Текст книги "Лётная книжка лётчика-истребителя ПВО"

Денежные награды и выдача водки за боевые вылеты

В летной книжке младшего лейтенанта Урвачёва, в разделе «Сведения о награждениях» тоже появилась запись о его первой боевой награде: «За 100 боевых вылетов на истребление немецких стервятников не имеющий летных происшествий – 5000 рублей».

Такие денежные выплаты летчикам, а также «за достигнутые успехи по уничтожению самолетов противника» были установлены в августе 1941 г. приказом наркома обороны «О порядке награждения летного состава ВВС Красной армии за хорошую боевую работы и мерах по борьбе со скрытым дезертирством среди отдельных летчиков».

Этим приказом была предусмотрена также денежная награда летчику-истребителю за каждый сбитый самолет противника – 1000 руб., что примерно соответствовало месячному денежному довольствию командира батальона или средней зарплате инженера.

За три сбитых самолета летчик представлялся к государственной награде, а за десять – к званию Героя Советского Союза. Но летчиков, совершивших посадку с убранными шасси или допустивших другие действия, выводящие материальную часть из строя без уважительных причин, как уже отмечалось, было приказано считать дезертирами и предавать суду военного трибунала.

Затем приказом наркома обороны в июне 1942 г. «О действиях истребителей по уничтожению бомбардировщиков противника» было установлено: «Считать основной задачей наших истребителей при встрече с воздушным противником уничтожение в первую очередь его бомбардировщиков», и денежная награда за сбитый бомбардировщик повышалась до 2000 руб., а за пять – представление к званию Героя Советского Союза.

В заключение темы о денежных и правительственных наградах следует сказать, что они, конечно, стимулировали боевую активность летчиков-истребителей, но не были таким определяющим мотивом поведения в бою, как характерное для них стремление выполнить свой воинский долг. В связи с этим Урвачёв рассказывал:

– Начфин полка вызовет и дает две ведомости, чтобы расписаться в них: одна на получение денег за сбитые самолеты, другая – на перечисление их в Фонд обороны.

Об этом же вспоминал и летчик 12-го иап Тихомиров: «Полагалась премия. И за сбитый самолет и за боевые вылеты. Но, конечно, это ничего не значило для нас. Все перечисляли деньги в Фонд обороны, чтобы помочь в борьбе с врагом».

На просьбу летчиков выдать часть денег, «хотя бы на пол-литра», ответ начфина был неизменный: «Вечером получишь свои сто грамм». Дело в том, что в августе 1941 г. приказ наркома обороны «О выдаче военнослужащим передовой линии действующей армии водки по 100 граммов в день» установил: «Летному составу ВВС Красной армии, выполняющему боевые задания, <…> водку отпускать наравне с частями передовой линии». Эту водку летчики получали вечером после боевых вылетов.

Они как-то заметили, что один из них после ужина навеселе явно не на сто грамм, а значительно больше, и потребовали от него объяснений. Тот, в конце концов, признался, что, когда он приходит на ужин, официантка, как обычно, сразу наливает ему в стакан сто граммов водки из трехлитрового чайника и идет на раздачу за ужином. Наш герой выпивает и сразу же наливает в стакан воду из графина. А тут и официантка с закуской – гуляш несет. Он ей:

– Ну что такое сто грамм для летчика? Я сегодня пить не буду, а завтра ты мне двести нальешь.

Официантка без слов выливает содержимое стакана в чайник. Поклевав гуляш, ловкач опять зовет официантку:

– Знаешь, завтра меня могут сбить – водка пропадет! Давай, все-таки, я сегодня выпью.

И получает еще сто граммов. Посему летчики решили, что такое серьезное дело, как раздача водки, нельзя доверять официанткам, и выбрали разливалу из своих рядов – Урвачёва, который гордился этим больше, чем наградами.

Надо сказать, что в некоторых частях увеличение нормы выдачи водки носило иногда более широкий размах. Особый отдел НКВД 6-го иак докладывал командиру корпуса: «В ноябре-декабре с.г. в 562-м иап были случаи, когда летному составу выдавали 200–300 грамм вина вместо положенных по приказу наркома 100 грамм, в результате чего в полку были случаи полного опьянения летчиков». Обращает на себя внимание жеманство, с которым особисты водку называли вином.

Наркомат обороны тоже был озабочен совершенствованием порядка хранения и выдачи водки войскам действующей армии. Однако, в отличие от летчиков 34-го полка, которые эффективно решили эти вопросы раз и навсегда, Наркомат вынужден был неоднократно возвращаться к ним, принмая дополнительные приказы в мае, июне и ноябре 1942 г., а также в мае 1943 г.

О выплатах за сбитые самолеты следует еще сказать, что они могли оформляться не только приказами и ведомостями, как в 34-м полку. Так, генерал-полковником авиации, Герой Советского Союза С.Д. Горелов вспоминал об этих выплатах: «Мы в войну деньги не считали. Нам говорили, что нам причитается столько-то там денег. Мы же их никогда не получали, никогда не расписывались, а деньги шли». Другой порядок существовал в 31-м истребительном авиаполку, в котором воевал младший лейтенант Леонид Маслов: «Мы этих денег не видели. Просто учет был в штабе, кто, сколько сбил, а после окончания войны начали считать, кому сколько причитается. Мы в 1945 г. получили эти деньги».

Завоевание господства в воздухе и начало контрнаступления под Москвой

4 ноября при нанесении штурмовых ударов по аэродромам базирования немецкой авиации под Москвой летчики 34-го полка Байков, Ерёменко, Коробов, Платов, Потапов, Шокун и Урвачёв во главе с Александровым сопровождали штурмовики Ил-2 в налете на аэродром Инютино. Всего месяц назад «Чайки» 120-го полка вместе с истребителями эскадрильи Найденко с этого аэродрома штурмовали войска противника в районе Белого. На этот раз при подходе к Инютино восьмерка МиГов вступила в бой с восемью звеньями Ме-109, по четыре самолета в каждом звене, которых рассеяла и отогнала.

В бою с четырехкратно превосходящим по численности противником произошел отмеченный в Журнале боевых действий эпизод: «Коробов пристроился к звену Ме-109 (приняв за своих). Распознав противника, расстрелял один Ме-109 в упор». После этого Коробов поспешил уйти в облака, потерял в них ориентировку и приземлился в Рязани. Шокун был подбит огнем зенитной артиллерии, легко ранен и совершил вынужденную посадку. Но штурмовики уничтожили на аэродроме семь бомбардировщиков и истребителей противника.

На следующий день Александров повел группу истребителей в составе Найденко, Ерёменко, Платова, Сельдякова, Дурнайкина, Тараканчикова и Коды на прикрытие войск в районе Дорохово. Здесь они встретили девятку бомбардировщиков Ю-87 под защитой девяти истребителей Ме-109. В ходе боя Николай Александров одного «юнкерса» сбил реактивным снарядом, но Александр Кода попал под огонь зенитной артиллерии и погиб, а Захар Дурнайкин покинул подожженный «мессерами» самолет на парашюте.

Ближе к вечеру Александр Потапов атаковал три «Дорнье-215» и одного из них сбил. Георгий Урвачёв в этот день тоже встретился с противником:

5.11.41. МиГ-3. Воздушный бой, 1 полет, 30 минут.

6 ноября, по свидетельству историков, немцы предприняли попытку сорвать празднование годовщины Великой Октябрьской революции: «В 15 часов они бросили на Москву 250 самолетов <…>. Первыми на перехват вылетели летчики 34-го истребительного авиаполка. <…> Ни один самолет врага не прорвался в тот день к Москве <…>. В 18 часов 40 минут был дан отбой воздушной тревоге, а в 19 часов на станции метро «Маяковская» началось торжественное заседание Московского Совета».

В тот день, перекрывая путь самолетам противника к Москве, Александров в 13.30 и в 15.30 поднимал восьмерку истребителей полка в составе Ерёменко, Коробова, Бубнова, Платова, Потапова, Букварёва, Тараканчикова и Байкова. Они встречали немцев в районе Наро-Фоминска, а затем – Кубинки. Особенно напряженный воздушный бой был во втором вылете с девяткой немецких истребителей Ме-109 на высотах 1500–3000 метров.

7 ноября командир 6-го истребительного авиационного корпуса полковник И.Д. Климов подвел итоги воздушных боев при защите Москвы. Первыми по количеству одержанных в небе побед он отметил 34-й и 16-й полки, сбившие соответственно 51 и 43 самолета противника. При этом они понесли наименьшие потери.

9 ноября полковника И.Д. Климова на посту командира корпуса сменил бывший его заместитель полковник А.И. Митенков.

* * *

И.Д. Климов стал генерал-майором авиации, заместителем командующего войсками ПВО территории страны – командующим истребительной авиации ПВО Красной армии. Через полгода его, в силу неизвестных автору обстоятельств, отстранили от должности и направили на Северо-Кавказский фронт командиром 236-й истребительнй авиационной дивизии. Ее штурманом был назначен подполковник Калараш, вместе с которым они в марте 1941 г. пригнали первые МиГи в 34-й полк.

Вскоре в одном из вылетов на спарке их сбили в районе Ростова-на-Дону, и оба летчика покинули самолет с парашютами. Тяжело раненный Климов длительное время находился на излечении, а Дмитрий Калараш 29 октября 1942 г. в паре с летчиком одного из полков дивизии капитаном Сергеем Щировым недалеко от поселка Лазаревское (ныне район Сочи) вступили в бой с шестеркой Ме-109 и двоих из них сбили. Затем раненый Щиров вышел из боя, а Калараш, израсходовав боезапас, таранил «мессера». Покидая свой поврежденный самолет с парашютом, он ударился о его киль и от полученного ранения скончался в госпитале.

В декабре Д.Л. Каларашу (посмертно) и С.С. Щирову[3]3
  С.С. Щиров в 1950 г. был осужден, лишен звания Героя Советского Союза, в 1954 г. судимость с него снята, в 1956 г. он скончался, а в 1989 г. звание возвращено.


[Закрыть] присвоили звания Героев Советского Союза. К тому времени у них на боевом счету было соответственно 17 и 19 самолетов противника, сбитых лично и в групповых воздушных боях. Именем Дмитрия Калараша названа улица в Люберцах.

И.Д. Климов в 1943 г. вновь был назначен командующим истребительной авиацией – заместителем командующего войсками ПВО страны и стал генерал-полковником авиации. С 1948 г. он заместитель главного инспектора ВВС. Будучи в высоких должностях и званиях, Климов продолжал летать. В связи с этим в авиации долгое время бытовала история о том, как в полете на истребителе по маршруту он совершил на одном из попутных аэродромов вынужденную посадку, точнее сказать, совершил ее «по нужде».

Климов приземлился без заявки, разрешения и прочих формальностей. Возмущенный дежурный по аэродрому подбежал к неизвестно откуда взявшемуся самолету и опешил от невиданного количества звезд на генеральских погонах пилота, который строго приказал: «Доложишь командиру части, что генерал-полковник Климов сел по…ать и улетел».

В.П. Чкалову приписывают слова: «Воздух перестал быть стихией сильных людей после того, как на самолетах установили туалет». Говорят, что в советской военной авиации ассенизационное устройство впервые появилось только в 1979 г. на стратегическом бомбардировщике Ту-95 МС, а до того эти функции выполняло ведро, которое по обычаю после полета выносил тот, кто первым воспользовался им на борту.

Американцы же, еще во время войны даже на истребителе «аэрокобра» устанавливали что-то вроде писсуара под сиденьем. А для полета человека на Луну они изобрели памперсы.

* * *

Приближалась суровая зима 1941 г., и уже 12 ноября из-за обледенения бензинового фильтра отстойника на самолете младшего лейтенанта Ерёменко, а через день у лейтенанта Сельдякова в боевых вылетах отказали моторы, и они совершили вынужденные посадки на «живот». Причина: техники «прозевали» наступление заморозков и не сливали отстой.

При этом техником самолета у Сельдякова был хороший специалист своего дела Евгений Онищенко, назначенный вскоре техником звена. Но когда через год его принимали в члены ВКП(б), на партбюро полка многие указывали на то, что у него «нет командирской напористости <…> командирской требовательности». Может быть, в силу этих качеств характера Евгений с удовольствием занимался общественной работой, что в 1944 г. привело его на место парторга полка. А после войны Евгений Остапович стал дипломатом, военно-воздушным атташе в Канаде и странах Бенилюкса.

В период между этими летными происшествиями, в которые попали Ерёменко и Сельдяков, 13 ноября начальник Генерального штаба сухопутных войск вермахта геннерал-полковник Гальдер прилетел в Оршу на совещание командующих группами армий перед новым этапом наступления на Москву. При обсуждении этих планов он признал: «Сильная противовоздушная оборона делает Москву неуязвимой с воздуха».

Правда, в полку этот день был отмечен не очень удачной схваткой четверки истребителей Шокуна, Мирошниченко, Тараканчикова и Королёва в районе Кубинки с пятеркой Ме-109. Самолет Андрея Шокуна в ходе боя загорелся, летчику удалось сбить пламя, но механикам пришлось заделывать на нем пробоины, а Петр Королёв тоже вернулся на подбитом самолете и посадил его на «живот».

Но на следующий день летчики полка «отыгрались по полной программе», когда немецкие бомбардировщики впервые предприняли дневной массированный налет на столицу под прикрытием истребителей на всем пути следования. Утром около 70 самолетов противника бомбили объекты в районах Клина, Кубинки и войска в районе Истры, а после полудня до 190 бомбардировщиков и истребителей группами подошли к Москве.

Одна из групп истребителей-бомбардировщиков Ме-110 под прикрытием не менее пятнадцати Ме-109 появилась у аэродрома Внуково, где в это время летчикам 34-го полка вручали ордена. Пятерка истребителей капитана Александрова успела подняться в воздух и встретить «мессеров» над юго-западной окраиной аэродрома, по которому они изготовились нанести штурмовой удар. МиГи пошли на них в лобовую атаку и залпом реактивных снарядов нарушили строй противника. Урвачёв любил вспоминать, как немцы шарахнулись в разные стороны, когда у них перед носом начали рваться эрэсы.

Николай Александров и Сергей Байков связали боем немецкие истребители прикрытия, а Виктор Коробов, Николай Мирошниченко и Георгий Урвачёв атаковали ударные Ме-110, которые нельзя было допустить к аэродрому, где МиГи полка заправлялись горючим и готовились к вылету. Один из них вскоре взлетел, и в бой с ходу вступил подоспевший на помощь товарищам шестой истребитель – Николай Тараканчиков.

Вначале Александров в районе Истры, в облаках двумя длинными очередями сбил Ме-110, затем еще одного и завязал бой с шестеркой Ме-109. Непрерывными атаками ему удалось их рассеять и отогнать, но его самолет был поврежден. Он попытался дотянуть на нем до аэродрома, однако в районе Подольска попал под огонь своей зенитной артиллерии и с пробитым крылом произвел посадку в 10 км юго-западнее Люберец.

Байков южнее Алабино дрался с четырьмя Ме-109 и двоих сбил. В ходе боя одному самолету противника удалось зайти «в хвост» его МиГа, но на выручку к нему подоспел Николай Тараканчиков, который только что расправился с Ме-109 к югу от Подольска. Там же в это время Урвачёв и Коробов уничтожили еще по одному Ме-110 каждый. После этого Коробов при возвращении во Внуково встретил звено Ме-109, пошел на них в лобовую атаку, а затем еще дважды атаковал «в хвост», но «мессеры» предпочли уклониться от боя.

Урвачёв в следующем вылете в районе Подольска на высоте 2500 м вновь атаковал Ме-110, но «результат не известен», как отмечено в донесении командира полка в штаб корпуса об отражении налета на аэродром.

В летной книжке Урвачёва в тот день записано:

«4.11.41. МиГ-3. Воздушный бой, 2 полета, 1 час 43 минуты. Сбил лично в районе Подольска Ме-110;

14.11.41. МиГ-3. Перехват противника, 1 полет, 1 час 17 мин.;

14.11.41. МиГ-3. Воздушный бой, 1 полет, 58 минут».

А Николай Мирошниченко после отражени налета «мессеров» на аэродром Внуково вступил в бой с До-215 в районе Кубинки на высоте 3500 м, но только после его седьмой атаки бомбардировщик рухнул на землю. Развернувшись на курс к дому, Николай обнаружил перед собой истребитель Ме-109, с которым бой проходил в другом темпе – стремительном, и «мессер» тоже отправился на землю.

Исследователи отмечают, что советская авиация «сумела отбить налет на Москву и пригородные аэродромы и уничтожила 31 неприятельский самолет, <…> увеличили боевой счет в этот день пилоты 28-го, 34-го и 233-го иап. <…> Захватить господство в воздухе в районе Москвы накануне нового наступления люфтваффе не смогли. <…> Неудачными были атаки и на советские аэродромы. Так, летные полосы Центрального и Внуковского аэродромов были восстановлены уже через два-три часа после налета. Немецкие бомбы в действительности уничтожили один МиГ-3 <…> и повредили еще три машины».

По свидетельству полковника Стефановского, вскоре после этого налета был сбит высотный разведчик Ю-88, пилот которого на допросе сказал: «На Москву летать невозможно. Немецкая авиация понесла здесь колоссальные потери. У вас неприступная противовоздушная оборона».

* * *

Подтянув дополнительные силы и произведя их перегруппировку, немецкие войска 15 ноября начали второй этап наступления на Москву, нанося удар на севере в направлении на Солнечногорск и Клин, а на юге – в сторону Каширы и Коломны. Поскольку аэродром Внуково находился между этими направлениями наступления противника, 34-й полк прикрывал и поддерживал свои войска, вел разведку и патрулирование на каждом из них.

Так, Урвачёв в день начала немецкого наступления вылетел на разведку его северного направления в районе Наро-Фоминска. А на следующий день Шокун, патрулируя к югу от Москвы, в районе Серпухова, обнаружил пикировщики Ю-87, которые бомбили переправу на реке Наре и одного из них сбил. Остальных рассеяли другие подоспевшие истребители.

Кроме того, немецкая авиация не оставляла попытки блокировать работу аэродрома Внуково, и на следующий день Шокун уже здесь вел бой с двумя Ме-109, а затем еще с одним, и, хотя «результаты боя неизвестны», небо над аэродромом было расчищено.

Однако на следующийй день четыре Хе-111 под прикрытием четверки Ме-109 все-таки прорвались к аэродрому Внуково и сбросили несколько бомб. В результате сгорел один истребитель И-153 «Чайка», было повреждено летное поле и разрушен блиндаж летного состава, но жертв не было.

В это же время командир 3-й эскадрильи Александров был назначен заместителем командира полка, который в связи с этим приказал: «В целях повышения боеспособности полка командира 2-й эскадрильи капитана Шокуна назначаю командиром 3-й эскадрильи со своими летными экипажами». Имелись в виду экипажи Бубнова и Урвачёва, которые обычно летали с Шокуном ведомыми летчиками. Этих двоих, а также Коробова вместе с техниками их самолетов Шокун и забрал с собой в 3-ю эскадрилью.

27 ноября стал одним из самых критических дней битвы за Москву, когда передовые части вермахта вышли к Истре, Кашире, каналу Москва – Волга и прорвались к Зеленограду в район Крюково, откуда до Москвы оставалось чуть больше 40 километров. Все силы авиации ПВО были брошены на удары по приближающимся к столице немецким войскам.

В ходе этих боев Шокун, Урвачёв и Бубнов к северу от Москвы штурмовали и рассеяли до роты пехоты противника на шоссейной дороге Рогачево – Синьково. В тот же день, по словам Стефановского, командование приказало провести авиационную разведку лесного массива на волоколамском направлении, где, по донесениям армейских разведчиков, сосредоточилась и замаскировалась крупная моторизованная группировка противника.

Звено 34-го полка, выполнявшее разведку, противника не обнаружило. Капитан Шокун вызвался повторить разведку, но, вылетев вместе с Урвачёвым и Бубновым, также ничего не нашел. Тогда по приказу Шокуна летчики втроем, ведя огонь, спикировали на предполагаемое место нахождения противника. Немцы, видимо, решив, что их обнаружили и штурмуют, встретили самолеты ураганным огнем. Расположение противника было выявлено, однако ведомые летчики вернулись на поврежденных МиГах без командира. Как следует из Дневника полка: «Мл. лейтенант Урвачёв и лейтенант Бубнов доложили, что на Н-50 м самолет капитана Шокуна загорелся и упал в лесу в районе Вост. Синьково».

В соответствии с установленным порядком Андрей Шокун был исключен из списков части, как «не вернувшийся с боевого задания», и внесен в список потерь, как «пропавший без вести в боях против немецко-фашистских захватчиков». Соответственно его самолет был «списан, как боевая потеря и исключен из боевого состава полка».

А полк продолжал боевую работу. На следующий день после этой разведки Сергей Платов в районе Апрелевки атаковал и сбил Ме-110, а Петр Королёв у Сходни заставил четверку «юнкерсов» беспорядочно сбросить бомбы на лес и поспешно уйти. Георгий Урвачёв тоже получил боевое задание, но на взлете лопнула камера одного из колес шасси его самолета. Поэтому при возвращении из вылета и заходе на посадку эту «ногу» заело, и она не вышла. Пришлось приземляться на «живот».

Произошедшие через день события показали, что немецкие истребители уже старались обходить летчиков полка стороной. Юрий Сельдяков, Николай Тараканчиков и Сергей Платов в районе Крюково втроем завязали бой с пятеркой Ме-109, но «мессеры» после первых же атак предпочли с разворотом на запад скрыться в облаках: «Результаты боя неизвестны». Затем эти летчики, а также Найденко, Букварёв, Потапов и Мирошниченко уже всемером подловили у Сходни шестерку Ме-110, которые тоже попытались уклониться от боя. Но два из них остались гореть на земле северо-западнее деревни Черная Грязь.

В это же время звено капитана Дурнайкина помогло нашим войскам, наступление которых пытался задержать противник. Захар и его летчики в двух вылетах нанесли штурмовые удары по автоколонне и скоплению вражеской пехоты в лесу юго-восточнее Марьино. Летчики уничтожили несколько автомашин и разогнали до батальона пехоты.

* * *

Результаты воздушных боев летчиков 6-го корпуса в ходе немецкого наступления на Москву в сентябре – ноябре сыграли значительную роль не только в защите неба столицы, но и способствовали успеху последовавшего после этого в декабре 1941 г. контрнаступления под Москвой. Г.К. Жуков, бывший тогда командующим Западным фронтом, отмечал, что «при переходе в контрнаступление мы сумели, благодаря привлечению 6-го иак ПВО <…> добиться превосходства в воздухе».

Штаб ВВС Великобритании сделал такой же вывод. Согласно его докладу, опубликованному в 1948 г., немецкая авиация осенью 1941 г. «оказалась не способной обеспечить требуемую воздушную поддержку наземных войск на большей части фронта под Москвой. <…> с приближением зимы инициатива и превосходство в воздухе впервые (выделено автором. – В.У.) оказались на стороне советских войск».

В декабре 1941 г. газета «Сталинский сокол» тоже констатировала: «Превосходство в боях за столицу завоевано советскими летчиками».

Это при том, что, как уже отмечалось, ВВС Красной армии осенью 1941 г. еще уступали немецкой авиации в подготовке пилотов, тактике ведения воздушного боя и тактико-технических характеристиках самолетов. Однако советские летчики превосходили пилотов люфтваффе по морально-волевым качествам. В разведсводке штаба ВВС МВО «Тактика действий ВВС противника» в сентябре 1941 г. сделан вывод: «Смелость, упорство, готовность к самопожертвованию, свойственные нашему летному составу, являются теми качествами, которые хорошо известны противнику, но которыми подавляющая масса молодого летного состава его (противника. – В.У.) не обладают».

Документы 6-го иак также свидетельствовали: «В качественном отношении <…> истребители <…> противника имели некоторое преимущество в скорости и скороподъемности перед нашими ЛАГГ-3, МиГ-3, И-16 и др. Но опыт показал, что наши летчики успешно вели воздушные бои, а смелость, дерзость и отличная техника пилотирования создавали преимущество».

Вместе с тем, при равенстве количества самолетов ВВС Красной армии и люфтваффе на московском направлении, немецкое командование за счет более эффективного управления силами и средствами авиации оперативно создавало их численное превосходство в конкретных районах и воздушных боях. При этом немецкой истребительной авиации было свойственно «нежелание рисковать, имея в основе своих действий экономию силы».

Поэтому в разведсводке указывалось: «Истребители противника, как правило, избегают воздушного боя с нашими истребителями и нападают на них только при двойном-тройном превосходстве. По показаниям пленных немецких летчиков, истребители противника имеют указания своего командования вступать в бой лишь при явном превосходстве в силах».

В ответ на это, по свидетельству исследователей: «С первого дня войны советские летчики продемонстрировали противнику свою манеру ведения боя – энергичную, жестокую и бескомпромиссную. В отличие от немецких пилотов, которые предпочитали рациональные, прагматичные, а подчас шаблонные, но хорошо отработанные маневры, воздушные бойцы ВВС РККА маневрировали с большими перегрузками, не избегали лобовых атак и боев на малой высоте».

С учетом отмеченной тактики немецких истребителей, их численное превосходство в схватке с летчиками 34-го полка 14 ноября было характерной особенностью воздушных боев под Москвой. Урвачёв писал: «Все бои с истребителями, в которых участвовал я, да и все летчики полка, велись с явно превосходящими по количеству силами противника (бои мой и Коробова, в районе Звенигорода наша шестерка вела бой с 8 Хе-113 (теперь известно, что это были Ме-109 F-«Фридрихи». – В.У.), 1 сбит, остальные ушли)».

Как следует из его рассказов, кое-кто из летчиков начал роптать: дескать, что ни бой, то немцев всегда больше, куда смотрят командиры? Узнав об этом, командир полка Рыбкин заявил, что эти разговоры свидетельствуют о слабой тактической подготовке некоторых из летчиков. Они не понимают, что «когда нас мало, а их много, это неплохо: бей всех, кто попал в прицел – почти наверняка немец, а им еще надо разобраться, где мы, а где свои. Главное не отрывайся (от ведущего. – В.У.) – собьют». Закончил он эту короткую речь приказом старшему инженеру полка Башлакову нанести на все самолеты максимально крупные номера: «Чтобы было сразу видно (в бою. – В.У.), кому помочь, кто воюет, а кто только делает вид».

29 ноября 1941 г. командиром 34-го полка вместо подполковника Л.Г. Рыбкина был назначен капитан Н.А. Александров, который свой первый самолет противника – японский разведчик Р-94 сбил в июле 1939 г. на Халхин-Голе в районе озера Узур-Нур. После этого он в августе – ноябре 1941 г. записал на свой боевой счет еще семь немецких самолетов, сбитых лично, и один – в групповом воздушном бою. Их обломки лежали у Дорохова, Истры, Апрелевки, Наро-Фоминска и Внуково.

* * *

Подполковник Л.Г. Рыбкин был назначен командиром дивизии Череповецко-Вологодского района ПВО, прикрывавшей объекты этого района, основным из которых была Северная железная дорога.

В апреле 1942 г. его перевели на Северо-Кавказский фронт, где в составе Ростовского района ПВО он сформировал истребительную авиационную дивизию, участвовавшую в мае – июне 1943 г. в воздушном сражении над Кубанью и освобождении Таманского полуострова. Впоследствии дивизия была преобразована в истребительный авиационный корпус под командованием генерал-майора авиации Рыбкина. С июля 1944 г. и до конца войны он был заместителем командующего ВВС Южного, а затем Юго-Западного фронтов ПВО.

В представлении Л.Г. Рыбкина к награждению орденом Кутузова отмечалось, что он «лично храбр, хороший организатор, расторопен, инициативен. Самостоятелен в своих решениях <…>. Уроки из проведенных воздушных боев и указания частям по тактике дает правильные, продуманные. Учит летчиков действовать творчески».

После войны Л.Г. Рыбкин был командиром 1-го истребительного авиационного корпуса ПВО Дальневосточного округа ПВО со штабом в Хабаровске, с 1950 г. – генералом-инспектором Главной инспекции Красной армии, затем – заместителем главного военного советника по ВВС и ПВО вооруженных сил Румынии. С 1959 г. генерал-лейтенант авиации Л.Г. Рыбкин находился в отставке.

1—4 декабря немецкие войска неожиданно прорвали оборону Западного фронта под Наро-Фоминском и, наступая на Кубинку, попытались выйти на Московско-Минскую автостраду, окружить войска Красной армии и в районе Апрелевки прорваться к Москве. Немецкое командование полагало, что этот прорыв дезорганизует наш фронт, облегчит продвижение северной и южной немецких группировок в обход Москвы и ее окружение.

Обеспечивая выполнение этого плана, немецкая авиация почти не делала попыток прорваться к Москве, а поддерживала свои наступающие войска, пыталась наносить удары по путям подхода к месту прорыва и скоплениям наших войск в районе Апрелевки и Алабино. Чтобы лишить их авиационого прикрытия, немцы четыре раза бомбили аэродром Внуково, который оказался всего в 18 км от фронта. Несмотря на это, летчики 34-го полка активно противодействовали авиации противника.

В эти дни Платов у Подольска сбил Хе-111, а в районе Апрелевки Мирошниченко и Тараканчиков атаковали Ме-110, который, спасаясь от них, нырнул в облака. Но Байков уничтожил такой самолет западнее озера Полесское, а Коробов, Тараканчиков и Платов в районе Кубинки – Ю-88. Ожесточенные воздушные бои провели Найденко, Бубнов, Букварёв, Королёв, Сельдяков и другие летчики полка, что отметила газета «Сталинский сокол»: «Как всегда, храбро дрались с врагом истребители части, где командиром капитан-орденоносец Александров. В гупповых и индивидуальных боях они сбили 4 вражеских самолета».

Однако победы давались нелегко. Самолет Платова в бою был поврежден, и, не дотянув до Внуково, Сергей приземлился у Подольска. А Сельдякову пришлось вести бой с четверкой Ме-109, после которого он вернулся на аэродром, как поется в старой песне, «на честном слове и на одном крыле». Но в тот ясный, солнечный день с боевого задания не вернулся командир звена старший лейтенант Александр Потапов.

К 5 декабря нарофоминский прорыв был ликвидирован. Он стал последней попыткой немцев прорваться к Москве и первой победой в начавшемся контрнаступлении Красной армии. 34-й полк, как и другие истребительные полки 6-го корпуса ПВО, выполнял задачи по прикрытию наступающих войск Западного фронта. Кроме того, летчики полка в первый день контрнаступления совершили пять вылетов на штурмовку войск противника, разогнали его полковую колонну и уничтожили более 50 солдат вермахта.

12 декабря, после сообщения Совинформбюро о провале немецкого плана окружения Москвы, в полку состоялся митинг. У всех было приподнятое, боевое настроение. Воентехник 2-го ранга Семенов, выступая, сказал: «Наступление <…> Запдного фронта <…> удесетеряет наши силы <…>. Мы с честью до конца выполним свой долг перед Родиной. Наши самолеты и вооружение будут разить врага в воздухе и на земле». Капитан Дурнайкин заверил: «Будем еще сильнее и крепче бить заклятого врага, разить фашистских пиратов насмерть. Никакой пощады немецким захватчикам!» Урвачёв в это время вылетел для разведки обстановки на дорогах в районе Рузы и Можайска.