Текст книги "Индиговый ученик"

– Ничего смешного тут нет, – вмешался Финеас. – А учителю это знать тем более не нужно. Позволь спросить, а где в это время был ты, Шолох? Кажется, я просил купить цыпленка тебя, а не его.

– А я… – набрав воздух в грудь, приготовился защищаться Беркут, но тут раздался резкий свист, за которым последовал насмешливый голос:

– Эге-гей, пташки! Вам сегодня не повезло! На рынке столько куриц, что вряд ли кому будут интересны петушки, да еще и белые!

– Карпов нам только не хватало, – с досадой пробурчал Шолох, а затем крикнул в ответ. – Мы хоть в своем ряду стоим, а «рыбам» здесь вообще делать нечего. Если забыли, рыбный день по средам, так что возвращайтесь домой, пока жабры не пересохли.

– Перестань, – осадил его Фин, – нам сейчас ссора ни к чему. Иначе застрянем до обеда, а мы еще и половины не закупили. Все, уходим.

Но, похоже, покинуть рынок рано им было не суждено.

– Глядите, – протянул насмешливый голос совсем близко. – В Школе Белого Петуха так мало денег, что в нее берут уже и драганов?

– И тебе привет, Фарк, – неохотно ответил Фин. – С удовольствием бы поболтал с тобой, но нам пора.

– Жалость-то какая, – с притворным сожалением протянул подошедший мальчишка.

Арлинг предположил, что он был примерно одного возраста с Фином, возможно, такого же роста. От него пахло сахарными лепешками, лошадьми и потом, в котором чувствовались возбуждение и желание подраться.

– А я думал, вы составите нам компанию в керхарег. Ведь сегодня День Керхов, а значит, нужно проявить уважение к нашим добрым соседям.

– Мы их уже достаточно почтили, – усмехнулся Фин, кивнув в сторону корзины с купленными у керхов яйцами. – Золотой монетой. Думаю, они остались довольны.

– А как насчет чести школы? – не унимался Фарк. – В прошлый раз петушки улетели, испугавшись большого папочки. Но сегодня-то грозного Тигра с вами нет. Если вы проиграете, мы ему об этом не скажем.

Фарку дружно поддакнули, и Арлинг услышал среди голосов не только кучеярскую речь. Их перепалка привлекла внимание керхов, которых на рынке было в тот день больше, чем песка.

– Ах, я забыл! – притворно воскликнул мальчишка. – Петушки не умеют держаться в седле! Хотите, мы покажем вам, как садиться на лошадь?

– Мы знаем, как садится на лошадь, – прошипел Беркут. И хотя Финеас дернул его за руку, слов Шолоха оказалось Фарку достаточно.

– Я же говорил, что они вас не уважают, – обратился он к толпе. – Традиции керхов для Школы Белого Петуха – пустой звук. Плевать им на вас. Их учитель даже не научил их керхарегу. Не продавайте им больше ничего! Эй, люди! Школа Белого Петуха не уважает керхов! Приходите в Школу Карпов, мы чтим обычаи наших соседей!

– Отказ от керхарега – плохой знак, – сказал кто-то на ломаном кучеярском. – Хчапарег!

Толпа недовольно зашевелилась, и Арлинг остро осознал, какую невыгодную позицию они заняли, оказавшись у забора. Голоса недовольных керхов слышались отовсюду. Если он не ошибался, их окружило человек десять, а то и больше.

Название Школы Карпов показалось ему знакомым, а вскоре память услужливо подсказала – ее основал Шамир-Яфф, тот самый тип, которого они с иманом встретили пару месяцев назад. Кстати, тоже на рынке. Похоже, между их школами не просто кошка пробежала. Здоровое соперничество или старая вражда основателей? В любом случае, с «карпами» им сегодня не повезло. Впрочем, как с керхами, с цыплятами и с его драганской внешностью тоже. Он почти физически ощущал, как толпа пожирала его любопытными взглядами. Оставалось надеяться, что среди собравшихся не было тех, кто хотел повесить его за покупку невольника.

– Что такое «керхарег»? – спросил Арлинг Беркута, пока Финеас пытался вежливо объяснить карпам и столпившимся керхам, что Школа Белого Петуха уважала традиции всех народов, а керхов – особенно. Но большим успехом его слова не пользовались, потому что толпа продолжала орать, напирая со всех сторон. Жители пустынных земель были куда эмоциональнее его сородичей с Согдарии. По крайней мере, Регарди не помнил, чтобы драганы загорались случайно брошенным словом с такой скоростью, как это происходило у кучеяров. Имей согдарийцы такой же темперамент, у Педера Понтуса было бы гораздо больше работы.

– На скачки похоже, – нехотя протянул Шолох. – Никогда не любил эту игру, но в Балидете от нее все без ума. Керхарег пришелся кучеярам по вкусу даже больше, чем керхские лепешки. Дурацкие правила. Играют два всадника. Один – «небо», другой – «земля». Тот, кто «небо», должен догнать того, кто «земля», и сбросить его. То есть, земля к земле. В керхарег обычно играют в парках или на рынках. В Мерве его всегда устраивают здесь, на скотном ряду. Продавцы лошадей с удовольствием дают животных для игры, чтобы покупатели могли посмотреть, на что они способны. Слышишь крики и топот? Могу поспорить, что в керхарег тут с самого утра играют. Карпы большие его любители. Мы иногда с ними играем, но в последний раз нас заметил иман, и всех разогнал. Он не сторонник азартных игр. А вот Фину будет трудно отказаться. Он от керхарега без ума, а в седле держится так, словно среди кочевников вырос.

– У нас есть похожая игра, – произнес Арлинг, ощутив болезненный укол прошлого. – Один «камень», второй «ветер». «Ветер» должен уронить «камень» на землю, но последний может отбиваться камнями.

– Похоже, – согласился Шолох. – Только наша «земля» может отбиваться чем угодно, а вот у «неба» в руках палка или плетка, смотря, как договорятся. Холодное оружие запрещено, камни тоже. Если новичок встанет в пару с такими, как Фарк или Финеас, для него игра может закончиться очень печально. Помню, Фин одного парня из Самрии так уделал, что иман его потом на трое суток в погребе запер.

Арлинг привык, что Беркут на любой вопрос отвечал подолгу и добросовестно, поэтому его не перебивал, с напряжением прислушиваясь к перепалке лучшего ученика имана с «карпами». И чем дольше он слушал, тем больше убеждался, что Шолох был прав – Фин собирался принять вызов. Хотя возможно, у него просто не было выбора. Регарди хорошо помнил толпу, которая хотела повесить его за «покупку невольника». Финеаса сейчас окружала похожая орда плохо контролирующих себя людей. А учитывая, что от большинства керхов и кучеяров несло моханой, пивом и журависом, принять участие в керхареге было единственным правильным решением.

– Хорошо, – наконец, согласился Фин. – Но только один забег. Прямо сейчас. Исключительно из уважения к нашим добрым и мудрым соседям керхам.

В толпе одобрительно закричали, но, похоже, согласие Финеаса Фарка не удовлетворило.

– Нет, Фин, так не пойдет – громко фыркнул «карп». – То, что ты хорошо играешь в керхарег, мы знаем. А как насчет новенького? Драган, да еще и слепой. Кто бы подумал, что в Школу Белого Петуха теперь набирают калек. Если он ваш, ему и честь школы защищать. Пусть покажет, на что способен.

Зеваки притихли, заинтригованные поворотом событий. Замолчали и Беркут с Олом, до этого активно обсуждавшие, делать им ставки на Финеаса или нет. Арлинг тоже замер. Ему показалось, что у него остановилось сердце.

– Оставь, Фарк, – глухо произнес Фин, и в его голосе послышались нехорошие нотки. – Либо я, либо никто.

– Эй, люди! – крикнул «карп», умело играя настроением толпы. – В школе великого Шамир-Яффа новенькие за спинами лучших не прячутся. Я отлично играю в керхарег, но выступать против слепого драгана не собираюсь. И не потому, что он слепой. По мне так будь он хоть безрукий или безголовый. Раз носит цвета боевой школы, значит, должен за них отвечать. Я за равенство! Предлагаю против драгана моего друга Венкара. Он у нас меньше месяца, но парень отличный. Идет?

– Нет, – отрезал Фин. – Ты слышал мой ответ, а я два раза не повторяю. Слепой играть не будет, потому что он слепой. Это ясно, как и то, что если ты не уберешься с моего пути, я сломаю тебе руку.

– А у слепого есть имя? – не унимался Фарк, чувствуя поддержку возбужденной толпы. – А язык? Или он еще и немой?

Регарди показалось, что когда-то давно, в Мастаршильде, он уже был в подобной ситуации. И сделал то, что собирался повторить сейчас. Ничем хорошим бой с Глобритолем для него тогда не закончился. Но драка с «карпами» и разозленными керхами нравилась ему еще меньше. С самого начала было понятно, что выбора у них не было – ни у него, ни у Финеаса.

– Меня зовут Арлинг Двора-Заид, я из Шибана, – громко произнес он, чувствуя, как сотни пар глаз втыкают в него острые клинки своих взглядов. – И я принимаю твой вызов, Фарк из рыбьей школы.

Регарди перевел дух, чувствуя, что начало было положено. Произнести выдуманное иманом имя и изобразить из себя храбреца было легко. Что касалось второй части плана – собственно, игры – оставалось надеяться на удачу. Или вмешательство неба. Или Нехебкая. Или Амирона. Кого угодно, лишь бы вернуться в школу на своих двух и скорее приступить к обычным делам. Например, к стоянию на столбе в Огненном Круге. Раньше он и не подумал бы, что когда-нибудь будет мечтать об этом.

– Ты что задумал? – накинулся на него Беркут. – Тебя убьют, а нам потом перед иманом оправдываться?

– Я знаю эту игру, – шепнул Арлинг, чувствуя, как взгляд Финеаса прожигает в нем огненные дорожки. – У нас в Согдарии в нее с малых лет играют. А так как я вырос на лошади, у меня есть шанс оставить этих рыбок с носом. Поэтому не будем терять время. Не знаю, как вам, но мне до обеда еще кучу дел надо сделать. Итак, я играю.

Из сказанного правдой было одно. Он действительно хорошо держался в седле. Когда-то. Игра в «камень» и «ветер» среди людей его круга считалась развлечением деревенщины, и он предпочитал быть зрителем, а не участником. Но кучеярам не обязательно было об этом знать.

– Иман назначил старшим меня, и я тебе запрещаю, – сказал Фин, но его слова прозвучали уже не так уверенно, как раньше.

Это было хорошо, потому что решительность Арлинга тоже подходила к концу.

– Допустим, меня собьют, – произнес он, скрестив пальцы. – Я упаду и набью себе шишек. Но, поверь, это будет меньшим из зол. Потому что если мы сейчас не сыграем в керхарег, шишки получим мы все. Четверо, а вернее трое, против скольких? Пятнадцати? Двадцати? Ты же умный, Фин, давай не будем все усложнять.

– Эй, слепой, ты идешь? – в нетерпении окликнул его Фарк. Финеас еще какое-то время стоял у Арлинга на пути, но, в конце концов, шагнул в сторону. Это было кстати. Еще немного, и Регарди позорно бы бежал. Остатки храбрости улетучивались быстрее, чем ветер уносил пыль с булыжников мостовой.

Он не удивился, когда ему досталась роль «земли». По-другому жребий в тот день выпасть не мог. Земля всегда была ему ближе. Особенно сейчас. Он ощущал ее под ногами каждое мгновение, а о существовании неба вспоминал лишь тогда, когда шел дождь. А так как это случалось очень редко, то в небо можно было не верить вообще. Так же как и в то, что он собирался сделать.

В керхарег играли в главном проходе скотного ряда, который считался самым длинным участком Мерва, свободным и ничем не загроможденным. Пока они шли к лошадям, Беркут с Финеасом торопливо шептали Арлингу в ухо все, что могло увеличить его шансы на выживание. О победе Регарди и не думал. Думать надо было раньше.

– Триста салей – это немного, – торопливо рассказывал Шолох. – Проскачешь за минуту и не заметишь. Главное, не выпади из седла. У керхов хорошие лошади, толковые. Для керхарега выставили холустайскую породу, смирнее коняг не найти.

Что ж, по крайней мере, можно было надеяться, что его не выбросит из седла собственный конь. С другой стороны, резвая кобылка совсем бы не помешала. Ведь он собирался участвовать в скачках, а не в конной прогулке.

– Сегодня играют палками, – шептал ему Финеас в другое ухо. – По рукам и голове бить запрещено, но карпы всегда целятся в шею, а это спорный момент. Если будешь чувствовать, что не успеваешь увернуться, лучше падай. Надеюсь, падать с лошади ты умеешь?

– Да, – солгал Арлинг, не уверенный абсолютно ни в чем.

– Выбирай любого из нас, – обратится к нему Фарк, когда они подошли к загону с лошадьми. Их уже поджидал хозяин, довольный, что сегодняшний керхарег привлек внимание толпы. Людей действительно собралось много. Регарди слышал человеческие голоса почти отовсюду. Иногда ему казалось, что они раздавались даже из-под земли.

– Это Венкар, дальше Заур, Руан и Айнак, – представил своих «карп». – Все они новенькие. Мы играем по-честному.

– Среди гнилых яблок выбор ограничен, – усмехнулся Арлинг, – Давай с тобой, Фарк.

– Ты с ума сошел! – прошипел Беркут, но Регарди остановиться уже не мог. Похоже, он начинал понимать Финеаса. В азартных играх было что-то близкое тому, к чему он стремился. Для того, кто мечтал об Испытании Смертью, лучшего развлечения было не найти.

Фарк, конечно, не стал его отговаривать. Он был не прочь продемонстрировать свой талант наездника. Заулюлюкала и толпа, возбужденная предстоящим зрелищем. Еще бы. Не каждый день удается увидеть, как вышибают из седла слепого, да еще и драгана.

– Постараюсь тебе ничего не сломать, – шепнул Фарк, проходя мимо. – Пойдем выбирать лошадей.

У Арлинга вертелась на языке пара подходящих ответов, но он заставил себя сдержаться и молча прошел туда, где слышалось дыхание и запах когда-то его самых любимых животных. Раньше у него было много чего любимого. Любимая лошадь, любимая шпага, просто любимая…

Выбрать лошадь оказалось нелегко, потому что в керхских породах Арлинг не разбирался. Когда-то дядя Абир подарил ему пару коней, привезенных из Сикелии. Стройные ноги, красивая шея, пропорциональное туловище… Настоящее сокровище для коллекционера. Он хорошо запомнил их, потому что собирался подарить Магде. Впрочем, эти керхские лошадки мало напоминали те, что были подарены дядей. Ему стоило потрогать их ноги, чтобы убедиться, что с сикелийскими кобылами Абира они имеют столько же общего, сколько потный и хамовитый Фарк со всегда опрятным и сдержанным – в большинстве случаев – Финеасом.

– Какая это масть? – спросил он у Ола, который оказался рядом. Беркут с Фином переговаривались с каким-то керхом, обильно используя словечки из керхар-нарага. Арлинг даже не пытался их понять.

– Чего?

– Какой цвет у этой лошади? – терпеливо повторил Арлинг, указав на кобылу, которая стояла ближе всех. Он выбрал ее наугад, не став тратить время. Выбор в его случае был действием, лишенным смысла.

– Эээ, рыжая, – неуверенно протянул Ол. – С белыми пятнами на боках и спине.

– Значит, пегая, – заключил Арлинг. – У нас в Согдарии эта масть считается редкой. Что ж, на ней и поскачем. Эй, я готов!

Он уже хотел забраться в седло, как Ол дернул его за рукав:

– У тебя что-то выпало из кармана. Какой-то камешек.

– Правда? – удивился Арлинг, и, опустившись на пятки, пошарил вокруг себя рукой.

Вскоре пальцы наткнулись на гладкий кусочек гальки – совершенно мокрый. Будто он лежал в луже, а не на сухом горячем песке рынка. Регарди недоуменно покатал его между ладоней, и только когда по ним обильно заструилась вода, вспомнил, почему камень показался ему знакомым. То была «Слеза Нехебкая», которую когда-то дала ему Атрея, чтобы он мог уговорить имана взять его на обучение. Камень так и остался лежать забытым в кармане. И сейчас каким-то образом оттуда выпал. Регарди уже давно не верил в случайности, поэтому подниматься с колен не спешил, раздумывая, какую пользу можно было извлечь из случившегося.

– Молишься, северянин? – не удержался от замечания Фарк. – Правильно делаешь. Я вспомню о твоей храбрости, когда вышибу тебя из седла. Но будет больно. С этим ничего нельзя поделать.

– Не поднявшись на гору, не узнаешь неба, – смиренно ответил Арлинг, вспомнив одну из излюбленных поговорок имана.

Больше они с Фраком в тот день не разговаривали.

«Самое сложное – это сесть на лошадь», – сказал себе Регарди, подходя к пегой кобыле. Итак, настало время кое-что вспомнить из ненавистного прошлого. Проверить стремена, перекинуть повод на шею коняге – это было легко. Дальше – труднее. Арлинг чувствовал, как ему в спину уставились сотни глаз. Так смотрят на петуха, которым собрались накормить ярмарочного льва. Он глубоко вздохнул, чувствуя, как шум толпы сливается в один голос. Но прежде чем игра началась, в воздухе повис обрывок разговора двух неизвестных людей, который врезался ему в память, сложно нож в мягкую глину.

– Кто этот парень с повязкой на глазах?

– Ученик имана. Из Школы Белого Петуха.

Вот тогда он и понял, что не имел права на ошибку. Арлинг еще никогда не осознавал себя и свое место в мире так четко, как сейчас. Не сын Канцлера, не слепой, не северянин, не Арлинг Регарди. Ученик имана. Вот кем он стал. И вот, кем хотел остаться.

Взявшись за гриву с поводом левой рукой и ухватившись за заднюю луку седла правой, он толчком взлетел на лошадь, чувствуя, как его переполняют сила и уверенность. Один конец повода пропустить между безымянным пальцем и мизинцем, а его свободный конец зажать между указательным и большим пальцами. Кисти рук держать вертикально, вплотную друг к другу. Простые правила вспомнились легко, словно он услышал их накануне. Погладив пегую по шее, Регарди почувствовал, как лошадь отозвалась, дружелюбно мотнув головой в его сторону. Это был хороший знак.

Но полет его чувств и мыслей испортил Финеас.

– В тебе есть все кроме разума, Арлинг, – сказал он, придерживая повода пегой. – Ты хоть подумал, в какую сторону собрался скакать?

«Нет, об этом я как раз и не думал», – пронеслось в голове у Регарди, который от одних этих слов почувствовал себя на земле.

«Но ведь для этого у меня есть ты, Финеас».

– Я уже отправил Беркута в конец улицы, – не разочаровал его лучший ученик. – Он будет петь, а ты слушай и скачи на его голос. И еще. Эти лошадки – горячие штучки. Им не нужно толчков, чтобы перейти на рысь и галоп. Достаточно освободить повод.

– Не волнуйся, Фин, – небрежно бросил Арлинг, стараясь изобразить на лице самое спокойное выражение, на какое был способен. – Я ослеп, но не потерял память. Лучше пригляди, чтобы наши корзины не растащили, пока я буду добывать нам победу.

Наверное, с большим бахвальством сказать было уже нельзя. Но он сделал это специально и совсем не для Финеаса. Как никогда раньше, ему нужно было в себя поверить.

– Керхарееег! – крик пронесся над рынком, словно молитва жреца над склоненными спинами верующих. Сердце Регарди гулко стукнуло, но тут раздался голос Беркута, затянувшего песню на другой стороне ряда, и времени на страх не осталось.

Началось. Арлинг пришпорил лошадь и почувствовал, как застучало в висках. Финеас не соврал: стоило ему слегка сжать ноги, как пегая рванула вперед, едва не опрокинув его на землю. Было бы обидно упасть в самом начале. Однако восстановить равновесие удалось почти сразу. Наверное, вспомнились уроки имана на столбе Огненного Круга, хотя, возможно, сказались навыки прошлого. В конце концов, он болел лошадьми с тех пор, как научился ходить.

Заставить себя освободиться от мыслей оказалось труднее, чем удержаться в седле.

Пусть его голова будет пуста, как ствол старого дерева, выскобленного ветрами и временем. Пусть его сердце будет свободно от тревог и сомнений. Пусть он ничего не чувствует и не слышит. Ничего кроме песни Беркута, которая звучала все громче:

 
Развей, ветер, мою тоску,
Не дуй, ветер, под небом,
Ты подуй над землей
Подуй над песками, барханами,
Подуй потихоньку, ласково,
Неси ветер свои струи потише,
Подуй над могилой моей возлюбленной.
 

Несмотря на жару и усилия, которые ему приходилось прилагать, чтобы не свалиться, Арлинга прошиб холодный пот. Ну и песню выбрал мальчишка! Это был подлый удар, который он ему припомнит. Позже. Когда закончит с одним назойливым кучеяром, приближение которого было неизбежно.

Фарк догонял быстро, но Регарди пошел на хитрость, которая позволила ему оторваться и выиграть время. И хотя у себя дома в подобных играх он не участвовал, зато не раз видел, как соревновались мальчишки в Мастаршильде. И, как оказалось, хорошо все запомнил. Обычно новичок пытался направить лошадь немного в сторону от догоняющего, чего и ждал от него Фарк, сразу повернувший коня под острым углом, чтобы перехватить убегающую «землю». Но Арлинг поступил иначе и рванул на сближение, разминувшись с Фарком буквально на секунду. «Карп» такого маневра не ожидал, и начало скачки было выиграно.

Все шло хорошо, если бы не голос Беркута, который раздавался так отчетливо, словно они находились в огромном пустом храме с прекрасной слышимостью.

 
Далеко в степи сад стоит,
Окружен он песками белыми.
В нем – большая возвышенность.
На возвышенности – красивое дерево,
Под ним бьет родник холодный,
Серебром блестит-выбивает,
Золотом жгучим отливает.
Вода по изгибам течет, выливается.
В той воде – маленькие рыбки.
На его берегах – пионы цветут,
Цветут, а цветы осыпаются…
На той возвышенности лежит моя милая,
Под барханом погибшая.
 

Пегая оказалась не просто резвой. Перейдя в галоп, она совершено диким образом стала подкидывать круп, норовя его скинуть раньше Фарка, который заходил справа. Но почему-то кучеяр волновал его куда меньше, чем проклятая песня Беркута, которая слышалась отовсюду.

Чувствуя, что держаться в седле становится труднее, Регарди отпустил поводья и, пригнувшись к шее пегой, вцепился ей в гриву. Так поступали новички при увеличении скорости, но для него это было единственным шансом не свалиться. Он сразу почувствовал себя устойчивей.

Однако Беркут делал все возможное, чтобы он проиграл.

 
Под гору лежит голова ее,
В гору вытянуты ноги,
Поперек горы ее руки.
У головы ее соловей поет,
У ног – иволга воркует,
На пальцах ее ласточки щебечут.
Над ней – ястреб летает.
 

Фарк промахнулся. Его палка со свистом пролетела мимо плеча Регарди, вызвав бурное оживление толпы. Может быть, у «карпа» споткнулась лошадь, или у него скрутило живот, или в него ударила молния – Арлинг не знал, но был уверен в одном. Лошадь Фарка сбросила темп, отстав на полкорпуса.

Регарди продолжал мчаться вперед, прижимаясь к теплой шее пегой и стараясь не слышать слов Беркута, которые обливали его ледяным дождем:

 
Лицо ее, как восходящее солнце.
Как у хорошей лошади грация,
Как у быстрой лани у моей милой походка,
Она – что светлое зеркало,
Что кольцо серебряное,
Что роза прекрасная.
 

Осталось совсем немного. Он и не ожидал, что сможет продержаться на скачущей галопом лошади так долго, уверенный, что упадет раньше, чем «карп» успеет его достать. Но чудо продолжалось. И оно было незабываемо.

Чувство полета вызвало бы полный восторг, если бы не Фарк, который вдруг оказался рядом. Арлинг почти физически ощутил, как кучеяр заносит палку. Впрочем, его падение всегда было лишь вопросом времени. Хитрость со сближением и попытка удержаться в седле были слабым утешением для гордости некогда одного из лучших наездников Согдианы. Куда придется удар – в плечо или шею, он не знал, зато хорошо слышал дыхание кучеяра и хрип его лошади рядом со своей ногой. Несмотря на то что Арлинг прирос к пегой, словно вторая шерсть, иллюзий он не питал. Кучеяр выбьет его из седла, как только приблизится настолько, чтобы нанести удар.

Регарди с трудом заставил себя подождать, пока палка начнет движение, неумолимо двигаясь к его плечу. Финеас был прав и здесь. «Карп» собирался сломать ему шею. Интересный вопрос – а в керхареге кого-нибудь убивали? В положительном ответе сомневаться не приходилось.

Резкий вдох – раз. Выдох – два. Когда Фарк уже был готов к столкновению, дыша ему почти в ухо, Арлинг резко выбросил руку в сторону его лица. Туда, где раздавалось хриплое сипение, так похожее на разгоряченное дыхание лошади. Три. Полная пригоршня еще теплого песка, которого он набрал, когда поднимал «Слезу Нехебкая», полетела «карпу» в лицо, заставив его отпрянуть. Раздавшийся звук мог быть грохотом падающего на землю тела, но определить его происхождение точнее не удалось. Чтобы пропустить над собой вылетевшую из рук мальчишки палку, Регарди резко наклонился назад, чувствуя, как концы его головного платка касаются пегого крупа лошади. А так как для этого ему пришлось отпустить гриву, то очень скоро на землю полетел и он сам.

Удар пришелся в плечо, пройдясь по телу волной огненной боли. Одно было хорошо – мир, наконец-то, замолчал. Стихло все. Все, кроме голоса Шолоха.

Какое-то время Арлинг лежал в тишине и слушал, как мальчишка заканчивал свою страшную песню. Вернее, Беркут допел ее еще раньше, но последние слова донеслись до Регарди только сейчас.

 
Сдуй, ветер, песок с моей возлюбленной,
Открой ее лицо ясное,
Там под курганом моя подруга, моя девушка,
Улыбаются уста ее.
Не дуй, ветер, под небом,
Ты подуй над землей
Подуй над песками, барханами,
Подуй потихоньку, ласково.
Ты сдуй, ветер, с меня горе,
Развей, ветер, мою тоску.11
  Песня Беркута из главы 4 «Изменения» собрана из баллад по изданию: Сказание о мордве. Баллады. Сост. ШуляевА. Д. Саранск: Мордовское книжное издательство. 1997.


[Закрыть]
 

Им все-таки не удалось избежать драки. Арлингу повезло, потому что он упал на мешки с овсом, которые смягчили удар. Очнулся он того, что на него рухнул Финеас с каким-то мальчишкой. Они извивались и мутузили друг друга, пока не соскользнули дальше на землю. Несмотря на то что керхи встали на сторону Школы Белого Петуха, согласившись, что «земля» может защищаться, чем угодно, в том числе, и землей, «карпы» не согласились с победой Регарди, обвинив его в жульничестве.

В результате, досталось всем, в том числе, и Арлингу. Услышав звуки драки, он полез в самую гущу, позабыв о слепоте. Ему было наплевать. Регарди отчаянно хотелось кого-то побить, и, в первую очередь, Беркута. Просто так.

День закончился не скоро, вместив в себя на удивление много событий. Обещание «карпов» отомстить всем, и, прежде всего, слепому; возвращение в школу под присмотром стражи и Джаля, хозяина кормы, благодаря которому их не отправили в тюрьму; неприятный разговор с иманом; вправление вывихнутой челюсти; ночь на холодном полу погреба, куда учитель поместил их в качестве наказания и много других мелких неприятностей, которые померкли перед тем, что почувствовал Арлинг, когда на следующее утро во время завтрака Фин предложил ему сесть рядом с другими «избранными».

И хотя у Регарди болела голова, а еще больше – сердце, раненное песней Беркута, которую, как выяснилось, тот выбрал исключительно из-за длительности, а не содержания, он ощутил завершенность, которой ему не хватало с тех пор, как иман разрешил ему стать его учеником. Пусть и временным.

То, что должно было случиться через пару месяцев, неожиданно перестало его пугать. Арлинг чувствовал себя на удивление спокойно, словно равновесие, которое он обрел, удерживаясь на столбе Огненного Круга, впиталось не только в его тело, но и в разум.

А причина была простой. Регарди еще не забыл прошлого, но он нашел новую семью. И сумел стать ее частью.