Текст книги "Когда мертвые заговорят"

– Призрак?

– Поистине жуткая история, – поделилась женщина, кивая. – Лара повсюду видела свою покойную дочь. В отражениях стекол машин, в витринах магазинов, на противоположной стороне улицы. Недавно к ним в дом, рассказывал Берд, кто-то забрался, и у бедной Лары совсем сдали нервы.

– Она верит в привидения? – перебила я душещипательную историю. Слыша их имена, я не могла не вспомнить: «Пока не поздно, избавьтесь от ребенка. Мозг младенца поврежден, так и жди беды».

– Разумеется, верит! – возмутилась женщина. – Так может, все-таки дать тебе таблетку? – Она прищурилась, и я мысленно попросила ее не касаться моего лица. Она не коснулась. – Температура может подняться.

– Вы врач? – вежливо спросила я, сглатывая болезненный комок в горле и поднимаясь на ноги.

– Я? – Она покачала головой. – Я медиум.

Я с этой женщиной даже не знакома, говорю с ней не больше десяти минут, а она уже удивила меня четыре раза. Я не подала виду, что отношусь скептически к профессии хозяйки дома, зато отметила характерные признаки оккультизма: на каминной полке стояли незажженные черные свечи, рядом – книга в черном переплете. Из камина доносился запах то ли ладана, то ли полыни.

Быстро отметив все эти детали, я тут же сосредоточила внимание на женщине, стоящей напротив. Ее подбородки исчезли, когда она подняла голову.

– Итак, вы сказали миссис Келли, что ее преследует привидение, – заключила я.

– Верно.

– И посоветовали покинуть Эттон-Крик, потому что он проклят.

– Снова верно, – она усмехнулась.

– Но вы не спросили у нее адрес, чтобы убедиться, все ли с ней в порядке и не тревожит ли ее дух усопшей дочери?

Женщина покачала головой с таким видом, будто я задаю самые глупые на свете вопросы, в то время как я изо всех сил старалась держаться в рамках вежливости.

– Нет, мне это ни к чему. Духам не суждено покинуть Эттон-Крик, чтобы следовать за своей целью. Это запертое место. Поэтому ты навсегда останешься здесь, Кая Айрленд.

Я содрогнулась от ужаса.

– Что вы сказали?

– Когда?

– Только что. Что вы только что сказали?

Теперь уже я привела хозяйку дома в замешательство. Она повращала глазами, затем пожала плечами:

– Ничего особенного. Сказала, что призрак дочери Лары не последует за ней. Отсюда нет выхода. С тобой все в порядке?

– Да. Мне пора. Домой. Спасибо за… разговор, – нашлась я и, громко топая, удалилась по коридору. Пока я зашнуровывала ботинки, женщина-медиум стояла над моей душой, буравя взглядом затылок. От мрака в прихожей мне стало дурно. Хотелось на свежий воздух. На холод.

– Точно все в порядке? – спросила женщина, коснувшись кончиками пальцев моего выгнутого позвоночника. Я поспешно выпрямилась и кивнула.

– Да. Мне пора. Спасибо за разговор.

– Ну что ж. – Она невесело улыбнулась, будто я была ее дочерью, которая слишком рано покидала родной дом. Я распахнула дверь и поспешно сбежала по ступеням вниз. – Приходи еще, Кая Айрленд.

Приступ клаустрофобии все не проходил, клетка давила на меня даже здесь, во дворе.

– Хотя куда тебе еще деваться, – услышала я за спиной голос, – ведь Эттон-Крик не отпустит тебя.

Я забралась на водительское сиденье БМВ и с грохотом захлопнула дверь, а затем заблокировала себя внутри салона. Сердце бешено колотилось, а я даже не могла понять, что именно меня напугало.

Я много чего видела, так в чем дело? И разве я верю в привидения? Абсолютно нет. Это антинаучно. Кроме того, в магазине Лара видела не призрака, а меня. И в ее дом пробралась я, а не мистическое привидение.

Нет…

Проблема в том, что я больше не знаю, что реально. Я сама нереальна, я не человек, а мое настоящее тело находится в гробу в особняке Харрингтонов. Аспен видит смерти, а Ной и есть сама Смерть…

И разве я сама – не призрак?

Я покачала головой, постепенно приходя в себя. Когда коснулась лица, почувствовала настоящий, немифический жар, который теперь ощущался даже сильнее, чем прежде. Может, странная женщина была права, и я заболела? Я никогда не болела, а тут раз – и заболела. И от этого мне стали мерещиться дикие вещи.

Все верно. Всему есть логическое объяснение.

Когда я завела двигатель и посмотрела на покинутый дом Келли, поняла, что допустила ошибку. Из-за пугающего поведения соседки-медиума я совершенно забыла спросить о том, не жил ли поблизости двадцать лет назад мальчик, имя которого начиналось на Д.

Возможно, Лаура вспомнит, как Олива рассказывала о подозрительном парне по прозвищу Ди? Она жила в Эттон-Крик, она могла что-то знать. Если нет, придется попросить детектива Дина вновь выяснить все на работе, но как же мне этого не хотелось!

* * *

Когда Аспен Сивер почувствовал, как в ноздри проникает смердящий запах крови, пота и сырого сена, он вместо того чтобы распахнуть глаза и убедиться, что находится там, где находится, наоборот плотнее сомкнул веки. Он попытался вновь отключиться, чтобы не слышать шелест высоких желтоватых стеблей кукурузы, напряженного, гудящего, как ток по проводам, свиста ветра, – но ничего не получилось. Свист продолжал нарастать и становиться все злее и злее, и тогда Аспен тяжело вздохнул, его грудь в больничной рубашке поднялась и опустилась, а затем он, окончательно сдавшись, разжал сжатые в кулаки ладони и распахнул глаза.

И тогда мир закрутился и завертелся, и если бы Аспен питался не внутривенно, его бы вырвало сию секунду. Калейдоскоп красок прыгал перед глазами, разноцветные полосы несли Аспена куда-то вперед, тянули, обхватив за запястья, и вот, когда он, прищурившись от сильных порывов яростного ветра, посмотрел перед собой, то не удивился. Он уже смирился с тем, что вынужден каждый день, каждый час, каждую секунду наблюдать за истекающей кровью Каей Айрленд. К своему ужасу, он вдруг осознал – именно сейчас, когда она изможденно склонила голову на поднятое вверх плечо, – что ему ее даже не жаль. Наблюдая многие часы за тем, как ее истязают, ломают, рвут, пинают в живот, режут, тянут за волосы, а иногда даже нюхают (раньше всякий раз Аспена тянуло блевать), он вдруг стал бесчувственным и отстраненным. И он осознал, что даже находясь взаперти в собственном черепе, он не находится в безопасности. Если бы, думал Аспен, высшие инстанции подкинули бы ему удобное кресло перед распятым телом Каи Айрленд, он бы просто плюхнулся в него и закрыл глаза. Потому что он устал смотреть, зная, что ничем помочь не может. Он абстрагировался от всего – в первую очередь от своих чувств, от бьющего в ноздри запаха, который осел во рту противным привкусом, и уже затем – от звуков.

Но нельзя было.

Он отошел к окошку и присел на корточки, откинув голову назад и глядя на Каю Айрленд и Леду Стивенсон из-под прикрытых век. Кая спросила:

– Ты разве не хочешь помочь мне?

В ответ послышалось слабое хныканье.

– Хочу, но он убьет меня.

Да, да, да, – скептически протянул про себя Аспен. И произнес одновременно с Каей одни и те же слова:

– Я не позволю этому произойти. Только вытащи гвоздь там, наверху.

Кая вскинула голову вверх, и Аспен проследил за ее взглядом. Но перед этим он заметил, как вытянулась ее шея, как напряжена гортань и выступили жилы из-под влажной от крови рубашки.

Аспен знал, что будет дальше – его видение всегда обрывалось на одном и том же месте. Сейчас Леда подчинится Кае и вытащит этот гребаный гвоздь, к которому Аспен ни разу так и не смог прикоснуться.

Они продолжали болтать, и болтать, и болтать.

А затем вдруг все внезапно изменилось, когда он услышал странное, незнакомое слово. Нет, Аспен, конечно, слышал его, однако не здесь, не в видении. Это был голос откуда-то извне, снаружи:

– Беременна.

Слово было вырвано из контекста – Аспен понял это по тональности, но и его было достаточно, чтобы он вскочил на ноги и навострил уши. В груди вновь, впервые за много дней, так сильно и с каким-то остервенением и страхом забилось сердце.

– Что? – спросил он как дурак, оборачиваясь вокруг своей оси, но кроме голосов Каи и Леды, он абсолютно ничего не слышал. Аспен крикнул громче: – Что ты сказала только что, Кира?!

Кира Джеймис-Ллойд, сидящая у койки Аспена, обернулась, почувствовав, будто кто-то пристально наблюдает за ней. За спиной никого не оказалось. В палате было сумрачно – только тусклый свет от лампы разгонял черноту да свет из коридора лился в приоткрытую дверь палаты.

За окном давно сгустилась ночь, угрожающе выл ветер, качая из стороны в сторону верхушки деревьев, выстроившихся в ряд вокруг больницы. Кира с сомнением и страхом отвернулась к молчаливому Аспену.

Это ведь не отец стоит за ее спиной? Не он наблюдает за ней? Не он хочет ее спасти?

Она вспомнила слова Каи.

Теперь она постоянно вспоминала ее слова.

Он мертв, Кира.

Твой отец мертв.

Она слабо улыбнулась Аспену бледными, искусанными губами, затем поцеловала в щеку и шепотом произнесла:

– Наконец-то мои страшные сказки закончились, но счастливого финала так и не наступило.

Она вновь прильнула к его губам.

– Прости, Аспен, прости меня, пожалуйста.

* * *

Лето 2013

Кира не хотела расставаться с Аспеном – ее начинало мутить от одной только мысли о том, что он будет в другом городе, в тоскливом Эттон-Крик, в то время как она, Кира, будет загорать на пляже, носить бикини и наслаждаться солнечными лучами. Она загорит, скинет пару килограммов, сделает модную стрижку и вернется такой красавицей, что он потеряет дар речи. Хотя он и так не особо многословен.

Кира коснулась татуировки и улыбнулась. Отец тут же выразительно глянул в ее сторону, будто за завтраком она совершила что-то непростительное, но затем вернулся к тарелке.

Киру опять замутило.

Мама, сидящая слева от отца, будто ничего не замечала. Она аккуратно расстелила на коленях салфетку и принялась за завтрак, а затем задала непростительный вопрос:

– Как Аспен?

Кира со страхом глянула на отца и увидела, как тот скривился. Затем ее взгляд переместился чуть в сторону, чтобы зафиксировать, как сильно покраснела от ярости его шея и как противно лоснятся от пота его седеющие на висках волосы. А затем улыбнулась маме, выражением глаз намекая, что эту тему лучше оставить. Мама поняла все без слов и, кивнув, вернулась к яичнице. На несколько минут за столом воцарилась тишина.

Отец погрузился в глубокую задумчивость, мама внимательным взглядом вперилась в страницу остросюжетного любовного романа, а Кира вновь окунулась в сладкие мечтания. На этот раз она трижды прокрутила на безымянном пальце кольцо с халцедоном – подарок Аспена.

В последний раз они виделись аж три недели назад, и теперь Киру охватывало мучительное томленье по крепким рукам с выступающими мышцами, спокойному взгляду и чуть хрипловатому голосу. Кира даже скучала по его запаху. От Аспена сильно пахло гелем для душа и кофе и чуть слышно бензином и машинным маслом.

Кира отрезала кусочек пирога, лежащего перед ней на тарелке. Прожевав, она попыталась проглотить его, но кусок застрял в горле, а желудок сжало спазмом. Захлопнув ладонью рот, Кира вскочила на ноги, едва не опрокинув стул. Мама всполошилась, поднимаясь следом.

– Ты заказал пирог с мясом? Кира вегетарианка!

– Никакого мяса. Наверное, отравилась. Или этот ее заразил чем-нибудь.

Но Кира не отравилась. И Аспен ее ничем не заразил.

Все стало понятно еще в ванной комнате, куда скользнула Кира, а следом мама.

– Малышка… – Она нежно погладила Киру по спине. – Ты беременна?

У Киры пополз мороз по коже.

– Н-нет…

Она выпрямилась и обернулась, вытаращив от ужаса глаза.

– Нет, мам, нет конечно!

– Кира, – мама решительно взяла ее за щеки. – Не паникуй. Может, ты действительно отравилась? Или перегрелась на солнце? Или… – Мама покачала головой, быстро соображая, взгляд бегал по лицу Киры, от которого разом отхлынула вся кровь, в поисках ответа.

– Ну что там? – В дверь ванной постучал отец.

– Все хорошо, – бодро ответила мама.

Кира в это время открыла кран и сполоснула лицо и рот.

Ничего не хорошо.

Ее подташнивало уже давно, но она думала, что это… морская болезнь, смена часовых поясов, пьяные приставания отца, перегрев на солнце…

Она прислонилась к холодному кафелю, прижав обе руки к груди и часто дыша. Сердце колотилось словно сумасшедшее.

А вдруг она действительно… беременна? Что тогда? Что с ней сделает отец, если узнает? А с Аспеном? Убьет их обоих и даже не пожалеет. Киру передернуло. Она распахнула глаза, услышав, что мама открыла дверь и вышла к отцу. Сделала вдох. Паниковать рано. Она просто чуточку приболела. Через минуту ее дыхание выровнялось, сердцебиение стало спокойнее, и вдруг против воли она попыталась вообразить, как бы отреагировал Аспен. Он удивился бы? Обрадовался? Разозлился?

Почему-то Кира была уверена, что он не стал бы злиться. Он обращался с ней как с принцессой, как с нежным тонким деревцем, ветви которого еще не окрепли, как с дикой яблоней, которая только-только начала давать плоды.

Я скучаю по тебе, Аспен, так скучаю…

* * *

Они с мамой решили не оттягивать вынесение приговора и на следующий же день отправились в больницу. Кира чувствовала себя дурно, у нее поднялась температура, а голова стала такой тяжелой, что еле отлепилась от плеча матери, когда водитель такси объявил остановку.

Кира до смерти боялась. У нее в голове крутились хороводом слова: «университет, будущее, Аспен, отец нас убьет, университет, будущее, Аспен, отец нас убьет. Отец нас убьет».

– Отец нас убьет, – прошептала Кира, подавившись слезами, когда врач преподнес прекрасную новость. Мама крепко сжала ее ладонь, выдавая напряжение и испуг. На руке Киры напряглись бицепсы – так крепко она вцепилась в сиденье стула, затем вскочила на ноги и бросилась прочь из кабинета.

– Милая, – позже сказала мама. Голос ее был тихим и успокаивающим. – Ты думаешь, Аспен…

– Дело не в Аспене, мама! Я не боюсь его, просто… Мама, отец убьет меня. Он сумасшедший. Ты же знаешь, что он с нами сделает… – голос Киры сошел на нет, когда лицо мамы окаменело. Наконец она поклялась:

– Он с тобой ничего не сделает. – Ее пальцы так крепко вцепились в Киру, что та охнула. – Мы с тобой справимся.

Но Кира знала, что они не справятся. Она не справится. Крепко обняв маму за шею, она принялась плакать с новой силой.

* * *

Аспен, как мне было больно! Я кричала громко и отчаянно, когда отец узнал о нашем ребенке. Он сошел с ума! От него воняло потом и моей кровью. Он обзывал меня шлюхой, когда пинал по ребрам и в живот. Он выкручивал мои руки, а затем в клочья разорвал твою белую футболку, которую я забрала с собой, чтобы чувствовать тебя на себе.

Он сорвал с меня всю одежду и опрокинул на кровать. Я точно помню, как противно скрипнули пружины. Помню, как щелкнула пуговица на его штанах. Никогда не забуду, как я съежилась в комочек, прижимая колени к животу и прикрывая руками голую грудь.

Где была мама?.. Он ударил ее в висок чашкой от кофе. Пока она лежит на кухне без сознания, истекает кровью, но когда придет в себя и обнаружит меня голую в их постели, когда увидит, что со мной сделало это чудовище, она убьет его. Но пока меня некому защитить.

Аспен, он никогда меня раньше не трогал. Не в этом смысле. Он избивал меня и маму до крови; душил до посинения, так, что на его руках выпирали вены и дрожали от напряжения щеки.

Это не длилось бесконечно – однажды мы с мамой все-таки сбежали. Мы были счастливы целых два дня. Но отец поднял на уши полицию, и когда нас нашли, он обвинил маму в похищении. Ты представляешь? Но это было до тебя.

Он клялся, что больше никогда не поднимет на нас руку. Но он лгал. Он солгал, потому что он был внутри меня. Там, где твое место, Аспен. И когда он терся о мое тело своим мерзким брюхом, он произносил твое имя. Он спрашивал, так ли ты хорош, как он.

Я хочу умереть, но не могу.

Я хочу убить его, но не могу.

Я хочу увидеть тебя.

Но я не могу больше.

* * *

Осень 2013

Вернувшись в Эттон-Крик, Кира Джеймис-Ллойд вдруг с удивлением обнаружила, что здесь ничего не изменилось: все те же замкнутые люди с отстраненными лицами и в темных одеждах, горы и окутанные туманом деревья, затянутое облаками небо…

Как Кира и мечтала, она похудела и загорела. Но она стала уродливой. Настоящей уродиной в красивой одежде, с красивыми волосами и стройной талией. Уродливая и мерзкая.

Она не сразу вернулась к Аспену.

Несколько дней она слонялась по своей квартире, пугаясь каждой тени, прислушиваясь к каждому шороху. Ей повсюду мерещился отец. Он ходил в квартире наверху. Он стучал в дверь ванной комнаты, когда она принимала душ. Ломился во входную дверь. Трогал ее нижнее белье. Трогал ее.

Тогда Кира не выдержала и вернулась к Аспену.

Она собрала все самое необходимое в дебильный розовый рюкзачок из прошлой жизни и, будто попрошайка с улицы, слабо постучалась в дверь его квартиры.

Его не будет дома.

Он на работе.

Или в университете, потому что наступил сентябрь.

А вдруг он не узнает ее?

Кира изменилась. Теперь она уродина.

Но тут дверь распахнулась, и все мысли пропали, сомнения отступили на задний план, сердце оборвалось.

– Кира! – воскликнул Аспен, бросаясь к ней с объятиями. Он первый пришел в себя. Узнал ее. Не увидел ее уродства, увидел лишь девушку, которую целых полтора месяца хотел обнять, прижать к себе, вдохнуть ее запах, вобрать в себя без остатка.

– Наконец-то! – Кира с трудом разобрала его шепот. – Я так соскучился, чуть с ума не сошел! Наконец-то ты вернулась. От тебя пахнет солнцем.

Кира шарахнулась от Аспена, стоило ему заговорить о ее запахе.

Пахнет солнцем? Она не пахнет солнцем, она воняет его потом, его выделениями, его смрадным дыханием. Киру затошнило.

– Ты побледнела, – пробормотал Аспен. Озабоченный ее плохим состоянием, он приобнял ее за плечи и провел в квартиру. Поставил на тумбочку в прихожей ее рюкзачок. – Наверное, устала после дороги?

– Можно я останусь у тебя?

Кира не узнала свой голос – испуганный, мерзкий. Она стала попрошайкой, которая клянчит питье и еду. Грязная оборванка.

– Эй… – Аспен взял ее за плечи, приподнял подбородок и посмотрел в лицо – Кира сквозь слезы с трудом видела его, но, судя по голосу, Аспен был не на шутку встревожен. – Ты устала? Ты голодна? Может, замерзла? Набрать ванну?

– Я просто соскучилась, – просипела она, оборвав поток его бесполезных вопросов.

Кира прижалась к его родному телу, обхватила руками его талию и крепко сжала. От удивления Аспен напрягся, но быстро оттаял и ответил на объятия.

– Я люблю тебя, Аспен, – шепнула она ему в грудь, а затем приподнялась на носочках и впилась в его губы яростным поцелуем. Она вложила в свой напор все – гнев и обиду на отца, разочарование в нем, жалость к себе, желание быть с Аспеном целиком и полностью, невозможность рассказать ему правду.

Он отстранился первый.

– Мы еще порог не переступили. Я тоже тебя люблю, но, думаю, тебе стоит войти внутрь и… выпить чаю. Или воды. Остудиться.

– Ты боишься меня?

– Что? – изумился он, вскинув брови. Подождав пару секунд, но так и не дождавшись объяснений, Аспен решил, что Кира пошутила.

– Это ты должна меня бояться. Я сильнее и крепче. – Он легонько стиснул ладони на ее талии, а затем забрался под ее черный свитер с кружевными вставками. Кончики пальцев едва коснулись ее лифчика, и тут Кира вывернулась из его объятий.

– Да, ты прав, мне стоит выпить чего-нибудь. У тебя есть пиво? Или что-нибудь покрепче?

* * *

Аспен посмотрел ей вслед долгим взглядом, чуть нахмурившись. Внешне это та же Кира: высокая, с подтянутой фигурой и крепкими мышцами. Ее волосы собраны в высокий опрятный хвост, глаза сверкают и губы все так же притягательны. Несмотря на то, что это была она, Аспен чувствовал, что в ней что-то неуловимо изменилось.

Может, ему все мерещится? Он давно ее не видел. Чертовски скучал. Много дней тоски, ночных кошмаров, много работы в автомастерской, много учебы. Сьюзен и Скалларк, как могли, пытались его отвлечь, но даже они заметили: Аспен без Киры будто неполноценный человек.

Теперь она вернулась. Идет привычной походкой по узкому коридору его темной квартиры. Исчезла из виду. Гремит посудой – ищет кружку. Или выпивку.

Кира изменилась.

Раньше она не пила. Раньше она не плакала. Раньше не вырывалась из его объятий.

Встревожившись, Аспен бросил взгляд на ее рюкзачок, затем неспешно пошел на кухню, боясь увидеть страшное. Но Кира поставила на плиту чайник и приготовила две кружки.

– Кофе, – объяснила она, почувствовав за спиной движение. Аспен опустился за стол и прикусил внутреннюю сторону щеки.

– Как все прошло?

– Что?! – Кира резко обернулась, будто Аспен уколол ее в больное место. В его вопросе ей послышалось что-то иное, что-то плохое. Аспен снова нахмурился, он буквально почувствовал, как у него на лбу собираются морщинки.

– Просто интересуюсь, как путешествие.

– А. – Кира расслабилась и отвернулась. Преувеличенно бодрым голосом она пустилась в долгие, красочные и витиеватые описания своих приключений. Кое-какие были забавными, и Аспен даже улыбнулся, но он ни на миг не потерял бдительности. Если можно так сказать, он возомнил себя гончей, напавшей на след.

Кира была странной, а он не любил все странное. Потому что по себе знал: странное не сулит ничего хорошего.

* * *

После четырех лет в психушке, где Аспен встречался только с Дорианом и Альмой, привыкнуть к кому-то, кто заботился о нем, было легко. Кира всегда была рядом, разговаривала, смеялась. И хоть после путешествия она вернулась какой-то «не такой», Аспену все равно было сложно осознавать правду – ему не верилось, что время играет против него, что оно движется назад.

– Мама от нас ушла, – прояснила Кира бесцветным, равнодушным голосом. Казалось, из нее выжали все чувства. Она сидела рядом с Аспеном на диване, подтянув колени к груди. Зажатая, нелюдимая и дикая. Она сделала стрижку и теперь, когда опускала голову Аспену на грудь, он чувствовал, как кончики ее волос колют его в шею.

– Я хотела измениться. Я другая.

– Я заметил, – ответил Аспен, неотрывно наблюдая за Кирой. Она куда-то подевалась. Под ее внешностью оказался кто-то другой, кто-то с безумным взглядом, тревожно сжатыми губами и лихорадочным румянцем. Через неделю после возвращения Кира стала сильно худеть, и вот совсем скоро на ней мешком висела любимая одежда.

Аспен беспокоился до спазмов в желудке, потому что Кира ничего не объясняла. Лишь «мама уехала» было ответом на все вопросы. Бездушное, холодное, однозначное. Он не выдержал, схватил ее за запястье, скрытое под длинным рукавом болтающегося на ней свитера, и отчетливым голосом сказал, что они отправляются в больницу. Кира должна с кем-то поговорить. Если она не хочет говорить с ним, тогда она будет говорить с другими. Со специалистом. Кира мгновенно вышла из себя. Завопила, словно обезумевшая, яростно вырвала свою руку, а затем с такой силой отпихнула Аспена, что он, не ожидая этого, попятился к стене. Коридор был узким, и Кира, развернувшись, чтобы бежать, врезалась в другую стену и с диким ревом сползла на пол.

Аспена бил озноб. Ему было до смерти страшно, потому что он не понимал, что происходит. Кира никогда так себя не вела, никогда не плакала. Он присел перед ней на корточки, и она быстро подтянула к себе ноги, будто опасаясь, что он коснется ее.

– Что с тобой, Кира?..

– Я не могу говорить. Я ни с кем не могу говорить… – продолжала бормотать она, смаргивая горошины слез. Впалые щеки были бледными и мокрыми, ресницы слиплись, губы кровоточили – так сильно она прикусила их, стараясь сдержать крик.

– Я не могу говорить. Люди уходят.

Он видел, как у нее по подбородку скатилась слюна, поэтому вытер ее рот рукавом своего свитера. Затем осторожно приблизился и обнял. Ее колючие, влажные на кончиках волосы кольнули его шею, и Аспен сглотнул. Он чувствовал, что у него внутри поселилось что-то незнакомое, а потому страшное, и теперь оно растет и крепнет.

Она так и уснула тем днем, зажатая между Аспеном и стеной. Вскоре он услышал, что ее дыхание выровнялось, обернул ее податливые руки вокруг своей шеи и отнес в спальню. Несколько секунд он наблюдал за Кирой: изучал ее волосы, разметавшиеся по подушке – коротко подстриженные рваные пряди, будто Кира сама обкорнала себя, стоя в ванной у раковины; изучал ее худые руки с просвечивающей кожей. Наклонился, обследовал сгибы локтей. Затем выпрямился и заглянул Кире в лицо. Красные припухшие веки и синяки под глазами стали такими привычными, что Аспен забыл, как Кира выглядела раньше.

Замешкавшись на мгновение, Аспен поцеловал Киру в висок. Она стала такой маленькой, почти невесомой! Свитер на ее плечах перекосился, открывая ключицы. Аспен накрыл ее покрывалом, стараясь не тревожить, затем вышел из комнаты и позвонил Сьюзен.

– Я не говорила с ней, Аспен, – осторожно ответила та. – А что случилось?

– Кира не звонила тебе?

– Она никому не звонит. И я беспокоюсь. Я подумала, что ты… разберешься, в чем ее проблема.

– Скалларк тоже с ней не разговаривала?

– Ты же знаешь Скалларк… – отрешенно пробормотала Сьюзен. – Она не стала юлить и прямо спросила у Киры, какого черта с ней происходит.

– И?

– Она попросила Скалларк заниматься своими делами и не лезть в ее гребаную жизнь.

– Что?

– Я тоже удивилась, – признала Сьюзен. – Это же Кира… – Она слабо усмехнулась в трубку. Имя прозвучало как высокородный титул. – Она самая уравновешенная из нас. Они с мамой были близки. Наверное, Кире нужно время… Ты же не бросишь ее?

Бросить единственного человека, с которым ему так хорошо? Бросить девушку, которая делает его счастливым и которая вытащила его из ада? Бросить просто потому, что у нее настали тяжелые времена?

– Ни за что.

– Аспен, а вдруг и с тобой…

– Что-что, малыш? – хмыкнул Аспен. – Ты уже запала на меня?

– Иди к черту, Карлсон, – сварливо ответила Сьюзен и отключилась.

Аспен перестал притворяться веселым и приблизился к окну. Где-то там в тумане спряталась железная дорога. Вот бы схватить свои и Кирины вещи и умчаться подальше от этого проклятого города.

* * *

Кира спала, свернувшись в клубок. Положив под голову тоненькую руку, покрытую синяками, она подтянула к груди колени, будто пытаясь казаться еще меньше и незаметнее. Аспен устроился позади нее, прижал к себе, спрятал лицо в ее волосах. От Киры, как всегда, пахло персиками.

– Что же с тобой происходит? – еле слышно прошептал Аспен. Его дыхание кольнуло ее, и она застонала во сне. Кира спала крепко, но Аспен чувствовал, что она рада, что он здесь, поблизости, охраняет ее сон. Ее пальцы цепко обернулись вокруг запястья Аспена и прижали его руки к ребрам. На мгновение он почувствовал под своей горячей шершавой ладонью ее кости, а затем Кира накрыла его ладонь своей и поместила ее на левую грудь. Вздохнула. Аспен тоже вздохнул, чувствуя под пальцами обнаженную плоть. Он прижал Киру теснее к себе и задремал.

Где-то снаружи завывал ветер, швыряя в задрапированные окна его квартиры гнилые влажные листья, ударяясь о стекла холодными дождевыми каплями. В промозглой квартире стоял грохот. По водосточной трубе скатывались тяжелые струи, обрушиваясь на тротуар, заливая домашние растения парочки, живущей этажом ниже, которая приспособила пожарную лестницу под садик.

Несколько минут Аспен размеренно дышал вместе с Кирой холодным воздухом квартиры, чувствовал, как остывает лицо и единственное горячее место во всем мире – ее грудь и голый живот. А затем, когда прогрохотал первый взрыв грома и задребезжали стекла, Аспен испуганно распахнул глаза и вдруг очутился в полной тишине.

Он смотрел прямо в потолок. Водянистые блики на стенах из-за дождя на мгновение отвлекли его. А затем Аспен услышал странный, сковывающий движения скрип. И удар. Затем снова скрип и удар. Оторвав тяжелую голову от подушки, Аспен поежился от холода. Дверь на балкон была распахнута, и теперь, поддаваясь порывам ветра, она ударялась о дверной косяк, дребезжа стеклами. Шторы цвета переспелой вишни пропитались влагой, на полу уже натекла целая лужа.

Аспен поднялся.

– Ты отперла дверь? – Он сонно посмотрел на Киру, выпутываясь из одеяла, и застыл. Рядом было пусто. Только подушка была смятой. Сглотнув, Аспен поспешил на балкон, едва не врезавшись в стену, поскользнулся на пороге и обомлел. Кира сидела на перилах и смотрела куда-то вдаль, будто сквозь неестественный, фантастический туман могла разглядеть и железную дорогу, и центр с его переливающимися огнями, и готические башни УЭК.

Аспен позвал ее, но сквозь рев ветра едва услышал свой голос. Тонкие хлопковые штаны тут же промокли и приклеились к ногам, а футболка облепила торс, слившись с кожей.

Но Кира услышала. Ее короткие волосы прилипли к щекам и выглядели жалко. Крупные капли дождя набухали и скатывались вниз по шее, замирали на татуировке и скрывались под свитером. Каждая черточка ее тела была доступна взгляду – одежда превратилась во вторую кожу. Она была босой, но не чувствовала холода, в то время как Аспен продрог и стучал зубами.

– Кира, идем внутрь, – твердо произнес он, обняв себя одной рукой и медленно ступая вперед.

Аспен не думал, почему Кира сидит здесь, почему выглядит как оживший труп, почему смотрит в ответ так бесстрастно – все мысли разом улетучились. У него была лишь одна цель – вернуть Киру живой и невредимой.

Он наступил на какую-то безделушку, валяющуюся под ногами, но едва почувствовал боль. От ступни потекла кровавая дорожка, но Аспен смотрел только на Киру.

Она не собирается прыгать.

Просто сидит.

Она не собирается прыгать.

Просто сидит.

Она просто пугает его.

Аспен протянул к ней руки, и Кира вытянула свою руку в ответ.

– Я люблю тебя.

– И я тебя. Иди ко мне, Кира. Иди ко мне.

Их пальцы соприкоснулись, и Аспен увидел на ее лице промелькнувшие чувства сожаления и нежности, которые тут же бесследно испарились – их смыл ледяной ливень. Аспен видел, как по ее щекам катятся дорожки дождя, разбиваясь на мириады капель об острые колени, торчащие из порванных джинсов. Затем Кира прикрыла синюшные веки и шепнула:

– Но я так больше не могу, Аспен.

Он рванулся вперед. На одну секунду он почувствовал на коже ее тепло. А затем, будто в замедленной сьемке, Кира сорвалась с балкона вниз. Аспен заорал, будто раненое животное, безжалостно подбитое на охоте, и перегнулся через перила. Чувствуя, как в живот врезается деревянное ограждение, он безрезультатно схватил сырой воздух.

– Кира, нет!

Содрогнувшись от ужаса, Аспен очнулся и утонул в криках Киры, наполнивших реальность. Он резко сел и с диким сердцебиением обернулся. По стеклам хлестал дождь, в комнате был сумрак – все как в страшном сне. Но он не видит снов.

Аспен попытался взять Киру, мечущуюся по постели, за руки, но она вырвалась с нечеловеческой силой.

– Кира, Кира, Кира! – Он звал ее тысячу раз, пытаясь обнять, разбудить, но она ничего не слышала.