Текст книги "Истории хозяйственного магазина"

Ибрагим смотрел бои динозавров.

Из телевизора нёсся вой, треск, рык. Огромное хвостатое чудовище схватив за шею другое мотало его.

Это мешало моим мыслям маршировать красивым ровным строем.

Я воспользовался властью и полномочиями отца и приказал убрать эту какофонию звуков. Из-за рева динозавров он не услышал меня.

Пришлось издать рык, наподобие того, что неслось из телика.

Он нехотя выключил, хитро прищурился и пояснил: – Я просто хотел узнать кто победит. Скажи, папа, а кто победит спинозавр или то ли карконто то ли картонозавр?

Он был в теме, он назвал представителей разных классов динозавров.

Я ошпарил его тем свирепым взглядом, натренированным за 50 с чем-то лет, которым когда нужно заменял всю родительскую педагогику и без всяких разночтений означал – отстань, мне сейчас не до динозавров.

– Сам говоришь, что если не

знаешь, спрашивай, – обиженно пробурчал он.

Пришлось отложить все дела, включая и фотки, которых судя по смскам очень ждали и которые никак не хотели уходить по почте.

– Кто там с кем дерётся? – переспросил я, чтобы выиграть время. – Спинозавр и, – он добавил другого завра.

По сути я ни о ком не слышал никого из них не знал. Говорят и пишут, что они существовали. Ибрагим ошибочно предполагал, что у отца с его непререкаемым авторитетом должно быть быть своё обоснованное мнение насчёт силы и ловкости этих чудовищ.

Не знание такой простой вещи означало как минимум падение с высоты авторитетного постамента.

Я прищурил глаза, чтоб напрячь мозги. Требовалось мое мнение. А мнение как известно – субъективная штучка.

Откуда же его берут?

Тут я обнаружил, что этих мнений наш мир предоставляет бесконечное количество. Выдаёшь своё понятие о предмете разговора – вот тебе и мнение.

Если есть убеждение основанное на умозаключении с выводами, то можешь даже убеждать других примкнуть к твоему мнению.

С динозаврами дело обстояло проще, их сейчас не существовало, а мнений на их счёт сколько хочешь. Выбери любое.

С другой стороны кто сказал, что динозавров не существует? Ах, да, есть мнение, что динозавры вымерли.

Так что мнений в окружающем нас мире множество. Ты можешь взять любое и объявить, что оно твоё.

В случае динозавров это никому ничем не угрожает. Вообще когда выражаешь своё мнение безопаснее будет вспомнить уголовный кодекс.

.Вообще мнение удобная штука.

Пока ты не выразишь его, никто не знает, какое оно у тебя. Поэтому у некоторых в запасе много мнений.

На работе – рабочее официальное мнение, на улице нейтральное, а с друзьями близкое к своему и только с верными друзьями личное мнение. Удобно и безопасно.

Однако, я увлёкся. А Ибрагим ждал и я его знаю. Какую бы версию ему не выдашь, он на этом не успокаивается, обязательно скажет переходя на вы: – Обоснуйте, пожалуйста, почему?

А у меня времени и настроения нет. – Ты это, включи телевизор. Досмотри, кто победит, потом расскажешь, – нашёл выход я.

Вчера ходил в гости. Пока женщины собирали на стол, я беседовал с хозяином дома, на макушке головы которого чудом держалась маленькая тюбетейка. Тут в комнату зашла его старая мать. Когда я спросил ее о здоровье, она пожаловалась:

– Что сказать, сынок, и вылечится, не вылечиваюсь, и умереть не умираю. Трудна женская доля. Хозяин дома хитро подмигнул мне: – А все потому, мама, женщины не прислушиваются к разрешенному в исламе.

– Этот опять про своих жён начал, – усмехнулась мать кинув взгляд на свою сноху, которая ставила еду на стол, – драка у тебя дома будет каждый день!

– Во первых драка может один раз, когда они будут выяснять, кто сильней. Когда выяснять, то все успокоятся. Во-вторых – какая может быть драка, если жена подберёт мне вторую жену, – он подвинул мне тарелку с пловом, – она же не подберёт вторую сильней ее.

Глаза его супруги в хиджабе сверкнули, но она ничего не сказала, видно разговоры шли не первый раз. Мать рассмеялась: – Жена подберёт тебе вторую жену? Жди! – Почему вы неправильно все понимаете? – он незаметно подмигнул мне, – Это мне что ли надо? Мне это не надо. Это ей надо. В доме появится помощница ей. Она автоматически становится старшей женой. Пока младшая готовит, убирает дома, старшая занимается шопингом, ходит по салонам. Волосы, ногти, когти красит. Это же все для неё, я же вижу, как она не успевает по дому.

– Хватит тебе и одной! – старая женщина рассмеялась, – чтоб жена подобрала мужу вторую жену? Ещё чего! – Я же не могу сам подобрать себе вторую жену, – невозмутимо отвечал хозяин, – люди что скажут. Неужели, скажут, у него жены нет. А потом и та, которую я подберу, ей не понравится. Кому это надо? Кстати, если бы ты, мама, разрешила отцу покойному взять вторую жену, то как это сейчас сделать не стало бы проблемой.

– Шутим, сынок, – сообщила мне его мать, – невеста иногда обижается.

– Я понял, – ответил я. – Подожди, – продолжила она обращаясь к сыну, – вы меня одну еле терпите. А что было бы если бы у вас дома сейчас было бы две старухи? – Если бы ты разрешила отцу взять вторую жену, он бы так рано не умер, – парировал сын. – Ну, хорошо подберёт она тебе кривую и косую, – мать уставилась на сына, – то тогда как?

– Опять вы не понимаете! Как будто ее для меня берёте, – хитринка блеснула в его глазах, – представьте ситуацию – мы идём на свадьбу или мавлид. Я впереди, за мной ты, мама. Потом старшая жена, а потом эта вторая, косая и кривая. Как вы думаете, над кем люди будут смеяться? Над вами или надо мной? Если всем известно, что выбирала старшая жена, а помогала моя мать. – А зачем ей на свадьбу, – нашлась старая женщина, – раз вторая жена, пускай сидит дома.

Сегодня народу на берегу не так много. И рыбаки куда-то исчезли. Попались навстречу две пожилые тетки с палками для скандинавской ходьбы. Напоминали колхозных лошадей, которых кто-то в спешке отцепил от телег, но забыл оглобли.

Освобождённые наконец, но измотанные многолетней колхозной работой, шли они углубившись в свои мысли. Какое-то разочарование читалось на их лицах. Будто понимали, что наконец свободны, но не радовала их эта свобода.

Будто только пришло понимание, что в ожиданиях прошла молодость, пропал присущий юности волшебный огонёк, задор. Тогда бы эту свободу с сегодняшним осознанием. Шедшая справа иногда даже голову чуть заметно вскидывала по лошадиному.

Ладно, побежал я дальше. Тут надо подумать, о ком пишу, о них или о себе.

Сегодня море в тумане. Даже солнце не разогнало белую завесу.

Дальше пятидесяти метров от берега ничего не видно.

День контрабандистов. У турников, где я подтянулся пару раз, появился борец одетый в застёгнутый тёплый спортивный костюм, шерстяную шапку, причём и капюшон куртки натянут на голову.

Он занимался агрессивно. Пыхтя, как паровоз, рывками потащил большую покрышку по кругу, оставив наутюженный ровный след на песке. Потом без передышки подтянулся раз десять, отжался столько же, встал в стойку и пританцовывая начал наносить яростные хуки видимому только ему противнику.

Видно противник попался серьезный и борец пританцовывая бил его, обходя то справа, то слева. Наконец он остановился, похоже невидимый противник запросил пощады. Отдохнул секунд десять и побежал в сторону Каспийска.

Сегодня камни хновской дорожки из валунов по которым я пробегаю были усеяны унылыми рыбаками. Видать клева никакого. Рыбаки камни считают своими. Мое прыгание по камнях они встречают недовольными взглядами. Мол и так не клюёт.

Дня три-четыре их не было. А сегодня словно грибы после дождя. Чуть дальше встречаю хмурого знакомого рыбака.

– Что вас в эти дни не было видно? – интересуюсь я. – Так погода видишь какая была, – угрюмо объяснил он, – в дождь здесь клева не бывает.

Оно и понятно. Если дождь, то мокро, сыро. А рыбе это надо? В такую погоду ни одна уважающая себя рыба нос из дома не высунет.

Знакомый продолжал возиться с крючком одной из двух удочек. Отложив его, он открутил крышку круглой пластиковой коробке. Внутри копошатся красные земляные червяки. Не знаю по какому принципу он действовал при выборе, но один из червей

оказался у него в руке. Червяк извиваясь попытался вырваться, но знакомый ловко нанизал его на крючок.

Рыбак осмотрел свою работу и потом закончил традиционным ритуалом рыбака – смачно плюнул на червяка. Оплёванный червяк полетел в море. Что должен рассказать оплеванный червяк рыбам, знают только червяки и рыбы. Если известие приятное, рыба решает закусить червяком. Спрашивать знакомого об улове смысла не имело. Угрюмое выражение лица и пустой котелок около его ног достаточно убедительно показывали результативность его занятия.

– Бегаешь? – спросил он, закончив весь обязательный обряд, после которого начинается томительное ожидание. – Угу, – буркнул я. – По камням бегать опасно, – назидательно сказал он, оглядывая мою дальнейшую каменистую тропу вдоль берега. – Ага, – ответил я и побежал дальше.

Пришла молодая женщина с мальчиком лет 4—5. – Молотки где у вас лежат? – обратилась она к продавцу. – Вот там! Какой нужен большой, маленький? – Маленький. Это ему, – пояснила женщина, кивнув на мальчика.

– Продаются же пластиковые детские молотки, – вмешался я. – Знаю. Он хочет настоящий, – чуть смущенно ответила женщина.

В магазин зашла ещё женщина в возрасте. Оказалось, что они знакомы. – Это твой? – спросила она молодую и получив утвердительный ответ, слащаво продолжила, подражая маленьким детям: – Кякой халеший мальчик!

Но похоже, что она не угадала с возрастом.

Вы бы видели лицо мальчика, как он на неё неодобрительно посмотрел, а потом вообще отвернулся. Я был с ним солидарен, пацан пришёл купить настоящий молоток, а она со своим: «кякой халеший» лезет.

Но тетка оказалась настырной и не отставала от мальчика: – У моего внука вчера день рождение было. У тебя когда?

Мальчик не поддался и на эту попытку разговорить его и промолчал. – У него тоже в апреле, – ответила за сына мама. – А-а! – радостно завопила тетка, – ты овен!

Видно это не понятное утверждение странной тетки переполнило чащу терпения мальчика. Он выдвинулся вперёд из-за мамы и громко обьявил: – Нет! Я аварец!!!

Пришли две веселые женщины и стали копаться в ящике с семенами. Главное семена выбирает та, что с ухоженными кожей и волосами, да с огромными ярко окрашенными в ядовито синий цвет «когтями». Представить ее гнущей спину на огороде невозможно.

Появился мальчик лет пяти, от вида которого по телу пробежала холодный озноб. Худющий, кожа да кости, в майке, в летних спортивных штанах и в сланцах на босу ногу. А на дворе март.

– Мужик! Ты чего тут голый ходишь?! – вырвалось у меня. Вторая из женщин, мелкая, юркая, востроносая резко обернулась, опрокинув коробку с семенами.

– Тпру-у-у! Подруга! – весело осадила ее первая, с «когтями», – ты чего так резво рванулась на слова «голый мужик»? Он пока ещё мальчик…

Картофельный вопрос волнует Дагестан больше всего. Как картофель зависит от курса доллара спрашивают «умники», но когда предлагаешь им самим выращивать картошку и продавать по этой самой цене, все ухмыляются.

Пускай выращивают те, а цены установим сами.

Когда же спрашиваешь: а почему необходимые продавцу картофеля другие товары не продают ему по прежней цене, только некоторые начинают задумываться. Одевать «шкуру» производителя и продавца отечественных товаров никто не хочет.

– Смотри, чего этот мент около наших дверей возится? – обратил мое внимание продавец на полицейского.

Я понял почему. На двери магазина осталась устаревшая бумажка: вход только в маске.

Он нашёл в машине чёрную маску и стал ее прилаживать к ушам. Потом прошёл в магазин и стал осматривать товар.

Увидел, что мы меняем ценники: – Товар сильно подорожал? – спросил он. – От 50 процентов и больше. – А есть где не подорожал? – он оглядел магазин и глаза его заблестели. – Халяву хочешь, – усмехнулся продавец.

– Вон там выбирай, что хочешь, – я кивнул в сторону полки с кухонной утварью.

Он возился полчаса, выбрал доску, две скалки, картофелечистку, кружку. Потом увидел синие кеды на полке с обувью. – Они почем? – принялся щупать и мять обувь.

А кеды хороши. Синего приятного цвета, с мягкой резиновой подошвой, они моментально разошлись летом, как только я их завёз. Больше я таких не нашёл. А эту пару сколько раз смотрели и не купили. Была на то причина.

– 550, – сказал я, – да только они разного размера. – Как? – 53 и 55 размер. Наши кто-то взял и от радости не заметил, что разные. Сколько людей их посмотрели и из-за этого оставили.

– А эта цена старая или новая, – не отошел от кед он. – Какая разница? – возмутился я – размеры разные. – Подожди! – вмешался продавец, – эта старая цена. Если возьмёшь, хозяин скидку сделает. – Да хрен с ним, что разные, – ответил служивый, – сено косить буду в них. – Хотя бы примерь, – предложил я, – ноги вещь удобная, они всегда при тебе.

– А чего примерять, – вмешался продавец, – размеры же разные. Один все равно подойдёт. – Сколько уступишь? – спросил мент не выпуская кеды из рук. – 50 руб устроит? – продавец подмигнул мне. – Хорошо, – согласился он и уложил кеды в пакет.

Заходит серьезный молодой водитель с тюком белых мешков на плече.

– Мешки, – негромко объявляет он и скидывает их на пол.

– Котов нету? – не задумываясь спрашиваю я, пока он ищет накладные.

Он оставляет папку с накладными и серьезно смотрит на меня:

– Я не понял брат, я все привёз. Ты сказал, котов? – его сросшиеся брови рождают неглубокую морщинку, он достаёт лист бумаги, – вот, тебе кроме мешков ничего не было.

– Ладно, проехали, – я машу рукой, – где расписываться?

– Я серьезно говорю, если хочешь позвоню, спрошу, – не успокаивается он.

– Пошутил я.

Он недоверчиво смотрит на меня своими чёрными круглыми глазами и вдруг его лицо озаряется яркой юношеской улыбкой:

– А-а! – он хлопает себя по лбу, – я сейчас понял, каких котов ты спрашиваешь.

– Ну, вот!

Он забирает накладную, укладывает ее в папку и с улыбкой покидает магазин.

Кто чем горазд

Один бедняк всю жизнь трудился в поле. В очередной раз он пошёл в поле. Потрудился, пообедал. Вскоре ему стало плохо. Рвало сильно. Так как он никогда не болел, он испугался и поспешил домой, чтоб помереть дома.

В пути он встретил знакомого пастуха. Выслушав его, пастух предложил ему лечиться козьим молоком, средством от многих болезней. Он купил молока.

Дальше он встретил лекаря, который ловил пиявок из болота. Лекарь предложил чудодейственных пиявок. Он купил и пиявок.

Крестьянин спешил домой. Следующим кого он встретил, была женщина торгующая тыквами. Она предложила купить ему богатую всякими витаминами тыкву. Он и тыкву купил.

Местный выпивоха посоветовал ему выпить сто граммов спирта, средство испытанное и всегда его выручавшее. Он послушался его и купил бутылку спирта.

Сосед его массажист сообщил, что все от позвоночника. Поэтому только массаж и ничего другого. Он пообещал соседу, сразу же прийти на сеанс.

Когда он добрался домой, услышал, как его жена ругала молодую невестку, которая перепутала какое-то снадобье с приправами, отчего мужчину и рвало. Когда он узнал причину, ему сразу стало легче.

Агасиев (с)

Мужчина где-то моего возраста приходит, покупает, потом возвращает, берет другое. Раз пять. Для кухни. Сифон, краны, переходники и прочий хапур-чапур. Меняют.

– Я ничего в этом не понимаю! А мастер оказался еще хуже! Такой же тупой! – после пятого посещения магазина мужчину прорвало.

Я сочувственно киваю головой. Он уходит. Через пять минут приходит молодой парень, улыбчивый, обходительный, спокойный:

– Мы наверно надоели вам.

– Кто вы? – спрашиваю и вижу принёс обратно тот хапур-чапур, что брал мужчина.

– Мы же брали, – говорит он.

– Ты мастер? – спрашиваю парня.

– Да не мастер я, – отвечает он, – зять я. Один переходник сломался у меня. Отойди говорит, сам сделаю. Второй у него сломался. Психует. Зря я согласился.

Больше никого не видел, надеюсь получилось.

Две стороны одной истории

Я же хороший, справедливый, не повторимый. Я лучше всех. Поэтому в очередной раз попробую обхаять другого.

Ситуация обычная.

Звонить знакомый, долго пытается напомнить мне, кто он такой и говорит, что он в моем магазине, что ему срочно нужен водяной насос, что у него сейчас денег нет.

Приезжаю в магазин, вижу знакомое лицо, встречал пару раз.

Тут он рассказывает мне дальше, что у него два дома, две жены, одна больная и насос нужен в ее дом.

Я отношусь к людям, имеющим двух жён с уважением и жалостью.

Тут не знаешь как быть с одной, а они двух тащат по жизни.

Деньги он обещал через день занести.

Взвесив все за, против я согласился.

Как это у нас бывает, он тут же захотел поменять американки со старого на новый прямо в магазине. Объяснял тем, что у него дома нет нужного разводного ключа.

Я отказался, у меня магазин, а не цех по ремонту.

Покупать ключ он не захотел, опять же из жалости, из-за его больной жены я дал ему наш магазинный разводной ключ.

Он клятвенно обещал вернуть ключ вместе с деньгами.

Все, я забыл про него. На следующий день он деньги не занёс.

А через день вечером постучал ворота, оторвал меня от кайфого валяния на диване.

Извинился, что вчера не смог, отдал деньги и долго, долго благодарил, что я выручил его, жену, детей. Растаяв от таких благодарностей, я забыл про ключ, что он должен был вернуть. Это хорошая, солнечная сторона истории. Здесь оба мы хорошие.

Но…

На следующий день после обеда он принёс насос обратно. – Что за насос ты мне дал? Бренчит, – говорит он. Запускаю, насос работает, но действительно бренчит.

А я уже знаю, что это может быть.

Месяца три назад приходила одна женщина-инвалид с такой же просьбой дать насос с отсрочкой. Дал. Расплатилась через неделю. Через месяц звонит, что не качает воду.

Я оптовику, у кого беру насосы, звоню. Он говорит, посмотри, установлен ли фильтр жёсткой очистки. Сходил, проверил. Фильтра нет. Объясняю, женщина в слёзы. Снял насос, понёс на ремонт, отремонтировал на свои, отдал.

По звукам из насоса этого многоженца, чувствую, что причина та же самая, поломались тонкие лопасти латунной крыльчатки.

– Пошли к мастеру, посмотрим, – предлагаю я, – если причина в заводском браке я отвечаю, а если туда попал камешек ремонтируешь сам.

– Ничего не знаю, – заявляет он, – или деньги, или насос. Он у меня два часа поработал. Из-за тебя моя жена мёрзнет.

– Пойдём посмотрим, чья вина. Если моя я плачу.

– Нет! Никуда не пойду, – кричит он.

– Тогда забирай свой насос! – не отстаю я.

– Оставь себе! – кричит он, – я халял делаю!

Ушел, даже дверью не хлопнул, оставил открытой. Отнёс насос к ремонтнику и я оказался прав. Крыльчатка разбита, внутри маленький речной камушек. Сфоткал. Крыльчатку и камушек захватил с собой. Знал, что вернётся.

К вечеру заявился:

– Отдай деньги или насос! – кричит.

– Ты же халял мне сделал, – отвечаю.

– Из-за тебя моя жена мёрзнет, – заявляет он.

– Если твоя жена мёрзнет, то это твои проблемы. Я точно не причём, – отвечаю.

Вот так поругались.

Взял с него за ремонт и отдал насос.

Расстались врагами.

Он пообещал, ни за что в жизни не преступать порог моего магазина. Родственникам, знакомым и даже наследникам тоже обещал запретить бывать в моем магазине. Я же в свою очередь сказал, что буду рад, если такое случится.

Хозтоварная история

Пришла женщина.

Такая колоритная горянка и сообщила:

– Я сейчас наберу, он скажет, что нужно.

Я смиренно кивнул головой:

– Давайте!

Она повозилась с трубкой и протянула мне:

– Сейчас он скажет!

Я беру трубку и вижу, что тот, кому звонят, записан, как Имрам Токар.

Токар отвечает и я слышу голос знакомого электрика Имрама.

И заказывает он автоматы и подразетники.

Меня уже мучает вопрос: почему электрик Имрам записан у неё как токарь?

На отсутствие мягкого знака я внимания не обращаю, как умеет, так и записала.

Объявив ей сумму, я говорю:

– Слушай! Это же Имрам, электрик, я его давно знаю. Почему он у тебя записан, как токарь?

Она смущается, неодобрительно поглядывает на меня и поясняет:

– Там все правильно. Не знаю как у вас, у нас вот это электричество называют ток. Поэтому человек, который делает ток, я записала токар.

Я замолк. Все просто. Что за дураки назвали человека, что возится с током, электриком?

Афганистан

Лента не даёт переключиться.

Как я вижу эту страну.

В ней тоже жили народы и все время шла борьба за право их грабить.

История Афганистана – как и история любой страны, это история переворотов и войн за право собирать налоги.

До 1979 года афганцы как-то справлялись с этим. Народ без руководства не оставался. К этому времени коммунисты из нашего СССР вдруг увидели, что афганцы прямо таки несчастны.

Решено было их осчастливить.

Опыт осчастлививания народов мира у коммунистов был громадный.

Нашлись недальновидные товарищи, которые сказали: они, мол, мусульмане не захотят молиться мощам Ильича.

«Подумаешь, – сказали им, – мусульмане. Не было пока у нас таких, что устояли бы перед мощами Ильича и колбасой за два рубля двадцать копеек. Вот весь Северный Кавказ, Казахстан, Узбекистан, Таджикистан и другие повелись на колбасу, денно и нощно молятся на мощи Ильича. И эти согласятся. И не таких ломали.»

Десять лет уговаривали тупых афганцев и словом и оружием, что мощи Ильича сила. Не уговорили диких бородачей.

Много полегло верных комсомольцев и идейно подкованных коммунистов, ещё больше полегло афганцев и очень многие остались без крова.

Но афганцы остались верны Аллаху.

Ушли коммунисты ни с чем. Талибы, что оказались у власти запретили женщинам фактически все: прикид, музыку, учебу и работу.

Все государства возопили: так нельзя грабить народ.

Для государственного грабежа есть общепринятые условности. Вы со своим шариатом портите настроение нашим народным «стадам», они психуют, удои уменьшаются.

Грабьте, но женщин оставьте в покое.

Тупые талибы уперлись. Тут наконец американцы увидели, до чего же несчастны эти афганские женщины.

А у них опыт осчастлививания народов был ничуть не меньше, чем у коммуняк. Срочно решено было оптом осчастливить афганских женщин, для чего в Афганистан были завезены отборные сорта демократии и особые ценности европейцев. Как и мощи Ильича демократия плохо приживалась.

Американцы старались двадцать лет. Потом бросили это дело.

Талибы оказались не совсем замороженными. Потребовалось всего навсего двадцать лет, чтоб им понять, что им тоже можно грабить свой народ, но женщин лучше оставить в покое. Поэтому, когда американцы убрались ни с чем, они сразу заявили во все услышание, что народ этот их и они его будут «танцевать», и что женщины тоже человеки, пускай живут, работают и учаться, но в рамках шариата. Все государства облегченно вздохнули: «Слушайте, совсем ведь другое дело».

В магазин ворвалась крупная потная тетка. Она шумно дышала:

– Где этот продавец?

– Нету его сегодня, отдыхает.

– Это… Вот тысяча рублей, придёт сюда один мастер, ему отдашь, – бесцеремонно заявила она, протягивая мне банкноту.

– Подожди! Почему ты не отдаешь? При чем тут мой магазин?

– Я его здесь нашла, – будто о тазике для штукатурки шла речь, сказала она.

– Кого ты здесь нашла?

– Работника. Он как раз про работу спрашивал у продавца, а я здесь была, краску покупала. Кстати, второй раз краску покупаю у тебя, – обозначила она и наши отношения.

– Краска, это хорошо, – смягчился я и добавил: – много людей покупают у меня нужные им вещи.

– Что за люди? – решила она пожаловаться мне, – договорились за тысячу рублей метра три кладки в три кирпича поставить. Когда закончил, две тысячи хочет. Что за народ? А?

Я состроил сочувственную мину своей двукратной клиентке, а потом сказал:

– Смотри, мне эти ваши скандальные расчеты ни к чему, если до вечера не придёт забирай свои деньги.

– Да! Да! – заверила она меня, – этот заберёт. Такой не оставит!

Через минут пять появился он. Несколько раз видел в магазине. Где-то моего возраста.

– Деньги оставляли?

– Кому? От кого?

– Есть тут одна большая кобыла. Я для неё кладку делал. Что за люди? – теперь начал жаловаться он, – договорились за тысячу рублей метра три сделать. Прихожу показывают два раза больше. Сын обещал доплатить, мать отказывается, в могилу чтоли хотят все забрать?

– Вот тысяча рублей. Все претензии к ней, – завершающими разговор тоном сказал я.

– Ты ее знаешь? – он не спешил уходить.

– Нет, а что?

– Знаешь? – он подвинулся ближе ко мне и стуча пальцем по стеклу прилавка сказал: – ты скажи ей… она обязательно придёт спросить. Вот тогда ты скажи ей…

– Ну! – подтолкнул я, – что ты хотел ей передать?

– Ты скажи ей! – голос его стал мстительным, – что он пришёл! Взял эту бумажку! Разорвал на мелкие куски и выбросил! Прямо здесь!

Говорил он это с расстановкой припечатывая каждую фразу, губы его при этом криво растягивались. Потом он оглядел магазин и добавил:

– Нет не в магазине. Разорвал здесь и выбросил за дверь!

Несколько секунд он не видел меня, видно прокручивал в голове сцену, как до судорог обидно будет огромной потной тетке, когда она узнаёт, как поступил обиженный ею мастер.

Видно сцена его устроила, потому как он удовлетворительно сказал:

– Вот так скажи! Пускай знает! – и аккуратно спрятал сложённую банкноту в нагрудной карман рубашки.

– Когда будешь рвать деньги? – я посмотрел ему в глаза.

Он глупо улыбнулся, похлопал себя по нагрудному карману:

– Они мне должны больше!

– То есть, – мой голос налился силой, – ты считаешь, что мне нужно соврать! Ты можешь сказать почему я должен врать? Зачем через меня что-то передавать? Подойди к ней и разорви эту тысячарублевку прямо перед ней. И даже брось ей в лицо! Эффекта будет больше.

Он с неодобрением поглядел на меня: – Ладно, оставь…

Пляжные премудрости

– Серию! Мага! Серию накатывай! Давай! Давай! Хорошо! И бац! Пошёл силовой! Лёвой! Ещё раз! Лёвой! Теперь правой! Работай! Серия очень нужна. Она не даёт расслабиться противнику. Это как пулеметная очередь. Тык! Тык! Тык! Тык! Года два поработаешь в таком темпе, моторика заработает и только тогда появятся эти удары молнии. Серия! И чик! Молния правой. Серия! И чик! Молния левой! Работаем!

Вчера с утра, как обычно поехал на море. Еду весь в утренних, светлых думах и новых кедах. Позавчера пробегая «хновскую дорожку» в старой сетчатой обуви, заметил, что нога при прыжке на очередной камень скользнула внутри кеды. Не упал, удержался. Но допускать такое при беге по острым камням, этот верх безрассудства.

В общем весь такой хороший подъехал к кольцу на Редукторном.

Смотрю, у издательства гаишники стоят. Ремень у меня застегнут на сидение. Я одним отработанным движением накинул ремень на себя. Гаишник ушлый оказался. Засёк зараза. Остановил. Подошёл. Лет сорока, в маске. Я опустил стекло. – Салам аллекум! – он чуть не ли залез в окно. Пронюхал машину и протянул руку. Я взял средство для обеззараживания, не спеша попрыскал на свои руки, старательно протер их и хотел прыснуть на его руку, но он сказал: – Ладно, пандемия, не обязательно, привычка, – и убрал руку. Я промолчал, меня ждал Каспий, была надежда сохранить утреннее, светлое настроение. – Документы есть? – спросил он и добавил, – ловко у вас получается накинуть ремень. – Слушай, не порть мне настроение, я еду на море. Что в этом плохого? Если я накинул ремень. – Вы обязаны накинуть ремень, прежде чем поехать! – Слушай! – Не слушай, а слушайте! – прервал он меня. – Тебя сюда поставили для чего? Чтоб водитель, видя тебя, вспомнил о своих обязанностях. Это и произошло. Зачем ты остановил машину? – Вот вы накинули одну половинку ремня, а ведь на трассе это не спасёт водителя. Не дай бог что-нибудь. – Я тебя не могу понять. Ты хотел, чтоб я нагло проехал, плюнув на тебя? – Не на тебя, а на вас! Я же с вами на вы. – Подожди, ты хочешь, чтоб я плюнув не на одного тебя, а на всех вас? Так тебе легче будет? – За оскорбление при исполнении идёт статья, – обиделся он.

– Сам говоришь, что следует говорить не тебя, а на вас, – напомнил я. – Уважаемый! – повысил голос он. – Не уважаемый, а уважаемые! – прервал я его. – Как это? – запутался он. – Ты же обращаешься ко мне на вы, а уважаемый единственное число. Надо обращаться: уважаемые! – Да нет такого! – Будешь отрицать, что уважаемый единственное число? – При чем тут это?! Ладно езжай!

Из комментов:

«В следующий раз, когда будете писать про голые задницы на пляжах Махачкалы, уточните, пожалуйста, адрес пляжа, а лучше прикрепите фото задниц, а то надоело после заметки бегать по всем пляжам Махачкалы»

С утра на море. Пробежался, прошёл «хновскую дорожку». Остановился у перекладин, где каждый раз мысленно мысленно кручу «солнце».

Там же отец с сыном. Отец дагестанского телосложения, похож на несостоявшегося чемпиона по вольной борьбе.

Сын 7—8 лет худой, слабый, не борец, скорее будущий «ботаник». Отец злой, гоняет его.

Слышу такой диалог:

– Ты почему стоишь опять?

– Папа, я сделал упражнение.

– Один раз и все?

– Папа, это упражнение много раз надо делать?

– Зачем?! Сделал один раз и ложись!

В ответ пацан с надеждой:

– А куда?

Встретился с бухгалтером. Тоже заканчивал экономический. Когда-то пересекались в жизни. Грамотный. Поговорили о жизни, о том да сем. Он по прежнему бухгалтером работает в фирме. Богатой.

– Чем, – говорит, – озабочен?

– Вот – говорю, – как раз хотел поговорить с экономистом. Я не согласен с Мюррейем Ротбардом в одном вопросе. Интересно бы узнать твое мнение, как бухгалтера, как экономиста.

– А кто такой этот Ротбард?

– Американский экономист, представитель австрийской…

Но он не дал мне закончить.

– Американцы жулики, они живут за счет доллара.

– Подожди! – еле остановил я его, – его уже нет в живых. Он написал книгу

«Власть и Рынок: государство и экономика». Вот я не согласен с ним в вопросе распределения налогового бремени.

– Ты устроился преподавателем? – он внимательно оглядел меня.

– Нет.

– А зачем тебе это?

– А тебе не интересно? Разные налоги, как они отражаются в нашей жизни.

– Работу, наверно, тебе предлагают наверху? Или ты хочешь сказать, что читаешь этого Робарда ради интереса?

– Ну, да!

– Если не платят, то для чего? – он недоверчиво заглядывал мне в глаза, – ну ты даешь! Держишь меня за дурака?

– Ты же экономист, послушай…

Он опять прервал меня:

– Я не верю этим англичанам и австрийцам! Я сдаю отчеты еще трех фирм помимо своей работы. Если надо, я без всяких этих жуликов научу тебя, как минимизировать налоги, как проворачивать с НДС. По старой дружбе я не возьму с тебя ни копейки. Но если ты мне скажешь честно, куда ты устроился?

Так и не обсудили мы Ротбардовское распределение налогового бремени))

Пришла женщина с соседней улицы. Пришла не одна, а с мальчиком плачущим, упирающимся. Мальчик лет 7—8. Она его не отпуская руку подтащила к кассе: