Текст книги "Ослепительные дрозды"

К Косте они с Маркизой ввалились сегодня поздно вечером. В загаженном, темном, похожем на пещеру обиталище Кости, помимо хозяина сидело трое каких-то ханыг. Сам Костя-Зверь уже мало что соображал. Настойчиво звал посидеть-попить, былое вспомнить. Когда Лео отказался, обиделся, чуть в драку не полез. Он когда нажрется, буйным делается. Однако же «Каюк» дал, не пожлобился.

Собирали «Каюк» прямо на ступеньках набережной. За каналом золотился подсвеченными куполами Никольский собор.

Идея совершить это странное ночное плавание принадлежала Лео. А что еще он мог предложить Маркизе? Ту всегда странно тянуло к воде. И страхи ее заключались в воде. В глубокой воде.

Был период, Маркиза разжилась видеомагнитофоном и днями напролет крутила разные ужастики с чудищами, поднимающимися из бездны. Сама над собой смеялась, но смотрела, ежась от страха. А в самый последний момент нажимала на «стоп».

А потом пришла «кислота». «Ой, Лео, ты только врубись, клево как: воздух твердый, вязкий, а деревья мягкие. И я сквозь воздух продавливаюсь к берегу, сажусь в байдарку и плыву. А рядом монстр всплывает, огромный-преогромный. На Несси похожий. Только я вдруг вижу, не злобный он ни хера, а просто играть хочет…»

«Кислота» растворила страх Маркизы перед глубокой водой. Но, вместе со страхом, исчезла и сама Маркиза – прежняя, солнечная.

Мимо потянулись воняющие мочой ступеньки, спускающиеся к воде от Сенной площади.

– Слышь, Лео. – Маркиза рывком села. – А давай к Огурцу заплывем.

– Не получится, – Лео покачал головой. – Там причалится негде.

– Жаль, – протянула Маркиза с непонятной интонацией. А потом вдруг встрепенулась: – Хохму хочешь?

– Давай, – согласился Лео.

– Мне Димка-Дохлый рассказывал. Прикалывался круто. Они с кем-то вон там стояли, – она махнула рукой в сторону набережной. – Стояли, пиво сосали. А лето было, жарко, от канала воняет, бомжи вокруг обоссанные пасутся. Из ларька Леков магнитофонный орет, тоску нагоняет. И тут – бабах! Хмырь какой-то, прилично одетый к воде прет, на ходу джинсы стягивает. Телке своей их сунул, а сам с разлету в говнище да в тину шасть! На спину перевернулся, прется как слон, отфыркивается. А на фоне футболки – он в белой футболке был – окурки плывут да говно всякое. Дима с корешом аж прибалдели! Все думают, растворится мужик к хренам. А ему хоть бы хер. Поплавал, да и вылез… Знатная панкуха, да?

Лео неопределенно пожал плечами.

– Дохлый говорит, чуть не сблевал тогда от этого зрелища. Он же чистоплюй, хоть и под говнюка косит.

– Как он там? – спросил Лео.

– Да как все. Я его давно не видела. Вроде живой пока… Слышь Лео, – Маркиза неотрывно смотрела ему в глаза тяжелым взглядом. – А не слабо вам меня сюда, а канал…

– Кому это нам?

– Не выеживайся. Тебе, Никите – всей тусне.

– Не гони волну, – нарочито бодро отозвался Лео. – Чего раньше времени паникуешь. Ничего неизвестно пока.

– А какая разница? – Маркиза потянулась. – Я здесь задерживаться не собираюсь. Это вам тут гнить. Мне такого не надо… Сигаретку дай.

Лео протянул ей пачку.

Какое– то время плыли молча. Наконец, Лео нарушил молчание:

– Ты с Васькой-то когда в последний раз виделась.

– Давно. С полгода, наверное. Он тогда ко мне посреди ночи завалился, на сутки потом завис.

Между Васькой Лековым и Маркизой была какая-то необъяснимая мистическая связь. Не виделись они порой годами. Потом неожиданно Васька объявлялся у Маркизы. Почему-то всегда по ночам. Или же Маркиза вдруг начинала тревожиться, места себе не находила, обзванивала все вписки, пока Васька не обнаруживался в каком-нибудь гадюшнике. Тогда Маркиза успокаивалась.

Домой она ему не звонила никогда, хотя со Стадниковой они были давнишними подругами и вроде бы никогда не ссорились.

– Он в Питере сейчас? Или гастролирует?

– А кто его знает. Тебе-то что?!… Ладно, Лео, не злись. Я не хотела.

И снова в невозможном изгибе Маркиза простерлась на корме.

Что и говорить, гибкость у Маркизы всегда была потрясающая. От природы.

***

Однажды, давным-давно, – еще при Горби это было, сидели они с Лео и пили на пару. Потом Маркиза вдруг пошла шариться по книжным полкам. И выволокла здоровенный талмуд по хатха-йоге. Полистала, попросила перевести (книга была на английском). А потом внимательно посмотрела на Лео.

– Сколько их там?

– Чего «сколько»?

– Да поз этих?

– Асан-то? Много. Сто восемь, кажется.

– И ты чего, все их можешь?

– Нет, – честно сказал тогда Лео. А потом добавил: – Все и не нужны.

– Как это не нужны?

– Да вот так.

– Слушай, Лео, – в зеленых, раскосых от портвейна глазах у Маркизы плясали бесенята, – а давай забьемся.

– На что?

– Хочешь, я прямо все сейчас сделаю.

– Хрена ты лысого сделаешь. Пей лучше. Тут знаешь какая растяжка нужна.

– На три литра спиртяги забьемся? Только, чур, настоящего, медицинского.

– Зачем тебе спиртяга?

– Тебе-то что? Нужна.

– А облажаешься?

– Ну тогда… Да ладно, не придуривайся. Знаешь ведь, что не кину.

– З-забьемся, – сказал тогда пьяный Лео.

– Тогда книжку эту передо мной держи. И это… Если я «Агдам» не удержу – не обессудь… Я уж прямо на ковер, лады?

– Не-е, – Лео неверным движением погрозил ей пальцем. – Если не удержишь, поллитра в минус.

Маркиза тогда выполнила ВСЕ асаны. И «Агдам» удержала. А напоследок сказала:

– Говно твоя йога.

***

– Кстати, Маркиза, – Лео поелозил задом на неудобной скамье – Помнишь, как ты на «слабо» асаны гнула?

– Ага, – засмеялась Маркиза.

– А на кой тебе тогда спирт-то понадобился?

– Да Огурца подпоить. Ну, и для прочего.

– А на фига Огурца-то поить было.

– А иначе на крышу его было не заманить. У него же высотобоязнь. А я очень хотела с ним по крышам полазить.

– И что, полазили?

– Полазили, – Маркиза вдруг разом погрустнела. – Смотри, там еще один катер прет…

Каяк закачало на волнах, шваркая правым веслом о шершавую отвесную стену.

– Насчет Праги ты это серьезно?

– Верняк, говорю тебе… Знаешь, как там хорошо. Улочки узкие, Влтава, квартал алхимиков… А еще этот собор – я тебе про него рассказывал – где черепа навалены…

– Спас уже близко, – Маркиза, казалось, не слышала обращенных к ней слов. О чем-то своем думала, хмуря брови. – Знаешь, Лео, говорят, там икона одна чудотворная.

– Где?

– Снаружи. Мы под ней проплывать будем. Их там несколько, одна из них. Только я не знаю, какая. Постоим там под ними, ладно?

***

На участке было непривычно пусто. Не хватало чего-то. Лео сперва никак не мог понять: чего же именно. А потом вдруг дошло: исчезла громадная туша транспортного робота.

Железное чудовище демонтировали вчера, когда Лео был на овощебазе. Не удалось отмотаться – погнали. И надо же такому случиться: вместо того, чтобы присутствовать при кульминации дурацкой пьески под названием «Мы строим ГАП», Лео вынужден был день-деньской перебирать полугнилую картошку.

– Эх, жаль тебя не было. – Серж щелкнул зажигалкой. – Это была песня!

Курилка размещалась при туалете. По кафельным стенам шмыгали тараканы. Лео всегда удивляло: чем они тут кормятся? Не стальной же стружкой. Как бы то ни было, а тараканов на экспериментальном участке было множество. Даже с других цехов ребята приходят и изумляются.

Несколько раз, по просьбе трудового коллектива, тараканов торжественно травили. На день-два они исчезали. А потом вновь возвращались в еще большем количестве.

Транспортный робот был центральным звеном гибкой автоматической линии. Нес на борту несколько малых компьютеров. По замыслу разработчиков, транспортный робот должен был ездить на склад, брать заготовки, развозить их к станкам, собирать готовую продукцию и доставлять ее на тот же самый склад.

Ездить робот не хотел. Категорически. Максимум был способен на судорожные, конвульсивные рывки. Чтобы диво технической мысли не натыкалось на станки, для него была специально проложена белая полоса. Однако фотоэлементы робота полосу упорно видеть не желали. Было ошушение, что робот забил на все и сидел на своей белой полосе, не обращая внимания ни на готовую продукцию, ни на заготовки, ни на, собственно, разработчиков. Вероятно, у транспортного робота были свои виды на будущее. И, как подобает транспортному роботу, мыслями своими он ни с кем делиться не желал. Сидел на своей белой полосе, медитировал на кутерьму вокруг. Разработчиков не слушал принципиально. Если кто-то и мог с ним найти контакт – так это подсобные рабочие. Подсобные – те и за пивком бы сбегали, и в доминошечку забились с роботом. Но на участке не было подсобных рабочих. Поэтому и сидел себе робот, молчал и сливался в Великом растворении с Брамой. Все есть тщета и тлен. Ом мане падме хум.

Была выдвинута идея дополнительно контролировать движение железного монстра с помощью нескольких лазеров. Под идею было взято дополнительное финансирование. Залогом послужили ускоренные обязательства.

Эпических размахов показуха достигла к моменту приезда замминистра. Срочно была заказана и пошита спецформа со специально разработанной эмблемой – знай наших! – цвета хаки для работяг и голубая для ИТР. На участок приволокли в огромных горшках пальмы – где только раздобыли? – и расставили между станками.

– Знаешь, что это мне напоминает, – сказал тогда Сержу Лео.

– Чего.

– «Клеопатру». Помнишь, сцена въезда Клеопатры в Рим.

– Слушай, а точно, блин!

Название прижилось. С тех пор иначе как «Клеопатрой» робот на участке никто и не называл.

На смотринах «Клеопатра» показала себя во всей красе. Величественно выползла из-за угла, где был сектор складирования и двинулась, огромная, выкрашенная в оранжевый цвет, к станкам. Зрелище было прочти мистическим – железная махина, ползущая мимо пальм, лениво шевелящих забрызганными эмульсией листьями. В вытянутой руке-манипуляторе позвякивала кассета-поддон с заготовками.

Когда монстр приблизился к станку, все затаили дыхание: неужели?

Да!!!

Малый робот-манипулятор, стоящий возле токарного станка, взял заготовку и начал обработку. «Клеопатра» же поползла дальше – к следующему станку. И – вдруг! – ни с того, ни с сего отстрелила собственный манипулятор, сорвав крепежные болты. Тяжеленная рука пролетела несколько метров, лишь чудом никого не задев и врезалась в бетонный пол, оставив глубокую щербину. Звеня и рассыпая заготовки, покатилась кассета.

Это надо было видеть!

Думали не обойдется. Обошлось. Доработать и переработать – таков был начальственный рескрипт. Отрасли нужны гибкие автоматические производства.

На следующий день пальмы исчезли, будто и не было их, и все вернулось на круги своя.

Ом мане подме хум.

В гибкое автоматическое производство не верил никто. Нет, «не верил» – это не вполне точно. Верили. Но – не сейчас. Безумной была затея – совместить старые изношенные станки, помнящие еще Хрущева, с плохой вычислительной техникой. А с другой стороны подумать – кто же, в здравом уме и твердой памяти, отдаст хорошие новые станки для такой ерунды. План на чем тогда делать?

ГАП был игрой. Нет, не игрой. Праздником. Карнавалом для понимающих. Для тех кто знал и любил здоровый цинизм. Ясно, что кому-то придется платить. Ясно, что в конце концов кто-то сядет. Ну и что? Сядет и сядет. А может и не сядет вовсе.

Эта тема живо занимала всех. Кандидатов было несколько. И это были отличные игроки.

«Клеопатра»… отбыла на Чернобыльскую АЭС. Завод, не желая оставаться в стороне, внес посильную помощь. Да, нам нужен транспортный робот. Но там он нужнее. Ведь умной и могучей машине не страшна радиация. Управляемая издалека, умная и могучая машина способна действовать там, где человек не протянет и пяти минут, пробираясь между завалов. Ибо слаб человек.

А мы – мы построим нового робота. Благо, опыт уже есть.

Ом мане падме хум.

– За час разобрали. Такую хренову тучу народа пригнали, – Серж потянулся, – любо-дорого посмотреть!

– А станину как же вниз спустили?

Участок находился на втором этаже.

– На руках. Гляди, – Серж задрал рукав и продемонстрировал ссадину. – О перилину ободрал… Нет, это надо было видеть. Тут же все понабежали, все начальство. Вместе с такелажниками корячились, блядь, показушники хреновы! Такой, мать их ети, день здоровья был – будьте нате! Абзац, одним словом. Жучару, мудака, чуть не задавили.

Лео заржал. У Жучары была изумительная способность влетать в ситуации. В последний раз, когда нагрянула очередная комисия и Жучара рвал задницу, то чуть было глаза не лишился. С умным видом присел на корточки возле работающего малого манипулятора. И получил в торец.

Лео с Сержом тогда просто угорали со смеху. Это каким же козлом надо быть?! У манипулятора же после правого поворота выброс идет. Он тысячи раз на дню это делает. Он же ничего другого и не делает.

Правда Жучара отомстил. На следующий день демонстративно конфисковал нарды. Не фиг, в рабочее время, бездельничать. И на юродливые вопли Сержа, что время это его, Сержа, законное, сэкономленное на справлении естественных нужд, не отреагировал.

– Ты кассету-то принес? – спросил Лео.

– Да принес-принес. В камере хранения она. Обратно пойдем, напомни, чтобы отдал. И охота тебе хрень всякую слушать. Все-таки, нет в тебе, Лео, правильности. Учишь тебя, учишь.

– Ну давай-давай, порассуждай, – Лео вытащил еще одну сигарету.

– И порассуждаю. – Серж снова закурил. – Понты одни сплошные. Ну да, играет мужик хорошо, спору нет. А только драйва в этом нет.

– Это у Васьки-то драйва нет?! А у кого он, в таком случае есть?

– Да у кого угодно? А у Васьки нет. Но нет, вы носитесь с ним, как с писаной торбой. Травой в своем «Сайгоне» обкуритесь, колес обожретесь и претесь, хрен знает от чего.

– Ты же раньше сам от него перся.

– Так-то раньше было. Раньше он и играл иначе. А потом говно стал лабать.

– Ты не врубаешься! У него период другой пошел.

– Какой еще «период»? Периоды у баб бывает. Понимаешь, коли взялся играть рок – так играй рок, я не тяни нищего за яйца. А этот? Струну дернет и стоит, трясется весь, как марал на водопое, того и гляди обкончается на боты. Ни ритма, ни музыки – вообще ни хрена. Вот «ДДТ», к примеру, тебе нравится?

– Ну.

– Баранки гну. А «КИНО»?

– И «КИНО», пожалуй, тоже, – согласился Лео.

Так как же тебе, дураку, при этом может Васька нравиться? Сто, двести, триста раз я тебе говорил и еще повторю: ни хрена ты, Лео, в музыке не рубишь… Во, гляди, какой тараканище здоровенный. Фока, кажись.

– Нет, это Никифор, – Лео подошел поближе.

– Сам ты Никифор. Говорю тебе, это Фока. У него один ус длиннее.

– А и впрямь Фока. Слушай, давай потом нажремся, как свиньи.

Это была игра, в которую увлеченно играли Серж с Лео – давать клички самым откормленным тараканам. Клички давали не любые – а лишь по именам византийских императоров и полководцев. А самым легендарным тараканом был Фока. Фоку не брали никакие травли. Появлялся он редко, но, что самое удивительное – обязательно к премиальным. Вот и сегодня. Видать, решили вознаградить тружеников интенсификации за проявленное благородство. Шутка ли – когда сроки поджимают – взять и отправить ключевое звено ГАП, любимое, можно сказать детище, в радиоактивный ад. А может просто, чтобы рты заткнуть.

– Ладно, – Серж щелчком отправил недокуренную сигарету в писсуар. – Хорош тут отираться. Пойдем пожрем, обеденый перерыв через пять минут.

– Пошли, – согласился Лео.

Путь в столовую лежал долиной, промеж двух гор – Медной и Бронзовой. Неподалеку высился Аллюминиевый пик. На север от него тянулся Стальной кряж. Если идти вдоль него, сразу забрав вправо от Аллюминиевого пика – аккурат к столовой и выйдешь. И время сэкономишь пару минут, меньше нужно будет в очереди стоять. Идти можно спокойно – лавин на Стальном кряже не бывает, стальные стружки – они намертво друг за дружку держатся.

– Ой, – изумился вдруг Лео. – А это что еще за Колумб на Малой Арнаутской?

На вершине Бронзовой горы широко расставив ноги и засунув руки в карманы мягких, только что вошедших в моду «теплых штанов», высился моложавый, толстый мужчина и с хозяйским видом озирал территорию завода.

– Так это новый замдиректора, – сказал всезнающий Серж. – Классный мужик. У меня дружок есть в профкоме, он с ним пил. Зашибись, говорит. Влезает в него, как в железнодорожную цистерну. И в музыке рубит. Слышал, кстати, вроде этот, – Серж кивнул на фигуру наверху, – всерьез хочет концерт Григоровича у нас устроить.

– Да ну, – не поверил Лео. – У завода башлей не хватит на Григоровича.

– Этот найдет, – убежденно сказал Серж. – У него все схвачено. Вишь как стоит, блин. Прям как Христос над Рио-де-Жанейро.

– Тот руки разводит, а этот в карманах держит, – возразил Лео.

– Вот-вот, – обрадовался Серж, – И я об том. Тот, который над Рио-де-Жанейро – он все раздать хочет, а этот – хрен. Все – в карманы.

Ихтиандр-Куйбышев еще не очень хорошо изучил топографию завода. Судя по всему, те два парня внизу шли из участка гибкого автоматического производства. Ихтиандр посмотрел на часы. Обеденный перерыв. В столовую идут, выходит. А где же здесь столовая-то, черт бы все это подрал? Куйбышев знал где находится главное -административное здание, бухгалтерию, гараж, литейный цех, но разобраться в лабиринте заводских построек еще не успел. Жрать хотелось.

Ихтиандр-Куйбышев посмотрел вниз. Ребята явно о нем говорят. Интересно, что же они говорят? Хотя – какая разница? Явно, в столовую намыливаются.

Ихтиандр-Куйбышев сошел с Бронзовой горы.

– День добрый, – сказал Ихтиандр-Куйбышев обращаясь к Лео.

– Здравстуйте, – осторожно ответил тот.

– В столовую? – весело спросил Ихтиандр-Куйбышев.

– Ну, – сказал Серж.

– Ребята, с ходу – анекдот. Стоят на горе, – Ихтиандр-Куйбышев махнул рукой в сторону Бронзовой горы. – Стоят на горе два бычка – молодой и старый. А внизу – стадо телок.

– Эх, – выдохнул Серж. – Телок бы…

– Не перебивай, – сказал Лео. – Продолжайте пожалуйста.

– Стадо телок, – кивнул Ихтиандр-Куйбышев и взглядом обласкал еще и Медную гору. Какие перспективы…

– Молодой бычок и говорит старому, – продолжил он. – Пойдем, мол, в темпе, говорит, трахнем вон ту, белую. Старый молчит. Пойдем, говорит молодой, быстренько трахнем вон ту, тогда, пятнистую. Старый молчит. Пойдем, наконец взъярившись, мычит молодой, хотя бы ту, рыженькую стремительным домкратом оприходуем.

Ихтиандр-Куйбышев сделал короткую паузу.

– Ну и? – не выдержал Серж.

– Ну… Баранки гну, – ухмыльнулся Ихтиандр-Куйбышев, новый замдиректора завода. – Старый подумал, помолчал, рогом поводил… Сейчас, говорит, мы с тобой спустимся с горы без лишней спешки и трахнем все стадо.

Лео громко расхохотался, а Серж просто хмыкнул и внимательно посмотрел на новоиспеченного замдиректора.

– Вы, простите, кто? – спросил он на всякий случай, хотя заранее знал ответ.

– Я новый замдиректора этого, – Ихтиандр-Куйбышев обвел взглядом Бронзовую, Медную и Железную горы, Аллюминиевый пик, Стальной кряж, – этого предприятия. А вы кто?

– Лео, – сказал Лео, протягивая руку новому начальству.

– Серж.

– Куйбышев, – широко улыбаясь сказал Ихтиандр. – Мне кажется, парни, мы с вами сработаемся.

– Очень может быть, – осторожно заметил Серж. – А всероссийский староста вам, случайно, не родственник?

– Да что там – старосты? Какого хрена нам о старостах думать тут, да, парни? – весело вскричал Куйбышев. – Где тут у вас кормят?

– А вы не знаете? – изумился Лео.

– Все недосуг было, – гаркнул Ихтиандр. – Не до сук. Дела, ребята… Работы – море. Запустили тут у вас производство. Надо выгребать как-то. День и ночь в кабинете, покушать некогда… Ну, ничего. С такими орлами, – он хлопнул хайрастого Лео по плечу. Лео вздрогнул. – С такими орлами мы горы свернем. Ведите меня, юноши, ведите в харчевню вашу.

А в делах плотских на этом заводе начальство толк понимало, думал Ихтиандр-Куйбышев, сидя после очень даже недурственной трапезы у себя в кабинете. Да, сущий заповедник зубров. А еще не верят, что в этой стране деньги под ногами валяются. Гибкое автоматическое производство – это, конечно, чушь. Год-два пройдет – никто и не вспомнит. А вот основные цеха – это Клондайк. Если перепрофилировать по-грамотному. Цветмет – за бугор. Оттуда – комплектуюшие. Здесь – сборка. Грамотные ребята есть, эти за меня, точнее, за бабки от меня – за них зубами держаться будут. Остальные – остальных в шею. Балласт. Зубров – в первую очередь. И крутиться – оч-чень быстро крутиться. Потому как лафа эта не вечная. Года три-четыре от силы есть, чтобы подняться, раскрутиться и свернуться. Грек так и рекомендовал. Года три-четыре, в неразберихе, которая уже начинается. А дальше – новое дело. Оно и правильно. Как там у Ивана Ефремова в «Туманности Андромеды»: пообщался по Великому Кольцу, жирком пооброс – пора на подводные рудники, кайлом в акваланге махать, пузыри пускать. А оттуда – еще куда-нибудь.

Любил Игорь Куйбышев советскую фантастику. Особый прикол в ней находил. И не в новой, не в Стругацких – хотя и в них тоже – а в старой. В Ефремове том же, в Беляеве, который человека-амфибию воспел.

***

У Спаса-на-Крови каяк, в котором плыли Маркиза и Лео, чуть не перевернули. Тот самый давнишний катер со здоровенным обломом и ляльками. Впрочем, обломов было теперь двое. Расплодиться что ли успели. Второй был как две капли воды похож на первого. Или это так показалось в темноте.

В ярко освещенном кабаке напротив оглушающе ревела попса, далеко разносясь по округе. Одно время Лео каждую ночь проходил вон там, мимо решеток Александровского сада: вечерами халтурил, возвращался к разводке мостов. Кабак этот слышен был еще с Марсова поля. Здесь, возле собора он всегда воспринимался как что-то особенно непотребное. По крайней мере Лео это так казалось. Хотя религиозным человеком Лео не был.

А кабак был неистребим. В каком году он открылся. Лет пять уже. Или шесть. Место уж больно завлекательное. Все иностранцы, как только Спас увидят, кипятком начинают писать. А тут тебе и посидеть-оттянуться. С видом на историческую достопримечательность.

Внизу, на воде звуки музыки приобретали какое-то странное какафоническое звучание. Вверху мерцали золотом лики, устремленные на кабак.

Над головами слышались голоса, звуки шагов. Хлопнула дверца машины…

Катер появился будто из неоткуда. Странно, что ни Лео, ни Маркиза его не услышали. Просто их вдруг оглушил рев мотора, а вслед за этим брезентовую посудину завалило набок. В нос ударило выхлопом. Лео инстинктивно навалился на другой борт, удерживая равновесие. Верткое суденышко плясало на взбаламученной воде.

– Козлы!!! – он с ненавистью посмотрел вслед удаляющемуся катеру.

Сверху, с набережной донеслись смешки.

Маркиза, которая не обратила на происшедшее ни малейшего внимания, неотрывно глядя вверх, на лики, вдруг зябко передернулась.

– Все, – резко сказала она Лео, возвращаясь к действительности, – хорош херней маяться. Пошли на Неву. Заколебало тут говно месить!

Избывая злость от пережитого, Лео яростно греб, смотря как медленно уплывает похожий на игрушку собор. Маркиза сидела теперь нахохлившись, погруженная в свои думы.

На Неве дул ветер. Небо на востоке уже светлело. Дыбились пролеты разведенных мостов. По реке волокла свое длинное тулово здоровенная баржа.

– Ну что, – нарушил молчание Лео. – Тут?

Маркиза огляделась.

– Нет, давай лучше там… Хотя… Нет, здесь тоже хорошо.

Каяк по имени «Каюк» медленно покачивался на волнах. Баржа уползла за Троицкий мост. Было удивительно тихо. Лишь вода поплескивала в днище.

– Странно, – проговорила Маркиза, – а почему чаек нет.

– Может спят, – предположил Лео, доставая «баян»

– Какое «спят». Их тут на рассвете всегда до дури.

– Так еще не рассвет.