Текст книги "Василий Аксенов – одинокий бегун на длинные дистанции"

Видишь, это совершенно – из Васькиного «Острова Крыма» получается.

Маята, еще, когда прошу, смеюсь над собой и жалею Пика – не утяжелить его багаж.

Мы тут ехали с Лизкой в электричке, солнце нас весело осветило, и, без ужаса, правда, ужаснулась я причудливости, уже юродивости наших одеяний, да и лиц. И брат Лиза, хрупкий, верный, рваный, почувствовав, сказала – утешительно, угодливо: «Почему это я, мама, только все старое-драное люблю носить?» – как если бы ей предлагали выбор. А Анька – барышня, и в моей бессмысленности она не виновата. Она все скачет на лошадях.

Маята, меня смешит список надобного московским друзьям из «ОК» – помнишь?

Мне же, если остатка тех денег хватит и если влезет в сумку, – может быть, какую-нибудь дешевую такую куртку, то есть подешевле, чтоб зимой в деревне ходить? И вот еще – вдруг: валенок не продают ныне, но бывают такие чужеземные валенки. А может быть, это и блажь, и тяжело. И – о, безвыходность – тоже джинсы и свитер какой-нибудь – это, если с Жорой обойдется, я в Тарусу съезжу. Я наговорила, при фальшивом бескорыстии, на, наверно, огромную сумму, но это я так, приблизительно. Майя, а ты лучше старое какое-нибудь твое и Ванькино[452]452
  Речь идет о внуке М. и В. Аксеновых Иване Трунине (1971–1999).


[Закрыть] нам посылай, не надо таких роскошных бархатных брюк, мне даже лучше бумажный, всегда мной любимый до тебя, бархат. И еще – карандаш для глаз – не продают.

Маята, прости, прости. Знаю твою любовь и потому – столько моего вздора.

Целую тебя. Твоя Белла

Забытый мяч

 
Забыли мяч (он досаждал мне летом).
Оранжевый забыли мяч в саду.
Он сразу стал сообщником календул
и без труда вписался в их среду.
 
 
Но как сошлись, как стройно потянулись
друг к другу. День свой учредил зенит
в календулах. Возможно, потому лишь,
что мяч в саду оранжевый забыт.
 
 
Вот осени причина, вот зацепка
чтоб на костре учить от тьмы до тьмы
ослушников, отступников от цвета,
чей абсолют забыт в саду детьми.
 
 
Но этот сад! Чей пересуд зеленым
он называл? Он – поджигатель дач.
Все хороши. Но первенство – за кленом,
уж он-то ждал, когда забудут мяч.
 
 
Попался на нехитрую приманку
весь огнь земной и, судя по всему,
он обыграет скромную ремарку
о том, что мяч был позабыт в саду.
 
 
Давно со мной забытый мяч играет
в то, что одна хожу среди осин,
гляжу на сад и нахожу огарок
календулы. И вот еще один.
 
 
Минувший полдень был на диво ясен
и упростил неисчислимый быт
до созерцанья важных обстоятельств:
снег пал на сад, и мяч в саду забыт.
 

№ 29 М. Аксенова – Б. Ахмадулиной Январь 1983 г. (Сохранилась только вторая страница.)

…Надо успеть в эти несколько дней найти то, что тебе нравится, и купить. Таков капитализм! Раньше я к этому никак привыкнуть не могла, но теперь, кажется, освоилась…

Ни о каких валенках в Вашингтоне даже и не слыхали. Валенки! Здесь даже и теплых сапог купить невозможно. Посылаю единственную пару, которую удалось найти. Может быть, они тебя спасут на некоторое время, да и Борису пригодятся. Семейная пара.

Очень долго искали тебе теплую куртку. Не хотелось покупать обычную спортивную, да они не очень-то и теплые.

Эта нам понравилась сразу – лунный ренессанс, а по-нашему «Дутик», сразу нас покорил. Двойная, черная, стильная, настоящий пух, дорогой магазин.

Дома «Дутик» ожил, я на него все время смотрела, разговаривала и гладила.

Кончилось тем, что Василий предложил его усыновить.

Люби «Дутика»!

Целую. Майя

Да, Белчик! Сообщи, пожалуйста, подробно размеры. Ты теперь можешь все определить по вещам. Хотим купить Боре джинсы и ботинки, а размера не знаем. Сделай это, пожалуйста.

Боренька! Дорогой!

Всегда тебя помним, любим, но бабы на этот раз захватили площадку.

В следующий раз все только тебе.

Целуем. Майя, Вася

№ 30 В.П. Аксенов – Б. Ахмадулиной Январь (?) 1983 г.

Дорогая Белка,

спасибо за чудное пред-Рождественское письмо. Мы здесь дважды празднуем праздник. На Christmas я ходил на полуночную службу в собор Св. Матвея в центре Вашингтона и восхищался, как всегда, тамошней публикой – такие, знаешь ли, какие-то сильные и стильные, эдакие прочные западные люди. В православии народ поскромнее, но все-таки тоже красивый. Как ни странно сохраняется какая-то цивилизованная Россия. Я думал, чем же все-таки так разительно отличается здешняя служба от, скажем, переделкинской, ведь в принципе все так же, а потом понял, простейшая вещь – дети! Ведь там б-ки запрещают детям прислуживать на литургиях, вот в чем дело.

А, вообще, увы, все дальше и дальше уходит пространство прежней жизни, а здешнее все ближе и понятнее, к тому же, при всех своих глупостях, здешнее пространство все-таки настолько естественнее для человеческой сути, что этого нельзя, в конце концов, не почувствовать и даже не испытать некоторой благодарности за то, что оно все-таки стоит и противостоит.

Теперь, когда очередные наши глупые надежды гробанулись и когда все яснее становится действительная «необратимость соц. изменений», т. е. то, что наглости и тупости нет конца, только об одном и остается мечтать (пусть беспочвенно) – чтобы вы здесь оказались, а там пусть Фельки Кузнецовы стучат друг на друга. Может быть, то, что я сейчас говорю, в чем-то безнравственно – Россия, язык, могилы – но… как тут Виктор Ворошильский[453]453
  Виктор Ворошильский (1927–1996), польский поэт, прозаик, эссеист, публицист.


[Закрыть] написал о «Солидарности»: это уже приключение не моего поколения. Впрочем, это все-таки еще не капитуляция; иногда кажется, что вывоз отвлеченных предметов патриотизма – это тоже сопротивление.

Очень волнуемся за Жору и Наташу. Я устроил недавно прямую передачу некоторых заявлений через «Голос». Вообрази, это было непросто, ибо здесь все опутано тоже соответствующей, хотя и своеобразной бюрократией, и гуманитарный расчет хоть и принимается, но во вторую очередь. Слышно ли было?

Мы боимся, не пропустил ли он момент для отъезда. Пик рассказал, что в разговоре с гэбухой Жора сорвался и накричал нечто ужасное. Как бы они не решили отомстить, да и вообще совершенно еще непонятно, что можно от них сейчас ждать, когда римско-софийская история[454]454
  Покушение на папу Иоанна-Павла II 13 мая 1981 г., организованное болгарскими спецслужбами при участии КГБ.


[Закрыть] с каждым днем становится все яснее.

Во всяком случае, мы будем здесь орать во все тяжкие, если с Жорой и Натальей что-нибудь случится.

Спасибо за стихи. Я их читал на своем семинаре. Одна девочка сейчас пишет, как они говорят, рареrа на твой предмет в связи с Тарусой. У тебя совсем пошел новый период, который, конечно, так и называется «101-й километр Беллы Ахмадулиной», очень плодотворный.

Недавно здесь читал Бродский, и в аудитории возникло ощущение, что он совсем уже экспатриировался отовсюду. Читалась картина зимы, свободная от каких-либо иных примет, кроме зимних.

Очень нравится «День-Рафаэль» – это тоже живительный космополитизм. Не хочешь ли ты все-таки что-нибудь напечатать здесь? В таком элитарном и маленьком «Глаголе» может, мне кажется, сойти.

Карл сейчас проходит второй цикл лечения. Экспериментальный метод основан на вызывании у него в животе искусственно перитонита, что, конечно, дает дикие боли и слабость. Врачи все-таки дают некоторые надежды. Держится он потрясающе. В госпитале после операции, возя перед собой капельницу на колесах, занимался переводами.

Незадолго до приезда Пика мы узнали, кто его заменит в Новом году, т. е. после летних отпусков. Большая удача – это Рэй Бенсон[455]455
  Культурный атташе посольства США в Москве с лета 1983 г.; сменил на этой должности Пика Литтела.


[Закрыть], которого, как и его Ширли[456]456
  Жена Рэя Бенсона.


[Закрыть], вы все хорошо знаете – метропольский человек.

Приятно, что вы слушаете меня по радио. Буду теперь стараться вас позабавить, хотя взялся я за радиожурналистику, в общем-то, из-за денег: расходы огромные, а уезжать из Вашингтона на какую-нибудь постоянную университетскую «позицию» не хочется. Кроме этого, читаю раз в неделю в одном местном университете, и еще буду ездить – тоже раз в неделю – в колледж возле Балтимора. Увы, литературные мои заработки дико буксуют. Сволочь-переводчик до сих пор не сделал английского «Ожога», из-за этого тормозится все остальное. Впрочем, вот недавно в Париже вышел «Остров Крым», выходит «Ожог» и там же начинают репетировать «Цаплю».

№ 31 В.П. Аксенов – Б.А. Мессереру 2 мая 1983

Дорогой Борька!

Пишу коротко, иначе никогда не соберу проклятущий пакет. Подробнее позже. Вчера получили твое письмо, и вечером я его зачитывал Войновичам (они сейчас в Вашингтоне), присутствовал также старый Закс из «Нового мира» и еще пара друзей, и все восхитились, между прочим, твоим слогом, а Майка даже прослезилась при упоминании Дутика.

Спасибо, старик, за такое письмо, вот именно такие обстоятельные, с живыми картинами письма нам потребны. Илюша Левин, ленинградец, очень заторчал на описании питерской пьянки с Ленами, а я лично припомнил довольно четко квартиру Эры в 66-м году, где я был пьян до изумления и три раза пропускал самолет на Минводы.

Я тебя уже поздравил через Пика и еще раз обнимаю от всей души, слиянием тел образуя столетие.

Целуй Белку, ее 101-го километра вирши все время зачитываю студентам. Вчера же: письмо из Германии от Левы и Раи, они восхищаются Белкиными действиями в защиту Жоры.

Здесь его, кажется, ждут. Звонили мне из телевидения, спрашивали, говорит ли Mr. Vl.[457]457
  Мистер Владимов.


[Закрыть] по-английски.

Борька, очень тебя прошу передать письмо моему Киту, найди его, во что бы то ни стало, и вообще поговори с ним, если сможешь, по-товарищески и как Мастер (ведь он же по твоему цеху). Ему предстоит то, через что Саша уже прошел, – армия, к тому же он женился и находится сейчас в каком-то радиоактивном поле идиотских двух мамаш и глухой подозрительности в институте.

Когда мы увидимся с вами?

Обнимаем и целуем.

Вася и Майя

№ 32 В. Аксенов – Б. Ахмадулиной, Б. Мессереру Весна (?) 1983

Б & Б!

Огромная просьба. В посылке часы для Лешкиной жены Нины.

Говорить нужно только с ней самой, не с мамкой. Мамка – протокольный человек. Вы, может быть, уже знаете, что Кит – в армии. Куда его послали, мне неизвестно. Если Нина приедет к вам, передайте ей от нас привет, а нам сообщите свои впечатления. Может быть, она напишет нам записку: где Кит, как дела и проч.

Целуем.

В & М

№ 33 Фрагмент письма Василия Аксенова – Нине Алексеевой и сыну Алексею Весна – лето (?) 1983

Нина, не смущайся общаться с Беллой. Она не только суперстар, но наш самый близкий друг и к тебе очень хорошо относится.

Обнимаем вас и с нетерпением ждем писем.

№ 34 Б. Мессерер – В. и М. Аксеновым 6 ноября 1983 г.

Дорогие Вася и Майя!

Господи, сколько же времени прошло с тех пор, как мы последний раз обменялись письмами. Поди, месяца четыре, пять. Целая жизнь. Расстояние во времени усугубляется расстоянием в километрах. Почти все лето мы ездили. То по России, то по Грузии. Сначала на машине в Ферапонтов монастырь через Переславль-Залесский, Ростов Великий, Ярославль, Вологду. 600 километров. Это наш второй вояж в эти места. Повтор прошлогоднего маршрута. Уж больно хороши эти старые города и притягательны руины церквей и монастырей в их округе. И как конечная точка – церковь села Ферапонтово, расписанная Дионисием. Оттуда мы тоже делали некоторые вылазки, но уже не в таком километраже. Поездки в Кириллов с его Кирилло-Белозерским монастырем, в сам Белозерск, в Нило-Сорскую пустынь, в Горицкий монастырь. Не могу отказать себе в этнографическом моменте. Эти названия и сами места буквально гипнотизируют сознание и воображение. Например, путешествие на Спас-Каменный. Это название я сам вычитал, а ситуацию вычислил – то есть своим умом дошел, что должно это быть нечто необычайное. Вдоль дороги от Вологды до Кириллова на протяжении ста километров расположено великое Кубенское озеро, все время виднеющееся в «близком отдалении» от шоссе. В дымке. И вот посреди этого озера есть каменный атолл – слово, мало подходящее к русскому пейзажу, но выражающее суть нелюдимости и каменистости, на котором виднеются руины Спас-Каменного монастыря. Подъезд к нему тоже изумителен. Надо объехать озеро и добираться на моторке с другого берега (200 км дороги и сорок минут на моторке). Лодка идет по рукавам и плавням дельты р. Кубенки, где диковинные птицы – журавли, чайки, дикие утки, цапли сидят прямо на воде, то есть каких-нибудь чуть выступающих веточках или отмелях. Дальше выход в открытое море – озеро – и как замок Иф графа Монте-Кристо, видны величественные руины изумительной красоты. Сохранилась колокольня XVI века. Сам монастырь – XII век. До последнего времени существовала архитектура XIV–XV. Взорван в 1933 году по решению Вологодского обкома. Сейчас стоит вопрос о реконструкции. В обкоме отвечают: «Как же мы восстанавливать будем, когда живы те, кто взрывал?» И так все с этим благословенным краем. Начать с того, что хотят повернуть северные реки вспять и напоить Каспийское море и Кубань. Это значит, стоит вопрос о затоплении всех Вологодских земель и в первую очередь Кириллова, Белозерска, Ферапонтова и т. д. Когда подъезжаешь к Рыбинскому морю, к р. Шексне, разлитой до безобразия, до бесформенности берегов, то на ветровом стекле машины выступает (оседает) морось (мельчайшие капельки воды) – воочию видны следы микроклимата – урода. По обезображенной реке движется танкер. Он идет зигзагами по широчайшей водной глади. Значит, проходимо лишь старое русло. Все остальное лишь для того, чтобы повысить уровень воды на 20–30 сантиметров. К зрелищу этому привыкнуть нельзя. Но впереди перспектива, что не будет ничего вообще. Вологодчины как таковой. Так что как бы ездим прощаться.

Жили мы не в самом Ферапонтове, а в деревне Узково, километра за три от монастыря. Здесь имеет свой дом и мастерскую художник Коля Андронов[458]458
  Николай Иванович Андронов (1929–1998), художник, живописец-монументалист, один из основоположников «сурового стиля». Ниже идет речь о его жене художнице Наталье Алексеевне Егоршиной (р. 1926).


[Закрыть]. Он живет здесь почти постоянно, с супругой своей Натальей Егоршиной и детьми. Они и подыскали нам избу и изумительную тетю Дюню. И чем тоньше и божественнее красота этих мест, чем больше поражают человека эти восходы и закаты, тем отчетливее проступают черты вырождения и дегенерирования всего живого сущего в этом краю.

Попытка драматургии

Сцена I

Место действия – изба.

Ш у р к а (ему за 50 лет). (Вваливаясь в изодранной рубахе. Весь в крови.) Мама, а где мама? Это я, Шурка, я опять пьяный!

Т е т я Д ю н я (80 лет). Сынок, батюшка, да ты не такой пьяный, поди, сегодня. Ты б домой шел, отдохнул бы!

Ш у р к а (выжимая кровавую рубашку). Нет, мама, я оччччень пьяный.

Т е т я Д ю н я. Батюшка, сынок, сколько раз я тебе говорила, чтоб ты на публику не выходил.

Ш у р к а. Нет, мама, это меня сынок так отделал, но и я ему е…нул хорошо, он в поле лежит сейчас.

Я (50 лет, автор). (Выскакивая на крыльцо и видя проходящего второго сына тети Дюни Николая.) Дядя Коля, там Шурка Серегу убил. Он в поле за избой лежит.

Н и к о л а й (ему за 50 лет). Проходит не ОБОРАЧИВАЯСЬ и не отвечая.

Сцена II

Те же и С е р е г а (ему 18 лет). (Весь в крови. Шатаясь, подходит к Шурке и бьет его по лицу.) Вот тебе, папаня. А Витька (второй сын Шурки) из армии придет – мы тебя до смерти отделаем и ракам скормим.

Ш у р к а (вставая с пола и утирая кровь). А это тебе, сыночек, чтоб батю помнил.

Серега лежит до конца пьесы не двигаясь на крыльце.

Сцена III

З и н к а (40 лет). Без слов вцепляется в голову Шурки и царапает ему лицо.

Т е т я Д ю н я. Шура, батюшка, ты бы домой шел, отдохнул бы. Баловник ты сегодня. Неугомонный какой-то.

Ш у р к а (отбрасывая Зинку в огород). Мама, а мама, а у тебя маленькой не найдется?

Немая сцена. Участвуют:

Б е л л а А х м а д у л и н а (45 лет), поэт.

Б о р и с М е с с е р е р (50 лет), художник.

Дети Беллы:

А н я – 15 лет.

Л и з а – 10 лет.

Т е т я Д ю н я – 80 лет.

Шурка падает на последних словах и лежит не двигаясь.

Сережа и Зина лежат не двигаясь.

Занавес

За сим следует мое обращение к вам, дорогие Вася и Майя, моим первым зрителям, то бишь слушателям, то бишь читателям, с просьбой не быть слишком строгими судьями и учесть, что «пьеса» написана экспромтом сейчас, без единого черновика и в пределах десяти предшествовавших этому минут.

Сейчас мне хочется на мгновение перекинуться в Грузию, может быть, еще и потому, что уж очень силен контраст между этими двумя странами, между этими двумя жизнями.

После пребывания в Ферапонтове решение поехать к морю пришло мгновенно, как вы понимаете, как ощущение контраста, как необходимость жизненная.

Подгадал сделать выступления Беллы в Сухуми (3), в Пицунде и Гагре по одному. В поддержку идее. В материальном смысле. И поехали. Дивно побыли там, после значительного перерыва. Вас вспоминали беспрестанно. И почему-то, Василий, образ твой как-то неразрывно связан именно с югом. И хотя, может, Ялта тебе и ближе, но и в Пицунде ведь пережито было немало. А дурь-то ведь прежняя осталась, так что тебе ее и выражать, и выражать – всю жизнь! Да, любопытно, встретили мы там Бориса Можаева. Человек он прекрасный, ты знаешь. Но смешно, деревенская его идея преломилась уж больно дико в связи с рассказами его устными об Англии, где побывал он только что. Со смешной важностью он рассказывать стал о встрече с английскими крестьянами, о том, как живут они, об их чаяниях и надеждах. И не смешно стало, а грустно. И чудовищно нелепо «деревенщиком» быть, так сказать, в интернациональном смысле. А потом мы попали в Тбилиси. И эти две недели обернулись каким-то чудным куском жизни, с добротой людей и пиететом даже к Белле. Эти дни перенасыщены были пьянством, но, конечно, не российским, а с благородством и прекраснодушием, с тостами и дружеством. А для нас уже и тосты не тосты, а продолжение как бы ранее начатого разговора и длящееся общение, и скорбь об ушедших. Но эти дни – счастливые дни. И даже начальство грузинское не чета нашему. Случай такой был, что мы с Чабуа Амирэджиби[459]459
  Чабуа Ираклиевич Амирэджиби (р. 1921), грузинский писатель.


[Закрыть] поехали в горную Хевсуретию, в Шатили. А там случился национальный праздник, на котором было высшее грузинское начальство. И секретарь ЦК Сулико Хадеишвили скомандовал так: что если Белла приехала в Хевсуретию на машине, то отправить обратно ее надо не иначе как на вертолете. Сели все мы вместе с Чабуа на вертолет и полетели, разглядывая Казбек и узнавая его сразу, ибо похож он на папиросную коробку как две капли воды. И вдруг садится вертолет на горное озеро невиданной красоты. 3500 метров от уровня моря. Снег. По снегу бежим к озеру. Проваливаемся. Мерзнем. А тут из самолета несут напитки, чоча (поросенок), фрукты. Выпили мы с местным начальством за Беллу Ахмадулину прямо на снегу, ввиду горы Казбек. Поднялись в воздух и полетели в Тбилиси, а уж потом и в Москву – прямо к маразму, безденежью и бесперспективью.

Еще несколько строк я хочу вписать о страшном как таковом, что случилось за дни нашего пребывания в Ферапонтове.

В нашу деревню Узково привезли гроб, сделанный из цинка, в котором находились останки солдата, погибшего в Афганистане.

Мы были свидетелями той раскрутки местных деревенских событий, за этим последовавших. И то, как ночью собирались родственники из разных окрестных сел, чтобы быть рядом с родными в тяжкие минуты первого горя. И как слетелись-съехались местные начальнички в дом погибшего: и военком, и секретарь парторганизации, и секретарь комсомольского бюро, и прочие, прочие, прочие.

А кругом – слухи-разговоры. И мелькают в них дивные русские названия окрестных мест и деревенек: «А вчерась на Чарозеро четыре повезли…»

И сами похороны. Отделение солдат в 10 человек с оружием. Все чернявые, с юга. И 17 человек милиционеров на 3-х машинах и мотоцикле. И военный оркестр. Грузовик с гробом. Провожающие человек 50. Все убогие – деревенские. Жалостно выглядящие люди. Остатки человеков. Хромые, косые, бедные. И мать воет – звериным вытьем. В городе такого не услышишь. Военком прерывает: «Подожди рыдать, мамаша». И речь толкает: «Чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…» (Н. Островский). Снова мать воет. И секретарь парторганизации: из «Песни о буревестнике» – цитату – очевидно, директива по стране, как хоронить погибших на войне. Оркестр глушит вой близких.

А потом расходятся. А водку в поселке не продают все три дня. И люди жрут любую сивуху и осмыслить пытаются, что же все-таки случилось с односельчанином.

А мы с Андроновыми, тоже пошедшими на похороны, чтоб свой долг отдать человеку, и по сей день прийти в себя не можем, вспоминая эти минуты, и так же пили и тоже понять ничего не могли.

Вася, Майя, дорогие, дописываю письмо, торопясь, потому что момент отправки пришел.

Нарочно пишу про свое, чтоб понятней вам что-нибудь было про нашу жизнь.

Про вашу же ничего здесь не спрашиваю, потому что надеюсь, что сами вы все напишете. И подробно.

Мы вообще очень редко пишем. Например, отослали Леве Копелеву и Рае Беллину книжечку с крошечной, но теплой надписью, и, о Господи, как же они откликнулись на этот крошечный знак внимания, какой бурей словоизъявления, так что просто стыдно стало за свое неписание.

Вася, Майя, любим вас всегда и помним.

Пишите нам и уж вы нас не забывайте в вашем лучшем из миров.

Целую. Борис

Продолжение письма. Б. Ахмадулина – В. и М. Аксеновым

Вася и Майя

Уж не 3-е, уж выпал и растаял снег, уж Бенсон сейчас приедет.

А я? Попробуй – опиши все, скорей, в горячке: что вот соотношусь наяву, а не привычным таинственным способом посылания в вашу сторону всхлипывающих и усмехающихся сигналов. Как описать все не в художестве, а в письме, заменяющем все, что отнято: видеться, болтать, говорить и оговариваться, или надо всегда писать письмо вам, я пробовала, но письму больше, чем художеству, нужна явь и достижимость читателя.

Вот и в Ферапонтове – всегда думала о вас, словно писала письмо, – куда опустить? в озеро? в небо? Ах, утешалась, они сами все знают, они это мое письмо – через озеро и небо – получили. И на сеновале получили ответ: твой, Васька, голос. И потом получали. Я сказала Боре: Васька – пушкинский, по Пушкину человек: бред таланта и здравомыслие вместе.

Описал ли вам Боря, как при дождичке, возле белого Ферапонтова монастыря, хоронили местного мальчика в цинковом афганистанском гробу и каково же хватать и обнимать этот, все отнявший, цинк той, чей крик стоял во всей природе? Ей, кстати, заметили вежливо, но строго: «Мамаша, подождите убиваться». Это военком начинал речь: «…геройски погиб за родину…», а кроткая его родина серебрилась озером, белела монастырем, осеняла тихим дождичком нетрезвые головы. И много гробов прибывает в те места, сводя их с ума непонятностью смерти и непроницаемостью цинка.

Сама эта бездна меж нами стала пугать своей не условностью, она все грозней и грязней уверяет нас в гибели и в сумасшествии. Вот матушка моя: врывается в образе моей смерти, седины клубятся, зеленые очки сверкают: ЦРУ! Рейган! Наслали самолет! Ты – под пагубным влиянием.

И я – своей слюною плюю и своими руками толкаю, руки и голова ходят ходуном. Впрочем, все это как бы описано в Собачьем рассказе[460]460
  Имеется в виду рассказ Ахмадулиной «Много собак и собака».


[Закрыть]. Эх, да что – сил нет.

Книжка – вышла по их, видимо, усмотрению и обобрана сильно.

Боря забыл в Москве мои новые стихи – если до отъезда Рэя не успею передать ему, – как-нибудь передам.

Любимые мои и наши! Простите сбивчивость моих речей – моя мысль о вас – постоянное занятие мое, но с чего начать, чем кончить – не знаю.

Целую вас. Белла.

№ 35 В.П.Аксенов – Б.Ахмадулиной, Б.А. Мессереру 18 ноября 1983

Дорогие Белка и Борька!

Рэй (Луч-Rау)[461]461
  Рэй Бенсон.


[Закрыть] появился, как всегда, – спешка, запарка, полдня на сборы, с вещами по коридору, собака лает, телефон звенит, проклятья, как всегда, на невинную голову С.В.[462]462
  Степаниды Власьевны.


[Закрыть] Спасибо за письма. Помимо радости общения с вами, возникла еще впечатляющая картина действительности (Борькины описания превосходны. Почему бы тебе не написать книгу, старик? Заткнешь за пояс многих «крупнейших из ныне живущих»), а Белкино «нет сил» и поразило и подтвердило. Иной раз возьмешь «ЛГ», и дыхание перехватывает от вранья.

Я так рад, что вы меня иной раз слышите. В этой работе, которая возникла только из-за нужды в деньгах, вдруг появился смысл.

На днях я получил письмо от Жоры. Он стал главным редактором «Граней» и просит меня написать статью о «Тайне» и вообще о таинственности Шелапутова и Хамадуровой. Надеюсь, не возражаете? В этой статье мне хочется, кроме основной темы, еще прояснить некоторые пунктиры, мокрой тряпкой слегка по некоторым мордам, надувшимся от паршивого высокомерия в адрес поэтов нашего московского круга и поколения. Один, например, называет авторов «Метрополя» «баловнями» (т. е. режима), другой, понимаете ли, со снайперской винтовкой собирается поджидать возле ЦДЛ Вознесенского и Катаева, но почему-то не Грибачева и Стаднюка[463]463
  См. статью В. Аксенова о творчестве Б. Ахмадулиной «Прогулка в Калашный ряд» («Грани», 1984, № 133).


[Закрыть]. Больше всего, однако, это касается Бродского, который ведет себя в Нью-Йорке как дорвавшийся до славы местечковый поц. Он хвалит Сюзан Гутентаг, а та его «крупнейшим из крупнейших», но если бы только это – он лицемерит на каждом шагу и делает массу гадостей и Саше Соколову, и Копелевым, и другим, не говоря уже обо мне.

Не думай только, Белка, что в статье о тебе я буду сводить с ним счеты. Я с ним вообще ничего сводить не буду, да и упоминать нигде не собираюсь <…>, а здесь пишу для очень внутреннего использования, просто чтобы вы знали, что он ваш недоброжелатель <…>[464]464
  Выпущенные места содержат слишком резкие выпады в адрес недавнего друга. Бродский в 1980 году воспрепятствовал публикации на английском языке романа «Ожог» в престижном американском издательстве, что осложнило литературную судьбу Аксенова в США. Подробнее об этом см. публикацию «Из архива Василия Аксенова» в «Вопросах литературы», вып.5 за 2011 год, подготовленную Виктором Есиповым.


[Закрыть].

Статью я начну писать, как только романчик свой бедный закончу, т. е., надеюсь, через месяц. Времени дико не хватает, для романа просто ворую по часу в день, а то и по 15 минут. Капитализм не особенно-то дает размягчаться. У меня тут в последнее время пошло довольно большое паблисити – то на TV, то газета, журнал, радио. Никакого кайфа я от этого не ловлю (стар уже), но считается, что это нужно для «book promotion», жуйня местная. Между прочим, мы недавно были показаны с Белкой в одном фильме. Это был «Inside Story» о Володе Высоцком. Основа была сделана Сэмом Рахлиным в Москве, а потом американцы (компания PBS) доснимали здесь меня и Шемякина. Вот это был хоть и печальный, но и прекрасный момент – видеть вас и себя в одном фильме.

С Жорой и Наташей мы еще не встретились. Надеюсь, зимой будем в Париже (премьера в театре – «Цапля») и заедем хоть на день к ним.

Обнимаю вас, мы ждем вас все-таки здесь в гости после завершения цикла холодной войны, если, конечно, в горячую, гадина, не перекатится.

Целуем.

Вася & Майя

№ 36 Б. Ахмадулина – В. и М. Аксеновым 15 января 1984 г.

Васька, Майка, любимые родные!

С Новым годом! Дай вам Бог всего хорошего (про себя – как-то не верится, что-то я стала плоха, но общий добрый врач (Жорин, Инкин и Семена) сказал, что – не так уж, бывает на старуху проруха. Просто душа пересилила организм).

Майка! Когда я сразу же передала Гале[465]465
  Галине Балтер.


[Закрыть] твою посылочку (и подарила вашу фотографию, хотя с этим ужасно жадничаю), она все говорила про дела, про доверенность и прочее. Но, может быть, вы объяснились по телефону. Тогда Галя все втолковывала мне, что это – важно, что вы должны с этим разобраться. Но, может быть, эти мои сведения устарели – это было месяц назад. Все-таки по ее просьбе напоминаю.

Тогда же я видела Алешкину жену. Она – безукоризненная на вид и в способе вести себя девочка. Алешка по совпадению – где-то за Пахрой, в той стороне. Ему не так уж плохо, хотя не вольно. Я советовала: претерпеть и не искать улучшения. Поскольку о Воле – речи быть не может. Просила написать вам – но, может быть, она меня не нашла, мы уезжали в Ригу и в Таллин (выступала за деньги). Девочка хочет снять жилье вблизи Алешкиной службы.

Также она сказала мне: «Ведь я не могу не увидеть Василия Павловича – для меня это очень важно». Я думала об этих ее словах, но – почему бы ей не хотеть этого?

Сказала также, что от Алешки знает, что – мы (я и Боря) – как бы единственно близкие родные люди, если что – к нам, но в деньгах не нуждаются. (Тут (в месте письма) я засмеялась: над нами.)

Впечатление же от беседы с нею, от сведений от Лешки – в общем благоприятное. Его ничто и никто не терзают излишне – даже он имеет маленькую поблажку в общем уделе (рисовать для надобности части или как ее?).

Потом, к моему счастью, я уверена, что Афганистан хотя бы… да, хотя бы это в нашем случае, – исключено, другие же случаи – очень плохие. Но это я так, от лишней и бесполезной заботы и муки.

Еще: во время выступления в Доме архитектора позавчера, нервничая от мелкой полицейщины, с которою Боря схватился, увидала в зале Тоньку. Очень встретились наши глаза, всегда понимающие. Тонька потом подошла в толчее – скромно и мимолетно, как и подобает близкому человеку. Обещала позвонить (я хотела отдать ей мои Майкины сапоги как ее) – не позвонила – думаю, от какой-то высокой деликатности или разминулись случайно.

Васька! Рассмешу тебя.

Пришел режиссер, как люди говорят: благородный и неблагополучный, Булат просил принять, иначе бы – не приняла. Я очень занеслась в моей отдельности. Да, я занеслась в моей отдельности, а его предполагаемый (уже начатый) фильм – о единстве поколения, о шестидесятых годах. Я сказала: валяйте, снимусь, но не с Евтушенко и Вознесенским, а – с Аксеновым, Войновичем и Владимовым: мы и впрямь не разминулись. Баба-ассистент мне говорит: «Б.А., но ведь это – невозможно». Говорю: вот и я о том же. А Борька – еще был грубее и справедливей. Так, кроме начальников кино, мы повредили кино.

Васька, всегда моя радость, про «Плейбой» – тоже замечательно, изысканно и остроумно. И – твой голос, волшебством осиливающий даже наш почти не действующий приемник.

Еще: с осознанным обожанием читала книгу твоих рассказов. Старым – время не повредило, новым – помогло.

Люблю и спасибо, многие люди думают так же.

Для меня – большая честь твоя будущая статья обо мне.

Жора мне звонил 31-го декабря, он не знал, что я уже от тебя знаю о вашей затее[466]466
  Имеется в виду статья Аксенова о творчестве Ахмадулиной «Прогулка в Калашный ряд» для «Граней» Владимова – см. выше письмо Аксенова от 18 ноября 1983 г.


[Закрыть], и не узнал от меня – но два любящих голоса дома говорили – поверх всего, о любви лишь и о других пустяках. Ссылайся на мои любые стихи – свободно, остальное ты сам все знаешь.

Меня – не трогают, после отъезда Жоры все как бы длится их мне ответ: «Ну, теперь ваша душенька довольна?». Длится и мое горькое спасибо.

Важно для меня еще мое ощущение, что не тронут тех, кто вблизи меня: Инку, Семена, <зачеркнуто>[467]467
  Это я зачеркнула: Женьку, потому что – он совершенно есть, и в этот момент вошел. В его убедительную здравую прочность – верю. (Примеч. Б.А.)


[Закрыть], еще есть.

Конечно, если они нас всех вместе не пристрелят. Да – зачем? Нас – почти нет.

Васька, все-таки мне придется продержаться на белом свете: мне надо еще – если не написать, то записать то, что знаю лишь я. Впрочем – вздор, это я от лишней задушевности, я – держусь.

Целую вас, целую вас (через сотни разъединяющих верст, как уже сказано вам не мною и мной).

Андрей же Георгиевич[468]468
  Битов.


[Закрыть] – совсем близок и прекрасен, но ему только этого не хватало, и он подавлен как-то слишком. Но мелочи и умеют подавить усталого человека.

И Ушика[469]469
  Спаниель Аксеновых.


[Закрыть] любимого – целую.

Спасибо Пику – люблю всегда.

Ваша Белла

№ 37 В.П. Аксенов – Б. Ахмадулиной, Б.А. Мессереру Начало февраля (?) 1984

Дорогие Белка и Борька!

Очень радовались последней почте и Белкиному письму особенно; из него обрисовались черты жизни. То, чего нам не хватает, есть у вас. Хоть ты и пишешь «нас почти нет», а все-таки есть, и мразь, окружающая, заставляет (благое дело мрази) любить друг друга, или, скажем, внимать, оценивать сочинения и просто слова, выражение глаз.