Текст книги "Как я изобретал мир"

Раньше в Германии существовал добрый обычай всегда предварять описание собственных научных или технических изобретений и открытий описанием достижений своих предшественников на избранном поприще и тем самым сразу же хронологизировать описываемый собственный научный прогресс – обычай, который, к сожалению, так никогда и не нашел применения в других странах таким же добросовестным образом. Поэтому до сих пор именно немцам принадлежала слава признания ими более, чем другими нациями, чужих заслуг и постоянного сопровождения собственных достижений предшествующими. Распространенное в Германии более чем в других странах знание иностранных языков значительно облегчало дело, но даже несмотря на это, немецкая наука всегда считала своим почетным долгом соблюдать литературную справедливость вне зависимости от того, идет ли речь о соотечественниках или иностранцах; остается надеяться, что так будет и в дальнейшем, и таким образом мы убережемся от литературного пиратства, которое, к сожалению, уже угрожает внедриться и у нас.

Господин Сименс… возвратился из своей поездки в Англию, Францию и Бельгию, куда ездил по приглашению для представления в этих странах изобретенного им подземного электромагнитного проводного телеграфа …Его система нашла большое признание в Англии, Франции и Бельгии и будет внедряться там, как только позволят обстоятельства…

National Zeitung, 22.05.1850

Я не хочу придерживаться ставшей в последнее время излюбленной практики позволять каждому встречному самостоятельно определять и защищать мои действительные или мнимые заслуги, это слишком утомительно. На этих страницах я коснусь данного вопроса, вкратце перечислив в конце описания разных периодов своей жизни то, что, по моему представлению, было важным для дальнейшего развития естествоиспытательской техники и где мне, бесспорно, принадлежит пальма первенства в открытии, изобретении или первом применении. То, что я кое-где повторяю уже написанное раньше в другом контексте – неизбежно. И если я где-то ошибаюсь и недостаточно учитываю старые претензии других лиц, то прошу проявить снисхождение и к моей персоне.

Заканчивающийся публикацией «Истории электрической телеграфии» и соответствующей статьи в «Anallen» Поггендорфа период, краткий обзор которого я хочу сейчас привести, я постараюсь изложить сжато, так как самые главные события, непосредственно повлиявшие на мою жизнь, уже подробно изложены.

Когда я в 1842 году подал прошение на свой первый прусский патент, способ гальванического золочения или серебрения еще не был известен в Германии. Я проводил эксперименты со всеми известными мне солями золота и серебра и кроме серноватисто-кислого натрия посчитал подходящими для этих целей и соединения циана. Но патент был выдан только на соли натрия, так как тем временем стал известен патент Элкингтона на использование солей циана. Несмотря на прекрасное качество золота и серебра, осаждаемого из серноватисто-кислого натрия, в итоге общее применение нашли соли циана как более устойчивые соединения.

Поставленная моему брату Вильгельму задача сконструировать регулятор, точно регулирующий соединенную с водяным колесом паровую машину таким образом, чтобы водяное колесо продолжало выполнять всю свою работу, а паровая машина в любое время отдавала требуемый излишек энергии, навело меня на идею так называемой дифференциальной регулировки. Она состояла в том, чтобы использовать свободнокачающийся маятник для получения абсолютно равномерного вращения и с его же помощью заставить вращаться винт, в то время как регулируемая машина вращала бы находящуюся на этом винте подвижную гайку в том же направлении. Гайка смещалась по винту вправо и влево до тех пор, пока не начинала двигаться быстрее или медленнее винта и могла тем самым полностью регулировать ход машины, переставая двигаться сразу же по достижении машиной скорости, равной скорости маятника. Изготовленный по данному принципу дифференциальный регулятор, или хронометрический регулятор, как называл его впоследствии в Англии практически выполнивший и усовершенствовавший этот прибор Вильгельм, так и не получил повсеместного применения в машиностроении, потому что был не так дешев и прост, как появившийся в более позднее время значительно улучшенный регулятор Уатта. Зато он подарил машиностроению эффективный конструктивный элемент для дифференциации движения, испробованный нами в разнообразнейших формах.

Из письма Александра фон Гумбольдта[111]111
  Александр фон Гумбольдт (1769–1859) – происходил из дворянской семьи Нижней Померании, осевшей в берлинском пригороде Тегель. После обучения в университетах Франкфурта-на-Одере, Геттингена и Фрейбергской горной академии в Саксонии Гумбольдт стал обер-бергмейстером во Франконии. С 1797 года полностью отдал себя научным занятиям, преимущественно изучению географии, ботаники и физики. Вместе с Карлом Фридрихом Гаусом организовал магнитные станции, встречался также с Фридрихом Шиллером и Иоганном Вольфгангом Гёте. Посетил Францию, Италию (измерение температуры Везувия), Англию, Испанию, Данию. Его путешествие в Центральную и Южную Америку помогло заново открыть эти регионы для европейской науки. Долгое время прожил в Париже по политическим причинам. В 1811 году стал соучредителем Берлинского университета, детища его брата Вильгельма. Был другом короля Фридриха Вильгельма IV. Во многом благодаря Гумбольдту Берлин стал центром молодого немецкого естествознания. В эпоху разграничения науки по областям он оставался последним универсальным ученым, исследовавшим и отображавшим весь объем естествознания своего времени.


[Закрыть] Вернеру Сименсу, около 1850 года

Я с превеликим интересом прочитал Ваш одинаково поразительный как по содержанию, так и по ясности изложения трактат «Об электрической телеграфии», а также отчет о нем, сделанный Пулье, так как отношусь к тем приверженцам старых традиций, что радуются заслуженной славе своих земляков. Могу ли я теперь, дорогой господин лейтенант, обратиться к Вам с просьбой навестить Вас в следующий четверг в 12 часов на Шёнебергерштрассе? Я знаю, что Вы очень заняты, поэтому пишу Вам задолго заранее. Не утруждайте себя ответом, если только не предпочитаете назначить другой день.

С глубочайшим почтением,

покорный слуга Вашего высокоблагородия

А. фон Гумбольдт

Мои занятия задачей по измерению точной скорости снаряда, решить которую полностью не удалось гениальным часам Леонарда, позволили мне понять, что к цели может привести только метод, заставляющий размышлять. Так я пришел к мысли использовать для решения электрическую искру. Мое предложение состояло в том, чтобы заставить электрические искры перескакивать по быстро и равномерно вращающемуся полированному стальному цилиндру от периферии к острию и, исходя из расстояния между оставленными этими искрами метками и известного числа оборотов цилиндра, рассчитать скорость пули, производящей искры в определенных местах ствола. Данный метод измерения скорости с помощью оставленных электрической искрой в полированной стали или на покрытой сажей стальной поверхности меток полностью оправдал себя и по сей день используется, в частности, для измерения скорости[112]112
  Измерение скорости. Способ измерения с помощью меток, оставленных электрической искрой на полированной стали; явился основой для появившегося позднее хронографа с искровой записью.


[Закрыть] снарядов в оружейных и орудийных стволах.

Родившаяся из описания тепловой машины Стирлинга, полученного мной в 1845 году от брата Вильгельма, мысль о накоплении не использованного при рабочей операции тепла для применения в последующем рабочем цикле вызвала мой совершенно особый интерес. Данная идея показалась мне новыми вратами в еще не известный, огромный мир естественнонаучной техники.

Это случилось в то время, когда пронизывающая и направляющая современное естествознание мысль о причинной связи всех природных сил на бессознательном уровне овладела всеми умами, пока вскоре не возвысилась с помощью Майера и Гельмгольца до всеобщего научного знания. Принцип кругооборота тепла в тепловых машинах и теплового эквивалента работы нашел убедительное отражение в моем сочинении «Об использовании нагретого воздуха в качестве движущей силы», к опубликованию которого меня побудила машина Стирлинга. Основной заслугой данного сочинения я, однако, считаю то, что оно послужило для моих братьев Вильгельма и Фридриха импульсом к их более поздним новаторским работам в области экономии тепловой энергии.

В моем первом стрелочном телеграфе 1846 года я последовательно реализовал принцип самопрерывания электрического тока как для самих аппаратов, так и для звонков. Основная идея принципа состояла в увеличении хода якоря молоточка Нефа с помощью вставки при необходимости подвижного контакта, так называемого шибера. Мои основывающиеся на данном принципе стрелочные и печатные телеграфы отличались от известного тогда телеграфа Уитстона тем, что являлись самодействующими машинами, работающими синхронно до тех пор, пока один из аппаратов при нажатии на кнопку с буквой механически не останавливался на соответствующей букве, при этом все остальные аппараты также останавливались на той же букве, а на печатном аппарате печаталась данная буква.

Описание этих аппаратов, а также большинства моих дальнейших изобретений и усовершенствований телеграфных проводов и аппаратов до 1850 года включительно содержится в моем сообщенном Парижской академии трактате «История электрической телеграфии». Здесь же я ограничусь тем, что перечислю самые важные научные и технические достижения, приоритет в которых отдан мне данной публикацией:

• Внедрение самопрерывания электрического тока в конце каждого хода якоря установленной высоты. Вместо этого можно также сказать: увеличение высоты хода молоточка Нефа с помощью механизма, соответствующего шиберу паровой машины. На нем основываются все самодействующие электрические звонки без часового механизма и многие другие конструкции.

• Достижение синхронного хода двух и более электрических машин благодаря тому, что новый цикл осуществлялся только тогда, когда все циклы самопрерывания окончены, а движение якорей всех включенных аппаратов завершено.

• Создание изолированных проводов для подземных или подводных телеграфов с помощью их обжима гуттаперчей.

• Конструкция обжимных машин для создания гуттаперчевой оболочки вокруг изолируемых проводов без соединительного шва.

• Открытие явления возникновения электрического заряда на изолированных подземных или подводных проводниках и создание закона сохранения электрического заряда в замкнутых и незамкнутых проводниках.

• Создание методов, измерений и формул для определения нахождения дефектов проводов и изоляции на подземных проводах.

Подземные провода как без внешней защиты, так и со свинцовой оболочкой тем временем нашли все большее применение далеко за границами Германии. Среди прочих государств эту систему приняла Россия, связав Петербург с Москвой подземной линией. Но в Пруссии ухудшения, появившиеся на первых линиях уже вскоре после завершения строительства, неумолимо набирали силу. Причины, поспособствовавшие этому и в конце концов приведшие к окончательной порче линий, уже были упомянуты. Обусловленное политическими причинами почти болезненное стремление так быстро, насколько это возможно, и с минимальными затратами создать покрывшую целое государство подземную проводную систему помешало снабдить провода арматурой и зарыть их так глубоко, чтобы предотвратить повреждения рабочими и грызунами. Попытка заменить пришедшие в негодность провода проводами со свинцовой оболочкой оказалась тщетной, потому что грызуны прогрызали даже свинец. Кроме того, совершенно отсутствовал соответствующе обученный персонал для поддержания надлежащего состояния разветвленной телеграфной сети и устранения появляющихся дефектов без повреждения всей системы. Из-за неумело проведенных поисков и исправлений имеющихся дефектов появлялись новые бессчетные места пайки, изолирующиеся очень примитивным образом – переклейкой нагретой гуттаперчей, что вело к появлению все новых дефектов. Таким образом, приходилось опасаться, что подземные линии в короткое время придут в полную негодность.

Из: Сименс Вернер. «Краткое представление прусских подземных проводных телеграфных линий с описанием полученного опыта», 1851, в: Siemens, Werner von. Wissenschaftliche und Technische Arbeiten. II, S. 58–77.

Целью этих страниц было показать, что неблагоприятные результаты, показанные первыми проложенными в Пруссии подземными линиями, были обусловлены не выбранной для них системой, а в большинстве случаев отсутствием опыта, неблагоприятными условиями, вызвавшими дефекты системы, и ее последующим управлением.

На новых линиях данные ошибки в большинстве случаев предотвращены и в дальнейшем полностью устранены с помощью правильного использования полученного опыта и технического прогресса.

Такое печальное положение вещей подвигло меня к изданию брошюры под названием «Краткое представление прусских подземных проводных телеграфных линий с описанием полученного опыта». В ней я указал на имеющиеся опасности и дал предложения по улучшениям в обслуживании линий, одновременно энергично отвергая навязываемую мне тогда со всех сторон вину в разрушении предложенной мной телеграфной системы. Естественно, что появление данной брошюры привело к разногласиям с управлением Прусского государственного телеграфа. В частности, на несколько лет полностью прекратилось любое общение как с моей персоной, так и моей фирмой. У нас забрали все заказы и передали наши специальные конструкции другим фабрикантам в виде моделей. Это привело к тяжелому кризису нашего молодого предприятия, к тому времени превратившегося в фабрику с несколькими сотнями рабочих. По счастью, железнодорожная телеграфия, бывшая тогда, как и сами железные дороги, независимой от государства, представляла собой свободный рынок для нашей продукции. Однако провал государственной телеграфии поспособствовал тому, что мы обратили взгляд на заграницу и искали там сбыт для наших изделий, а также возможности заключения крупных сделок.

Теперь я собираюсь рассказать о зарубежных предприятиях моей фирмы, и так как в них очень важную роль играют младшие братья, то будет уместно прежде взглянуть на прошлое моей семьи, и в частности братьев, в последний описанный мной отрезок жизни.

Биография моего брата Вильгельма изложена хорошо известным английским писателем мистером Уильямом Полем с большими подробностями и добросовестным использованием всех имевшихся в его распоряжении источников.

Поэтому далее я коснусь только тех событий его жизни, что повлияли и на мою собственную судьбу. Для начала я уже в этом месте хочу отметить, что в течение всей жизни Вильгельма я состоял с ним в оживленной переписке и активном личном общении, что приносило нам обоим большую пользу. Мы делились друг с другом всеми важнейшими событиями нашей жизни, а также планами и устремлениями, обсуждали несовпадения в точках зрения и практически всегда, если не в письме, то при ближайшей встрече, приходили к дружескому согласию. То обстоятельство, что я в большей степени являлся ученым-естествоиспытателем, а Вильгельм – техником и практическим инженером, способствовало тому, что мы соответственно этому признавали за каждым из нас определенный авторитет, чем значительно облегчалась наша совместная работа. И то, что мы не завидовали успехам друг друга, а, напротив, радовались признанию каждого на его нынешней родине, укрепляло и обеспечивало наше взаимопонимание.

После прекращения в 1846 году наших деловых отношений по проведению совместных экспериментов Вильгельм устроился инженером на уважаемое английское машиностроительное предприятие, чтобы обеспечить свое существование.

Но, как говорится в одной немецкой пословице, «как волка не корми, он все в лес смотрит», так что это продлилось недолго, и он, так же как и я, целиком погрузился в собственные изобретения. Однако сейчас между нами появилось различие: я ограничился практическим решением многочисленных задач, поставленных передо мной телеграфией и вообще применением учения об электричестве, в то время как Вильгельм преимущественно пытался разрешить трудные проблемы термодинамики. В частности, он поставил себе задачу обойти сложности, возникшие у Стирлинга в Данди с конструкцией его тепловой машины, используя генератор тепла.

Из письма Вернера Вильгельму, 09.06.1849

Для английских клиентов ты скоро получишь телеграфы, намного превосходящие по мощности мои предыдущие, теоретически устаревшие. Ведь только практика является истинным источником познания!..

Эксперименты с регенеративными паровыми машинами, регенеративными испарителями и конденсаторами годами поглощали его время и средства, так и не приведя к всеобщему внедрению этих конструкций в технику. Зато ему удалось практически решить задачу, которой я долгое время занимался в Берлине, так и не добившись окончательного успеха. Речь идет о счетчиках учета потребленной воды[113]113
  Счетчики учета потребленной воды. Водопроводные системы, появившиеся в середине XIX века сначала в Англии, повлекли необходимость продажи воды, а значит, и измерения ее количества. Для этого нужно было установить счетчики в водопроводы. В изобретенной Вильямом Сименсом конструкции небольшая турбина в трубопроводе вращала при подаче воды зубчатую передачу, а та – стрелку на счетчике. Siemens & Halske начала изготавливать такие счетчики с 1851 года и, следуя традициям, выпускала эти неэлектрические приборы вплоть до 1962 года.


[Закрыть]. Запатентованные реактивные счетчики воды Сименса – Адамсона долгие годы лидировали на рынке и принесли Вильгельму хорошие прибыли. Только в более позднее время они были заменены берлинской конструкцией импульсных и вихревых счетчиков воды, также затем адаптированных Вильгельмом.

Успешное развитие производства телеграфных аппаратов и прочих электрических приборов на нашей берлинской фабрике и повсеместное признание нашей продукции сделали очевидными деловые отношения Вильгельма с фирмой Siemens & Halske. Поначалу это был агентский договор на поставку заказов в Англию, где Вильгельму с большим мастерством удавалось привлечь внимание английских техников к достижениям берлинской фирмы. Особенно этому посодействовала первая Всемирная промышленная выставка, состоявшаяся в Лондоне летом 1851 года. Фирма Siemens & Halske представила на ней все разнообразие своей продукции; выставочные экспонаты нашли всеобщее признание и принесли компании высшую награду выставки – медаль муниципалитета Лондона.

Мои братья Ханс и Фердинанд остались верны сельскому хозяйству. После передачи аренды Менцендорфа они приехали в Берлин, где постепенно собрались все братья, за исключением Вильгельма, и вскоре им обоим удалось получить подходящие должности в восточно-прусских имениях.

Фридрих уже в подростковом возрасте ушел юнгой в море и несколько лет совершал долгие плавания на любекских парусных суднах. Это немного остудило его поначалу непреодолимую тягу к жизни моряков, и однажды он написал мне, что очень хочет научиться чему-то другому.

После этого я выписал его в Берлин, для подготовки к поступлению в мореходную школу с помощью частных учителей. Он с большим рвением отдался учебе, добившись прекрасных результатов, а вскоре увлекся и моими идеями и экспериментами. Новая духовная жизнь заинтересовала его в итоге до такой степени, что склонность к мореплаванию, чью теневую сторону он достаточно хорошо изучил, не смогла противостоять новым впечатлениям. К тому же полная перемена в одежде, образе жизни и климате привела к ревматическим болям, которые он с трудом переносил. Отныне он поддерживал меня во всех технических работах и усердно занимался восполнением нанесенных мореходной карьерой пробелов в знаниях.

Мой следующий по возрасту брат Карл, как и Фридрих, первые годы после смерти родителей провел у дяди Дейхмана в Любеке, а затем завершил свое образование в Берлине.

Из письма Вернера Карлу, 11.10.1851

Так как ты сейчас наверняка много времени проводишь на лондонских улицах, то вполне мог бы заняться тамошней грязью. Лёбель хотел бы получить консультацию по поводу используемых там щеток с ручкой, по его словам, имеющих то преимущество, что они не выскребают грязь из швов в мостовой…

Ты также мог бы навести справки о стоимости и мощности мусороуборочных машин…

Там он уже с ранних лет принимал участие в моей работе и стал верным и всегда надежным ассистентом в моих первых технических начинаниях. Особенно он поддерживал меня при прокладке первых подземных линий.

Я уже рассказывал, что весной 1848 года Вильгельм, Фридрих и Карл последовали за мной в Киль и Фридрихсорт. Мощно поднявшийся повсюду немецкий национальный дух не позволил им спокойно оставаться дома. Вильгельму я поручил строительство и командование батареей, заложенной мной напротив Фридрихсорта в Лабё, а Фридрих и Карл поступили добровольцами во вновь созданную шлезвиг-голштинскую армию и служили в ней до окончания перемирия. После этого события мы договорились, что Фриц продолжит техническое образование под началом Вильгельма в Англии. Карл поступил на химическую фабрику в Берлине, которую вскоре оставил, чтобы помочь мне с телеграфными станциями и ремонтом линий. В 1851 году он вместе с Фридрихом представлял берлинскую фабрику на Всемирной выставке в Лондоне и блестяще провел там сопутствующие деловые переговоры. Открытый затем под его руководством филиал в Париже пусть и не принес ожидаемых плодов, зато много поспособствовал его социальному и деловому образованию.

Что касается оставшихся двух младших братьев, Вальтер одновременно с Карлом переехал из Любека в Берлин и посещал здесь школу. Отто я отправил в частный пансион для мальчиков в Галле, так как мне не хватало времени в должной мере лично заняться его воспитанием.

Из письма Вернера Карлу, 24.07.1852

…Сейчас ты должен думать не о том, как сразу зарабатывать много денег, а о том, как создать прочный фундамент на будущее… Мы тоже начинали с нескольких рабочих в скромной комнатке…

Однажды созданный институт получит определенную жизнеспособность… если у него не кончится пища. А она гарантирована вам тем, что наш опыт и достижения являются также и вашими.

Из двух наших сестер старшая, Матильда, вышедшая замуж за профессора Гимли в Киле, уже была счастливой матерью кучи красивых ребятишек. Она всегда честно делила со мной заботы о наших младших братьях и по возможности пыталась заменить собой так рано ушедшую мать. Мою младшую сестру Софию, как я уже говорил, после смерти родителей удочерил дядя Дейхман из Любека. В начале 1850-х годов Дейхман принял решение эмигрировать со всей семьей в Северную Америку. Данное решение вызвали по большей части политические причины. После поражения революции в Германии и Австрии, отказа от Шлезвиг-Голштинии и глубокого унижения Пруссии Германией все больше и больше овладевала беспомощность. Власть России в те времена была настолько огромной, что пророчество Наполеона с острова Святой Елены, что через пятьдесят лет вся Европа станет республиканской или казацкой, казалось, практически сбылось. Хотя я сам был глубоко подавлен таким печальным поворотом политической ситуации, тем не менее не разделял столь пессимистических взглядов. Поэтому я не только отклонил настоятельное приглашение дяди последовать за ним в Америку, но и попытался предотвратить эмиграцию кого-либо из моей семьи. Особенно я был против отъезда моей сестры Софии, в этом меня горячо поддержал ее официальный опекун господин Экенгрен[114]114
  И. K. Экенгрен – арендатор соседнего с Менцендорфом имения. После смерти родителей Вернера фон Сименса стал опекуном его несовершеннолетних братьев и сестер.


[Закрыть]. К сожалению, у нас не было права удержать Софию, являвшуюся теперь дочерью дяди по закону.

В этой беде нам на помощь пришел бог любви Амур. Молодой ученый, доктор юридических наук Кроме из Любека с удовольствием наблюдал за подрастающей по соседству девочкой и ждал только ее совершеннолетия, чтобы начать официальные ухаживания. И тут страшная весть о предполагаемой эмиграции заставила его досрочно принять решение.

Он попросил руки еще шестнадцатилетней девушки, и они незадолго до отъезда приемных родителей сыграли свадьбу. Мы, старшие, не раскаялись в своем покровительстве этому браку. Хотя молодому супругу в первые же дни брака пришлось испытать приступ ревности, так как его новоиспеченная жена усердно скрывала от него содержимое некоторых ящиков своего шкафа, а однажды при его внезапном возвращении домой попыталась спешно спрятать занимавшую ее вещь. В ответ на упреки вспылившего супруга она в слезах призналась, что шила новое платье для любимой куклы, закончить которое ей не оставила времени поспешная свадьба.

Заслуживает упоминания то, что присущие с детства моим братьям черты характера они сохранили до глубокой старости, что придало их жизни совершенно определенное направление. Это особенно относится к Вильгельму, Фридриху и Карлу[115]115
  Карл фон Сименс (1829–1906) – брат и ближайший помощник Вернера. Создал российские филиалы фирмы и с успехом руководил ими. Большей частью ему обязаны заказы и строительство телеграфных линий фирмы Siemens & Halske в России в 1853 году, планирование и прокладка Индоевропейской телеграфной линии с 1867 по 1870 год, а также прокладка трансатлантического кабеля братьями Сименс с помощью их парохода «Фарадей» в 70–80-е годы XIX века. В 70-е годы XIX века Карл добился повторного расцвета английского филиала. После смерти Вернера стал руководителем фирмы Siemens & Halske. После реорганизации фирмы в 1897 году акционерное общество возглавил наблюдательный совет. В 1895 году, получив российско-финское гражданство, удостоен наследного дворянского титула от российского царя. Так как его внук умер рано и не оставил детей, род Сименсов прервался.


[Закрыть], трем братьям, с которыми меня больше всего объединяла моя общественная деятельность и стремления.

Вильгельм был углубленным в себя, возможно, немного замкнутым ребенком. Он с большой любовью относился к своим близким, но никогда этого не выказывал. С подросткового возраста он был честолюбив и в некоторой степени склонен к ревности.

Когда мать, бабушка и братья с сестрами стали более нежно относиться к следующему по возрасту брату Фрицу, у Вильгельма развилась глубокая неприязнь к маленькому сопернику. Это чувство, я полагаю, так никогда полностью в нем не угасло, несмотря на всю ту братскую любовь и заботу, которые он впоследствии неоднократно проявлял по отношению к Фрицу. Он обладал ясным умом и сообразительностью, всегда с большой легкостью мог следить за ходом мысли других людей, а также усваивать и применять полученные знания на практике. Из хорошего ученика вышел логически и системно думающий хороший инженер и предприниматель. Своим большим успехам в Англии он преимущественно обязан врожденному таланту легко и быстро извлекать из имеющихся сокровищ немецкой науки то, что имеет в данный момент практическую ценность. Кроме того, ему было свойственно постоянно поддерживать эти знания на таком уровне, чтобы сразу находить для возникающих технических вопросов соответствующие решения. Тем не менее в свое время его во многом поддержало то обстоятельство, что он перебрался в Англию в тот момент, когда образование в области естествознания существовало только отчасти (пусть даже затем оно и приобрело высшее качество) и живая связь науки и практики там, как и в Германии, отсутствовала. Таким образом, ему удалось не только самому создать что-то полезное, но и своим энергичным и деятельным вмешательством в высокоразвитую научно-техническую общественную жизнь Англии получить большие заслуги как для себя лично, так и для всей английской промышленности в целом.

Паровая машина мистера Вильяма Сименса.

Это один из тех добрых и приятных людей, встрече с которыми мы всегда рады, которые внушают почти обязательную симпатию и любовь; это проявляется во всей своей истине в старой немецкой пословице «В тихом омуте черти водятся», …потому что под внешним спокойствием они скрывают в высшей степени живой и плодовитый ум.

Из: «Космос. Еженедельный энциклопедический обзор успехов науки» (Cosmos. Revue encyclopédique hebdomadaire des progrès des sciences), Париж, 1855, т. 7.

Почти диаметрально противоположными были интеллектуальные способности следующего за ним по возрасту брата. Фридрих не был хорошим учеником. Ему всегда было тяжело следить за мыслью другого до конца, зато он с детства был превосходным наблюдателем и имел дар соединять и объяснять свои наблюдения. Для правильного понимания и осмысления мыслей других ему приходилось пропускать их через себя или продумывать. Эта способность к постоянному самостоятельному, неподверженному чужому влиянию размышлению и самообразованию придала его натуре философский налет, а его достижениям – ярко выраженную оригинальность.

Фриц – прирожденный изобретатель, его пытливый ум посещает идея изобретения, пусть даже поначалу в расплывчатой, туманной форме, которую он затем с неутомимой энергией и неустанным усердием проверяет, овладевая при этом иногда дополнительными знаниями, и, наконец, признает свою мысль либо несостоятельной и невыполнимой, либо полезной, разрабатывая ее затем до уровня почти всегда оригинального изобретения. При этом Фриц никогда не был ни дипломатом, ни тщательно взвешивающим слова и поступки коммерсантом. Он шел и продолжает идти всегда и везде своим прямым, обусловленным лишь врожденным дружелюбным и доброжелательным нравом путем, приводящим его, как правило, к желаемой цели, всегда хорошо обдуманной и с огромной энергией преследуемой.

Следующего за Фрицем брата Карла я хотел бы охарактеризовать как наиболее естественно одаренного. Он был всегда надежен, верен и добросовестен, хороший ученик, любящий и преданный брат. Ясный взгляд на вещи и всесторонне развитый интеллект сделали его хорошим предпринимателем, а прекрасное понимание техники и чувство такта – еще и превосходным руководителем деловых предприятий. Карл был настоящим связующим звеном между нами, четырьмя братьями; по сути, мы все существенно отличались друг от друга, но все преодолевающая братская любовь позволяла нам держаться и творить вместе на протяжении всей нашей жизни.

Чтобы включить и себя самого в вышеизложенную характеристику, хочу только заметить, что я обладал большей частью всех плохих и хороших качеств моих трех братьев, но их внешнее проявление, обусловленное особенным жизненным путем, было существенно оттеснено на задний план. Моим глубочайшим стремлением всегда было выполнение своего долга и принесение пользы. Признание хотя и доставляло мне удовольствие, но мне никогда не нравилось выглядеть выскочкой или становиться предметом всеобщих оваций. Возможно, мое постоянное стремление «больше быть, чем казаться» и желание оценки моих заслуг прежде всего другими людьми является лишь особой формой тщеславия. На этих страницах я постараюсь по возможности от него воздержаться.