Текст книги "Когда поёт жаворонок"

Оставив людей почти у немецких траншей, Иван пополз к огневой точке.

Выждал за бруствером, пока прошла смена, зажав в руках нож, скользнул в траншею: за поворотом копошился пулеметный расчет.

В последний момент немец повернулся лицом навстречу бросившемуся на него лейтенанту, успел отвести в сторону нож, выбить его из рук. На помощь тут же пришел другой солдат. В первые минуты схватки только узкий ход сообщения спас Прошкина: в этой сутолоке немцы больше мешали друг другу, чем помогали.

Фактор внезапности был потерян, Иван выхватил пистолет и дважды выстрелил. Тотчас слева и справа взвились осветительные ракеты, послышались команды на немецком языке. Прошкин заметил, как по траншее справа бежали солдаты.

– Бегом, бегом! – торопил беженцев, которые уже перепрыгивали через окоп прямо над Иваном, уходили к реке, а сам снял с бруствера пулемет, посылал очередь за очередью вдоль траншеи в сторону спешащих сюда фашистов.

Долго, слишком долго, как казалось Прошкину, перетаскивали носилки с раненым Натаном – уже и с левой стороны бежали немцы.

Лейтенант не прекращал огонь.

Фашисты замешкались, только еще больше осветительных ракет зависло над высоткой.

Последней была Гиля. Она свалилась в траншею к Ивану, задержалась на мгновение.

– Беги, Гиля, беги! Я прикрою! – почти насильно вытолкал ее за бруствер, подтолкнул в сторону реки.

Девушка пыталась что-то сказать, но Иван уже не слышал, ухватив пулемет, стрелял в наседавшего врага.

– Беги, беги, Гиля, беги! Помни: Барнаул, улица Селекционная, Клавдия Ивановна-а-а!

Гиля изо всех звуков боя выделяла только грохот пулемета наверху. Но и он прекратился.

Первый взрыв гранаты прогремел на высоте, когда она только ступила в воду, второй – когда уже коснулась руками другого берега, и в это мгновение что-то горячее, острое ударило по ноге, в плечо, в грудь. Земля, река, кусты, звёздное небо – всё вздыбилось, сорвалось с места и полетело, полетело…

Она уже не видела и не слышала, как рвались за спиной артиллерийские снаряды и мины, как шли в атаку на штурм высоты красноармейцы, как сильные мужские руки подхватили ее, уносили подальше от места боя.

Эпилог

Девятый день мая 1965 года над Солдатским логом заявил о себе ярким весенним солнцем, чистым голубым небом. Молодая нежная трава радовала глаз, легкий ветерок ласкал зазеленевшие кусты, кроны деревьев.

Необычное скопление людей, автобусов, легковых машин согнало жаворонка с гнезда, что удобно расположилось на краю поля в небольшом углублении от копыта лошади, напугало его. Поднявшись поближе к солнцу, некоторое время он тревожно порхал, волнуясь, переживая за оставленные без присмотра гнездо. Однако вскоре определил, что ни гнезду, ни ему самому никто и ничто не угрожает: люди собрались у высокого гранитного памятника, который стрелой взмыл ввысь прямо из лога, с самого его дна.

Осмелев, жаворонок завис над полем, сначала робко, тихонько проверил голос, издав несколько «чрр-ик». И только убедившись, что с голосом всё в порядке, зашелся трелью, развесил песню над весенней землей, внес в этот яркий солнечный день и свою звонкую лепту.

Людская толпа, в большинстве своем с букетами в руках, еще какое-то время двигалась с места на место, пока не замерла, не остановилась, окружив большой мемориальный комплекс. Застыли солдаты почетного караула, прижали начищенные до зеркального блеска инструменты духового оркестра музыканты, успокоилась, угомонилась вездесущая детвора, скорбно замолчали люди степенного возраста.

Под звуки гимна спало покрывало, толпа еще плотнее прижалась к ограждениям, жадно вчитывались в списки погребенных, разыскивая имена и фамилии близких и родных людей.

Среди всей людской массы особо выделялись три человека – красивая, ухоженная женщина средних лет с тросточкой, рядом с ней – молодая девушка и лейтенант-танкист. Они не кинулись со всеми вместе к памятнику, остались стоять чуть в стороне, молча наблюдая за происходящим.

Высокий, стройный, светловолосый лейтенант и под стать ему девушка с пышными темными вьющимися волосами не отходили от женщины, заботливо поддерживая под руки с обеих сторон.

– Может, посидишь, мама? – девушка наклонилась к женщине. – Тебе плохо?

– Успокойся, Хая. Мама – мужественный человек, – одернул девушку лейтенант. – Да, мама?

– Ваня, Прошкин! – укоризненно покачала головой девушка. – И когда только тебя научат вежливости? Мог бы и промолчать, или тебя не учили этому в военном училище?

– Дорогая сестричка! Меня учили не подхалимничать и не заглядывать в рот старшим.

– Что ты хочешь этим сказать, дорогой братик?

– Только то, что мама сама решит, что ей надо.

Женщина не вникала в перебранку детей, а прислушивалась к себе, к своим чувствам, что разом заполнили душу, вытеснив из нее все наносное, мелочное, ради чего не стоит тратить ни сил, ни времени.

Она даже не заметила, как дети усадили ее на скамейку, что расположилась под кустом сирени чуть в стороне от мемориала.

– Простите, – из задумчивости вывел голос немолодого седого военного. – Простите, ради бога, но мне кажется, мы с вами знакомы?

Лейтенант замер перед старшим по званию, Хая с интересом наблюдала со стороны.

Женщина подняла голову, только взглянула на мужчину, как из груди вырвался крик:

– Миша?! Ми-и-иша-а, это ты? Гос-по-ди!

– Гиля?! – полковник не дал ей подняться, упал на колени, протянул руки.

– Миша, братик! – женщина бросилась в протянутые руки, обняла, прижалась к мужчине.

– Миша, Мишенька-а-а!

– Гиля! Гилечка! Сестричка!

Ваня и Хая с недоумением смотрели на мать, на незнакомого мужчину, не до конца понимая, что происходит у них на глазах.

И только жаворонок был выше людских страданий, горестей и радостей. Зависнув где-то в поднебесье маленьким комочком, упивался новым майским днем, радовался теплу, зелени, солнцу и выражал свои чувства звонкой весенней песней жизни.

28 ноября 2009 года.