Текст книги "Как я изобретал мир"

Когда подземная линия достигла Эрфурта, параллельные соединения Гальске больше не спасали. Тем временем я уже убедился, что своенравное поведение подземных проводов можно приписать только электростатическому заряду (уже наблюдавшемуся при испытаниях на фабрике), когда медный провод образует внутреннюю, а сырая почва – внешнюю обкладку лейденской банки. Решающим стало то обстоятельство, что связанный электрический заряд, находящийся в полностью изолированном проводе и измеренный с помощью отклонения свободно качающейся магнитной иглы, пропорционален как электродвижущей силе включенной гальванической батареи, так и длине проводника. Кроме того, электрическое напряжение разряда в замкнутой цепи соответствовало возникающему по закону Ома напряжению в каждом участке цепи. После открытия данной закономерности помехи, возникавшие при разговорах на далеких расстояниях, могли быть если не полностью устранены, то, по крайней мере, незаметны. Я использовал параллельные соединения к проводнику в виде металлических резисторов без самоиндукции и самостоятельной трансляции, с помощью которых несколько замкнутых участков линии объединялись в одну большую линию.

Кстати, моя теория электростатического заряда как замкнутых, так и разомкнутых цепей не нашла поначалу никакой поддержки даже в естественнонаучных кругах, так как противоречила имеющимся в то время представлениям. И вообще сегодня, когда едва ли можно понять, как цивилизованный человек мог обходиться без железных дорог и телеграфа, нелегко вернуться к прежней точке зрения, чтобы осознать, какие трудности подстерегали нас тогда в сегодня само собой разумеющихся вещах. Идеи и средства, доступные теперь каждому школьнику, в то время часто достигались только большим трудом и усилиями.

Сооружение телеграфной линии между Берлином и Гамбургом идет уже в течение долгого времени; однако ее завершение до сих пор срывалось из-за того обстоятельства, что отвечающая за нее организация не хотела согласиться с желанием гамбургского торгового сословия одновременно использовать линию под частные коммерческие разговоры.

Военные действия в герцогствах, делающие крайне быструю коммуникацию между севером и югом непременным условием, кажется, теперь довели переговоры до победного конца, а именно, что линия теперь должна заканчиваться не в Гамбурге, а в Рендсбурге… Таким образом, регентство в Рендсбурге и центральное правительство во Франкфурте скоро смогут с быстротой молнии корреспондировать друг с другом через Берлин.

National Zeitung, 11. 04.1849

Я был доволен тем, что эта первая большая телеграфная линия не только в Германии, но и во всей Европе была запущена уже зимой 1849 года, так что благодаря ей результаты состоявшихся во Франкфурте выборов в тот же час стали известны и в Берлине. Удобство связи привело прусское правительство к решению построить еще одну линию из Берлина в Кёльн и к прусской границе в Вервье, а затем линии в Гамбург и Бреслау. Все эти линии безопасности ради были подземными, построенными по образцу линии Берлин – Эйзенах, хотя как раз на ней уже обнаруживались определенные недостатки. Недочеты эти главным образом состояли в том, что лежавшие на глубине всего полутора-двух футов в рыхлом песке железнодорожной насыпи провода легко повреждались рабочими, а иногда и крысами, мышами и кротами. Таким образом, было принято решение закапывать провода на глубину 2,5–3 фута, от внешней же защиты, как и прежде, отказались ввиду затрат.

Таким образом, правительством Пруссии, несмотря на неблагоприятные времена, выделены ассигнования в размере около 400 тысяч талеров и за менее чем 12 месяцев было уже полностью проложено 245 миль электромагнитных телеграфных линий, соединивших Берлин с Франкфуртом-на-Майне, Аахеном, Гамбургом и Щецином. До окончания этого года будет… полностью установлена связь между Берлином и Одербергом, которая посредством австрийского императорского телеграфа соединит Берлин с Веной и Адриатическим морем.

Из Dinglers Polytechnisches Journal,

1849, с. 151–153

Я согласился возглавить также и прокладку линий в Кёльн и Вервье, при условии, что получу очередной отпуск и что мой друг Вильям Мейер, в свободное время преданно поддерживавший меня в моих изысканиях и потому полностью бывший в курсе происходящего, будет откомандирован в мое распоряжение. Оба пункта были выполнены, так что уже ранней весной 1849 года[94]94
  Правильно: осенью 1848 года.


[Закрыть] мы начали строительство линии одновременно из нескольких пунктов. Мейер имел талант организатора, ему особенно удавалось руководство там, где слаженно должны были производить работы множество людей. Трудности возникли и при прокладке линии по Эльбе и Рейну, где оживленное движение судов могло повредить провода. Эта опасность главным образом подстерегала на мелководье, там проводам практически по всей ширине реки угрожали либо плавучие якоря судов, либо рыбацкие снасти. Оплетка железной проволокой, использованная для проводов на Эльбе и реках поменьше, для Рейна оказалась недостаточной, так как острые края якорей могли зацепить и повредить изолированный провод под проволокой, кроме того, она была недостаточно прочной для плавучих якорей больших судов. Поэтому для Рейна я изготовил особую, состоящую из кованых труб цепь, внутри которой лежали изолированные провода, в то время как вторая толстая, снабженная тяжелыми корабельными якорями цепь предназначалась для защиты первой цепи от плавучих якорей проплывавших вниз по течению судов. Эта первая, имевшая внешнюю защиту подводная телеграфная линия очень хорошо себя зарекомендовала. Когда много лет спустя при строительстве железнодорожного моста ее подняли со дна, на защитной цепи висела целая куча якорей, которые вынуждены были обрезать моряки, чтобы освободить корабли. Таким образом, цепь выполнила свое предназначение.

Действительно тяжелым и поучительным было строительство линии из Кёльна через Аахен в бельгийский Вервье, где должно было состояться ее подключение к уже строящейся наземной линии из Брюсселя в Вервье. Планировалось, что линия пройдет через множество туннелей, к стенам которых крепились уложенные в железные трубы провода. На многих участках железнодорожного полотна для прокладки проводов приходилось взрывать скалы.

Во время строительства этой линии я познакомился с коммерсантом, занимавшимся голубиной почтой между Кёльном и Брюсселем, неким господином Рейтером, чье полезное и прибыльное предприятие было безжалостно уничтожено строительством электрического телеграфа. Когда госпожа Рейтер, сопровождавшая мужа в путешествии, пожаловалась мне на разорение, я дал супругам совет отправиться в Лондон и создать там точно такое же агентство для передачи новостей, какое было основано в Берлине господином Вольфом при посредничестве моего кузена, уже упомянутого ранее советника юстиции Сименса. Рейтеры последовали моему совету, добившись замечательных успехов. Телеграфное агентство Рейтер в Лондоне и его основатель, богач барон Рейтер, сегодня известны во всем мире.

Тем временем в Вервье состоялось подключение завершенной бельгийской телеграфной линии к прусской линии, и я получил приглашение из Брюсселя выступить с докладом об электрической телеграфии перед королем Леопольдом[95]95
  Леопольд I (1790–1865) – король Бельгии с 1831 по 1865 год. – Примеч. пер.


[Закрыть]. В Брюссельском дворце я нашел в сборе всю королевскую семью и прочитал длинный, сопровождаемый показом экспериментов доклад, выслушанный с огромным вниманием и пониманием, что доказала обстоятельная дискуссия по окончании моей речи.

И тут подошло время окончательного решения вопроса, какое направление я собираюсь придать моей будущей жизни. Военное министерство с неохотой согласилось на продление командировки в торговом министерстве и ясно дало понять, что дальнейших поблажек не последует. Теперь я стоял перед выбором: либо вернуться к активной военной службе, либо перейти в государственную телеграфию, где мне было гарантировано место ведущего технического специалиста, либо наконец-то отказаться от любой службы и полностью посвятить себя научной и технической предпринимательской деятельности.

Я выбрал последнее. Возвратиться к гарнизонной службе после недавней деятельной и успешной жизни было абсолютно невозможно. Гражданская служба меня совершенно не прельщала. В ней не хватало духа товарищества, смягчающего подавляющую разницу в рангах и власти и делающего ее переносимой, ей не хватало также неприкрытой искренности, мирящей даже с традиционной для армии грубостью. Мой небольшой опыт гражданской службы дал мне достаточно оснований для формирования такого мнения. Пока мои начальники ничего не понимали в телеграфии, они предоставляли мне совершенную свободу действий и ограничивали свое вмешательство распоряжениями финансового характера. Но ситуация скоро изменилась по мере того, как мой следующий начальник, регирунгсасессор, а позже правительственный советник по вопросам строительства Ноттебом набирался опыта во время проведения разнообразных технических работ. Мне присылали людей, которых я не мог использовать, давали технические указания, которые я считал вредными, в общем, появились трения и разногласия, отравлявшие мне радость работы.

К тому же недостатки незащищенных, лежавших в рыхлом грунте железнодорожного полотна изолированных проводов все больше давали о себе знать. Возникали трудно находимые и также трудно устранимые дефекты изоляции, обрывы проводов без потерь в изоляции, часто длившиеся всего несколько часов, поэтому их местонахождение было сложно определить. Поиском неисправностей и их устранением чаще всего занимались неопытные люди, перерезавшие провода в несчетном количестве мест для сужения поисков, что вследствие неумело проведенных раскопок и соединений давало повод к появлению все новых поломок, которые затем ставились в вину мне и изобретенной мной системе. Невзирая на это, все вокруг с почти слепым доверием стремились к созданию новых подобных линий. Скорее всего, виной тому стали политические обстоятельства, требовавшие быстрого создания охватывающей всю страну телеграфной сети, даже несмотря на опасность ее недолговечности. Предложенная мной внешняя защита проводов железными трубами, как это было при прокладке линии через Рейн, или с помощью оплетки железной проволокой, изготовление которой я по собственной инициативе уже заказал фирме из Кёльна[96]96
  Фирма из Кёльна. Имеется в виду фирма Felten & Guilleaume.


[Закрыть], объявлялась слишком дорогостоящей либо слишком медленной в изготовлении, так что временный характер первых линий вошел в систему.

С другой стороны, мастерская телеграфных аппаратов, основанная мной вместе с другом Гальске, мое персональное вступление в которую было оговорено, под его чутким руководством и благодаря выдающимся успехам достигла большой популярности. Было признано большое значение электрической телеграфии для практической жизни, и, в частности, управления железных дорог начали повышать пропускную способность своих участков и безопасность движения, сооружая телеграфные линии для передачи новостей и сигналов. При этом возникало множество интересных научных и технических заданий, к выполнению которых я чувствовал себя призванным. Поэтому мой выбор был вне всякого сомнения. В июне 1849 года я попросил об отставке, а вскоре после этого оставил и свой пост технического руководителя прусских государственных телеграфов. Последнюю должность по моему предложению занял мой друг Вильям Мейер, уволившийся с военной службы вслед за мной.

За четырнадцать лет в армии при имевшихся плохих условиях продвижения по службе я как раз отслужил половину положенного для лейтенанта срока и потому при отставке, как полагалось, получил чин старшего лейтенанта «с правом ношения офицерского мундира с отличительным знаком уволенного в отставку». Я отказался от причитавшейся мне за более чем двенадцатилетнюю службу в офицерском корпусе пенсии, так как чувствовал себя совершенно здоровым и не хотел проходить положенную в этом случае военно-врачебную комиссию. Удовлетворение моего прошения об отставке сопровождалось, кстати, порицанием о нарушении установленной формы. Политический водоворот тогда уже настолько усилился, что проявленные мной в войне с Данией германские настроения послужили в правящих кругах основанием для упрека.

Из письма Вернера Вильгельму, 09.06.1849

…Все вместе взятые механические мастерские Берлина не имеют столько рабочих, сколько есть у нас сейчас, а из названных даже третья часть нам не годится, так как Гальске, правда, берет только лучших…

В Генеральную инспекцию артиллерии Берлина, 16.06.1849

…В прошении об отставке старшего лейтенанта третьей артиллерийской бригады Сименса я заметил, что, вопреки имеющимся правилам, последний направил прошение на имя своего ротного командира, а не бригадира.

Нижеподписавшийся В. Адальберт, вторая артиллерийская инспекция

Несмотря на такие скромные результаты моей военной деятельности, я с определенным удовлетворением вспоминаю годы, проведенные в армии. С ней связаны самые приятные воспоминания моей молодости, она проложила мне дорогу в жизнь и помогла благодаря достигнутым успехам обрести чувство уверенности в себе и устремиться к высоким жизненным целям.

Даже если моя работа и стремления с отказом от службы любого рода особо не изменились, тем не менее моя жизнь обрела благодаря этому более устойчивое, целиком основанное на собственных достижениях направление. Теперь мне стало важным поднять дело, уже носившее мое имя, новыми достижениями на возможно большую высоту и заслужить себе как человеку науки, так и техническому специалисту личный авторитет в мире. И хотя мои симпатии полностью находились на стороне естественнонаучных исследований, я понимал, что сначала должен направить все силы на технические изыскания, так как только их результат даст мне средства и возможности для научных занятий.

Научная и изобретательская деятельность в то многотрудное время почти исключительно диктовалась техническими нуждами. Так неожиданно возникавшее и очень мешавшее тогда статическое электричество на подземных проводах потребовало тщательного изучения. Затем стало необходимым создать систему для определения местонахождения дефектов проводов и изоляции в подземных линиях с помощью измерений тока. Неточности этих измерений привели к надобности заменить их измерением сопротивления, а отсюда – к составлению постоянных, воспроизводимых масштабов и шкал сопротивления. Для этих целей следовало также улучшить и приспособить для технического использования методы и инструменты для измерения тока и сопротивления, одним словом, появился целый ряд научных задач, решение которых диктовалось интересами техники.

…Полученные результаты [эксперименты с гуттаперчей] новой линии стали настолько исчерпывающими, что не только все еще находящиеся в стадии проектов телеграфные линии Пруссии, но также и другие нации… использовали достигнутый здесь значительный прогресс и направили в Берлин своих экспертов для получения конкретных знаний о полученном опыте…

National Zeitung, 30.10.1849

Я с особой страстью посвятил себя данным задачам, насколько это позволяла мне загруженность техническими мероприятиями в фирме, в чем меня очень сильно поддержали способности к рисованию и талант к механике моего партнера Гальске. Это относится, в частности, к многочисленным усовершенствованиям телеграфных устройств и оборудования, сделанным в те времена и быстро нашедшим повсеместное применение в телеграфной технике благодаря добротному и точному их исполнению в нашей мастерской под руководством Гальске. То большое влияние, оказанное фирмой Siemens & Halske на развитие телеграфного дела, в значительной степени можно приписать обстоятельству, что к выполнению данных работ приложил искусную руку прецизионный механик, а не часовщик, как это имело место быть раньше.

На публикации в научных и технических журналах тогда не было времени. Да и патенты мы получали только в редких случаях. Германского патентного права еще не существовало, а в Пруссии патенты зачастую произвольно выдавались на срок от трех до пяти лет и поэтому не имели практической ценности. Таким образом, в большинстве случаев сделанные нами в то время изобретения и усовершенствования не имели официального подтверждения в виде публикации либо патента.

Американский электромагнитный телеграф

Нижеподписавшийся из Нью-Йорка, Соединенные Штаты Северной Америки, настоящим разрешает себе сделать следующее сообщение для уважаемых коммерсантов, железнодорожных компаний и всех заинтересованных в быстрых коммуникациях лиц, что он прибыл в Гамбург и готов заключить контракты по созданию и прокладке электромагнитных телеграфов по американскому методу. Американская система, вне всякого сомнения, является лучшей из имеющихся в настоящее время, экономична в расходах, надежна в работе и может использоваться круглосуточно, при любой погоде. Возможные предложения принимаются по адресу господ Möring & Co. в Гамбурге, на которых также разрешает себе сослаться нижеподписавшийся.

Гамбург, 30 июня 1847 года

Уильям Робинсон

Рекламное объявление Уильяма Робинсона в гамбургских газетах от 30 июня 1847 года о введении системы Морзе

Достаточно ощутимо это заявило о себе однажды несколько лет назад. В Соединенных Штатах нашелся кто-то, утверждавший, что является изобретателем подземных проводов, а именно покрытых изоляционной оболочкой из гуттаперчи, и предъявил иск на патентные права по прошествии более чем четверти века, что угрожало нанести значительные убытки большой американской телеграфной компании. Компания послала в Берлин специальную комиссию под руководством директора «генерала» Эккерта, чтобы найти опубликованные свидетельства того, что я уже в 1846 году производил изолированные гуттаперчей провода. На ее письменный запрос мне пришлось ответить, что разыскать публикации на эту тему не представляется возможным, но что акты комиссии генерального штаба и впоследствии телеграфной комиссии содержат исчерпывающие доказательства. Однако для процесса этого оказалось недостаточно. Тогда американцы избрали другой, очень практичный путь для розыска письменных доказательств.

Имперский почтамт Берлина, 28 июня 1884 года

Ваше высокоблагородие, Имперский почтамт в ответ на любезное письмо от 21-го числа сего месяца за № 15487 нижайше отвечает следующее: как уже сообщалось господину доктору Вернеру Сименсу в письме господина тайного обер-регирунгсрата Эльзассера от 11 апреля 1874 года, из наших актов бесспорно следует, что в сентябре 1847 года на железной дороге Берлин – Ангальт под руководством артиллерийского офицера господина В. Сименса, производившего работы по поручению созданной для введения электрического телеграфа в Пруссии комиссии, действительно были проложены медные провода, изолированные гуттаперчей, для телеграфных целей. Также подтверждается и Ваше предположение, что наши акты содержат один из составленных указанной комиссией для Королевского прусского министерства финансов отчетов от 7 сентября 1847 года, в котором было особо рекомендовано использование гуттаперчи для действенной изоляции проложенных в земле телеграфных проводов по результатам предшествующего, проведенного под руководством господина лейтенанта Сименса эксперимента…

Во многих немецких газетах они разместили объявление, что предъявитель газетной заметки от 1847 года касательно проложенных под Ангальтской железной дорогой подземных телеграфных проводов получит значительное денежное вознаграждение. Это помогло. Уже через несколько дней из разных частей Германии пришли вырезки из газет нужного содержания. Комиссия осчастливила меня тем фактом, что теперь я – бесспорно признанный изобретатель покрытых гуттаперчей проводов, и уехала. Обещанной публикации результатов экспертизы в Америке так и не состоялось, так как компромисс с новоявленным изобретателем принес компании большие преимущества.

В Германии со времен строительства линий во Франкфурт-на-Майне и Кёльн подземные линии вошли в моду. Не только государственные телеграфные линии в Гамбург, Бреслау, Кенигсберг и Дрезден представляли собой зарытые на два фута глубиной незащищенные провода, но и железные дороги предпочитали прокладывать такие подземные линии, хотя признаки скоро ожидаемого заката подобных сооружений проявлялись ежедневно. В частности, все чаще, особенно на первых линиях, проложенных в песчаных железнодорожных насыпях на глубине от полутора до двух футов, наблюдались разрушения, вызванные крысами и мышами. Линии, проложенные на глубине более двух футов, в первое время не подвергались таким набегам грызунов, но позже они случались и там.

Тогда я посчитал, что свинцовая оболочка проводов может полностью устранить такое положение дел. Для покрытия проводов свинцом я поначалу поступал следующим образом. Сквозь прямые свинцовые трубы посредством нагнетателя продувался пеньковый шнур, а затем с его помощью в трубы протягивался изолированный гуттаперчей провод. Далее труба проходила сквозь волочильную доску для создания прочного соединения с изолирующим слоем проводника. Впоследствии удалось сразу спрессовывать свинцовую трубу с изолированной проволокой, если только свинец принимал определенную температуру и сохранял ее в течение длительного времени. Трудность непрерывного контроля данной температуры я преодолел с помощью термоэлектрического устройства.

Такие покрытые свинцовой оболочкой провода в начале 1850-х годов многократно использовались мной и Гальске. Среди прочего – для телеграфа полицейского управления и пожарной охраны Берлина[97]97
  Телеграф пожарной охраны. Приборы пожарной сигнализации для берлинской полиции были установлены на пятидесяти ее станциях. Устройство приводилось в движение поворотом рукоятки. Тем самым высвобождался гиревой часовой механизм, заставляющий поворачиваться кулачковый диск. У каждой станции имелся специальный диск с индивидуальным набором кулачков, передававший через контакты в центральное бюро определенный набор импульсов. Такой автоматической передачей исключалась возможность ошибки со стороны станции.


[Закрыть]. Свинцовые провода удовлетворительно служили в течение долгих лет. Затем их постепенно заменили кабелем, но и сегодня, по прошествии сорока лет, еще сохранились совершенно целые линии со свинцовой защитой. Только там, где свинец соприкасался с разложившейся органической субстанцией в почве и тем самым образовывался уксуснокислый и углекислый свинец, он был подвержен быстрой порче.

Только что упомянутый телеграф для полиции и пожарной охраны должен был соединять пятьдесят разрозненных берлинских станций с центральным бюро полицейского управления и центральным бюро пожарной охраны, так что сообщения о пожарах передавались одновременно всем станциям обоих ведомств, а полицейские сообщения принимались и расшифровывались только в центральном бюро полицейского управления. Наша система очень достойно справлялась с этой интересной задачей, надежно и верно проработав свыше двадцати лет, пока не пала жертвой более простой системы Морзе[98]98
  Самуил Морзе (1791–1872) – американский художник и инженер. В 1837 году изобрел телеграфный аппарат, записывающий телеграммы на движущейся бумажной ленте с помощью работающего через электромагнитное реле пишущего штифта. Телеграф Морзе стал важной вехой в развитии электрических средств связи.


[Закрыть].

Телеграф Морзе впервые стал известен в Германии благодаря некоему мистеру Робинсону, устраивавшему в 1850 году[99]99
  Презентация телеграфа Морзе Робинсоном состоялась в Гамбурге уже в 1847 году.


[Закрыть] демонстрационные показы с использованием такого аппарата. Простота аппарата Морзе, относительная легкость освоения азбуки и гордость того, кто научился ею пользоваться и стал ее последователем, за короткое время позволили аппарату вытеснить все стрелочные и старые буквопечатающие телеграфные аппараты. Гальске и я сразу же поняли основанное на ловкости рук преимущество телеграфа Морзе и задались целью по возможности механически усовершенствовать и дополнить эту систему.

Иоганн Георг Гальске Вернеру Сименсу, 17.03.1852

…Крысы жрут свинец еще охотнее, чем гуттаперчу, я говорю о Гамбургской железной дороге. Свинец толщиной 7 дюймов полностью сгрызен за восемь дней. Я сам укладывал этот провод…

Мы снабдили аппарат хорошим ходовым механизмом с самостоятельной регулировкой скорости, безотказно работающими системами магнитов, надежными контактами и переключателями, переделали реле и ввели совершенную трансляционную систему. Последняя представляла собой устройство, через которое все циркулирующие в телеграфной электрической цепи токи самостоятельно передавались в примыкающую, имеющую собственную батарею цепь, так что хотя вся линия была разделена на несколько отдельных цепей, но даже без помощи телеграфистов промежуточных станций разговоры конечных станций велись напрямую.

Такую трансляционную систему я разработал в 1847 году для моих стрелочных и печатных телеграфов и продемонстрировал сконструированный мной для этих целей аппарат, так называемое промежуточное реле[100]100
  Промежуточное реле. Реле, подключенное между двумя участками провода. Так как с увеличением длины линии сила тока становится все слабее, то промежуточное реле включает ток новой батареи в цепь телеграфной линии синхронно со знаками азбуки Морзе. Многократным повторением данного метода под названием «трансляция» можно передавать телеграммы на дальние расстояния.


[Закрыть], комиссии генерального штаба. Настоящее применение трансляция нашла только на аппарате Морзе; впервые ее использовали на линии Берлин – Вена, имевшей в Бреслау и Одерберге трансляционные станции. Здесь необходимо упомянуть, что устройство было значительно усовершенствовано профессором, доктором Штейнгейлем[101]101
  Карл Август Штейнгейль (1801–1870) – профессор в Мюнхене, известен как один из первых устроителей электромагнитного телеграфа. – Примеч. пер.


[Закрыть][102]102
  Карл Август Штейнгейль (1801–1870) – профессор математики и физики в Мюнхене. В 1836 году сконструировал электромагнитный пишущий телеграф, в 1838 году – электрические часы, установил телеграфную связь между Мюнхенской академией наук и обсерваторией в Богенгаузене. Здесь он впервые использовал землю как проводник для обратного тока. В качестве председателя департамента телеграфии в министерстве торговли принимал участие в прокладке телеграфа в Австрии. В 1834 году основал оптически-астрономическое учреждение в Мюнхене.


[Закрыть], тогдашним директором австрийских телеграфов, добавившим самодействующий контакт в ходовой механизм пишущего аппарата.

…Как известно, одновременно с учреждением пожарной охраны был разработан план объединения разных пожарных команд столицы друг с другом посредством электрических телеграфов, чем устранилась бы опасность ночных пожаров… Занимающийся выполнением данного плана, широко известный своими предыдущими подобными работами инженер Сименс представил правительству два проекта…

National Zeitung, 26.06.1851

Дольше всего управления железных дорог оставались верны стрелочным телеграфам с самостоятельным прерыванием. Но здесь мы сами воспитали себе конкурента, доставившего нам впоследствии большие неудобства. Доктор Крамер, школьный учитель из Нордгаузена, в свое время представил телеграфной комиссии небольшой стрелочный телеграф Уитстона, изготовленный по его заказу часовщиком. Аппарат Крамера даже отдаленно не мог достичь результатов моих самопрерывающихся стрелочных телеграфов, за что и был отклонен комиссией. Добросердечному генералу фон Эцелю, да и мне самому стало жаль бедного учителя, истратившего все сбережения на создание аппарата, и так как у комиссии не было денег на изъявление подобных чувств, я выразил готовность купить у доктора Крамера его аппарат за пятьсот талеров. Но уже через полгода Крамер появился с новым аппаратом, в котором использовал мой механизм самопрерывания с той разницей, что для механического передвижения стрелки он добавил часовой механизм. Патентное ведомство не усмотрело в использовании самопрерывания причины для отказа в выдаче патента. Поэтому аппараты Крамера, работавшие так же хорошо и надежно, как и наши стрелочные телеграфы, несмотря на свою примитивную конструкцию, нанесли нам большой урон.

Со времени вхождения в предприятие мое время было полностью занято конструкторскими работами для фабрики и многочисленными взятыми моей фирмой на обслуживание железнодорожными телеграфами.

Но зимой 1849 года я все же нашел свободное время, использованное для описания и опубликования моего опыта в телеграфных проводах и аппаратах. В апреле 1850 года я представил свой труд под названием «История электрической телеграфии» Парижской академии наук. Это стало возможным благодаря счастливой случайности – встрече в Париже с моим другом Дюбуа-Реймоном, собиравшимся представить академии собственную работу и оказавшим мне дружескую помощь, переведя мое сочинение на французский язык. Я до сих пор с большим удовольствием вспоминаю то волнующее, крайнее интересное и поучительное для меня четырехнедельное пребывание в Париже, совместное проживание с Дюбуа и общение с известнейшими естествоиспытателями Парижа. Членами назначенной академией комиссии для проверки моей работы являлись Пулье[103]103
  Клод Пулье (1790–1868) – физик, директор Консерватории искусств и ремесел в Париже.


[Закрыть] и Реньо[104]104
  Анри Виктор Реньо (1810–1878) – физик, химик, директор Королевской фарфоровой мануфактуры в Севре.


[Закрыть]. Доклад о моем проекте Реньо делал на заседании академии, на которое Дюбуа и я получили официальные приглашения. Оппонентом выступал Леверье[105]105
  Урбен Леверье (1811–1877) – химик, астроном, директор Парижской обсерватории.


[Закрыть], оказывавший протекцию также представленному в академию проекту электрохимического телеграфа Бейна[106]106
  Александр Бейн (1810–1877) – шотландский механик. Занимался конструированием телеграфов, известен заслугами в создании электрических часов.


[Закрыть]. Председательствовавший непременный секретарь Араго[107]107
  Доминик Франсуа Жан Араго (1786–1853) – французский физик и астроном; занимался астрономией, физикой (в особенности поляризацией света, гальванизмом и магнетизмом), метеорологией и физической географией. – Примеч. пер.


[Закрыть] быстро расправился с оппозицией Леверье, выразив благодарность академии за представленный доклад и объявив решение о его издании в Savants etrangers[108]108
  Memoires des savants etrangers a l'Academie – «Записки ученых, не являющихся членами Академии». Публикация в данном сборнике являлась высшим знаком отличия и самым лестным отзывом Парижской академии наук. – Примеч. пер.


[Закрыть].

Этот публичный экзамен моего первого труда в области телеграфии знаменитыми членами лучшей научной организации мира произвел на меня неизгладимое и волнующее впечатление. Ведь существует так много причин против подобного официального экзамена научных и технических достижений, представляющего собой разновидность официальной печати и могущего легко навредить свободному развитию науки, он допустим только при полном контроле заседаний со стороны общественности, но этот экзамен может оказаться также очень полезным и стимулирующим.

Благодаря появившемуся в Savants etrangers труду и опубликованному в том же году в «Anallen» Поггендорфа сочинению «Об электрических проводах и аппаратах»[109]109
  Правильное название сочинения: «О телеграфных проводах и аппаратах».


[Закрыть], полностью передававшему содержание парижского доклада по части подземных линий, бесспорно, был подтвержден мой приоритет в некоторых научных и технических завоеваниях. Несмотря на это, на некоторые из них впоследствии были предъявлены необоснованные претензии. Это заставляет меня сделать здесь несколько замечаний о все чувствительнее проявляющихся в последнее время недостатках международной литературной справедливости. Для начала нужно признать, что в течение последних десятилетий стало очень трудно, даже практически невозможно полностью обозреть тот неимоверно разросшийся материал научных и технических публикаций, сделанных к тому же на многих языках. Также естественно, что те, кто посвящает все свободное время собственным изысканиям, а в особенности те, кто активно работает над дальнейшим развитием нашей естествоиспытательской техники, с трудом находят время обстоятельно изучить достижения других ученых, работающих в тех же или смежных направлениях, даже при условии владения соответствующими иностранными языками; а также что в целом у них есть мало желания уделять внимание прошлому. В качестве такого примера я хотел бы сослаться на гениальнейшего и изобретательнейшего физика всех времен – Фарадея[110]110
  Майкл Фарадей (1791–1867) – английский естествоиспытатель, изобретатель электромагнитной индукции. Родившись в простой семье, стал одним из величайших ученых своего времени. С помощью Гемфри Дэви, чьим ассистентом он был, получил доступ в Королевский институт. Открытия в химии и физике, в особенности названного в его честь закона электромагнитной индукции, и обоснование вращения плоскости поляризации света в магнитном поле (эффект Фарадея) сделали его всемирно известным.


[Закрыть].

Он познакомился с изолированными гуттаперчей проводами лишь спустя много лет после их изобретения, когда в Англии их стали применять для подводных кабелей, в которых внешняя защита изолированного проводника производилась путем оплетки железной проволокой. Удивительное поведение зарядов, наблюдаемое Фарадеем на этих кабелях, побудило его опубликовать сочинение на данную тему. Когда же Дюбуа-Реймон без всяких комментариев выслал ему перепечатку моего изданного Французской академией наук труда, Фарадей не замедлил сопроводить свою работу второй, где процитировал относящиеся к делу выдержки из моей статьи с пояснением, что мне, бесспорно, принадлежит приоритет и самого наблюдения, и объяснения феномена. Однако прочие английские ученые, такие как Уитстон, Дженкин и многие другие, не посчитались как с данным замечанием Фарадея, так и с прочими моими публикациями.