Текст книги "Лётная книжка лётчика-истребителя ПВО"

* * *

Подведение итогов боевой работы 6-го иак за 1942 г. показало, что 34-й полк, несмотря на изношенный самолетный парк, партийный прессинг и судебное преследование летчиков, кадровую чехарду и трудности освоения систем радиообнаружения самолетов противника, остался передовым среди шестнадцати авиаполков корпуса. Его летчики совершили больше всех боевых вылетов – около трех тысяч, и налет их был также самый большой – 2676 часов. Правда, сбив в воздушных боях 24 самолета противника, уступил 126-му и 28-му авиаполкам, но в отличие от них потерял всего два своих самолета и ни одного летчика. На конец года полк имел в боевом составе почти штатное количество самолетов – тридцать МиГ-3, правда, как уже сказано, потрепанных.

Глава VI
Борьба с высотными самолетами-разведчиками

Январские бои с высотными самолетами-разведчиками

В 1943 г. немецкие бомбардировщики окончательно прекратили налеты на Москву, но к столице постоянно пытались прорваться высотные самолеты-разведчики, в основном Ю-88. Самолеты этого типа обладали летными характеристиками, позволявшими немцам применять их так же, как пикирующие бомбардировщики и даже истребители. Используя это, высотные разведчики часто при атаке перехватчиков резко, как истребители, переворотом через крыло переходили в пикирование, выходя из него на бреющем полете, иной раз на высоте всего 5—10 метров. В результате этих эволюций летчики ПВО нередко теряли цель в облаках или на фоне поверхности земли.

Бывший летчик ПВО Москвы Николай Дудник тоже вспоминал: «Разведчиков было очень трудно сбить. Если он тебя заметил, то сразу в пике, а на выходе выпускал возушные тормоза, а преследующий его истребитель иногда врезался в землю. Такие случаи были».

В январе наступившего года летчики полка провели ряд упорных, тяжелых, но не всегда успешных воздушных боев с самолетами-разведчиками. Боевой счет полка открыл Сергей Платов. 6 января он и старший сержант Георгий Лещенко на высоте 7500 метров перехватили Ю-88. Заметив истребителей, «юнкерс» развернулся и стал уходить на запад, но перехватчики настигли и атаковали его с дистанции 300 м, а затем сблизились до 50 метров. Лещенко при перезарядке пулеметов потерял ведущего и противника из вида, тем более, что у него в этот момент в открытой кабине сорвало защитные очки. Но Платов продолжил атаку немецкого самолета, который с дымящимися моторами упал на землю западнее деревни Мякотино, в 40 км к северу от Гжатска Калининской области.

На следующий день воздушный бой с Ю-88 провели Сергей Платов и Николай Тараканчиков. Платов обнаружил его в районе аэродрома на высоте 5000 м в облачности, прямо перед собой. После первой атаки «юнкерс» резким пикированием снизился до бреющего полета на высоте 3–5 м, но Сергей продолжал его преследование, а Николай, будучи выше на 500 м, не видел их из-за дымки. Сергей вывел из строя огневые точки и подбил правый мотор на «юнкерсе», но в одной пушке у него кончились снаряды, а другая отказала. Он дважды пытался таранить самолет противника, однако немец, маневрируя, уклонился от его таранных атак и в конце концов скрылся.

15 января аэродром был закрыт туманом, и только Киселёв смог взлететь на перехват высотного разведчика, проявив в этом вылете не только исключительное летное мастерство, но и необыкновенное хладнокровие в бою. Будучи на высоте 5200 м, он обнаружил Ю-88 выше себя почти на 3000 м и, догнав его, доложил:

– Атакую.

После этого он замолчал, и встревоженный командир запросил:

– Вас не слышно, отвечайте!

– Подождите, занят, потом отвечу.

Через несколько минут на КП из рации вновь раздался голос Киселёва:

– Винты справа остановились, сейчас добавлю по второму мотору… самолет противника планирует, нахожусь над ним… противник упал.

Это как репортаж с места событий, происходивших в 25 км к юго-западу от Ржева, но вел его не стороннний наблюдатель, а участник боя.

Через два часа Киселёв на МиГе и летчики 28-го иап майор Гладков и сержант Солнышкин на самолетах П-40 «Киттихаук» вылетели на разведку к месту сбитого самолета, где были атакованы «Фокке-Вульфами-190». Киселёв, спасая одного из «киттихауков», тремя очередями сбил зашедшего к нему «в хвост» немца в районе села Погорелое Городище.

Но в это время другой «фоккер» поджег самолет Киселёва, на котором к тому же заклинило рули управления. Виктор, покинув самолет, затянул прыжок, но после того, как он открыл парашют, немецкий летчик с пикирования все-таки обстрелял его. При этом в Дневнике полка уклончиво отмечалось: «С того момента, как Киселев выбил FW-190 из-под хвоста «киттихаука» и атаковал его, «киттихауков» он больше не видел», – бросили?

Через день после этого Николай Мирошниченко и Сергей Платов, находившиеся на высоте 6500 м, были наведены в районе Калинина на Ю-88, шедший на 1000 м выше. Перехватчикам, которых противник не видел, удалось занять позицию с превышением над ним на 500 м и пикированием атаковать с дистанции 200 м, «пропустив очередь пушек через весь самолет, особенно кабину пилота», после чего противник перевернулся и стал падать.

Закончили «январскую сессию» Николай Тараканчиков и Георгий Лещенко. Их подняли на перехва Ю-88, шедшего на высоте 7500 м от Старицы до Клина, где он развернулся на запад. Перехватчики настигли его севернее аэродрома Алферьево, и после длинной пушечной очереди Николая «юнкерс» перевернулся, пикированием перешел на бреющий полет, дымя правым мотором. Николай, подойдя вплотную, еще раз ударил из пушек по самолету противника, который после этого упал «на опушке лесного массива», как повествовалось в донесении.

Обращает на себя внимание запись в летной книжке лейтенанта Урвачёва о его последнем боевом вылете на МиГ-3, высота и продолжительность которого странные:

«7.01.43. МиГ-3. Патрулирование, 1 полет, 19 минут, высота 400 м».

Возможно, неисправность изношенного МиГа заставила прервать полет.

В конце января, после поверки техники пилотирования Урвачёва на «спарке» Як-7, командир полка записал в его летную книжку: «Самостоятельный вылет на Як-1 разрешаю. Вылетел на самолете Як-1 с оценкой «отлично». Незамедлительно Урвачёв выполнил на этом самолете еще четыре тренировочных полета и в тот же день …на боевое задание:

«29.01.43. Як-1. На патрулирование, 1 полет, 38 мин., высота 7000 м».

Истребителями Як-1, обладавшими хорошими пилотажными качествами и простыми в управлении, была перевооружена эскадрилья капитана Киселёва и звено управления полка, в состав которого вошел лейтенант Урвачёв, поскольку в январе он стал помощником командира полка по воздушно-стрелковой службе.

Борьба за культуру, с заразой, разгильдяйством и о погонах

Тем временем был нанесен удар по культурному обеспечению личного состава полка. Техник-лейтенант Сухинин взял «из культимущества полка полубаян», который был у него похищен. Предложение купить за свой счет аналогичный музыкальный инструмент и передать его в общественное пользование техник-лейтенант отверг. Но командир полка был неумолим: «За причиненный ущерб государству с техника-лейтенанта Сухинина удержать 1000 рублей – в течение 6 месяцев равными долями. Удержанную сумму перечислить на статью культфонда полка».

Одновременно в гарнизоне Клин, как и год назад во Внуково, началась борьба с внутренним противником, на которого указал командующий войсками Московского фронта ПВО генерал-лейтенант артиллерии Д.А. Журавлев: «Каждый случай заражения венерической болезнью расценивать как попытку уклонения от военной службы, граничащую с дезертирством с фронта». Командир 34-го полка и одновременно начальник гарнизона Клин, к тому времени уже майор Александров обнаружил, что заболеваниями этого рода в гарнизоне особо отличался зенитный артиллерийский полк, прикрывавший город и аэродром.

Первый удар начальник гарнизона нанес лейтенанту, командиру одной из батарей этого полка, который «на квартире пьянствовал с гражданскими неизвестными женщинами». Суть дела была изложена в его приказе: «Вместо того, чтобы заняться кропотливой боевой работой, обучением своих подчиненных, быть всегда готовым отразить налет на охраняемый большой важности стратегический объект, командир батареи <…> стал на путь морально-бытового разложения, систематически пьянствует, имеет случаи связи с женщинами, что приводит к распространению венерических заболеваний». А посему лейтенанту, который был почти «дезертир с фронта», домашний арест на восемь суток.

Одновременно в районе гарнизона были отмечены случаи заболевания брюшным тифом. Поэтому майор Александров приказал командирам частей гарнизона «провести решительные мероприятия профилактического характера по предупреждению заноса и распространения брюшного тифа». Самым эффективным из них представлялось требование «перед приемом пищи и после посещения уборной производить обязательное мытье рук с мылом, для чего в подразделениях и столовых организовать умывальники».

Однако опасность нарастала, и через две недели начальник гарнизона приказал «ввиду явной угрозы распространения брюшного тифа <…> всему личному составу войсковых частей, вольнонаемным и работникам военторга провести предохранительные прививки против брюшного тифа, паратифа, дизентерии, холеры и столбняка». В гарнизоне личный состав 34-го полка первым был подвергнут этой, уже ставшей привычной для него экзекуции.

* * *

Одновременно майор Александров повел наступление на «хозяина» клинского аэродрома – 661-й батальон аэродромного обслуживания и его командира майора Ляховича. Судя по всему, командир полка и начальник гарнизона долго терпел его проделки, пока не произошел из ряда вон выходящий случай, когда полк в течение двух часов не мог произвести вылет на боевое задание из-за отсутствия «БЗ» – бензозаправщика.

Александров начал приказ по гарнизону Клин с того, что батальон совершенно недостаточно уделяет внимание «обслуживанию боевой работы, быту и жизни 34-го иап». А затем нанес прицельные удары по наиболее уязвимым местам противника, указав, что личный состав полка, отрывая время от боевой работы и учебы, вынужден вместо батальона заниматься приведением своих помещений в порядок, кладкой печей, утеплением оконных и дверных проемов и самозаготовкой дров.

Землянки, где размещается технический состав, «не отвечают никаким требованиям жизни, культуры и гигиены. Вид мрачный. Бачки для питьевой воды, умывальники, вешалки для обмундирования отсутствуют». Да и обмундирования личному составу не хватает: «У молодых летчиков нет гимнастерок и шинелей, из-за чего они вынуждены пребывать все время в комбинезонах. Валенки и унты пришли в негодность, починка не организована».

Баня не обеспечена бельем, постоянно неисправна и работает раз в 20 дней, из-за чего имеются случаи вшивости. Лазарет не оборудован уборными, и больные «для отправления естественных надобностей вынуждены ходить по улице в соседнее помещение в халатах».

Получила оценку фанаберия командира батальона, который систематически не выполнял указания начальника гарнизона, как, например, об обеспечении 3-й эскадрильи керосином для ламп. В результате с наступлением темноты личный состав эскадрильи «лишен возможности организовать занятия и культурно-просветительную работу». Не приведена в порядок водяная колонка, из-за чего личный состав пользовался водой из загрязненного колодца и имеются инфекционные заболевания.

Начальник гарнизона саркастически отмечал, что «майор Ляхович считает себя командиром части», а не подразделения, кем он был на самом деле, и без разрешения покидает гарнизон на сутки и более, оставляя батальон без руководства.

А посему командиру батальона майору Ляховичу выговор и ходатайство перед командованием 6-го иак «о приятии мер для коренного изменения отношения командования 661-го бао к обеспечению частей гарнизона».

Вскоре вместо майора Ляховича командиром 661-го бао стал майор Шевченко.

* * *

В январе 1943 г. Красная армия перешла на новые знаки различия – погоны. В связи с этим начальник гарнизона Клин приказал командиру 661-го бао обеспечить части гарнизона соответствующими погонами, петлицами, пуговицами, звездочками и эмблемами. В приказе о переходе на ношение новых знаков различия заслуживает внимания и дословного цитирования то, что этим приказом было запрещено всему личному составу частей гарнизона:

«появляться в театрах, кино и других общественных местах в плохо выглаженном обмундировании, <…> в валенках, бурках, меховых жилетах, телогрейках, в стеганых брюках, небритыми, непричесанными <…>;

носить в карманах костюма громоздкие предметы, нарушающие подтянутость;

появляться на улицах города и общественных местах с большим багажом <…>. При себе иметь аккуратно упакованный багаж не более одного места, размером 30–50 см, при этом нести его в левой руке, имея правую свободной для приветствия;

появляться в военной форме на рынках, базарах, находиться в очередях за спиртными напитками;

стоять на ступеньках и входить с передних площадок в вагоны трамвая, троллейбуса и автобуса, <…> сидеть в вагонах <…> в присутствии старших по званию».

Нарушители подлежали задержанию и направлению в комендатуру. Красная армия приобрела новый облик.

Однако недалекое будущее показало, что чрезмерное стремление к новому облику может далеко завести отдельных щеголей. Так, техник-лейтенант Есичко дал портнихе в соседнем поселке заказ перешить ему обмундирование. Когда заказ был выполнен, хитроумный техник-лейтенант самовольно взял в полку автомашину, загрузил ее в лесу дровами, которыми и расплатился с портнихой за работу. А для компенсации израсходованного при перевозке дров остродефицитного в условиях войны горючего предприимчивый Есичко слил бензин из самолета.

Товарищеский суд чести командного состава, рассмотрев дело изобличенного техника-лейтенанта и учитывая его предыдущие взыскания по службе, решил, что он заслуживает снижения воинского звания «за преступно халатное отношение к служебным обязанностям, подрыв советской воинской дисциплины, за нарушение воинской присяги и дискредитацию чести советского офицера». В связи с этим командир полка ходатайствовал перед командованием о лишении Есичко звания «с посылкой на фронт в действующие наземные части, так как в дальнейшем в частях ВВС его использовать невозможно».

100-я победа, рассказы бывалых летчиков и летчики-сержанты

В феврале у старшего лейтенанта Урвачёва всего шесть боевых вылетов, и в их числе новый вид боевого применения, когда летчик сам ищет себе цель для атаки:

«11.02.43. Як-1. На охоту, 1 полет, 42 минуты».

А в начале марта один из его учебно-тренировочных полетов на МиГ-3 закончился летным происшествием: «При посадке по окончании пробега порывом ветра подуло под крыло. Самолет зацепился за землю, вследствие чего развернуло вправо, т. к. ветер был сильный, самолет перевернуло на спину. Экипаж невредим». Вывод командира: «Виновен старший лейтенант Урвачёв Г.Н., не дождавшийся выкладки старта против ветра». Решение: «На летчика наложено взыскание 5 суток домашнего ареста».

В последующие дни марта у него восемь боевых вылетов, и в том числе:

«11.03.43. Як-1. На перехват противника, 1 полет, 1 час 06 минут, высота 7000 м. Сбил Ю-88 северо-западнее Сычевки 30 км».

За день до этого старший лейтенант Виктор Коробов в паре с ведомым летчиком сержантом Василием Захаровым вылетели на перехват немецкого разведчика Ю-88, уходившего на запад, и преследовали его на высоте 7000 метров. Недалеко от линии фронта, на встречном курсе, на высоте 4500 м появились два Ме-109, которые, не заметив Коробова и Захарова, разминулись с ними. «Юнкерс» был все еще далеко и, видимо, уже недосягаем для перехватчиков, да и оставлять за спиной «мессеров» было опасно.

Поэтому Виктор Коробов развернулся на 180° и, разогнавшись на пикировании, обрушился на ведомого летчика немецкой пары истребителей. Но тот не принял боя и сам, перейдя в пикирование, ушел к линии фронта. Виктор, используя запас скорости, атаковал ведущего, поймал его в прицел на выходе из боевого разворота, и после первой же очереди «мессер» перевернулся – видимо, летчик был убит, – вспыхнул и, кувыркаясь, упал на землю близ Сычевки. Это была сотая победа на боевом счету летчиков 34-го полка.

Через день в связи с этим в полку состоялся митинг. Выступавшие говорили: «В этих победах заложен героизм летчиков – Александрова, Киселева, Тараканчикова, Платова, Коробова, Урвачёва, Белоусова и других, самоотверженная боевая работа авиамехаников и младших авиационных специалистов». Во время митинга старший лейтенант Урвачёв в паре со старшим сержантом Гозиным, находившиеся в дежурном звене, по тревоге были подняты в воздух на перехват Ю-88 из авиагруппы дальней разведки 4.(F) /14.

Они обнаружили его на высоте 7000 м и атаковали со стороны солнца настолько внезапно, что стрелок противника не успел сделать ни одного выстрела и был убит. После второй атаки у «юнкерса» загорелся левый мотор, и он пикированием перешел на бреющий полет. Здесь летчики продолжили атаку и Сергей Гозин в упор бил по кабине и моторам разведчика, который вскоре потерял управление и рухнул – 101-я победа полка.

Командир полка отметил, что боевая работа мужчин в небе привлекла внимание женщин на земле: «Сбитие самолета противника подтверждается гражданками деревни Дубровки, присутствовавшими на месте падения самолета», а Сергей Гозин «в этом воздушном бое проявил себя храбрым и бесстрашным сталинским соколом» и объявил ему благодарность. Вскоре Сергей был награжден медалью «За отвагу».

В красноармейской газете 6-го истребительного авиационного корпуса «За храбрость» появилась большая фотография, на которой с трудом можно было узнать летчика Урвачёва, и заметка: «Позавчера старший лейтенант Урвачёв в паре с сержантом Гозиным сбил немецкий бомбардировщик «Юнкерс-88». Противник шел на большой высоте. Здесь его встретили совтеские летчики. Пытаясь спастись, «Юнкерс» пикировал почти до земли. Но и тут он не ушел от смертельного огня истребителей».

Более тридцати лет спустя об этом же бое вспоминал на встрече ветеранов 34-го иап в Клину бывший начальник штаба полка Александр Михайлович Фирсов, седовласый, спокойный и неторопливый человек:

– Жора Урвачёв был профессор, с молодыми летчиками практические занятия проводил в бою. Однажды подняли его в паре с таким летчиком на перехват разведчика, а я их наводил и был с ними на связи. После первой атаки Жора говорит ведомому летчику: «Видишь, в задней кабине ствол пулемета вверх торчит? Значит, стрелка я убил. Выходи вперед меня, бей по кабине с переходом на двигатель …ну вот – горит, пошли домой».

Александр Михайлович продолжил:

– Он сделал самое опасное – нейтрализовал в «юнкерсе» стрелка, который встречает атакующий истребитель огнем в упор. После этого мог добить «юнкерса» и записать его на свой личный счет. Однако он вывел вперед молодого, чтобы тот почувствовал себя победителем, приобрел уверенность в себе, без чего боевого летчика не бывает.

Через два часа после этого боя в районе Клина были наведены на самолет противника Сергей Платов и Александр Тихонов. В первой же атаке на самолете Сергея был пробит масляный бак, и он совершил вынужденную посадку в Алферьево. Александр продолжил преследование, но «по израсходованию горючего» тоже произвел вынужденную посадку в районе Серпухова. А Виктор Коробов через три дня после этого встретился с Хе-111, которого атаковал сверху справа, и с дистанции 75 метров ударил по правому мотору и кабине. Во второй атаке из такого же положения он подбил левый мотор, и самолет противника начал снижаться. Еще одна пулеметная очередь – и он рухнул на землю в районе Вязьмы.

* * *

«Преподавательскую» деятельность «профессор» Урвачёв вскоре продолжил в многотиражке 6-го иак «За храбрость». В рубрике «Рассказы бывалых летчиков» появились его заметки: «Мне не раз приходилось участвовать в воздушных сражениях <…>. После боя я проверяю каждый свой шаг, делаю для себя необходимые выводы <…>, это дает возможность успешно противопоставлять ухищрениям врага свою <…> тактику». Полагая, что это «будет небезынтересно молодым пилотам», бывалый летчик-ветеран двадцати трех лет рассказал о своих боях. Вот их короткое изложение с использованием газетных заголовков.

1. «Внезапность нападения». Видимо, это рассказ о первой победе Урвачёва, когда ему пришлось атаковать Ме-110 из неудобного положения, догоняя его с набором высоты. Он воспользовался тем, что на этом самолете ограничен обзор вниз, и нанес по нему внезапный удар. Немец резко перешел в пикирование, и перехватчик преследовал его, готовясь обстрелять на выходе из пикирования, но это не потребовалось – «мессер» врезался в землю.

Вывод: необходимо «достигать во что бы то ни стало внезапности первой атаки <…>, внезапность может искупить тактически невыгодное положение атакующего».

2. «Скованный противник». Урвачёв и его ведомый летчик были подняты на перехват высотного разведчика Ю-88, которого атаковали одновременно с двух сторон и с дистанции 300 метров открыли огонь. Чтобы сковать противника, они повторяли атаки, меняясь местами. Когда один из них атаковал справа с выходом на левую сторону, другой – слева с выходом на правую сторону. «Юнкерс» переворотом вошел в крутое пикирование. «Но мы не выпустили его из своих клещей и вогнали в землю», – так заканчивается этот рассказ.

Другие летчики тоже нередко атаковали противника парой с двух сторон, но делали это поочередно, и противник мог отстреливаться то от одного, то от другого и свободно маневрировать. А Урвачёв с ведомым летчиком наносили удары одновременно, и немец был лишен возможности маневра, но для этого «между атакующими должна быть четко отработана групповая слетанность».

3. «Разгаданная хитрость». На высоте 6000 м Урвачёв обнаружил впереди себя Ю-88, пикированием разогнал машину и на большой скорости, горкой снизу – сзади, с близкой дистанции открыл огонь по моторам «юнкерса». Немец переворотом перешел в пикирование и вышел из него с обратным курсом, надеясь, что атакующий истребитель проскочит и потеряет его. Летчик-перехватчик понял это и вышел из пикирования «с таким расчетом, чтобы убедить немца, будто его хитрость удалась». Затем он внезапно произвел две атаки слева и справа, «юнкерс» с высоты 200 м резко пошел вниз и врезался в землю.

Вывод: «Мне удалось в этом бою выйти победителем благодаря тому, что я разгадал хитрость врага и ответил на нее своей хитростью».

Вскоре эту «хитрость» применил в бою младший лейтенант Анатолий Шагалов, поднятый в паре с младшим лейтенантом Николаем Моисеевым на перехват Ю-88.

Правда, молодым летчикам не удалось выполнить первый завет «бывалого летчика»: «Внезапности первой атаки не достигнуто». «Юнкерс» перешел в пикирование до земли и скольжением попытался выйти из боя. В соответствии с донесением, «младший лейтенант Шагалов, имитируя потерю противника, отошел <…> и со стороны солнца на высоте 30 м (!) <…> атаковал Ю-88». Вывод: «Решение летчика Шагалова оторваться от противника и произвести атаку со стороны солнца правильное».

Николай Моисеев и Анатолий Шагалов только в 1942 г. окончили Черниговскую военную школу летчиков и прибыли в полк сержантами, что требует некоторых пояснений.

* * *

Известно, что в соответствии с приказом наркома обороны по вопросу о порядке прохождения службы младшим и средним начальствующим составом ВВС РККА, с декабря 1940 г. до января 1943 г. выпускникам летных школ присваивались звания не офицеров, а сержантов-срочников, призванных на четыре года. Только отслужив этот срок, они могли, так сказать, перейти на сверхсрочную службу и стать кадровыми офицерами.

Вследствие характерной для летчиков-сержантов недостаточной летной подготовки случались многие летные происшествия и авиационные катастрофы. Так, на аэродроме Клин произошла нелепая трагедия. Летчик-сержант Диков из 736-го полка ПВО Москвы зашел на посадку, как говорят летчики, с «недомазом», ударил винтом и шасси своего МиГ-3 по находившемуся на стоянке МиГу 34-го полка и убил работавшего там механика самолета младшего сержанта Виктора Добронравова и моториста ефрейтора Павла Степанова. Очевидно, что явной причиной этого была грубая ошибка пилотирования.

В 1940–1941 гг. в 34-й полк было направлено 19 летчиков-сержантов, выпускников летных школ, а в 1942 г. – еще 22 выпускника, в основном Черниговской и Сталинградской военно-авиационных школ пилотов, которые с началом войны были перебазированы, соответственно, в туркменский Кызыл-Арват и в Кустанайскую область Казахстана.

Возможно, в связи с таким количеством недостаточно подготовленных молодых летчиков-сержантов и начавшейся войной в полку не смогли уделить необходимое внимание вводу их в строй. Можно предположить, что осенью – зимой 1941/42 г. они практически были лишены боевой и летной практики. Положение осложнялось тем, что летчики-сержанты по прибытии должны были приступать к полетам на УТИ-4, освоению устаревших И-16, и только потом переучивались на МиГ-3.

Видимо, вплотную этим занялись в полку только начиная с июня 1942 г. Поэтому в Дневнике полка появились почти ежедневные записи о выполнении «молодым летным составом» полетов по кругу, по программе переучивания и выпуску на самолете И-16, а также «по вводу молодого летного состава в строй». С этой целью только в июне на УТИ-4 и У-2 было выполнено 354 учебно-тренировочных полетов. Далее обучение и тренировка молодых летчиков пошли более планомерно по мере прибытия их в полк.

Тем не менее из-за недостатка летной практики у молодежи, видимо, оставалось свободное время, и надо было его заполнить. Так, например, сержант Яков Мотлохов заскучал и в поисках развлечений в январе 1943 г. совершил самовольную отлучку – «дезертировал из расположения части в течение 4 часов», как характеризовал его деяние командир полка.

При этом командир, наверное, решил на примере несчастного Яши дать летному молодняку острастку, программу действий и правильное направление их устремлениям: «Вместо того, чтобы кропотливо изучать район действия истребителей, тактику авиации противника и тактику ВВС Красной армии, чтобы в совершенстве владеть порученной боевой машиной, т. Мотлохов встал на путь преступления, лжи и обмана».

Командир, считая, что «своим недостойным поступком Мотлохов заслуживает преданию суду военного трибунала, но беря во внимание, что в прошлом не было дисциплинарных взысканий», приказал отдать его дело на рассмотрение товарищеского суда младших командиров. Одновременно он запретил увольнения из части всем младшим командирам и рядовым, за что Яше грозил беспощадный суд своих товарищей-сержантов. Примером ввода в строй молодых летчиков могут служить сержанты Иван Лисогор, Алексей Коптилкин и Степан Слесарчук, которые прибыли в полк в сентябре 1942 г. И только через полгода их допустили «к выполнению боевых заданий на самолете МиГ-3 днем, как в совершенстве овладевших техникой пилотирования и ведения тактически грамотно воздушного боя». Но многое зависело и от индивидуальных способностей пилотов. Так, прибывшие вместе с этими летчиками старшие сержанты Александр Тихонов и Анатолий Шагалов через те же полгода, в марте 1943 г., уже не только участвовали в боевых вылетах, но и были назначены командирами звеньев.

Правда, через месяц Александр Тихонов оказался …под судом военного трибунала, что показывает извилистый путь становления молодых пилотов в суровых условиях войны. Он совершил вынужденную посадку, и его судили за «непринятие мер к охране самолета, <…> в результате чего были похищены рация, парашют, часы и другие приборы». А это не шутки, и посему «лишение свободы на 3 года <…> с испытательным сроком на 1 год». Далее в документах пометки: «Оставлен при 34-м иап», «Судимость снята».

Александр вернулся в строй, стал офицером и уже в июле подтвердил свой хороший уровень летной подготовки. В одном из вылетов на высоте 5500 м он вынужден был выключить неисправный двигатель МиГа, и оценку его действиям дал в приказе командир полка: «За грамотные решения, спасение мотора, отличный расчет и посадку с неработающим мотором младшему лейтенанту Тихонову объявляю благодарность».

Поначалу молодые летчики получали сравнительно нетрудные и «безопасные» боевые задания, вроде патрулирования над своим аэродромом. Затем в качестве ведомых у наиболее опытных летчиков они начали участвовать в воздушных боях, а в 1943 г. из состава бывших летчиков-сержантов, ставших к тому времени младшими лейтенантами, Василия Петухова, Афанасия Ионцева, Сергея Гозина, Василия Захарова, Николая Моисеева, Алексея Шишлова и некоторых других начали формироваться боевые пары.

Но до того Книга учета летных происшествий пополнилась многочисленными записями о «подвигах» молодых пилотов – поломках, авариях, разбитых и поврежденных ими самолетах, с пометками: «Арестован на 5 суток», «Отдан товарищескому суду чести» или просто: «Наложено взыскание». Особого внимания заслуживает случай, когда, вылетая на боевое задание, сержант Василий Захаров при развороте сразу после взлета задел правой плоскостью проезжавшую по дороге автомашину (!). Правда, Василий остался цел, но самолет и автомашина были разбиты – вот такое ДТП.

Особенно отличился в этих делах Степан Слесарчук, который всего за месяц получил в приказах командира полка три взыскания за грубейшие нарушения техники пилотирования. Но вскоре настал звездный час для него и Яши Мотлохова. После смотра по проверке состояния и содержания самолетов было признано, что самолеты экипажей младших лейтенантов Слесарчука и Мотлохова являются лучшими в полку, и этим экипажам была объявлена благодарность.

Случалось, что недостаток опыта имел тяжелые последствия. В октябре 1941 г. выпускник школы летчиков того года сержант Иван Водопьянов после патрулирования над аэродромом Суково не проявил элементарной осмотрительности и при заходе на посадку «проморгал» атаку трех Ме-110. Самолет Ивана был подожжен, и ему пришлось приземляться на свой аэродром уже на парашюте.

В сентябре 1942 г. старший сержант Александр Трушин также патрулировал над аэродромом, но не обратил внимания, что на его МиГе включен не основной, а резервный бак горючего. Через 28 минут полета двигатель неожиданно для него остановился.

Как следует из Журнала боевых действий: «Трушин перевел самолет на планирование, сам растерялся. Увлеченный поиском причины отказа мотора на приборной доске, не заметил приближения земли и с углом 25–30° врезался в землю». Для спасения ему надо было всего-навсего переключить кран с резервного бака на основной.