Текст книги "Здесь был Рим. Современные прогулки по древнему городу"

Микеланджело и Новый Капитолий

С западной стороны, от Виа дель Театро Марчелло, к Капитолийской площади (Пьяцца дель Кампидольо) поднимается необычная лестница: ступени ее очень широкие и невысокие, чтобы по ней могли передвигаться не только люди, но и повозки, запряженные лошадьми или мулами. Сейчас это, конечно, не очень актуально, зато на ней можно снять убедительную сцену автомобильной погони для какого-нибудь голливудского боевика. Такая лестница называется кордоната.

На верхней площадке Кордонаты, когда Капитолийская площадь открывается перед вами во всей красе, стоят статуи близнецов Кастора и Поллукса (мы с ними уже встречались во время прогулки по Форуму), и рядом с каждым – тяжелое вооружение, которое к братьям не относится, а называется «трофеи Мария». Вопреки названию, эти скульптурные щиты и мечи относятся не к временам полководца Мария (ii – i в. до н. э.), а к правлению императора Домициана (конец i в. н. э.). Папа Сикст V, велевший городским чиновникам установить трофеи, просто что-то слышал про то, как Юлий Цезарь восстановил на прежнем месте трофеи Мария, убранные с глаз долой политическими противниками. Между прочим, имена чиновников, выполнивших папское веление в конце xvi века, благодаря особенностям латинского синтаксиса вытеснены на «изнаночную» сторону щитов – зато с имени Сикста V надпись гордо начинается.

Квиринал

Капитолийские Диоскуры – не единственные и даже не самые знаменитые близнецы-конеборцы в Риме. Еще одна пара стоит на самом северном холме, Квиринале. Это позднеантичные римские копии греческих оригиналов, но в средние века многие верили шутливым надписям на постаментах (Opus Fidiae и Opus Praxitelis), которые приписали изображения юношей с конями величайшим скульпторам классической Греции – Фидию и Праксителю. В конце xvi века статуи отреставрировали и сделали частью нового фонтана работы Доменико Фонтаны, а между ними возвели обелиск, найденный возле Мавзолея Августа. Скульпторы и заказчики разных эпох часто использовали мотив укрощения как аллегорию подчинения дикой природы или необузданной стихии силам разума и порядка. Среди самых известных скульптурных групп этой тематики – четыре композиции на Аничковом мосту в Петербурге, а также две статуи над воротами королевского дворца в Неаполе работы того же автора (барона Петра Карловича Клодта) – дар Николая I королю Обеих Сицилий Фердинанду II. Легенда утверждала, что Квиринал был заселен сабинскими племенами и что здесь находилась резиденция царя Тита Татия, соправителя Ромула. Сегодня Квиринал тоже является одним из центров государственной власти: в Квиринальском дворце живет президент Итальянской Республики. Квиринал богат барочными памятниками, которые выстроили там, соревнуясь друг с другом, местные аристократические семьи.

Квиринальский обелиск. Гравюра Доменико Амичи, 1838 г.

Капитолийская площадь. Гравюра xix века.

Сама площадь вымощена темно-серым и светлым камнем; их сочетание создает необычный узор, который виден с верхних этажей музеев и на спутниковых снимках. В самом центре узора – двенадцатиконечная звезда, в центре звезды – бронзовая конная статуя: бородатый мужчина с довольно постным лицом протягивает в жесте благословения правую руку, лошадь поднимает правую ногу.

Всю эту красоту, включая три великолепных дворца, придумал Микеланджело в середине xvi века. Правда, строительство продолжалось довольно долго, и площадь в ее нынешнем состоянии архитектор не увидел (а если бы увидел – расстроился: его замысел был воплощен со значительными искажениями). Многие решения, испробованные на Капитолийском холме, были весьма эффектны – не только Кордоната, но и так называемый «гигантский ордер» дворцов, когда колонны охватывают не один ярус здания, а два и больше. Постамент для статуи Марка Аврелия тоже спроектировал Микеланджело. Римские экскурсоводы шутят: если не помнишь, кто построил здание, говори «Микеланджело», и в половине случаев не ошибешься.

От античности до наших дней дошло очень мало бронзовых статуй: металл во многие эпохи ценился дороже, чем отлитые из него произведения искусства. А конная статуя дохристианских времен и вовсе сохранилась всего одна – как раз та, которую можно увидеть на Капитолии. (Впрочем, это не совсем точно: настоящая статуя стоит в тепличных условиях в одном из залов Капитолийских музеев, а на площади ее место с 1997 года занимает тщательно сделанная копия. В 1979 году на площади произошел теракт: правые радикалы взорвали бомбу возле мэрии, которую в тот момент возглавлял политик-коммунист. Статуя не пострадала, а Палаццо Сенаторио пришлось подкрашивать.) Статуя не пошла на переплавку оттого, что в средние века ее считали изображением императора Константина, первого христианского правителя Города и империи. Микеланджело перенес ее на Капитолий с площади перед церковью Св. Иоанна Латеранского, а где она стояла еще раньше – неизвестно; может быть, даже на Форуме. Возможно, когда-то скульптура была покрыта тонким слоем золота; римская легенда утверждает, что в Судный день золотое покрытие чудесным образом восстановится.

Обратите внимание, что император-философ сидит на лошади без стремян. Это потому что стремена изобрели гораздо позже: у древних греков и римлян их не было.

Глава шестая
Колизей, или Кровь и песок

Рим=Колизей. – Первая первая леди императорского Рима. – Миноги-людоеды. – Где Овидий советовал знакомиться с девушками. – Неприличный рельеф на стене монастыря. – Что такое церковный «титул». – Лары: квартальные боги. – Арка неудачливого императора. – Фонтан нимф. – Меценат, политтехнолог Августа. – Был ли Нерон блондином? – Греческие увлечения Нерона: искусство и спорт. – Великий пожар Рима и христианский след. – «Рим превратился в дворец!» – Рафаэль, Екатерина II и гротеск. – Гибель Нерона. – Разрисованный город. – Семь залов, они же девять цистерн. – Потерянные руки Лаокоона. – Святой Климент, крымский чудотворец. – Славянский след в церкви Святого Климента. – Гладиаторская школа. – Почему потеют фонтаны. – Самая большая статуя Рима. – Что должно пасть, чтобы пал Рим? – Конструктор «Собери сам» и Арка Константина. – Война, религия, охота и другие римские развлечения в рельефах. – Божественное вдохновение Константина: точка невозврата античной истории. – Стены Колизея. – Устраивались ли в Колизее морские сражения? – Гладиаторы: секс-символы Рима. – Цицерон и пантеры. – Кто приходил в амфитеатр. – Колизей и христиане. – Неудачное колдовство Бенвенуто Челлини. – «Римские каникулы» или «Потеха римской черни»? – Флора Колизея.

Наберите в поисковой строке слово «Рим» по-русски или по-английски (но не по-итальянски, потому что Roma – это не только Рим, но и официальное название цыганского народа) и задайте поиск картинок. Примерно четверть из них будет изображать Колизей в том или ином виде. Около моего подъезда висит реклама строительной компании «Рим» – на ней нарисован стилизованный Колизей. На логотипе известной программы для записи компакт-дисков Nero Burning ROM изображен горящий Колизей, хотя с исторической точки зрения это полнейшая путаница (об этом – позже). С обложками исторических книг и путеводителей ситуация примерно такая же. Колизей – единственный архитектурный памятник Европы, вошедший в список «новых семи чудес света».

В общем, массовая культура давно поставила знак равенства между Колизеем и Римом. И в этом нет ничего удивительного. Но прежде чем мы приступим вплотную к истории и легендам знаменитого амфитеатра, пройдемся по окрестностям – они тоже хранят немало преданий.

Тот кусок древнего Рима, который нам предстоит обойти в этой главе, в археологических путеводителях называется «долина Колизея и Эсквилинский холм». По форме это неправильный четырехугольник. Площадь Колизея, безусловно, представляет собой смысловой центр этой зоны, но геометрически находится в ее нижнем левом углу (если смотреть на карту). Длинные стороны четырехугольника образуют Виа Кавур (и продолжающая ее Виа Джованни Ланца) сверху, Виа Лабикана снизу, а в верхнем правом углу расположилась площадь Виктора Эммануила II. В центре четырехугольника большая часть пространства занята парком Колле Оппио.

«Новые семь чудес света» – проект, благодаря которому в ходе самого массового в истории всемирного волеизъявления при помощи SMS, телефона и интернета были выбраны семь ныне существующих архитектурных памятников взамен семи чудес древнего мира (из которых до наших дней дожили только египетские пирамиды, вошедшие в новый список на правах «почетного гостя»). Результаты голосования были объявлены в июле 2007 года в Лиссабоне. Новыми чудесами стали: Великая Китайская стена, комплекс Мачу-Пикчу в Перу, каменный город Петра в Иордании, мавзолей Тадж-Махал в Индии, статуя Христа-Искупителя в Рио-де-Жанейро, пирамиды Чичен-Ицы в Мексике и Колизей.

I. Сады мецената

Первая достопримечательность, которая окажется на нашем пути, если мы будем двигаться вдоль русла древнеримской улицы под названием Субурский спуск (Clivus Suburanus, нынешняя Виа ин Сельчи), к сожалению, полностью виртуальная: от нее не осталось решительно ничего. Это Портик Ливии, жены императора Августа, построенный в последние годы i века до н. э.

В Риме портик был не просто крытой колоннадой для приятных прогулок. Там назначали встречи, беседовали о высоком, вели дела, просто прохаживались – в общем, подобно базилике, портик был предназначен для разных общественно полезных дел. Колоннады обеспечивали укрытие от непогоды и палящего солнца. Не будем забывать, что почти вся рабочая деятельность римлян происходила вне дома, и защита от зноя, особенно летом, считалась делом государственной важности.

У места, на котором стоял портик, была предыстория. До того там располагалось имение Ведия Поллиона (в те времена – окраина города, места почти дачные). Поллион был нуворишем, человеком темного происхождения, чуть ли не из вольноотпущенников, но при этом – близким соратником Августа. Август назначал его на важные должности, даже губернатором провинции Азии – неслыханная честь для человека без роду-племени. Поллион, как полагалось прилежному царедворцу, завещал императору большую часть своего имущества. Виллу в Кампании Август себе оставил, а вот городское имение снес, чтобы расчистить место для нового портика.

Ливия Друзилла происходила из знатной патрицианской семьи; и ее отец, и первый муж сражались против Августа (здесь и далее титул «Август» употребляется для простоты: он вошел в употребление несколько позже) – сначала на стороне Брута и республиканцев, потом на стороне Антония. Когда победивший Август объявил амнистию, Ливия вместе с мужем вернулась из изгнания в Рим. Как только Август с ней познакомился, он немедленно захотел связать с ней свою судьбу, развелся с тогдашней женой и убедил или заставил мужа Ливии дать ей развод. Пренебергши приличиями, Август и Ливия поженились сразу после своих разводов, причем «выдавал» Ливию замуж ее собственный бывший супруг. Хотя и современники, и историки склонны считать этот союз браком по расчету, Август и Ливия прожили вместе больше пятидесяти лет и считались идеальной парой. Общих детей у них не было. Ливия еще при жизни Августа приложила все усилия, чтобы власть над Римом перешла к ее потомкам от первого брака. Это ей удалось. Четыре следующих императора: Тиберий, Калигула, Клавдий и Нерон – были ее сыном, правнуком, внуком и праправнуком соответственно.

Античные авторы в один голос рассказывают про Ведия Поллиона одну и ту же жутковатую историю. Этот богатый выскочка, говорят они, с особой жестокостью обращался с рабами. В имении у него был пруд, в пруду водились миноги. Неугодных рабов Поллион бросал в пруд на съедение этим кровососущим прожорливым рыбам. Однажды, когда у него гостил сам Август, прислуживавший за обедом раб разбил стеклянный кубок (стекло было редкостью и ценилось очень высоко). Поллион тут же приказал бросить неуклюжего раба к миногам. Август пытался заступиться, но хозяин упорствовал. Тогда Август попросил принести всю ценную посуду, какая есть в доме, и демонстративно ее перебил на глазах у растерявшейся публики. Поллиону было неловко подвергать человека казни за тот же проступок, который только что в особо крупных масштабах повторил император, и он нехотя простил раба.

История, конечно, вполне фантастическая; ее настойчивое повторение в разных источниках свидетельствует не столько о ее правдивости, сколько о статусе «городской легенды». Между прочим, Плиний Старший, относившийся к Августу прохладно, рассказ о его милосердии опускает, а Тертуллиан, упражняясь в христианской риторике, добавляет леденящие душу подробности: Поллион-де не только бросал рабов в пруд, но специально откармливал миног человечиной, чтобы потом, лакомясь рыбой, предаваться вторичному каннибализму.

В Средиземноморье и на Балтике минога до сих пор считается деликатесом. И есть еще одно странное сближенье, по которому миногам самое место в главе про Колизей: если на что и похож вид римского амфитеатра сверху, так это на разинутый рот миноги.

С биологической номенклатурой у древних авторов все довольно непросто. Существенная часть дошедшего до нас с древнеримских времен латинского лексикона состоит из названий животных, растений и минералов, которые встречаются по одному разу в монументальном труде Плиния Старшего «Естественная история» и надежному отождествлению не поддаются. Есть вероятность, что миноги, которым Поллион скармливал провинившихся рабов, – это не миноги, а мурены.

Хотя от Портика Ливии не сохранилось даже развалин, он запечатлен на Капитолийском мраморном плане (Forma Urbis Romae), о котором шла речь в главе про императорские форумы. Там видно, что портик был обнесен стеной, что основной вход в него располагался с северной стороны, где ступеньками поднимался наверх когда-то шумный и многолюдный Субурский спуск. Теперь основную транспортную функцию перетянула на себя Виа Джованни Ланца, а повторяющая траекторию Субурского спуска Виа ин Сельчи, наоборот, стала оазисом сонного покоя в центре города. В центре портика стояло какое-то архитектурное сооружение – возможно, фонтан или алтарь.

Постройка общественно полезного портика на месте дома жестокого богача – идеологически выверенный ход, один из тех, на которые Август был большой мастер. В поэме «Фасты» Овидий так описывает этот благородный поступок:

 
Знай тем не менее, век грядущий, что именно там, где
Ливии портик стоит, высился раньше дворец.
Граду подобен был этот дворец, занимая пространство
Большее, чем у иных есть на земле городов.
Срыт был он вровень с землей, но не потому, что казался
Царским; нет, роскошь его нравам опасна была.
Цезарь готов ведь всегда низвергать такие громады,
Хоть и себя самого этим наследства лишив.
Так он нравы блюдет, ибо лучшего нету примера,
Чем исполнять самому то, что предложено всем.[29]29
  Пер. Ф. А. Петровского.


[Закрыть]
 

В поэзии Овидия этот архитектурный комплекс встречается дважды. Второе упоминание, в поэме «Наука любви», – весьма бестактное. Овидий более подробно описывает живописное убранство портика:

 
Не обойди колоннад, мановением Ливии вставших,
Где привлекают глаза краски старинных картин, –
Там пятьдесят Данаид готовят погибель на братьев,
И с обнаженным мечом грозный над ними отец.[30]30
  Пер. М. Л. Гаспарова.


[Закрыть]
 

Но кому дается этот совет – нам, любознательным туристам? Увы, вовсе нет – молодому повесе, который ищет, где бы найти подружку: «Так и ты, искатель любви, сначала дознайся, / Где у тебя на пути больше девичьих добыч». Августу, который, конечно, предназначал строительство портика для пропаганды семейных ценностей, такое его использование вряд ли могло прийтись по нраву. Может быть, именно из-за этих строк император и отправил Овидия в ссылку к безрадостным студеным берегам Черного моря?

Незадолго до того, как узкая Виа ин Сельчи вольется в Пьяцца ди Сан-Мартино-аи-Монти, по правую руку окажется здание темно-бурого кирпича. Присмотритесь к нему внимательнее: вы заметите, что, кроме нынешних небольших окон и замурованной двери, на его фасаде когда-то были окна существенно больше, а внизу – широкие арки для прохода, ныне плотно заложенные кирпичом. Самая нижняя часть здания, где никаких следов арок уже нет, облицована в xvii веке, но фасад в целом остался от позднеримского здания – вероятно, большого аристократического дома эпохи упадка (iv – v веков н. э.), когда на Эсквилине охотно селились богачи. Трудно поверить, что можно жить в доме, возраст которого исчисляется тысячелетиями, – и тем не менее это здание используется по прямому назначению до сих пор. Оно принадлежит монастырю при церкви Святой Луции, и тамошние монахини серьезно относятся к своему праву на неприкосновенность жилища, поэтому древнеримские подземелья их владений до сих пор толком не обследованы. Но одну пикантную и совсем не благочестивую деталь, если присмотреться, можно обнаружить прямо на стене. В нижнем ярусе дома, как мы уже сказали, облицованном не так давно, от античных времен сохранились фрагменты четырех травертиновых пилястров. На втором справа видна полустертая человеческая фигурка. Это не какой-нибудь ангел, а Приап, божество плодородия, характерный признак которого – огромный детородный орган. Изображения Приапа чаще всего размещались на вывесках лавок, возле парков и садов, близ перекрестков; Приап на Виа ин Сельчи отвечает всем этим требованиям.

Выйдя на площадь, мы увидим средневековую (сильно отреставрированную) башню, известную как «башня Капоччи». С противоположной стороны улицы, зажатая современными зданиями, на нее смотрит башня-близнец. В глубине площади стоит приземистое строение из древнего кирпича, в котором не сразу можно опознать церковь. Это потому, что она повернута к площади задом. Чтобы посмотреть на барочный фасад, нужно пройти по крошечному переулку Виа Эквицио слева.

Сан-Мартино-аи-Монти – одна из старейших римских церквей. Первое христианское святилище на этом месте было построено папой Симмахом в v веке н. э., а до этого папа Сильвестр служил там в домовом храме. Нынешняя постройка тоже очень древняя, ix века. Внутри и при взгляде на фасад это не очень заметно: реконструкция xvii века сделала свое дело. Но общая планировка и часть внешних стен сохранились; это хорошо видно с площади. Двадцать четыре колонны в нефе – тоже древние; вероятно, еще из церкви v века. В сакристии хранится серебряная лампа, принадлежавшая святому Сильвестру.

Сан-Мартино-аи-Монти. Гравюра Джузеппе Вази, xviii век.

Подземный уровень Сан-Мартино – это древнеримский дом конца ii – начала iii века н. э. Он расположен не строго под зданием церкви, а к западу от нее, но туда теоретически можно попасть через церковную крипту. Предание утверждает, что это дом богатого римлянина Эквиция, который, будучи христианином, предоставил свое жилище для собраний христианской общины (в его честь боковой переулок и назван Виа Эквицио). Такая домовая церковь называется в католическом обиходе titulus.

Изначально «титул» – это просто табличка с надписью. В Древнем Риме такими табличками обозначались частные дома, отсюда и перенос значения на место для встречи с единоверцами. Евангельские рассказы и археологические данные указывают на то, что в раннехристианские времена эти помещения не были предназначены исключительно для религиозного использования (единственная домовая церковь, которая использовалась только или в основном как церковь, была найдена в римском военном городке Дура-Европос на территории нынешней Сирии). «Дом Эквиция» вообще по строению и обширности помещений больше похож на амбар или зернохранилище, чем на жилое помещение, – что, впрочем, не противоречит его употреблению для христианских собраний и таинств.

Церковь Сан-Мартино-аи-Монти названа в честь святого Мартина Турского – одного из пяти небесных покровителей Франции. Этот солдатский святой особо известен тем, что, будучи еще юным легионером-язычником, отдал половину своего плаща нищему – после чего ему во сне явился Христос и похвалил за милосердие.

У каждой римской титулярной церкви есть свой почетный покровитель в ранге кардинала. Когда-то эта честь предоставлялась выходцам из видных семей коренных римлян. Сейчас кардинал-титуляр может находиться сколь угодно далеко от своей титулярной церкви. Так, до недавнего времени покровителем Сан-Мартино-аи-Монти был кардинал Арман Разафиндратандра, архиепископ Мадагаскара.

Считается, что в доме Эквиция, в присутствии императора Константина, объявили результаты Первого Никейского собора – самого первого в истории Вселенского собора, на котором были предприняты попытки собрать христиан всего мира и договориться о едином понимании догматов и обрядов. Успех был неполным и кратковременным: еретики-ариане, на тот момент основная оппозиционная сила внутри церкви, хоть и потерпели временное поражение, но окончательно сдаваться не собирались. Тем не менее их еретические книги были торжественно сожжены, так что Сан-Мартино может считаться тем местом, где впервые был применен этот – впоследствии весьма популярный – метод борьбы с инакомыслием.