Текст книги "На передней линии обороны. Начальник внешней разведки ГДР вспоминает"

Горячий уголь

В январе 1954 года в Берлине проводится встреча министров иностранных дел США, Великобритании, Франции и СССР. Германский вопрос находится – в центре переговоров. Мы пользуемся присутствием многих журналистов, чтобы установить контакты, поговорить со многими людьми, собрать информацию. С этой целью мы тесно сотрудничаем с работниками пресс-центра Совета Министров. Как-то они рассказывают мне о гражданине ФРГ, в разговоре с которым просматривалось, что у него наилучшие отношения с руководящими лицами в партиях и государственных учреждениях страны. Я устанавливаю с ним контакт и годами веду его дело в папке под псевдонимом «Уголь». Так как он практически сам себя предложил и быстро изъявил готовность работать с нами, проверяем мы его весьма дотошно. Может, его подослали к нам с заданием?

Во время войны он был лейтенантом, а сейчас работает свободным журналистом. Он представляет для нас интерес из-за связей с ведомством Бланка, с вновь образуемой там службой контрразведки под началом полковника Ахима Остера и из-за его тесных отношений с верхами руководства СДПГ, такими, как депутат бундестага Фритц Ерлер.

Мы проверяем его данные и встречаемся с ним только в ГДР. Мы не подключаем к нему других агентов в качестве связников. Для нас он остается горячим углем, который надо брать осторожно. В ответ на вопрос о мотивах сотрудничества с нами «Уголь» называет свои военные переживания. Ремилитаризацию ФРГ он рассматривает как опасную для укрепления мира в Европе. В этом наши взгляды совпадают. «Уголь» постоянно поставляет много информации, а вскоре и фотокопии документов. Некоторые, как он утверждает, происходят из сейфа генерала Шпейделя, генерального инспектора бундесвера. Они носят название ДЕКО I и ДЕКО II – учебные игры по военной аннексии ГДР. Мы просто не верим, что в 1954–1955 годах реально планируются такие сценарии.

Мы снова проверяем данные «Угля». Нас интересует секретарша, от которой он, якобы, получает документы. Мы ее действительно находим по указанному адресу. Впрочем, женщина безоговорочно отшивает агента, которого мы посылаем к ней и который заговаривает с ней об «Угле».

Так настоящий «Уголь» или нет? Мы этого не знаем. В любом случае, его информация вписывается в 1959 году в политическую концепцию «холодной войны». На пресс-конференции в Берлине правительство ГДР представляет общественности военные планы боннских «ультра». Опровержения не последовало. «Уголь» тем не менее арестован в ФРГ. Его мать во время заключения сына поддерживает с нами контакты.

Возрождение милитаризма в Западной Германии

После освобождения он поселяется в Австрии. Через свою подругу он снова предлагает свои услуги. Однако мы все сильнее сомневаемся в его надежности, а в частных беседах с ним получаем неясные, тяжело проверяемые ответы, поэтому не проявляем больше никакого интереса. «Уголь» обрывает связь с нами. Более поздняя попытка поговорить с ним уходит в пустоту.

Чтобы проверить данные «Угля», я еду в венгерскую столицу. Это особая командировка. Идет 1957 год, на пороге лето. Осенью прошедшего года по Венгрии пронеслось восстание. Советские танки снова восстановили порядок реального социализма. На Маргаретенинзель, в роскошном Гранд-отеле, в котором я живу, мало чувствуются противоречия венгерского общества. Все по-другому в Министерстве внутренних дел, где сидят мои партнеры по переговорам. Сотрудники служб разведки и контрразведки сообщают, что их служащим устроили бойню и линчевали. Моя переводчица защищала свое место службы с оружием в руках. Для нее, ее коллег и для меня нет никаких сомнений в контрреволюционном содержании восстания. По нашим понятиям советские войска спасли социализм не только в Венгрии. Меня не терзают сомнения по этому поводу. Напротив, это еще больше побуждает меня к тому, чтобы отразить все атаки на социализм.

Крещение огнем в Женеве

Летним июльским днем 1955 года я прощаюсь со своей женой на длительный срок. Мне предстоит командировка. Для жены в этом нет ничего особенного, такое случается часто. Она желает мне успешной работы в Варшаве и верит, что я лечу в Польшу. В аэропорту Шенефельд я встречаю Рихарда Гюптнера. Он является начальником главного отдела Министерства иностранных дел. Г-жа Гюптнер, которая прощается со своим мужем в аэропорту, спрашивает меня, почему со мной не приехала жена. Они знают друг дружку, мы живем в одном квартале. Я бурчу что-то об уходе за детьми и судорожно подыскиваю другую тему. Мне остается надеяться, что обе женщины не встретятся сразу же. Тогда уж точно Бригитта сразу узнает, что я не в Варшаве, а в Женеве. В отличие от Рихарда Гюптнера я в таких случаях связан правилами конспирации даже по отношению к жене. Мы с Гюптнером первыми поднимаемся в «Ильюшин-14» авиакомпании Люфтганза ГДР». Сначала мы летим в Прагу. Из Западного Берлина есть, между прочим, более быстрая связь с Женевой, но она для нас табу. При этом мы оба – члены небольшой делегации ГДР под руководством госсекретаря и первого заместителя министра иностранных дел Георга Хандке, отправляющиеся на конференцию на высшем уровне великих держав – США, Великобритании, Франции и СССР. Речь идет о коллективной безопасности в Европе, двустороннем отказе от применения силы между НАТО и Варшавским Договором, но в центре внимания, собственно, находится германский вопрос.

Это моя вторая поездка в Женеву. С Георгом Хандке я уже летал однажды в Швейцарию в конце 1954 года. Они оба совершают поездку как официальные лица. Я еду под псевдонимом. Несмотря на то, что я состою на секретной службе, Хандке и Гюптнер берут меня, молодого салагу, под свою опеку. Оба опытные конспираторы и помогают мне в работе.

Георг Хандке работал в руководстве КПГ, был главным редактором «Рабочей газеты». В 1933 году ушел в подполье, а после ареста был приговорен к 15 годам тюрьмы. После образования ГДР его призвали на работу министром внешней торговли, затем перевели в Министерство иностранных дел.

Рихард Гюптнер, родившийся в 1901 году, был председателем Союза Коммунистической молодежи Германии, затем помощником Георгия Димитрова в Коминтерне, жил в эмиграции в Скандинавии, Франции и Советском Союзе. Оттуда он вернулся в Германию вместе с группой Вальтера Ульбрихта. Вскоре после нашей командировки он уедет послом в Пекин.

У меня здесь есть еще и третий ангел-хранитель. Перед моей второй поездкой в Цюрих я познакомился в Берлине с Вадимом Кучиным. Он считается одним из самых опытных советских разведчиков, проявившим себя во многих сложных ситуациях. Он прекрасно говорит по-французски, английски, немецки, причем, при необходимости, на отменнейшем саксонском диалекте, который я когда-либо слышал.

Когда мы встретились в берлинском районе Карлсхорст, он поприветствовал меня на родном диалекте. И мы разговариваем с ним на саксонском диалекте до умопомрачения.

В Женеве он не только мой партнер, но и мой учитель. Я живу в маленькой гостинице в центре, в которой проживает делегация наблюдателей из ГДР, не наделенная официальным статусом или хотя бы дипломатическими полномочиями. По прибытии я чувствую, что за мной кто-то наблюдает.

Умница Кучин тоже заметил, что за мной следят. Он показывает мне соответствующих людей, дает мне еще пару хороших советов и оберегает меня от слишком больших ошибок во время выполнения моего первого крупного задания в зоне проведения операции. Нельзя не заметить одного журналиста, постоянно появляющегося там, где и я. В гостинице он всегда сидит за соседним столом. Когда я с кем-нибудь разговариваю, он стоит поблизости. Я становлюсь все осторожнее. Когда позже в Берлине я описываю этого человека, Маркус Вольф замечает сухо: «Это английский резидент».

По официальной версии я сопровождаю Георга Хандке и Рихарда Гюптнера на переговорах и принимаю их гостей. Многие их партнеры прежде всего политики и журналисты, здесь, в Женеве, в связи с главной темой конференции – германским вопросом, – ищут обмена мнениями с представителями ФРГ и ГДР.

Неофициально я беседую и с агентами из ГДР, которые работают здесь журналистами, и с вверенными мне агентами из зоны выполнения операции, которых я еще не знаю лично. Среди них один депутат бундестага и один штабной офицер, уволенный из бундесвера.

Для меня все это целина, и я в высшей степени сосредоточен. Но все происходит более прозаично, чем я себе представлял, и далеко не так гладко, как об этом будет позже написано в учебных материалах, пособиях и инструкциях Главного управления разведки по проведению операций. Для меня пребывание в Женеве – это испытание огнем, практический курс, занятия по 24 часа в сутки. Я знакомлюсь с разными людьми, общаюсь с ними под легендой, знакомлюсь с условиями капиталистического общества и пытаюсь вписаться в необычную обстановку. Уже только поэтому стоило ехать в командировку. Моя актуальная информация с места событий определенно интересна, но ничего не решает.

Впечатления подтверждают, что я занимаюсь правильным делом. С ГДР на официальном уровне обходятся как с парией. Не признавая на международной арене ее делегацию, между тем принимают к сведению, но никоим образом не обращаются с ней с дипломатическим почтением. При этом политики ГДР носят в карманах дипломатические паспорта, которые признают во время промежуточной посадки в Праге, но которые ничего не значат в Женеве. Там дипломатическое представительство делегации ГДР берет на себя, по договоренности с СССР, китайская делегация. Мы благодарны китайским представителям, не только их дипломатам, за их дружественное поведение.

По возвращении моя жена позволяет мне кое-то время рассказывать об интересных впечатлениях о Варшаве, а потом задает вопрос: «Что ты посмотрел в Польше, я теперь знаю, как же все-таки было в Швейцарии?» После секундного ужаса я испытал облегчение. Все же я могу кое-что рассказать об этой прекрасной стране, о Женеве, Монтре и Берне. О конспиративной работе я, конечно, молчу, как и прежде.

Новый вызов

Стремительное создание бундесвера и его растущая роль в НАТО не остаются без последствий для нашего отдела. От нас все настойчивее требуют размещать источники не только на «шефских этажах», но и закрепляться в низах. Давление становится все больше. По высокому распоряжению мы образуем сектор массовой инфильтрации. Мы должны вербовать военнообязанную молодежь из ФРГ. Для меня и других совершенно абсурдное дело. Серьезно мы этим не занимаемся.

Наша цель – проникнуть в верхи бундесвера и командование родов войск. Речь идет о военно-политическом и военно-стратегическом планировании. Позже мы также проявляем интерес к военной технике и внедряемся в федеральное ведомство по военной технике и закупкам в Кобленце. Там и на Хардтхеэ в Бонне, а не в казармах с рядовым составом бундесвера, находится важная информация. Массовая инфильтрация предается забвению и мы рады этому.

13 августа 1961 года, вскоре после полуночи, в моей квартире звонит телефон. Ничего непривычного – с моей-то профессией! Меня вызывают на службу. Я не единственный, кто туда прибывает. В боевую готовность приведены все сотрудники. Мы узнаем, что боевые группы рабочих и солдаты ННА с полуночи закрыли границы с Западным Берлином и Западной Германией. Руководство приказывает находиться в служебном здании в постоянной боевой готовности. Так как наши «уши» больше по ту сторону границы, а приказ о неразглашении тайны между отдельными подразделениями МГБ явно сработал, то эта тщательно спланированная акция застала нас врасплох. Мы, конечно, обсуждали вопрос, как можно воспрепятствовать тому, чтобы ГДР не была обескровлена вследствие массовых побегов, но безрезультатно. О переговорах между ГДР и СССР на высшем уровне и принятых решениях мы ничего не знали.

Итак, растет то, что люди называют «стеной» и что официально именуется «антифашистским защитным валом». Всем сотрудникам нашего отдела в эту ночь становится понятно: наша работа станет трудней. В то время, как люди в разделенном на части городе думают о том, что их семьи тоже разделены, мы занимаемся тем, что пытаемся удержать связь с нашими источниками и резидентами. В высшем партийно-правительственном руководстве ожидают, что мы еще больше, а не меньше, будем получать информации с той стороны. В последующий период мы организуем новые возможности по обеспечению оперативного перехода границы с востока на запад и наоборот.

С политической точки зрения я нахожу верным решение Советского Союза в условиях разгула «холодной войны». Граница между военными блоками должна быть укреплена, чтобы остановить развитие ситуации, которое таит в себе непредсказуемую опасность вплоть до военного столкновения.

Строительство «Берлинской стены»

Для более гибкой организации работы разведки в Главке упраздняются главные отделы и создаются самостоятельные отделы. Эта мера повышает эффективность нашей разведработы и подтверждает свою правильность до последних дней. Мы остаемся IV отделом. После того, как наш начальник Отто Кнай в начале 1962 года возвращается в контрразведку, руководство возлагается на меня.

После 13 августа мы обеспечиваем, прежде всего, связь с двумя великолепно внедренными источниками. Работающий на нас с 1960 года западногерманский журналист Хельмут Эрнст («Генри») имеет тесный контакт с двумя женщинами. Он вербует для нашей службы сначала мать, а затем и ее дочь, будущего секретаря в федеральном ведомстве по военной технике и закупкам в Кобленце. Другая, завербованная под французским флагом, находит себе работу секретаря в федеральном министерстве обороны. Обе передают документы об электронных системах вооружения, ракетах, отчеты военной разведки, финансовое планирование бундесвера. Информация поступает к до конца 1973 года. В декабре агент «Генри» попадает на скользкой дороге в тяжелую аварию. В багажнике его машины полиция находит шпионское техническое оборудование и пленки, на которые засняты секретные документы. С их помощью устанавливаются источники.

В 1966 году начинается одна из самых успешных оперативных операций. Лотар и Ренате Лутце, а также завербованный ими Юрген Вигель работают в «интеллектуальных» подразделениях Министерства обороны ФРГ. Их ведет супружеская пара резидентов Франк и Кристине Герстнер. Источники годами передают большое количество секретных документов: конструкционные чертежи оружия, планы строительства атомных установок и оружейных складов, ежегодный анализ состояния бундесвера и планы чрезвычайных ситуаций НАТО. Абсолютным хитом стала документация по нефтепроводу НАТО в Европе. Этот трубопровод снабжает все подразделения НАТО горючим. Тот, кто знает маршрут пролегания этого провода, может в случае войны сильно ограничить мобильность всех подразделений. Когда через 10 лет разведчики будут разоблачены в результате акции «Регистрация», проводимой федеральным ведомством по охране конституции, в кругах НАТО огромное возмущение вызовет особенно тот факт, что Варшавский Договор точно знает, где проходит нефтепровод. Соответственно сурово и наказание. Лотар Лутце получает 12 лет, Ренате Лутце, Юрген Вигель, Франк Герстнер и Кристине Герстнер по 7 лет лишения свободы. Лотару Лутце ФРГ откажет в обычно принятом обмене, как и в улучшении условий пребывания в тюрьме по завершении двух третей срока заключения Он отсидит в тюрьме 11 лет и дольше всех наших разведчиков будет искупать вину.

С апреля 1966 по июль 1967 года я посещаю Высшую партийную школу при ЦК КПСС в Москве. Это важно не только для моей дальнейшей карьеры, но и для исполнения моей мечты. Я провожу один год в поразительной стране, изучаю русский язык – на интенсивном курсе обучения, на семинарах и лекциях, а также в обыденной жизни.

Снова занимаюсь философией и экономикой. Мы читаем, конспектируем и обсуждаем труды Маркса, Энгельса и Ленина. Для слушателей из ГДР непривычно то, что почти не делается ссылок на высказывания живущих партийных деятелей и ученых. Я в восторге от профессора Янтцена. Его лекции и семинары по философии – одно наслаждение. На немецком языке он в убедительной форме преподносит теорию и практику.

Напротив, скучно проходят учебные занятия по экономике. Доцент резко критикует «Новую экономическую систему планирования и руководства» в ГДР. Чтобы вывести слушателей из ГДР на верный путь, он рекомендует читать Маркса и ориентироваться на экономическую практику Советского Союза.

Точно так же, как учебные занятия, важны многочисленные разговоры с другими слушателями курса. Это партийные и государственные деятели, ведущие экономисты из республик СССР, ЧССР, Болгарии, Венгрии и Монголии. Мы встречаемся вечерами, беседуем и отмечаем вместе праздники. Мы – маленькая интернациональная семья.

В свободное время мы бродим по Москве, ездим по окрестностям. Во время многодневного пребывания в Новосибирске знакомимся и с небольшой частью Сибири. Я разговариваю со многими людьми на улице, в магазинах, в ресторанах.

Люди, условия их жизни, сама атмосфера убеждают меня в том, что социалистическое строительство в СССР продвигается вперед. Я непосредственно ощущаю дружбу с нами, гражданами ГДР, несмотря на чудовищные потери, причиненные Германией. Не столько учеба, сколько пребывание в Москве укрепляют мою убежденность в том, что на западном фланге содружества социалистических государств необходимо сделать все, что обеспечит мир и безопасность в Европе.

Глава III
В поле зрения – Бонн

В апреле 19б7 года я в последний раз за время моего пребывания в Москве на учебе лечу в Берлин. Я рад увидеть жену и детей. Забот у меня нет. Бригитта, как всегда, все держит в своих руках. Она работает, справляется с домашним хозяйством, интересуется домашними заданиями 17‐летней Ингрид, 15‐летнего Харальда и 12‐летнего Франка, участвует в родительском активе, решает большие и маленькие проблемы по воспитанию детей и проводит с ними выходные дни. Итак, тревожных новостей из квартиры на Альбекерштрассе в районе Пренцлауэр Берг не поступает. Тем, что я вне очереди могу поехать домой, я обязан Харальду. У него праздник совершеннолетия. Я все же несколько обеспокоен. Мне назначено время официальной встречи с Маркусом Вольфом. Странно, потому что я так или иначе вернусь на прежнее место службы, когда приеду в Берлин. Вероятно, он хочет поговорить о моем дальнейшем прохождении службы.

В.Гроссманн

Ровно без пяти минут три я стою в секретариате шефа Главного управления разведки. Я жду. Вольф разговаривает по телефону. Через четверть часа гаснет лампочка на пульте телефонной связи секретаря. Он зовет, я должен войти. Обычно недоступный для многих сотрудников, парящий по коридорам служебного здания, неизменно производящий впечатление очень изысканного человека, он приветствует меня рукопожатием. У нас хорошие отношения. Впрочем, трудно догадаться, что мы хорошо понимаем друг друга, ведь мы достаточно сильно различаемся по происхождению, биографии, характеру и частной жизни.

Вольф быстро переходит к сути. Я рассчитываю на то, чтобы снова работать в моем прежнем отделе. Поэтому получается довольно неожиданно, когда он предлагает коронную драгоценность Главного управления – отдел I. Он считается весьма успешным и занимается правительством ФРГ. Сам Вольф – заместитель министра – курирует отдел. Он даже является членом соответствующей первичной партийной организации, регулярно принимает участие в ее собраниях.

Почему я должен стать начальником этой роскоши?

Во-первых, потому, что это место вакантно. Прежний начальник Хайнрих Фольк тяжело болен. У него прогрессирует опухоль. Крайне самоуверенный и как бы отталкивающий от себя человек, во время войны он сражался в партизанском отряде на советской территории, оккупированной немецким вермахтом. Вместе с Красной Армией он вернулся назад в Германию. В пятидесятых годах он относился к тем офицерам контрразведки, которые должны были укрепить пролетарский элемент в разведке.

Маркус Вольф явно ищет кого-то, чьи способности дополняли бы его собственные. Стратег, человек с большими планами, у которого новые идеи по оперативной работе бьют, как фонтан, однозначно нуждается в человеке, способном к осуществлению замыслов, неуклонно стремящемся к достижению однажды поставленных целей и при этом привносящем собственные идеи. Два его заместителя – Ханс Фрук и Хорст Йенике – подобного склада.

Кроме того, Вольф быстро заметил в моем случае, что Харри Шютт, мой заместитель, в период моего отсутствия использует шанс и хорошо работает. Министерством обороны ФРГ и без меня занимаются наилучшим образом.

Явно активно рекомендовал меня и заместитель начальника Главка Ханс Фрук, мой старший друг и наставник в годы учебы на разведчика. Я чувствую себя польщенным, радуюсь новому назначению и принимаю его без возражений. Вольф ничего другого и не ожидал.

В августе начинается моя новая деятельность. Я переживаю совершенно другую ситуацию по сравнению с той, когда я взял на себя отдел IV. Команда, в которую я прихожу, состоит из испытанных разведчиков, которые с чувством собственного достоинства и не без гордости ссылаются на результаты своей работы. Оба моих заместителя старше меня, начальники секторов – одногодки.

Многих я уже знаю, теперь же нам работать вместе. Руди Геншов, обладающий большим авторитетом и занимающий должность заместителя начальника отдела, с самого начала на моей стороне. Быстро присоединяются и другие, всегда готовые к выполнению очередного поручения. Наша важнейшая цель – внедрение источника в ведомство федерального канцлера. В отличие от других правительственных учреждений и министерств мы получаем оттуда совсем мало информации. На других участках уже проведена солидная работа. Там есть и источники, и квалифицированные агенты с перспективой, иначе говоря, смена, которая готовится к выполнению заданий.

Хорошая исходная ситуация для выполнения трех главных задач: препятствовать превращению «холодной» войны в «горячую», поддержать СДПГ, если она возьмет на себя ответственность за правительство, признать усилия Запада по разрядке напряженности и содействовать им.

Создание в Бонне в декабре 1966 года Большой коалиции под руководством Курта Георга Кисингера было первым знаком. Выборы члена СДПГ и министра юстиции Густава Хайнеманна президентом ФРГ в марте 1969 года стали его четким сигналом. С образованием социал-либеральной коалиции под руководством канцлера Вилли Брандта в октябре 1969 года новая немецкая восточная политика становится официальной политикой правительства. Эгон Бар это метко определяет: «Перемены через сближение».

От нас заранее ожидают информации изнутри обо всем, что задумывает осуществить в политическом плане по отношению к Востоку новое правительство в Бонне. Конечно, мы не поддерживаем эту политику безгранично и не доверяем ей. Мы умножаем наши усилия и добываем ценную информацию в большом объеме. Министр иностранных дел Отто Винцер все еще определяет эту политику как «контрреволюцию в войлочных шлепанцах». Мы же хотим сделать все, чтобы стал возможным переход от конфронтации к кооперации. Настроенные таким образом, мы принимаемся за работу, и в период с 1970 по 1974 год сталкиваемся с тяжелыми проблемами.

В марте и мае 1970 года встречаются премьер-министр Вилли Штоф и канцлер ФРГ Вилли Брандт в Эрфурте и Касселе. В мае 1970 года начинаются переговоры Эгона Бара в Москве по договору о неприменении силы. 12 августа 1970 года следует подписание Московского Договора. Основными пунктами являются сохранение мира и пути к разрядке напряженности, неприкосновенность границ, отказ от территориальных притязаний и признание линии по Одеру и Нейсе в качестве западной границы Польши. 7 декабря 1970 года договор будет подписан в Варшаве. Вновь четко фиксируются линия Одер – Нейсе в качестве западной границы Польши, безоговорочное уважение территориальной целостности и отказ от территориальных притязаний. 3 сентября 1971 года заключается четырехстороннее соглашение о Западном Берлине между правительствами США, Великобритании, Франции и СССР. Западный Берлин получает особый статус, он не относится к ФРГ и не должен оттуда управляться. 17 декабря 1971 года подписывается Соглашение о транзите между ГДР и ФРГ, а 20 декабря 1971 года – Соглашение о пассажирских перевозках, заключенное между ГДР и западноберлинским Сенатом.

17 мая 1972 года западногерманский Бундестаг ратифицирует восточные договоры. 3 июня вступает в силу Берлинское соглашение.

8 ноября госсекретари Эгон Бар и Михаэль Коль подписывают Договор об основах отношений между Федеративной Республикой Германии и Германской Демократической Республикой.

11 мая 1973 года Договор одобряет Бундестаг. Оба немецких государства обязуются иметь нормальные добрососедские отношения равноправной основе. Спорные вопросы должны решаться мирным путем, без угроз и применения силы. Каждое из обоих немецких государств признает государственную власть другого на его собственной территории. Ни одно из них не должно представлять другого на международном уровне. Это важное условие для будущего членства ГДР в ООН.

Было принято решение разместить при резиденциях правительств постоянные представительства. 20 июня 1974 года вступают в должность в качестве постоянных представителей Гюнтер Гаус от ФРГ и Михаэль Коль от ГДР.

Для нас из этого вытекают совершенно новые последствия. Справимся ли мы с ними?

Министерство иностранных дел «оккупировано» нами блестяще. Там сидят три важных разведчика. С доктором Хагеном Блау я встречаюсь в ГДР и за рубежом – в целях безопасности местами встреч мы никогда не назначаем странах НАТО, с Людвигом Паули – только в ГДР. Личные контакты с Клаусом фон Рауссендорфом[2]2
  Клаус Курт фон Рауссендорф (р.1936), обер-лейтенант МГБ ГДР, оперативный псевдоним – «Бреде». В 1960 г. внедрен в МИД ФРГ, работал в посольствах ФРГ в Ливане (1961–1962), Сьерра-Леоне и Индонезии (1966–1969), представительстве при Организации экономического сотрудничества и развития в Париже (1977–1980), заместитель руководителя постоянного представительства ФРГ при ЮНЕСКО (1986–1990). В 1990 г. в числе других разведчиков выдан своим куратором В.Ройчем, арестован, приговорен к 6 годам тюремного заключения, в 1994 г. досрочно освобожден.
  ^О Х.Блау и Л.Паули см. ниже. – Прим. ред.


[Закрыть] оставляет за собой Маркус Вольф.