Текст книги "На передней линии обороны. Начальник внешней разведки ГДР вспоминает"

Маркус Вольф обращается к шефу польской разведки. Мне вместе с двумя другими сотрудниками позволено заняться непосредственно этим «делом». Один из них родился в Польше, прожил там какое-то время, на языке говорит без акцента и может передвигаться по стране, абсолютно не привлекая внимания. Мы все больше приближались к предателю, но должны были внезапно остановить работу. Шеф польской разведки сообщил мне с неприкрытой угрозой, что он больше не может прикрывать моих сотрудников от ареста. Что это? Отсутствие интереса у контрразведки? Или они сами схватили предателя? Или мы мешаем проведению активных действий польских контрразведчиков? Мы этого не знаем, и это вызывает наше недовольство. В любом случае, в опасности находится один из наших весьма успешных источников. Будучи в Москве, я рассказал об этом деле. Мои собеседники проявили большой интерес, но не стали вмешиваться и помогать.

Когда Хельга Бергер в 1976 году снова начала работать в МИДе в Бонне, ее арестовали. Мир обрушился для нее, когда она узнала для кого она поставляла информацию. Средства массовой информации ФРГ распространили в этой связи, как и в других так называемых «делах Ромео», тезис о сексуальной зависимости Сведение совместных действий двух человек в течение многих лет только к этому – абсолютная чепуха. Никто реально не может и подумать, что интеллигентной и владеющей профессией женщине годами будет достаточно лишь постели, чтобы работать на разведку. Женщинам доставляет много неприятностей не тот факт, что партнеры после ареста или по завершении совместной работы перестают быть их сексуальными партнерами, они страдают, прежде всего, оттого, что от них скрыли настоящую причину совместного настоящего и будущего.

Признаюсь, что страдания таких женщин, как Хельга Бергер, я тяжело переживаю, когда они, неважно по каким причинам, попадают под жернова юстиции и получают большие сроки. Мы пытались помочь ей, не отвернулись от нее. Но из-за понятных обиды и разочарования она, как и другие, кто был завербован и работал «под чужим флагом», отказалась от наших предложений о помощи. Мы должны относиться к этому с пониманием.

Главное управление разведки, в отличие от большинства разведслужб на Востоке и Западе, относится к подобным источникам не как к картотеке, которая после раскрытия и ареста откладывается в сторону. Мы заботимся и об этих сотрудниках. То, что Хельга Бергер в ее самые страшные годы в тюрьме отказывается от помощи, удручает меня. Тем более, что профессия разведчика предполагает дальнейшее отслеживание текущих событий даже после таких поражений.

Не без проблем такие случаи и для агентов-мужчин, которых мы, в основном под псевдонимом, посылаем как вербовщиков. В работе такого агента вербовка именно женщины не является основной целью. На первом плане находится объект-цель: министерство, партия, учреждение, в которые мы хотим внедрить наши источники. Устанавливается контакт с лицом, уже работающим на объекте, и его вербуют, или соответствующий перспективный агент сам устраивается туда на работу. Если связь устанавливается с женщиной и ее удается завербовать для совместной работы, то это происходит относительно просто, если вербовщик холост и вербовка идет для работы на ГДР. Так возникает немало браков, сохранившихся впоследствии. Сложнее и в моральном плане небезупречно, если вербовщик женат, а кандидатка ожидает интимных отношений и перспективы дальнейшего замужества. Так, как у «Линднера» и «Комтессы». Если интимные отношения прерываются, то продолжение совместной работы – большое исключение. Иногда мы отметаем морально-этические соображения ради успеха. Главным образом, это касается операций «под чужим флагом». Не каждый вербовщик может или хочет этого. И мы никого не заставляем.

Под чужим флагом

20 августа 1968 года войска Варшавского Договора вступают в ЧССР. Частей ННА среди них, как известно, нет, но работают наши сотрудники и агенты. «Пражская весна» проходит для нас разведчиков, которые в основном интересуются Западом, как нечто побочное. Так, наши сотрудники, находящиеся в ЧССР, не могут заполучить ни для чехословацкой стороны, ни для нас особо важную информацию, влияющую на события на месте. Поэтому мы используем шанс с расширением нашей сети источников в МИДе ФРГ. Руководитель группы, сотрудник Главного управления Гюнтер Амелунг, поддерживает контакт с сотрудниками торгпредства. Кроме того, он встречается с инспектором канцелярии Гербертом Кемпером. Из бесед с ним становится ясно, что он, как когда-то Хельга Бергер, не готов работать на секретную службу ГДР. Поэтому Гюнтер Амелунг «плавает» «под чужим флагом». На сей раз он называется ИТТ. Для этого международного концерна с именем директор канцелярии соглашается поставлять информацию. Наши агенты спешно прорабатывают структуру концерна и экономические интересы ИТТ. Вплоть до 1989 года они производят на Герберта Кемпера своим поведением и компетентностью впечатление, что они работают на этот трансконтинентальный концерн.

Так мы получаем ценную информацию из четырех посольств ФРГ в Европе и Африке затем из постоянного представительства ФРГ в НАТО.

С моральной стороны такая технология всегда уязвима независимо от того, идет ли речь о мужчине или женщине. Сотрудники секретной службы вынуждены жить с подобными сомнениями. Не бывает бесплатной информации, необходимой в интересах собственной страны. Несмотря на это, тот, кто моральный аспект ставит на задний план, должен ясно понимать, что это не может продолжаться беспредельно. Для нас информаторы, если они даже завербованы «под чужим флагом», всегда люди, за защиту и безопасность которых мы несем ответственность. Давление и шантаж также не подходят для того, чтобы вести серьезную работу, не говоря уже о том, что такие рабочие отношения не могут удерживаться годами. Я не знаю в Главке ни одного дела, которое основывалось бы только на компромате. С убийцами, торговцами наркотиками и оружием мы не сотрудничаем.

В случаях, когда наши сотрудники встречаются со своими источниками «под чужим флагом», они пытаются через определенное время раскрыть свою настоящую принадлежность. Если мы предполагаем, что агент после этого прервет сотрудничество из политических убеждений, то оставляем все, как есть.

Постоянное представительство в Бонне

Еще во время переговоров о Варшавском договоре начинаются беседы между госсекретарем при ведомстве федерального канцлера Эгоном Баром и госсекретарем при Совете Министров ГДР Михаэлем Колем. Руководитель посредников на переговорах Михаэль Коль в этот момент стоит в списке тех, кто получает нашу исходящую информацию. Естественно, ту, которая касается отношений ГДР и ФРГ. С ним, как и со многими деятелями госаппарата ГДР, у меня хорошие личные отношения. Это не отношения с агентом, партийные и государственные деятели для нас табу. Несмотря на это, мы ведем со многими открытые дружеские беседы. Михаэль Коль интересуется нашими прогнозами, рассчитывает на приемлемые советы и сам не скрывает своего мнения.

Со временем, а он станет руководителем постоянного Представительства в Бонне, а затем заместителем министра иностранных дел, нас свяжет дружба. В высших политических эшелонах это не остается незамеченным. От министра Мильке однажды я получаю выговор по телефону: «Линию нашей внешней политики определяют не Михаэль Коль и не Вернер Гроссманн, а другие!» Причиной этому было то, что Михаэль Коль сказал своему министру Оскару Фишеру, что он уже кое-что обсудил со мной. Фишер рассказал это Мильке, а тот схватился за телефонную трубку.

Когда постоянное Представительство ГДР в Бонне начинает свою работу, нам разрешают включить в его штат наших сотрудников. Таким образом, мы можем вести оперативные действия на легальном положении. Нашим первым резидентом становится Герхард Бенке. Историк по образованию, родом из Галле он работает в отделе I. На ускоренных курсах он готовится к своей политической деятельности. Ибо официально он будет 1‐м секретарем постоянного Представительства и научным сотрудником его руководителя. Он исполняет эти функции наряду с конспиративной работой. Михаэль Коль знает о двойной роли своего сотрудника.

По поводу нашей работы в официальных представительствах, а также в торгпредстве в Дюссельдорфе имеются четкие предписания. Чтобы не нанести ущерба политике, нельзя вербовать жителей ФРГ, нельзя вести агентов и разведчиков. Наши сотрудники в представительстве действуют лишь в оборонительном плане, а не наступательном, прямо противоположно методике советских разведчиков.

К этому различию мы не стремились, так сложилось само собой. Из-за «доктрины Халльштейна» и связанного с ней многолетнего непризнания ГДР в этих странах не было ее посольств. С самого начала мы вынуждены были работать нелегально. Мы воспринимаем это как преимущество по отношению к разведчикам других социалистических стран. Как часто советских разведчиков, работающих в посольствах, объявляли «персоной нон грата» из-за шпионажа? Из наших это произошло лишь с одним из сотрудников в Испании.

Западные разведслужбы тоже используют официальные дипломатические представительства для наступательного шпионажа в социалистических странах. Наши сотрудники зачастую довольно быстро распознают сотрудников ЦРУ и перевербовывают многих его агентов.

Несмотря на ограничения из-за работы в постоянных представительствах, наши сотрудники используют все легальные возможности. Они собирают обширную информацию, оказывают политическое влияние, знакомятся со многими людьми и проверяют, кого из них можно завербовать. Не в последнюю очередь они должны отражать атаки секретных служб, такие, как прослушивание, потому что они несут также ответственность за внутреннюю безопасность представительства.

По прошествии некоторого времени мы создаем систему прослушивания. Мы ловим станцию радиослежения противника, проводим анализ и целенаправленно записываем телефонные разговоры. Все это делается точечно, ни в коем случае не массированно. Мы не в состоянии заняться последним ни физически, ни технически. Будучи прагматиками, мы концентрируемся на основных моментах.

Непосредственное внедрение в постоянное представительство дает еще одно преимущество. Мы устраиваем наших людей в консульский отдел. Так мы можем напрямую и совершенно официально опекать посаженных в тюрьму разведчиков. Неофициально мы это делали всегда. Принцип Главного управления разведки – никого не оставлять на произвол судьбы. Если кого-то раскрывают или арестовывают, мы организуем адвокатов, обращаемся в полномочные ведомства ФРГ и находим возможности, чтобы навестить заключенных.

Именно в этой ситуации мы не оставляем потерпевшего одного. Когда Гюнтер Гийом и его жена Кристель Гийом были схвачены в 1974 году, руководство ГУР пыталось как можно быстрее вызволить обоих в рамках международного обмена шпионами. Мне поручается первоначальное зондирование. До тех пор я почти не имел никакого отношения к этой операции и лишь очень поздно узнал о существовании Гийомов.

В 1969 году, когда Брандт стал канцлером ФРГ, меня вызвал к себе в кабинет Маркус Вольф. Очевидно, он хотел сообщить мне нечто очень важное. Перед этим он предупредил меня о соблюдении высочайшей тайны. Я узнаю, что разведка совершенно неожиданно получила источник в высших кругах в ведомстве канцлера ФРГ. Просто Вилли Брандт забрал с собой из партийного центра СДПГ в новое ведомство своего личного референта Гийома, нашего разведчика. Теперь он, ведомый Куртом Гайлатом, начальником сектора СДПГ отдела II, находился на опасной должности, к которой мы и не стремились. Снова невычислимая вещь в работе разведслужбы. Нужна строжайшая конспирация. Чем меньше знают об этом деле, тем прочнее наш человек в горниле власти. Как начальника отдела I, для которого ведомство канцлера ФРГ – главный объект, Вольф должен поставить меня в известность о том, что есть такой источник. Мы не имеем права подвергать опасности Гюнтера Гийома какими-либо нашими действиями.

Гюнтер и Кристель Гийом

Больше я не имею никакого отношения к исполнению задания. Лишь во время и после ареста супружеской пары разведчиков я узнаю о дальнейшем развитии событий и их подоплеке. Я должен о них знать, так как мне нужно прозондировать отношение федерального канцлера Хельмута Шмидта к запланированному обмену. В поисках подходящей влиятельной личности, которая могла бы затронуть тему у Шмидта, мы выходим на Бертольда Байтца председателя наблюдательного совета концерна «Фрид. Крупп ГмбХ». Это тот, кто нам нужен.

Заместитель министра внешней торговли ГДР Хайнц Берендт, которого я очень хорошо знаю и у которого хорошие отношения с Бертольдом Байтцем, оказывает посредничество в организации встречи. И вот мы обедаем втроем во Дворце принцесс на Унтер ден Линден в Берлине. Байтц выслушивает мою просьбу и обещает при удобном случае спросить канцлера ФРГ о том, поддержит ли он обмен. Ответ Шмидта он сообщит мне, когда через несколько недель во время плавания по Балтийскому морю на паруснике он причалит в Штральзунде.

Спустя четыре недели я приветствую Бертольда Байтца в порту маленького ганзейского городка на Штрелазунде. Мы едем на моей «Ладе» в глубь страны, останавливаемся в деревенском кафе, расположенном в безлюдном месте, и беседуем за сосисками и картофельным салатом. Ответ Шмидта краток и ясен. Он против обмена. Гийом должен отсидеть свой срок Бертольд Байтц отправляется под парусами дальше.

Я уже забыл данный случай, как вдруг Байтц напоминает о себе. Он высказывает очень личную просьбу. Ему хочется посетить место, где он родился, увидеть отчий дом и положить букет цветов на могилу своих родителей. Я должен его сопровождать. Итак, мы отправляемся в путь. Мы едем в Цеммин, маленькую деревню в округе Нойбранденбург. В саду родного дома Байтц находит старый ручной водяной насос. Заржавевшую вещь он хотел бы иметь как воспоминание о детстве. Насос перебирается из маленького сада в небольшой мекленбургской деревне Цеммин в большой парк виллы «Хигель» в Эссене.

Ведомство канцлера ФРГ

Такой источник, как Гюнтер Гийом, едва ли заменим. Несмотря на это, мы работаем над тем, чтобы снова получать информацию из Центра. В 1973 году Дагмар Калиг-Шеффлер («Инге»), 1947 года рождения, проживающая в Гамбурге, берет на себя обязательство работать на Главное управление разведки и переехать в Бонн, чтобы попытаться там устроиться секретарем в Министерстве иностранных дел. В 1975 году она без согласования с нами по объявлению обращается в ведомство федерального канцлера, и ее сразу же берут на работу. С 1 сентября 1975 года она работает секретарем в отделе II (Иностранных и внутригерманских дел и внешней безопасности) и передает массу интересной информации. Ее подключают к супружеской паре резидентов в ФРГ. Ведомство по охране конституции арестовывает обоих, а также Дагмар в ходе операции «Регистрация». Сначала ее приговаривают к 3 годам после ревизии прокуратуры и нового судопроизводства к 4 годам и трем месяцам тюремного заключения.

Нам нужны долговременные наработки и мы должны планировать на перспективу Следует учитывать то, что социал-либеральная коалиция не продержится вечно. Мы делаем установку на смену правительства и подготавливаем кандидатов, у которых есть шансы в правом политическом окружении на то, чтобы подняться по служебной лестнице.

Одним из них является доктор Райнхард Отт («Рихард»). Он выходец из хорошо обеспеченной семьи, но придерживается левых взглядов, глубоко левых. Нам не требуется уговаривать его. Впрочем, он реагирует полной прострацией на сделанное ему в Берлине Харальдом Фишером и мной предложение вступить в ХДС.

Там он должен занять место, интересное для разведки. После того, как он отошел от тяжелого удара по его левому сознанию, он согласился. Его профессиональная карьера в качестве юриста, его происхождение образуют отличную почву для обещающего успех продвижения по правую сторону общества. Мне кажется, что игра вдруг начинает ему нравиться.

Госслужащим он, кстати, не станет, но позиции, которые он займет в кругах партийного руководства ХДС, представляют для нас интерес. Он станет референтом фракции ХДС в ландтаге Дюссельдорфа и сотрудником Курта Биденкопфа и Бернхарда Вормса. К сожалению, за свою службу он расплатится несколькими годами заключения. Он больше и не член ХДС.

Тот, кто хочет заполучить молодые источники, конечно, нуждается, соответственно, в молодых, динамичных и инициативных агентах в качестве вербовщиков в зоне действий. Их становится у нас все больше. Выросшие в ГДР, хорошо образованные и легко идущие на контакт, они быстро вступают в разговор со сверстниками. Некоторые из них, такие, как 32‐летний Вольфганг Хартманн, руководящий сотрудник госаппарата, профсоюзов и университета в Галле, сами в качестве руководящих агентов ведут завербованные ими источники. Вольфганг прекрасно ориентируется в политике, истории, литературе, искусстве и культуре и является хорошим психологом. Он вербует двух новых сотрудников: Кнута Грендаля («Тепфер» – «Хансон») на политико-идеологической основе и Хорста Мюллерса («Вебер») «под чужим флагом».

Кнут Грендаль, 1941‐го года рождения, по получении юридического образования работает в Министерстве по германо-германским связям, Хорст Мюллерс, год рождения 1937‐й, – в Министерстве по экономическому сотрудничеству. Между Вольфгангом и его партнерами Кнутом и Хорстом развиваются тесные дружеские отношения. Они сохраняются и после того, как Хорст Мюллерс узнает, что он годами передавал информацию не для ИГ «Остарбайт», фиктивного общества защиты экономических интересов концернов, а для секретной службы ГДР.

Четко очерченные личные политические цели Курта Грендаля почти совпадают с планами нашей разведки. Он не хочет ослабить ФРГ и дестабилизировать ее, а хочет поддержать политику разрядки и сотрудничества между Востоком и Западом. Как руководитель сектора федерального правительства по внутригерманским отношениям, он отдает все свои способности и знания тому, чтобы способствовать германской восточной политике, политике отказа от конфронтации и перехода к кооперации. Наши встречи все больше становятся похожи на совещания. Мы не только получаем от него информацию, но и передаем ему актуальные материалы о политике ГДР вплоть до документов Политбюро. В 1986 году Кнута Грендаля переводят в постоянное Представительство ФРГ в Берлине. Мы завершаем оперативную работу, хотя и с болью. Политические соображения не оставляют нам места для действий. Эрих Хонеккер хочет, наконец, совершить государственный визит в Бонн. Вероятное раскрытие разведчика ГДР в постоянном Представительстве ФРГ могло бы отодвинуть эти планы или даже разрушить их. Такой риск для нас слишком велик.

Выжатый Винанд

На время моего руководства отделом I приходится дело Карла Винанда («Штрайт»). На него обращает наше внимание занимающийся торговыми сделками между Востоком и дом Хорст Боссе. Он уже давно ведет беседы с Винандом и получает интересную информацию.

После смерти Боссе мы не хотим отказываться от важного источника и пытаемся установить с Винандом личный контакт. Нашему сотруднику Альфреду Фелькелю («Крюгер»), офицеру по особым поручениям, это удается в 1970 году весьма быстро. По отношению к Винанду экономист с высшим образованием выступает как сотрудник Совета Министров ГДР. Эта легенда продержалась до конца службы. Но мы отказываемся от вербовки напрямую. Нам нужен переговорно-информационный канал между ГДР и ФРГ на высоком политическом уровне. Этот канал с обратной связью функционирует блестяще. Ибо у Винанда даже в пору, когда он лично больше никаких официальных функций не исполняет, наилучшие отношения с главами партий и государства.

Вскоре мы узнаем, что Винанд информирует председателя фракции СДПГ Герберта Венера о своих разговорах и имеет на это его благословение. Для нас ясно, что мы здесь не только сможем получать, но и сами должны предоставлять информацию. Это получение с отдачей. Винанд получает от нас внутреннюю информацию о политике ГДР, равно как и мы узнаем от него важные вещи. Такой канал с обратной связью – не улица с односторонним движением, если он должен быть политически активным. Он таковым и является в определенный период времени и в связи с предстоящими политическими решениями.

Такая связь полна неожиданностей и не координируется, как работа с агентами Нам так никогда и не удалось охватить всю деятельность Винанда. В случае «Цюрихской модели» мы принимаем к сведению, что он связан с ГДР еще другими обратными каналами. «Цюрихская модель» – это модель партийно-государственного руководства на то время, пока не обуздают выбившийся из колеи баланс. ГДР хочет совместно с ФРГ учредить банк в Швейцарии, через который она получит доступ к валюте на международном рынке капитала.

Эта затея рушится. Но это не вина Винанда. Эрих Хонеккер сначала покровительствует «Цюрихской модели» и находит поддержку у федеральных канцлеров Шмидта и Коля. Позже генеральный секретарь прогнется под давлением Эриха Мильке и Александра Шальк-Голодковски, которые с помощью миллиардного кредита втянут в игру Штрауса. Очевидно, Эрих Хонеккер найдет выторгованные условия хорошими. В узком кругу он скажет: «Мы получили кредит, как девственница ребенка».

О «Цюрихской модели» мы узнаем не только из бесед Винанда и Фелькеля, но и, прежде всего, благодаря нашим контактам с профессором Нитцем из Института политики и экономики ГДР. Мы просим министра Мильке заняться «Цюрихской моделью». Но он реагирует с недовольством. Он отдает распоряжение, чтобы мы больше не волновались по этому поводу Модель, якобы, несерьезная, и ее сторонники с западной стороны хотели бы навредить ГДР. Это касается, в частности, господина Баля, через которого в деле присутствуют западные службы. Хольгер Баль является директором Цюрихского банка по кредитам и внешней торговле и поддерживает наилучшие отношения с председателем ХДС Гельмутом Колем.

Связка Мильке-Шальк-Штраус пробивает себе дорогу. С глубоким удивлением мы принимаем к сведению, что Мильке вдруг видит в Штраусе больше не врага № 1, а потенциального союзника. Когда руководство Советского Союза отвергает пожелание Штрауса быть принятым в Москве, Мильке пытается переубедить советскую сторону. В конце концов, Штраус летит в Москву. На горизонте вырисовывается миллиардный кредит, который выторговывают Александр Шальк-Голодковски и Франц-Йозеф Штраус.

В отношениях между ГДР и ФРГ множество подобных каналов с обратной связью на партийном, государственном и общественном уровне. Не говоря уже о таких связях с Москвой, которые Эгон Бар поддерживал десятилетиями. Никто из участников не будет после 1990 года преследоваться законом, кроме Карла Винанда.