Текст книги "Лётная книжка лётчика-истребителя ПВО"

О награде, летной и гарнизонной жизни и об «аэрокобрах»

Но боевая работа старшего лейтенанта Урвачёва тоже не была забыта. Командир полка подполковник Александров, отметив, что он «советский АСС», представил его к награде: «За уничтожение 11 самолетов противника, организацию боевой работы и подготовку молодого летного состава достоин правительственной награды ордена «Отечественной войны I степени». Представление пошло «наверх» по инстанциям, между которыми неожиданно возникла полемика.

Командир дивизии, Герой Советского Союза полковник Баланов счел нужным понизить степень награды: «Достоин представления к правительственной награде орден «Отечественной войны II степени». Командующий армией генерал-майор авиации Борман, наоборот, – повысить: «Достоин правительственной награды орден «Красное Знамя». Итог подвел командующий ВВС Западного фронта ПВО генерал-майор авиации А.С. Пестов: «Заслуживает награждения орденом Отечественной войны I степени».

В летной книжке «советского АССА» Урвачёва появилась запись: «1.09.43 г. За проявленное мужество и отвагу в борьбе с немецкими захватчиками орден Отечественной войны I степени. Приказ войскам ЗФ (Западного фронта. – В.У.) от 1.9.43».

Возможно, позиции участников полемики объясняют их боевые биографии. Никифор Баланов в Испании сбил три самолета противника, был тяжело ранен, награжден орденами Ленина, Красного Знамени и удостоен звания Героя Советского Союза. В 1941–1943 гг. он участвовал в операции по вводу советских войск в Иран, командовал истребительными авиационными соединениями в Крыму, на Кавказе и на юге Украины. Но за эти три года войны был награжден только медалями «За оборону Кавказа» и «За боевые заслуги». В дальнейшем, до конца войны Баланов так и не получил других наград, в июле 1944 г. был отстранен от командования 317-й дивией, а в 1946 г. ушел в отставку по болезни.

Александр Борман начал войну на командных должностях в авиации Юго-Западного фронта. С мая 1942 г. командовал 216-й иад, ставшей знаменитой 9-й гвардейской истребительной авиадивизией. В ней воевал трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин, четыре летчика удостоились этого звания дважды, и было еще 39 Героев Советского Союза. Видимо, Борман привык к более «щедрым» наградам летчиков-истребителей ВВС, чем в ПВО Москвы. Он сам был награжден двумя орденами Ленина, тремя – Красного Знамени, орденами Отечественной войны 1-й степени и Красной Звезды.

Тогда же, в сентябре, партийная комиссия 317-й иад вручила летчику Урвачёву билет члена ВКП(б). Представляется, что для него это не было формальным или конъюнктурным актом, а отражало его мировоззрение и жизненную позицию. Да и кандидатом в члены коммунистической партии он стал в апреле 1942 г., когда особо предусмотрительные ловкачи, как и полвека спустя, в 90-х годах, предпочитали держаться от нее подальше.

* * *

Осенью 1943 г. из 34-го полка в другие части и соединения ПВО Москвы были переведены несколько ветеранов. Андрея Шокуна поначалу направили в 12-й гвардейский полк, а затем назначили командиром 178-го иап в Липицах, Николая Мирошниченко – начальником воздушно-стрелковой службы 317-й иад, а Юрия Сельдякова – командиром эскадрильи 736-го иап, где он, как и в 34-м полку, организовал и возглавил «Джаз-Оркестр», пользующийся популярностью у однополчан и успешно участвовавший в смотрах «Красноармейской Художественной Самодеятельности».

Их должности в полку заняли не менее опытные летчики: штурманом-заместителем командира полка стал капитан Виктор Киселёв, а командирами эскадрилий – старшие лейтенанты Константин Букварёв, Сергей Платов и Виктор Коробов.

Урвачёву было присвоено очередное воинское звание капитана, и он до конца года занимался облетом самолетов и световых полей прожекторов, перелетами в Тушино, Павлово, Алферьево, участвовал в летно-тактических учениях. Среди этих полетов:

«29.09.43. У-2. Розыск самолета, 1 полет, 1 час 19 минут, высота 200 м».

Он летал над самой землей, искал и в конце концов нашел место падения истребителя Як-1 младшего лейтенанта Василия Макушина, у которого в учебно-тренировочном полете на вираже обломилась правая плоскость и он врезался в землю. Василия похоронили недалеко от места его гибели в деревне Решоткино – 7 км от Клина.

Однако вскоре и сам Урвачёв попал в переплет, правда, без трагических последствий. Командир полка Александров пригласил в Клин жить у него сестру, мыкавшуюся с двумя детьми в эвакуации в Бугуруслане. Он послал за ней авиамеханика старшего сержанта Волкова, который с подопечными за неделю смог добраться из Бугуруслана до Рязани, где они застряли. Но затем с одним ребенком он все-таки прорвался в Клин.

Александров немедленно направил Волкова с капитаном Урвачёвым на У-2 обратно в Рязань за сестрой, которая осталась в ожидании спасителя на железнодорожном вокзале с ребенком, но без вещей и средств к существованию. Долетели благополучно, однако узнали, что местные власти уже отправили женщину назад в Бугуруслан, где она в соответствии с ее документами и порядками военного времени должна была находиться в эвакуации.

Обратный полет закончился, едва начавшись, в деревне Борки, в 1,5 км от Рязани, где накануне Урвачёв посадил свой У-2, и откуда он с Волковым собирался вернуться в Клин.

О том, что произошло, Александров доложил командиру 317-й иад: «В 7.40 после взлета упали обороты мотора. Высота 1–2 м не позволяла произвести разворот, а также мощность была недостаточна набрать больше высоты. Летчик решил, что препятствие не перетянет, выключил зажигание и дал левую ногу во избежание лобового удара, шасси зацепилось за плетень, а правой плоскостью за крышу».

В результате самолет, плетень и крыша дома, конечно, пострадали, но «экипаж невредим». Правда, по словам летчика, пострадала еще и корова хозяев дома, которая от пережитого стресса перестала давать молоко. Досталось также старшему инженеру полка, который получил выговор за то, что выпустил в полет У-2 с выработанным ресурсом.

Однако жизнь продолжалась. На следующий день для участия в соревнованиях 1-й воздушной истребительной армии ПВО по кроссу, а также в целях повышения физического развития и выносливости личного состава, командир полка приказал провести соревнования между эскадрильями «с захватом всего личного состава» и ежедневно тренироваться девушкам-бойцам на дистанции 1000 метров, а мужчинам – 3–5 километров.

А незадолго до этого в полку произошло то, что случалось не раз, – младший лейтенант Василий Захаров утерял секретную полетную карту. Василий в полете для лучшего обзора открыл фонарь, и поток воздуха вырвал планшет с картой из кабины. На это никто не обратил бы особого внимания, но как раз накануне командующий истребительной армии посвятил свой приказ подобным, не единичным, как он отмечал, случаям и потребовал «принять все меры по предупреждению потери полетных карт».

Поэтому командир полка в приказе по случаю с Захаровым принял «все меры», дотошность которых заслуживает внимания и дословного цитирования: «Командирам эскадрилий показать летному составу, как крепить планшет в кабине, указать, чтобы длина ремня привязанного планшета не позволяла планшету выпасть за борт кабины. Проверить доброкачественность ремней и самих планшетов, неисправные отремонтировать».

* * *

Одновременно начался очередной этап борьбы с заразой, и было приказано «всему летному и офицерскому составу провести прививки против сыпного тифа». Вспомнили и апробированный метод: «Во всех подразделениях проводить ежедневно осмотр на вшивость и один раз в неделю под контролем медицинского состава». Было приказано, как обычно, иметь тетради ежедневных осмотров и журналы регистрации посещения бани.

А в гарнизоне следовало «провести решительную борьбу с грызунами, как переносчиками туляремийной инфекции», для чего очистить территорию от мусора и хозяйственных отбросов и «впредь ее держать в надлежащей чистоте». После принятия мер по борьбе с сыпным тифом и туляремийными грызунами потребовалось призвать к порядку очередного командира батальона аэродрома обслуживания.

Начальник гарнизона начал приказ в канцелярской манере: «Со стороны командира 661-го бао наблюдаются случаи невыполнения моих приказов и приказаний». А дальше нудное перечисление невыполненного: не построен тепляк для ремонта самолетов зимой; не обновлена электропроводка в ангаре; не установлены розетки для переносных ламп; не построено караульное помещение у стоянки самолетов управления. Мелковато, конечно, но для заключительного удара по комбату и это сойдет: «За игнорирование моих приказов командиру 661-го бао майору Шевченко – выговор». Будет знать, кто в доме хозяин.

А настоящему хозяину до всего есть дело, и начальник гарнизона потребовал обеспечить в «продпищеблоках» соблюдение санитарно-гигиенических требований, навести чистоту, убрать мусор, отремонтировать помойные ямы, засыпать, наконец, воронку от авиабомбы у красноармейской столовой и «провести меры для ликвидации мух».

Было только начало осени, а хозяин уже задумался о подготовке к зиме и вызвал начальника коммунально-эксплуатационной части ефрейтора Болтунова для решения вопроса об отоплении домов. Но тот вовремя не явился, и поэтому ефрейтора «арестовать на трое суток с содержанием на строгой гауптвахте».

Командиру бао майору Шевченко тоже было дано задание по подготовке гарнизона к зиме: утеплить помещения, устроить завалинки, отремонтировать печи, вставить стекла и вторые рамы в окнах. Особое внимание уделялось обеспечению комфорта для женщин: «В общежитии красноармейцев-девушек произвести дезинфекцию клопов и отремонтировать крышу. Девушек, работниц столовой перевести в комнату, где ранее проживали младшие специалисты управления полка и в которой отремонтировать печь».

В это время бойцы зенитно-пулеметной роты, которая прикрывала аэродром, начали самочинную борьбу с наступающими холодами – стали разбирать на дрова землянки и огневые позиции малокалиберной зенитной артиллерии. Начальник гарнизона майор Александров тут как тут: «Считать подобные действия как сознательную порчу и уничтожение оборонных сооружений». Приказ: «Командиру <…> роты силами своего подразделения восстановить разрушенные землянки».

Одновременно с этими важными делами майору Александрову, как командиру истребительного авиационного полка, надо было успевать заниматься организацией охраны и обороны воздушного пространства в зоне ответственности вверенного ему полка и с этой целью самому подниматься в воздух на боевом истребителе. Как-никак, война идет.

* * *

В конце года командование приняло решение перевооружить одну эскадрилью 34-го полка на самолеты П-39 «Аэрокобра». В связи с этим в декабре подполковник Александров и одни из самых опытных летчиков полка капитан Киселёв, старшие лейтенанты Букварёв, Тараканчиков и Коробов во Внуково, где стоял 28-й иап, вооруженный «аэрокобрами», освоили этот тип самолета и вылетели на нем самостоятельно.

Под новый год десять «аэрокобр» поступили в 34-й полк, и на одной из них первым поднялся в воздух начальник воздушно-стрелковой службы капитан Урвачёв. За 19 минут он выполнил два полета по кругу на высоте 400 м, и командир полка записал в его летную книжку: «Вылетел самостоятельно на самолете Р-39 (аэрокобра) с оценкой отлично». Следом за ним это проделали шесть молодых летчиков из эскадрильи Сергея Платова, которая и была перевооружена этими самолетами.

Истребители «Белл П-39 Аэрокобра» поставлялись из США в СССР по ленд-лизу. Они отличались оригинальной компоновкой с двигателем за спиной летчика, носовым колесом шасси и с автомобильной боковой дверцей кабины. В США «аэрокобры» якобы из-за низких летных характеристик нашли ограниченное применение, в основном в качестве штурмовиков, а ВВС Великобритании вообще отказались от этих самолетов, и предназначенная для Англии партия была направлена в Советский Союз.

Однако в советских ВВС самолеты этого типа успешно применялись летчиками-истребителями, которые использовали их сильные стороны: высокую скорость и маневренность на малых и средних высотах, а также мощное пулеметно-пушечное вооружение. Так, на этих самолетах летал трижды Герой Советского Союза А.И. Покрышкин и его 9-я гвардейская истребительная авиадивизия. Это подтверждает известную в авиации истину, что из самолетов различных типов лучше тот, в котором лучше пилот.

Вместе с тем неоднозначной особенностью эксплуатации «аэрокобры» было использование смеси спирта и глицерина. Это, а также предосудительное гастрономическое пристрастие стало пагубным для двух бойцов – сержанта Якшанова и младшего сержанта Ивасюка. При заправке этой смесью самолета П-39 они употребили ее «до полного опьянения и, потеряв всякий облик военнослужащего, были отправлены в санитарную часть для отрезвления. <…> За халатное отношение к служебным обязанностям, пьянку и дискредитацию звания младшего командира» Якшанову был объявлен выговор и его портрет снят с Доски почета, а Ивасюк отдан под суд чести сержантского состава.

Тем не менее вскоре в полку объявился умелец-авиамеханик сержант Екимов, который соорудил аппарат для получения спирта из гидросмеси, предназначенной для самолетов. Однажды они вместе с сержантом Харламовым отведали этого спирта, в результате чего означенный сержант Харламов опьянел и не смог нести боевое дежурство. Исход был предрешен: «За расхищение государственного имущества и организацию пьянки, порочащей высокое звание воина Красной армии Екимову объявить строгий выговор». А Харламова, видимо, командир полка посчитал пострадавшим и наказывать не стал.

В декабре, в соответствии с приказом по 1-й воздушной истребительной армии ПВО, в 34-м полку для борьбы с самолетами-разведчиками противника были назначены четыре пары перехватчиков (охотников). Среди них самой звездной по количеству звезд на погонах и бортах самолетов была боевая пара в составе двух капитанов – Киселёва и Урвачёва.

Ведущими других пар стали старшие лейтенанты Тараканчиков, Пантелеев и лейтенант Зуйков. Ведомыми летчиками у них – младшие лейтенанты Шишлов, Коптилкин и Ионцев. Было приказано выделить охотникам лучшие самолеты, оснастив их новейшими рациями, приборами «свой – чужой самолет», авиагоризонтами и радиокомпасами.

* * *

По итогам 1943 г. 34-й полк вновь был самым боевым в составе 1-й воздушной истребительной армии ПВО. На его счету наибольшее количество боевых вылетов – 747, налет – 635 часов и сбитых самолетов противника – пятнадцать. Но на этот раз и потери своих самолетов самые большие – пять. Правда, полк закончил год укомплектованным самолетами по штату: двенадцать МиГ-3, тринадцать Як-1, десять П-39 «Аэрокобра» и У-2. Кроме того, сверх штата в его боевом составе были Як-7, Як-9, И-16, И-153 «Чайка», и вскоре к полку «приблудился» еще один «американец» – П-40 «Киттихаук».

Глава VII
Окончание воздушной войны в небе Москвы и ее итоги

Для ПВО Москвы война на исходе, самолет Ла-5 и снова Ржев

В наступившем 1944 году самолеты противника уже почти не тревожили московскую ПВО. В приказах об итогах боевой работы раз за разом повторялось: «Противник в ответственный сектор полка не заходил. Боевых вылетов не было».

Поэтому, видимо, ослабла и бдительность при несении службы суточного наряда. Как-то январской ночью рядовая Михайлова и сержант Куц, будучи часовыми, в нарушение Устава допустили вплотную к себе проверяющего, не окликнув его: «Стой, кто идет?» Михайлова в это время «находилась в лежачем положении на плоскости самолета» — спала, а Куц – «спал в сидячем положении». Любители неги были примерно наказаны командирами эскадрилий.

Но и летчики из числа молодых и новоявленных офицеров позволяли уже себе заменять воинскую службу светской жизнью. Младший лейтенант Яков Шелехов, вместо того, чтобы согласно приказу в 20.00 заступить на боевое дежурство, до 21.00 просидел в столовой, затем проследовал на концерт, откуда в гости к друзьям-однополчанам, и только к утру следующего дня прибыл на свой пост для сдачи дежурства сменяющему его офицеру. Эти проделки Яши прикрывал другой дежурный летчик, младший лейтенант Иван Лисогор.

Командир полка предал молодцов товарищескому суду чести с вялой оговоркой: «Ограничиваюсь этой мерой лишь потому, что данный факт имеет место впервые, и младшие лейтенанты Шелехов и Лисогор в прошлом являлись примерными офицерами».

Но война для Московской ПВО была на исходе, и командование 317-й иад объявило о проведении в феврале лыжных соревнований. 34-й полк выставил две мужские команды по 11 человек и две женские по 5. В одной мужской команде, которая должна была стартовать на дистанцию 10 км, под № 1 значился капитан Урвачёв, в другой – на 5 км – техник-лейтенант Нарбут. Это главные герои злосчастной истории с нестреляющими пушками и несостоявшимся тараном, случившейся более года назад.

В январе – апреле в летной работе затишье. У капитана Урвачёва полеты только инструкторские, учебно-тренировочные, на буксировку конуса и перелеты в Алферьево, Монино, Чкаловский, Калинин и Ржев. При этом он летал на всех типах самолетов в полку и, как следовало из летной книжки, почти на всех из них был «подготовлен к бою днем, ночью, за облаками, в облаках, на высоте потолка самолета». То есть был готов как летчик-истребитель воевать везде, всегда и на всем. А в полку, как отмечалось, были самолеты Як-1, МиГ-3, П-39 «Аэрокобра» и «россыпь» самолетов других типов.

А еще 1 марта командир полка приказал: «В связи с получением Красного Знамени назначить знаменную группу <…>. Знаменосцем: капитана Платова, ассистентами: капитана Урвачёва и капитана Коробова»

* * *

В полку только эскадрилья Сергея Платова была вооружена однотипными самолетами – «аэрокобрами». В двух других – «каждой твари по паре». Поэтому началось перевооружение полка на самолеты одного типа – Ла-5.

Капитан Урвачёв в течение 13 минут выполнил на этом истребителе два полета по кругу, и подполковник Александров записал в его летную книжку: «03.03.44. Вылетел самостоятельно на самолете Ла-5 с оценкой «Отлично». Следом за ним с оценкой «хорошо» на Ла-5 вылетели Сергей Платов, Виктор Коробов и Константин Букварёв.

Накануне командир полка приказом допустил Урвачёва и этих летчиков, а также Виктора Киселёва «к испытаниям в воздухе самолетов, поступивших с заводов, мастерских или с изменившимися летными качествами», – ныне такие испытания называются облетом, который выполняют наиболее опытные летчики авиационной части.

Одновременно полк начал «избавляться» от самолетов других типов. В марте было приказано два МиГ-3, «непригодные к дальнейшей эксплуатации и восстановлению списать на запчасти», в апреле еще три МиГа «списать по естественному износу и из боевого состава полка исключить <…>. Все годные агрегаты и спецоборудование сдать на тех. склад». И так дальше до полного списания заслуженных ветеранов. Все «аэрокобры» вернули во Внуково, а самолеты иных типов «раскассировались» по другим авиачастям.

* * *

Вскоре эскадрилья капитана Виктора Коробова получила приказ перебазироваться на аэродром Ржев, где в 1941 г. Виктор, будучи младшим лейтенантом в эскадрилье Шокуна, одержал свои первые победы. 10 апреля Коробов на самолете Як-9, летчики его эскадрильи: Ионцев, Захаров и Пономарёв на Ла-5, Коптилкин на Як-9, Моисеев на Як-1 и Козлов на У-2 в сопровождении летчиков из состава звена управления полка капитанов Киселёва и Урвачёва на самолетах Ла-5 взлетели с аэродрома Клин и взяли курс на Ржев – 150 км на запад. Как видно, этот перелет застал эскадрилью в стадии перевооружения.

В Ржеве летчики эскадрильи изредка вылетали на перехват высотных самолетов-разведчиков, но неудачно. В одном из этих вылетов у Афанасия Ионцева на Ла-5 отказал мотор, при вынужденной посадке самолет был разбит, а летчик, получивший тяжелую травму, – списан с летной работы. Но Афанасий, проявив настойчивость, как при атаке противника на запредельной для его МиГа высоте, добился возвращения в ряды пилотов.

Знаменательное событие на аэродроме Ржев произошло 26 мая. Младший лейтенант Коптилкин поднялся на перехват самолета-разведчика Ю-88, которого он атаковал и подбил. Несмотря на полученные повреждения «юнкерсу» удалось уйти, но запись об этом бое была внесена в Журнал учета сбитых самолетов противника летным составом 34-го иап, который, как значится на его обложке, был начат 22 июля 1941 г. и закончен датой воздушного боя Коптилкина.

Через месяц после этого Алексей Коптилки был награжден орденом Красной Звезды, а еще через два месяца суд военного трибунала «за нарушение НПП-38» приговорил его к 6 годам лишения свободы, которые были заменены тремя месяцами штрафбата.

У капитана Урвачёва в апреле вылеты для прикрытия железной дороги и железнодорожной станции, а в мае в его летной книжке сделаны записи о последних боевых вылетах во время Великой Отечественной войны:

«01.05.44. Ла-5. Перехват противника, 1 полет, 38 минут, 4000 метров.

15.05.44. Ла-5. Патрулирование, 1 полет, 25 минут, 7000 метров».

Еще одна запись была сделана в разделе летной книжки «Сведения о награждениях»:

«01.05.44. За участие в героической обороне Москвы – Медаль «За оборону Москвы».

Медаль была учреждена 1 мая 1944 г. 20 июля ее с удостоверением № 000001 вручили Верховному Главнокомандующему Вооруженными Силами СССР И.В. Сталину, а на следующий день с удостоверением № 001702 – начальнику воздушно-стрелковой службы 34-го истребительного авиационного полка капитану Г.Н. Урвачёву. На лицевой стороне медали изображены кремлевская стена, купол здания Правительства, памятник Минину и Пожарскому, танк с группой бойцов и истребители ПВО, патрулирующие над Москвой.

* * *

В мае уже привычное явление: в соседних с гарнизоном населенных пунктах вспышки заболеваний брюшным тифом, дизентерией и во избежание их в воинских частях приказ: «Прекратить увольнение личного состава из гарнизона» и т. д. – всё, как всегда.

И другое, столь же, к сожалению, привычное – воспитание очередного командира батальона аэродромного обслуживания подполковника Зотова. На этот раз поводом послужила объявленная июньским утром учебно-боевая тревога. Командир полка с удовлетворением отметил, что уже через 5–7 минут тринадцать самолетов были готовы к вылету. Правда, отличились бывшие «примерные офицеры» Шелехов и Лисогор. Яша явился к самолету через 37 минут после сигнала тревоги, мотивируя это тем, что его не слышал, а Иван прибыл на боевое дежурство без планшета.

Но негодование подполковника Александрова вызвал личный состав батальона, который «действовал вяло, неорганизованно, оторвано от основной своей задачи – обеспечения полка и только для себя». Он, например, отметил, что «воздушно-кислородные баллоны были подвезены к самолетам только через 30 минут после объявления тревоги, а бензин и бензозаправки не были подвезены совсем. <…> Авторота через 15 минут была приведена в боевую готовность в составе 8 человек. Командир роты отсутствовал».

И самое возмутительное – командир батальона «о готовности бао к обеспечению полка доложил на КП дивизии, забыв о том, что он в оперативном отношении подчиняется командиру полка». Далее приказ: «Довести до всего личного состава батальона, что бао существует для обеспечения боевой работы полка, покончив с самоуспокоенностью, работой на себя и несерьезным отношением к делу». А в конце просьба к командиру 317-й иад «принять меры к командиру 661-го бао об изменении отношений с полком в вопросах подчиненности и обеспечения полка».