, но у Ани сложилось впечатление, что общественная легенда не так страшна, как кажется, и относится скорее к области поверий.

Поэтому она решила идит на утёс, никуда не сворачивая, одержимая одним желанием – быть как можно дальше от себя, от собственной судьбы и от этих ужасных мужиков, которые существуют непонятно зачем. Главное, чтоб не догнали.

*

Путь заканчивался глубокой расщелиной. На ее другой стороне просматривалась круглая, покрытая мхом поляна, окружённая высокими соснами. Одна сосна недавно упала, образовав своеобразный мост. Потрогав дерево ногой, Аня выяснила, что лежит оно плотно, сцепившись ветвями с окружающей флорой, а значит, не укатится, если по нему пойти.

Потому что начальство – упорное, как и сама Аня – настигало сзади, таща что-то за собой на цепочке. Явно защитную клетку. Видимо, боялось легенд. А надо не у себя сидеть, а чаще в лес ходить, мстительно думала Аня. Тут же нет никого, кроме комаров. Должен мне спасибо сказать – хоть прогулялся.

Упавшая через расщелину сосна оказалась выворотнем. Дойдя до высокого, выше человека, узла корней, Аня некоторое время размышляла, как его преодолеть, потом через какую-то щель пролезла насквозь, стала на покрывающей поляну траве и начала оглядываться вокруг.

*

Поднимаясь по склону, Эйзен думал, не оставить ли клетку, чтобы ее следующим днём забрали рейдеры. Сторнов не видать, кусты цепляются, Аня идёт быстрее, так как она налегке. Конечно, можно было оставить эту идиотку, пусть сама выбирается, но с его характером этот вариант был куда менее реален. То есть, не рассматривался вообще. Поэтому в скором времени и Эйзен подошел к выворотню, преодолел корни, насыпав земли себе в волосы и за ворот куртки, перекинул проволочное средство защиты через верх и, аккуратно вытерев лицо и руки припасенной салфеткой, осмотрел новое место.

Аня стояла метрах в двадцати от него, перед мелкой, заполненной водой выемкой.

Ее внимание привлек находящийся за этой лужей огромный сетчатый купол белого цвета, с вытянутыми ячеями. Опорами куполу служили белые двойные колонны, расходящихся кверху на эти самые ячеи, а между ними находилось пространство, сквозь которое вполне мог пройти человек.

– Это что за беседка? – устало спросил Эйзен, полагая, что раз Аня оказалась тут на пару минут раньше него, то могла уже что-то выяснить.

– Н-не знаю, – пробормотала Аня, даже не отодвинувшись, когда герцог встал рядом с ней. – Смотрите…

Она указала вперёд и вниз. Там, на ровном полу этой огромной «беседки» разрушалась и зарастала мхом некая серая конструкция, похожая на скамейку в парке. На скамейке, такой же серый и покрытый бурыми пятнами, сидел сырой от ночной росы серый человеческий скелет.

Оглянувшись на девушку, которая все еще не двигалась, Эйзен приблизился к куполу и потрогал материал, из которого тот был сделан. На ощупь материал выходил волокнистым, мягко-шершавым и похожим то ли на пенопласт, то ли на сыроватую свежую пастилу. Колонны и контуры ячей были оплетены знакомыми Эйзену мицелиальными тяжами, на которых гроздьями висели недозрелые чёрные висельники. Белые, оранжевые. А ещё – розовые с белой сеткой. Второй вид, некогда упомянутый исследователями?

Эйзен ощутил такой азарт, что на время забыл и про Аню, и про скелет на скамейке.

– Простите…

Аня стояла рядом и дрожала. Этот человек, не желавший ее похода в лес, теперь, казалось, забыл о ней, и пытался подсветить телефоном гроздья тридерисов и сфотографировать.

Раньше она общалась с Эйзеном только по телефону – у него был приятный голос, и, судя по разговору, очень быстрое мышление. Ещё она видела его сегодня на пляже. Они с Димой сидели высоко, под самым обрывом, а компания, к которой в середине дня присоединился ее легендарный наниматель, располагалась в центре. Вели они себя довольно тихо, если не считать редких вспышек веселья и показательного поединка с Джафаром, закончившегося тучами брызг. Тогда она Эйзена толком не рассмотрела, потому что он был далеко. Помнила только зеленок пятно, которое сначала было сужим, потом потемнело от воды, а затем разделось до таких же зеленых шорт с белой окантовочкой.

Теперь же тучи, с полудня закрывавшие небо, вдруг разошлись и Аня увидела лицо человека в возрасте, прекрасно, несмотря на этот возраст, сохранившееся. Отметила высокие скулы, прямые тёмные брови и тонкий нос с едва заметной горбинкой. Ещё один рецессивный признак помимо светлых волос, подумала Аня, в силу своей профессии осведомлённая в генетике не только карповых рыб, но и человека. Вспомнится Рейнольд, рецессивный насквозь, но с изначально темными волосами.

– Я вас слушаю, – с усталой надменностью отозвался герцог, явно не простивший ей не только свой вынужденный вояж на утёс, но и нынешнее вторжение в проводимое им исследование.

– Это, – решилась напомнить Аня, – кто там?

Она кивнула на скамью со скелетом.

Эйзен резко обернулся – про скелет он явно забыл. Нагнувшись, он проскользнул внутрь «беседки» и начал осматривать останки.

Уже через пару секунд он наклонился, поднял что-то длинное, блеснувшее в лунном свете, и бесцветно сообщил:

– Это моя жена. Первая.

Осторожно приблизившись, Аня увидела в его руке золотую цепочку с буквами, составлявшими имя «Augustine».

Опорами куполу служили белые двойные колонны, расходящихся кверху на эти самые ячеи, а между ними находилось пространство, сквозь которое вполне мог пройти человек.

*

– Кулон я ей подарил, – сообщил Эйзен, покосившись на скелет. – Она сказала, что никогда не потеряет… И это правда. Потеряла она другое.

– Соболезную вам, – сказала ошеломлённая Аня.

– Незачем, – ответил Эйзен. – Я давно пережил это. – Он вздохнул. – Когда она пропала, я всерьёз хотел покончить с собой. Ведь это она королева, а я всего лишь регент Эйзенвилля… так я ощущал не только свою должность, но и свою жизнь. Однако здравый смысл победил, и я решил ждать, потому что надежда оставалась. А потом, – он усмехнулся, – я познакомился с Джафаром… вы ведь видели Джафара?

– Да, – кивнула Аня. – Очень вежливый и предусмотрительный мужчина.

Эйзен рассмеялся.

– Идемте домой, – сказал он, резко поменяв тон. – Теперь вы видите, что бывает с людьми, оставшимися в этом лесу ночью. Днём я попрошу Джафара забрать отсюда, – он снова посмотрел на скелет, – Августину, чтобы мы смогли ее похоронить.

Нагнувшись к левой руке скелета, свисающей со скамьи, он приподнял ее и переложил на колено. Аня увидела, как на серой костяной фаланге блеснуло обручальное кольцо.

– Она до сих пор не разведена, – горько усмехнулся Эйзен. – Странно да? Когда время для одних продолжается, а для других, – он повернулся к девушке, – остановилось. Никогда не желайте умереть, Аня. Смерть навсегда оставит вас в той ситуации, которая это желание вызвала.

Аня кивнула и наконец-то горько расплакалась. Даже скелет в лесу, укорила она себя, замужем. А ты все парня найти себе не можешь. Какие-то порченные попадаются, один за другим.

*

Луна сияла меж чёрных деревьев, подсвечивая ажурное белое сооружение, и Эйзен, увлечённый осмотром его стен, не сразу услышал, что сверчки замолчали.

– Стало тихо, – информировала его Аня.

Он вскочил и быстро оглянулся. Тянуло сыростью, и не только от лужи.

– Быстрее.

Схватив Аню за руку, он бросился к проволочной клетке. Только оказавшись внутри, он перевёл дыхание и снова огляделся.

– Вот и они, – тихо сказал он, прижимая к себе девушку.

– Боже мой…

Их было шестеро. Трое больших и два маленьких. Белые, пушистые, они ещё и просвечивали в лунных лучах внутренними янтарными арками и сводами. Весь их облик сильно напоминал Эйзену мир за воротами – стилем, сочетанием форм, какой-то чуждой земному миру плывущей дикостью. Остановленное время, думал он, осквернило материю. Только вот каким образом? За какое, извините за каламбур, время, если оно само зациклилось? Или есть некое галактическое сверх-время, которое отсчитывает циклы этого, остановившегося времени? И каждый из этих циклов все же немного не похож на другой?

Хотелось это с кем-то обсудить, но прижатая к нему Аня для этого явно не годилась: в глубоком шоке она таращилась на сторнов.

– Кто они такие? – спросила она шепотом. – Грибы?

– Судя по геному, – севших голосом ответил Эйзен, которому тоже было жутко, – не совсем. То есть, с точки зрения иномирной эволюции таки грибы. А вот у нас они просто впитывают в себя геномы всего, что съели, сохраняют и потом обмениваются между собой.

Аню передернуло.

– А рыб они тоже едят?

– Если только на берегу находят. Вода сторнов пугает. Думаю, какие-то их части растворимы. А вот почему они боятся металла – загадка. Может, он нарушает какой-то их электролитический баланс или как-то так. У них не спросишь. Причём не каждый металл. Золото они, как видишь, проигнорировали. А вот чистого железа боятся. И его сплавов.

Сторны окружили клетку.

– Мне страшно, – сказала Аня. – Они могут нас отсюда достать?

В голове Эйзена выстроились несколько способов, которыми сторны смогли бы это сделать, но он решил никого не пугать и главное – никому не подсказывать. А то вдруг эти слизняки что-то понимают?

– Пока нет. Сейчас мы делаем вот что: синхронно идём к бревну.

– Но они там стоят!

– Они уйдут.

– Они смотрят…

– Им нечем. Они слепые и глухие.

– Но чём-то же они чувствуют!

– Конечно. Не думай об этом. Наша цель – бревно. Иначе придётся стоять тут до рассвета.

Передвигаться в проволочной клетке и с прилипшей Аней было нелегкой задачей. Тем более, что сторны явно были против и пытались преградить им путь.

– Кыш, – командовала Аня срывающимся голосом. – Мерзкие какие…

Они с Эйзеном делали ещё шаг, и сторны расступались. Потом смыкались, но чуть дальше.

Мох и трава там, где стояли эти твари, становились гнилыми и скользкими.

– Осторожно, – шептал Эйзен, придерживая девушку за талию. – Если мы шлепнемся и потеряем клетку, они нападут. И тогда в слякоть превратимся уже мы.

– Как у них это получается? Ведь кислоты и ферменты действуют долго. Ай! Ты наступил мне на ногу.

– Ты мне уже третий раз наступаешь… Кой черт тебя сюда понёс?

– Я обломалась об парня. Он урод.

– Это Чекава, что ли?

– Откуда ты знаешь?

– Об него все девушки обламываются. Кристина говорила, ты не одна такая. Да и прежде были, – он вздохнул, – инциденты. После них я сказал, что за личную жизнь, мешающую рабочему процессу, буду наказывать без всякого снисхождения. Как и за пьянство, собственно.

– Знаешь, странно видеть такое количество непьющего народа. А в городе они без этого не могут.

Я сам иногда без пьянства не могу, подумал Эйзен, но в воспитательных целях промолчал.

…Добравшись до выворотня, они остановились.

– Что дальше? – спросила Аня.

– Дальше мы вылезаем из клетки и держим ее сзади себя. Подойти они не смогут, а обойти на бревне негде. Давай…

Аня перелезла первая, пока Эйзен прикрывал отступление клеткой. Сторны были рядом, обдавали сыростью и запахом древесного тлена. Цепляясь за мокрые ветви и корни, Аня проклинала себя, Чекаву, работу, личную жизнь, которой у неё никогда не было, и даже чёртову Луну, которая опять ушла в облака.

Преодолев корни, затем ствол сосны, они с Эйзеном закрепили клетку на другом его конце, в ветвях – так, чтобы нельзя было обойти – посмотрели на отряд сторнов, выстроившихся на перекинутом через пропасть бревне, и выдохнули.

– Теперь бежим, – скомандовал Эйзен. – Надеюсь, они все здесь, и ни одного поблизости не осталось.

…По дороге Аня несколько раз падала, но герцог неизменно подхватывал ее и тащил за собой. Она испытывала два противоречивых чувства: азарт и подъем, ведь они обманули чудовищ и смогли спастись; и страх, который накопился, но который пока что вёл себя тихо.

Оказавшись на стальном мосту, Эйзен наконец-то отпустил ее руку и выразительно прочитал длинную молитву. Аня поняла, что цепочка, которую она видела в расстегнутом вороте его куртки – это от крестика.

– Я не знала… что ты верующий, – выдохнула она.

– Грешен, я и сам иногда забываю, – улыбнулся Эйзен. – Но так вышло.

– И как сторны согласуются… с твоей верой? – осторожно спросила Аня.

– Ужасные еретики, – рассмеялся Эйзен.

– Не знала, что от простых еретиков может исходить такая опасность.

– Вот поэтому католики их и жгли. Это мы, православные – добрые. Разве что анафеме предадим.

– Давай прямо с моста предадим сторнов анафеме? – вдохновившись, предложила Аня.

– Давай, – кивнул Эйзен. Держась одной рукой за перила – иначе на мосту было не устоять – он простер другую и крикнул: – Сторны! Будьте вы прокляты во веки веков, и предки ваши не будут знать посмертного утешения, и вечно будут скитаться ваши потомки!

Тут должно было стать весело, и даже стало, но где-то за ширмой радости от победы Ане стало ещё более жутко.

*

– Что с вами такое? Лёша, где вы были? Откуда с тобой Аня?

Сонный и растрёпанный Рейнольд за дверью выглядел немногим лучше своих гостей. Серые шорты и белая трикотажная футболка с дырками, в которой он спал, висели на его тощем теле, как на высосанном сторнами скелете.

– Мы из леса, вестимо, – смеялся Эйзен, расстёгивая куртку. – Анюта коленку ушибла. Уже здесь, возле калитки.

– Аня, зачем ты пошла в лес?

Аня насупилась. Эйзен похлопал ее по плечу.

– Сердечные страдания, – пояснил он. – Нельзя влюбляться в людей, лишённых души, а только имитирующих ее наличие.

– Дима считает, что не только он, а все такие, – буркнула Аня. Хотелось с кем-нибудь это обсудить, а эти ребята были достаточно чуткими.

– Он пытается создать у тебя в голове картину, что выхода нет, – объяснил Рэнни. – Но ты же видишь, что это неправда… Так что с вами в лесу случилось?

– Мы бежали от сторнов, – сообщила Аня. – И Эйзен их проклял. А потом… То есть, до этого…

– До этого мы нашли Августину, – Эйзен вытащил из нагрудного кармана своей камуфляжной куртки золотую цепочку и бросил на стол. – Точнее, мы нашли ее останки.

Взяв цепочку, Рэнни опустился на кровать.

– Душ направо по коридору, – вполголоса прошептал Эйзен, подталкивая Аню к двери. – Там же, на полках, халаты и полотенца. И антисептики. Если сама не сможешь обработать свои царапины, приноси все сюда.

…Стоя под душем, Аня пыталась осознать произошедшее. Чекава, как образ, померк и отодвинулся. Герцог… о, герцог! Как он деликатно ее держал! Даже слишком деликатно. Видимо, серьёзно относился к своему брачному статусу. Даже упомянул, что его новую жену зовут Полина, что она химик.

…Когда она вернулась, Рэнни сидел на кровати и что-то наигрывал на гитаре. Лицо его было завешено длинными волосами, но Аня все равно заметила, что он немного не в себе от новостей.

*

До дома Аню провожал Рейнольд. Адреналин схлынул, коленка опухла, и теперь Аня ощутимо хромала, поэтому держалась за его руку.

Эйзен попрощался с ними и ушел спать в дом Джафара. На дворе наступил третий час ночи.

Путь до Аниного дома лежал через весь посёлок, и так совпало, что когда они с королем подходили к нужному повороту, навстречу попалась компания из Оксаны, Кати, Чекавы и Орехова с Фаталиком, расходящихся по домам после кутежа в «Грибнице».

Аня тут же схитрила: специально оступилась и крепче обняла Рейнольда за талию. Ощущение ей понравилось. Компания тем временем приблизилась и уже была в зоне видимости, Аня с Рейнольдом стояли как раз под фонарем, и Аня решилась – обвила шею провожатого руками и осторожно поцеловала в угол рта. Рейнольд не сопротивлялся и даже удивлялся, только обнял ее в ответ и поцеловал точно так же. Ане стало совсем приятно, и видимо, Рейнольду тоже, потому что рук он не размыкал.

Компания, до этого сонно болтавшая, на миг замолчала.

– Аньк, ты, я смотрю, даром-то времени не теряла, – издалека прокомментировала увиденное веселая Оксана. В голосе ее явственно читалось одобрение.

– Ну, не с этим же обалдуем ей встречаться, – мрачная Катя похлопала Чекаву по плечу.

– Только что вас моя компания вполне устраивала, – пошутил тот.

Все напряжённо засмеялись.

Аня смутилась – и от того, что ее манёвр теперь станет поводом для сплетен, и от того, что девушки явно травят Диму, а он себя ведёт, как будто так и надо…

Она чуть отодвинулась от короля базы и вздохнула.

– Неприятно? – участливо спросил Рэнни.

– Дело не в тебе.

– А я и не про себя.

Аня посмотрела на него с благодарностью и увидела в его взгляде глубокое, безграничное понимание. Она вспомнила герцога – тот все же выставлял некий эмоциональный барьер между собой и людьми. Рейнольд никаких барьеров не ставил, его душа сейчас была открыта – куда хочешь, смотри и что хочешь, бери.

Аня стушевалась.

– Ты сильный человек, – тихо сказала она.

– Не очень, – улыбнулся Рэнни. – Я сильно завишу от тех, кто рядом со мной. Пытаюсь это одолеть, но… ладно, не важно.

Аня смутилась совсем.

– Ну, – сказала она, – я пойду. Спасибо за все.

– Не за что, – улыбнулся Рэнни и наконец-то разомкнул руки.

*

Во сне все ещё продолжался лес и сторны, только на этот раз Аня была одна. Она бежала от них, пока не уперлась в белый сетчатый купол-беседку, который располагался как раз в центре посёлка. Под куполом сидел Чекава в желтой янтарной короне, с которой капала кровь и шипела, достигая земли, а Оксана тыкала в Диму железной кочергой, заставляя его морщиться.