Текст книги "Индиговый ученик"

– Атрея выглядит просто шикарно, – протянул Сахар, наваливаясь на Регарди, чтобы лучше разглядеть учительницу танцев. – Такого костюмчика я у нее еще не видел. Боже, а что она сделала со своими волосами. Хотел бы я потрогать это чудо!

Арлинг не мог видеть ее наряда и прически, но по облаку тонких ароматов, которое окутывало фигуру сестры имана, сделал вывод, что кучеярка готовилась к пиру долго и тщательно. Как было принято у кучеярок, каждая часть ее тела благоухала неповторимым ароматом. Изящные руки трепетно пахли сандалом, нежные щеки – мускусом, а выступающие ключицы – шипровой розой.

«Неужели, она тоже сходит с ума по племяннику?», – с горечью подумалось ему. Он не знал, заметила ли его Атрея, но на всякий случай, почтительно склонил голову. Пусть у нее потом не будет поводов упрекать его в невежливости. Букет ароматов, исходящий от кучеярки, резко контрастировал с запахами от Зерге, которая сидела рядом. Горькие нотки ириса, сладковатый аромат ванили и слегка пряный запах шибанских грибов могли говорить об опыте и могуществе пожилой женщины, но Регарди они напоминали только одно – старость и приближение смерти.

Между тем, Сохо утолил голод и, не спеша поднялся, собираясь говорить. Арлинг чувствовал, как от имана исходили мощные потоки гордости за сына, который не притронулся ни к мохане, ни к другим веселящим напиткам, ограничившись аракосом. В зале и до этого было тихо, а сейчас гости и вовсе замерли, словно боялись, что суровый телохранитель Сохо заставит их расплачиваться за шум головой. В наступившей тишине голос кучеяра должен был раздаваться далеко за пределами трапезной. И чем больше Арлинг слушал его, тем больше ему становилось не по себе.

На какой-то миг ему показалось, что это учитель приветствовал собравшихся. Тон, громкость, ритм речи – все было настолько похожим, что если бы он не знал, что говорил Сохо, то подумал бы, что выступал иман. Теперь облик Сохо уже больше не казался безликим. И хотя Арлинг по-прежнему не находил в нем особых примет, голос кучеяра с лихвой компенсировал этот недостаток. Дерзкий, сильный, уверенный, таящий в себе не одну тайну. Сохо нельзя было прочитать, как книгу. Он был моллюском с твердой ракушкой, о которую можно было сломать зубы.

Кучеяр говорил так, словно был богом, общающимся с паствой. Арлинг знал такие речи. Когда-то он часто слышал подобное от собственного отца во время длинных и нудных церемоний в Согдиане. Это было настоящее искусство – говорить ни о чем. Сохо умело жонглировал пышными оборотами и цветастыми сравнениями, купаясь во внимании слушателей. Прошла уже четверть часа, но Арлинг так и не понял, о чем рассказывал любимец имана: о погоде, о любви к родине или об открытии нового источника в Холустайской пустыне, который он назвал своим именем. Регарди внимательно слушал каждое слово, пытаясь найти хоть одну причину для симпатии к говорящему. Но казалось, будто этот человек вобрал в себя все те качества, которые раздражали его в людях. Чересчур самоуверенный и слишком дружелюбный, он был похож на стручок жгучего перца, обсыпанный сахарной пудрой.

Воспользовавшись паузой в словах Сохо, Арлинг громко откусил яблоко, но хруст, раздавшийся в тишине, был бурей в стакане воды. Ни Атрея, ни иман, ни, тем более, Сохо даже не обратили на него внимания.

Сахар тоже не реагировал. Откинувшись на подушки, он едва дышал, сдерживая икоту. Протянув руку, Регарди насчитал перед ним пять пустых мисок и присвистнул. Пока он изучал сына имана, керх решил завершить спор о том, кто больше съест, в свою пользу, опустошив все ближайшие блюда. Арлинг шутливо поклонился, признавая поражение, но Сахар лишь махнул рукой. Похоже, ему было трудно шевелиться.

– Достал уже этот болтун, – прошептал он, вытирая пот со лба. В отличие от Регарди, которому по-прежнему казалось, что по трапезной гулял свежий ветер, гости изнывали от жары, треща веерами и обмахиваясь платками.

– Точно, – поддакнул Арлинг. – Откуда он вообще взялся, этот Сохо? Где он был все это время?

– Путешествовал, – лениво протянул керх. – Говорят, в мире нет мест, где бы он ни побывал.

– И Гургаран переходил?

– Нет, – усмехнулся Сахар. – Там еще никто не был. Хотя… Учитывая, что он учился в Пустоши Кербала, все возможно.

– Он прошел Испытание Смертью? Индиговый, да? – вопросы посыпались из Арлинга, словно зерно из мешка, который должен был лопнуть давно – от старости и непомерного груза – но держался до последнего.

На них зашикали соседи, так как Сахар внезапно прыснул от смеха.

– Тоже мне выдумщик, – обозвал его керх. – Эти дорожки для таких, как мы, а Сохо всегда шагал по облакам, ближе к солнцу. Ты столько лет живешь в школе, неужели до сих пор ни одной сказки о нем не слышал?

Арлинг покачал головой, чувствуя, что настроение портится еще больше.

– Ну, ты даешь! – удивился Сахар, словно не замечая мрачного настроения товарища. – Да спроси любого керха на рынке, и тот тебе ответит, кто такой Сохо.

– Ладно, – сжав зубы, прошептал Арлинг. – К счастью, чтобы найти «любого керха» мне не нужно идти на рынок, потому что один как раз сидит рядом. Так, кто такой Сохо?

– Сохо, Сохо… – протянул Сахар, задумчиво крутя в пальцах кусок халвы. Регарди с тревогой подумал, не собирался ли он ее съесть, но керх решительно отложил лакомство в сторону.

– В Балидете Сохо известен не как сын основателя Школы Белого Петуха, – наконец, произнес Сахар. – Он хорошо поработал над своей репутацией и никогда не любил имана так, как он его. Это замечают все, кроме самого учителя. Кстати, с ним на эту тему лучше не разговаривать, неприятностей не оберешься. Никто не знает, что случилось на самом деле, но Сохо с детства воспитывался в Пустоши. Он вырос на тайнах серкетах, и за это Беркут его ненавидит, потому что завидует. К тому же, Сохо богат. Болтают, что денег у него столько, что он давно мог купить Дворец Гильдии со всеми купцами. Говорят, предыдущий настоятель пустоши очень любил его и оставил ему в наследство несколько рудников в Иштувэга, хотя это только слухи, – Сахар задумчиво почесал подбородок. – Да, пожалуй, о Сохо болтают больше, чем о первом купце Балидета. Даже не знаю, с какой байки начать.

– С самой сказочной, – пошутил Арлинг, хотя ему было совсем не смешно. Чем больше говорил Сахар, тем мрачнее становилось у него на душе. Была ли это зависть, он не знал, но симпатии к Сохо значительно поубавилось.

– Например, говорят, что он умеет летать, – хмыкнул керх. – А еще, что он знает все языки мира, может целый месяц жить без воды и пищи, умеет поворачивать голову назад, словно птица, и видит в темноте. Самую правдоподобную сказку мне рассказала Атрея. Она как-то напилась и разоткровенничалась. Так вот, Сохо знает древнее искусство боя, которым владели воины Нехебкая. И знает его очень неплохо. Откуда – это другой вопрос. Кто-то говорит, что это бывший настоятель Пустоши, несмотря на запрет, обучил его. Другие считают, что Сохо получил знание от самого Нехебкая. Как бы там ни было, но он действительно один из лучших бойцов, которых я встречал.

– Лучше имана? – ухмыльнулся Арлинг, довольный, что подловил друга, но Сахар серьезно кивнул, и, наклонившись, едва слышно прошептал ему на ухо.

– Я однажды видел, как они дрались.

– Сохо с иманом?

– Да! Сохо отбивал все атаки учителя с такой легкостью, словно сражался с ребенком. А когда ему надоело, обездвижил его одним касанием руки.

Регарди прикусил губу. Наверное, Сахар что-то напутал и истолковал увиденное по-своему. Например, учитель мог поддаться сыну.

– А что это за искусство такое? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал не сильно заинтересованно. Ведь ему было все равно, что там умел этот Сохо.

– Его называют «солукрай», – охотно пояснил керх. – Или «Последний Танец Изгнанного», но мне кажется, перевод уже в наше время придумали. Я как-то спросил о нем имана, на что он мне ответил…

Но что ответил учитель, Арлинг не расслышал, потому что гости вдруг закричали, одобрительно затопав ногами.

– Расскажи нам о Согдарии, Сохо! – закричал кучеяр, сидящий напротив. – Хотим знать, как живут северяне!

Поборов желание запустить в шумного гостя баранью лопатку из тарелки Сахара, Регарди наклонился к керху еще ближе:

– Так что тебе сказал иман?

– Ничего, – фыркнул керх. – Отправил бегать на стену, словно я провинился. До самой ночи. Но на следующий день я пришел к нему снова и повторил вопрос. И тогда он сказал, чтобы я забыл о солукрае, потому что человек должен оставаться человеком и всегда помнить о смерти. Однако со временем я все-таки вытащил из него то, что хотел. Так вот. Солукрай появился в тот день, когда Нехебкай был изгнан на землю. Бога жгло пламя мести, угрожая испепелить его самого и новый мир, куда он попал. И тогда, по совету Сомневающегося, он превратил свой гнев в танец. Так родился солукрай. Гнев Нехебкая прошел, но танец подглядели слуги, которые, несмотря на запрет своего хозяина, сохранили его для потомков. Со временем, солукрай превратился в одну из самых смертоносных боевых систем мира, просочившись от серкетов во многие секты. Например, к етобарам. Говорят, они обучают ему адептов с младенчества. Многие Скользящие считали, что это знание нужно предать забвению, и среди них был иман. Беркут думает, что это и было причиной того, что учитель ушел из пустоши, оставив служение Нехебкаю. «Забудь о солукрае, – сказал мне иман напоследок – ведь если стоишь прямо, кривая тень не страшна. Солукрай украл у меня сына, я не хотел бы потерять еще и ученика». Вот так. Больше мы об этом не разговаривали.

Сахар замолчал, но его рассказ только подогрел любопытство Арлинга. «Жаль, что здесь нет Финеаса», – подумалось ему. Уж кто должен был знать об этом солукрае, так это Фин. Кучеяр был помешан на боевых искусствах. Вот только Финеас был далеко, а Сохо, овладевший таинственным искусством боя, сидел в паре салей от него и ругал Согдарию.

– А кто его мать? – спросил Арлинг, вспомнив, что давно хотел разузнать о женщинах имана.

Но Сахар только пожал плечами.

– Одни болтают, что она была артисткой из бродячего цирка, другие считают, что она прислуживала жрецам в Пустоши. Я как-то пытался разговорить Атрею, но понял, что наступил еще на одну больную семейную мозоль. По слухам, жена имана оставила его с ребенком, едва оправившись от родов. Убежала то ли с бродячими керхами, то ли с караванщиками. В Балидет Тигр приехал уже без нее. Сохо тоже прожил с ним недолго. Как я понял из слов Атреи, иман что-то пропустил в его воспитании, увлекшись школой и Белой Мельницей. Когда Сохо исполнилось десять лет, мальчишка сбежал в Пустошь вместе с серкетом, который приехал на Летние Испытания. А обратно возвращаться уже не захотел. Не понимаю, за что иман его любит.

Арлинг понял, что слишком сильно вонзил ногти в ладонь, и заставил себя расслабиться. Жалость в голосе Сахара была предназначена иману, но ему казалось, что ее тугие плети впиваются в его собственную спину.

– Сколько ему сейчас? – спросил Регарди, поняв, что определить возраст Сохо по голосу не получится.

– Наверное, под тридцать, может, меньше, – пожал плечами Сахар. – Мне надо отлить, но сюда я, наверное, уже не вернусь. Ты тоже не засиживайся. Не думаю, что Сохо обидит наше отсутствие.

Арлинг кивнул, соглашаясь с керхом. Однако возвращаться в Дом Утра не было смысла. После того, что он узнал, у него вряд ли получится быстро заснуть. Его переполняли эмоции, а шрам в боку напоминал о себе короткими толчками боли.

«Не надо было столько жрать», – сердито подумал Регарди. Пожалуй, самая интересная часть пира кончилась. Ему тоже пора было уходить.

Он уже собирался встать с подушки, как вдруг трапезную наполнили давно забытые имена из прошлого. И хотя Арлинг думал, что они уже давно ничего не значили для него, ему внезапно стало не по себе. Словно из жаркой Сикелии его волшебным образом перенесло в заснеженную Согдиану, бросив головой в ледяную прорубь. Из нее было трудно выбраться в одиночку.

– Императору Седрику стоило родиться женщиной, – рассказывал Сохо, с трудом сдерживая смех. – Его новое стихотворение о бутоне розы, который не хотел распускаться, весьма популярно. Говорят, его зачитывают осужденным перед казнью в знак доброго отношения императора ко всем поданным. Предлагаю перенять этот обычай у наших соседей. Вы только представьте, как взлетит посещаемость казней. Я бы многое отдал, чтобы посмотреть на лицо висельника, которому перед смертью читают о прекрасном закате.

Над столами с изрядно поредевшими блюдами прокатился дружный смех, и довольный вниманием Сохо продолжил:

– Канцлер у них тоже веселый. Последняя столичная байка – о том, как он приказал напоить арвакских послов журависом и отправить пешком до Гундапакса, откуда многострадальных должен был забрать корабль. Война драганов с арваксами похожа на борьбу муравьев за огрызок яблока. Было бы что делить. Пара комков грязи, которые кто-то назвал островами. Согдария мельчает, стаптывается, грязнет в маразмах. В столице все давно покупается и продается. К примеру, я заплатил всего триста согдариев, чтобы попасть на Городской Совет, где чиновники отчитывались о проделанной за год работе. Их сочинения представляли не больший интерес, чем стихи императора, но мне хотелось посмотреть на Канцлера, этого человека-легенду, которого почему-то называют Бархатным. Должен признаться, я был разочарован. Может, раньше он и был Бархатным Человеком, но со временем его сильно поела моль. В его словах и поступках виден жалкий старик, который из последних сил цепляется немощными пальцами за штурвал власти. В его былом покрывале величия столько дыр, что не за горами тот день, когда порвутся последние нити, и перед нами окажется беспомощный скелет, который развалится от первого сквозняка.

«Браво, Сохо! – горько подумал Арлинг. – Какая речь, какие метафоры!». Ни слова лжи, все – правда. Элджерон всегда был таким – хитрым, злым, бессердечным. И старым. Отец был дряхлым уже тогда, когда все случилось. За минувшее время он должен был постареть еще больше.

Жизнь человека непрерывно убывает, и с этим ничего нельзя поделать, вздохнул Регарди, не понимая, отчего вдруг стало не хватать воздуха. Ведь ему было все равно, что считал этот напыщенный индюк о его бывшей родине. Арлинг уже давно не был драганом, впрочем, и кучеяром тоже. Быть ни там и ни тут – удел всех беглецов.

– Драганы вообще смешной народ, – продолжал Сохо. – Например, взять как они строят мосты. Нагонят солдат, крестьян, поставят палатки для охраны, которая следит, чтобы никто со стройки не убежал, и где-то во всем этом хаосе мелькает пара человек, пытающихся построить собственно мост. Я наблюдал такую картину в Ярле. А их медицина… Одно название. Мой слуга потерял ногу из-за того, что какой-то шарлатан в городской больнице неправильно обработал рану. Драганские врачи умеют только трупы вскрывать, в этом они мастера. Столько трудов по анатомии насочиняли. В одной местной лавочке я купил такую книжку, а потом показал ее знакомому лекарю из Самрии. Он очень удивился, не досчитав пары костей в запястье. А их еда – это отдельный разговор.

– Давай, Сохо, расскажи нам про то, что жрут эти свиньи! – закричал кучеяр, сидящий напротив Регарди. Количество выпитой моханы должно было давно превзойти размеры его желудка, но купец странным образом еще не лопнул.

«Мне нужно уйти отсюда», – решил Арлинг, но ноги словно приросли к полу, не желая двигаться.

– Их еда пресна и безвкусна, – с выражением произнес Сохо. – Мне приходилось возить с собой повара, чтобы не умереть с голоду. Причем, качество пищи не зависит от уровня жизни. Что лорды, что крестьяне – все одинаково обожают вареную репу, от которой, прошу милых дам меня простить, из живота потом выходит такой смрад, что не помогают даже благовония. Питаются они так же, как лечат своих больных и строят мосты. Бездумно и хаотично. А некоторые блюда так и остались для меня загадкой. К примеру, никто не смог объяснить, почему мясо, закопанное в землю на неделю, вкуснее куска свежей баранины, пожаренного с кровью на вертеле. Они вообще любят все тухлое и порченное. Например, овощной суп у них принято есть только через пару дней, когда в нем появляется характерный запах, а еще лучше – плесень…

– Это неправда, – прошептал Арлинг, но его слова затерялись в хохоте зала, словно щепки в водах Согдианского моря.

– А их женщины… – загадочно протянул Сохо, и его тон не обещал ничего хорошего. – Покажи ей золотой, и она твоя. В мире нет более доступных существ, чем драганки. Особенно те, что из деревень.

– Неправда! – воскликнул Регарди и замер, потому что в неожиданно наступившей тишине его крик прозвучали слишком громко. В боку болезненно пульсировал шрам, а сердце грохотало в унисон барабанов, стучавших в его голове весь вечер.

Арлинг проглотил горькую слюну и медленно встал, удивляясь, каким легким стало тело, которое не хотело слушаться еще минуту назад. Теперь на него смотрели все. Все кроме имана. Учитель опустил голову, тщательно срезая кожуру с груши, словно важнее этого занятия ничего не было

Между тем, Сохо не спеша поднес к губам кубок, сделав глоток. В отличие от многочисленных гостей школы и самого Арлинга он пил только воду и по-прежнему оставался трезвым.

– Так-так, оказывается у нас в гостях драган, – протянул он с улыбкой. – Тебе повезло, что ты в Балидете, парень. Не каждый северянин может насладиться нашим гостеприимством. Налейте ему моханы, пусть веселится.

«Мохана мне уже не поможет, Сохо», – подумал Арлинг, жалея, что не сдержался, и, понимая, что назад пути не было. Несмотря на то что внутренний голос настойчиво советовал немедленно покинуть трапезную, тот Регарди, который еще помнил цвет ночного неба, уже проснулся и не собирался уползать обратно в бездну забвения, куда упорно сталкивал его другой Арлинг – настоящий.

– Твое великодушие поражает, мудрый Сохо, – произнес Регарди, тщательно выговаривая кучеярские слова, которые вдруг стали вязнуть на языке. – Я действительно горжусь быть гостем щедрого хозяина, – он слегка поклонился иману, который по-прежнему делал вид, что происходящее его не касалось. – И чтобы не нарушить вековые традиции кучеяров, я должен поступить так, как велит мне бог домашнего очага Затута, – Арлинг сделал еще один поклон, теперь в сторону статуи пузатого божка, дремавшего в углу. – Я должен ответить.

– Ага, – развеселился Сохо, – у драгана есть что сказать! Это уже интересно. И что же ты хочешь мне ответить? Что я солгал?

В трапезной стало еще тише, потому что перестали жевать даже те гости, которые сидели вдалеке. Арлинг ощутил на себе сотни пристальных взглядов, из которых выделялись один любопытный – Сохо, другой тревожный – Атреи и третий ненавистный – Зерге. Учитель все так же чистил грушу и, наверное, уже срезал мякоть до сердцевины. Регарди потянулся было к кубку с моханой, но быстро отдернул руку. «Трость нужна до того, как упал, – напомнил он себе, – а ты слишком давно ползаешь по песку, забыв, что когда-то умел ходить».

– Нет, ты все сказал верно, – кивнул он Сохо. – Но чтобы твое путешествие по Согдарии выглядело еще более ярким, я немного добавлю. Начну с того, что Арвакские острова – это не комки грязи, а спорные территории с богатыми промыслами, которые с давних лет переходили от одного народа к другому. Золото, добываемое в арвакских рудниках, гораздо чище иштувэгского и стоит в разы дороже. А так как острова были открыты драганами, и это отражено в древнейших летописях, то притязания согдарийцев на эти земли вполне уместны. Арваксы пришли с севера куда позднее, воспользовавшись борьбой за власть, которую развернули братья Седрика Первого. Поэтому Арвакские острова – это очень ценные комки грязи, слишком обильно политые кровью драганов, чтобы отдать их дикарям с севера.

«Пожалуй, лучше бы не сказал и отец», – похвалил себя Арлинг, стараясь не замечать учителя, который теперь смотрел на него так пристально, что Регарди сто раз пожалел, что привлек его внимание. Чего в нем было больше – жалости, гнева или удивления – оставалось загадкой. Сохо его не перебивал, остальные кучеяры напряженно молчали, и Арлинг продолжил, надеясь, что у него не сильно дрожал голос.

– Во-вторых, чтобы попасть на городской совет Согдианы совсем не нужно платить триста монет. Достаточно обратиться с предложением по улучшению благоустройства города, и тебе разрешат не только посмотреть на тех, кто правит страной – за исключением императора, – но и выступить перед ними. Такие слушания проводятся в конце каждого заседания, и очень популярны. Но, если сказать нечего, а побывать на совещании хочется, можно и заплатить. Те триста монет, которые с тебя взяли, обычная плата за вход для чужестранцев. Чиновники Согдианы не скрывают свои лица, а твои деньги пойдут не в их карманы, как ты, наверное, подумал, а на строительство дорог на арвакском побережье. Кстати, о строительстве. Да, драганы не умеют возводить таких прекрасных сооружений, как Цитадель Омара, Южный Храм Семерицы или дворец Торговой Гильдии Балидета. Мостовых, похожих на Багряную Аллею, у нас тоже нет. Мы строим практично, основательно и без изысков. Так, как строили наши предки. А теперь я хочу задать один вопрос. Разве великолепные дворцы Самрии и площади Балидета – это заслуга кучеяров? Легендарные древние, которые оставили вам в дар прекрасные храмы и белоснежные охотничьи башни, были очень щедры, не правда ли? Вы живете на руинах памяти другого народа, а драганы строят будущее своими руками.

Арлинг выдохнул, но боясь, что ему не дадут закончить, торопливо заговорил снова. Торжество момента не могло продлиться вечно, а расплата должна была быть скорой и жесткой.

– И, в-третьих, мне жаль твоего слугу, у которого отняли ногу, Сохо. Но гангрена не разбирается в странах, и ей все равно, кого убивать – кучеяра, драгана или керха. Впредь советую не покупать трактаты по медицине в придорожных лавках, потому что чужеземцы легко становятся жертвами мошенников не только в Сикелии. В этом наши страны, увы, похожи. Легковерные путешественники, увидевшие верхушку айсберга, часто увозят обиду к себе на родину, порождая слухи о людях с тремя головами. И мне жаль, что из всего обилия согдарийской кухни, тебе запомнилась только репа. Мы действительно ее любим, – не меньше, чем вы чечевицу, от которой, да простят меня милые дамы, живот начинает жить собственной жизнью. В чужой стране вообще не стоит быть слишком доверчивым. Если бы мне сказали, что тухлятина – это деликатес, я бы все-таки заподозрил хозяина в лукавстве и попросил пожарить мне просто хороший кусок мяса. Удивлен, как ты не отравился. И еще. Если мы веселимся, то не добавляем в еду наркотики, а пьём серьезные напитки. Не хочу никого обидеть, но мохана по сравнению с драганской «Зеленой Феей» – детское молочко. Что касается женщин, то если ты приезжал в Согдарию только затем, чтобы проверить, за сколько можно купить жрицу любви в столице империи, тебе не стоило забираться так далеко. Уверен, кучеярки из местных домов любви ничем не уступают в своем ремесле драганкам.

– И последнее, – Арлинг позволил себе улыбку. – Да, Канцлер стар, а его поступки давно отдают маразмом и безумием. Но я не ошибусь, если скажу, что вы все его боитесь. Трясетесь при одном упоминании о Жестоких, которых он придумал, воспитал и наслал на вас, как смертоносную саранчу на спелое поле ржи. Я задам самый последний вопрос. Если драганы так смешны и нелепы, почему вы до сих пор послушно платите им дань? Почему не освободитесь от «смешной» Согдианы, в которою ежегодно посылаете ломящиеся от роскоши галеры? Думаю, ответ не требуется. Мудрые, цивилизованные, сильные духом и верой кучеяры однажды уже были захвачены слабыми, смешными и дикими драганами. А, как известно, случившееся дважды, может случиться и в третий раз. Я бы хотел дать тебе совет, Сохо. Не езди больше в Согдарию. Это не твоя страна. Человеку, выросшему в песках Сикелии, лучше рассказывать о смертельных самумах и жарких теббадах, а не о том, как лечат раны северяне, о которых за несколько месяцев путешествия по стране с тысячелетней историей, ты сумел узнать лишь то, что они едят репу с тухлым мясом. Спасибо за ваше внимание, господа.

С этими словами Регарди перешагнул через подушку и на негнущихся ногах покинул трапезную, до последнего ожидая, что его схватят и оторвут голову. Но его никто не остановил и не стал кричать вслед проклятия. Он вышел из зала в полной тишине и, только очутившись на свежем воздухе, понял, что разрушил еще один мост. На этот раз тот, с которого не успел сойти.

Войдя в спальню учеников, Арлинг подумал, а не начать ли ему сразу собирать вещи, но потом решил, что всегда успеет заняться этим с утра. Беркут уже вернулся с Огненного Круга и тяжело сопел, уткнувшись носом в циновку. Ол бормотал о том, что нужно уходить, но прислушавшись, Регарди понял, что мальчишка говорил во сне. По крайней мере, хоть кому-то было хуже него. Проваливаясь в сон, он подумал, что Ол все-таки не был таким дураком, каким его считали.

Арлингу нужно было уйти давно, но он предпочел дождаться появления Сохо, чтобы снова рухнуть в пропасть, из которой почти выбрался.