Текст книги "Яд минувшего"

Часть II. «Шут»[8]8
  Высший аркан Таро «Шут» («Le Fou»/ «Le Mat») Считается одной из самых тревожных и неоднозначных карт. Это символ перемен, большого потенциала, начала долгого пути, неожиданных обстоятельств, корректировки старых планов, принятия судьбоносных решений. Может указывать сразу на ум и глупость, добро и зло, истину и ложь, безрассудство, блуждание во тьме, слепое движение навстречу своей судьбе. ПК – легкомыслие, неосторожность, безалаберность, напрасные усилия, апатия, неспособность мыслить логически, ошибочный выбор, принятие рокового решения.


[Закрыть]

Как раз те люди, которые во что бы то ни стало хотят всегда быть правыми, чаще всего бывают неправы.

Франсуа де Ларошфуко

Врач зудел обнаглевшим шмелем, закатывал глаза и путался под ногами, но Робер все равно дошел до окна и тут же рухнул в кстати подвернувшееся кресло.

– Монсеньору следует лечь, – возрадовался «шмель». – Я немедленно пришлю монсеньору тинктуру, составленную из…

– Что мне следует, я как-нибудь разберусь! – рявкнул Иноходец. Лекарь делал свое дело, и делал неплохо, но благородный пациент испытывал жгучее желание запустить в надоеду чем-нибудь тяжелым. Сдерживаясь из последних сил, Робер отвернулся от милосердно-укоризненной рожи и тут же нарвался на собачий взгляд Сэц-Арижа.

– Жильбер, найди мне капитана, тьфу ты, генерала Карваля, – велел Эпинэ, прикрывая глаза ладонями, за что и поплатился: врач ринулся вперед не хуже унюхавшего падаль ызарга.

– Это очень дурной симптом, – торжествующе возвестил он. – Очень! Необоримое желание укрыться от света вкупе с нарушениями сна и слуховыми галлюцинациями могут означать…

– Они означают одно, – огрызнулся Робер, – нежелание вас видеть. За помощь я благодарен, но больше в вас не нуждаюсь. Сэц-Ариж вам заплатит.

– Моя совесть не позволяет вас покинуть, – уперся лекарь, – вы нездоровы. Вы очень нездоровы.

– Генерал Карваль, – крикнули из-за двери, – желает справиться о здоровье Монсеньора.

И этот туда же! Здоровье… Какое, к Леворукому, здоровье, когда все летит в Закат!

– Входите, Никола! Жильбер, ты заплатил врачу?

– Еще нет, Монсеньор.

– Заплати, и чтоб духу его здесь не было. И проследи, чтоб к нам с генералом никто не лез.

– Да, Монсеньор. – Сэц-Ариж попытался подмигнуть Карвалю, но коротышка был то ли слишком непонятлив, то ли, наоборот, понимал все.

– Капитан Сэц-Ариж, – повысил голос Иноходец, – вы свободны.

– Да, Монсеньор.

Спина Жильбера выглядела обиженной. Ничего, переживет. Робер пристроил больную руку на подлокотнике и взглянул на военного коменданта.

– Если вы спросите, как я себя чувствую, я вас убью.

– Я не стану спрашивать, – шутить Карваль так и не выучился, – но я очень рад, что вы пришли в себя.

– Я рад еще больше. Что в городе?

– Тихо, – утешил маленький генерал, – но это плохая тишина. Хуже, чем в Старой Эпинэ накануне вашего возвращения. Есть довольно много новостей.

– Давайте, – затылок ныл зверски, а запястье горело, словно рану натерли перцем, но валяться было некогда. Никола – молодец, но совесть тоже иметь надо.

– Альмейда наголову разбил дриксенский флот. – Никола привык начинать с самого дальнего. – Из Хексберг в… простите, Монсеньор, все время забываю дриксенские названия, вернулся единственный корабль, на котором находился один из второстепенных адмиралов.

– Ему будет трудно жить, – посочувствовал неведомому дриксенцу Робер. – Откуда, кстати, это известно?

Левий не на кошке скачет! На сколько его прознатчики обогнали прочих? Самое малое на неделю. Его высокопреосвященство вообще молодец, надо бы к нему сходить, возблагодарить Создателя за чудесное спасение и выпить шадди.

– Третьего дня по городу поползли слухи, – Карваль смешно наморщил нос, – потом посол кесарии их подтвердил. Готфрид объявил четырехдневный траур. По словам посла, причиной поражения стал небывалый шторм.

– А причиной поражений в Фельпе, надо полагать, был штиль. – Эпинэ незаметно передвинул руку, лучше не стало.

– Монсеньор, – маневра своего «Монсеньора» Никола предпочел не заметить, – мне думается, кесарь отложит военную кампанию против фок Варзов.

– Если не дурак, – уточнил Робер, не испытывая по поводу «гусиных» неудач ни малейшего сожаления.

– Победа Альмейды была принята обывателями с воодушевлением. – Цивильный комендант Раканы-Олларии значительно сдвинул брови. – Горожане не сомневаются, что верные Олларам войска разобьют неприятеля и повернут на столицу.

Именно это они и сделают, и Лионель должен опередить фок Варзов. Робер облизнул сухие губы:

– В любом случае они подойдут не раньше весны, а настроения, о которых вы говорите, меня не удивляют. Мы принесли людям мало хорошего.

– Не мы, – взвился Карваль, – а Ракан и его отребье.

Неделю назад Никола сказал бы «северяне», но Дора примирила маленького генерала со «спрутами». С одной стороны, это было хорошо, с другой – очень плохо. В Доре лиловые пришлись кстати, в авантюре с Савиньяком они – помеха, причем немалая. Придды слишком много задолжали Олларам, а Валентин не из тех, кто забывает.

– Граф Гонт уже вступил в командование гвардией?

– Нет, Монсеньор, – Карваль как-то странно мигнул. – Я должен вам сообщить, что Медузой оказался Удо Борн.

– Удо? – не понял Иноходец. – Чушь какая! А почему не Темплтон, не Мевен, не вы, наконец?

– Его застали за составлением очередного манифеста, – Карваль буквально исходил неодобрением. – Борн не запер двери, ему следовало быть осторожней.

Осторожность осторожности рознь. Если ты – Суза-Муза и пишешь гадости про его величество, следует запираться, но, запираясь, ты привлекаешь внимание. Удо понадеялся на судьбу, а та повернулась задом и лягнула.

– Он арестован?

– Был, – маленький генерал нахмурился еще больше. – Ракан лишил Борна всех привилегий и выслал за пределы Великой Талигойи. Я послал вдогонку Форестье, предположив, что Борн захочет передать что-то вам или Темплтону.

– Вы поступили совершенно правильно. – Значит, Удо. Сдержанный, спокойный, унимавший рвущегося с привязи Темплтона… Жаль, они не поняли друг друга. – Где письмо?

– Сожалею, Монсеньор. Догнать Борна не удалось. Герцог Окделл вывез его глубокой ночью под охраной. В Барсине Борна должны отпустить, и Форестье его догонит. Если они разминутся, напишем в Ло.

У Карваля на Эпинэ свет клином сошелся, но Борну на юге делать нечего, он поедет или к брату, или все к тому же Лионелю.

– Монсеньор, – Сэц-Ариж вновь торчал на пороге, правда, без лекаря.

– Жильбер, я же просил!

– Монсеньор, теньент Грейндж просит об аудиенции.

Грейндж? Ах да, офицер, который помешал сговориться с разбойниками. У бедняги талант являться не вовремя, но прогонять его неразумно. Во всех отношениях.

– Пусть войдет.

Грейндж был одет по-походному и выбрит до синевы.

– Господин Первый маршал, – отчеканил он, – я счастлив видеть вас в добром здравии. Я имел смелость просить об аудиенции, потому что не удовлетворен тем, как ведется дело о нападении на вас.

И хорошо, что не удовлетворен. Марианна должна оставаться вне подозрений, по крайней мере до разговора начистоту.

– Вы куда-то собираетесь? – Надо его выпроводить, прежде чем Карваль почует след. – Куда?

– По приказу его величества я переведен в Марипоз вторым комендантом. Отбываю немедленно.

– Теньент Грейндж, – вылез Сэц-Ариж, – дважды в день справлялся о здоровье Монсеньора.

Сговор! Сговор возомнивших себя ищейками щенков, один из которых смышленей, чем хотелось бы.

– Разбойники по части цивильников, – отмахнулся Робер. – Пусть раз в жизни делом займутся.

– У меня есть серьезные опасения, – насупился Грейндж. – Прошу меня простить еще раз, но я не поверил тому, что рассказал камердинер герцога Окделла.

– Джереми? – насторожился Иноходец, не терпевший пригретых Диконом приспешников Люра. – Он имеет какое-то отношение к нападению?

– Не думаю, но один из разбойников узнал в нем человека, два года назад нанявшего во Дворе Висельников убийц. Жертвой должен был стать герцог Окделл. Слуга признался, что он действительно заплатил некому Выдре, но при этом по поручению генерала Люра сорвал покушение. Прошу меня простить, монсеньор, я ему не верю.

А вот это прекрасно, это просто великолепно! Камердинер отвлечет Никола от Марианны, да и Дикону разоблачение мерзавца пойдет впрок.

– В следующий раз, когда кому-то не поверите, можете не извиняться. Джереми займется генерал Карваль. Что-то еще?

– Да. Я взял на себя смелость повторно допросить служанку баронессы Капуль-Гизайль. Она утверждает, что пропавший истопник обсуждал с маркизом Салиганом похищение баронессы. Женщина настаивает на своих словах, но это ложь.

– Почему вы так решили? – Салиган собрался похитить Марианну?! Такое даже спьяну не придумать. Служанка явно врет, но почему? Покрывает госпожу или мстит неряхе-маркизу?

– Эта Ваннина ведет себя в точности как моя кормилица, – на сей раз Грейндж обошелся без извинения, – а Мари – отъявленная лгунья, к тому же ревнивая и мстительная.

– Таких много. – И не только среди слуг, один младший Тристрам чего стоит! – Отправляйтесь в Марипоз и ни о чем не волнуйтесь. Или нет, постойте! Жильбер, угостите теньента на дорогу, а я напишу ему рекомендательное письмо.

Не помешает.

Парочка скрылась за дверью, Эпинэ прикрыл глаза.

– Никола, мне нужно поговорить с этим «спасителем», но так, чтоб об этом никто не знал, и в первую очередь Окделл.

– Я хотел предложить то же самое. – Карваль был откровенно доволен. – Герцог Окделл почти все время проводит с Раканом, камердинера он с собой не берет.

– Пошлите Дювье. – Иноходец уже привычно погладил руку и внезапно рассмеялся. – Мне сейчас станет плохо, а вы вернете лекаря. Пока Дювье не доберется до Джереми, я буду болеть.

Золоченые вепри на воротах казались сотканными из солнечных лучей, радостный дневной свет разогнал ночные тени, но не ужас перед тем, что предстояло. Ничего не подозревающий солдат взялся за дверной молоток, но кованые створки уже распахнулись. Привратник свое дело знал, а вот Сона почему-то заупрямилась. Мориска мотала головой, осаживала, фыркала, не желая делать и шага. Чует покойника? Но Сона на войне к ним привыкла! Дикон потрепал любимицу по взмокшей шее, Сона обернулась и коротко, умоляюще заржала.

– Это от краски, монсеньор, – пояснил привратник. – Вчера, как отъехали, на заднем дворе маронку[9]9
  Темно-коричневая водостойкая краска, обычно используется для сырых нежилых помещений.


[Закрыть] для малого подвала заварили. Воняло – страсть, лошадки ночью чуть конюшню не разнесли. Сейчас повыветрилось уже.

В Надоре маронку на коровьих костях тоже заваривают. Лошади от нее и впрямь бесятся, и нечего Леворукий знает, что воображать.

– Джереми не возвращался?

– Нет, монсеньор.

– Хорошо. – Юноша заставил-таки мориску войти во двор. Красить подвалы лучше весной, но проступившие на стенах пятна следовало замазать: резиденция Окделлов должна быть безупречна. Не хватало, чтоб какой-нибудь Придд принялся болтать о Повелителях плесени.

– Монсеньор, – неотвязный Нокс качнул носатой головой, точно клюнул, – я еще понадоблюсь?

– У вас дела? – быстро переспросил Дик, гадавший, как избавиться от все замечавшего полковника. – Что ж, поезжайте, я все равно сейчас лягу.

– С разрешения монсеньора, я навещу родных, – чопорно объяснил северянин. – Мне не удалось нанести им визит в дни празднеств, и я хочу это сделать при первом удобном случае.

– Сожалею, – невпопад откликнулся Ричард. – Пошлите справиться о здоровье Эпинэ и можете быть свободны.

От Нокса он избавился, а больше к Повелителю Скал без доклада никто не войдет. Остается дождаться Джереми, передать ему приказ и… И отправиться к Марианне, потому что сидеть и думать, что творится за стеной, немыслимо.

– Монсеньор будет обедать?

– Да. – В висок вонзилась ледяная игла, солнечный свет позеленел, наперерез Соне метнулась кривая тень, напомнив о сумасшедшей под копытами бедняги-линарца. Все началось с нее! Кровавая пена на голодных камнях, вопли Айнсмеллера, зеленая от злобы Дора, синий взгляд Удо, приказ сюзерена… Какое счастье, что он велел содрать синие тряпки, это и впрямь цвет смерти.

Дювье удалось перехватить Джереми на въезде в Олларию. Камердинер Окделла был один и подвоха не ожидал. Настойчивое приглашение посетить особняк Эпинэ его удивило, но мерзавец был отменно вышколен и уверен в себе. Бич попросил сообщить своему господину о задержке и спокойно заворотил коня вслед за южанами.

– Ты ничего не заметил? – на всякий случай спросил сержанта Иноходец. С чего начинать допрос, он не представлял.

– Вроде ничего, – протянул Дювье, – разве что лошадь не та.

– То есть? – Он сам все затеял, но видеть Джереми не хотелось до рвоты. Отдать мерзавца со всеми потрохами Никола? Не годится. Сунул в рот, так глотай!

– Обычно Бич этот на гнедой ездит, – принялся объяснять Дювье. – Хорошая лошадка, видная, впору офицеру. А тут на мерине заявился. Рыжем, жирном, хоть сейчас муку вези.

Лошадь не доказательство. Лошадь можно сменить по десятку причин, и все же почему камердинер Повелителя Скал взгромоздился на крестьянскую клячу?

– Давай его сюда. Никола, начнете вы, я послушаю.

Карваль уперся ладонями в колени и выпрямился. Хочет казаться выше? Визгливо скрипнули дверные петли, покачнулись огоньки свечей.

– Монсеньор! – Джереми вытянулся по-военному, от чего стало еще тошней. Когда змея ползает и шипит, все в порядке, если гадина пытается ржать, это мерзко.

– Входи, – взялся за дело Никола, – можешь сесть, у нас долгий разговор. Расскажи о покушении на герцога Окделла. О том, что было позапрошлой весной.

– Господин генерал, – несмотря на приглашение, Джереми остался стоять, – я уже все рассказал.

– Не нам, – в голосе Карваля звучала сталь. – Начнем с самого начала. Поручение тебе дал генерал Люра?

– Тогда он был полковником, – Джереми смотрел прямо и очень честно. – Господин Люра, помяни он нас в Рассвете, вызвал меня и сказал, что тессорий хочет, чтобы герцога Окделла убили разбойники. Я должен нанять убийц, но так, чтобы монсеньор остался жив. Еще господин Люра сказал, что если в Талиге творятся такие вещи, то с Талигом пора кончать.

Как же Люра доверял славному Джереми, и какой же он был совестливый. Святой Авксентий[10]10
  Святой Авксентий – адепт ордена Чистоты. Собирал подаяние для храма, простудился и умер, так как не воспользовался собранными деньгами, чтобы купить горячее питье и заплатить лекарю. Причислен к лику святых после того, как на его могиле исцелился смертельно больной.


[Закрыть],да и только.

– Как ты отыскал убийц?

– В нашем гарнизоне служил капрал, его звали Грегуар Мёль. Он погиб у леса Святой Мартины. Мёль проговорился, что его брат пошел по дурной дорожке. Я приехал в Олларию, разыскал этого брата, и тот меня свел с одним человеком. Настоящего имени не знаю, он называл себя Выдра. Мы договорились, что Выдра с приятелями станут следить за герцогом Окделлом и, когда представится случай, нападут, а я стал следить за ними.

Все вышло, когда монсеньор пришел в «Шпору». Я чуть домой не отправился, не думал, что герцог Окделл в одиночку возвращаться будет, и тут Выдра крикнул своим, что добыча близко. Все, что я мог – затаиться и вмешаться, если дело будет плохо. Сначала монсеньор отбивался любо-дорого посмотреть, но потом его окружили. Разбойников собралось больше, чем я думал, пришлось стрелять. Перезаряжать пистолеты времени не было, я вытащил шпагу, побежал на помощь, но в конце улицы показались люди, и убийцы удрали. Вот и все.

– Больше ты Выдру не видел?

– Видел. Он отказался от работы и вернул залог, а я вернулся к моему полковнику.

– А Манрик что?

– Разозлился, – покачал головой Джереми. – Господин полковник говорил, что орал тессорий на него как резаный.

– Почему в таком случае Люра стал генералом? – хмуро спросил Карваль. – Монсеньор, я разбирал бумаги в военной канцелярии. Симон Люра получил чин после покушения.

– Откуда мне знать. – Джереми и не подумал смутиться. – Может, рыжий доноса боялся, только полковник отродясь в доносчиках не ходил.

Правильно. Люра ходил не в доносчиках, а в убийцах и предателях; надо думать, по себе и ординарцев подбирал.

– Значит, – спросил Робер, чтобы хоть что-то спросить, – герцог Окделл хорошо дрался?

– Да, – глаза Джереми блеснули. – Монсеньор очень ловко фехтовал. Ранил двоих, остальных на клинке держал, не подобраться.

– Сколько их было?

– Пятеро.

– Как же ты все разглядел, ведь было темно?

– Не очень. Луна была полной, а я оказался не так уж и далеко.

– Как именно недалеко? – буркнул Карваль. – Десять шагов или сто?

– Двадцать, двадцать пять, не больше…

И впрямь близко, не промахнешься… Эпинэ с ненавистью взглянул на Джереми. Надо было продолжать допрос, но в голове не осталось ни единой мысли – только боль… Может быть, завтра он что-нибудь и придумает, только завтра будет поздно. Заняться лошадью? Спросить, почему слуга Повелителя Скал взобрался на крестьянскую клячу, и услышать о потерянной подкове или кроличьей норе?

– Монсеньор, – голос Никола саданул по вискам чугунной гирей, – позвольте мне на несколько минут отлучиться и взять с собой капрала Бича.

– Хорошо, – выдавил из себя Эпинэ, – а в чем дело?

– Нужно кое-что уточнить.

– Идемте. – Робер, хоть и с трудом, поднялся.

– Но, Монсеньор…

– Идемте!

Карваль что-то учуял, но что? Бич может врать, а может говорить правду, в любом случае его слова не расходятся со словами Дикона.

– Монсеньору помочь? – проявил рвение Джереми.

– Нет, – о другое плечо Иноходец бы оперся, но не об это.

– Вам помочь? – Это уже Дювье, но слово уже сказано.

Лестница выросла раз в шестнадцать, и все же он спустился, ни разу не споткнувшись. В прихожей кто-то из южан набросил сюзерену на плечи плащ. Карваль вышел в одном мундире, только шляпу прихватил.

– Тератье, Дювье, Гашон, за мной. Дювье, возьми шляпу.

Двор был холоден и пуст, лишь раскачивался, споря с лунной половинкой, фонарь, да плясала по стене тень старого клена. Карваль снял шляпу и сунул руку за пояс, вытаскивая пистолет.

– Дювье, повесь мою шляпу на сук, а рядом – свою. Джереми Бич, если ты собьешь двумя выстрелами обе, я тебе поверю. До определенной степени. Нет, пеняй на себя.

«…сим остаюсь Ваш преданный сын Ричард». Дикон присыпал письмо песком и бросил на стол. Утром оно отправится в Надор, а через две недели матушка прочтет ни к чему не обязывающие строки о погоде и почтении. Вежливость требовала написать и сестрам, но при мысли об Айрис перо делалось тяжелым, как старая алебарда. Юноша все же вытащил чистый листок и пододвинул подсвечник, поправив слегка покосившуюся свечу. Вгляделся в пустой лист, поднялся, прошелся до камина, тронул замершего на мраморной полке бронзового вепря.

Зверя нашли в какой-то из дворцовых кладовых, он был грязно-зеленым, грубым, неимоверно тяжелым, но на клейме стояло «296 год Круга Молний». Этот вепрь помнил Алана Святого! Фигурку отчистили до блеска и торжественно вручили Повелителю Скал, пришлось благодарить и водружать на видное место. Память предков была уважена, но среди дорогих изящных вещей реликвия казалась каким-то утюгом, и Дикон решил отвезти ее в Надор. Матушка будет в восторге, а на камин можно поставить что-нибудь поприятней. Хотя бы танцующую астэру. Тоненькую, игривую, откинувшую в танце изящную головку…

Рука соскользнула с неровной поверхности, не зажившая до конца рана откликнулась болью. Святой Алан, ну сколько можно ждать! Письма, встречи, поездки, подсвечники, вепри – все это вранье, а правда лежит за черной дверью и ждет слугу с топором.

Дикон сам не понял, как выскочил из кабинета. На лестничной площадке горели лампы, под колокольчиком сидел дежурный слуга.

– Завтра утром мне потребуется курьер.

– Да, монсеньор.

– Джереми не возвращался?

– Нет, монсеньор.

Лакей был отвратительно спокоен. Еще бы, откуда ему знать, что в доме труп?! Что же задержало Джереми? Случайная встреча, расковавшаяся лошадь, бутылка?

Дикон взялся рукой за натертые воском перила. Утром заявится Нокс. Довериться ему? Полковник кажется преданным и смышленым, но этого мало. Тот, кто исполнит приказ Альдо, должен быть молчаливее скал. Джереми доказал, что он на это способен, Нокс – еще нет.

– Который час?

– Около восьми. Монсеньор желает обедать?

– К Леворукому обед!

Дикон рванул надраенную дверную ручку. Его встретили камин, кресла, письменный стол с листом бумаги… Писать письма, а в доме покойник! Обедать, а в доме покойник! Спать, а в доме покойник! Дышать, а в доме покойник! Ричард хрипло вздохнул и бросился вон. Лестничная площадка, галерея, заполнивший все вокруг бой часов…

Вот и дверь. К черному дереву липнут злые, почти призрачные завитки… Нужно заменить этот ужас на что-нибудь светлое. На розовое дерево или марагонскую березу с бронзовыми накладками, а кэналлийское безумие надо сжечь! Юноша оглянулся и выхватил ключ, он только посмотрит… Посмотрит, уберет с мертвого лица подушку, зажжет свечи, а ночью перетащит Удо в дальний подвал, там достаточно холодно. Через месяц все уляжется, можно будет подумать о настоящих похоронах. Жаль, погиб преосвященный Оноре, он бы не отказался проводить Удо. И хорошо, что Джереми не вернулся, иначе непоправимое уже бы делалось. Сюзерену можно сказать, что Джереми задержался, пришлось все делать самому. Нет, сказать мало, надо съездить к Данару и что-то туда бросить, какие-нибудь мешки.

Юноша прислушался. Тихо. Слуги, кроме дежурного лакея, сидят внизу, и, в конце концов, здесь хозяин он! Куда хочет, туда и заходит.

Дикон повернул ключ, тот не поддался. Ричард надавил, замок холодно щелкнул, и по спине побежали мурашки. Не сметь бояться, это не первая смерть на твоем пути!

Дверь распахнулась словно бы сама. Свет с галереи желтым языком протянулся в темный провал: наборный паркет, ножка кресла, разбросанные подушки… Ударивший в виски ужас тянул назад, но юноша с ним справился, ему даже удалось зажечь свечу. В выстывшем за два дня и ночь кабинете ничего не изменилось, только на диване никто не лежал. Удо в комнате не было. Ни мертвого, ни живого.