Текст книги "Русский сын короля Кальмана"

Глава 18
Бал и скандал

Домик пригожей вдовушки Каллисфении располагался в одном из самых тихих мест Антиохии. Хозяйка год назад потеряла мужа и с той поры жила на средства, выручаемые от огорода, да еще за счет своих многочисленных поклонников. Однако с появлением в Антиохии французских крестоносцев второй источник дохода молодой вдовы иссяк, потому что ради шута короля Людовика она решительно отвергла всех прочих мужчин.

Когда Лупо привел к Каллисфении постояльца, она безропотно поселила у себя рыцаря – кормила его и всячески старалась ему услужить. Их часто навещал шут, и от него Борис узнавал о том, что твориться во дворце антиохийского князя. Раймунд не обратил никакого внимания на исчезновение из его покоев рыцаря Конрада, так как был занят уговорами французского короля начать осаду Алеппо. Людовик упрямился, но вовсе не потому, что находил предложение князя невыгодным, а из-за того, что до короля, наконец, начали доходить слухи об истинных отношениях между королевой и ее дядей. Сама же Алиенора полностью отдалась той жизни, к которой она привыкла в Аквитании и Париже.

Рассказывая об обитателях дворца, Лупо почему-то ни разу не упомянул Агнессу. Борис не выдержал и однажды сам осведомился о девушке.

– Я с ней почти не вижусь, – ответил шут. – Малютка де Тюренн постоянно находится в обществе графини Тулузской.

– Ну, и что?

– Благочестивая графиня Файдива не любит шутов. Она довольно унылая особа, но Агнесса с ней ладит. Хотя, впрочем, в этом нет ничего странного: девочка сама постоянно пребывает в печали.

– В печали? Прежде Агнессу донимала королева. А теперь-то, какая у нее причина печалиться?

– У девичьих печалей обычно бывает одна причина, – грустно усмехнулся Лупо.

Поняв его намек, Борис поспешил сменить тему разговора.

Тем временем наступила Пасха. В соборе Святого Петра состоялась праздничная месса, на которой присутствовали все находящиеся в Антиохии высокородные особы. Борис тоже был на этой службе. Он надеялся увидеть Агнессу, однако толпа оттеснила его в боковой предел, заслонив собой всех, кто стоял у алтаря. Чувствуя досаду, Борис попытался унять ее молитвой, однако это плохо получалось. Из собора он вышел в самом отвратительном настроении, мучимый тревожными предчувствиями.

Желание побыть в одиночестве заставило Бориса долго гулять по самым безлюдным местам города. Когда же он вернулся в дом Каллисфении, там его ждал слуга королевы. Алиенора приглашала рыцаря Конрада на бал, который устраивался антиохийским князем в честь светлого праздника.

«Дозналась же она, где я живу», – подумал Борис.

В общем-то он был рад – не тому, конечно, что Алиенора о нем вспомнила, а возможности все-таки встретиться сегодня с Агнессой. Принарядившись, Борис отправился во дворец антиохийского князя.

Бал проходил в большом зале с мраморными колонами, сводчатым потолком и мозаичным полом. Дамы блистали в платьях из дорогих материй и драгоценностях. Рыцари тоже украсили себя, чем могли. По залу прохаживался де Шатильон, одетый в малиновый далматик и сине-зеленые штаны, обутый в алые башмаки с загнутыми носами, с массивной золотой цепью на шее. Лупо пропел ему вслед:

 
До чего красив петух!
По двору он выступает,
Курочек всех подзывает.
 

Князь Раймунд был весь в парче, золоте, жемчуге и драгоценных каменьях. Рядом с ним, король Людовик выглядел несколько блекло, хотя он тоже постарался нарядиться. Жен двух правителей хотелось поменять местами: ослепительная королева великолепно смотрелась рядом с князем, королю же больше подходила невысокая, остроносая княгиня.

На поклон Бориса Раймунд отреагировал холодным кивком, Людовик – несколькими словами приветствия, княгиня Констанция – любопытным взглядом, а Алиенора – ослепительной улыбкой. На приход этого гостя в зале отреагировали еще двое – Агнесса де Тюренн и Лупо: девушка вспыхнула, а шут радостно сделал кульбит.

Борис сразу заметил Агнессу. В ярко-зеленом платье из византийского шелка она выглядела очень красивой. В ее распущенных волосах блестели жемчужины.

«До чего же она хороша!» – восхитился Борис.

Он стал выбрать себе в зале место, откуда он мог любоваться девушкой, не привлекая к себе внимание. Но в это время к нему приблизилась королева.

– Как себя чувствует мессир Конрад? – промурлыкала она.

– Благодарю за заботу, я уже совсем здоров – сухо ответил он.

Алиенора заговорила о том, как она рада тому, что рыцарь Конрад здоров настолько, чтобы принять участие в устроенном антиохийским князем празднестве. Затем королева принялась рассказывать о торжествах, которые устраивались в Пуатье и Париже.

«Черт! Как бы мне от нее отвязаться?» – раздраженно подумал Борис.

К нему на помощь пришел Лупо, почувствовавший, что в нем есть нужда. Подобравшись к королеве, шут пропел:

 
Когда ослу по нраву жеребица,
То должен мул на свет родиться,
Но, кто получится, не знаю я,
Когда олень муж, а жена – змея.
 

Она поджала губы и отошла к наблюдавшему за ней князю Раймунду, а Борис поспешил в дальний угол зала.

«Может, хоть там меня королева будет донимать».

Лупо же, ретировавшись, к Агнессе, проворчал:

– Когда-нибудь Алиенора меня отравит.

– Не будешь ее дразнить, – откликнулась девушка.

Лупо хмыкнул:

– Если бы я не дразнил королеву, то сочинял бы ей канцоны и был бы не дураком, а трубадуром.

– Почему сладкозвучный Бернарт до сих пор молчит? – громко спросила королева.

– А я не умею быть сладкозвучным, – сказал Лупо Агнессе.

Она щелкнула его по носу.

– Зато ты умеешь быть вредным.

– Но не для прекрасной Аг… – начал шут.

– Тихо! – оборвала его девушка. – Дай послушать!

Бернарт запел, аккомпанируя себе на лютне:

 
Меня сразило не копье,
Поверг не сарацинский меч,
Попавшись в сети страсти нежной,
Себя не смог я уберечь.
Ах, сердце бедное страдает,
Огнем жестоким опаленное.
Увы, навеки я погиб,
Вином любовным опоенный!
 

Лупо тихо сказал Агнессе:

– Мессир Конрад называет такие песни воплями, недостойными настоящих мужей и воинов.

– В самом деле? – удивилась она, невольно.

– Клянусь своим спасением! – ответил ей шут.

После того, как Бернарт закончил петь, музыканты заиграли мелодию медленного танца, и по залу плавно заскользили пары. Королева и князь Раймунд поднялись со своих мест, но танцевать не стали, а отошли вдвоем к одной из колонн. Король мрачно наблюдал за женой и ее дядей.

Потом зазвучала другая музыка – веселая и быстрая, – и к Агнессе подбежал паж антиохийского князя, Обри Весельчак – резвый и смешливый юноша, который совсем не умел грустить и уж тем более впадать в меланхолию.

– Могу ли я пригласить прекрасную девицу на танец? – спросил он и, не дождавшись ответа, увлек девушку за собой.

Пары теперь не скользили, а высоко прыгали и стремительно кружились. Топот множества ног почти заглушал музыку. Несясь в вихре танца, Агнесса заметила красавчика де Шатильона шепчущего что-то на ухо княгине Констанции.

«Ого! – усмехнулась девушка. – Пока князь Раймунд расточает комплименты королеве, у него того и гляди рога вырастут».

Внезапно Агнесса встретилась взглядом с Борисом. Она сразу запнулась и едва не налетела со своим кавалером на графиню де Росси, танцующую с графом Фландрским. Это происшествие рассмешило Обри Весельчака.

– Что случилось? – спросил он, давясь от хохота.

– У меня голова закружилась, – нашлась Агнесса.

Продолжая смеяться, Обри проводил свою даму до одного из свободных стульев. Как нарочно выбранное пажом для Агнессы место оказалось рядом с Борисом, и едва она опустилась на стул, ее глаза заблестели, а щеки ярко запылали.

Бориса тоже охватило волнение, но он умел владеть собой, чего нельзя было сказать об Агнессе.

«Пожалуй, мне лучше уйти», решил Борис и направился из зала.

За дверью он заблудился в коридорах, галереях и переходах дворца. В конце концов, ему удалось выйти в сад.

«Прогуляюсь малость: авось, мне полегчает».

А веселье тем временем продолжалось. После танцев выступали жонглеры: двое из них подбрасывали и ловили кольца, еще двое кувыркались, а худой до измождения сарацин в чалме показывал фокусы. Агнесса попыталась следить за представлением, однако мысли ее постоянно возвращались к покинувшему празднество рыцарю.

«Я ему противна! Он не пожелал даже стоять рядом со мной!»

Неожиданно девушка услышала:

– Нашу прелестную де Тюренн вновь снедает печаль.

Вздрогнув, Агнесса увидела перед собой ядовито улыбающуюся королеву.

– Возьми себя в руки, милая, – прошипела Алиенора.

Вынырнувший из-за ее спины Лупо пропел:

 
Воробей соловья учит пению,
Норовистый конь славит терпение,
Шлюха наставляет дев прелестных,
Вор нам объясняет, как быть честным.
 

Не взглянув в его сторону, королева прошествовала к своему креслу.

– Она тебя на самом деле отравит, – укоризненно сказала Агнесса.

Лупо развел руками.

– Что же поделать, если, кроме меня, некому заступиться за малютку де Тюренн.

Девушка улыбнулась.

– Спасибо тебе, дурочок.

– Вот так-то лучше! – обрадовался шут. – Я счастлив, когда на твоих устах расцветает улыбка.

Оглядевшись, Агнесса обнаружила, что в зале отсутствует король.

– А где король? – спросила она у Лупо.

Он широко ухмыльнулся:

– Людовик сбежал, дабы успеть проскочить в дверь, пока рога еще могут туда пролезть.

Агнесса поднялась.

– Душно очень. Я, пожалуй, выйду в сад.

– Мне проводить тебя? – любезно предложил шут.

– Нет, мне хочется побыть одной.

В саду девушку сразу обволокла пронизанная пьянящими ароматами колдовская южная ночь. Мерцающий свет от низко висящего месяца и огромных ярких звезд превращал обычное в невероятное, а привычное в увиденное впервые. Вскоре Агнессе стало казаться, что по саду бродят маленькие сказочные существа, о которых она слышала в детстве от своей няньки Клодины. Ожидание чуда усиливалось из-за странного стрекотанья и появляющихся то там, то здесь светящихся жуков.

Агнесса брела по саду, пока возле одной из беседок не наткнулась на неподвижно стоящего человека. Хотя его лица не было видно, девушка внутренним чутьем угадала, что это никто иной, как рыцарь Конрад. Она замерла на месте не в силах отвести взор от темного силуэта.

Борис тоже узнал Агнессу и едва не задохнулся от нахлынувших на него чувств.

«Господи Иисусе! Что со мной? Словно меня околдовали».

В его скитальческой жизни было немало женщин, пару раз он увлекался не на шутку, но никогда еще любовь не имела над ним такой власти.

– Зря все это, – произнес Борис после недолгого молчания.

– Что зря? – не поняла девушка.

– Зря я полюбил тебя, а ты меня. Тебе нужен знатный франк со своими владениями, а не изгнанный отовсюду сын короля, у которого нет ничего, кроме чести.

Из всего сказанного она обратила внимание только на начало. Так он ее любит! Разве может иметь значение что-то еще, кроме этого?

– Ты мой рыцарь и мне не надо никого другого! – воскликнула Агнесса с такой всепоглощающей страстью, что Борис окончательно потерял голову.

Он обнял ее и стал целовать в мягкие губы. Уже почти не владея собой, Борис все же попытался призвать на помощь рассудок, но тот, очевидно, был настолько одурманен, что не откликнулся на призыв…

Очнулись влюбленные на скамейке в беседке. Еще несколько мгновений Агнесса находилась на вершине блаженства, а потом ее вдруг обожгла мысль:

«Наверное, королева уже заметила, что меня нет».

– Ты вернешься на бал? – спросила она у Бориса.

– Нет, мне там нечего делать, – ответил он.

– А я должна вернуться, – с сожалением сказала девушка.

Борис ощутил угрызения совести за то, что произошло между ним и Агнессой.

«Она, поди, считает меня своим погубителем», – подумал он с горечью.

Однако Агнесса вместо того, чтобы негодовать, принялась торопливо объяснять возлюбленному, как выйти из сада через дальнюю калитку.

– Ступай, мой рыцарь, – прошептала она в заключение. – Да хранят тебя Господь и Пресвятая Дева.

Борис был поражен до глубины души. Агнесса назвала человека лишившего ее девичьей чести «моим рыцарем», ни в чем его не винила и любила по-прежнему. Он был так растроган, что хотел тут же, в саду, предложить возлюбленной стать его женой, но она очень торопилась, и Борис решил отложить разговор о браке.

За порогом беседки они внезапно наткнулись на целующуюся парочку.

– Дьявол и преисподняя! – выругался мужчина голосом де Шатильона.

Пребывавшая в его объятиях женщина испуганно вскрикнула и побежала прочь. Агнесса же поспешила скрыться в беседке.

– Ба! Да это рыцарь Конрад, – усмехнулся де Шатильон, приглядевшись к Борису. – А с ним очевидно Агнесса де Тюренн.

– А с Рено де Шатильоном очевидно была жена антиохийского князя, – спокойно парировал Борис.

Рено хохотнул:

– Мы поняли друг друга. Рыцарь Конрад и прекрасная Агнесса могут рассчитывать на нашу скромность, а мы, в свою очередь, надеемся на их молчание.

– Разумеется, – буркнул Борис.

– Мое почтение рыцарю, – сказал де Шатильон с легким поклоном и, насвистывая, направился вглубь сада.

Агнесса появилась из беседки.

– Ступай! – сказал ей Борис.

Ему очень хотелось обнять ее, но Рено вдруг прервал свой путь и принялся беззастенчиво наблюдать за влюбленными.

– Я люблю тебя, мой рыцарь, – еле слышно проговорила Агнесса и бросилась бегом по дорожке.

– Не стоит спешить! – крикнул ей вслед де Шатильон. – Там сейчас такая куртуазность, что всем не до нас.

Девушка не обратила внимание на его слова. Ее переполняли различные чувства, среди которых не было даже намека на раскаянье.

«Пресвятая Дева, как же я счастлива! Мой рыцарь любит меня!»

Во внутреннем дворике Агнессу встретил Лупо.

– А я тебя жду, малютка де Тюренн, – грустно сказал он.

– Что случилось? – испугалась она. – Неужели королева заметила мое отсутствие?

– Нет, Алиеноре пока не до тебя – ухмыльнулся шут. – Она пообещала одарить поцелуем того, кто сочинит для нее самый лучший комплемент в стихах. Ослы тут же пожелали стать соловьями, а ослицы принялись восхищаться их витиеватыми глупостями. Этот словесный понос длиться около часа, но вероятно скоро иссякнет.

– Значит, я вовремя вернулась, – обрадовалась Агнесса и хотела направиться в зал.

Лупо остановил ее:

– Позволь мне исправить некоторый беспорядок в твоей одежде, прежде, чем ты предстанешь перед королевой, рыцарями и дамами.

Он обошел девушку и одернул ей сзади платье.

Краска залила лицо Агнессы.

– Перестань краснеть, а то тебя заподозрят в чем-то постыдном, – сердито проворчал шут и добавил уже помягче: – Успокойся! Я готов взять грех на душу и поклясться Небесами, да простит меня Господь, что нашел тебя в саду, придающуюся в полном одиночестве своим девичьим мечтам.

– Спасибо тебе, дурачок, – от души поблагодарила его Агнесса.

– Что бы вы, умники, делали без нас, дураков? – буркнул Лупо.

Они вошли в зал как раз тогда, когда князь Раймунд преклонял колено перед королевой. Под восторженные крики присутствующих Алиенора поцеловала правителя Антиохии в губы.

– Князь Раймунд победил в состязании, – догадалась Агнесса.

– Уж кто бы в этом сомневался, – хихикнул Лупо.

Неожиданно послышался гневный возглас короля:

– Что здесь происходит?

Людовик вошел незаметно и теперь стоял посреди зала, устремив на жену испепеляющий взор. Алиенора побледнела от испуга.

– А я был уверен, что нашей королеве неведом страх, – прошептал Лупо.

Наступила тишина, в которой были слышны лишь шаги короля. Подойдя к жене, он поднял руку, и Алиенора в ужасе отшатнулась.

– Не надо пугаться! – зарычал Людовик. – Я не унижусь до того, чтобы ударить свою жену, хотя она достойна получить оплеуху. Королева пала так низко, что, как последняя девка, целует своего любовника у всех на глазах.

– Но, сир! Это всего лишь шутка, – вмешался растерянный князь Раймунд.

– Не надо делать из меня глупца! – рявкнул король. – Я знаю, что происходит у меня под носом!

– Сир, супруг мой… – обратилась к мужу королева, обретя, наконец, дар речи.

– Не хочу слушать! – взвизгнул Людовик и обвел злобным взглядом присутствующих.

Рыцари и дамы дружно втянули головы в плечи.

А король продолжал бушевать:

– Мы немедленно покидаем город и перебираемся в наш лагерь! Да, да, дорогая! Поживем два дня в шатре, а потом отправимся к Иерусалиму. И никакой куртуазности в Святой земле! Я не позволю оскорблять Господа нашего Иисуса!

Алиенора хотела было возразить, но вовремя поняла, что с королем сейчас спорить бесполезно. Она гневно блеснула глазами и поджала губы.

Неожиданно Людовик обратил внимание на Агнессу:

– Агнессе де Тюренн я повелеваю остаться при графине Тулузской. Невинной девушке опасно быть возле королевы.

– Слушаюсь, сир – обескуражено пробормотала Агнесса, приседая в реверансе.

– Прошу, мадам, следовать за мной – обратился король к королеве.

Той ничего другого не оставалось, как повиноваться.

Едва венценосная чета покинула зал, как сразу же послышались смешки. Рыцари находили недавнее происшествие забавным и теперь уже не скрывали своего отношения к тому, чему стали свидетелями.

– И кто же из нас дурак – я или Людовик? – проворчал Лупо.

Глава 19
Выбор

Мучимый сомнениями Борис долго не мог уснуть. В саду под действием пылкой любви он решил связать свою судьбу с Агнессой, однако эта решимость заметно поколебалась, когда пришло осознание того, что, женитьба превратит его из искателя трона в обычного, пусть даже и крупного, землевладельца. Даже ради горячо любимой девушки Борису было трудно отказаться от своей главной жизненной цели. Он размышлял всю ночь, а на рассвете, так и не определившись, забылся, наконец, сном.

Разбудили его громкие голоса Лупо и Каллисфении.

«Ишь, как нежно вдова с Лупошкой воркует!» – усмехнулся Борис.

Он поднялся с постели, умылся, оделся и громко позвал:

– Лупошка!

Появившийся на пороге шут был вроде бы таким же, как всегда, за одной единственной мелочью: в его взгляде появилась некоторая настороженность.

– Доброе утро, мессир Конрад!

– Здравствуй, Лупошка! Что, соскучился по вдове?

– Увы, соскучился! – вздохнул Лупо. – Но не столько по ней, сколько по ее стряпне. После вчерашних событий Людовику не до еды, а если голодает король, то и его дурак лишен возможности вкушать пищу.

– После каких таких событий король не ест? – недоуменно спросил Борис.

– Ах, да! – вспомнил шут. – Мессир Конрад рано ушел и пропустил самое веселое представление.

И он язвительно рассказал о происшествии в конце бала.

«Я и прежде знавал блудливых жен, но их мужья вели себя более достойно, чем король франков», – подумал Борис, брезгливо морщась.

– Таким образом Людовик превратился из cornutum tacito5757
  Рогатым тайно (лат.).


[Закрыть] в cornutum publico5858
  Рогатым публично (лат.).


[Закрыть], – продолжил Лупо. – Теперь молва о вчерашнем скандале многих повеселит. Но самое забавное еще впереди. Алиенора не из тех дам, которые подчиняются насилию, и пусть меня четвертуют, если она за свое публичное унижение не отомстит мужу так, что его нынешние рога покажутся небольшими бугорками. Скандальный брак закончится не менее скандальным разводом, причем у оболваненного мужа хватит ума вернуть распутнице ее приданое. А имея Аквитанию и Пуатье, Алиенора легко найдет себе нового оленя.

– И вы теперь все ушли от антиохийского князя? – спросил Борис, сделав упор на слове «все».

Шут встрепенулся.

– Окружение венценосных особ перебралось вслед за ними в походные шатры, и только малютка де Тюренн осталась в замке князя Раймунда.

– Почему? – удивился Борис.

– Людовик осознал, наконец, что юной девице вредно находиться рядом с его женой, поэтому Агнесса осталась при графине Тулузской.

Лупо говорил с необычайным для него волнением. Когда вчера Агнесса вернулась из сада, он по ее лицу понял, что там произошло, и проникся к ней сочувствием. Рыцаря Конрада шут пока не осуждал, понимая, как трудно мужчине совладать с собой наедине с любимой девушкой. Однако дальнейшие отношения шута и сына короля Кальмана теперь во многом зависели от того, как последний поведет себя по отношению к Агнессе.

– Значит, она осталась при графине, – задумчиво пробормотал Борис.

Ему стало ясно, что он должен делать. Выбор, на который он не решался ночью, легко дался утром. Конечно же, надо жениться на Агнессе, причем как можно скорее.

– Мне бы потолковать с крестным Агнессы, – сказал Борис.

– Зачем? – оторопело спросил шут.

– Я хочу на ней жениться.

У Лупо сразу полегчало на душе.

– А как же Венгерское королевство? – с улыбкой спросил он.

– Не твоего ума дело, дурак! – прикрикнул на него Борис.

Шут виновато развел руками.

– Прошу прощения, мессир рыцарь. Это, действительно, моя слабость – совать нос не в свое дело.

Тут Каллисфения позвала их обоих завтракать.

– Можно ли в Антиохии купить коня со сбруей за половину моих денег? – осведомился Борис у Лупо после трапезы.

– Я найду за меньшую цену доброго коня и хорошую сбрую, – пообещал шут.

– Найди.

Взяв деньги, Лупо ушел. Вернулся он через полчаса, ведя под уздцы хорошего турецкого коня бурой масти, под седлом, со стременами и уздечкой. Денег на все это ушло действительно немного.

Борис верхом отправился в лагерь крестоносцев. На берегу Оронта он застал сонную обстановку, несмотря на то, что уже приближался полдень. Многие ратники спали на земле, из шатров тоже слышался храп, и лишь тамплиеры бодрствовали в полном составе.

Борис первым делом посетил короля, пребывающего в полном одиночестве у себя в шатре. Насупленный и мрачный Людовик не особенно ласково встретил гостя.

– Когда мы выступаем из Антиохии? – осведомился Борис.

– Послезавтра, – коротко ответил король.

– Надо ли и мне сюда перебраться?

Людовик равнодушно пожал плечами.

– Как угодно благородному рыцарю.

«Пожалуй, я останусь у Лупошкиной вдовушки», – решил Борис.

Выйдя из королевского шатра, он отметил, что основная часть крестоносцев еще не готова к дальнейшему походу. Воины не успели ни отдохнуть после тяжелого перехода от Атталии до Антиохии, ни залечить свои раны. Однако самочувствие ратников и даже рыцарей мало занимало короля: его заботило одно лишь собственное оскорбленное достоинство, почему он и спешил покинуть Антиохийское княжество.

Проходя мимо лагеря тамплиеров, Борис полюбовался царившим там порядком. Ни один человек, имеющий отношение к ордену Храма, не болтался без дела: все были чем-нибудь заняты. Борис узрел среди храмовников де Виня, выслушивающего со вниманием указания седовласого командора. Юноша вступил в орден еще под Атталией, и теперь старательно нес службу.

Неподалеку от тамплиеров трудился кузнец, подковывая коня Бруно. Сам рыцарь из Эдессы со скучающим видом наблюдал за процессом. Но от его скуки не осталось и следа, когда он заметил Бориса. Бруно сразу же изменился в лице: его смуглая кожа еще больше потемнела, а черные глаза заискрились.

«Он будто что-то узнал про меня и Агнессу – забеспокоился Борис. – Уж не распустил ли Рено, разрази его гром, свой поганый язык? Надобно заставить болтуна молчать».

Де Шатильон валялся на шкуре возле своего шатра.

– Добрый день, мессир Конрад! – лениво подал он голос.

Борис поморщился, как от зубной боли.

– Ты, кажется, захворал? – с нарочитой заботливостью спросил Рено. – Выглядишь неважно.

– Зато ты цветешь, – буркнул Борис.

– Любовное свидание меня бодрит, – хмыкнул де Шатильон.

– Вот дойдет молва о твоих любовных свиданиях до князя – он с тебя живого шкуру сдерет.

Рено прищурил свои ясные бесстыжие глаза.

– Не дойдет: мы ведем себя осторожно.

– Видел я вчера вашу осторожность.

– Да, вчера мы несколько увлеклись, – согласился де Шатильон и добавил с ухмылкой: – Так же как и вы.

Борис побледнел от гнева. Ему стоило больших усилий, чтобы не накинуться на повесу с бранью, а сухо сказать:

– А ты нас с вами не ровняй. Я могу жениться на Агнессе.

– Я тоже могу жениться на Констанции, – заявил Рено.

Борис был обескуражен его наглостью.

– Вроде у княгини уже есть муж?

– Сегодня он есть, завтра его не будет, – уверенно изрек де Шатильон. – Вряд ли князь Раймунд доживет до старости: слишком часто он идет к своей цели напролом.

«А ты сам разве не таков же?» – подумал Борис, а вслух сказал:

– Но пока еще князь жив и умирать не собирается. А ну, как он дознается о ваших шашнях? Вокруг княгини много болтливых женщин, да и она сама может ненароком себя выдать.

Рено привычно ухмыльнулся:

– У Констанции хватает ума никого не посвящать в нашу тайну. Она отлично держится, чего не скажешь об Агнессе де Тюренн. Увы, достойная девица, совсем не умеет скрывать своих чувств.

– Да, не умеет, – согласился Борис.

– Многие замечают, что она к тебе неравнодушна, – добавил де Шатильон.

Борис призадумался:

«Надобно спасать Агнессу от злых языков. Жаль, что здесь нет ее крестного, а то я нынче же посватался бы. Может быть, мне покуда потолковать с графиней?»

Простившись с Рено, он отвел к реке своего коня. Медленно текли спокойные изумрудно-голубые воды Оронта. Дул ласковый ветерок.

– Рыцарь Конрад! – прошелестел вдруг знакомый голос.

Борис резко обернулся. Перед ним стояла улыбающаяся королева.

«Черт! Опять я не слыхал ее шагов», – с досадой подумал он.

– Я безумно соскучилась… – начала Алиенора томным голосом.

Борис грубо ее оборвал:

– Разве князь дает тебе скучать?

– А ты оказывается ревнивый, – прожурчала Алиенора и протянула к рыцарю руки.

Он отшатнулся от нее.

– Ревновать тебя? Помилуй Бог! Да, спи ты с кем хочешь, а меня оставь в покое!

Алиенора нахмурилась.

– Значит, ты отвергаешь меня? – зашипела она. – Безмозглая дурочка де Тюренн тебе милее королевы?

– Да, милее, – ядовито усмехнулся Борис. – Разве можно равнять старую блудницу с юной…

Оплеуха помешала ему договорить. Вне себя от гнева королева подняла опять руку, но замерла на месте, глядя куда-то мимо Бориса. Он повернулся и увидел спускающегося по тропинке короля.

Алиенора кинулась к мужу с криком:

– Сир! Этот человек хотел силой овладеть мною, но я сопротивлялась!..

– Не надо морочить мне голову, мадам! – торжествующе оборвал ее Людовик. – Если мужчина хочет овладеть женщиной, он не ведет себя с ней, как с назойливой собачонкой. Я все видел, и скорее поверю собственным глазам, чем той, которая обманывала меня не единожды.

Взбешенная королева почти бегом бросилась прочь, а Людовик стал приближаться к стоящему на берегу рыцарю.

«Уж не хочет ли король меня поблагодарить?» – усмехнулся про себя Борис.

Он был недалек от истины.

– Кузен ведет себя достойно, – похвалил его Людовик.

Возникла та редкая ситуация, в которой Борис не знал, как себя вести. Он не придумал ничего иного, как молча отвесить поклон. Король тут же круто развернулся и ушел.

«Вот баба!» – с презрением подумал Борис.

Голод заставил его вспомнить о хлебосольной вдове, и он поскакал в город. Дома Борис застал Каллисфению хлопочущей над кипящими горшками, от которых исходили головокружительные запахи. Лупо развалился на циновке в тени абрикосового дерева.

Спрыгнув с коня, Борис позвал:

– Лупошка!

Лупо вскочил и бросился к рыцарю, чтобы принять у него поводья.

– У меня есть для тебя поручение, – сказал Борис.

– Я весь к услугам мессира.

– Ступай к Агнессе и скажи ей, что, как стемнеет, я буду ждать ее там же. Она знает где.

Лупо вздохнул:

– Надеюсь мессир Конрад не будет возражать, если я исполню его поручение, предварительно подкрепившись? Уж слишком приятный дух идет от той пищи, которую готовит Каллисфения.

– Ладно, подкрепись, – разрешил Борис.

После обеденной трапезы шут отправился во дворец антиохийского князя, а Борис занялся борьбой с навалившейся на него дремотой. Спустя немного времени Лупо вернулся и сообщил:

– Малютка де Тюренн придет.

До вечера еще оставалось время, и Борис лег спать. Проснулся он, когда наступили сумерки. Лупо уже ушел, а Каллисфения грустила в одиночестве на ступеньках крыльца. Хозяйка предложила постояльцу поужинать, но он взволнованный предстоящим свиданием совсем не хотел есть.

Дождавшись темноты, Борис отправился на встречу с возлюбленной. Сад князя Раймунда служил местом тайного общения для многих рыцарей и дам. Сам правитель Антиохии, называя себя «покровителем влюбленных», никому не мешал предаваться страсти под сенью густых кустов и высоких деревьев. Иной раз случалось, что парочки сталкивались ненароком друг с другом, но тот, кто берег свой секрет, разумеется, сохранял и чужой.

Борис осторожно добрался до той самой беседки, где он и Агнесса признавались друг другу в любви прошлой ночью. Девушка его ждала. Они упали друг другу в объятия, и их вновь закружило любовное безумие, заставившее забыть обо всем на свете. Агнесса полностью доверилась своему рыцарю, а он ласкал и целовал ее, как не ласкал и не целовал ни одну женщину в своей прежней жизни…

Когда пыл страсти немного утих, Борис прошептал:

– Я совсем потерял разум.

– И я тоже, мой рыцарь, – откликнулась девушка.

– Значит, умалишенный поведет к алтарю умалишенную, – заключил Борис.

Агнесса не поверила своим ушам.

– Ты хочешь на мне жениться?

– Хочу, – последовал уверенный ответ.

– Разве для принцев не хватает принцесс?

Борис грустно усмехнулся:

– Принцессам не нужны нищие принцы.

Агнессе захотелось узнать побольше о человеке, покорившем ее сердце. Как ему жилось прежде? Каким было его детство? Знал ли он настоящее счастье? И что могло заставить сына короля стать скитальцем?

– Расскажи мне о себе, мой рыцарь, – умоляюще попросила она.

Борис выполнил ее просьбу. Вначале он поведал Агнессе о том, как прошло его детство в самом прекрасном на свете городе Киеве, раскинувшемся на берегу широкой реки, которую русские называют Днепром, а греки – Борисфеном, где много лет тому назад правил князь Владимир Мономах – замечательный полководец, и вместе с тем, большой любитель пофилософствовать. Затем Борис объяснил, почему собственно он и его мать оказались на Руси.

«Так, значит, вот по какой причине мой рыцарь не стал королем! – подумала Агнесса. – Его отец возненавидел жену, а вместе с ней и сына. Такое, к сожалению, случается».

– А что было с тобой после того, как ты покинул родину? – спросила она.

Борис рассказал ей о своих скитаниях, закончив это повествование словами:

– Королем мне не быть, но ты стоишь всех королевств.

Агнессу охватило восторженное чувство.

«Господи Иисусе и Пресвятая Дева! Мой благородный возлюбленный согласен ради меня отказаться от короны! А на что я готова ради своего рыцаря?»

И она тут же дала себе слово отречься от своей любви, дабы ее рыцарь смог взойти на венгерский престол. А в том, что рано или поздно он станет королем, влюбленная девушка не сомневалась.

«Господь послал мне испытание, но я его выдержу и не буду помехой человеку, которого люблю больше жизни».

– Ты почему молчишь? – встревожился Борис.

Агнесса доверчиво улыбнулась.

– Я немного замечталась, мой рыцарь.

– О чем же ты мечтаешь, лада моя?

Агнессе очень понравилось незнакомое слово.

– «Лада» – это «любимая»? – поинтересовалась она.