Текст книги "Марина Цветаева. Рябина – судьбина горькая"

Почти трёхлетняя война унесла жизни десятков тысяч человек. Помимо военных, было убито огромное количество мирных жителей, тысячи потеряли кров. Испания заплатила богу Марсу чудовищную жертву – 450 тысяч человек. По некоторым данным, в Гражданской войне погибло 320 тысяч республиканцев, 130 тысяч националистов. Ещё 600 тысяч навсегда стали эмигрантами.

В той Гражданской войне приняли участие 1811 советских граждан[60]60
  Ю. Рыбалкин «Операция „Х“». С. 64.


[Закрыть]. 59 нашим интернационалистам было присвоено звание Героя Советского Союза: тридцати пяти лётчикам, двадцати одному танкисту, двум морякам-подводникам и военному советнику (девятнадцать Героев получили звание посмертно)[61]61
  В. Телицын «„Пиренеи“ в огне». С. 224.


[Закрыть].

Безвозмездные потери Советского Союза в той войне составили 189 человек. Каждый шестой лётчик и каждый четвёртый танкист заплатили за борьбу республиканских союзников самым дорогим – собственной жизнью…

* * *

Гражданская война в Испании всколыхнула всё эмигрантское сообщество. Русскоязычные газеты (и не только русскоязычные) пестрили сообщениями о громких сражениях под Малагой, Сарагосой, Гвадалахарой и Мадридом. Теперь все разговоры велись исключительно об Испании, каудильо Франко и республиканских интернационалистах. Испанская война окончательно разъединила эмигрантов.

Большая часть русских эмигрантов рассматривала франкистов, воевавших с прокоммунистическими отрядами интернационалистов, как «испанских белых», призванных покончить с «большевистской заразой». Генерала Франко наши эмигранты тут же окрестили «испанским Корниловым», искренне желая тому скорой победы.

«За все 16 лет, – писал журнал «Часовой», – истекших со дня нашего поражения, ещё никогда, ни в одной точке земного шара не пришлось белому и красному снова сплестись в столь трагическом поединке. Может, на этот раз одолеет белое…»[62]62
  Н.А. Кузнецов «Русский флот на чужбине». М., «Вече», 2009 г., с. 313.


[Закрыть]

Вполне закономерно, что многие эмигранты из числа русских офицеров, увидав в испанском противостоянии продолжение Гражданской войны в России, по прошествии почти двух десятков лет отважились вновь взяться за оружие.

Во-первых, их ненависть ко всякого рода коммунистам и социалистам с годами только усугубилась (что им пришлось перенести на чужбине, знали только они!). А во-вторых, безработица и отсутствие «настоящего дела» гнали измотанных жизнью и эмиграцией людей на вербовочные пункты.

Выдержка из письма неизвестного русского эмигранта на имя председателя РОВС генерала Миллера от 24 января 1937 года:

«Мой отец погиб в 191 9– м, мне тогда не было и семнадцати. Летом 1920-го я взял винтовку и пошёл мстить большевикам. Воевал, правда, недолго, свалил тиф, выжил благодаря своей матери и сестре. В ноябре вместе с семьёй эвакуирован в Константинополь, оттуда с большим трудом перебрались в Париж. Сменил много специальностей: от уборщика мусора до учителя в русской гимназии…

…Я всё обдумал, моё место в рядах тех честных офицеров РОВС, кто уже не первый день с оружием в руках защищает свои убеждения в рядах армии генерала Франко; убеждения, которые сложились ещё двадцать лет назад…»[63]63
  В. Телицын «„Пиренеи“ в огне». С. 259–260.


[Закрыть]

Однако далеко не все разделяли такое убеждение. Большевистская пропаганда и уверения советских агентов, обещавших в случае участия белоэмигрантов в войне на стороне республиканцев полную амнистию и возвращение на родину, заставляли задуматься. Другое дело, что все эти обещания оказались не чем иным, как сыром в мышеловке: кто-то из волонтёров погиб в боях, а возвратившихся в Россию ждала тюрьма, допросы и пуля в затылок. Выживут из этой категории «возвращенцев» единицы…

И всё же они верили и надеялись…

* * *

Отовсюду – из Парижа, Берлина, Праги, Белграда – в Испанию потянулись скрытые от постороннего взгляда потоки русских эмигрантов. Генералы, штабс-капитаны, поручики и даже бывшие рядовые: каждому хотелось продолжить незаконченную для них в 1920-м кровавую драку.

Добровольцев активно набирали не только в Париже, где сосредоточился весь цвет бывшей Русской армии. В Германии, например, были сформированы два русских отряда, которыми командовали Г. Кочубей и бывший хорунжий Панасенко. Из Болгарии подтянулся отряд бывшего поручика Михаила Блинова. Несмотря на то что у Блинова было всего три десятка человек, в боях против республиканцев они успели заслужить репутацию бесстрашных бойцов.

Интересный факт: многие из русских добровольцев, оказавшись во франкистском лагере, отказались… от денежного довольствия. Они воевали за Идею!

Из письма русского добровольца-франкиста:

«…В белой испанской армии я почувствовал себя, как и мои товарищи, наконец исполняющим свой долг. Все мы здесь, в белом лагере, от генерала и до последнего солдата, испанцы и немногие иностранцы – выполняем свой долг – защиты веры, культуры и всей Европы от нового натиска красного зверя…»[64]64
  Там же, с. 263.


[Закрыть]

Были среди франкистов и генералы – например, один из руководителей РОВС генерал-майор Анатолий Фок. В ряды франкистов он записался… рядовым. Но и это ему далось нелегко. Глянув на 57-летнего эмигранта, испанский офицер, ведавший набором добровольцев, засомневался было, правда ненадолго. Когда русский генерал изрешетил из пистолета и винтовки все мишени, сомнения улетучились. Воевал в составе отряда испанских монархистов (так называемых карлистов), позже – в Русском отряде в составе терсио Донна Мария де Молина.

Генерал Николай Шинкаренко у себя на родине командовал Туземной дивизией. Когда в Испании началась Гражданская война, он проживал во Франции. В конце 1936 года Шинкаренко в звании лейтенанта вступил в Иностранный легион. Служил в 9-й бандере. В одном из боёв был серьёзно ранен в голову. После госпиталя продолжил службу в штабе генерала Варелы в Теруэле.

В апреле 1937 года из русских добровольцев была сформирована отдельная франкистская часть под командованием Николая Болтина, бывшего полковника лейб-гвардии Конно-гренадёрского полка. За боевые заслуги в Гражданской войне в Испании он будет награждён «Военным Крестом». После войны произведён в почётные полковники Национальной милиции. Почти все болтинцы во время боёв оказались выбиты…

* * *

В августе 1937 года у деревушки Конти де Эбро, под Сарагосой, две роты терсио Донна Мария де Молина попали в окружение. Франкисты упорно отражали атаки республиканцев в течение почти двух недель. Вырваться из окружения удалось единицам. Известно, что среди погибших оказались Анатолий Фок и Яков Полухин.

Бывший штабс-капитан Марковского артиллерийского дивизиона и «галлиполиец», Яков Тимофеевич Полухин одним из первых прибыл в Испанию. Отважно воевал против республиканских отрядов. В бою под Сарагосой, после того как его ранило в шею, товарищи перенесли командира в часовню, где, оказав тому первую помощь, перевязали. Но это Полухина не спасло. Потеряв при штурме часовни не один десяток человек, республиканцы решили уничтожить её точным огнём артиллерии.

Ту часовню оборонял взвод Анатолия Фока. Русский генерал дрался до последнего и умер как герой. Оказавшись под развалинами в окружении врагов, он продолжал отстреливаться. Когда в пистолете остался единственный патрон, Фок последнюю пулю пустил себе в висок…

Посмертно поручики национальной армии Анатолий Фок и Яков Полухин были награждены высшей боевой наградой Испании – коллективной Лауреадой…

Штабс-капитан Полухин в Испании вёл дневник. Эти записи дают полное представление о том, как русские воевали на испанской земле «по ту сторону» фронта.

Из дневника штабс-капитана Полухина:

«…1 сентября.

Прибыли в деревню Конти: десятка полтора обветшалых крестьянских домов, в центре церквушка, которую выстроили, видимо, ещё во времена царя Гороха. Моросит дождь… Ночевать решили во дворе (в доме очень спёртый воздух). Натянули два куска брезента, прижались друг к другу спинами. Санчес наковырял где-то щепок и развёл огонь. Испанцы без кофе не могут, вот и наш – придвинул к импровизированному очагу свой помятый котелок…

Но выпить кофе Санчесу спокойно не дали. Во двор вошёл капитан Свинцов. Поставил нашему „отделению“ задачу: окопаться на окраине деревни и внимательно следить за возможным подходом красных (так здесь все называют республиканцев и их сторонников)…

4 сентября.

…В роте 53 человека, 34 из них – русские, остальные – испанцы, португальцы и марокканцы (последних пять человек – разведка). Командир – штабс-капитан Владислав Свинцов, несомненно, обстрелянный „воробей“…

7 сентября.

Всё, мы в окружении, в деревне и в ближайших оврагах „заперто“ более двух сотен наших солдат. Нам отдан приказ сдать свои позиции разведке роты (пять марокканцев), а самим занять участок на другом конце деревни, в полуразрушенном – без крыши – каменном сарае.

13 сентября.

…Нашёл Иванова, вернее – его тело. Он бежал вслед за нами, красные выстрелили ему в спину, а потом добили ударом штыка. Иванова и Черемушкина мы с Санчесом похоронили в большой воронке, завалив сверху землёй и битым камнем. Нашли и Дитриха, он подорвал себя второй гранатой, не желая попадать в плен. Наше „отделение“ усилили, придали трёх испанцев.

15 сентября.

Вчера не дописал. Отбивали бесчисленные атаки. К концу дня от нашего „отделения“ осталось двое – я и Санчес. Один из испанцев погиб, двое решили переметнуться к противнику. Одному это удалось, второго застрелил Санчес.

Последнюю атаку отбить не смогли, отступили к центру деревни, опять нас разделяет с противником деревенская улица. Но сил на контратаку уже нет. От роты осталось не более восьмидесяти штыков. Давно не видел Свинцова. Командование взял на себя Анатолий Фок, его все зовут „генерал“.

16 сентября.

Сегодня погиб Санчес. Погиб, отбивая очередную атаку. Я не успел его даже завалить соломой, мы вновь вынуждены отступать. Наша позиция – часовня, сюда мы перенесли всех раненых и сами заняли оборону. Нас осталось тридцать четыре человека.

Часовня окружена со всех сторон, нет воды, очень мало патронов, почти нет гранат. Боюсь, придётся отбиваться штыками…

17 сентября.

Умирают раненые. Помощи уже не ждём. Забыл, когда последний раз ел. Фок обходит оставшихся в живых, стремясь поддержать каждого из бойцов.

Атака началась в три часа дня, в этот раз красные действуют осторожно, передвигаются перебежками, пулемётчики патронов не жалеют. Но противника вновь постигла неудача. Вновь они вынуждены отступить.

18 сентября.

Противник подтягивает танки, которые готовятся вести огонь прямой наводкой…»[65]65
  Там же, с. 265–281.


[Закрыть]

Это последняя запись в дневнике Полухина. Позже на последней странице кто-то по-французски допишет: «Погиб».

* * *

Если иностранные добровольцы в армии Франко служили, как правило, в батальонах Иностранного легиона, то у республиканцев, как уже говорилось, в составе интербригад. Как-то само собой получилось, что русских франкистов скоро стали называть «руссо бланко» – «белые русские», а их идейных противников – «лос рохос» – «красные». Поэтому можно с полным основанием говорить о продолжении русской Гражданской войны на испанской земле.

Но было одно существенное отличие той Гражданской войны и этой. На сей раз в непримиримой схватке участвовали не только бывшие белые и бывшие красные. Зачастую по разные стороны баррикад оказывались вчерашние друзья и соратники из своих же белоэмигрантских рядов.

Понять русских франкистов, продолжавших сражаться за Белую идею, просто. А вот что двигало теми, кто, пойдя на «сделку с дьяволом», переметнулся к вчерашним противникам, ответить сложнее. Хотя цена сделки была одна – возможность вернуться в Россию. Именно это и предлагали большевики через засланных ими агентов. И даже ничуть не веря красным, многие белоэмигранты принимали правила игры: несчастные, они хотели в это верить!

В отличие от русских фалангистов, преимущественно завербованных активистами РОВСа из бывших офицеров Белой армии, в республиканские интербригады шли, в основном, члены так называемого «Союза возвращения на Родину», представлявшего собой этакий конгломерат, созданный французской компартией при содействии советских спецслужб. На удочку «Союза» попадали как измученные эмиграцией бывшие офицеры, так и молодёжь, родившаяся уже за рубежом. Например, в одной из интербригад служил сын известного террориста Бориса Савинкова – Лев Савинков.

И не нужно забывать, что ещё с 1917 года на Западе проживало несколько тысяч наших солдат и офицеров, служивших в русском экспедиционном корпусе во Франции и отказавшихся в своё время возвращаться в охваченную революцией Россию. Кое-кто из них тоже записывался в интербригады. С какой целью, спросите? Да всё с той же – вернуться на родину.

Известно, что на стороне республиканцев воевало как минимум трое русских генералов.

Генерального штаба генерал-майор Павел Дьяконов при Керенском был помощником русского военного атташе в Великобритании. Будучи в эмиграции, в 1922 году он стал одним из руководителей Корпуса Императорской армии и флота (КИАФ); к тому времени генерал уже вовсю сотрудничал с ОГПУ.

После похищения в 1930 году советскими агентами генерала Кутепова Дьяконову пришлось не только отказаться от должности начальника французского округа КИАФ, но и на какое-то время скрыться. Он «вынырнул из ниоткуда» в марте 1937 года в Испании, где в качестве военного корреспондента разъезжал на машине советского посла. Его видели в районе Мадрида и в Арагоне. В том, что Дьяконов являлся платным советским агентом, не сомневался никто, знавший этого человека.

После Гражданской войны в Испании генерал Дьяконов вернулся в Париж, где беззаботно проживал на деньги Лубянки вплоть до оккупации Франции гитлеровцами. Нацисты его арестовали, но быстренько передали Москве. Лубянка встретила своего преданного агента вполне «гостеприимно» – подвалом, допросами и зуботычинами. Говорят, после одной из «задушевных бесед» в глубоком подвале уже немолодой генерал в камеру больше не вернулся…

Генерал-майор Андрей Есимонтовский в годы Первой мировой войны служил офицером Императорской гвардии; Гражданскую войну закончил командиром Гвардейской пехотной дивизии Русской армии Врангеля. Ярый монархист, в эмиграции он проживал в Греции, где был председателем монархического объединения. В Испании врангелевский генерал воевал в интербригадах, дослужившись до звания капитана.

* * *

В ряды республиканцев занесло ещё одного русского генерала – Николая Скоблина.

Генерал-майор Николай Владимирович Скоблин когда-то командовал знаменитыми корниловцами; в парижской эмиграции – один из активистов РОВСа. Как и Дьяконов, к началу тридцатых Скоблин уже тесно сотрудничал с советской разведкой, всеми доступными методами разлагая боевую структуру Русского общевоинского союза. Этого генерала считают главным «иудушкой», за «тридцать сребреников» продавшим большевикам генерала Миллера, погибшего в застенках Лубянки.

Именно Скоблин явился той лакмусовой бумажкой, по которой можно было судить о накале контрразведывательной борьбы на тайном театре военных действий. Впрочем, всё по порядку.

После создания в сентябре 1924 года «Российского общевоинского союза» (РОВС), председателем которого, как и следовало ожидать, был утверждён бывший Главнокомандующий Русской армией генерал Врангель, противостояние между белоэмигрантами и «Советами» заметно обострилось. В ответ на несколько громких терактов, устроенных на территории СССР (неудачные покушения на Бухарина, Крыленко и пр.), в результате тщательно спланированной спецоперации барон Врангель (проживавший на тот момент в Брюсселе) был заражён смертельной болезнью – туберкулёзом. Позже выяснилось, что виновником его смерти мог быть брат генеральского денщика Юдихина. Человек этот прибыл в Антверпен на советском пароходе и, судя по всему, являлся большевистским агентом. Вскоре после случившегося оба брата бесследно исчезли. Через полтора месяца тяжёлой болезни Пётр Николаевич Врангель скончался.

Барона Врангеля на посту председателя РОВСа сменил генерал Александр Петрович Кутепов (1882–1930). Но и его постигла незавидная участь. В воскресенье, 26 января 1930 года, Кутепов вышел из своей квартиры по рю Русселе в Париже и на углу с улицей Удино был схвачен то ли двумя, то ли тремя неизвестными. Они втолкнули Кутепова в автомобиль, усыпили хлороформом и под видом пьяного члена экипажа доставили на советский пароход «Спартак» в Марселе. В пути слабое сердце генерала не выдержало: он умер всего в 100 км от Новороссийска…

Однако имеют место и другие версии этого события. Например, советский разведчик Павел Судоплатов утверждал, что генерал был задержан на одной из улиц Парижа тремя сотрудниками иностранной резидентуры ОГПУ, одетыми в полицейскую форму, под предлогом проверки документов. Вынужденный сесть с ними в автомобиль, генерал оказал физическое сопротивление и скончался от сердечного приступа. Таким образом, если верить Судоплатову, никакой переправки в Советский Союз генерала Кутепова не было.

Зато точно известно другое: всей операцией руководили начальник 1-го отделения ИНО ОГПУ Яков Серебрянский и заместитель начальника контрразведывательного отдела ОГПУ Сергей Пузицкий. И ещё одна важная деталь: в день похищения Кутепов шёл на встречу с кем-то из своих; и этот свой, скорее всего, являлся одним из близких друзей.

Кто этот «свой», стало понятно после похищения преемника Кутепова – генерала Евгения Карловича Миллера (1867–1939), в 1937 году.

Если долго идти на запад – обязательно придёшь на восток, говорил мудрый Конфуций.

Генерал Николай Скоблин в Галлиполийском лагере являлся командиром Корниловского ударного полка. Когда РОВС возглавил Александр Кутепов, стал одним из его ближайших помощников. Осенью 1930 года был завербован бывшим однополчанином, ставшим агентом ОГПУ, неким Петром Ковальским, получив при этом кличку «Фермер». (Его супруга, певица Надежда Плевицкая, станет соответственно «Фермершей».)

Во второй половине тридцатых Скоблин уже чувствовал себя грешником на дьявольской сковородке. Те иудины двести долларов, предложенные вербовщиком как ежемесячный оклад за работу на НКВД[66]66
  ОГПУ при СНК СССР (Объединённое государственное политическое управление при СНК СССР) в июле 1934 года было преобразовано в НКВД СССР (Народный комиссариат внутренних дел СССР). Возглавил новый наркомат Генрих Ягода.


[Закрыть], уже не согревали ни сердце, ни душу. Тем не менее эти деньги, как ему намекали, следовало отрабатывать.

А из России приходили чудовищные вести: огромная когорта «бывших» томилась в тюремных подвалах, счёт расстрелянных шёл на тысячи. В стране разгул «Большого террора». Смятение и среди наших резидентов-разведчиков за рубежом. Зная, что их ожидает на родине, кое-кто возвращаться отказывается. Таких безжалостно ликвидируют. Освобождающиеся места занимают другие – из числа когда-то непримиримых врагов.

С приходом к власти в Германии Гитлера председатель РОВС генерал Евгений Карлович Миллер всё больше склоняется к мысли о необходимости сотрудничества с нацистами. Это подтолкнуло руководство НКВД принять решение убрать Миллера, поставив на его место Скоблина, что существенно изменило бы расстановку сил. Была разработана секретная операция, главная роль в которой отводилась генералу-перебежчику.

22 сентября 1937 года Скоблин предлагает своему шефу встретиться с германскими представителями. Однако Миллер был тёртым калачом и, уходя на встречу, оставил записку: «Сегодня в 12 часов 30 минут у меня назначена встреча с генералом Скоблиным на углу улиц Жасмэ и Раффэ. Он должен взять меня на рандеву с двумя немецкими офицерами. Один из них – военный атташе сопредельного государства Штроман, полковник, другой – герр Вернер, сотрудник здешнего германского посольства. Оба хорошо говорят по-русски. Встреча организована по инициативе Скоблина. Возможно, это ловушка, поэтому я оставляю вам эту записку»[67]67
  В. Кривицкий «Я был агентом Сталина. На секретной службе СССР». М., «Яуза-пресс», 2013 г., с. 245–246. (Далее – сокращённо: В. Кривицкий «Я был агентом Сталина».)


[Закрыть].

Миллер не вернулся.

Один из асов советского Разведупра РККА, «невозвращенец» Вальтер Кривицкий (Самуил Гершевич Гинзберг), вспоминал: «Коллеги Миллера пришли в ту ночь в отель, где проживали Скоблин и его жена. Сначала Скоблин отрицал, что знает что-либо о местонахождении Миллера или о назначенном обеде, предъявляя алиби своей непричастности. Когда ему показали записку Миллера и пригрозили отправить в полицейский участок, Скоблин, воспользовавшись удобным моментом, выскользнул из комнаты и уехал в поджидавшем его автомобиле. Следов Миллера не было найдено. Скоблин тоже исчез»[68]68
  Там же, с. 246.


[Закрыть].

А роль Скоблина в этой трагедии стала очевидна, за ним началась охота.

Руководитель РОВС генерал Миллер повторит судьбу своего предшественника. Как и Кутепов, он будет похищен сотрудниками ИНО ГУГБ НКВД на одной из парижских улиц и усыплён хлороформом. Потом его отвезли на север Франции – в порт Гавр, – откуда на пароходе «Мария Ульянова» доставили в Ленинград, а оттуда – в Москву, на Лубянку. В течение двух лет белый генерал маялся в застенках НКВД (з/к № 110 содержался в тюрьме под именем Иванова Петра Васильевича); в 1939 году Миллера расстреляют.

Из злоумышленников по горячим следам арестовать удалось только Плевицкую. По обвинению в сотрудничестве с НКВД она оказалась в центральной тюрьме французского города Ренн, где в октябре 1940 года скончалась.

А Скоблин, бежав из Франции, появился в Испании, где вместе с засланными из Советского Союза агентами занимался созданием партизанских отрядов и налаживанием диверсионной работы (лично участвовал в диверсиях в Каталонии и Валенсии). Погиб генерал случайно, при бомбардировке Барселоны в 1938 году[69]69
  См.: П.А. Судоплатов «Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля». М., 1996 г., с. 45. (Далее – сокращённо: П. Судоплатов «Разведка и Кремль».)


[Закрыть].

Впрочем, имеется и другая версия гибели Николая Скоблина. Некоторые считают, что «иудушку», заподозрив в двойной игре, ликвидировали сотрудники НКВД Орлов, Серебрянский и Эйтингон.

Вальтер Кривицкий: «…Генерал Скоблин – центральная фигура заговора ОГПУ против Тухачевского и других генералов Красной Армии. Скоблин играл тройную роль в этой трагедии макиавеллиевского масштаба и был главным действующим лицом, работавшим по всем трём направлениям. В качестве секретаря кружка Гучкова он был агентом гестапо. В качестве советника генерала Миллера он был лидером монархистского движения за рубежом. Эти две роли выполнялись им с ведома третьего, главного хозяина – ОГПУ…Удалось выяснить, что Скоблин был непосредственно связан с загадочным похищением в начале 1930 года генерала Кутепова – предшественника генерала Миллера на посту главы Федерации ветеранов царской армии»[70]70
  В. Кривицкий «Я был агентом Сталина». С. 247.


[Закрыть].

Таким образом, если верить советскому резиденту В. Кривицкому, Скоблин работал даже не на две, а на три разведки! Именно поэтому его и ликвидировали.

Зафрахтовав легкомоторный самолёт, направлявшийся в Испанию, Орлов со товарищи убили «двурушника» на борту, а труп сбросили в море. Над правдоподобностью этой версии заставляет задуматься принадлежавшее генералу золотое кольцо, которое после гибели Скоблина странным образом оказалось у резидента-перебежчика ИНО в Испании Александра Орлова.

Курировал операцию по ликвидации Скоблина лично начальник ИНО НКВД[71]71
  Иностранный отдел (ИНО) ВЧК при НКВД РСФСР был организован в декабре 1920 года; с февраля 1922 г. – ИНО ГПУ НКВД РСФСР. С ноября 1923 г. по июль 1934 г. – Иностранный отдел Объединённого государственного политического управления (ИНО ОГПУ) при Совете народных комиссаров (СНК). С 10 июля 1934 г. по июль 1939 г. – в ведении 7-го отдела Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР. С сентября 1939 года – 5 отдел ГУГБ НКВД СССР.


[Закрыть] Абрам Слуцкий, и отправленная в парижскую резидентуру НКВД его шифротелеграмма полностью это подтверждает: «Париж. Шведу и Яше. Лично. Ваш план принимается. Хозяин просит, чтобы всё прошло чисто, а у жены „Тринадцатого“ создалось впечатление, что с ним всё в порядке и он дома»…

«Человек, стоящий на цыпочках, не может долго стоять». Лао Цзе…

* * *

О советских разведчиках, работавших в годы Гражданской войны на Пиренеях, в последнее время сказано и много, и мало. (Можно было написать – о шпионах, но о них говорят, когда речь заходит о противнике.) Много же написано ровно настолько, насколько возможно было предать огласке рассекреченные материалы. И всё-таки – мало; потому что не может быть слишком много информации, когда речь заходит о разведке.

Тем не менее всегда считалось, что наши разведчики занимались в Испании в основном диверсиями (конечно, помимо сбора секретной информации). Так оно и было, тем более что бойцы невидимого фронта действовали как по линии Разведупра, так и НКВД. А если учесть, что у итальянцев были свои шпионы, а от Германии, помимо «птенцов Канариса», шныряли ищейки гестапо, можно представить, какой помойной ямой выглядели Пиренеи в тридцатые годы.

Советские газеты («Правда», «Известия») пестрели горячими сообщениями об очередном подвиге «партизан», пустивших под откос пару-тройку франкистских эшелонов, взорвавших какой-нибудь мост или вражескую казарму, спаливших военный склад. За всем этим просматривалась опытная рука профессиональных разведчиков. Хаджи-Умар Мамсуров, Наум Эйтингон, Илья Старинов («Рудольфо»), Василий Троян – все эти легендарные бойцы «невидимого фронта» прошли «испанскую школу». Хотя, по правде, не Испания стала для этих людей школой, а они сами создали целую «школу» из того опыта, который приобрели в этой стране.

Советская разведка (впрочем, как и германская) внедрилась во все слои испанского общества – от портового торговца рыбой до родственников высокопоставленных чиновников франкистского правительства. Известно, например, что агенты Наума Эйтингона вышли на племянника лидера испанских фалангистов Антонио Примо де Риверы. Эта связь оказалась бесценной, ибо благодаря полученной от этого человека информации на столе руководителей советской разведки всегда лежали самые свежие сведения о поставках в Испанию германских и итальянских войск и техники.

Однако это, как говорится, лишь лицевая сторона медали. Была и оборотная, ещё более засекреченная и, возможно, более значимая для советских руководителей. Дело в том, что, помимо открытого противостояния на полях сражений между националистами и республиканцами, в стане последних шла ожесточённая тайная борьба за власть. И, надо сказать, Советский Союз в разжигании этого скрытого от посторонних глаз противостояния играл не самую последнюю роль.

В отличие от СССР, в Испании не было партийного единоначалия; многопартийность прижилась на Пиренеях ещё задолго до Гражданской войны. К слову, большим авторитетом там пользовались анархисты и марксисты – в частности, левая марксистская партия ПОУМ («Рабочая партия марксистского единства»). Последнюю коммунисты и Коминтерн рассматривали как троцкистскую.

А теперь призадумаемся: 1937–1938 годы, в Советском Союзе свирепствует «Большой террор», за одно обвинение в троцкизме тут же ставят к стенке. А где-то в Испании, негодует Сталин, целая партия троцкистов безнаказанно не только существует, но ещё и строит козни коммунистам!

Сразу заметим, испанские троцкисты не просто «строили козни». Входившая в Народный фронт ПОУМ имела достаточно политического веса для того, чтобы не поддаться ни коммунистам, ни социалистам. Могла ли это терпеть сталинская верхушка, развязавшая в своей стране вакханалию смерти для всех и всякого? Сталину, возомнившему себя вершителем судеб миллионов людей не только в Стране Советов, но и как минимум в Европе, на испанскую междоусобицу, с её кровопролитием и огромными жертвами, было, собственно, наплевать, не окажись там троцкисты. А слово «Троцкий» действовало на Кобу как красное полотнище на разъярённого быка. Тогда-то и началась испанская коррида по-сталински.

«В течение 1938–1939 годов в Испании шла, в сущности, не одна, а две войны, обе не на жизнь, а не смерть, – вспоминал советский разведчик Павел Судоплатов. – В одной войне схлестнулись националистические силы, руководимые Франко… и силы испанских республиканцев… Вторая, совершенно отдельная война шла внутри республиканского лагеря. С одной стороны Сталин в Советском Союзе, а с другой – Троцкий, находившийся в изгнании»[72]72
  П. Судоплатов «Разведка и Кремль». С. 38.


[Закрыть].

Возьму на себя смелость сказать больше: не исключено, что военная помощь республиканцам была всего лишь прикрытием основного действа – тайной войны с троцкизмом, развернувшейся на испанской земле. И всё указывало именно на это.

Начальником Генштаба РККА Егоровым было создано так называемое «Управление особых задач», регулярно засылавшее в Испанию своего рода «мобильные группы» для проведения террористических актов против активных членов ПОУМ. Таким образом, над лидерами ненавистной большевикам партии шла активная расправа.

Вальтер Кривицкий: «…Сталин приказал Ягоде, тогда еще шефу ОГПУ, создать в Испании отделение своего ведомства – советской тайной полиции. Мог ли всесильный Ягода знать, что через пять дней после этого важнейшего поручения он будет снят со своего поста, а через несколько месяцев помещён в одну из камер Лубянки, которыми он так долго заведовал?… Но пока, повинуясь Сталину, Ягода 14 сентября 1936 года созвал чрезвычайное совещание в своём московском штабе на Лубянке. Среди участников были Фриновский, командующий войсками ОГПУ, позже народный комиссар военно-морского флота (его карьера внезапно оборвалась в 1939 году, когда он „исчез“), А. Слуцкий, начальник Иностранного отдела ОГПУ, генерал Урицкий из Генштаба Красной Армии. От Слуцкого, которого я часто встречал в Париже и в других местах, я узнал, что один из ветеранов его службы был послан с задачей организации ОГПУ на территории законного правительства Испании. Им был некто Никольский, он же Швед, он же Лёва, он же Орлов.

Совещание на Лубянке приняло решение подчинить советской тайной полиции всю деятельность Коминтерна в Испании. Решено было, в частности, „координировать“ всю работу Испанской компартии с работой ОГПУ в этой стране. Другим решением совещания было подчинение деятельности всех добровольцев, прибывающих в Испанию из разных стран, тайному полицейскому контролю того же ОГПУ»[73]73
  В. Кривицкий «Я был агентом Сталина». С. 96.


[Закрыть].

* * *

И результаты не замедлили сказаться. Самым громким оказалось убийство одного из лидеров Рабочей партии марксистского единства и бывшего личного секретаря Льва Троцкого Андреу Нина.

Андреу Нин (1892–1937) начинал с журналистики. А где журналистика – там и политика. Он вступил в анархо-синдикалистский профсоюз, контролировавший каталонское рабочее движение, добившись присоединения этой организации к III Интернационалу.

В двадцатые годы Нин, работая в Интернационале, проживал в Москве, где круг его общения включал деловые встречи не только с профсоюзными деятелями, но и с Лениным, Троцким, Бухариным, Зиновьевым, Каменевым. В России он обзавёлся семьёй, женившись на молодой коммунистке Ольге Тареевой; в их семье росло две дочери.

Проблемы испанца начались после того, как он поддержал левую оппозицию во главе с Троцким. Вскоре Нина вместе с семьёй выдворили из Страны Советов.

Но тот не унывал. У себя на родине Нин создал движение Левых коммунистов (испанское подразделение Международной левой оппозиции, возглавляемой Троцким) и, хотя с Троцким их пути разошлись, открыто критиковал сталинизм. Позже сосредоточился на работе в ПОУМ, лидером которой стал после начала военного мятежа. Одновременно Андреу Нин занимал пост министра юстиции в правительстве Каталонии.

С началом массовых репрессий в Советском Союзе Нин яростно клеймил «сталинскую клику», выражая свою солидарность с большевистской «старой гвардией», в ту пору истекавшей кровью. Это не могло остаться безнаказанным.