Текст книги "Лётная книжка лётчика-истребителя ПВО"

На следующий день командир полка подвел и горький итог 1941 года: «В боях за Социалистическую Родину, верные воинской присяге, проявив мужество и героизм, не вернулись с боевого задания», – и далее фамилии восьмерых летчиков полка. Завершает этот мартиролог приказ командира: «Выше перечисленный состав из списков части исключить и выслать семьям документы о предоставлении пенсий». В этом приказе не был упомянут Александр Потапов, поиски которого продолжались. А через день с боевого задания не вернулся заместитель командира эскадрильи Захар Дурнайкин. Имена этих летчиков, из числа самых опытных в полку, должны были стать первыми в новом списке погибших.

Тем не менее характерные боевые эпизоды накануне и в день гибели Захара вновь свидетельствовали о завоевании превосходства над немцами в воздухе под Москвой. Так, 14 декабря Букварёв и Тараканчиков вдвоем атаковали четверку Ме-109 у озера Трестьянское, а Платов и Байков – еще одну четверку «мессесров» около Кубинки. На следующий день семерка истребителей в составе Мирошниченко, Платова, Коробова, Бубнова, Тараканчикова, Букварёва и Байкова в районе Тучково встретилась с семеркой Ме-109. И в каждом из этих случаев немцы уклонялись от боя и спешили уйти на запад. Особенно торопилась семерка «мессеров», которая уходила, как говорят летчики, «с прижимом», то есть разгоняясь на пологом пикировании.

И все-таки в эти два дня список побед полка был пополнен. В районе Одинцово, у села Каринского, Константин Букварёв «срезал» Ме-109, а на следующий день он в паре с Николаем Тараканчиковым в том же районе, у поселка Часцы, сбил Ю-88. Через три дня на свой боевой счет Николай записал еще один сбитый в составе звена Ю-88, а Константин – Ме-110, в паре.

Ясные, морозные дни начала месяца сменились оттепелью и ухудшением погоды. Тем не менее в декабре у Георгия Урвачёва 22 боевых вылета, в том числе в практически нелетную погоду. В один из таких дней, после его взлета в составе звена, аэродром был закрыт опустившейся почти до земли облачностью, дымкой и снегопадом. Однако вернувшиеся из боевого вылета летчики смогли приземлиться, что отметил командир полка в приказе: «За отличное выполнение посадки на свой аэродром при сложных метеоусловиях после выполнения боевого задания объявляю благодарность лейтенанту Бубнову М.Н., младшим лейтенантам Урвачёву Г.Н. и Коробову В.Ф.».

В эти же дни вдруг пришло письмо от их командира Андрея Шокуна, которого месяц назад, после того, как в разведке он был сбит зенитным огнем, уже помянули и исключили из списков полка. Оказалось, Шокун в том вылете не погиб, а был ранен, во время падения горящего самолета выброшен из его кабины, потерял сознание, попал в плен и освобожден в ходе наступления Красной армии под Москвой. Андрей писал, что находится в войсковом лазарете на излечении от ожогов и ранений.

На одной из сохранившихся у Георгия Урвачёва фронтовых фотографий – человек в гимнастерке с капитанскими «шпалами» на петлицах и орденом Красного Знамени на груди. На обороте чернилами написано: «Андрей Шокун. Погиб 26/ХI-41». Последние слова зачеркнуты красным карандашом и надпись: «Внуково. Воскрес 12.ХII-41 г.». А командир полка тогда приказал: «Капитана Шокуна А.Н. считать прибывшим <…> из эвакогоспиталя, по состоянию здоровья направляется в госпиталь 6-го АК ст. Томилино».

После ранения и плена Шокуна особисты потребовали отстранить его от летной работы и уволить. Однако заместитель командира 6-го иак полковник Стефановский, наоборот, повысил его в должности и назначил штурманом-заместителем командира 34-го полка. Впоследствии он вспоминал: «На такое своеволие кое-где посмотрели косо. Но мы с командиром авиакорпуса настояли на своем».

Глава IV
Прикрывая наступающие войска

Прикрытие войск и штурмовки, которые не засчитываются

В начале 1942 г. Урвачёв, как и все летчики 34-го полка, участвовал в авиационном обеспечении наступления войск Западного фронта, выполняя до 3–4 боевых вылетов в день на их прикрытие от ударов немецкой авиации, а 3 января он вылетел для разведки обстановки на дорогах в районе Юхнова.

В этот период у Николая Тараканчикова при возвращении после выполнения боевого задания, в пяти километрах от аэродрома из-за поломки остановился мотор самолета. Но он смог благополучно приземлиться, не выпуская шасси, на случившейся внизу поляне. Это летное происшествие заслужило внимание потому, что за полгода до этого, также в пяти километрах от аэродрома, но после взлета, на его самолете случилось то же самое. Однако тогда поляны рядом не оказалось, самолет упал в лес, и Николай оказался в госпитале.

А в конце января звено Тараканчикова, Николая Мирошниченко и Виктора Коробова открыло боевой счет полка в наступившем году, сбив Хе-111 в районе деревень Гусево и Пирово на севере Калужской области, в 20–30 км от границы с Московской областью, где в эти дни развернулись воздушные бои. Это было связано с тем, что немецкая авиация попыталась массированными налетами воспрепятствовать наступлению советских войск. При отражении одного из этих налетов Георгий Урвачёв на высоте 4000 м атаковал «юнкерса» «в лоб», затем из задней полусферы – «в хвост», но противник смог уйти:

«3.02.42. МиГ-3. Прикрытие войск, 1 полет, 1 час 05 минут. Воздушный бой с Ю-88».

* * *

Однако у его друзей в тот день были более результативные бои в 80—100 км к западу от Калуги. Тараканчиков в районе деревни Дубровки сбил Хе-111, Байков в паре с Сельдяковым у Юхнова – Ю-88, а затем в составе пятерки истребителей с Платовым, Коробовым, Ерёменко и Бубновым – «хейнкеля» в районе деревни Большое Устье.

Через день, прикрывая свои войска, Байков вместе с Коробовым северо-западнее станции Угрюмово сбил Ме-110 из ночной истребительной группы NJG.4, входившей в состав тяжелой истребительной эскадры ZG26 «Хорст Вессель». Пилот и стрелок «мессера», унтер-офицеры Гизенбокк и Наудит погибли. Впоследствии летчикам полка неоднократно пришлось встречаться с «мессерами» из этой эскадры, воевавшей в небе Польши, Норвегии, Франции, Англии, Балкан, Крита и укомплектованной опытными экипажами.

После этого Байков дрался с парой Ме-109, Коробов и Федосеев – с двумя Хе-111, а Мирошниченко, Букварёв, Тараканчиков и Киселёв – с группами Хе-111 и Ю-88. Назавтра Сергей Байков продолжил свою «победную серию» и записал на свой счет «хейнкеля», сбитого северо-западнее Юхнова.

Затем погода испортилась, и авиация полторы недели оставалась на аэродромах. Но едва развиднелось, снова последовали непрерывные вылеты на патрулирование, перехват самолетов противника, прикрытие войск и ожесточенные бои. В этих вылетах лейтенант Урвачёв вместе со старшим лейтенантом Сельдяковым участвовали как ведомые летчики капитана Найденко, одного из самых опытных пилотов полка. Он еще в 1939 г. в Китае, в районе города Ланьчжоу на реке Хуанхэ участвовал в воздушных боях, после которых на его боевой счет были записаны 15 групповых побед над японскими бомбардировщиками.

После того, как погода наладилась, полк продолжил выполнение одной из основных своих боевых задач в тот период – прикрытие войск 39-й армиии, ведущей наступление к западу от Ржева в составе Калининского фронта. С этой целью вылетело и вступило в бой с немецкими бомбардировщиками звено Михаила Найденко, Юрия Сельдякова и Георгия Урвачёва, в летной книжке которого повилась новая запись:

«19.02.42. МиГ-3. Патрулирование, 1 полет, 1 час. В составе звена в районе Батюшково сбил самолет противника типа Ю-88».

Еще один «юнкерс» сбило рядом с Москвой, у Курьяново, звено в составе Сергея Платова, Николая Тараканчикова и Ивана Елисеева.

Несколько дней спустя, северо-западнее Москвы под Солнечногорском, Виктор Киселёв, Константин Букварёв и Николай Ерёменко провели трудный бой с шестеркой Ме-110 и парой Ме-109. Эта пара завязала бой с Ерёменко, а 110-е атаковали в лоб Киселёва и Букварёва, которые на дистанции 800 м встретили их огнем. Немцы дрогнули, стали отворачивать в сторону, но ведущий шестерки кувыркаясь пошел к земле. Остальные поспешили развернуться на запад. Впоследствии было установлено, что Ме-110 были из эскадры «Хорст Вессель», а в сбитом «мессере» погибли пилот фельдфебель Бергманн и стрелок унтер-офицер Людекке.

В тот же день Киселёв расстрелял Хе-111 в районе села Погорелое Городище Калининской области.

Через два дня после этого Виктор Киселёв, вернувшись из боевого вылета, на своем МиГе столкнулся на аэродроме с самолетом «Дуглас» летчика особой группы ГВФ Бибикова. Командир полка капитан Александров объявил обоих летчиков виновными в нарушении Наставления по производству полетов, но тем не менее напомнил командиру этой особой группы, что по приказу командования самолеты-перехватчики ПВО имеют преимущество в передвижении по аэродрому.

Однако МиГ после столкновения требовал ремонта и замены мотора. Поэтому Киселёву – восемь суток домашнего ареста с удержанием 50 % зарплаты за каждые сутки. Это взыскание выглядит странным после побед, одержанных «виновником» происшествия накануне. Но и то верно, что война войной, а за ущерб казенному имуществу надо отвечать, тем более, что выплату за сбитые самолеты летчик тоже получил.

Впрочем, Виктор Киселёв, наверное, «попал под раздачу» в связи с появившимся незадолго до этого постановлением ГКО и приказом Наркомата обороны по вопросам сохранения и учета государственного имущества. А в день его столкновения со злосчастным «дугласом» в эскадрильях как раз шли партийные собрания по этому вопросу.

На собрании в 3-й эскадрилье Николай Мирошниченко в своем выступлении решительно взял быка за рога: «У нас в блиндаже сгорели унты у летчика комсомольца Урвачёва. За это его надо привлечь к строгой ответственности и удержать их стоимость в трехкратном размере». Далее Николай ударил не в бровь, а в глаз: «Мотор М-32 стоит уже два месяца в ангаре и чей он до сих пор неизвестно, а также разбросано четыре ящика с бомбами ФАБ-25, тоже неизвестно кому принадлежащими».

Комиссар полка в донесении политотделу корпуса о выполнении решений ГКО, Наркомата обороны и о прошедших в связи с этим партийных собраниях доложил, что авиабомбы собраны и сданы на склад боеприпасов, а мотор взят на учет и будет отослан на завод. Донесение он закончил уверением: «Сейчас идет подготовка комсомольских собраний по этим вопросам». Видно, что у партийных органов было полно забот, но и воевать тоже кто-то должен. Поэтому на следующий день лишившийся унтов комсомолец Урвачёв вместе с Михаилом Найденко атаковал «мессера» в 60 км к северо-востоку от Калуги у Малоярославца:

«23.02.42. МиГ-3. Прикрытие войск, 1 полет, 1 час 05 минут. В паре в районе Некрасово сбил Ме-110».

Спустя четыре дня, вновь не далее 60 км к северу от Калуги Найденко, Тараканчиков, Платов и Урвачёв преградили путь «хейнкелям», которые пыталась бомбить наши войска:

«28.02.42. МиГ-3. Прикрытие войск, 1 полет, 1 час 07 минут. В районе Б.Устье – Русиново в групповом сбил самолет противника типа Хе-111».

Еще одного «хейнкеля» сбил Сергей Байков в районе деревни Вязище.

Всего в феврале летчики полка в воздушных боях сбили 12 самолетов противника, а сами потерь не имели. Это – превосходство в воздухе, о котором уже говорилось. В приказе к 24-й годовщине Красной армии командир полка отметил: «От твердой руки наших летчиков <…> не один стервятник нашел себе бесславную смерть на подступах к нашей любимой столице», – и объявил благодарность капитану Найденко, старшему лейтенанту Сельдякову, лейтенантам Байкову, Коробову, Платову, Тараканчикову и Урвачёву.

А через неделю в приказе о подведении итогов за месяц содержался список из девяти летчиков с указанием причитающихся им сумм от 200 рублей Платову, Ерёменко и Тараканчикову, до 1200 рублей Байкову, а Урвачёву – 650 рублей за достигнутые успехи по уничтожению самолетов противника. Кроме того, пятерым из этих летчиков, включая Урвачёва, по 5000 рублей за 100 боевых вылетов и как не имеющим летных происшествий.

* * *

За первые два месяца 1942 г. лейтенант Урвачёв 48 раз вылетал на прикрытие войск и, как следует из его записок, выполняя такие задания, летчики неизменно руководствовались правилом: «Если не вел боя с самолетами противника, прикрывая свои войска на линии фронта, – штурмуй противника». То есть, не встретив за время патрулирования немецкую авиацию, перед возвращением «домой» летчики наносили штурмовые удары по наземным целям. Однако в летной книжке эти вылеты записывались в соответствии с заданием: «Прикрытие войск», – а не «штурмовые действия».

Вместе с тем упоминавшимся приказом «О порядке награждения летного состава ВВС Красной армии <…>» было предусмотрено, что за 5 вылетов на штурмовые действия летчик-истребитель получал денежную награду, а за 15 и 25, кроме того, представлялся к государственным наградам, за 40 вылетов – к званию Героя Советского Союза. Тем самым учитывалось, что штурмовки очень опасны для истребителей, которые не защищены даже от огня стрелкового оружия с земли. Но летчикам, видимо, и в голову не приходило требовать записей в летной книжке в расчете на премии и награды.

Это же отмечал генерал-лейтенант авиации В.В. Рыбалко, бывший летчик 122-го иап, воевавшего на самолетах МиГ-3 в составе Западного фронта: «Нам штурмовки <…> не засчитывали, поскольку это <…> была не основная наша работа. По количеству выполненных вылетов на штурмовку войск многие истребители, будь они штурмовиками, должны были получить одну, а то и две «Звезды» (медаль «Золотая Звезда» Героя Советского Союза. – В.У.)». Кстати, во время одной из таких штурмовок, которые «не засчитывали», в ноябре 1941 г. младший лейтенант Виталий Рыбалко был сбит.

Подтверждением его слов может служить боевая судьба Василия Матакова, который в августе – октябре 1941 г. был летчиком 28-го иап 4-й смешанной авиадивизии, основной задачей которой были штурмовые удары по противнику. Летчики 28-го полка на истребителях МиГ-3 не только сопровождали штурмовиков из других полков этой дивизии, но и сами выполняли задания на штурмовки, которые им «засчитывали». Поэтому в марте 1942 г. старший лейтенант Матаков, имевший 54 вылета на штурмовые действия, стал Героем Советского Союза. В это время он воевал уже в 27-м иап ПВО Москвы, и на его боевом счету было еще шесть сбитых самолетов противника.

В летной книжке Георгия Урвачёва, в поденной записи за 1941 г. нет ни одной записи о штурмовках. Однако в годовых итогах значатся неизвестно откуда взявшиеся четыре вылета «на штурмовые действия». А в итогах 1942 г. и этого нет – никто «не засчитывал» то, что он, как и другие летчики 34-го полка, после выполнения задания по прикрытию своих войск штурмовал наземные позиции противника.

Внутренний противник, награды и самый трудный воздушный бой

Сражения шли не только в воздухе, но и на аэродроме Внуково… в карты. В начале февраля шестеро азартных участников такого сражения в блиндаже технического состава эскадрильи капитана Шокуна были выявлены и получили заслуженную оценку в приказе командира полка: «Совершение данного аморального поступка свидетельствует о том, что товарищи, совершившие его, забыли о высоком звании Командира Красной армии». Поэтому организатору карточной игры младшему воентехнику Чебакову – десять суток домашнего ареста, а взыскания на других участников игры должен был наложить командир эскадрильи.

Другой воентехник – Манукян получил строгий выговор «за потерю бдительности, выразившуюся в хищении у него револьвера системы «Наган» в бане». Упоминание об этом здесь уместно, поскольку позже Манукян тоже попался на организации карточной игры. Товарищеский суд чести офицерского состава после строгих слов «за недостойное поведение, позорящее высокое звание советского офицера», объявил ему банальный выговор. Следует добавить, что некоторое время спустя «картежник» без нагана Манукян был назначен техником самолета в экипаж лейтенанта Урвачёва.

Однако вскоре и летный состав в лице Сергея Платова допустил «потерю бдительности», выразившуюся в хищении у него пистолета ТТ. Сергей на дежурстве прилег отдохнуть, а пистолет положил на стол. Проснулся – нет пистолета. Проверка показала, что пистолеты постоянно оставляются «без наблюдения на тумбочках и стульях», правда, других случаев пропажи оружия не было, но командир 6-го корпуса строго-настрого приказал: «Личное оружие командному составу постоянно держать при себе в любых условиях и ни в коем случае не оставлять его без наблюдения <…>. Во время отдыха оружие сдавать под охрану суточного наряда».

Но до того личному составу полка пришлось занять в гарнизоне круговую оборону от наступления нового противника, о чем свидетельствовал еще один приказ командира полка: «В целях исключения заноса заразных заболеваний и вшивости извне прекратить общение военнослужащих с гражданским населением и допуск членов семей военнослужащих в гарнизон, <…> установить жесткий режим внутреннего распорядка».

Далее план обороны содержал еще двенадцать пунктов, и среди них прививки против брюшного тифа, паратифов, холеры и столбняка для всего личного состава. Было приказано завести банные тетради для учета ежедекадного посещения бани и смены белья.

Наиболее мощный удар по противнику должен был нанести «ежедневный телесный осмотр на вшивость начальствующим составом своих подразделений и еженедельно – медицинским составом». При обнаружении вшивости надлежало произвести немедленное расследование причин и через три часа доложить командиру полка «для принятия соответствующих мер воздействия на виновных». Были созданы команды для поддержания порядка и чистоты. Не забыл командир о мелочах, вроде строительства вошебойки и сушилок для обуви и портянок.

Реализация плана шла не без трудностей. Сначала, видимо, летчики всячески избегали болезненных прививок. Тогда командир полка приказом разделил их на пары и установил поименный график, в котором указал, какая пара и когда должна пройти эту экзекуцию. Например, для Ерёменко и Урвачёва роковой день был назначен на 23 апреля 1942 г.

Следующая схватка была более ожесточенной, и рассказ о ней можно было бы назвать: «Как капитан наказал подполковника». Видимо, возникли какие-то осложнения на банном фронте, и военком 34-го полка, а по совместительству и гарнизона Внуково, батальонный комиссар Недригайлов по телефону потребовал от командира 646-го батальона аэродромного обслуживания (бао) подполковника Часовникова обеспечить баней личный состав полка и топку печей для летчиков.

Здесь следует заметить, что авиаполки прилетают на аэродром и улетают – меняют дислокацию, а бао, как правило, остается на нем всегда и считает себя хозяином аэродрома, на котором ему принадлежит все, что не летает: бани, столовые, продуктовые и вещевые склады, автотранспорт, базы ГСМ и многое, многое другое. Люди, распоряжающиеся таким хозяйством, в нашем Отечестве испокон веков считали себя хозяевами жизни.

Подполковник Часовников, возможно, считал так же и поэтому в разговоре с батальонным комиссаром Недригайловым им «была допущена грубость при ответе и брошена трубка без разрешения в присутствии подчиненных и гражданских лиц», как вскоре было высечено на скрижалях официального документа. В.П. Недригайлов, как настоящий комиссар, не отступил, вновь вызвал по телефону подполковника и приказал ему явиться на КП полка «для объяснений», но тот не явился. На следующий день начальник гарнизона Внуково, он же командир 34-го полка капитан Александров приказом объявил подполковнику Часовникову выговор за грубость и ходатайствовал перед командиром 6-го корпуса о принятии к нему мер за невыполнение приказа.

Возымел воспитательное действие этот приказ на командира батальона или Александров проявил командирскую мудрость, но через три месяца появился еще один его приказ: «За хорошее обеспечение 34-го иап всем необходимым для нормальной боевой работы, ранее наложенное мной взыскание на подполковника Часовникова «ВЫГОВОР за проявленную грубость» – СНИМАЮ».

* * *

Победы в воздухе лейтенанта Урвачёва командование тоже отметило:

«25.02.42. За достигнутые успехи по уничтожению немецких стервятников – 833 рубля. Приказ по 34 ИАП № 04».

А вскоре новый командир полка сделал свою первую запись в летной книжке лейтенанта Урвачёва после очередной проверки его техники пилотирования ночью:

«2.03.42. УТИ-4, задняя кабина, ночью. <…> Оттренирован на УТИ-4 ночью. Разрешаю произвести тренировку на самолете МиГ-3. Командир 34 иап капитан Александров».

Месяц спустя газета «Сталинский сокол» отметила: «Капитан Александров отличный мастер ночных боев. Его часть также хорошо освоила ночную работу». В свою очередь командир полка приказом допустил «к выполнению боевых заданий на самолете МиГ-3 ночью, как в совершенстве овладевших ночными полетами», лейтенантов Урвачёва, Байкова, Букварёва и Тараканчикова.

Но до этого они Указом Президиума Верховного Совета 4 марта 1942 г. были награждены орденами Красного Знамени: «За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество». Этим Указом были награждены также Сергей Платов, Николай Мирошниченко и Пётр Ерёменко.

Из наградных листов видно, что почти все эти летчики – ровесники, родились в 1919–1920 гг., в Красной армии – добровольцами с 1938 г. Правда, Мирошниченко и Ерёменко постарше – 1914 года рождения. Все они ранее к наградам не представлялись, но имели «денежные вознаграждения за уничтоженные самолеты противника». Постоянный адрес: «34-й иап». В разделе «Краткое, конкретное изложение личного боевого подвига и заслуг» указаны главные показатели боевой работы летчика-истребителя: количество боевых вылетов, воздушных боев и сбитых самолетов противника, налет, в том числе ночью.

Далее в наградных листах отмечалось, что каждый из них «делу партии ЛЕНИНА – СТАЛИНА и Социалистической Родине предан», «требователен к себе и подчиненным», «пользуется деловым авторитетом среди товарищей». Употреблены такие характеристики, как «умелый воздушный боец», «храбро сражается с немецкими фашистами», кое-кто «молодой растущий командир».

Как следует из наградных документов, Сергей Платов не только «бесстрашно сражается с фашистскими стервятниками», но и «культурен в быту». Георгий Урвачёв «показал себя как летчик, обладающий большой силой воли. Инициативен». Сергею Байкову «припомнили» его бой 14 ноября 1941 г.: «Геройски сражался один с четырьмя самолетами противника и в этом бою два самолета противника сбил».

В соответствии с этим же Указом Героем Советского Союза стал однокашник Букварёва, Тараканчикова и Урвачёва по Борисоглебской школе летчиков Иван Голубин, который вместе с ними приехал в Люберцы, но был зачислен не в 34-й, а в 16-й истребительный авиационный полк. Перед войной в летном происшествии Иван получил тяжелую травму, был списан с летной работы и встретил войну за канцелярским столом в штабе.

Но когда началось немецкое наступление на Москву, он добился разрешения летать и отличился в первых же воздушных боях, в которых был неудержим. За пять дней 24–29 октября Иван сбил семь (!) немецких самолетов. 6 ноября записал на свой счет еще два Хе-111, а 15 декабря – два Ме-109 и Ю-87. К концу 1941 г. по количеству сбитых самолетов противника он стал четвертым среди летчиков Красной армии. В представлении Голубина к званию Героя Советского Союза говорилось, что он побеждал «благодаря исключительному мужеству, героизму, военной хитрости и отличному владению самолетом истребителем».

Погиб Иван Голубин 1 ноября 1942 г. при вынужденной посадке в сложных метеоусловиях. Его прах был захоронен в колумбарии на территории Донского монастыря.

После награждения у летчиков 34-го полка – снова боевые вылеты на поддержку и прикрытие войск. При встречах с ними немецкие пилоты продолжали вести себя «осторожно», что наглядно показали два боя Виктора Киселёва. 7 марта в районе Юхнова он выше себя обнаружил Ме-110 и попытался сблизиться с ним для атаки. Но «мессер» рванул от него на запад, и Виктор для острастки успел дать ему вдогонку только пару пулеметных очередей.

Назавтра его и Сергея Платова, когда они возвращались после выполнения боевого задания на высоте 3000 м, попыталась атаковать с высоты 4000 м пара Ме-110. Но Виктор и Сергей вовремя заметили противников, «приняли их атаку с лобовым разворотом» и открыли по ним огонь. То есть они, находясь в тактически крайне невыгодной позиции ниже «мессеров» и зная их значительное огневое превосходство в лобовой атаке (у Ме-110 впереди в два раза больше стволов, чем у МиГа), не уклонились от боя, и «мессеры» предпочли ретироваться, уйдя пикированием на запад.

На следующий день бомбардировщики, пытавшиеся нанести удар по нашим войскам под Рузой, были встречены Найденко, Байковым, Тихоновым, Федосеевым и Урвачёвым, в летной книжке которого после этого появилась запись:

«9.03.42. МиГ-3. Прикрытие войск, 1 полет, 1 час 05 минут. В групповом воздушном бою в районе Добрая – Рупасово сбил Ю-88».

Вскоре Коробов, Тихонов, Федосеев и Урвачёв, а также летчики 1-го истребительного полка погранвойск НКВД Бычин и Красавичев, временно прикомандированные к 34-му полку, вступили в бой с тремя Ю-88 и двенадцатью Ме-110 из группы NJG.4 тяжелой истребительной эскадры «Хорст Вессель» во время их налета на станцию Уваровка в 30 км от Можайска. При первой же атаке «юнкерсы» поспешно скрылись, а «мессеры» встали в оборонительный круг, но МиГи разорвали его, и в летной книжке Урвачёва новая запись:

«19.03.42. МиГ-3. Вылет на противника, 1 полет, 55 минут. В групповом воздушном бою в районе Уваровки сбил Ме-110».

Пилотом «мессера» был лейтеннант Коттманн, стрелком – унтер-офицер Браун.

* * *

Это был четвертый сбитый Урвачёвым «Мессершмитт-110». В одном из боев с таким самолетом он едва не погиб и рассказал об этом в ответ на вопрос о том, какой бой он запомнил, как самый трудный:

– Мы крутились с немцами в «собачьей свалке» – групповом воздушном бою. Вижу – один Ме-110 вывалился из общей кучи и со снижением пошел в сторону фронта. Подумал, что самолет подбит или летчик ранен. Помедлил, раздумывая: «Догнать, добить?» – и развернулся за ним. Это была ошибка. Не надо было преследовать немца – он уже вышел из боя, а я должен был продолжать его в общей группе и не ослаблять ее. Но если гнаться, то следовало не раздумывать, а сразу уцепиться ему за «хвост».

Вскоре мы ушли от общего «места действия» и остались одни. Медленно, но догоняю его, и вдруг он неожиданно стал разворачиваться на меня в лобовую атаку. А у 110-го впереди четыре пулемета и две пушки против моих трех пулеметов. Я стал отворачивать, и мы встали с ним друг за другом в вираж на высоте метров 300. На этой высоте мой МиГ как утюг, делает вираж почти за полминуты. Однако и 110-й не очень поворотливый – он в два раза тяжелее МиГа и поэтому в бою на горизонталях наши шансы обычно были равны.

Но я сразу понял, что против меня очень сильный летчик. Он, виртуозно пилотируя, стал догонять меня на вираже. Я видел, что через минуту, после двух виражей, он встанет ко мне «в хвост» и промахнуться ему будет невозможно, а шесть стволов «мессера» не оставляли мне никаких шансов уцелеть. Главное, я попался – ничего не мог сделать, чтобы выйти из-под удара, и в результате любого маневра я только быстрее оказался бы у него в прицеле. Даже парашютом не воспользуешься – высоты нет.

Я понимал, что через минуту буду убит, и не имел возможности даже попытаться спастись, а должен был только ждать неминуемую гибель, докручивая последние в своей жизни два виража.

Сделали еще один вираж, второй и… ничего! Глянул назад в одну сторону – никого, в другую – немец с крутым набором высоты уходил от меня, глянул наверх – оттуда на нас пикировал Як с красными звездами. Когда он, выйдя из пикирования, встал рядом со мной крыло в крыло, я в его кабине увидел знакомого летчика Говорова из соседнего полка нашего корпуса. Так мы парой пришли на аэродром и сели. Выбравшись из кабины, спросил его:

– Откуда ты взялся?

– На трех тысячах метров шел от фронта после прикрытия войск – вижу, у земли «мессер» гоняет МиГа. Вот я и спикировал.

– Почему с пикирования не пошел за немцем? Вместе мы бы его свалили!

– Жора, я же от фронта шел, у меня горючее на нуле и ни одного патрона.

Этот бой подтверждал заключение разведсводки штаба ВВС Московского военного округа о тактике действий люфтваффе: «Лобовых атак истребители противника не выдерживают и резко уходят вниз, исключая самолет Ме-110, который имеет сильное вооружение в носовой части, иногда сам идет на лобовые атаки». Вот Урвачёв и нарвался на такое «иногда», не ожидая от немца атаки «в лоб».

Относительно того, что такое «сильный летчик» и «виртуозно пилотируя», он пояснял:

– Обычно в бою после двух-трех маневров понимаешь уровень летной подготовки, психологическое состояние и даже характер противника. Немец, за которым я погнался, наверняка был решительным, уверенным в себе человеком. Он перехватил инициативу и навязал мне свои условия боя. А встав в вираж, явно прибавлял обороты внешнему по отношению к виражу двигателю и прибирал его на внутреннем двигателе, чтобы вираж был круче. Сделать это и не сорваться в штопор может только опытный, классный пилот.