Текст книги "Русский сын короля Кальмана"

Борис удивился:

– Да, «лада» – это «любимая». А как ты догадалась?

– Очень уж ласково звучит это слово. Я уверена, что твой родной язык очень красивый. Как тебя на нем звали?

– В Киеве я был Борисом.

– Борис! – повторила Агнесса и добавила с восторгом: – Я не знаю другого имени, которое может сравниться с твоим, мой рыцарь!

– Это имя носил один из моих предков, – пояснил Борис. – Он был убит коварным старшим братом и за благочестие причислен к лику святых.

– Я теперь буду к нему обращаться, – пообещала девушка. – Святой покровитель моего рыцаря непременно мне поможет.

– Обязательно поможет, – согласился Борис и поцеловал волосы своей возлюбленной.

И вновь их с непреодолимой силой потянуло друг к другу…

Примерно за час до рассвета Борис собрался уходить. Перед расставанием Агнесса сняла с себя ладанку и надела ему на шею.

– Здесь частица мощей святого Гильома Желонского5959
  Гильом Желонский – граф Тулузы (790 – 806), сражался с басками и маврами, отвоевал у мавров в 801 году Испанскую марку, графом которой стал его сын Бера, основал в Желоне аббатство бенедиктинцев Сен-Гильхем-ле-Десерт, куда удалился в 806 году, канонизирован католической церковью в 1066 году.


[Закрыть], покровителя нашего семейства. Пусть он, Господь и Дева Мария хранят тебя.

Растроганный Борис тут же снял со своей шеи маленький золотой крестик.

– Это крест моей покойной матери. Пусть он будет с тобой.

Обменявшись священными реликвиями, влюбленные нежно простились.

Глава 20
В порту Святого Симона

Дома Борис сразу же уснул и спал, пока его не разбудили осторожные шаги. Он поднял голову и увидел смущенно улыбающегося Лупо.

– Добрый день, мессир Конрад!

– А уже день? – сонно спросил Борис.

– Только что перевалило за полдень, – уточнил шут.

Борис принялся быстро одеваться, бормоча по-русски:

– Проспал обедню! А ведь собирался нынче исповедоваться и причаститься.

Лупо, конечно же, ничего не понял.

– Мессир Конрад куда-то опоздал? – учтиво спросил он.

– Опоздал, – буркнул Борис.

– Мессир, наверное, хотел проводить Агнессу де Тюренн?

– Куда проводить? – удивился Борис.

Теперь настал черед изумляться Лупо:

– Как, куда? Разве мессир не знает, что сегодня графиня Тулузская отплывает к мужу в Кесарию6060
  Кесария – город в Иерусалимском королевстве, на побережье Средиземного моря.


[Закрыть]. Агнесса уезжает с ней.

У Бориса все похолодело внутри.

– Она мне ничего не сказала.

– Не сказала? – растерялся шут. – Но как же так? Я сегодня был в замке и видел Агнессу. Она показалась мне очень счастливой. Ах, да! – вспомнил он.– Она же отдала мне письмо для мессира Конрада!

– Что же ты молчал до сих пор, дурак? Давай сюда! – воскликнул Борис, выхватывая из рук Лупо клочок бомбазина6161
  Бомбазин – некое подобие бумаги, изготовлявшееся в Багдаде.


[Закрыть].

Текст был написан на латыни, рукой, редко касавшейся пера. Но несмотря на большое количество ошибок, Борис все-таки смог прочитать в прощальном послании своей возлюбленной следующее:

«Из Кесарии я отправлюсь на родину и приму постриг в святой обители. Прости, мой рыцарь, но так будет лучше. Прощай, да храни тебя Господь и Дева Мария!

Вечно твоя Агнесса».

– Давно ли они уехали? – спросил Борис упавшим голосом.

– Часа два назад.

Борис лихорадочно соображал. От Антиохии до гавани Святого Симеона путь короткий, но вряд ли графиня Тулузская будет спешить. И судно наверняка не сразу отойдет от берега…

Поняв, что догнать Агнессу еще можно, Борис стал быстро натягивать на себя кольчугу. Лупо, ни слова не говоря, бросился седлать ему коня. Борис надел шлем, прицепил к поясу меч, затем выбежал из дома и вскочил в седло. Он помчался к воротам святого Георгия, слыша за спиной топот копыт лошади Лупо. Когда они выехали из города, Борис принялся понукать коня, заставляя его скакать во всю прыть. Лошади шута такой бег оказался не по силам, и она отстала.

Дорога от Антиохии до гавани Святого Симеона была довольно-таки опасной, ибо там постоянно случались нападения сирийских разбойников, причем нападали не только на одиноких путников, а и на отряды. Однако в этот день либо Бог хранил Бориса, либо сидящие в засаде люди не решились остановить всадника, скачущего с такой невероятной скоростью.

Борис ничего не замечал вокруг себя. Он был во власти одного желания – вернуть потерянную любовь.

«Как она могла решать за нас двоих? Я сам выберу, что для меня лучше!»

Подлетев во весь опор к пристани, Борис соскочил с коня и тут же заметил на выходе из гавани парус. У несчастного влюбленного оборвалось сердце: он почему-то сразу догадался, что уплывает то самое судно, на котором находится Агнесса. Борис весь обмяк и опустился на прибрежный камень…

Он очнулся от оцепенения, услышав деликатное покашливание стоящего в сторонке Лупо.

– Я опоздал, Лупошка! – простонал рыцарь.

– Какое горе, мессир Конрад! – посочувствовал ему шут.

Борис просидел на камне еще около получаса, глядя в морскую даль, и все это время Лупо стоял поодаль от него. Они оба молча переживали случившееся.

А на берегу кипела обычная для порта жизнь, в которой участвовало множество совершенно разных людей: христиан, магометан, рыцарей, купцов, мелких торгашей, бедуинов, нищих и прочих жителей многообразного Востока. У пристани покачивались на волнах несколько судов, среди которых выделялся большой двухмачтовый корабль.

Борис поднялся, наконец, с камня и с горечью сказал:

– Мне теперь не на что надеяться.

– Отчаянье есть великий грех – возразил ему Лупо. – Еще древние римляне говорили: qui nil potest sperale, desperet nihil6262
  Кто ни на что не может надеться, пусть ни в чем не отчаивается (лат.).


[Закрыть].

Тем временем на пристани появилась процессия во главе с гордо вышагивающим коротышкой в позолоченной кольчуге, замысловатом шлеме и зеленом плаще из дорогой материи. Важного коротышку сопровождали пятеро рыцарей и множество слуг, а направлялись они все к стоящему на приколе двухмачтовому судну.

– Ты знаешь, кто этот недомерок? – шепотом спросил Борис.

Лупо кивнул.

– Да, знаю. Перед нами Жан Рожер – знатный вельможа, который, будучи сицилийским норманном сумел жениться на сестре константинопольского императора и получить титул кесаря6363
  Кесарь – титул, дававшийся византийским императором тем своим близким родственникам, которые не являлись наследниками престола.


[Закрыть].

– А здесь он зачем?

– Рожер на один день заехал к князю Раймунду по пути из Иерусалима в Константинополь.

– Значит, Рожер следует к императору Мануилу, – встрепенулся Борис.

Лупо угадал его мысли.

– Мессир Конрад хочет уехать вместе с Рожером?

– Да, если он возьмет меня с собой.

Борис приблизился к кесарю Рожеру и, представившись сыном венгерского короля Кальмана, сообщил ему о своем желании следовать немедля к императору Мануилу. Знатный норманн вначале оторопел от неожиданности, но тут же вспомнил о том, что собирается попросить у царственного шурина денег. Император Мануил не всегда был щедр по отношению к мужу сестры, и Рожеру приходилось постоянно ломать голову над тем, как задобрить своего могущественного родственника, дабы тот не скупился.

«Мануил недоволен нынешним венгерским королем, поэтому наверняка поддержит его соперника», – подумал Рожер и, улыбнувшись, пригласил сына короля Кальмана на корабль.

Поблагодарив вельможу, Борис осведомился:

– Могу я уладить кое-какие свои дела.

– Как мессиру рыцарю будет угодно, – ответил Рожер. – Наше судно отплывает через час.

Проводив взглядом норманна, Борис обратился к Лупо:

– Продай моего коня, Лупошка.

Шут быстро выполнил это поручение, причем сумел выручить за коня более значительную сумму, чем та, которая была потрачена на его покупку.

– Прощай, Лупошка! – вздохнул с сожалением Борис. – По чести молвить, мне не хочется с тобой расставаться.

– Ну, так и не расстанемся, – умоляюще промолвил Лупо.

– Но мне не нужен шут.

– Мессир Конрад не мог не заметить, что я умею не только смешить глупцов.

– Ты многое умеешь, – согласился Борис.

– Значит, мессир Конрад берет меня на службу? – встрепенулся Лупо.

Борис с сомнением покачал головой.

– Зря ты хочешь уйти от короля франков.

– Даже дурак должен уважать своего господина, а к Людовику трудно относиться с искренним почтением!

– Но он король, а я всего-навсего изгнанник. Служить мне – значит, обрекать себя на скитания. Ты хочешь оставить сытное место, ради мытарств.

– Я хочу почитать своего господина, а не презирать, – упрямился Лупо.

– Ладно, ты сам выбрал себе судьбу! Смотри не раскайся, а мне и впрямь нужен верный слуга.

Лупо проговорил с твердостью:

– Перед Господом нашим Иисусом Христом клянусь в том, что буду верно служить сыну короля Кальмана, пока Всевышний не призовет одного из нас. Я весь в распоряжении мессира Конрада.

– Мое настоящее имя – Борис.

– Как угодно, мессир Борис.

Они вместе поднялись по трапу.

Спустя немного времени судно подняло паруса и отправилось в путь. Медленно удалялся скалистый берег, утопая в морской голубизне. Ветер гнал корабль в бескрайний простор.

«И опять я начинаю жизнь сызнова», – думал Борис, стоя на палубе.

Глава 21
Боярин Любим Радкович

Граф Альфонс Тулузский отговаривал Агнессу от немедленного возвращения на родину. Он настаивал, чтобы она подождала графиню Файдиву, а не садилась на первый попавшийся корабль, где могут оказаться не только смиренные пилигримы6464
  Пилигримы – странствующие богомольцы, паломники.


[Закрыть], но и люди, отнюдь не отличающие благочестием. Но девушка упрямо настаивала на своем скором отъезде. Не могла же она сказать графу правду, что боится новой встречи со своим возлюбленным. Если он опять предложит ей стать его женой, у нее вряд ли хватит сил на отказ.

«Мой долг – отречься от любви, – уверяла себя девушка. – Я не должна видеться с моим рыцарем, и чем дальше мы будем друг от друга, тем лучше для нас обоих».

В конце концов, ее упорство возымело действие: граф Тулузский сдался. Они договорились, что после того, как Агнесса посетить Святой град Иерусалим, крестный будет ждать ее в портовом городе Яффе, чтобы посадить с надежной охраной на судно, отплывающее к берегам Франции.

Ранним утром Агнесса и ее большой эскорт двинулись к Иерусалиму. Всадники долго скакали мимо сухих долин и холмов со скудной растительностью, затем поднимались в гору между котловинами и ущельями. Когда на закате дня впереди появился вожделенный град, Агнесса ощутила в душе благоговейный трепет. Едущий рядом с ней на муле аббат Бернон произнес вслух молитву, и все осенили себя крестным знамением.

Остановилась Агнесса в королевском дворце, в покоях графини Годерны Триполийской, сестры вдовствующей иерусалимской королевы Мелисенды и жены графа Раймунда Триполийского, приходившегося близким родственником графу Тулузскому. Этой высокородной даме исполнилось тридцать шесть лет, выглядела она даже немного старше своего истинного возраста, что не мешало ей вести бурную личную жизнь и постоянно менять любовников. Внешне графиня очень походила на свою мать, армянскую княжну, и это привлекало к ней любящих экзотику мужчин, коих было немало среди прибывших из-за моря искателей приключений. Граф Триполийский, понятное дело, сердился на свою не в меру темпераментную женушку за ее похождения, из-за чего между супругами частенько возникали ссоры, во время которых Годерна жила в Иерусалиме.

Графиня приняла Агнессу ласково и долго с ней беседовала, стараясь выведать у нее все сплетни французского двора. Сама же Годерна с превеликим удовольствием перемывала косточки собственным родственникам, причем особого злословия удостоились молодой иерусалимский король Балдуин и его матушка, вдовствующая королева Мелисенда.

На следующее после своего прибытия утро Агнесса вышла из дворца, чтобы проследовать в храм Гроба Господня. Несмотря на ранний час, на главной улице города было много народа. Два людских потока текли навстречу друг другу: один на юго-восток – к Храмовой горе, другой на запад – к последнему месту земного присутствия Спасителя. Девушка вместе со своей служанкой Матюриной и слугами графини влилась во второй поток, медленно двигающийся в сторону серого купола с крестом.

Оказавшись в вымощенном камнем дворе перед храмом, Агнесса едва не задохнулась от нахлынувших на нее чувств.

«Господи Иисусе! Неужели Ты дозволил мне, недостойной грешнице, быть там, где закончились Твои земные страдания? Спасибо Тебе Боже за великую милость!»

Придя немного в себя, она обратила внимание на то, что храм Гроба Господня в строительных лесах, и вокруг него тоже кипит стройка. Девушка уже знала от графини Триполийской о затеянной королевой масштабной реконструкции мест, связанных с последними днями земной жизни Спасителя. Перестроенный храм Гроба Господня представлял собой ротонду. Он был почти готов, оставалась лишь внешняя отделка, которой старательно занималось множество мастеров.

Отстояв очередь, Агнесса направилась туда, где когда-то очень давно лежало тело Иисуса. Внутри храма все работы уже закончились: пахло свежей штукатуркой, блестели обновленные мозаичные изображения Христа и святых пророков, сияли новые мраморные скульптуры Иисуса, Богородицы и святых.

Припав к Гробнице Спасителя, Агнесса вслух попросила у Бога прощения за все свои грехи, а мысленно добавила:

«Господи Иисусе, молю Тебя не оставь Бориса! Помоги ему, Боже! Для себя же прошу лишь терпения и смирения!»

Когда она вышла умиротворенная из храма, первый, кто попался ей на глаза, был ясноглазый русоволосый гигант лет сорока, который стоял, прислонившись к одной из семи колонн во дворе. Как только его волевой и властный взгляд встретился с взглядом Агнессы, мужчина изменился в лице.

«Он, будто чему-то во мне удивился или даже поразился», – отметила Агнесса.

Смутившись, она поспешно зашагала прочь.

– Погоди! – растерянно окликнула ее Матюрина. – Куда ты так торопишься?

«А и впрямь, чего я вдруг заспешила? – удивилась себе Агнесса. – Не все ли равно, как смотрит на меня человек, которого я больше никогда не увижу?»

Однако случилось так, что, пока она пребывала в Святом граде, судьба свела ее с ясноглазым гигантом еще три раза: они встретились на Храмовой горе, возле источника Марии и даже вблизи реки Иордан. Он продолжал смотреть на нее, как на чудо, а она, смущаясь, отнюдь не сердилась, ибо во взгляде этого человека не было ничего задевающего ее достоинство.

Матюрина тоже обратила внимание на гиганта.

– Какой видный мужчина! По всему видать, что он богат и знатен. Вот бы тебе, моя красавица, такого мужа.

– Не болтай ерунду! – отозвалась Агнесса и покраснела. – Он мне в отцы годится.

– А тебя молодой муж вряд ли обуздает, – отрезала служанка.

Она могла себе позволить подобный тон со своей юной госпожой, поскольку знала ту еще крохотным ребенком. Особой теплоты, впрочем, в их отношениях не было, но и ссоры между ними случались довольно редко. Агнессе нравилось, что Матюрина по-настоящему благочестива, не болтает зря языком и умеет хранить секреты. К примеру, служанка, зная, почему ее госпожа спешит вернуться в Тулузу, никому не обмолвилась об этом даже словом.

За неделю Агнесса посетила немало святых мест. И вот, наконец, для нее настала пора покинуть Святой град. За два дня до отъезда Матюрина неожиданно заявила, что она не хочет возвращаться на родину, а желает остаться в одной из святых обителей Иерусалимского королевства.

– Я стара, – говорила она, – мужа давно потеряла, детей тоже. Хочу посвятить себя Господу нашему Иисусу и служить Ему здесь на Святой земле.

Поскольку Агнесса считала, что ей не дано право мешать чьим-либо благочестивым порывам, она позволила служанке остаться в Иерусалиме.

Путь к Яффе лежал мимо Иудейских гор, где в пещерах скрывались разбойники, чьи бесчинства были настоящим бедствием для мирных путников. Поэтому пилигримов всегда сопровождали вооруженные тамплиеры. Агнесса решила добираться до Яффы именно с покидающими Святой град паломниками и охраняющими их рыцарями ордена Храма. Графиня Триполийская заметила, что пилигримы двигаются медленно, так как многие из них идут пешком. Она предложила девушке эскорт из туркополов6565
  Туркополы – группа людей, живших в государствах крестоносцев, о происхождении которых до сих пор ведутся споры; скорее всего это были турки, перешедшие в христианство.


[Закрыть]. Однако Агнесса, доверяя больше хорошо знакомым ей тамплиерам, чем похожим на сарацин туркополам, учтиво отказалась от предложенной Годерной услуги.

На рассвете процессия, состоящая из паломников и рыцарей ордена Храма, двинулась из Иерусалима. Верхом, кроме тамплиеров, ехали семь пилигримов, в том числе Агнесса и тот самый ясноглазый гигант, с которым ей довелось встретиться четыре раза, и которому она обрадовалась, как старому знакомому.

На одном из крутых спусков лошадь девушки оступилась. Всадница едва не выпала из седла, но ее успел подхватить подоспевший вовремя гигант.

– Держись крепче, – сказал он на отвратительном французском языке.

– Спасибо, мессир, – поблагодарила его Агнесса.

Гигант улыбнулся ей и произнес извиняющимся тоном:

– Ты, наверное, не поняла меня? Я плохо говорю по-вашему.

– Я все понимаю, – успокоила его девушка.

– Ваш язык я начал познавать токмо на пути сюда из Царьграда: то бишь, из Константинополя. Со мной были два франка – они меня и учили. Здесь знаний еще добавилось. Хорошо, что ваш язык похож на язык волохов.

– А кто такие волохи? – заинтересовалась Агнесса.

– Люди племени одного, – ответил гигант явно польщенный тем, что девушка уделяет ему внимание. – Они у нас живут.

– Где это, у нас?

– В Галицком княжестве.

Агнесса тут же вспомнила, что Борис упоминал о Галицком княжестве в рассказе о своих скитаниях.

– Это недалеко от Киева? – осведомилась она.

Гигант широко улыбнулся.

– Ты знаешь про Киев? Надо же? Вообще-то Галицкое княжество не очень близко от Киева, но народ у нас тоже русский.

– А много ли здесь пилигримов из тех краев? – продолжала расспросы Агнесса.

– Я да шестеро моих людей, – ответил гигант, указывая на шагающих по дороге пятерых мужчин и одну женщину.

Агнесса с любопытством посмотрела на галичан. Мужчины все были довольно крепкие, и у каждого из них висел на поясе меч.

– Это на всякий случай, – пояснил седой гигант, заметив, что девушка смотрит на оружие.

У него самого под плащом тоже висел меч, очевидно, на тот же самый «всякий случай».

Единственная галичанка была молодой, но очень крупной женщиной. Несмотря на свои огромные размеры, она легко, словно прогуливаясь, шла под палящим палестинским солнцем, и при каждом шаге этой необъятной красавицы ее пышная грудь так колыхалась, что привлекала внимание даже давших обет целомудрия тамплиеров.

Гигант заворчал:

– Говорил я Кручине: не бери с собой жену. Так нет же, он не пожелал оставить ее без присмотра и поволок в странствие, а сам преставился, упокой Господи его душу, в Святой земле. А нам теперь следи, чтобы Боянку магометанине не украли. Да что там магометане! На прелести нашей вдовушки вон и добрые христиане, прости меня Господь, слюни пускают.

Агнесса все больше и больше проникалась симпатией к своему попутчику; ей нравилось даже то, что он годился ей в отцы, иначе было бы неприлично вести с ним долгую беседу.

Он рассказал ей о себе:

– Я галицкий боярин. Христианское мое имя – Федор, мирское – Любим, а по отцу я – Радкович. Есть у меня на реке Сан наше родовое село Радимычи, а под Галичем еще и село Недашево, доставшееся мне по наследству от одного из родичей, упокой его Боже. А в самом Галиче тот же родич оставил мне большой двор. Богатства у меня много, но не для кого его копить, потому как детишек моих Господь прибирал, едва они успевали явиться на свет. Жена моя, Светозара Дивеевна, побывала у всех волхвов в округе, но лишь греха набралась, а дети у нас совсем перестали родиться. Бог наказал мою Светозару – дал ей хворь лютую; целый год она мучилась – есть не могла, кричала от боли, а потом преставилась, земля ей пухом. Схоронив жену, принялся я ее и свои грехи замаливать, ибо нельзя было мне потакать Светозаре: отпускать ее к волхвам, вместо того, чтобы посылать в святые обители. Построил я у себя в Радимычах храм во славу святого Георгия, бившегося против поганого язычества, а все одно на душе было неспокойно. И вот однажды явилась моя жена ко мне во сне, и направила она меня на святую гору Афон, к старцу по имени Флегонт: мол, лишь он один знает, как спасти наши с ней души. Я не стал раздумывать, оставил свою вотчину на брата Бажена и в путь отправился. Довез меня на своей ладье купец наш галицкий Алекса до Афона, нашел я там старца Флегонта и сказал ему: «Что ты велишь, святой старец, то я и сделаю. Велишь постриг принять, приму прямо здесь, на Афроне». А Флегонт мне в ответ: «Отправляйся-ка ты, добрый человек, в Святой град да помолись у Гроба Господня – тогда, может быть, Всевышний над тобой смилостивится». Вот так я и оказался здесь.

Агнесса жалостливо вздохнула:

– А теперь мессиру Радковичу надо возвращаться на родину? Это же очень далеко.

– Далеко, – согласился с ней боярин. – Но меня купец Алекса в Царьграде дожидается.

Один из его слуг, белобрысый парень, споткнувшись, ругнулся и тут же получил от Любима подзатыльник.

– Не распускай язык, Милан! – крикнул по-русски боярин.

Агнесса не поняла слов, но угадала их смысл.

– Мессир Радкович строг со своими слугами, – уважительно заметила она.

Он кивнул.

– А с ними иначе нельзя.

– Мой отец, упокой его Господи, тоже был строгим, а слуги все равно его любили, – с грустью проговорила Агнесса.

– И давно ты осиротела?

– Матушка, ангел небесный, преставилась более десяти лет назад, а отца нет с нами два года, да смилостивится Всевышний над их душами.

– Бедная ты, бедная – пожалел Любим девушку, и у нее потеплело на душе от его сочувствия.

Между ними установились самые доверительные отношения. Галицкий боярин опекал Агнессу, а она рассказывала ему о себе: о счастливом детстве в замке отца, о доброй няньке Клодине, о других слугах де Тюреннов, о королевском дворе, и обо всех ужасах похода французских крестоносцев. Смолчала девушка лишь обо всем, что было связано с ее любовью.

В крепости Рамла Агнесса поделилась с боярином своими видами на будущее.

– Хочу сменить мирские соблазны на служение Богу, – говорила она так, будто пыталась уверить себя в собственной правоте. – Об этом я думала еще до того, как пуститься в путь по стезе Господней, а наши бедствия только укрепили меня в моих помыслах.

Хотя Любиму не очень нравились благочестивые намерения его юной попутчицы, тем ни менее он пожелал:

– Помоги тебе Господь!

Дважды путники подвергались нападениям разбойников, но тамплиеры всегда были начеку. Во время стычек галицкий боярин и его люди не молились, сбившись в кучу, как остальные паломники, а помогали храмовникам. Любим, впрочем, считал, что он поступает, как должно поступать мужчине, а вот самообладание Агнессы его поражало.

– Какая ты бесстрашная! – восхитился он после второго нападения разбойников.

Девушка самодовольно улыбнулась.

– Это что! В походе мне приходилось даже вступать в схватки с сарацинами.

Наконец вдали показались похожие на мираж расплывчатые очертания Яффской крепости. В Яффе тамплиеры с чувством выполненного долга оставили своих подопечных на пристани и начали собирать христиан, только что прибывших на Святую землю, чтобы завтра двинуться с ними в обратный путь.

Агнесса растерялась. На пристани было много людей: паломников, рыцарей, ратников, священников, купцов, водоносов, нищих и еще невесть кого. Однако среди всей этой разношерстной публики девушка так и не разглядела своего крестного.

«Пресвятая Дева! Где же граф Тулузский?»

Внезапно многоголосый шум толпы был перекрыт громким женским визгом. Удивленная Агнесса повернулась, и увидела, как с пристани улепетывает со всех ног ратник, а за ним, громко бранясь, гонится разъяренная Боянка. Это происшествие развеселило людей: свистели и улюлюкали простые воины, смеялись рыцари, прыскали и фыркали паломники, с трудом подавляли улыбки тамплиеры, хохотали до упаду водоносы. Уж очень комично выглядел бравый вояка убегающий от женщины внушительных размеров.

Любим тоже ухмылялся.

– Что случилось? – спросила у него Агнесса.

Боярин весело рассказал:

– Не удержался воин при виде огузка нашей вдовушки и шлепнул по нему.

– А-а-а! – протянула девушка и печально вздохнула.

С лица Любима мгновенно исчезла ухмылка.

– Что, нет твоего крестного? – с сочувствием спросил он.

– Наверное, он появиться ближе к вечеру, – попыталась успокоить его и себя Агнесса.

Боярин собрал своих слуг и велел им охранять девушку, а сам отправился договариваться с хозяином плывущего в Константинополь судна. Агнесса осталась на прежнем месте и продолжала искать глазами графа Тулузского.

Вернулся Любим примерно через полчаса.

– Завтра на рассвете в путь, – сказал он по-русски своим людям.

– Что? – не поняла Агнесса.

– Едем завтра, – ответил ей боярин.

Агнессе стало невыносимо грустно, оттого что этот добрый человек вскоре исчезнет навсегда из ее жизни.

– Счастливого пути, мессир Радкович, – с дрожью в голосе пожелала она.

Окинув девушку пристальным взглядом, Любим медленно проговорил:

– Я тут у одного латинского священника поспрашивал: не знает ли он чего-нибудь о твоем крестном?

– И что? – с замиранием сердца спросила Агнесса.

– Нынче пришла весть из Кесарии о внезапной кончине графа Тулузского, упокой его Господи.

– Что же мне теперь делать? – растерянно пролепетала Агнесса.

Ей следовало бы вернуться в Иерусалим, где юный король Балдуин, вдовствующая королева Мелисенда, и графиня Триполийская, конечно же, помогут девице из благородного рода де Тюреннов. Но Агнессе становилось не по себе от мысли, что ей опять предстоит ехать под палящим солнцем, среди Иудейских холмов, причем на сей раз без ставшего ей почти родным Любима Радковича.

– Господи! Но почему, почему на мою долю достаются одни утраты? – воскликнула в отчаянье Агнесса и, рыдая, бросилась, сама не зная куда.

Ноги принесли ее к зарослям померанца, где она упала с плачем на траву. Вокруг не было ни одной живой души, и никто не мешал девушке предаваться печали, пока не появился запыхавшийся галицкий боярин.

– Уф, и быстро же ты бегаешь! – воскликнул он, наклоняясь над лежащей Агнессой.

Она жалобно всхлипнула.

– Зря ты так убиваешься, – с ласковой укоризной заговорил Любим Радкович. – Крестного твоего, да будет милостив Господь к его душе, не вернешь. Нам следует принять волю Всевышнего и молиться о душах наших близких.

– Я о себе, да простит меня Бог, горюю, – призналась Агнесса.

– А это и вовсе лишнее. Забудь, ты, о святой обители, нечего тебе в ней делать. Выходи-ка ты лучше замуж да рожай детишек.

– Замуж? Да, кто меня возьмет с моим грехом? – вырвалось у Агнессы.

Ее стыд был заглушен отчаяньем, и она, не сдержавшись, поведала галицкому боярину о своей любви к сыну венгерского короля. Услышав, что Борис предлагал девушке стать его женой, Любим удивленно спросил:

– Что же ты не согласилась?

– Борису суждено стать королем, и я не хочу ему мешать, – пояснила Агнесса, всхлипывая.

– О том, что, кому суждено, знает один Творец, а нам, людям, Его воля не ведома, – возразил Любим Радкович и, вздохнув, добавил задумчиво: – Видал я Бориса Кальмановича, когда он гостил у нашего князя Владимирка Володарьевича. Есть, значит, сходство между ним и королем Гёзой?

– Да, есть и немалое.

– Значит, Кальман и впрямь оболгал свою жену.

Агнесса обиделась за своего возлюбленного:

– Конечно, оболгал! Если бы Борис в этом сомневался, разве стал бы он отстаивать свои права на венгерскую корону?

– Верно, – согласился боярин.

– Ну, вот! Пусть он добьется, чего хочет.

– Пусть. А ты забудь о нем и выходи замуж.

– Да кому я нужна? – в сердцах воскликнула Агнесса.

– Мне, – выдавил из себя Любим.

Девушка подумала, что ослышалась.

– Не может быть, – прошептала она.

– Может, – ответил боярин. – Я ведь не все тебе поведал о своей беседе со старцем Флегонтом. Он еще сказал, что в Иерусалиме мне суждено судьбу свою встретить. Когда ты явилась передо мной у храма Гроба Господня, я сразу решил – вот судьба моя, и сейчас в этом все больше уверяюсь.

– А как же мой грех? – прошептала Агнесса.

– У тебя всего один грех, а я за свою жизнь не менее сотни их набрал. Мне ли судить тебя? Давай обвенчаемся в Царьграде, а потом поедем вместе на Русь и заживем там ладно и счастливо.

Агнесса с сомнением покачала головой.

– И мессир Радкович никогда не напомнит мне о моем прошлом?

– Перед Господом и Пресвятой Богородицей клянусь в том, что никогда не поставлю тебе в вину твой грех! – торжественно пообещал боярин.

Агнесса вдруг поняла, что ей очень хочется уехать куда-то далеко вместе с этим пусть уже немолодым, но таким добрым и заботливым человеком.

– Я согласна! – воскликнула она так поспешно, словно боялась, что он передумает брать ее в жены.

Боярин весь засветился от счастья.

– Господи! Благодарю тебя! – воскликнул он, падая на колени.

Пока они разговаривали, солнце скатилось в зеркальную морскую гладь, и вечерняя духота начала уступать место ночной прохладе, смешанной с запахами растущих на побережье пальм, олеандров, магнолий и померанцев.

– Хорошо здесь, даже уходить не хочется, – умиротворенно промолвила Агнесса, вслушиваясь в ровный шум волн.

– Мне тоже, – признался Любим и добавил с сожалением: – Но нам пора уже быть на ладье.

Девушка уже не в первый раз слышала слово «ладья» и догадалась, что речь идет о корабле.

– Меня могут узнать на пристани, – встревожилась она.

– Ты лицо прикрой, тогда тебя вряд ли сумеет кто-либо в сумерках разглядеть.

Закутавшись в плащ по самые глаза, Агнесса сделала несколько шагов по направлению к пристани.

– Погоди! – остановил ее Любим. – Ты все-таки еще подумай, дабы потом не жалеть.

Только теперь Агнесса осознала, что, уехав в далекие края, она уже никогда не увидит своей родины. Ей стало страшно, и боярин догадался об этом страхе.

– Ну, и что ты решила, лада моя? – с тревогой спросил он.

Как только Агнесса услышала знакомые слова «лада», все ее сомнения исчезли.

– Я еду, – решительно сказала она и направилась к пристани.

Счастливый Любим последовал за своей невестой.

В сумерках они беспрепятственно взошли на корабль. Агнесса присела между какими-то тюками и задремала на плече жениха. Вскоре ее сморил глубокий сон, и она не видела, как их судно вышло в открытое море.