Текст книги "Индиговый ученик"

Чтобы получить ответы, совсем не требовалось разрушать мост, который они построили вместе с иманом.

Пусть Беркут и стал избранным, но ведь именно Арлинг жил в Доме Солнца, куда не входили даже слуги; именно он сопровождал Тигра на встречах Белой Мельницы, о существовании которой большинство учеников только догадывалось; именно его, Арлинга, иман научил тому, что позволило ему выжить в первых двух кругах и продолжал помогать в третьем.

Ни один ученик не получал большего внимания и заботы мистика, чем слепой драган из Согдарии. Иман безмерно любил единственного сына Сохо, с которым виделся раз в год, а то и реже, тогда как с чужестранцем Арлингом проводил все свое время. Да, Регарди был его экспериментом, но он был удачным экспериментом. Глупая сцена в саду, когда учитель заставил его исполнять гарусту на потеху купцам, был вызвана не желанием унизить своего ученика, а необходимостью отвлечь от него внимание тех, кто мог, заинтересовавшись, протянуть ниточки в Согдарию, разрушив то, чем иман дорожил не меньше самого Арлинга. Учитель также не хотел, чтобы прошлое Регарди нашло их. И пусть зрение к Арлингу не вернулось, обретенное видение мира было куда ценнее глаз, которые, будучи зрячими, не видели ничего. Регарди было не за что обижаться на имана. Только на самого себя.

Месть Сохо тоже не стоила того, чтобы предавать учителя. Когда-то он отказался от мести людям, которые лишили его с трудом обретенного смысла. Разве можно было теперь мстить человеку за оскорбления, нанесенные словом?

Соглашаясь на игры, Арлинг надеялся ощутить истинный вкус смерти, раскрыть ее тайну, освободиться от безразличия, которым заразился, выполняя поручения имана. Сегодня он убил много людей. Смерть была везде. Она словно растворилась в воздухе, впитавшись в арену, зрителей, ночь, в него самого. Она была разной – горячей, острой, ледяной, медленной, тошнотворной, мгновенной и унизительной. Она была какой угодно, только не прекрасной. И смысла в ней не было. Как не было смысла в убийствах, совершенных им сегодня ради сомнительной цели. Он не приблизился к познанию смерти, не постиг ее тайны, не разгадал загадки. Интерес, который манил его столько лет, вдруг иссяк, словно истощившийся родник. Смерть являлась той частью мира, которую живым было постичь не под силу. Они могли покорно принимать ее, с ненавистью сражаться или с нетерпением ждать неизбежного конца, но Арлинг предпочитал нехоженые тропы. Мысль о смерти слишком долго владела его разумом, заставив позабыть о том, что он был еще жив. Ему не нужны были новые вопросы, потому что ответов, которые он получил, было достаточно. Оставалось лишь понять их смысл.

Мастеров солукрая, о которых так много говорил Сейфуллах, Арлинг тоже не встретил. Его противники были опытными бойцами, но никто из них не владел солукраем. Иначе до третьего круга он бы не добрался.

Новая мысль была свежей, как утренний бриз, напоенный ароматами ночной росы и прохладным туманом. Ему не нужна была победа. Древние знания серкетов, которые должны были открыться победителю, внезапно потеряли значение. Зато ясно стало другое. Погнавшись за новым смыслом, он, кажется, потерял обретенный ранее. Заблудился в бескрайних песках, упустив тропу, которую они с иманом с таким трудом нашли много лет назад. И хотя на этой тропе случалось всякое, сходить с нее ему еще не приходилось. До этого дня.

Бои Салаграна оказались пустышкой, медяком, покрытым сверху золотой краской. Приняв ее свет за сияние солнца, Арлинг думал, что прозрел, но снова ошибся. И хотя в его жизни было много ошибок, таких, как эта, не случалось. Самое страшное – он не знал, как ее исправить.

– Разве? – ехидно спросил кто-то, однако Азатхану голос не принадлежал. Полукровка шептался о чем-то с подошедшим серкетом, но Арлингу было некогда их слушать.

– Перестань жалеть себя, – рявкнул голос, и на этот раз Регарди определил его источник. Схватившись за плечо, где была изображена змея на рафии, он ощутил едва заметное движение под кожей. Сомнений не было. С ним разговаривало его собственное тело, а вернее, рисунок кучеярского мастера. Змея на пальме ожила, а в местах, где шипы рафии впились в ее шкуру, выступила кровь. Он был уверен, что красные капли жидкости, стекавшие по его плечу, ему не принадлежали.

Таких сильных галлюцинаций Регарди еще не испытывал. Подскочив, он принялся ожесточенно тереть плечо, но змея спряталась за ствол пальмы, вызвав болезненные ощущения по всему телу.

– Не трогай меня, – огрызнулась она. – Лучше подумай о том, что ты сейчас делаешь.

– А что я делаю? – возмутился Арлинг, не понимая, что ввязывается в опасный диалог с самим собой.

– Пытаешься усидеть на двух стульях, идиот, – прошипела змея. – Ты слишком дорого оценил свою единственную и неповторимую жизнь. Гордишься, что дошел до Лала? Преуспеть среди неравных несложно. Гораздо труднее смыть с себя грязь и найти дорогу назад.

– Я честно сражался. И это было нелегко.

– Истинная победа – не в победе над противником, а в победе над самим собой. Кажется, ты забыл остановиться.

Змея зашевелилась и, отделившись от плеча, повисла перед его лицом, пробуя на язык воздух. Арлинг поморщился и отвернулся. Тварь была права, но легче от этого не стало.

– Что мне делать? – спросил он, чувствуя, что нужная мысль кружила неподалеку.

– Уходить, – подсказала змея, заползая обратно под кожу. – Не будь глупцом. Ты получил то, зачем приходил. Настоящее знание – это ошибки и сомнения. Пора возвращаться.

– Из подземелья выход только на арену, а она охраняется серкетами и целой армией наемников. Не говоря о том, что мы в пустыне.

– Ты падал в пропасть, горел в огне, тонул в озере, а серкетов убил столько, что и не сосчитать. Что тебя теперь останавливает?

Змея обвилась кольцами вокруг шипастого ствола пальмы и медленно поползла вверх, исчезая за границами рисунка. Она была права. Он устал от преград, которые строил самому себе. Ошибки – тоже Путь. Путь, который никогда не кончается. Он найдет дорогу назад. Иман обучил его многим талантам, в том числе, находить выходы там, где их не было.

– Эй, Азатхан, – окрикнул Регарди полукровку, внезапно почувствовав необыкновенный прилив сил. Он сделал ошибку, но он же ее и исправит. – Я готов, выпускай меня.

Серкеты замолчали, Азатхан же улыбнулся:

– Я уже думал, придется выталкивать тебя силой.

На этот раз Скользящие превзошли самих себя.

Регарди был слепым и мог вообразить, что угодно, но правда была в том, что песок под ногами снова исчез. Ворочались гигантские колеса, стирая в пыль все, что попадало между ними, скрежетал металл, проносились сверкающие тесаки, крутились шипастые барабаны и извивались раскаленные нити. Возможно, все было не так страшно, но представить последнюю ловушку серкетов иначе не удавалось. Да и не хотелось. Несмотря на то что противник уже появился на другом конце арены – госкон любезно сообщил об этом, – Регарди не собирался прокладывать к нему дорогу через смертоносное поле. Человек нерешительно топтался на своем круге и должен был стать легкой добычей. Но Арлингу не нужна была его смерть.

Его путь лежал туда, где, улыбаясь, сидел иман. Уже один, потому что остальные его друзья, в том числе, Магда, покинули храм Бхудке. И он собирался к ним присоединиться. План был прост и бесхитростен. Добежать до стены, вскарабкаться до зрительских рядов, миновать их под прикрытием толпы и отдаться на милость пустыне. Помощник у него был один – темнота. Она должна была помешать лучникам целиться, когда он будет взбираться по стене, она же должна была прикрыть его от наемников, которые будут искать его в руинах посреди ночи.

Зрители кричали с особенным восторгом, хотя, по мнению Регарди, должны были давно охрипнуть. Впрочем, журавис обладал удивительными свойствами. Арлинг слышал, что люди выживали в пустыне неделями на одной только этой траве. Возможно, сейчас она ему бы не помешала.

Пожалев, что отказался от щедрого угощения Сейфуллаха, Регарди не удержался от паясничества. Отвесив в сторону госкона шутливый поклон, он сорвался с места, запретив телу думать об усталости. Отсчет пошел на секунды.

Раз – Арлинг достиг края площадки и прыгнул на спину механизма с торчащими из нее булавами.

Два – скачок и полет к стене под рев толпы, который мало напоминали звуки, издаваемые человеком.

Три – он прилип к стене, словно паук, крепко вцепившись ногтями в каменную кладку. Поверхность была шершавой, грубой, в зазубринах и впадинах, одним словом, идеально подходила для его затеи.

Серкеты, конечно, все поняли. Рядом засвистели стрелы, а сверху послышались крики и топот ног. Наемники проталкивались сквозь толпу, готовясь его встречать. Но пока они волновали его меньше всего. Стрелы были опасней. Он чувствовал себя превосходной мишенью и мог только шептать:

– В меня не попадут, в меня не попадут…

В него не попали, но и верха он тоже не достиг. Цепкая рука схватила его за ногу, рванув вниз и заставив повиснуть на пальцах одной руки. Толпа ликовала. Наемники сверху расслабились и уселись на лавку рядом с иманом, который наблюдал за всеми с равнодушием столетнего дерева.

– Учитель, помогите! – крикнул Арлинг, чувствуя, что скоро сорвется. Он не хотел вниз, на арену, и совсем не ожидал от своего противника такой прыти. А ведь это именно он тянул его сейчас вниз. Других людей на арене не было.

Но иман не откликался. Закинув ногу на ногу, он вытянул шею, с любопытством заглядывая вниз. Это было не по правилам, потому что все его друзья, сидевшие на этой лавке, ему помогали – Атрея, Беркут, даже Магда. Сейчас должен был наступить черед учителя, но кучеяр даже не шевельнулся, когда Регарди разжал пальцы, позволяя утащить себя на арену.

– Кто тебе сказал, что иман твой друг? – прошептал змея, слизывая кровь с его плеча. Она снова показалась из-за рафии, но момент для разговора был выбран неудачный. Соперник налетел на него, словно самум на одинокого путника, и Арлинг с трудом успел защититься. Злость придала силы, он вскочил, чтобы перейти в атаку, но очень скоро вновь оказался на земле – и не по своей воле. Противник был сильнее, быстрее и ловчее. Подняв Регарди, словно тот был пушинкой, он швырнул его в самый центр площадки, едва не насадив на вращающееся веретено. Арлинг успел увернуться в последний момент, оцарапав бок об острые края щелкающих рядом огромных ножниц – к счастью, он приземлился с другой стороны лезвий.

А вокруг крутились колеса с воткнутыми в них шипами, мелькали гигантские топоры и стучали иглы, норовя навсегда пришить его металлическими нитями к ненавистной арене.

– Поприветствуем непобедимого Аль Рата! – прорвался сквозь шум голос Госкона, заставив Арлинга отвлечься от созерцания собственной беспомощности. Он только что пропустил мощный удар по шее и усиленно старался не задохнуться.

Железная Кожа? Наверное, госкон перепутал, потому что Регарди хорошо помнил смерть ученика Сохо. Он проткнул его саблей и навсегда запомнил запах его крови. Кучеяр был мертв! Но поведение толпы говорило об обратном. Публика неистовствовала и ревела от восторга. Она встречала своего любимца, игнорируя простой факт, что выжить после такого ранения было трудно.

Противник на самом деле был похож на Железную Кожу. У него была маска паука, те же доспехи, тот же рост… Однако он не был Аль Ратом, потому что маска, наручи и панцирь на груди сохранили запах прежнего владельца, который разительно отличался от запаха человека, скрывающегося под ними теперь.

Но самое главное отличие заключалось в том, что он был неуловим. Оно и заставило Арлинга сомневаться, что в первых кругах был убит настоящий Аль Рат. Возможно, слухи о его потрясающих боевых талантах не были выдумкой. Сейчас Регарди казалось, что противник и в самом деле умел летать, а так как он оставался вне досягаемости любых его атак, то невольно напрашивалась мысль о том, что Железная Кожа действительно владел солукраем. И хотя его техника боя, приемы и удары были знакомы, напоминая Арлингу то, чему иман обучал его в подземелье Дома Солнца, в исполнении ученика Сохо они выглядели совсем по-другому. Так двигался иман, так двигался мастер.

Защищаться от ударов Аль Рата становилось труднее. Арлинга неумолимо теснили к яме, из которой раздавались нехорошие звуки, обещавшие либо раздавить его, либо разрезать на кусочки. Несколько раз он едва не попал под гигантский тесак, который, словно маятник, качался над ареной. Невольно вспомнился его самый первый противник, с которым Регарди играл, упиваясь собственным превосходством. Теперь он почувствовал себя на его месте. Ему казалось, что противник мог убить его тысячу раз, но отчего-то медлил. Возможно, развлекал толпу, а может, мстил за свою слишком быструю смерть во втором круге.

– Скоро кто-то превратится в песок, – прошептал змей, снова показавшись из его плеча. Получив удар ногой в грудь, Регарди отлетел к краю площадки, чудом не свалившись в жернова, крутящиеся внизу.

Арлинг поморщился, но не от боли. Если можно было бы управлять миражами, то он предпочел бы совет от имана, который продолжал спокойно сидеть на лавке в первом ряду, даже не пытаясь помочь ему.

Разозлившись, он прикусил губу, придя в восторг от вкуса собственной крови, и напал на Железную Кожу, собрав оставшиеся силы. Впрочем, их оказалось немного. Время играло на стороне врага, которому эта игра уже надоела.

Подножка, удар, рывок захваченной руки – и Регарди на земле. Боль в животе и выкрученных запястьях была короткой, сменившись тупым онемением всего тела. Почувствовав, что кучеяр наклоняется к нему и, поняв, что лучшей возможности для атаки может не оказаться, Арлинг ударил его ногой в живот, но внезапно понял, что у него не было ноги. И второй тоже. И рук. Он вообще перестал существовать, превратившись в песок, как и предсказывала мерзкая гадина, поселившаяся в плече.

«Касание Солнца» – атака по болевым точкам и полный паралич тела. Арлинг много раз отрабатывал этот удар на чучеле в школе, но в жизни предпочитал более легкие способы убийств. Наверное, он должен был гордиться, что Аль Рат не поленился убить его так сложно. А может, наконец, подействовал яд? Впрочем, что именно стало причиной его беспомощности, уже не имело значения. Похоже, он приближался к неизбежному концу, и эта ошибка станет в его жизни последней.

– Ты хорошо сражался, драган, – почти ласково прошептал Железная Кожа, – за это я подарю тебе красивую смерть.

Регарди вдруг почувствовал себя совсем скверно. Он знал этот голос! Совпадение было слишком невероятным, но многое, что произошло сегодня на арене, не могло быть правдой. Аль Рат говорил голосом Сохо, и запах, который казался ему знакомым, наконец, обрел своего хозяина.

Сын имана обхватил пальцами его шею и принялся медленно сжимать ее. Арлинг знал и этот прием. «Закат Луны» дарил осмысленную и неторопливую смерть. Иман говорил, что под конец жертва начинала видеть звезды и отблески рая. Регарди всегда было интересно, что при этом ощущали слепые, и сейчас ему представился случай получить ответ еще на один вопрос.

С каждым выдохом воздух покидал его тело, а пальцы Сохо продолжали медленно сжиматься, делая глотки жизни все меньше. Через пару мгновений воздух вообще не сможет проникнуть в сдавленное горло. «Закат Луны» мог длиться бесконечно – в зависимости от мастерства убийцы. Арлинг не сомневался, что его противник был достаточно искусен, чтобы растянуть его смерть надолго.

– Смотрю я на тебя и думаю, как удивителен этот мир, – прошептал Сохо. – Ты мог бы стать наследником целой империи, а предпочел умереть на арене, словно циркач из дешевого балагана.

Если бы тело Регарди не было бревном, наверное, у него получилась бы очень забавная гримаса. Из всего невероятного, с чем ему пришлось столкнуться сегодня, слова Сохо были самыми непредсказуемыми. Должно быть, он ошибся, и кучеяр имел в виду что-то другое. Ведь Школа Белого Петуха тоже могла быть подобна империи.

– А ты меня удивил, – продолжил Сохо, убедив Арлинга, что он не ослышался. – Сколько лет мой отец обучал тебя солукраю? Пять? Десять? Когда я увидел твои тренировки и рассказал о них в Пустоши, мне не поверили. После того, что ты показал сегодня, сомнений в преступлении моего отца не осталось даже у сомневающихся. Что только мы не делали, чтобы вернуть имана обратно в Пустошь. Он всегда нарушал правила, но обучение солукраю непосвященных карается смертью. Я говорю об истинном знании, а не о том, которым кормят идиотов с деньгами в кармане. Сегодня ты спас моего отца, потому что теперь у него не останется другого выхода. Ни я, ни настоятель не хотим его гибели. Он слишком ценен для серкетов, слишком нужен Нехебкаю. С твоим появлением все изменилось. Провести от тебя ниточки к императорскому дому в Согдиане было несложно, но настоятель велел мне молчать. Серкеты знали, что иман затеял опасную игру, которая, в конце концов, его уничтожит. Так и случилось. Мы долго думали о том, что с тобой сделать, но тут стало известно, что молодой Аджухам пригласил из Согдарии драгана для участия в Боях Салаграна, и мозаика сложилась. Беднягу Гракха закопали в песок, а твое согласие было предсказуемо. Когда в Балидете узнают, что ученик имана принял участие в запрещенных боях, школе придет конец. А Тигр вернется туда, где ему место – в Пустошь, к Нехебкаю. Белая Мельница без него проживет недолго. Так что, друг мой, можешь считать себя героем. Тебе удалось то, что серкеты безуспешно пытались сделать последние двадцать лет.

– Нет! – услышал Арлинг свой крик, не сразу сообразив, что он раздавался в его голове.

– Видел бы ты свое лицо, – рассмеялся Сохо. – Прости, забыл, что ты слепой. Впрочем, ты сделал почти невозможное. Дошел до третьего круга. За это я тебя уважаю. Эти игры должны стать последними Боями Салаграна, поэтому победитель нам был не нужен. Серкеты решили возродить традицию закрытых испытаний, которые будут проводиться только в Пустоши. Однако мы хотели, чтобы последние бои запомнили надолго. Надеюсь, ты оценил наши старания.

Пальцы Сохо все сжимались, секунды таяли, словно кристаллы соли в воде.

– Я передам отцу, что ты умер достойной смертью. У меня начинают уставать руки, но я подарю тебе еще минуту.

– Он убьет тебя, – прошептала змея, качаясь над его плечом.

Регарди в этом не сомневался.

– Но ты не имеешь права умирать. Ведь теперь это не только твой бой. Ты не можешь предать имана.

Я уже его предал, подумал Арлинг и мысленно потянулся к учителю, сидевшему среди зрителей. Но имана там уже не было. Он ушел, не став смотреть на смерть своего ученика.

– Нельзя допустить, чтобы школу закрыли, – шипела змея в одно ухо, тогда как в другое шептал голос Сохо:

– Тут много драганов из Согдианы. Я лично пригласил принца Дваро, он большой любитель азартных игр. Вы ведь родственники, верно? Двоюродные братья, если не ошибаюсь? Интересно, он узнает тебя через столько лет, если я сниму с тебя маску?

– Тебе нужна помощь, – уверенно произнес змей и почти выполз из плеча Арлинга, обвившись кругами вокруг пальцев Сохо.

Должно быть, гадина над ним издевалась. Регарди давно нужна была помощь, но его оставили даже миражи.

– Не волнуйся, – усмехнулся сын имана. – Я сохраню твою тайну. Ты это заслужил. К тому же, серкетам не нужны проблемы с Канцлером.

– Я могу помочь, – торжественно прошипел змей, зависая над его лбом. – Согласись впустить меня, и все изменится.

– Кто ты?

Рептилии не умели улыбаться, но Регарди показалась, что змей сделал именно это. Когда запахло цветочной пыльцой, он понял, что смутная догадка оказалась верна. Мастер нарисовал на его плече золотистого септора, одного из символов Нехебкая, которое теперь ожило и разговаривало с ним.

– У меня много имен, – загадочно произнес змей. – Но люди называет Совершенным. Впусти меня.

– Не соглашайся, – сказал Сохо голосом имана, и Арлинг понял, что конец близок. Странное было чувство. Ни звезд, ни отблесков рая он не видел. Должно быть, в рай вела другая дорога, а звезды слепым были недоступны и после смерти. Нехебкай… После всех миражей, которые являлись ему сегодня, неудивительно, что напоследок его навестил главный бог серкетов. Наверное, он, Арлинг, был очень высокого мнения о себе, раз смог представить такое.

– Не соглашайся! – повторил Сохо, но Регарди уже все решил. Ему не нужна была победа, но и проигрывать он тоже не собирался.

– Да, я хочу, чтобы ты помог мне, – мысленно произнес он, чувствуя, что нить, соединяющая его с жизнью, начала рваться. – Я стану воином Нехебкая.

В следующий миг змей его укусил.

Как и обещал Совершенный, все изменилось за секунды.

Место укуса взорвалось огненной болью, которая пронеслась по телу, вернув ему гибкость и свободу. Пальцы Сохо превратились в высохшие стебли, которые он оторвал от себя, не прилагая усилий. Удивление кучеяра ощущалось почти физически. Он попытался схватить Арлинга, но это было подобно тому, чтобы ловить руками падающую с неба звезду. Каким бы быстрым не был Сохо, Регарди был быстрее. Когда кучеяр смотрел вверх, Арлинг оказывался выше, а когда вниз – ниже. Он был неуловим. Когда Сохо нападал, то не мог даже дотянуться до него, а когда отступал, возможности убежать уже не было. Регарди чувствовал, как в нем бурлил солукрай. Он был лавой, ищущий выход из подземных недр, самумом, летящим над дюнами пустыни, гигантской волной, родившейся в океане, чтобы уничтожить сушу. Арлинг мог перепрыгнуть через весь город, убить врага одной мыслью, разбить скалу, отрывая от нее огромные камни.

Сохо стал куском глины, которой можно было придать любую форму, деревянной доской, в которую следовало вбить железные гвозди, влажной тряпкой, из которой нужно было выжать воду.

Регарди остановился, когда понял, что держал в руках мертвую плоть. Он и не заметил, как жизнь ушла из тела Сохо. Задохнувшись от возмущения, он швырнул его в яму с жерновами. Кучеяр посмел умереть, раньше, чем он ему позволил. Он думал, что всесилен, но смерть оказалась быстрее. Она всегда его опережала.

Внезапное понимание было похоже на прозрение. Вот, кто был его истинным врагом. Смерть украла у него любовь, лишила дома, отравила своим дыханием его молодость. И столько лет оставалась безнаказанной. Арлинг-человек не мог с ней соперничать, но Арлинг-бог собирался отомстить за несправедливость.

– Мы догоним ее, – прошептал септор, устроившись на его плечах. – Я чувствую, она где-то там, среди толпы.

Регарди кивнул, согласившись с мудрым советником. Ему давно надоела эта арена с жалкими человеческими игрушками. А особенно серкеты, которые суетливо открывали ворота, собираясь спуститься к нему на сцену. Он не собирался их ждать. Отмахнувшись от стрел, Арлинг одним скачком оказался у стены, преодолев ее за пару секунд. Возможно, он даже взлетел. Человеку такое было не под силу, но для бога преград не существовало.

Времени, чтобы насладиться собственным могуществом не было, и Регарди заторопился. Смерть убегала, скрывшись за плотными рядами людей, которые бессмысленно суетились, путаясь под ногами. Одни пытались убежать, другие что-то кричали, третьи хотели его убить. Глупцы. Бог не мог умереть, поэтому не мог умереть и он.

Арлинг заподозрил неладное, когда рядом послышался женский визг, а его руки стали скользкими от крови. Что-то пошло не так.

– Это не я, – отчаянно прошептал он. – Не мои мысли, не мои желания…

Но змей ласково потерся о его щеку и прошептал:

– Не останавливайся. Кругом враги.

Септор был прав. Смерти не уйти от него.

Он вклинился в зрительские ряды, словно нож в кусок свежей халвы. Все, что мешало погоне, уничтожалось. Крикнул и навсегда замолчал ненавистный голос госкона, но смерть была чертовски ловким противником. Она маячила впереди, постоянно меняя маски и превращаясь в людей, которых он когда-то знал и которые покинули его. Она – Магда, она – Атрея, она – иман. Она многолика и неуловима.

Все кончилось так же внезапно, как и началось. Очнувшись, он долго не мог понять, откуда в комнате под ареной появилось столько камней. Впрочем, потребовалось немного времени, чтобы понять, что он был не в подземелье. Его окружала пустыня, и солнечные лучи робко, но неумолимо ползли к нему из-за горизонта. Сначала они коснулись его ноги, скользнули выше, попали на руку, захватили плечо и шею. Через мгновение Арлинг был залит ими весь, с удивлением прислушиваясь к новому чувству. Ему не было горячо или холодно, его никто не обжигал и не старался утопить или разрезать на части. Он словно попал в объятия матери, которые никогда не знал раньше. Солнечный свет задержался на нем ровно столько, сколько требовалось для окончательного пробуждения, и медленно пополз дальше, накрывая один за другим валуны и булыжники, покрывающие пустошь. Наступал рассвет. На пороге маячил новый день, но Арлинг не был уверен, что им по пути.

Поднимался он долго. Ему хотелось убедить себя в том, что он ничего не помнил, но память сохранила все – до последней мелочи. Арена, ловушки серкетов, попытка побега, битва с Сохо, укус змея-септора и безумная погоня за смертью. Схватившись за плечо, он болезненно поморщился. Кожа на месте рисунка была содрана, свисая по краям рваными клочьями. Слишком малая плата за полученный опыт. Не считая раны на плече, он отделался парой треснувших ребер, порезами, ссадинами и ожогами, которые не представляли угрозы для жизни.

Он помнил все. Даже то, как попал сюда. Загнанная лошадь валялась в паре салей, став кормом для падальщика, посматривающего в его сторону. Упав на колени, Арлинг согнулся в приступе тошноты, испытывая отвращение к самому себе. Что он наделал? Почему не остановился? Кто он теперь? Безумный убийца или человек, совершивший непоправимую ошибку?

Как-то иман сказал ему: «Не узнав себя, ты всегда будешь в опасности». В свое время Арлинг так и не воспользовался мудрым советом учителя, а сейчас уже было поздно.

Огненный диск солнца оторвался от горизонта и медленно пополз в небо, страдая от собственной тяжести и поднимая волны зноя, которые с каждой минутой становились сильнее. Еще пара часов и камни под Арлингом превратятся в раскаленную жаровню.

Ему было все равно, где умирать. Поднявшись, Регарди бесцельно побрел навстречу огненному светилу. В голове было легко и пусто. Должно быть, он все-таки догнал смерть, которая уничтожила все, что имело смысл и значение, в том числе и его самого. Осталась одна пустыня.

Арлинг не знал, сколько времени прошло, когда его окликнули:

– Эй, парень, тебе помочь?

Слуховые галлюцинации среди дюн и барханов – обычное явление, поэтому он не остановился, продолжая ступать по камням негнущимися ногами. Но голос не умолкал:

– Что с тобой случилось? Нужна помощь?

Мираж превратился в группу всадников, телегу груженную тюками шелка и торговок, испуганно выглядывающих из повозки. Фермеры, направляющиеся в Балидет со своим нехитрым товаром. От них пахло верблюжьим молоком и лепешками. Странно, что имея пустоту в голове и сердце, он чувствовал такие мелочи, как жажду и голод, которые вдруг вцепились в него, словно пара свирепых коршунов.

– Великий Омар! – вдруг воскликнула одна из женщин. – Да он, должно быть, из того разоренного лагеря, на который мы наткнулись этой ночью. Гасан тогда еще сказал, что кто-то из купцов мог уцелеть, но мы торопились и проехали мимо. Только керхи способны на такое! Посмотрите, его, наверное, пытали!

Арлинг хотел возразить, но неожиданно для себя кивнул, схватившись за протянутую руку помощи. От шелковых тюков исходил приятный запах – домашний, нежный и заботливый.

Не понимая себя, Регарди разлепил запекшиеся губы и отчетливо произнес:

– Да. Их было много. Никто не выжил.

– Бедняжка! – захлопотала вокруг него добрая женщина, а Регарди вспомнил другую кучеярку. Она потратила много денег, чтобы попасть на самые великие бои Сикелии, не подозревая, что они станут последним развлечением в ее жизни. И таких, как она, была много – беспечных зрителей, попавших под руку безумного слепого драгана. Содрогнувшись, Арлинг уткнулся лицом в мягкий тюк, чувствуя, как его заботливо хлопают по плечу. Кучеяры были отзывчивыми, добрыми людьми. Такие могли беззаботно приютить дома змея, не подозревая, что однажды он убьет их.

– Ты откуда, парень? – сочувственно спросил нашедший его всадник. – Из Балидета?

Из великого множества ответов, Арлинг выбрал самый неподходящий:

– Да, – кивнул он. – Вы знаете Школу Белого Петуха?

– Кто же ее не знает! – воскликнул человек. – Иман Тигр ее основатель, если не ошибаюсь. Его еще называют мистиком. Ты его сын? Или ученик?

Искушение солгать было слишком велико, но Арлинг его преодолел.

– Нет, мы всего лишь знакомые, – прошептал он. – Его сын мертв, его ученик тоже. Я должен сказать ему об этом.