Текст книги "Лягушка под зонтом"

– Я здесь вместо приятеля. – Мужчина уловил удивление на лице Никиты. – Слег с давлением. Мы вместе работали в НИИ.

– Понятно, благодарю вас, – сказал Никита, принимая коробку. – Сколько я вам должен?

– Да за что, батюшка вы мой? Нет-нет. Сожалею, что вашему другу выпало такое несчастье…

– Спасибо.

Никита положил коробку в рюкзак, поехал к Мазаеву.

Мазаев ждал. Он лежал на подушке, изголовье кровати было приподнято.

– Вы знаете, что внутри? – тихо спросил он, его губы стали белее подушки.

– Я не смотрел, Владилен Павлович, – признался Никита.

– Откройте, – попросил он.

Никита открыл.

Он почувствовал, как отяжели руки, словно держал он не коробку с фигуркой, а самого снежного барана.

– Ох, – выдохнул он. – Но почему он…

– Не важно, – сказал Мазаев. – Он ваш.

– Хорошо, – ответил Никита, до конца не веря в удачу. – Вашу вещь я привезу, когда вы вернетесь домой.

– Нет, он ваш. Я не хочу никаких идолов, никаких тотемов. Они приносят одни несчастья, если попадают в руки тех, кому они чужие. Я лежал, анализировал, я все понял.

– Тогда что мне делать с теми фигурками, что в шкафу? – Никита выжидающе смотрел на Мазаева.

– Они не ваши. Они вашего деда и отца. Их нет в этом мире. Все несчастья, которые могли принести, они уже принесли. Они просто деревянные скульптуры. О них я тоже думал. Они утратили жестокую силу. Или не было никаких несчастий? – Глаза Мазаева заблестели.

– Да как же не было? – усмехнулся Никита. Он хотел сказать, что одно из них перед ним. – Может быть, я заплачу вам хотя бы столько, сколько вы отдали за барана в Льеже?

– Принесите мне кефиру на все, – фыркнул Мазаев.

– Сколько бутылок? – спросил Никита, хватаясь за карман, в котором лежал бумажник.

– Две, – ответил Мазаев.

– Не может быть…

– Я платил не за него, а за коробку из-под печенья. Он прятался там…

– За эту? – Никита щелкнул пальцами по коробке.

– Именно так.

Никита не верил.

– Значит, вы узнали его… Вы знали, что это за баран?

– Я сам его заполучил много лет назад… Но это не важно.

– А вы правда хотите кефиру? Я принесу прямо сейчас.

– Нет, не хочу. Но обещайте мне, что нальете бокал шампанского на вашей свадьбе. Ведь она будет, после того как вы отдадите барана? А ваша невеста отдаст его тем, кто должен им владеть по праву…

– Непременно, – тихо сказал Никита.

Никита вышел из палаты и позвонил Ольге.

– Ольга, я вас жду.

33

Ольга заткнула горловину мойки пробкой, впустила горячую воду, добавила жидкости для мытья посуды. Запахло ромашкой. С тех пор как поставили счетчики воды, они с бабушкой себя не узнавали. Они точно знали, сколько стоит кубометр горячей воды и кубометр холодной. А новость, что водоотведение, указанное отдельной строкой в платежной квитанции, – это объем втекшей воды, а потом вытекшей через канализацию, их просто потрясла. Они платили теперь втрое меньше. Более того, азарт толкнул на небывалое – мыть посуду не под струей, а в раковине, потом ополаскивать, тоже в раковине, свежей водой.

«Азарт» не новое слово в ее жизни. Он всегда был при ней. Но расцветал почему-то лишь под влиянием солнечной натуры Зои Григорьевны. Может быть, в ней копится солнце в полярный день? Ага, и солярий добавляет, который она открыла в поселке. Сказала, что без солнца не образуется витамин D, а без него не усваивается кальций.

Ольга выключила свет на кухне, пошла в гостиную. Она села на диван, взяла пульт и, почти не глядя на экран, переключала программы. Люди в телевизоре о чем-то говорили, она не слушала. В ушах стоял голос Зои Григорьевны, такой необыкновенно женский, каким она никогда не говорила прежде.

Зазвонил телефон. Ольга встала, пошла в прихожую.

– Да, – ответила она.

– Ольга, есть кое-что новое. Вы можете приехать?

– В ангар? – спросила она, чувствуя, как подскочило сердце.

– Нет, ко мне домой. Я кое-что хочу вам показать…

– Сейчас приеду.

Ольга посмотрела на часы: девятый час вечера. Но она же не просто так едет к Никите…

Ольга открыла шкаф, обвела взглядом то, что висело в нем. Потом закрыла, надела серые брюки и черный свитер. Ботинки и куртку, которые нашла в прихожей. Повесила сумку через плечо и вышла из дома.

До Тверской доехала быстро: минут за сорок из Измайлова добралась до центра – час пик прошел, стало свободней.

Едва она нажала кнопки домофона, как дверь открылась. Поднялась на третий этаж и увидела, что Никита уже стоит в дверях квартиры.

– Скорее, скорее, – бормотал он.

Она вошла, он не позволил ей снять куртку, взял за плечи и подвел к столу.

– Вот!.. – выдохнул он.

Ольга замерла. На столе, на снежно-белой скатерти, лежала темная фигурка.

– Путоранский баран. Это… он?

Она медленно повернулась к Никите.

– Вы думали, он другой? – спросил он.

– Такой… маленький…

– Точно, не гигант. Но дорого стоит, – заметил Никита.

– Да уж, – согласилась Ольга.

– Вы тоже так думаете?

– Я просто знаю…

Никита тоже знал, но не собирался говорить ей о Мазаеве, о тех неприятностях, которые доставил ему баран. Который должен изменить жизнь атабасков.

Но не только их.

Никита смотрел на нее, глаза Ольги блестели нетерпением и еще чем-то. Какой-то новой решимостью. Он приготовился услышать, что сейчас она объявит, что уезжает на Крайний Север.

Но ее лицо переменилось, она снова посмотрела на барана.

– Простоватый, я бы сказала. – Низко наклонилась над ним, как когда-то над колодцем, чтобы рассмотреть лягушку…

Никита шагнул к ней и, как тогда, едва заметно прижался бедром к ее бедру. Он почувствовал, что она замерла, но не отодвинулась. Только щека порозовела.

Потом Ольга быстро повернулась к Никите и выпалила:

– Зоя Григорьевна выходит замуж за атабаска из Канады. И уезжает туда.

– Вот как? Как же община? – изумился Никита, не до конца осознавая причину странной радости.

Ольга усмехнулась:

– Оказывается, любовь сильнее всего на свете. Никогда бы не подумала. – Она покачала головой.

– Вы не подумали бы так… о любви?

– Да нет, о Зое Григорьевне. Знаете, что она сказала? Что семья – это та же самая община.

– Вы так не считаете? – спросил он.

Она пожала плечами:

– У меня такой семьи не было. Я жила то с бабушкой, то с родителями. А вы?

– У меня тоже нет, – сказал Никита. – Я жил с няней большую часть жизни. Моя собственная семья не состоялась.

– Сейчас такая семья почти у всех. – Ольга махнула рукой. – Все меньше похожа на семью.

– Вам это не нравится? – спросил он.

– Нет, – сказала она. – Уже нет, – добавила Ольга, но не объяснила.

– Так что же – ваша Зоя Григорьевна уезжает, тогда кому теперь нужен этот тотем? – Он кивнул на фигурку на столе.

– Как это – кому? Зоя Григорьевна верна себе. Она собирается руководить общиной из-за океана.

Никита помолчал.

– Но если она будет жить в Канаде, значит, вам незачем ехать на Крайний Север, Ольга? – тихо спросил он.

– Незачем, – согласилась она.

– Я рад.

Она смотрела в его лицо не отрываясь.

– П-правда? – прошептала она.

– Да. Вы… ты сама знаешь. Ты все знаешь с первой встречи. Как и я…

Он протянул руки, обнял ее. Она прижалась к нему так тесно, что не могла дышать.

Зачем ей дышать? Он готов был даже дышать за двоих.

Никита медленно стащил с нее куртку, подвел к оттоманке, старинной работы, она была такая широкая…

Молча они упали на нее, так же молча разделись…

То, что происходило между ней и Никитой, означало – она оттаяла. Как тундра в июле, когда все хлюпает кругом, когда кричат розовые крачки не своим голосом.

То, что было прежде, с Алексеем, – это только действие. Она прочитала, что должна делать, что испытывать. Знала, когда стонать, когда вздыхать. Она даже царапала его спину, как от невероятного возбуждения. На самом деле ничего не чувствовала. Объяснение своим ощущениям тоже нашла: она, Ольга, относится к числу холодных женщин. Алексей не говорил, что она арктическая женщина, она сама сказала ему, и, как бывает, он повторил это за ней. «Ледышка…» – вот как называл он ее. Она думала, что на самом деле замерзла в Арктике навсегда…

Может быть, еще и поэтому ей пришла в голову глупая мысль – завести ребенка без любви к мужчине…

Сейчас ей было жарко. Ей было горячо. И так сладко, что никакой мед не сравнится с этой сладостью. Так вот, внезапно вспомнила она из детства, вот каким медом была намазана дочка тети Ули, на которую летали мужчины, как мухи на мед.

Она тихо засмеялась, Никита оторвался от ее груди, к которой припал как младенец, одними глазами спросил – что не так?

– Щекотно, – снова засмеялась она. Он тоже – вместе с ней.

Ольга всматривалась в высокий потолок с лепниной и не узнавала себя.

– Тебе хорошо? – спросил он, когда она лежала на его плече.

– Да, – сказала Ольга. – Очень.

– Знаешь, я как будто не я… – Он дернул плечом.

– Я тоже. – Она повернулась, уткнулась ему во влажную шею.

– С тобой я не чувствую себя ненужным, отверженным.

– Я тоже, – призналась она.

– Но разве ты чувствовала себя так когда-то? – спросил он.

– Чаще всего. – Она усмехнулась. – Моя подруга Надя, ты ее знаешь, из Храмцово, объяснила, что так чувствуют себя те, которых… не долюбили в детстве. Или вообще не хотели, чтобы они родились. Потом они родили своих детей, они их тоже не долюбили, потом их дети…

– Наши дети положат этому конец, – сказал Никита. – У тебя умная подруга.

– О-о… Не то слово. Надя приезжает в конце недели. Она хочет попасть на концерт в Большой зал консерватории. Церковный хор исполняет сочинения епископа, кажется, Иллариона.

Никита помолчал.

– Послушай, мне пришла в голову замечательная мысль. Почему бы ее мужу не обвенчать нас? В Храмцово? Ты согласна?

– Конечно.

Она уже не видела лепнину на потолке, а только его глаза над собой…

– Я люблю тебя, – выдохнул он.

Ольга удивилась, он прочел ее удивление, замер над ней.

– Правда? – спросила она.

– Ты никогда не слышала таких слов? Даже после такой вот ночи?

– У меня никогда не было такой ночи. Я вообще не думала, что такие слова произносят на самом деле. Не в шутку, не в романах, не в кино.

– Но я люблю тебя. Я знаю это так же точно, как то, что мы сейчас с тобой делаем, – заявил он.

– И что? – Она засмеялась.

– Нет, ты скажи, – пробормотал он, утыкаясь ей в шею.

– Любим друг друга, – прошептала Ольга.

– Ну вот, ты сказала это. Стало быть, говорят, когда любят.

Никита так крепко обнял ее, что Ольга почувствовала биение его сердца, хотя оно было довольно глубоко в большом теле.

Эпилог

– Это тебе, – сказала Ольга. – Подарок. Сегодня, помнишь, какой день?

– Годовщина нашей свадьбы, – сказал Никита. – Что это? – Он принял коробочку, перевязанную белой тонкой ленточкой.

– Я тебе говорила, что хочу попробовать сделать кое-что новое.

– Продвинуть вперед мыловаренное производство, – серьезным тоном сказал он.

– Можешь иронизировать сколько угодно. – Она засмеялась. – Но сначала посмотри.

Никита развязывал бантик на коробке, Ольга наблюдала, как большие пальцы мучаются над маленьким узлом. Но она не кинулась на помощь.

Наконец Никита отбросил ленту, снял крышку.

Он вынул то, что было внутри. Держал двумя пальцами и молчал. Потом поднес поближе к глазам.

– Одна-ако, – протянул он. – Понимаю, это лягушка. Похожа на нашу знакомую. Я не ошибся?

Никита повернул лицо к Ольге.

– Она, – сказала Ольга.

– Но это… Зонт? Лягушка держит зонт? Да еще в черно-белую клеточку? К тому же… белые клеточки – на самом деле белые. Но… из чего это? Неужели из мыла? – Никита поднес фигурку к носу. – Какой запах…

– Узнаешь? – тихо спросила Ольга.

– Сурепка, – сказал Никита. – Так пахло возле колодца, я помню.

– Молодец. – Ольга засмеялась. – Все так. Но отгадаешь ли ты, что это такое на самом деле? – спросила она.

– Ты имеешь в виду, на что намек? – осторожно поинтересовался он. – Понятно на что – на некоторые события в нашем общем прошлом.

– Не только. – Ольга засмеялась. – Эту лягушку я предлагаю назначить тотемом нашего рода. Ты согласен?

Никита быстро посмотрел на жену.

– Я всегда знал, что у меня будет необыкновенная жена. Но чтобы такая лукавая…

– Значит, ты согласен? – Ольга требовала ответ.

– Конечно, согласен, – сказал Никита. Потом, не выпуская из рук фигурку, обнял ее и тихо добавил: – Надеюсь, новые члены нашего рода так же полюбят ее, как мы с тобой.

Он осторожно приложил лягушку к ее животу и тихо спросил:

– Как ты думаешь? Он чувствует, что мы его уже любим? Он понимает, что мы его ждем?

Ольга кивнула:

– Конечно. Он тоже любит нас. Уже любит. Он скоро будет с нами…

Они сидели на высоком крыльце дома в Храмцово, смотрели на колодец. В нем нет лягушки – никогда больше она не перепутает колодец с морем.