Текст книги "Вернуться и вернуть"

– Обузой? Но… Впрочем, могу ее понять. Правда. Это больнее для нее, чем для тебя. И всегда будет больнее.

– Что ты имеешь в виду?

– Не знаю, как правильнее объяснить… Когда человек уверяется в том, что ущербен, – независимо от причин ему невозможно доказать обратное. Можно твердить тысячи раз, что он самый красивый, самый умный, самый любимый, но даже крохотный изъян, который не дает ему быть похожим на всех остальных, беспощадным шипом колет сердце. А допустить, чтобы больно было кому-то еще… Нет, на такое способны только бессовестные люди!

– Но она… все равно причиняет мне боль. – Почти беспомощный взгляд.

– МЕНЬШУЮ боль, и это главное. Она не может подарить тебе наследника, но страстно желает, чтобы ты был счастлив. Забывая, что счастлив ты будешь только рядом с ней. Как это по-человечески. И как… печально.

Рогар молчит, изучая каменные плиты пола, потом поднимает глаза на меня:

– Да, ты знаешь все и… про всех. Тебе нравится ТАК жить?

– Как?

– Объясняя и принимая любой чужой поступок?

– Не нравится. Но это лучше, чем что-либо другое. На мой взгляд.

Еще одна пауза. Долгая и мучительная.

– А ты сам… Ты сказал, что понимаешь ее… Это значит, что и ты несешь в своем сердце…

И не только в сердце, Мастер. Во всем теле. В каждом выдохе. В каждой слезинке. В каждой капельке пота на лбу… Серая тень Вуали застилает мой взор так часто и так подолгу, что я уже начинаю забывать, как мир выглядел изначально, когда мне еще не приходилось бороться с самим собой. Но тебе это незачем знать, верно?

– Не принимай всерьез все, что я говорю! Я люблю пошутить, разве не видно?

– Любишь. – Легкий кивок. – Только сейчас ты был совершенно серьезен.

– Откуда такая уверенность?

– Когда ты шутишь, в твоих глазах появляется эдакое странное выражение… Нет, не азарт, но что-то очень похожее. Словно ты готовишься нырнуть или уже нырнул в горную реку и, хоть и понимаешь – выплыть будет очень трудно, твердо знаешь, что должен это сделать, чтобы, кроме тебя, в воду никому не пришлось нырять.

– Ну, ты и завернул… – Уважительно цыкаю зубом. – Без бочонка эля не разберешься!

– Так в чем же дело? – подмигивает Мастер. – Тут за углом есть одно чудное местечко, да и Эри, наверное, уже заняла столик.

– Нет, сегодня пить не буду. Не хочу.

– Тебя что-то тревожит?

– Как сказать…

– Как есть, так и скажи. – Хороший совет, кстати. Мудрый.

– Я сделал много всего и теперь не знаю, что получится.

– Из чего конкретно? – Рогар мгновенно переходит на деловой тон.

– Видишь ли… Я закончил с принцем.

– Совсем?

Нарочито округленные глаза заставляют меня устало вздохнуть:

– Ну и кто из нас шут?

– Прости, не удержался… Что ты имел в виду?

– Кружево Дэриена приведено в норму и может снова быть инициировано.

– Это… невозможно!

– Невозможно заставить солнце двигаться задом наперед! Хотя… – Начинаю в уме прикидывать варианты, и Мастер, видя на моем лице глубокомысленную мину, качает головой:

– Ладно, проверять не буду.

– И не надо… Лаймар обещался провести Инициацию как полагается.

– Лаймар?

– Ну да. Вполне подходящий для этого маг. И инструкции у него есть.

– Какие инструкции?

– Из дневника его учителя.

– Лары?

– Лары, муры… Прекрати перебивать! У меня и так мысли путаются.

– Хорошо. Слушаю дальше, – соглашается Мастер и делает это так быстро и охотно, что сразу понятно: своим любопытством он командовать не в состоянии. Впрочем, и правильно – на таком посту да при такой жизни нужно быть любопытным. И даже очень нужно!

– Так вот, принц здоров полностью. За сим я прекращаю наше с ним общение.

– Хм… Что-то мне не нравится настроение, с которым ты это сказал, – замечает Рогар. – Есть какие-то неприятные подробности?

– Да нет… Просто… Я узнал, что из-за него погибла девушка.

– Из-за него?

– Ну… Формально – нет, а фактически… Да. Он мог предотвратить эту смерть. Если бы захотел.

– Если не секрет, кто эта…

– Некая Вийса.

– О! – Мастер нехорошо замолкает, и право удара получаю я:

– Это правда?

– Правда? О чем ты?

– Дэриен спал с ней, а потом бросил?

– М-м-м-м…

– Значит, правда. Собственно, у меня не было причин сомневаться, но…

– Кто тебе сказал?

– Милорд Ректор.

– А! – Реплики Рогара становятся все короче, и это начинает меня раздражать.

– Может, хватит?

– Что?

– Нечленораздельно мычать! Я могу продолжить и рассчитывать на внятную реакцию?

– Разумеется!

– Хорошо… По поводу Шэрола мы уже говорили. Остается Роллена.

– И что с ней?

– Она стерва!

– Это для тебя открытие? – Наивно приподнятая бровь.

– Это НЕПРИЯТНОЕ открытие! Девица нуждается в строгом присмотре, иначе…

– Боишься, что она снова попытается отомстить?

– Не боюсь, знаю. Правда, легче обеспечить безопасность потенциальных жертв, чем справиться с самим источником угрозы… Ты можешь позаботиться о доме Агрио?

– Ага! О Шэроле, о графинях, о Мэвине, о принце… Я никого не забыл? – ехидничает Мастер.

– Вроде бы нет.

– Вот что, парень! Я не могу ходить за тобой и подметать черепки разбитой посуды! У меня, знаешь ли, своих дел невпроворот.

– Позволь напомнить: если я твоя собственность, то все мои трудности – твои трудности. – Изображаю самую добрую улыбку, на которую способен. Правда, люди, когда ее видят, считают, что я над ними издеваюсь.

– Ах, так? Значит, ты с самого начала… – Рогар начинает прозревать. Слишком поздно, дяденька, слишком поздно.

– Ну конечно! – Я повис на его плече, доверчиво заглядывая в глаза. – Я же такой беспомощный… такой неумелый… такой глупый… Мне обязательно нужен хозяин, чтобы…

Мастер возмущенно меня стряхивает.

– Мерзавец…

– Это уже было! И совсем недавно!

– Гаденыш…

– Очень близко к истине!

– Какой расчетливый и холодный ум…

– Ты меня хвалишь? Я польщен!

Рогар некоторое время сражается с гневом. Точнее, выбирает между злостью и смехом. Кто одерживает победу? Конечно, второй из поединщиков: Мастер закидывает голову и оглушительно смеется. А отсмеявшись, грозит мне пальцем:

– Ты за это дорого заплатишь!

– За что? – обиженно надуваю губы.

– Надо же… первый раз в жизни так попасться… Я-то думал, что… Хотя… Видел же, во что ввязываюсь. И прекрасно видел…

– Твое решение?

– Я должен что-то решать? – Искреннее удивление в серых глазах.

– А кто же? Я на себя такую ношу не взваливал.

– И поступал совершенно правильно! Итак, ты хочешь, чтобы я возился со всем этим молодняком?

– Почему бы и нет? – пожимаю плечами.

– А что будешь делать ты?

– Придумывать нам с тобой новые проблемы, конечно же!

– Кажется, стоит тебя выпороть, – задумчиво роняет Мастер.

– И выпорешь! Только чуток попозже, потому что… Мне еще ошейник надо вернуть.

– Ты что, его потерял?

– Нет, пропил! Ну не с собой же все время такую пакость таскать.

– Пакость? – Рогар делает вид, что обижается. – Между прочим, у меня запасных нет, придется просить одного очень уважаемого…

– Гнома! – заканчиваю фразу за своего хозяина, и тот шумно выдыхает воздух:

– Опять забыл, что ты успел перезнакомиться со всеми моими друзьями…

– И создать у них о тебе весьма благоприятное впечатление! – подмигиваю.

– Это как сказать… Тот же Гедрин…

– Давай потом его вспомним, идет?

– Ты куда-то торопишься?

– За ошейником. Являться в дом к двум незамужним женщинам на ночь глядя как-то невежливо, не находишь?

– Для тебя-то? – хохотнул Рогар.

– А что такое? Я, кстати, получил великолепное воспитание, чтоб ты знал!

– Вижу. Ладно, беги… Где тебя искать-то?

– У К… У милорда Ректора.

– Ты там живешь теперь?

– Куда пустили, там и живу!

– К Эри заглянешь?

– Почту за честь. Разрешите идти? – отвешиваю короткий поклон.

– Иди уж… Шарфик у тебя… больно любопытный.

– Чем же? Обычный шарфик.

– Тем, что под ним. – Мастер щурит глаза. – Пользоваться-то умеешь?

– А то!

– Хотелось бы посмотреть.

– Всенепременно! Когда буду в полном твоем распоряжении, вот тогда и…

– Опять ведь улизнешь, знаю я тебя… Ладно, до встречи!

* * *

Раз уж Рогар меня отловил и вынудил вспомнить о некоторых обязанностях, и в самом деле нужно вернуть обратно свое имущество. Ну почему я не захватил «бусики» с собой в последний раз, когда выходил из дома Агрио? Ky-inn[29]29
  Ky-inn – «искра разума», один из ряда любимых эльфийских талисманов, в который входят также ela-inn – «искра чувства» и fyu-inn – «искра жизни». Считается, что эти талисманы несут в себе частичку своего владельца и неразрывно с ним связаны, но это вовсе не означает, что потеря одного из них приведет к неприятным последствиям, поскольку эльфы часто дарят эти хрустальные капельки тем, кто занимает их мысли.


[Закрыть] ведь взял. И цепочку с ладошкой Йисиры – тоже. А теперь придется из-за ерунды подвергать себя опасности. Какой? Быть узнанным и вызванным на откровение конечно же. Правда, графинь я не особенно опасался: старшая, скорее всего, и не обратит внимания на скромного… скажем, посыльного, а младшая… Думаю, для нее сейчас существует единственный мужчина на свете в лице Мэвина, а все остальные могут идти дышать свежим воздухом.

В чем ваш покорный слуга и убедился, постучав в дверь особняка: Равель, появившаяся на пороге, лишь растерянно скользнула по моему лицу взглядом:

– Что вам угодно, сударь?

– Милорд Ректор прислал меня за личными вещами некоего лэрра, который жил в этом доме. Могу я их забрать?

– Как он себя чувствует? – Голос девушки расцвел такой искренней обеспокоенностью, что мне стало немного стыдно. И за свое поведение – в том числе.

– Он… почти выздоровел, госпожа. Скоро будет на ногах.

– Как это чудесно! Мы так испугались, когда узнали, что Ив… – она на мгновение запнулась, – лэрр Ивэйн заболел. Вы… не передадите ему небольшое письмо? Вы ведь увидитесь с ним, да?

– Разумеется, передам, госпожа.

– Я напишу, пока вы будете собирать вещи…

Собирать… Что тут собирать – смех один! Черновики, оставшиеся от моих трудов над дневником Лары, я порвал на мелкие кусочки и отправил в камин. Плащ… нет, брать не буду – не пристало мне такую роскошь носить. А, вот и он! Не мудрствуя лукаво, я защелкнул ошейник там, где ему и полагалось находиться. На шее то есть. В свете сложившихся обстоятельств это даже выгодно – кому-то принадлежать…

Он вошел бесшумно, как и всегда. Вошел и остановился у порога, прислонившись к стене. За что особенно не люблю листоухих, так это за их «эльфийский шаг» – я же не враг, чтобы ко мне подкрадываться!

– Что вы здесь делаете? – Посмотрите только, какой холодный тон! Ну да, конечно, чего с простым слугой церемониться…

– Госпожа графиня не сказала? Милорд Ректор прислал меня за вещами лэрра.

Лиловое серебро глаз внезапно оказалось совсем рядом:

– Что с ним?

– Ничего такого… Он просто болен.

– Чем?

– Откуда я знаю?

– Вы его видели?

– Ну… да… – Старательно смотрю куда угодно, только не в глаза Мэя.

– Давно?

– На той неделе, – отвечаю предельно честно: и в самом деле, ведь проснулся я совсем уже другим… человеком.

– Значит, и вы не знаете… – Сокрушенный вывод.

– Чего не знаю?

– Того, что лэрр умер!

Ой, как же мне не нравится твое настроение, малыш. Почему – умер? Только лишь… Фрэлл! Нехорошо-то как получилось.

Вольно или невольно, нарочно или неосознанно, но, теряя рассудок в объятиях Пустоты, я успел уничтожить «якорь», который связывал меня с эльфом. А как можно было поступить иначе, скажите? После того крохотного опыта, когда Мэй заливался слезами, не стоило даже пытаться ввергать его в более сильные переживания. Если бы он почувствовал, как гибнет МИР… Боюсь, не выдержал бы и либо сошел с ума вместе со мной, либо, что куда вероятнее, просто и примитивно умер. А брать на себя смерть эльфа, особенно после того как Магрит строго-настрого (ну пусть не строго, но любая ее просьба всегда была и будет для меня велением свыше) приказала «не делать им больно»… Я бы себе не простил. И себя бы не простил, это уж точно!

Конечно, он думает, что лэрр умер. Логично и обоснованно. Но не все в подлунном мире подчиняется логике, малыш… Отворачиваюсь и делаю вид, что копаюсь в вещах.

– Почему же умер? Жив-здоров… Ну почти. И скоро отправится к себе домой.

– Это… правда? – Он мне не верит. Пока еще не верит. Может, и к лучшему?

– У меня нет причин вам лгать, господин.

– Этого я не знаю. Что, если…

– Спросите у милорда Ректора.

– Он не хочет отвечать. – Жалоба обиженного ребенка.

– Значит, есть что-то, что вам не следует знать, только и всего. Но при чем здесь жизнь и смерть? Вовсе ни при чем.

– Вы… вы уверены, что лэрр…

Что он делает, малолетний негодник? Опять пытается прицепиться ко мне своим syyt’h? Ну нет, больше ни разу! Хотя, понимаю, почему он так поступает: после посещения храма Шаан я умиротворен дальше некуда и, следовательно, спокоен и уверен. Не в себе, конечно, а совсем в иных вещах, но… Внешне такая уверенность ничем не отличается от любой другой – немудрено ошибиться. Однако не слишком ли много будет ошибок кое у кого на счету? Ну погоди, lohassy!

– Я бы на вашем месте тщательнее выбирал место для бросания «якоря».

Пауза. И растерянное:

– Что… что вы сказали?

– Держите свои эмоции в узде, господин эльф, иначе опять совершите тот же промах, что и в прошлый раз.

– К-какой промах?

– Вы плохо слышите? А я полагал, что длинные уши благоприятно влияют на слух.

– К-кто вы?

– Заикание – ваш наследственный порок или приобретенный? – продолжаю острить. А что? Всем можно, мне нельзя? Не согласен!

– Не… не может… – Он снова пытается дотянуться до меня лучами syyt’h, и я позволяю им коснуться своего сознания. Но только коснуться! – Это… Это ТЫ?!

Так. Знакомая картинка. Остается надеяться только, что «радость» Мэя будет несколько более сдержанной, чем подобное проявление чувств со стороны…

Глупо было на это рассчитывать. Глупо и опрометчиво, потому что эльф вообще не счел нужным ограничивать силу своего воодушевления: вцепился в меня обеими руками, пряча лицо где-то в складках шарфа и… Это еще что такое? Никаких слез!

– Вот что, молодой человек, – сказал я спустя минуту, силясь создать дистанцию между собой и длинноухим плаксой по поводу и без повода, – если будете продолжать в том же духе, я…

– Да делай что хочешь! – разрешает Мэй. – Все равно никуда больше не отпущу!

– Вот как? Вряд ли у тебя хватит сил меня удержать.

– Хватит!

– И на чем основывается твоя уверенность, позволь спросить?

– А ни на чем! Просто не отпущу! – Довольная, хотя и немного зареванная физиономия.

– Не получится. – Оттягиваю шарф и демонстрирую эльфу ошейник. Серебристые ресницы недоуменно вздрагивают:

– Это… Что это значит?

– Не догадываешься?

– Я… не… ты хочешь сказать, что…

– Что не принадлежу самому себе.

– Но… Это неправильно! – Ничего себе заявление. Несколько неожиданное и, прямо скажем, нежелательное. И глаза – только-только просохшие – снова готовы наполниться… Фрэлл!

– Не надо принимать все так близко к сердцу! Подумаешь… Что случилось, то случилось. Только не предлагай выкупов и всякого такого! – спешу пресечь фантазии эльфа в зародыше. – У тебя личных денег нет, у Кэла, насколько понимаю, тоже. Так что…

– Я дядю попрошу!

– Отставить дядю и всех остальных! Будешь упорствовать, точно никогда меня больше не увидишь!

– А если не буду? – В лиловом серебре сверкнули огоньки желания поторговаться. Тоже мне купец начинающий.

– Тогда возможны варианты.

– Какие?

– Ты меня отпустишь или нет? Всю одежду уже измял…

– Если пообещаешь не убегать… сразу. – Эльф идет на небольшую уступку.

– Обещаю. Вот только отдам… – протягиваю ему хрустальную капельку. Мэй строго сдвигает брови:

– Как это понимать? Я же сказал: мне все равно, что будут думать другие!

– Тебе – да. Мне… частично. А вот всем остальным… Раб не может владеть эльфийской «искрой» – таковы правила.

– Глупые правила! – Ну ты еще ногой топни, жеребчик.

– Любые правила глупы по определению, потому что заставляют игроков поступать не так, как хочется, а так, как должно. Мэй, послушай меня внимательно. Ты можешь подарить свою ky-inn только трижды. Два раза ты уже… ошибся, и я хочу, чтобы третий выбор стал удачнее двух первых. К тому же… Ты ведь должен будешь предстать пред грозные очи повелителей Драконьих Домов, не так ли? Среди них наверняка есть персоны, более чем достойные такого дара. Согласен?

– Но… откуда ты знаешь про…

– Много читал в детстве. Но речь не об этом. Возьми свою «искру» и храни ее хорошенько – для того, кто по-настоящему будет ее достоин. Договорились?

– Я не хочу! Мне не нужны другие… персоны! Я уже выбрал!

– Мэй… – выдыхаю, чтобы успокоиться, а то малолетний стервец ухитрился снова нарушить мое душевное равновесие. – Я все сказал. Чтобы ky-inn оказалась в моем владении в третий раз, должно случиться что-то настолько… невероятное, что даже представить себе не могу. Будь хорошим мальчиком и не спорь со взрослыми!

– Считаешь, что ты старше? – Угрюмо-капризный взгляд из-под челки.

– Не считаю, а знаю! Раза в четыре, а может, и во все десять.

– И все-таки…

– Третье предупреждение!

– М-м-м-м? Это значит, что… – Какое загадочное выражение лица. Планирует очередную пакость? Мне уже страшно.

– Это значит, что наши дороги расходятся!

– И это замечательно! Потому что дороги расходятся, чтобы потом сойтись вновь! И все начнется сначала!

Пожалуй, этот раунд игры выиграл эльф. И ведь понимает это, lohassy. Что же мне делать? Признать поражение? Наверное, придется, потому что он и в самом деле прав: когда завершается один цикл, начинается другой, и кто может поручиться, что в нем наши судьбы не пересекутся еще раз? Но пока…

– После праздников, надеюсь, ты отправишься домой?

– Да. А ты?

– Я?

– Что ты будешь делать?

– Ох… – Много чего, наверное. Меня же Ксаррон ждет не дождется, чтобы отволочь за ухо к Танарит на Пробуждение. Что я там забыл? Ничего, но этикет обязывает. – Есть кое-какие заботы, с которыми, кроме меня, никто не справится. Хотя бы потому, что это целиком и полностью МОИ заботы.

– А потом?

– Потом? – Я снова что-то упустил? Старею, старею.

– Кайа будет ждать тебя весной.

– А ты-то откуда знаешь?

– Она и не скрывала… – невинно улыбается эльф. – Все равно тебе придется приехать!

– Так уж и быть… Веди себя хорошо!

– Уже уходишь?

– Да. Мне надо еще кое-кого навестить.

– А почему мне с тобой нельзя?

– Потому! – Стараюсь казаться строгим и взрослым. Получается не очень-то: Мэй смотрит на меня так хитро, что, выходя из дома, я раз пять проверяю, не идет ли за мной некто с длинным ушами и не менее длинным носом, который старается засунуть во все мои дела.

* * *

Укрывшись от ветра в укромном закутке, я развернул письмо, торжественно врученное мне Равель «для передачи лэрру в собственные руки». Можно было, конечно, вернуться домой или заняться чтением в каком-нибудь трактире, но… Показывать кузену письма, предназначенные только для моих глаз, не хотелось, а насчет увеселительных заведений… Денег мне никто давать не собирался, посему болтаться по городу я мог только до вечера, а потом должен был осчастливить своим появлением дом милорда Ректора, чтобы не остаться ночевать на улице – погода, кстати, совершенно к тому не располагала: слегка потеплело, но зато выпал свежий снег, противно скрипевший под ногами и намеревающийся в скором времени (если не ударит мороз) превратиться в вязкую кашицу, пропитавшись водой…

«Дорогой Ив… вы позволите мне так вас называть?.. – я счастлива! Это так странно, ведь за всю свою жизнь я ни разу не чувствовала, что могу взлететь. Просто выйти за дверь – и взлететь! Вы будете надо мной смеяться, конечно… Вы всегда надо мной смеетесь, но мне не обидно, потому что я знаю: вы очень добрый человек. И очень хороший. Ведь только благодаря вам я встретила того, кто… Наверное, я влюбилась, Ив. Мэвин такой… такой юный, но уже такой умный! И он… кажется, я ему тоже небезразлична! Но если бы вы тогда не поговорили с ним во дворце, он бы не пришел в наш дом и не… Я безумно счастлива! И несправедливо, что вы не можете разделить счастье со мной… Я буду молиться за вас, Ив, за то, чтобы вы поскорее выздоровели и чтобы… чтобы в вашей жизни появилось такое же счастье, как в моей! Двери моего дома будут открыты для вас всегда! Возвращайтесь!»

Милая девочка, зачем мне двери? Ты открыла передо мной свое сердце, и это куда драгоценнее. Куда больше, чем я мог мечтать. Надеюсь, у тебя все будет хорошо, и у Мэвина – тоже. В твоей любви я не сомневаюсь, а парень… Он должен понять. Потому что, если не поймет, я вернусь и задам ему хорошую трепку!

Лавка иль-Руади встретила меня привычным перезвоном колокольцев, который я, мысленно ухмыльнувшись, снова отправил в полет только одному мне известной и приятной мелодии. И шарканье туфель старого Мерави вперемешку с недовольным ворчанием лишь заставило затаенную улыбку появиться на свет.

– Ах, негодник, опять ты за свое!

– Именно, h’anu.[30]30
  H’anu – уважительное обращение, принятое в Южном Шеме. Используется при общении либо с людьми много старше по возрасту, либо с теми, перед кем готов опуститься на колени.


[Закрыть] Именно я и именно за свое. Хозяин дома?

– Ай-вэй, какие мы важные! Только с хозяином и хотим говорить! – Черные жемчужинки глаз в сморщенных раковинах век блеснули укоризненно, но я знал: это не более чем притворство, потому что старик рад меня видеть. И особенно рад тому, что я снова стал таким же, каким и был. Ну почти таким же.

– Так позовешь хозяина?

– Все бы тебе мои старые кости гонять… – Мерави начал очередной виток старческих причитаний, но ему помешали продолжить нытье:

– Кто там?

Дверные занавески раздвинулись, являя нашим взглядам стройную фигуру, закутанную… Впрочем, вру: совсем НЕ закутанную.

Надо сказать, что в Южном Шеме женщины редко показывают свои прелести внешнему миру, расцветая только за высокими стенами домов своих отцов и мужей, но уж там… О, там они стараются изо всех сил превзойти красотой знаменитую песчаную лилию, за один бутон которой х’аифф наделяет счастливчика, добывшего цветок, горстью золота! Йисини, кстати, тоже женщины, и им не чуждо стремление к украшательству собственного тела одеждой или… ее отсутствием, если тело само по себе совершенство.

Такую Юджу я еще не имел удовольствия видеть. Она была с ног до головы – ну не целиком, конечно, а фрагментами – усыпана янтарем. Разного цвета – от светло-медового до почти пурпурного. Полупрозрачные и совершенно непрозрачные бусины, оправленные в желтый металл (скорее всего, золото, но даже боюсь предполагать, сколько тогда стоит сей наряд), змеями – тонкими и не очень – тепло струились по смуглой коже, где-то поддерживая полосы белоснежного шелка, а где-то образовывая подобие деталей одежды. Я и раньше подозревал, что моя знакомая йисини – весьма привлекательная женщина, но теперь окончательно утвердился в своем подозрении. Привлекательная. Зрелая. Умная. И… не забывающая ничего, потому что перемена моего облика заставила темные глаза лишь на мгновение затуманиться, а потом… Потом я был удостоен ТАКОГО взгляда, что потерялся между «покраснеть» и «побледнеть».

– Кто почтил нас своим визитом сегодня? Что-то я не узнаю твоего лица, юноша.

– Будешь дурачиться, уйду сразу. – Я развернулся, делая вид, что направляюсь к дверям, но руки Юджи уже лежали на моих плечах, а губы шептали прямо в ухо:

– Надо же, какой обидчивый… Уж и пошутить нельзя!

– Я пришел попрощаться.

– Совсем? – Легкая тревога – даже не в голосе или во взгляде, а в мелком дрожании пальцев.

– Представь себе. Вы тоже скоро уедете, не так ли?

– Да, после празднеств… Но ты же останешься!

– Нет, не останусь. У меня есть дела.

– И покинешь город?

– Да.

– Как печально… А я собиралась задержаться. – Лукавое, но слегка запоздалое уведомление.

– Не стоит. Если, конечно, не найдешь себе новую игрушку.

– Я никогда с тобой не играла!

– Знаю. Потому прошу – не играй и с другими… Это может быть опасно.

– Ты… Ты за меня беспокоишься? – Теперь вздрогнул и взгляд.

– Немного. Все-таки…

– Какой ты смешной! И милый. – Йисини проводит ладонью по моей щеке. – Только грустный. Почему не веселишься? Хочешь, станцую? Хочешь? Это тебя развеселит!

Бедра Юджи игриво описывают круг.

– Разве ты не умеешь танцевать?

– Умею.

– Тогда что же тут может быть веселого? Не понимаю.

– Что-то случилось, да? – Темные глаза смотрят так пристально, словно хотят проникнуть под маску, которую я ношу.

– Почему ты так думаешь?

– Я чувствую! Ты… напряженнее, чем был. Много напряженнее. Не спорь, так и есть! Не забывай, что я воин и для меня нет тайны в том, что касается битв. И прошлых, и будущих.

– Тогда ты настоящая счастливица, – искренне завидую Юдже. Она замечает эту зависть и растерянно хмурится, а тонкие пальцы сжимаются на моих плечах еще настойчивее.

– Признавайся, в какую переделку ты попал?

– Да ни в какую… Собственно, все уже закончилось. Или даже еще не началось. Не думай об этом, хорошо? Я прошу…

– Я не могу не думать, если вижу, что тебе плохо! – В словах йисини нет ни игры, ни чрезмерного спокойствия – ровно столько чувства, чтобы даже самый глупый глупец понял: она волнуется за меня.

Я понимаю, милая… Только не о чем волноваться, ты моему… хм, горю не поможешь. Знаю, что горишь желанием помочь, но, право, зря. Сам справлюсь. Должен. Потому что, если не справлюсь я, никто не сможет.

Темные глаза на мгновение вспыхивают внезапной догадкой, потом снова становятся тягучими омутами:

– Точно справишься?

Она что, читает мои мысли?

– Конечно. Как всегда.

– Все равно ведь поступишь как тебе вздумается, – вздыхает Юджа. – Но… если помощь будет, не отказывайся от нее, хорошо?

– Не буду… Скажи, красавица, в честь чего или кого ты так… непривычно одета?

– Непривычно? – лукаво улыбается йисини. – Разве?

– Для меня – да.

– Можно подумать, ты никогда не видел наряда танцовщицы!

– Видел. Но на тебе ни разу.

– И как? Нравится?

– Наряд или то, как он смотрится на твоем теле? – Слово за слово, и узор беседы уже не хочет отпускать: мы обмениваемся внешне ничего не значащими фразами, но для нас они исполнены неизъяснимо глубокого смысла.

– А ты расскажи обо всем… по порядку. – Юджа приникает ко мне все плотнее и, кажется, готова навеки обосноваться на моих плечах. Ничего не имею против, уж такой-то вес выдержу! Но и у меня, и у нее слишком много обязанностей.

– Свет очей моих, куда ты пропала? – капризно вопрошает…

Не может быть! Это же тот самый кихашит, которого я… отправил восвояси. Правда, одет он гораздо пышнее, чем в прошлую нашу встречу, да и ведет себя более подобающе богатому купцу, а не скромному служителю тихой госпожи Шет. Так ты не простой убийца, мой дорогой, а полномочный посланник г’яхира… Какая неожиданность. Пожалуй, настало время уйти.

Снимаю ладони Юджи со своих плеч:

– Мне пора, милая.

– Мы еще встретимся?

– Не могу обещать.

– Не обещай. – Великодушное разрешение, подразумевающее: разбейся в лепешку, а будь любезен подготовить пути для новой встречи.

Собираюсь пройти к двери и слышу:

– Кто этот человек, моя лилия?

– Просто прохожий, мой господин.

– Просто? – Судя по сухим ноткам в голосе, кихашит не намерен рассматривать меня как ничего не значащую случайность. – Ты вилась вокруг него как плющ… Кто он для тебя?

Негоже оставлять женщину в затруднительной ситуации, верно? Если он хочет вступить в бой, что ж… ТАКИЕ вызовы я не отклоняю.

– Друг.

– Близкий? – Ожидаемое уточнение.

– Случались минуты, когда между нашими телами не смог бы проскользнуть и волосок. – Скрещиваю руки на груди и отвечаю взглядом на взгляд.

Юджа замирает, не зная, в какую сторону кинуться: я друг, убийца, играющий роль купца, – то ли клиент, то ли игра идет на более высоком уровне. Ай-вэй, милая, я не хотел тебя подставлять… И не подставлю под удар. Придется на мгновение вспомнить про маску лэрра. Но только вспомнить, а не надевать снова!

– Ты была с ним? – А дяденька-то взволнован. Рассеем сомнения? Нет, сгустим. Но рецепт тумана будет мой собственный.

– Странника, чьи сапоги помнят пыль эс-Сина даже за тысячи миль от Полуденной Розы, женские прелести не должны занимать больше, чем ему определено обязанностями. А согласившемуся отступить перед правом het-taany непозволительно упрекать в слабости женщину!

Он проглотил все, что хотел сказать. И что не хотел – тоже проглотил. Неподвижным взглядом на протяжении долгого вдоха кихашит что-то искал в моей насмешливой улыбке. И, видимо, нашел, потому что, не проронив и звука, вышел из комнаты.

Юджа повернула ко мне побледневшее лицо:

– Как это понимать?

– Что, милая?

– Ты… ты заставил отступить того, кто никогда не отступает! Сама Смерть ушла с твоего пути!

– Ошибаешься, милая, Смерть тут вовсе ни при чем: тихая госпожа Шет покровительствует тем, кто избрал своим занятием жатву чужих жизней, но она не властна над Вечным Покоем… Иди к нему, милая. Он ждет. И чем дольше длится ожидание, тем больше неправильных предположений рождает смущенный разум. Ты же не хочешь, чтобы сей достойный человек совершил глупость только потому, что танцовщица промедлила лишний миг?

– Я пойду, – согласилась Юджа. – Но… Ты многое должен мне объяснить, слышишь?

– Что смогу, то смогу, – пожимаю плечами. – Но не сегодня. В следующий раз.

– А он будет? – Сомнение в посерьезневших глазах.

– Будет. Обязательно!

Йисини кивнула – больше своим мыслям, чем мне, – и скрылась за занавеской.

Я проводил ее взглядом, усмехнулся и вздохнул. Старик, все это время следивший за происходящим, тихо заметил:

– А мальчик-то вырос… Вырос и стал мужчиной.

– Разве, h’anu? Что-то я сам не замечаю своей… взрослости.

– И не заметишь, – успокоил меня Мерави. – Время внутри всегда течет иначе, чем снаружи, так уж повелось… Я вот до сих пор кажусь себе молодым красавцем, а остальные видят больного старика.

– Ну уж и больного! Ты проживешь еще много-много лет и повторишься в своих внуках и правнуках… Насколько помню, у тебя есть и сын, и дочери, так что не жалуйся на жизнь: она ведь может решить, что ты и в самом деле ею недоволен!

– И он еще не хочет верить моим словам! – Морщинистые ладони выскользнули из складок мекиля в возмущенном жесте. – Ты вырос, Джерон. Хотя… мне всегда казалось, что ты только притворяешься ребенком.

– И вовсе я не притворялся! – настал мой черед возмущаться. – Я хотел им быть… Плохо получалось, да?

– По-разному… Но теперь ты понял, что тебе больше к лицу?

– Скорее нет, чем да. Не хочется понимать. Лениво.

– Ты устал, вот в чем состоит твоя лень, – заявил Мерави. – Когда от сил остается крохотная капля, ее начинаешь беречь, отказываясь от дел и размышлений… Но не стоит так поступать. Боишься ослабеть раньше времени? Зря. Как только этот источник будет вычерпан до дна, его снова наполнит живительная влага… иного свойства, быть может, но наполнит. Обязательно!

– Пожалуй, ты прав, h’anu… Но я боюсь опустеть. Очень боюсь.

– Это пройдет. – Старик подошел ко мне и коснулся моего лба прохладными, чуть шершавыми пальцами. – Страх тоже со временем устает пугать. И тогда возникает то, что люди называют отвагой, хотя на самом деле… Ты близко подошел к означенному пределу, если можешь сознаться, что боишься. Еще один шаг – и… Я верю: ты сделаешь этот шаг. В тебе есть то, что сильнее любой отваги.

– Что же, h’anu?

– Чувство долга.

– О, ты наделяешь меня сокровищами, которыми я вовсе не владею! – пробую отшутиться, но Мерави качает головой:

– Просто ты заглянул еще не во все свои кладовые.